Электронная библиотека » Хэйлоу Саммер » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 28 декабря 2021, 23:54


Автор книги: Хэйлоу Саммер


Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Хэйлоу Саммер
Принцесса пепла и золы

1

Я вовсе не добра. Быть может, мне следовало бы держаться скромнее и смиреннее, дабы судьба наградила меня феей, которая окажется благословением всей моей жизни, но нет, мне не удалось вытянуть этот счастливый билет, да и я, наверное, не заслуживаю ничего лучше. Вот она, моя фея, стоит и плачет, потому что я отвергла ее подарок – приглашение на бал от самого наследного принца.

Разве я не говорила ей, что мне нет никакого дела до этого нелепого кронпринца? Что, когда еще был жив мой отец и мы принадлежали к самым богатым и уважаемым семьям этой страны, я была приглашена на его восьмой день рождения? И что принц плакал, размазывая по лицу сопли, потому что глазурь на его праздничном торте была не голубой, а желтой?

С того самого дня я не перевариваю этого нытика. И не пойду на бал, на котором он собирается выбирать себе невесту. С тем же успехом я могла бы отправиться в Запретный Лес, надеясь, что какой-нибудь вампир найдет меня там и высосет всю мою кровь. Нет, спасибо. Как-то не хочется. Прости, добрая фея.

– Но я вижу это в твоем будущем! – кричит она сквозь слезы. – Ты будешь носить корону!

– Давай вот без этих предсказаний! С чего бы мне надевать себе на голову такую тяжелую, неудобную штуковину? Она мешает ездить верхом, летать и даже ходить, если на то пошло. По-моему, с короной на голове ничего невозможно делать нормально!

– Ну, ходить ты, скажем, можешь и без короны, – говорит моя фея. – Но как ты собираешься ездить верхом, а тем более летать? Лошади твоего отца, если мне не изменяет память, были проданы, а твой дракон – конфискован по причине повышенной злобности.

– Моя мачеха оклеветала его!

– Он ее укусил.

– За дело.

– Что вряд ли заинтересует королевских служащих, которые расследуют это дело, – парирует моя добрая фея. – Драконам нельзя кусаться, иначе они представляют опасность для общества.

– Мы как-то слишком часто говорим на эту тему, – устало отмахиваюсь я.

Меня всегда раздражает, когда кто-то принимается обсуждать моего дракончика. Он – прекрасный представитель рода линдвормов с маленькими золотыми крылышками. Папа привез его из путешествия, когда мне исполнилось всего пять лет. Я назвала его Львиное Сердце. Не потому, что он обладал храбрым сердцем настоящего льва: вообще-то мой линдворм был застенчивым и боязливым (скорее уж Заячье Сердце). Зато у него восхитительная золотистая грива, развевающаяся вокруг головы. Мне было шесть, когда впервые полетела на нем. Я выросла на этом животном, а теперь даже не знаю, где он и как у него дела. А все благодаря мачехе!

– Будь ты невестой наследного принца, могла бы вернуть своего дракона, – говорит моя фея. Никогда бы не подумала, что она может быть такой хитрой и коварной. – Королевские служащие наверняка закроют глаза на подобные мелочи, если дело будет касаться того, чего желает сердце будущей королевы!

– С такой стороны я на это еще не смотрела, – размышляю вслух. – Я могла бы притвориться, что действительно хочу выйти замуж за этого бедолагу, вернуть себе моего дракона, получить множество щедрых даров, а потом, незадолго до свадьбы, махнуть через границу в Кинипетскую Империю, где навсегда останусь свободной и независимой. Хорошая идея!

– Нет, я вообще не это имела в виду! – возмущается моя добрая фея. – Вот увидишь: он очаровательный мальчик, красивый, как с картинки. Кроме того, приглашение на бал – не гарантия брака. Ты будешь не единственной, кто захочет его завоевать.

– А еда там будет?

– Нет.

– Что? А как насчет буфета с дорогими деликатесами? Или шампанского в хрустальных кубках, которое льется рекой?

– Ну, игристое вино, может, и будет. Не факт, что самое дешевое, но тебе стоит иметь в виду, что на бал прибудут все незамужние молодые женщины страны, а дела в королевстве идут неважно. Император требует от короля слишком много пошлин, и наша страна фактически борется за выживание. Поэтому наш король никак не может оплатить реки шампанского для нескольких сотен гостей!

– Минуточку… ты только что сказала, что на бал прибудут все незамужние девушки королевства?

– Да. Он хочет познакомиться с каждой из них и совсем не против сочетаться браком с девушкой из простой семьи. Разве это не романтично?

