Текст книги "Социально-экономическая теория динамической эффективности"

Люди должны иметь возможность стремиться к достижению личных целей, не испытывая вмешательства со стороны государства. Процесс борьбы за власть и интервенционизм постепенно приводят к моральному разложению. Поведение людей становится все более аморальным и все в меньшей степени зависит от принципов. Наше поведение становится все более агрессивным. Мы стремимся получить власть, чтобы навязать наши желания другим. Это отражается и на нашем поведении в быту; мы все меньше и меньше заботимся о самодисциплине и начинаем преступать традиционные требования морали. Мораль – это автопилот свободы. Распад морали – это еще один пример тлетворного влияния социализма.

Кроме того, чем больше социализма, тем больше теневой экономики и черного рынка. Однако, как говорили восточноевропейцы, при социализме черный рынок – это не проблема, а решение. Например, в Москве при СССР бензин был в дефиците, но все знали, где его можно купить с рук. В результате автовладельцы могли пользоваться своими машинами.

Разумеется, социалистические правительства не могут согласиться с такой критикой. Поэтому они прибегают к политической пропаганде. Они утверждают, что государство вовремя замечает все проблемы и немедленно их решает. Политическая пропаганда ведется непрерывно, систематически, она затрагивает все сферы общественной жизни. В результате попыток государства отразить справедливую критику создается культура этатизма, которая дезориентирует и вводит в заблуждение население. Люди начинают верить в то, что государство решит за них все их проблемы. Это сугубо социалистическое мировоззрение поколения людей усваивают со школьной скамьи, потому что система образования всегда находится под контролем государства.

Пропаганда порождает мегаломанию. Бюрократические органы, государственные чиновники, политики и т. п. не подчиняются логике прибылей и убытков. Плохие производственные результаты и низкокачественный менеджмент не приводят к их изгнанию с рынка. Власти и государственные чиновники подчиняются исключительно бюджетной дисциплине и ведомственным инструкциям. И это не их злая воля (по крайней мере далеко не всегда). Они такие же, как и мы, но институциональная среда, в которой они функционируют, искажает их действия. Их деятельность в рамках государства заставляет их требовать расширения бюрократии и увеличения государственного бюджета, а также доказывать необходимость своей работы. Можете ли вы вспомнить хоть одного чиновника или политика, который по глубоком размышлении пришел бы к выводу, что его министерство бесполезно? Хоть одного бюрократа, который предложил бы своему начальнику ликвидировать его ведомство и вычеркнуть из бюджета соответствующую строку? Такого не бывает. Наоборот, при любых обстоятельствах и в любых правительствах все чиновники считают, что без них обойтись никак нельзя. Социализму присуща мегаломания, и он заражает ей все общество. Один из примеров – культура, превращенная в «культурную политику». Что это такое, прекрасно сформулировал один высокопоставленный евробюрократ в беседе с товарищем по партии, министром культуры одной из стран ЕС: «До фига государственных денег, до фига вечеринок для молодежи и до фига премий для друзей и знакомых».

Социализм приводит также к извращению понятий о праве и правосудии. В классическом понимании право – это не что иное, как набор абстрактных материальных правил, или законов, которые распространяются на всех. Правосудие предполагает, что выносится суждение о том, насколько индивидуальное поведение человека соответствует этим объективным абстрактным законам. Закон слеп. Именно поэтому богиню правосудия Фемиду традиционно изображают с повязкой на глазах. В Библии (Лев 19, 15) читаем: «Не делайте неправды на суде; не будь лицеприятен к нищему и не угождай лицу великого; по правде суди ближнего твоего». Когда мы нарушаем всеобщие принципы права, даже «ради доброго дела» (например, если нас тронула судьба семьи, выселяемой из квартиры за неуплату, или потому, что мелкая кража практически не ощутима для крупного супермаркета), мы наносим огромный ущерб правосудию. Судьи, которые поступают подобным образом, т. е. пренебрегают законом, становятся жертвами пагубной самонадеянности, полагая себя богами. Это фатальная ошибка. Они подменяют право своими личными эмоциями, тем самым поощряя тех, кто стремится разжалобить судей и не заинтересован в отправлении правосудия. В результате любой иск превращается в лотерейный билет, потому что исход дела зависит не от закона, а от того, кому повезет или не повезет в суде. Возникает лавина исков. Перегруженные судьи выносят все более пристрастные решения, а это, в свою очередь, приводит к дальнейшему росту количества исков. Правовая определенность исчезает, правосудие утрачивает свой авторитет.

