Текст книги "Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни"

Персонал убрал снег с тротуара перед домом, так что можно беспрепятственно дойти от парадной двери до стоянки многоместных такси “Коннексион”. Но мучительная неопределенность насчет того, с чем ты столкнешься, когда такси доставит тебя к цели, вынуждает большинство торчать дома. У страха глаза велики.

Буря вокруг рыб немного улеглась. Все ждали чего-то, что отвлекло бы от скорбных воспоминаний. И вот, благодаря снегопаду, пронесся слух, что районная администрация повысит плату за парковку. Старики боятся, что посещений станет меньше, ведь их детям придется бросать в счетчик лишний евро.

Не хотел бы я иметь детей, которые из-за одного паршивого евро будут приезжать ко мне еще реже. Когда я за кофе весьма осторожно облек эту мысль в слова, все решили, что мне легко говорить, потому что у меня нет детей и меня все равно никогда никто не навещает.

В этом есть зерно истины. Почти все имена в моем календаре дней рождения помечены крестиком. О двух без крестика я не знаю, живы ли еще эти люди. А кое-кто забыл, кто я такой. Помнят только Эверт да Аня. Гритье и Граме в календаре не значатся. Так что список моих друзей не впечатляет. Либо я сам безвременно скончаюсь, либо меня уморит длинный ряд похорон. Мне предстоят еще максимум пять похорон, не считая тех, на которые я приду из вежливости.

суббота 19 января

Пятница – день гимнастики “Красивые движения”. Старые клуши в нелепых спортивных костюмах шаркают по коридорам, направляясь в “гимнастический зал”. Похоже, дамы забыли всякий стыд, и зрелище это не слишком приятное. Розовые легинсы на тонких костлявых или толстенных распухших ногах, майки в обтяжку на жалких остатках того, что некогда было грудью. Увядание напоказ, витрина уцененного товара. И я, кавалер весьма преклонных лет, туда же, какие уж тут красивые движения.

Место действия – тесный, запущенный зальчик для собраний, где столы сдвинуты к стенкам, а стулья расставлены по кругу. Движение происходит в основном на стульях, чтобы не задеть головы тех, кто ездит в инвалидных креслах. Под веселенькую музыку публика немного машет руками и ногами и кряхтит. И во весь голос сообщает о муках, мешающих выполнять заданные упражнения: “Я не могу, у меня желудок”.

Дальше наступает время для игры в мяч. Скажем так: мяч тут не главное. Главное – голосовые связки зрителей, издающих одобрительные вопли при малейших успехах игроков. Так мамаша неуклюжего сопляка, который после двадцатой попытки наконец-то поймал мяч, хлопает в ладоши и орет: “Вот это дааааа! Мо-ло-дец!!”

Но следует признать, что атмосфера на поле была спортивной. На самом деле вчера я впервые участвовал в подобном мероприятии. И в последний. После выступления инструкторша (“Зови меня просто Тина”) очень настойчиво приглашала приходить на следующей неделе. Но я сразу сообщил ей, что мой приход был единственным и неповторимым.

– Это почему же? – недоверчиво спросила она.

– Потому что вокруг столько женской красоты, что я не могу сосредоточиться на упражнениях. Меня прямо бросает в дрожь. – Я сказал это, не подумав. И только задним числом сообразил, что ляпнул лишнее. И кто меня за язык тянул?

Черт, я чуть сразу не проболтался, где у меня свербит. Начинаю с места в карьер. Может быть, из-за этого дневника.

Тина открыла рот, полный кривых зубов. Сарказм был очевиден, но не настолько, чтобы она могла что-то возразить в присутствии старых клуш. Они считают себя “все еще привлекательными”. С возрастом самооценка быстро понижается. В отличие от детей, у которых она с годами повышается.

воскресенье 20 января

Нам, старикам, кризис нипочем. Согласно расчетам одного солидного института, одинокий пенсионер улучшает свое благосостояние на целых 2 (два!) евро в месяц.

