Текст книги "Спасти себя"

9. Энджи

Ровно в девять утра в воскресенье раздался звонок мобильника. Звонила Айва, и, узнав об этом, Айзек недовольно проворчал что-то вроде: «не дадут поспать в выходной». Но Энджи подскочила на месте. Айва никогда не звонила, предпочитая телефонному разговору сообщения в мессенджере. Звонок от нее был только один раз, насколько помнила Энджи, в тот день умер ее дядя. Айва его совсем не знала, однако предупредила, что ее дочь тоже должна присутствовать на похоронах. Именно из-за этой ассоциации на звонок матери, сон Энджи мгновенно испарился. Девушка выключила звук мобильника, чтобы не будить мужа и, выбежав из спальни, закрылась в ванной.

– Слушаю, – выговорила Энджи дрожащим голосом, однако быстро пришла в себя, поняв, что даже если умер Гарри, то ей будет все равно. Она его практически не знала. Разве что Айву будет жаль, ведь она его так любила и готовилась к свадьбе.

– Привет, Энджи, – голос матери показался девушке чересчур веселым, – я не разбудила?

Энджи взглянула на ящик с зеркалом, висящим над белоснежной раковиной, и поправила всклокоченные волосы. Без косметики она выглядела еще моложе. Кафельная плитка в ванной жутко обжигала холодом стопы, и Энджи, присев на край ванной, поджала ноги под себя.

– Вообще-то да, мы спали. Что случилось?

– На вечер не строй никаких планов, мы собираемся у нас, будем обсуждать план подготовки, – Энджи почувствовала злорадствующую улыбку матери, – обсудим, сколько будет гостей, выберем место, договоримся, когда поедем за тортом и, главное, за платьем.

Айва восхищенно взвизгнула, показывая, насколько она счастлива, однако Энджи это только злило. Но отказаться она не могла. Не позволила бы себе этого сделать. Лучше от этого никому не будет, и Энджи это понимала.

– Эм… хорошо. Ты за этим звонишь?

– Это важное событие, – Айва мгновенно перешла с голоса ветряной девчушки на голос строгой матери, – хочу, чтобы все было так, как запланировано. Хочу, чтобы все прошло идеально. Поэтому, прошу, не опаздывай. Встреча в пять.

– Да, я приду, – тут же ответила Энджи, разглядывая разноцветные пончики на своей пижаме, – ровно в пять.

– Вот и отлично, – голос матери снова стал милым, – тогда до вечера.

– До вечера, – Энджи сбросила звонок первой, будто боялась, что Айва начнет снова говорить о предстоящей свадьбе и своих мечтах на этот счет. Она рассказала об этом своим подругам при встрече, и те лишь сочувственно ее обняли.

Келли сказала, что если Энджи так сильно не нравится вся эта затея со свадьбой – можно сказать Айве об этом напрямую. Но в таком случае Энджи лишилась бы не только финансовой помощи, но и единственного родного человека, о чем (Келли знала это точно), она бы всю жизнь сожалела.

После встречи в кафе с подругами, Энджи забежала на час домой, выпила кофе и помедитировала перед встречей, настраиваясь на лучшее. Она помнила слова Айзека о том, что, возможно, Айва не специально злит дочь, пытаясь очередной раз ее тыкнуть, а, действительно, делиться радостью, только и всего. Она многого была лишена с самого детства и теперь заслуживает быть счастливой.

Часть души Энджи была согласна с этим, но другая ее часть жутко протестовала. Айва не дала ей материнской любви и поддержки, она не одобряет до сих пор ее выбора, как в одежде, так и в мужчине.

Возле двери матери Айва простояла шесть минут, смотря на часы. Ровно в пять Энджи постучала. Гарри открыл дверь сразу же, словно стоял за ней. Он обнял девушку и сказал, что Айва ждет ее в спальне.

Энджи поправила на себе свободное платье темно-зеленого цвета с поясом на талии. Такие короткие платья (оно Энджи было чуть выше колена) она не носила со школьных лет, но для такого события решила надеть снова. Оно напоминало домашний легкий халатик с длинными рукавами, но девушка любила свободный крой, когда одежда не стесняет твои движения. Взглянув мимолетно в начищенное зеркало в прихожей, Энджи поправила волосы после шапки и поднялась наверх.