Разумеется, предоставление судебной системе еще большего количества ресурсов не решит этой проблемы, хотя чиновники требуют именно этого.

Однако самые ужасные последствия разлагающего влияния, оказываемого социализмом, затрагивают сферу личной этики. Для добропорядочных людей социализм очень привлекателен; ведь он обещает, что в случае появления проблем их будет решать государство за счет государственных ресурсов. Разве можно не соглашаться с тем, что это достойная и важная цель? К сожалению, такие представления глубоко невежественны. Государство в принципе неспособно знать, что может понадобиться ему для решения возникших проблем; оно не Бог, хотя некоторые с этим несогласны. Вера во всеведение государства расстраивает предпринимательский процесс и усугубляет проблемы. Вместо того чтобы действовать автоматически, согласно догматическим принципам права, государство действует произвольным образом, и именно это более всего деморализует и разлагает общество. Прекрасный пример – та выходившая за рамки закона борьба с террористами, которую вела Испанская социалистическая рабочая партия (PSOE) в период пребывания у власти. Это была колоссальная ошибка. Принципы (в данном случае принципы права) – это не препятствие, мешающее нам достигнуть желанной цели, а единственно возможный путь к ней. Согласно английской поговорке, «честность – лучшая политика», иными словами, честность – это принцип, который должен соблюдаться всегда. Именно этого не делает социализм, потому что социалистическая модель выбора оптимального сочетания целей и средств основана на том, что руководители чувствуют себя богами; поэтому «оптимальный» план действий предполагает нарушение моральных принципов.

Социализм – это не только интеллектуальная ошибка, но и глубоко антиобщественная сила, так как его ключевая особенность состоит в принудительном ограничении (разной интенсивности) предпринимательской свободы человека, творческого и координирующего начала в обществе. Поскольку предпринимательская свобода – специфическое качество человека как вида, то социализм – это противоестественная общественная система, противоречащая природе человека и его стремлениям.

В энциклике «Сотый год» («Centesimus Annus»; IV, 42) Папа Иоанн Павел II, размышляя над тем, является ли капитализм наиболее подходящим людям общественным устройством, писал: «Если под „капитализмом“ понимать экономическую систему, которая признает важнейшую и положительную роль дела, рынка, частной собственности и вытекающей из этого ответственности за средства производства, а также свободной и творческой деятельности на ниве экономики, тогда ответ, конечно, – „да“». Однако он тут же добавляет: «Но…»*** Почему? Потому что всю свою жизнь папа Иоанн Павел II предупреждал об опасности, исходящей от капитализма, не ограниченного принципами этики, морали и права. Но с учетом того, что его негодование вызывали эгоизм, аморальность и т. п., можно смело утверждать, что подлинный капитализм в самом худшем случае является этически нейтральной социальной системой. На самом же деле система, основанная на добровольном обмене, способствует моральной зрелости и различению добра и зла, в отличие от морального распада, который всегда сопутствует социализму.

И наконец, что же все-таки произошло с социализмом? Потерпел ли он окончательное поражение? Кончился ли он? Исчез ли он с лица земли? И да, и нет. «Реальный социализм» действительно потерпел поражение, но наше общество до сих пор насквозь пропитано духом социализма. Различие между так называемыми «левыми» и так называемыми «правыми» – это различие в степени, хотя в 2000–2004 гг., когда в Испании у власти находилась правая Народная партия, стране удалось сделать несколько шагов к свободе. Во-первых, было отменено рабство XX в. – всеобщая воинская повинность. Военная служба стала добровольной, и это принципиально важное изменение (позвольте мне упомянуть о том, что социалисты были против отмены призыва). Во-вторых, были приняты довольно робкие меры к сокращению налогов и принципиальное решение о том, что государственный бюджет должен быть сбалансирован; кроме того, можно упомянуть о некоторой либерализации и приватизации. Не очень много, конечно; но мы не должны забывать, что большинство из 11–12 млн избирателей Народной партии были фактически социалистами в нашем понимании. Вряд ли правое правительство могло в этих условиях сделать больше.