Посеял панику, подняв много шума из ничего, Хенк Крол со своей партией “50 плюс”. Прошлой осенью на выборах его сторонники в нашем доме имели значительный перевес. Он получил бы еще больше голосов, но, к сожалению, многие из наших жильцов имеют зуб на геев.

С другой стороны, господин Хагедоорн голосовал за “50 плюс” только потому, что считал Хенка Крола братом Рюда Крола. Тот же Хагедоорн в свое время интересовался, не приходится ли Наото Кан, бывший премьер Японии, родственником Виму Кану. Люди с быстро растущей пенсией и пенсионеры-досрочники впредь будут получать меньше, но иметь все больше. Впрочем, здесь богатые досрочники не водятся.

Бережливость здешних обитателей достойна изумления. Откладывают даже из прибавки к пенсии, Бог весть для чего.

В прошлом году на один дом престарелых выпали миллионные выигрыши в почтовую лотерею. Многие из победителей до смерти замучились из-за возни с этими деньгами.

Лично я стараюсь разбогатеть прежде, чем помру.

В декабре я выиграл в бинго “Календарь Марии”, из коего узнал, что сегодня, через месяц после самого короткого дня (21 декабря), солнце встало на 11 минут раньше и зашло на 37 минут позже. Надо же. Дело в том, что иногда я страдаю запорами, и “Календарь Марии” висит в клозете. Там же развешены хрестоматийные цитаты из Библии, а также рецепты, афоризмы и анекдоты. Завтра 21 января – день Святой Агнессы, монахини и мученицы, скончавшейся в 304 году. Для вашего сведения.

В газете снова стеб об умственно отсталом парне, прикованном к стене своего оздоровительного учреждения. А почему он там сидел, не написано. Я полагаю, он регулярно съезжает с катушек. У нас в отделении для маразматиков живут старики, которые едва могут стоять на ногах или драться, но лежат, привязанные к койке, и дергаются, как циркач, забывший свой трюк.

понедельник 21 января

Сегодня моей дочери исполнилось бы 56 лет. Я пытаюсь представить себе, как бы она сейчас выглядела. Но все еще вижу, как стекает вода с бездыханной девочки четырех лет, лежащей на руках соседа. Через несколько секунд они приблизятся, и эти секунды не пройдут никогда. Пятнадцать или двадцать лет я вспоминал о них каждый день.

Всем запрещено выходить из дома: метель!

Еще более мрачная новость: у Дёйкера диабет. Дёйкер – сахар, плохая рифма. Началось это давно. Эверт не слишком точно соблюдал предписания врача, и ассистентка доктора очень деликатно дала ему это понять.

– Да, господин Дёйкер, если вы и дальше будете так напиваться, так неразумно объедаться и курить, я, разумеется, ничем не смогу вам помочь.

– Вот незадача. Это как раз те немногие вещи, которые еще придают жизни прелесть, милая девушка.

– Я вам не девушка.

– И не доктор, госпожа ассистентка.

Все же Эверт немного струхнул. Раньше он частенько заглядывал в соседнее кафе, где свел знакомство с одним толстым завсегдатаем. У того был повышенный сахар и вечерняя “норма”: двадцать пять кружечек. После чего дома он принимал на грудь еще парочку стаканчиков виски. Он всегда употреблял уменьшительные формы, чтобы звучало безобиднее. Настал день, когда у этого приятеля почернел большой палец на ноге. Пришлось его ампутировать. Потом еще и еще. Потом ампутировали ступню, потом ногу. Все, что чернеет, нужно убирать, сказали в больнице. Они желали ему добра. Славный был парень, но продолжал пить и курить, и остановить его было невозможно. Некоторое время он приходил в бар на протезе и сидел у стойки, пока не пересел в инвалидное кресло и больше не смог туда приходить. Через два месяца он умер.

Эверт представляет себе страшную картину: его конечности постепенно чернеют, и он попадает во власть докторов и санитаров.

Завтра снова напишу о чем-нибудь веселом.

вторник 22 января

Снова шум из-за платной парковки. Вечно недовольный господин Кёйпер подал в жилищный комитет заявление с требованием учредить в доме платную парковку.