– Сегодня ты вовремя, – Айва сидела в белом платье с кружевами, облегающее ее фигуру. Оно было настолько коротким, что Энджи полностью могла рассмотреть татуировку на загорелой ляжке женщины. Она набила китайского дракона, когда они с Гарри ездили отдыхать на восток, и с тех пор будто нарочно пытается всем его продемонстрировать.

Женщина в полулежащем положении расположилась на большой кровати, застеленной белым шелковым покрывалом, листая журнал со свадебными платьями. Она перевела взгляд на дочь, молча оценивая ее внешний вид, а затем улыбнулась:

– Ну, прыгай сюда, – она похлопала по кровати рядом с собой, приглашая Энджи сесть рядом, – сегодня обсудим список гостей и место. Правда, я уже итак знаю, где хочу обменяться кольцами с Гарри.

Энджи оглянула спальню матери. Она уже бывала тут пару раз, и с тех пор мало что изменилось. Стандартная обстановка: кровать в середине комнаты, по обеим сторонам которой расположились две одинаковые прикроватные тумбочки из натурального дерева, напротив туалетный столик с кучей разноцветных флакончиков, каждый из которых стоил не меньше ста пятидесяти долларов и большой белый комод. У Айвы была отдельная гардеробная, в которой Энджи никогда не была, но точно знала, что она есть, потому как ее мать раз двадцать уже говорила об этом.

В спальне вкусно пахло духами и свежестью постельного белья. Энджи аккуратно присела на край кровати, заметив на тумбочке красный ежедневник с ручкой внутри. Айва улыбнулась, сев рядом, и взяла в руки ежедневник, готовясь записывать.

– Я тут вам шампанского принес, – Гарри стукнул пару раз о косяк двери и подал дамам по бокалу с шипящей жидкостью.

– Спасибо, дорогой, – Айва чмокнула мужчину в щеку, попросив его подать лаптоп, а затем выпроводила из дома купить соленых крекеров и фруктов.

– Я набросала список гостей, – Айва открыла документ на лаптопе, и Энджи принялась рассматривать узорчатую рамочку, в которой был целый список приглашенных, – этим я уже отправила приглашения. Свадьбу назначили через месяц.

– Через месяц? – удивленно посмотрела Энджи на мать.

– Да, решили долго не ждать. А затем отправимся в свадебное путешествие на остров Пасхи, там мы еще не были.

– Ну, так… – протянула девушка, – список ты составила. Место тоже выбрала. Зачем я здесь нужна?

– Да, кстати. По поводу места, – Айва пролистала несколько страниц в ежедневнике, поднося ручку ко рту, – я думала на счет Union Hill Inn в Соноре, а потом мне в голову пришла мысль о часовне Энтони в Хот-Спрингс. Хочу, чтобы больше было природы.

Айва торопливо набрала в поисковой строке «часовня Энтони» и повернула экран лаптопа к Энджи, чтобы та просмотрела шикарные фотографии часовни. Девушка кивнула, представляя себя и Айзека, как они держаться за руки, стоя друг на против друга возле священника, она – в белом платье с длинным шлейфом, а он в черном смокинге с бабочкой на шее. Как они дают клятву любить друг друга и всегда быть опорой и поддержкой. И в горе, и в радости.

– Энджи? Что скажешь?

Девушка вздрогнула. Она чувствовала, что вот-вот расплачется от того, что ее мечта исполняется у кого-то другого. А точнее, у собственной матери. А она, Энджи, так и останется жить в съемной квартире и продавать аромапалочки и тяжелых денежных жаб.

– Чудесное место, – вздохнула Энджи, улыбаясь, – прекрасный выбор.

– Естественно, – хихикнула Айва, – я же выбирала, – она разом осушила бокал, – кстати, на счет твоего образа. И не только твоего. Хочу, чтобы преобладал изумрудный цвет. Кстати, тебе подойдет. И да, – Айва пододвинулась к дочери, снова оценивая взглядом ее внешний вид, – платье тебе мы тоже выберем вместе.