– И у тебя хватает смелости преподнести мне этот дрянной, безвкусный пригласительный билет как огромное достижение? Несмотря на то, что эту штуковину получает каждый?

– Не каждый. Каждая. Хотя Королевский Совет достаточно непредвзят, лишен предубеждений и внес предложение, чтобы из соображений равноправия и в знак терпимости были приглашены и все неженатые юноши королевства. Но в итоге приняли решение ограничиться девушками. Из соображений затрат, ну и чтобы не выставлять наследного принца в ложном свете.

– Почему это в ложном? Я даже зауважала бы кронпринца, выбери он себе в невесты юношу! Это было бы смело. Но этот хлюпик никогда не отважится сделать нечто подобное, потому что в противном случае придется пойти против ветра, а это существенно испортит ему прическу.

– И кроме того, ему нужен наследник престола. Во времена, когда ежедневно приходится опасаться, что Кинипетская Империя аннексирует нас и объявит одной из своих провинций, должна быть обеспечена преемственность, иначе никакого толку.

– Чем дальше в лес – тем больше дров! То есть я должна не только выйти замуж, но и сразу же забеременеть?

– Дитя!

– Я уже не дитя! Мне семнадцать, а значит, достигла магического совершеннолетия!

– По старым правилам.

– Которые – абсолютно безоговорочно – относятся ко мне. За новые законы я не голосовала.

– Потому что ты еще не достигла совершеннолетия.

– А по старым правилам уже.

– Но они упразднили их еще год назад, – нетерпеливо возражает моя добрая фея. – Кроме того, ты отвлекаешься от темы. Так вот, моя дорогая: я перехватила это приглашение у почтальона еще до того, как оно попало в руки твоей мачехи. Затем, с мудрой предусмотрительностью пропитав его огнестойким заклинанием, тайно опустила письмо обратно в почтовый ящик с другими приглашениями, где его и нашла твоя мачеха!

Она смотрит на меня с ужасно торжествующим выражением лица. Как будто совершила подвиг!

– Понимаю, – говорю я. – Она сожгла письмо, а ты выудила его из пепла – естественно, невредимым – чтобы сейчас передать мне.

– Это было совсем не просто! Ведь надо же было создать иллюзию, что оно действительно горит!

– И ты думаешь, что я могу вот так просто улизнуть отсюда в день бала? В бальном платье, которого у меня нет, на карете, которой у меня тоже нет, чтобы предъявить у входа в замок мое с таким трудом завоеванное приглашение и забрать своего принца?

– Да.

– Да? – недоверчиво переспрашиваю я.

– Мы как-нибудь справимся. Доверься мне!

– Если бы там хотя бы была еда…

– Взгляни на это с другой стороны. Хотела бы ты, чтобы одна из твоих сводных сестер однажды стала королевой?

– Каждая из этих двоих стоит принца.

– Но заслуживает ли стать королевой?

Моя фея говорит это осипшим голосом, и последнее слово звучит на самой высокой ноте. Конечно, она права: это было бы катастрофой. Вы только представьте себе их детей: воющих злобных существ с огромными прыщавыми носами и круто завитыми кудряшками цвета моркови. Такого не захочет ни один подданный.

– Так мы согласны? – с надеждой спрашивает она.

Где-то же у меня должно быть сердце. Что-то ведь колотится в груди, когда я злюсь, и что-то болит, когда моя фея несчастна. Наверное, иногда она ругается, совершенно тайно, про себя, что должна заботиться именно обо мне. «По крайней мере, ты хорошенькая!» – заявила она в первый же день нашего сотрудничества, после того как мы ужасно сильно накричали друг на друга, а я пришла к выводу, что могу обойтись без такой феи, как она. Из-за чего мы тогда поссорились? Ах да, она хотела, чтобы я вымыла руки перед едой. Потому что они были черными.

Ясное дело, они были черными: в конце концов, моя мачеха просто обожает заставлять меня часами чистить камины по всему дому. А когда, уставшая и разбитая, я поднимаюсь в свою комнатку в башне, где жутко сквозит и протекает крыша и которую мне приходится делить с крысами, пауками, голубями и летучими мышами, мне только и хватает сил, чтобы дотянуться своими грязными руками до черствого куска хлеба с заветренным жестким сыром, который представляет из себя всю мою вечернюю трапезу.

В тот раз я одержала победу, а она в слезах выбежала из комнаты, так и не достигнув успеха. Но перед этим она произнесла ту памятную фразу: «По крайней мере, ты хорошенькая!». И тогда я впервые поняла, что в этом что-то есть. Раньше я никогда не думала о том, как выгляжу. Я просто была собой. Но с того дня действительно начала надеяться, что и в самом деле весьма недурна. Потому что больше мне похвастаться нечем.