Теперь почти никто не ходит просто с палкой. Зато большинство толкает перед собой этакую колясочку на четырех колесиках, с ручным тормозом и встроенной сумкой для покупок. Если ты устал, можешь на ней посидеть-отдохнуть. Очень немногие ездят на скутмобиле, даже по дому. Такой транспорт занимает довольно много места. И становится все престижнее. Это статусный символ. Дирекция, опасаясь пробок, попыталась всячески ограничить использование ходунков и инвалидных кресел в помещении. Что было встречено в штыки всеми хромоногими. Но когда Кёйпер предложил (в точности как мэрия Амстердама) ввести платную парковку, чаша терпения переполнилась. Кёйпер в самом деле тронулся умом.

Наш приют был построен в конце шестидесятых, когда дети оказались слишком заняты, чтобы забирать к себе старых родителей. Или им попросту стало неохота. И я буду последним, кто покатит на них бочку. В общем, сорок лет назад дома престарелых стали вылезать повсюду, как грибы после дождя. И какой был прекрасный замысел! Каморки площадью аж двадцать четыре квадратных метра, включая санузел и кухоньку. Супружеские пары получали восемь дополнительных квадратных метров, для отдельной спаленки. За двадцать лет в домах дважды произвели косметический ремонт, но они остались слишком тесными. Никто же никогда не принимал в расчет колесного транспорта. В лифте могут одновременно поместиться только два скутмобиля или четыре ходунка. Чтобы их вкатить и выкатить, каждый раз уходит четверть часа. Да еще все ноги отдавишь, пока торчишь перед лифтом, когда людям нужно выйти. Директриса решила вопрос, предоставив персоналу отдельный лифт. Поэтому очереди у остальных лифтов стали еще длиннее. Приходится раньше выходить из дома, чтобы вовремя прибыть к месту назначения? Вам предоставят расписание транспорта.

Я до самого последнего времени пользовался лестницей, но сейчас мне это уже не под силу, и я волей-неволей тоже регулярно стою в очереди.

Если здесь внезапно начнется пожар, все жильцы будут кремированы заживо. Эвакуироваться успеет только персонал.

среда 23 января

Я как бы вскользь справился у доктора, может ли он прописать таблетку, которая кладет конец всем мучениям. Он сделал вид, что не понял. Или впрямь не понял: “Такого лекарства, увы, не существует”. Продолжать расспросы я не рискнул.

Впрочем, мой список мучений произвел на него впечатление: недержание, боль в суставах, головокружение, отеки, экзема. Только он мало что может с этим поделать. Разве что где-то смазать, где-то наложить компресс, здесь пилюлька, там примочка. Он даже нашел кое-что новое: высокое давление. Такого у меня еще не было. Теперь и от него придется принимать таблетки.

Скончалась самая старая обитательница дома, госпожа де Ганс. Правда, она соображала не больше, чем золотая рыбка, и обычно ее привязывали к стулу, иначе она постоянно падала. Но все-таки гип-гип-ура: прожила девяносто восемь лет. Свидетельница Первой мировой войны.

Три месяца назад у нее был день рождения, и советник местной управы прислал ей торт. Как старейшей жительнице округа. Ее усадили за стол, чтобы сфотографировать для местной газетки, но недосмотрели, и в самый неподходящий момент она уткнулась личиком в торт со взбитыми сливками. Роскошный получился снимок. К сожалению, директриса категорически воспротивилась его публикации. Советник, который обожает любоваться своими фотографиями в газетах, прислал новый торт. Но госпожа де Ганс к тому времени уже заснула, и разбудить ее не было возможности. А теперь ее вообще никогда никто не разбудит. Не такая уж большая разница между сном до и после смерти.

Я думаю, что не пойду на кремацию. Вряд ли выдержу.

четверг 24 января

Настроение в доме не улучшается. Уже неделю вокруг лежит снег и дует резкий восточный ветер. Поэтому все сидят дома и злятся, что нельзя выйти на улицу. Короткие ежедневные прогулки и мелкие покупки – это действия, которые, так сказать, скрашивают жизнь. Если они отпадают, остается еще больше времени для взаимной слежки. Нужно же чем-то заполнить день.