* * *

– Так вот зачем она меня втянула в это, – Энджи не успела закрыть входную дверь, как ее злость тут же вырвалась наружу. Взволнованный Айзек выбежал из кухни в клетчатом фартуке, поправляя очки тыльной стороной ладони. Он остановился, наблюдая, как его жена с ненавистью скинула ботинки и плащ в сторону и уселась прямо на полу.

– Все настолько плохо?

Энджи агрессивно кивнула, поднимая голову на мужчину.

– Она меня стесняется. Как же я раньше не додумалась! Она сказала, что мы выберем платье для меня вместе. Я знаю почему. Она считает, что я подберу очередное дерьмо и буду портить свадебные фотографии!

Девушка спрятала лицо за руками и озлобленно выдохнула. Айзек присел рядом, обнимая жену. От него вкусно пахло сыром, помидорами и колбасой. Он готовил пиццу, Энджи сразу догадалась. Она догадалась об этом, как только ушла. Айзек всегда готовил пиццу без грибов (Энджи ненавидела грибы) каждый раз, когда у его жены был или предстоял плохой день.

– Может, Айва хочет лишь помочь. Оплатит тебе такой наряд, который мы не могли бы оплатить. И заодно больше времени вместе проведете.

– Да не хочет она больше времени вместе проводить, – пробормотала Энджи, – она очередной раз хочет меня тыкнуть в мой выбор. Неправильный выбор, по ее мнению. Ты думаешь, я хоть чем-то ей помогала? – девушка показала мужу покрасневшее от негодования лицо, – ты думаешь, я хоть что-то говорила? Айва уже без меня все решила: место проведения и список гостей. Тогда зачем ей моя помощь? У меня ответ только один – она хочет показать, чего добилась она и чего я.

– Энджи, это же твоя мать. Не будь к ней так строга…

– Она ко мне тоже не слишком мягко относится.

– Так скажи ей прямо.

– Не могу. Я знаю, что ей это не понравится. А потом она будет обижаться, а я останусь виноватой. И лучше уж потерпеть сейчас, чем потом извиняться за то, в чем я не виновата.

Айзек ласково гладил жену по руке, а затем перешел на растрепанные волосы. Он чмокнул девушку в лоб, прошептав, что любит ее и всегда будет на ее стороне, а затем ушел доставать пиццу из духовки. Энджи просидела еще несколько минут, слушая, как муж моет посуду, а затем ставит на поднос тарелки и стаканы для ужина, а затем, переодевшись в пижаму, пошла ему помогать.

10. Пэйдж

Пэйдж совсем не нравилось выезжать с мужем и детьми в развлекательные центры только по одной причине: другие женщины. Она вечно обращала внимание на стройных счастливых дамочек с одним, двумя, тремя и даже четырьмя детьми! А их мужья с презрением смотрели на Пэйдж, везущую коляску с орущей дочерью, переваливаясь с боку на бок. Их взгляды говорили: «ты жирная. Совсем не следишь за собой. Посмотри, даже имея трех детей можно выглядеть гораздо лучше. Запустила себя. Свинья. Только и знаешь, что ешь. И как только твой муж до сих пор с тобой?»

Пэйдж опускала взгляд каждый раз, когда им на встречу шла та самая «идеальная семья», а зайдя в игровой зал, старалась смотреть только на своих детей. Но она знала, что это нужно вытерпеть. Ради них – Розы и Роберта. Им нужно общение и развлечение.

Как и всякий раз, после развлекательного центра, вся семья Гроккеров направлялась в буфет. Там они брали горячее, салаты и десерты, а Саймон, вдобавок, заказывал тыквенный суп. Пэйдж нравилось, что мебель там была из красивого дерева, покрашенного в ярко-синий, а на стенах висели картины больших поместий восемнадцатого века с яблоневыми садами.

– Может, не будем каждый выходной сюда ездить? Можно ведь просто посидеть дома, – предложил Саймон, одновременно жуя.