На самом деле будущее в наших руках: в руках университетских профессоров, интеллектуалов и популяризаторов («торговцев подержанными идеями»). Это мы несем ответственность за постепенное изменение духа эпохи, особенно настроений молодежи, способной выйти на улицу во имя идеалов. Сегодня социализм по-прежнему господствует: правительства западных стран распоряжаются 40–50 % ВВП. Как обычно, наша единственная надежда – на власть идей и на интеллектуальную честность молодых.

Глава 6 Предпринимательство и рыночная теория охраны окружающей среды с позиций свободного рынка¹

В своей научной деятельности профессор Жак Гарелло, чей вклад в распространение идей свободы трудно переоценить, уделяет большое внимание анализу проблем окружающей среды с позиций свободного рынка. Я впервые имел честь встретиться с профессором Гарелло во время семинара, посвященного этой теме, организованного им в сентябре 1985 г. в Экс-ан-Прованс². В связи с этим мне кажется уместным посвятить профессору Гарелло обзор того, как выглядит рыночная теория охраны окружающей среды сегодня, спустя десять лет после этого исторического семинара.

Введение

Рыночная теория охраны окружающей среды³ – это новая дисциплина. Она начала формироваться лишь двадцать лет назад, но уже достигла значительного развития⁴.

Главным достижением теоретиков в этой области стала идея тесной взаимосвязи экономической теории и экологии. Эта взаимосвязь очевидна, особенно в свете того, что экономическая наука в наиболее современном понимании представляет собой теоретическое исследование динамических процессов взаимодействия людей⁵, а экологию можно определить как «науку, которая изучает отношения людей друг с другом и с окружающей средой»⁶. Из этого следует, что две этих дисциплины параллельны, как и объекты их изучения; экономическая теория занимается анализом рынка, понимаемого как децентрализованный стихийный порядок, а экология – изучением и мониторингом экосистем, понимаемых как децентрализованные эволюционные процессы, в ходе которых различные биологические виды стихийно модифицируются и приспосабливаются к конкретным обстоятельствам места и времени, которые невозможно в точности предсказать или полностью познать⁷.

Самое важное открытие рыночной теории охраны окружающей среды связано с существованием стихийных процессов, движимых творческой силой предпринимательства. Эти процессы конфигурируют экономическое и социальное развитие человеческого рода таким образом, что это позволяет нам с уважением относиться к остальным биологическим видам и к окружающей нас природе и координировать свои действия с их интересами. Иными словами, эта теория открыла, что вмешательство человека в природу, породившее проблему загрязнения, поставившее под угрозу существование многих видов и приводящее к истощению природных ресурсов и разорению окружающей среды, вовсе не является неизбежным итогом экономического развития и функционирования рынка и стихийной системы социальной организации, основанной на свободном предпринимательстве, а связано с систематической институциональной агрессией государства, которая препятствует стихийному процессу координации и адаптации, происходящему на рынке в ходе свободного предпринимательства во всех тех сферах, где люди взаимодействуют друг с другом, с другими видами и с природными ресурсами.

Принуждение, права собственности и окружающая среда

Следует подчеркнуть, что проблема деградации окружающей среды с этой точки зрения представляет собой один из наиболее типичных примеров негативного воздействия на мир систематического институционального принуждения, или агрессии, против человеческой деятельности, или, иными словами, предпринимательства⁸. Если в предпринимательство не вмешиваться и не применять по отношению к нему насилие, то оно стихийно порождает набор институтов – устойчивых паттернов поведения. Эти паттерны, с одной стороны, порождаются предпринимательским процессом, а с другой – обеспечивают возможность его функционирования⁹. Наряду с языком и деньгами одним из важнейших социальных институтов, которые, подобно экосистемам, возникают и развиваются эволюционно, децентрализованно и адаптируясь к обстоятельствам, является институт частного права вообще, и контрактного права и прав собственности, в частности. Действительно, если бы творческий результат человеческой деятельности насильственно (противоправно) экспроприировался третьими лицами, а не доставался бы самому действующему агенту, а также регулярно оказывалось, что действия одних людей направлены против других и наносят им ущерб, как это бывает, когда действующий агент не учитывает альтернативных издержек своих действий, то люди нечасто решались бы что-либо предпринимать. В силу этого принципиально важно – и это является одним из элементов институционального фундамента системы свободного предпринимательства – разграничить права собственности по отношению ко всем тем объектам, которые могут в данных исторических обстоятельствах стать редкими (с точки зрения достижения целей). Права собственности, во первых, позволяют интернализировать внешние издержки деятельности¹⁰, а во-вторых, гарантируют каждому субъекту предпринимательства реализацию целей, обнаруженных, созданных и достигнутых им с помощью предпринимательства в контексте правил, установленных правом собственности¹¹.