Вчера я все-таки попытался подышать свежим воздухом и вышел посидеть на лавочке рядом с парадным входом. Через несколько минут мне через консьержа дали понять, что это непозволительно. Синий от холода старик у двери заведения – сомнительная реклама.

– Вы ведь можете смотреть на улицу в окно.

– Свежий воздух, – только и пробормотал я.

– У вас нос посинел, господин Грун, у вас синий нос.

Господин Хоогдален вот уже несколько месяцев ездит на скутмобиле. Три дня назад его сын, автослесарь, забрал его машинку в свою мастерскую и сегодня утром вернул. В лучшем виде. Подкрылки, широченные шины, навигатор, клаксон, аудиосистема с динамиками и, как вишенка на торте, подушка безопасности. Все это не пригодится, но оттого не менее красиво. Хоогдален, гордый, как павлин, разъезжал на своем инвалидном “ламборгини” по дому. Разумеется, вызывая кислые комментарии завистников, но, к счастью, и явное восхищение. Так и надо: продолжать жить и делать то, что нравится.

После Мамалу, чья кончина вызвала здесь глубокую скорбь, скончалась вторая знаменитость Нидерландов – Эллен Блазер, режиссер ТВ, у которой, между прочим, снималась Соня Баренд. Одна из немногих звезд, известных только по имени. “А как она, собственно, выглядела?” – спросил кто-то вчера вечером за кофе. Никто не знал. И всем вдруг расхотелось на эту тему острить.

Быть может, лучший способ быть знаменитым – признание друзей и знакомых.

В утренней газете поместили некролог Эллен. Интересно, чьи некрологи у них уже заготовлены? Если позвонить в какую-нибудь газету и задать этот вопрос, что они ответят? А еще интереснее, что они скажут, к примеру, Нельсону Манделе, если он вздумает заранее просмотреть свой некролог и кое-что в нем исправить.

пятница 25 января

На этот раз пронесло. Какой-то мопед чуть не сшиб меня с тротуара. Я отшатнулся и в следующий миг во весь рост растянулся на земле.

В таких случаях срабатывает естественный рефлекс: “Делай вид, что все в порядке”. И рефлекс сработал отлично. Я каким-то чудом поднялся, стряхнул снег с куртки и огляделся, не видел ли меня кто-нибудь. К счастью, несмотря на повреждения, я сумел доковылять до дома. При виде меня у консьержа отвисла челюсть.

– Что с вами случилось?

– Ничего особенного. Слегка поскользнулся.

– Ничего особенного? Вы же весь в крови.

Я потрогал то место на голове, на которое он указывал. Оно и впрямь было липким. Вызвали медсестру, она сразу наложила повязку. Дело кончилось тем, что я с окровавленной головой полтора часа проторчал в травмпункте, а теперь с белым тюрбаном на голове торчу у себя в комнате, дабы избежать нравоучений. Все начинают с сочувствия: “Вам очень больно?” Но рано или поздно кончают советом: “В такой гололед нельзя выходить на улицу”. После чего голова моя совсем раскалывается.

Пришел Эверт, подсыпал соли на рану.

– А этот белый тюрбан тебе очень даже к лицу.

Если рассыпная соль окажется в дефиците, Эверт пустит в ход свой персональный запас. В отместку я обыграл его в шахматы. Обычно я стараюсь, чтобы матч закончился вничью: одну игру выигрываю, другую сдаю, но на этот раз я через четверть часа поставил ему мат.

– Травма пошла тебе на пользу, – заметил он. – Во всяком случае, в смысле шахмат.

Я сказал, что завтра обыграю его в бильярд.

– У тебя и впрямь отшибло память, Хенк. Бильярд только через три дня.

Он сравнял счет. А я, как всегда, остался в дураках.

суббота 26 января

В последнюю субботу каждого месяца – вечер игры в бинго. Клюющие носом сонные старики сражаются за жестянку вишневого драже. Председательница жилищного комитета самолично выкрикивает номера. И попробуй только сказать ей словечко поперек. Если выпадет номер сорок четыре, госпожа Слотхаувер непременно произнесет “Сорок четвертый – год голодный” и окинет зал изумленным взором.