– По-твоему, дети должны выходные за мультиками провести? Это уже слишком, – Пэйдж ела медленно, следя за тем, как Роза размазывает жареный картофель в сметанном соусе по тарелке.

– Не каждый же выходной. А так, иногда.

– Нет, – отрезала Пэйдж, хмурясь. Она сказала это так громко, что женщина, сидящая за соседним столиком с единственным салатом из овощей, повернулась в ее сторону. И Пэйдж тут же притихла, – ты же не хочешь детей детства лишить?

Так всегда говорила ее мать. И Пэйдж, поняв это, тут же замолчала. Ей нравилось проводить время с семьей и видеть счастливые лица Розы и Роберта. Она готова была пожертвовать всем ради этих довольных мордашек. И Келли на подобное заявление возмущенно отвечала, что вовсе не обязательно жертвовать абсолютно всем даже ради собственных детей, это они вряд ли оценят. Но Пэйдж лишь закатывала глаза, ответив, что Келли не может знать, о чем говорит, ведь у нее нет детей.

И тогда их разговор заканчивался. Пэйдж чувствовала небольшое напряжение, исходившее со стороны Келли. Она признавалась себе всякий раз, когда пыталась выяснить причину этого напряжения, что это обыкновенная зависть. Причем в обе стороны. Пэйдж завидовала свободе и внешнему виду Келли, а та, как считала сама Пэйдж, очень хотела любящего мужа и детей. Вот только от этих слов Келли приходила в ярость, заявляя, что ей не нужен мужчина, чтобы чувствовать себя счастливой. Для этого у нее есть она сама.

– Роберт, прекрати болтать ногами, ты заденешь Розу или меня, – шикнула Пэйдж, пригибаясь ниже к столу, словно так ее будет не видно, – Роберт! Я сказала, перестань! Саймон!

– А? – мужчина засунул в рот огромный кусок свинины и с трудом старался его пережевать. Роза шлепнула ладонью по тарелке, и брызги сметанного соуса разлетелись по семье Гроккеров.

– Роза! – выкрикнула Пэйдж, заметив косые взгляды посетителей буфета, и потянулась за салфеткой через весь стол. Саймон потер пальцами в воздухе, прося, таким образом и для себя салфетку. Пэйдж небрежно кинула ее мужу и вскрикнула, почувствовав резкую боль в коленке. Девушка дернулась, хватаясь за стол.

– Роберт! – прошипела Пэйдж. Стол дернулся, и стакан вишневого сока, стоящий на самом краю, полетел вниз и громко разбился. Роза заплакала, стуча ложкой по тарелке. Роберт обиженно надул губы, скрестив руки на груди и еще активнее начал болтать ногами, поглядывая под стол. Саймон все еще дожевывал кусок мяса, наблюдая за происходящим.

– Вам придется заплатить за разбитую посуду, – тихо проговорила проходящая мимо официантка, указывая на осколки, – сейчас уборщица все уберет.

– Да знаю я! – выкрикнула Пэйдж, смахивая рукавом растянутого черного свитера стекающую каплю соуса.

– Миссис, прошу, видите себя прилично, иначе мне придется вас…

– О, Господи!

Пэйдж вскочила из-за стола, громко вздыхая. Она посмотрела на мужа своим самым зловещим взглядом, а затем скрылась в уборной, оставив его с двумя непослушными детьми.

Так было не всегда. Пэйдж вспоминала те дни, когда Роберт был единственным ребенком в семье. Саймон был безумно счастлив, что первым родился именно сын, и первым делом, приходя с работы, бежал к нему, а не на кухню. Хоть мужчина и считал воспитание детей женской обязанностью, все же он частенько проявлял желание побыть с сыном один на один. Например, пока Пэйдж готовила ужин. Роберт рос спокойным милым мальчиком, но с появлением сестры стал неконтролируемым. Саймон искренне верил, что второй ребенок будет таким же паинькой, как и первый. Однако Роза с самого рождения была беспокойным малышом. Это Саймон настоял на рождении второго ребенка, чтобы «им не было скучно» и чтобы «Роберт не вырос избалованным». Но Роберт жутко ревновал родителей к Розе, а потому старался привлечь их внимание всеми возможными ребенку способами.