Если посмотреть на ситуацию с охраной окружающей среды, легко заметить, что именно там, где созданы препятствия для разграничения и/или защиты прав собственности и, следовательно, для свободы предпринимательства, ограниченной традиционными принципами частного права, наиболее ярко проявляются те ужасные последствия разорения и уничтожения природы, о которых так часто говорят ее защитники. Если бы перед нами стояла задача дать теоретическое определение того, что такое деградирующая окружающая среда или окружающая среда, находящаяся под угрозой, то мы могли бы обратить внимание на два типа биологических видов или природных ресурсов. Во-первых, это те ресурсы, которые до сих пор имелись в относительном изобилии, но в силу обстоятельств в данное время становятся редкими (если рассматривать их с точки зрения конкретных планируемых действий). Например, это ресурсы, занимающие промежуточное положение между так называемыми бесплатными благами и относительно редкими (с точки зрения удовлетворения человеческих потребностей) ресурсами, которые в силу своей редкости должны распределяться на основании экономических соображений. Там, где существуют препятствия для разграничения прав собственности на такие «промежуточные ресурсы», как это часто бывает в случае с традиционно бесплатными ресурсами, которые вдруг становятся редкими (как это случилось, например, в XIX в. с прериями Дикого Запада), всегда возникает тот негативный эффект в форме сверхэксплуатации или истощения, который Гаррет Хардин обозначил ставшим общепринятым выражением «трагедия общинных общинных пастбищ»¹². Ко второму типу ресурсов относятся все те биологические виды и ресурсы, которые уже являются редкими, при условии, что государство по каким-либо причинам воспрепятствовало тому, чтобы на них распространялось частное контрактное право и права собственности. Как следствие этого с правовой и административной точки зрения они считаются «государственной собственностью».

Происхождение этих двух типов ресурсов, наличие которых неизбежно приводит к сверхэксплуатации природы, связано либо с привилегиями, которые государство предоставляет отдельным частным лицам и организациям, позволяя им безнаказанно нарушать права собственности других (как во многих случаях промышленного загрязнения, когда загрязнители ограждены от наказания за последствия своих действий в силу неверного понимания государством защиты промышленного развития), либо с ошибочной доктриной «общественных благ»¹³, которую применяют к некоторым редким ресурсам, чтобы оправдать запрет на их стихийную приватизацию, тем самым блокируя предпринимательский дух, необходимый, чтобы правильно их использовать, а также препятствуя открытию и внедрению технологических инноваций, необходимых, чтобы верно определить и надежно защитить соответствующие права собственности.

Охрана окружающей среды и невозможность экономического расчета при социализме

Таким образом, сила предпринимательства уничтожается, а ее энергия и творческий дух искажаются. Кроме того, очевидно, что проблемы окружающей среды представляют собой частный случай, прекрасно иллюстрирующий теорию невозможности экономического расчета при социализме, если понимать под социализмом агрессивную систему, которая более или менее систематически препятствует свободному предпринимательству. Существование особой общественной, или коммунальной, собственности подрывает возможность экономического расчета, основанного на знании существенных фактов, который должен предшествовать решению о размещении ресурсов¹⁴. Без экономического расчета невозможно оценить различные планы действий. Таким образом, если свободному рынку мешают функционировать и права собственности не разграничены, то информацию, необходимую для того, чтобы действовать рационально, создать невозможно. В этих условиях даже наиболее ревностные защитники окружающей среды не могут быть уверены в том, что конкретные меры, за которые они выступают, не спровоцируют еще больший ущерб для природы, чем тот, которого они стремятся избежать. Например, как мы можем быть уверены, что принудительное внедрение на предприятиях, использующих уголь, технологий очистки выбросов от S0₂ (диоксида серы) не породит таких вторичных и косвенных последствий для окружающей среды, вред от которых перевесит пользу от этой меры? Ведь вполне вероятно, что издержки производства и установка обязательных очистных систем (с точки зрения расходования экономических ресурсов и нагрузки на окружающую среду) гораздо выше, чем альтернативные издержки тех решений проблемы загрязнения, которые могли бы быть обнаружены предпринимательским путем, если бы предприниматели могли искать такие решения в рамках системы четко разграниченных и хорошо защищенных прав собственности (например, они могли бы попытаться использовать вместо специальных очистных систем уголь с более низким содержанием серы).