Недавно инициативная группа предложила перенести бинго на вечер среды, дескать, в субботу бывает много семейных посещений. Но это неправда. Истинная причина, вероятно, субботние телепередачи. Клуб пения (он по средам) выразил решительный протест и предложил понедельник, но клуб бильярдистов и слушать не захотел. Игроки в бильярд считают более подходящим вечер в пятницу. Это возмутило членов группы “красивых движений”, которые слишком уставали от своей гимнастики, чтобы еще и вечером заниматься утомительной игрой в бинго.

Проведя три заседания, жилищный комитет не пришел ни к какому решению, и тогда наш мудрый Соломон, госпожа Стелваген, постановила: пусть пока все остается по-старому. Отношения между членами комитета заметно испортились. Ножи заточены. Разборки в школах и в интернете давно стали модной темой в газетах и на ТВ, но о разборках в домах престарелых мало что слышно. Считается, что респектабельные старые люди не устраивают разборок. Отнюдь. Проведите здесь денечек и удостоверьтесь, что это далеко не так. У нас здесь имеются настоящие авторитеты. Например, две внушающие страх дамы, незамужние сестры Слотхаувер. Одна из них отвернула крышку солонки, а другая передала солонку своей наиболее беззащитной жертве, госпоже де Леу. И та высыпала соль (с крышкой включительно) в свою тарелку с яичницей. Она с ужасом посмотрела на свое яичко, на пустой сосуд и отвела взгляд в сторону.

– Я здесь ни при чем. Сами виноваты. Вы вообще неуклюжая, – съязвила Слотхаувер, а сестрица ее согласно кивнула.

Понятия не имею, почему они этак себя ведут. Гопожа де Леу, в противоположность своей львиной фамилии, робкая овца. Она (безопасности ради) всегда извиняется за все, что происходит поблизости. Чтобы привлечь внимание к этим издевательствам, кто-то должен сначала совершить самоубийство и оставить записку с ясным указанием на виновника.

воскресенье 27 января

Я пробовал досидеть до конца бинго, но не сумел. Когда разразился скандал из-за пятой премии, упаковки ливерной колбасы ценой в 90 центов, я сказал, что у меня мигрень, и ушел к себе в комнату. Полезная вещь мигрень, всегда убедительна в качестве извинения. Когда я только прибыл сюда и меня еще никто не знал, я сочинил себе головную боль и с того дня много раз ею пользовался. Для этого достаточно немного закатить глаза и потереть лоб. Кто-нибудь всегда спросит, не страдаю ли я мигренями. На это я отвечаю, что “мне нужно прилечь”. И головную боль как рукой снимет.

Я только что вышел из центра медитации. Я заглядываю туда по воскресеньям, когда происходит экуменическая служба.

В одно воскресенье службу ведет пастор, в другое – католический священник. Они оба не бросаются в глаза, потому что почти так же стары, как прихожане. Пастор остроумен. Он принимает Бога с крупицей иронии. Патер – человек старого закала и проповедует ад и вечное проклятье. Большой разницы между ними нет, ведь их вообще трудно понять.

Но имея в перспективе смерть, некоторые обитатели дома все еще упрямо цепляются за веру.

После службы подают хлеб с коринкой и кофе из кофейника.

Вчера был страшный шум по поводу повышения личного вклада в дом опеки. О повышении сообщалось в газетах. “Доплата с учетом уровня имущественных доходов” повышается до восьми процентов от ключевой ставки. А было четыре. Все сказали, что это стыд и срам. Когда Граме спросил, кто внес бы такой вклад, руку подняла только госпожа Брегман. Она думала, речь идет о взносе в объединение жильцов.

У нас тут в основном народ бедный, живет на пенсию и инфляционную доплату.

Забавно, что даже партия пожилых “50 плюс” во Второй палате согласилась с повышением личного вклада. Хенк Крол объяснил почему: “Мы тогда сидели в палате и видели, что все голосовали за, даже социалисты. И элементарно накосячили, заодно со всеми”.