Пэйдж заперлась в кабинке, сев на закрытый унитаз, и закрыла лицо ладонями, завыв от злости. «Я больше не могу так, не могу, не могу, не могу», – шептала себе под нос девушка, почувствовал теплое прикосновение слез к лицу.

Однажды Келли сказала ей, что один из способов «разукрасить серые будни» – заняться творчеством. И Пэйдж была с этим согласна. Вот только где ей, заботливой жене и любящей маме взять время на это? Когда вокруг столько дел: ежедневная стирка, мытье полов, приготовление завтрака-обеда-ужина. А ведь еще нужно дважды сходить на прогулку, позаниматься с Розой и искупать детей перед сном.

«Когда Роза спит днем», – ответила Лиза, – «лично я ложусь спать вместе с Лией в это время. Но если бы не хотела спать – отлеживалась в пенной ванной или что угодно, только не домашние дела».

Тогда Пэйдж с ними не согласилась, аргументировав это тем, что кроме нее никто не выполнит домашние дела, да и спокойно смотреть на неубранную квартиру, грязные полы или пустую плиту, она просто не может. На этом их разговор был закончен, но сейчас, измазанная сметанным соусом вперемешку со слезами, Пэйдж решила: так продолжаться больше не может. Она не может тянуть все на себе. Она не может каждый день с шести утра до десяти (а то и одиннадцати) вечера кружиться, как пчелка без возможности присесть на диван. Она не может и дальше с завистью смотреть на стройных мамочек на площадке, кидающих на нее осуждающие взгляды. Она не может и не хочет забивать себя.

Пэйдж запрокинула голову к потолку, махая руками, словно так она быстро смогла бы высушить мокрые ресницы. Девушка вышла к умывальнику, кинув взгляд на замученное отражение в зеркале с пылающим красным лицом. Так тоже не может продолжаться. Сколько она будет ненавистно прятать глаза от отражающихся витрин и зеркал, лишь бы очередной раз не портить себе самой настроение внешним видом?

Пэйдж не торопясь умылась, высушила руки горячим воздухом, поправила выбившиеся из хвостика волоски и направилась к мужу и детям. Саймон заказал для них тарелку с фруктами, и те молча жевали ананасы, яблоки, бананы и персики. Разбитого стакана словно и не было: не осталось даже мокрого следа от сока, словно Пэйдж это все приснилось. Увидев жену, Саймон чуть привстал, с тревогой заглядывая ей в лицо.

– Ты как?

– Заедем по пути в художественный магазин, – Пэйдж кинула в рот очищенную дольку яблока, – надо кое-что купить. И да, в свой выходной ты утром забираешь детей, а я хоть раз посплю до девяти.

* * *

Тишина. Пэйдж старательно тихо открыла упаковку с акриловыми тюбиками. Резко пахнуло деревом, когда девушка освободила холст от пленки. Ее мольберт был давным-давно сломан и свезен в родительский дом, но покупать новый Пэйдж не стала. Для этого она попросту приспособила деревянный стул со спинкой. На нем хватило места и для красок, и для трех новых синтетических кисточек разного размера и формы с красивой небесно-голубой ручкой, и для двух мастихинов ромбовидной и овальной формы. Она и палитру брать не стала. Пэйдж натянула целлофановый пакетик на тарелку и туда выдавила все десять цветов, которые шли в наборе.

Девушка удобно уселась напротив чистого холста, размышляя, что же можно на нем изобразить. Она знала, что есть такая практика у психологов – нарисовать эмоции и, наконец, избавиться от них, выплеснуть все, что есть на белый лист. Должно было помочь. Пэйдж аккуратно взяла широкую кисть, словно боялась сломать, и набрала на нее немного насыщенного синего цвета.

В художественной школе много, чему учили: изображать фрукты и овощи, предметы интерьера и человеческое тело с правильным использованием всех параметров и тени. Но Пэйдж остановилась на бабочках. Ей нравилось рисовать мелкие детали на их тонких крылышках, нравилось выводить усики и тонкие лапки. Однако все ее бабочки остались в нескольких альбомах для эскизов в доме родителей. Пэйдж посидела несколько минут молча, смотря в белый холст, а после мазнула на него синюю краску.