Кроме того, как мы уже видели, распространение правового статуса государственной (общественной) собственности на природные ресурсы не только блокирует рациональный экономический расчет, но и оказывает разлагающее воздействие на предпринимательство, так как создает ложные стимулы для предпринимателей. Очевидно, что если воздух – общественная собственность, это препятствует разграничению прав собственности на него; соответственно все загрязнители вольны загрязнять его в свое удовольствие. Таким образом, у всех предпринимателей возникает стимул к загрязнению воздуха. Ведь в этих условиях те экологически сознательные предприниматели, которые принимают решение об установке очистных систем, несут большие издержки, чем те, кто со спокойной душой загрязняет атмосферу. В результате предприниматели, уважающие природу, проиграют в конкуренции и будут вытеснены из бизнеса. Это превосходное объяснение феномена «трагедии общинных пастбищ», который возникает тогда, когда права собственности плохо определены или недостаточно защищены, а свободное функционирование рынка насильственно ограничено. Дело в том, что если какая-либо сфера объявлена общественной (государственной) собственностью, это означает, что все игроки, действующие в этой сфере, присваивают выгоды от ее использования, но не берут на себя связанных с ее использованием издержек и не несут за них ответственность. Более того, в таких случаях издержки не замечаются и не осознаются; они размываются по всем нынешним и будущим пользователям. А это, в свою очередь, означает, что стимул к нанесению ущерба или сверхэксплуатации увековечивается. Пословица гласит: «Общее – значит ничье». И правда, если сегодня браконьер не убил бизона или слона ради их шкуры или бивней, то он знает, что, скорее всего, завтра это сделает другой браконьер. Общественная (государственная) собственность неизбежно приводит к истреблению слонов, бизонов, китов и вообще любых природных ресурсов, находящихся в общественной собственности.

В том, чтобы отстаивать государственный или общественный статус природных ресурсов, не определяя по отношению к ним прав частной собственности, а регулируя их использование с помощью государственного законодательства, тоже мало смысла. Дело в том, что, как доказала и подробно разъяснила школа общественного выбора, политические системы крайне неэффективны. Решения правительства подменяют свободную сеть добровольных соглашений, от которых выигрывают все их участники (в противном случае они бы в них не вступали), политической борьбой между группами интересов, в ходе которой одни выигрывают, а другие проигрывают (так называемые игры с нулевой суммой). Система государственного управления представляет собой непроходимый законодательный лабиринт, и от этого управление ресурсами становится чудовищно неэффективным: и потому, что оно основано на политическом консенсусе, и потому, что оно произвольно по своей природе, и – самое главное – в силу глубокого и совершенно неустранимого неведения законодателя по отношению к действующим субъектам экономики. Ведь информация о любых сторонах жизни общества и, в частности, информация о биологических видах и природных ресурсах, всегда является эксклюзивной, рассеяной в пространстве, субъективной и плохо вербализуемой; она всегда зависит от конкретных обстоятельств времени и места, и ее может узнать (иначе говоря, обнаружить и истолковать) только отдельно взятый предприниматель в контексте собственной конкретной деятельности. Соответственно эту информацию в принципе невозможно передать контролирующему государственному органу; более того, агрессивное вмешательство государства препятствует предпринимательству, блокируя возникновение информации, необходимой для правильного распределения природных ресурсов и эффективного управления ими. К примеру, каким образом мы можем узнать, какие подгузники наиболее экологичны? С учетом того, что за уборку и переработку мусора отвечает правительство (иными словами, мы финансируем эту деятельность как налогоплательщики), у потребителей нет абсолютно никакой возможности оценить издержки утилизации разных типов отходов, а это означает, что у производителей подгузников нет никакого стимула для выпуска экологичной продукции. То же самое происходит всегда, когда государство вмешивается в предпринимательский процесс, хотя в большинстве случаев мы этого не осознаем¹⁵.