Я зачитал вслух эту цитату из газеты. Кое-кто посчитал, что другие партии должны были предостеречь Хенка.

понедельник 28 января

Утром за кофе я поздравил господина Хоогдалена с его великолепным скутмобилем. Он позволил мне внимательно все осмотреть. Не смог продемонстрировать только подушку безопасности.

Он хочет основать клуб скутмобилистов “Антилопы”. Признался, что название где-то позаимствовал. Я поведал ему, что вообще-то собираюсь приобрести “канту-кабрио”, но должен еще раз все тщательно взвесить. А он со своей стороны пусть подумает, не принимать ли в клуб и владельцев “кант”.

Поначалу я хотел от него отделаться, но потом проникся его энтузиазмом. Пожалуй, это и впрямь очень забавная идея: организовать пробег колясочников. Представьте себе длинный ряд скутмобилей, который медленно движется по бесконечной дороге среди полей. Время от времени какой-нибудь старикан сваливается в кювет.

Два года назад в Генемёйдене попала в аварию какая-то “канта”. (Я храню примечательные газетные вырезки.) Пассажиры погибли.

А самое любопытное, что ему было девяносто шесть, а ей девяносто семь лет! Прямое столкновение с другим автомобилем. Быть может, потому, что доктор не пожелал дать им пилюлю для эвтаназии, кто знает. Пережить две мировые войны и найти свое Ватерлоо в перегревшейся железяке под Генемёйденом. Им вместе было 193 года. Недурно. В газете не уточнялось, были ли они супружеской парой. Возможно, она (как в случае с Тедом Кеннеди в Чаппакуидике) была его любовницей. Пожалуй, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

Что касается газетных вырезок: в пятницу прошло сообщение: 15 тысяч крокодилов вырвались на волю. (Не знаю, можно ли ставить два двоеточия в одном предложении.)

вторник 29 января

Вчера вечером без четверти семь почти все обитатели дома собрались в гостиной перед голубым экраном. “Ох, ах, что скажет Беатрикс в своей юбилейной речи?” Она и впрямь сообщила, что удаляется от дел. Но ее краткая речь вызвала некоторое разочарование. Наивная госпожа Грунтеман все спрашивала, не посетит ли королева теперь какой-нибудь дом престарелых.

В комнате недавно почившей госпожи Ганс срочно проводится уборка, чтобы с первого февраля, в ближайшую пятницу, снова сдать эту площадь внаем. Дело есть дело, деньги есть деньги. Единственной дочери покойницы дано три дня на то, чтобы забрать мамашино барахло и либо выбросить его на помойку, либо сдать в Армию спасения. Не то придется вносить плату за целый месяц.

Она пригласила кого-то по объявлению на “Желтых страницах”. Рекламодатель сообщал, что покупает мебель комплектами по очень выгодной цене. Он приехал, взглянул на обстановку и сразу уехал: “Перевозка обойдется дороже”. Тактичный человек.

Следует признать, что у госпожи Ганс не было ни денег, ни вкуса. Кончилось тем, что дочь взяла на память несколько вещиц, а все остальное бесплатно отдала дворникам. Она умоляла госпожу Стелваген дать ей три дня отсрочки, но не получила ни одного.

– Простите, весьма сожалею, я бы рада вам помочь, но должна придерживаться правил, установленных администрацией, – лицемерно сказала Стелваген.

Нужно спросить Аню, так ли это. Если наш дом сам уладит вывоз мебели, они потом пришлют дочери счет минимум на 580 евро. Даже если там работы всего на час.

Госпожа Ганс перевернулась бы в гробу, узнай она об этом. В гробу, где она пока даже не лежит. Вчера днем можно было с ней попрощаться, так сказать, бросить прощальный взгляд. Жестокий закон джунглей: престарелые либо глазеют сами, либо глазеют на них.

В воскресенье утром все население дома сидело у окон и ликовало, глядя на дождь. Прощай, снег! В воскресенье днем было еще опасно выходить из дому, но вчера ходунки снова заполонили улицы. Признаться, и я с ликованием в душе совершил свои краткие прогулки.