Днем девушка не успела закончить картину, пока спала Роза, поэтому вечером, уложив детей спать, тут же побежала заканчивать работу. Теперь вместо плача в ванной, она, высунув кончик языка, вырисовывала красивые изгибы ярких крыльев. Идя спать, Пэйдж с удивлением осознала, что совершенно не думала о нескольких грязных тарелках в раковине, оставшихся после ужина, о не глаженном детском белье и простынях и даже о заготовке продуктов на завтра! Она почувствовала себя настолько легкой внутри, словно, наконец, освободилась от всего груза, лежащего на ее душе.

Пэйдж даже с легкостью улыбнулась себе в зеркало, умываясь перед сном. Как будто выглядеть она стало по-другому. Девушка прильнула к зеркалу, вглядываясь в незнакомое отражение: оно было счастливым.

Провалившись в сон, Пэйдж не заметила, как муж ушел к детям. Он ни сказал и слова в знак протеста, чему девушка была удивлена не меньше. Раньше Пэйдж, убежденной в женских обязанностях, и в голову не пришла такая затея: попросить мужа в его выходной посидеть с детьми, пока она сама продолжает мирно спать. Но теперь, проснувшись сама, просто потому что выспалась, а не из-за истошных детских криков, Пэйдж решила, что частенько будет прибегать к такой просьбе. Она разрешила Роберту не ходить в сад в этот день. Саймон все равно бы не справился с этим хотя бы из-за не знания, что одевать детям, а объяснять все по несколько раз она не хотела. Даже если бы Пэйдж все аккуратно разложила на комоде по стопочкам, подписав, Саймон все равно бы задал сотню вопросов, а после еще попросил бы помочь с двумя капризными детьми выйти на улицу.

Девушка потянулась, раскинув руки в стороны: прекрасное начало дня. И пусть ей сейчас нужно будет снова готовить, убирать и стирать, она не чувствовала себя вымотанной, словно картина ей придавала сил. Пэйдж просидела до двух ночи, вырисовывая девять синих бабочек, летящих наверх, к свету. Но чем ближе они были, тем сильнее таяли их крылья золотой краской, стекающей вниз. Пэйдж практически закончила картину: осталось лишь подписать и покрыть лаком. А на неделе она свезет ее Келли в знак благодарности за идею снова взяться за кисть, будтоо бы та снова вдохнула в нее жизнь.

– Мама! – звонкий голосок забежавшей в спальню Розы, заставил Пэйдж привстать с кровати.

– Доброе утро, крошка. Ну как вы там с папой?

– Холосо.

Малышка ловко залезла на кровать к матери и потянулась поцеловать ее. Пэйдж крепко обняла Розу и заглянула ей в лицо. Девочка была одета в испачканное еще вчерашним пюре платье, волосы растрепанные, на ногах носки разного цвета, а на щеке засохшая красная краска. Пэйдж взволнованно потерла щеку дочери:

– Это что? Краска?

– Да, – закивала девочка, – мы лисовали…

Пэйдж вскочила с кровати, посадив дочь на край. Она выбежала в зал, оглядывая забросанную игрушками зал. Саймон лежал на диване, пялясь в телевизор.

– О, доброе утро. Мы тебя разбудили?

– Где Роберт? Ты дал им мою картину? – Пэйдж бросила бешеный взгляд на мужа, готовая его разорвать.

– Ничего я не давал, – попытался оправдаться мужчина, – Роберт сказал, они нашли краски в шкафу…

– Это мои краски! – Пэйдж побежала в коридор и резко остановилась, раскрыв рот. По всему полу были разбросаны обслюнявленные кисти и мастихины, из раздавленных тюбиков прямо на ковер медленно стекала краска. Роберт сидел спиной к матери, но повернулся от громкого топота. Все его лицо, руки и даже волосы были изляпаны. А бабочки Пэйдж, ее красивые бабочки с синими крыльями, они были намертво замазаны черным цветом.