среда 30 января

Я не скрываю своих республиканских симпатий, но и не трезвоню о них. Просто сейчас неподходящий момент, чтобы орать “Долой короля!”. Не то чтобы я ненавидел Беатрикс, но, думаю, ей давно пора немного отступить на задний план. Ей бы почаще заниматься живописью и пореже делать укладку. Эти взбитые волосы всегда меня раздражали. Я бы дал совет ее парикмахеру, но мне не по чину. Газета “Фолкскрант” поместила на первой странице подборку из тридцати фотографий Беа. И ни на одной из прически не выбивается ни единый волосок.

Королеву здесь носят на руках. На журнальном столике лежит “Ворстен” рядом с “Либель” и “Маргрит”. Однажды Эверт засунул между ними номер “Плейбоя”, в порядке эксперимента. Не прошло и часа, как он исчез! Здесь штемпелюют журналы большой черной печатью, так что никому и в голову не придет унести хоть один номер. На “Плейбое” печати не было.

Несколько жильцов заказали на 30 апреля многоместное такси до площади Дам. Как же, без них коронация не состоится.

Сейчас зайду к Эверту. У него приступ подагры, и значит, я должен выгулять собаку, Маго. Согласно Эверту, ум Маго проявляется в том, что при приближении директрисы пес начинает рычать. Как-то раз она пренебрегла рычанием и попыталась его погладить; тогда он укусил ее в руку, точнее говоря, прокусил платье. Кстати, дорогое платье. С того дня отношения между директрисой и Эвертом, мягко говоря, испортились.

Теперь на двери висит табличка “Осторожно, рычание”. Вчера вечером, во время моего первого визита, Эверт уныло сидел в своем кресле. Когда у него приступ, он не пьет, зато без счета глотает пилюли. Когда приступ проходит, все возвращается на круги своя. Я тем временем забочусь о собаке и хозяине. Маго – благодарный пес, а Эверт ворчит, что это все ни к чему.

Он терпеть не может жалости, это у него пунктик. Так что каждый должен держать дистанцию. Он хотел бы видеть на фронтоне нашего дома лозунг, написанный большими неоновыми буквами: “Не ныть!” Я запасаюсь терпением. Делаю несколько покупок, засовываю для него в микроволновку какой-нибудь полуфабрикат и смываюсь. Когда приступ проходит, он всегда является с подарком: пятьдесят тюльпанов, фунт угря, настенный календарь.

четверг 31 января

Поголовно все знатоки королевского дома объявили, что никто не предупредил их об отречении. Два дня подряд только и разговоров, что о Беатрикс – в газетах, по радио, на ТВ и за кофейным столом. Я уж начал мечтать о внезапной катастрофе. Был бы хоть какой-то противовес этому потопу новостей.

Настоящий день рождения Беатрикс – сегодня. Здесь его всегда отмечают томпусами. Или томпузами? Эти эклеры не оранжевые, оранжевые можно купить только в день официального рождения королевы. Некоторые обитатели дома выставляют флаги. Точнее, скромные настольные флажки. Но устанавливать большой флагшток на стене, разумеется, нельзя. Правила однозначны: никаких дырок в стенах. В каждой комнате на определенных местах прибиты четыре крючка для картинок, и хватит с вас.

Господин Эллрой попробовал повесить на такой крючок свою лосиную голову. Она сорвалась и свалилась прямо на сервант. Чайный сервиз вдребезги. Ему не выдали крюк побольше, как он ни умолял. А он так привязан к своему лосю.

– Стоит только начать, – заявил ему управляющий, – и конца этому не будет.

В нашей обители подобный аргумент кладет конец всем аргументам. Как будто, если Эллрой получит большой крюк для своего лося, все жильцы массово развесят на стенах охотничьи трофеи.

Теперь лосиная голова занимает стул. И рога нельзя использовать как вешалку для шляп. Правда, господин Эллрой еще швыряет на них свою шляпу. С небольшого расстояния. Но обычно промахивается. Он тяжело переживает унижение, но всегда сражается с этими ветвистыми рогами. Славный он мужик, жаль, что глух как пень. С ним можно было бы поговорить по душам.