Это случилось четыре года назад, вскоре после моего тринадцатого дня рождения. Ведь на тринадцатый день рождения девочкам в нашей стране присваивается добрая фея – не всамделишная, настоящая фея, а магически одаренная женщина, которая получила звание «Фея» в Академии. В своей я была безмерно разочарована. Я подозревала, что этот унылый, ограниченный экземпляр для меня выбрала мачеха, но моя фея клялась и божилась, что моей благодетельницей ее назначила независимая комиссия.

А еще мне известно, что моя фея получила собачье свидетельство в Академии Фей, и отборочная комиссия ей совсем не доверяла. Она уже почти ушла с пустыми руками, оставшись совсем без подопечной, но потом они откопали меня: Клэри Фарнфли, неудачницу, чья мачеха не заполнила и не подала формуляра, потому что вообще не приемлет магического обычая и категорически отказывалась от любой опеки фей, даже для собственных дочерей.

Служащий королевской администрации заметил ошибку, заполнил формуляр и отправил его в отборочную комиссию. Вот так мы и нашли друг друга: фея-крестная и я. Какое счастливое стечение обстоятельств!

– Ты позаботишься о платье, экипаже и обо всем остальном, что нужно для бала? – спрашиваю я. – Справишься?

– Сделаю что смогу.

– Ладно, – великодушно говорю я. – Тогда я согласна.

Фея поправляет остроконечную шляпу, которую всегда носит на голове и которую с помощью магии наделила голубоватым мерцанием, чтобы выглядеть как настоящая фея (чего, однако, так и не добилась).

– Ты странная подопечная, – не может удержаться она от комментария. – Любая другая девушка в твоей ситуации была бы вне себя от радости, что может отправиться на бал. Тем более – туда, где она может влюбиться и тем самым избежать своих страданий.

– Зачем избегать? Мне и так хорошо!

Моя фея приподнимает брови, критически оглядывает мою обшарпанную башенную комнатку и направляется к двери.

– Пересмотри это убеждение, – советует мне она. – Потому что оно неверное.

– Спасибо за совет.

Она открывает дверь, что требует некоторых усилий, потому что петли заржавели и погнулись, и из-за этого дверь скрежещет по полу и издает жуткий лязг.

– Тогда я приду в день бала – ближе к вечеру. Или я могу понадобиться тебе раньше?

– Нет. В день бала – то, что надо.

– Хорошо.

Она трижды кивает, словно чтобы движением головы выгравировать дату нашей следующей встречи на невидимой гранитной табличке в своей памяти, и приступает к той кропотливой работе, что представляет из себя закрывание моей двери.

– Призрачных желаний, дитя мое! – по традиции восклицает она на прощание.

– Возблагодарим призраков, добрая фея, – послушно, следуя той же традиции, отвечаю я, дабы не причинять ей больших огорчений.

Дверь наконец захлопывается. Для того, чтобы ее закрыть, приходится приложить немало усилий, но в последний момент все происходит слишком быстро, так, словно капризные петли решают сыграть с тобой злую шутку. Тогда дверь всем своим адским весом летит прямо в лицо, чуть не опрокидывая тебя навзничь. Сколько синяков я уже от нее заработала! Но крика боли я не слышу – только мягкое, торопливое постукивание ног феи по лестнице. Она рада, что сбежала от меня!

2

Это почти невыносимо. С тех пор как мы получили эти дурацкие приглашения, моя мачеха и сводные сестры просто посходили с ума. Они в предвкушении славы, почета и богатства – то есть всех тех удобств и привилегий, коих им так не хватало после смерти моего отца. Мачехе было невдомек, что богатый уважаемый торговец, за которым она приехала сюда в Амберлинг из далекой страны, играл в рискованные игры. Каждый раз, возвратившись из путешествия, тяжело нагруженный экзотическими товарами, он расплачивался с долгами, жил несколько месяцев в свое удовольствие, а потом снова отправлялся в путь. Когда его корабли покидали гавань, он снова был по уши в долгах, но его совершенно это не заботило, потому что верил, что вернется не с пустыми руками.

К сожалению, он ошибся. Вскоре после моего двенадцатого дня рождения в наш дом пришло короткое сообщение, информирующее о том, что флот моего отца был атакован пиратами и уничтожен. Те немногие из его людей, что выжили и спустя несколько месяцев вернулись в Амберлинг, заверили мачеху, что мой отец героически сражался, но был убит лысым одноглазым пиратом двухметрового роста, сабля которого проткнула отцу грудь.

Особого интереса у мачехи это не вызвало. Она выходила замуж за богатого человека, – вот что для нее было важно. Но теперь, чтобы выплатить накопившиеся у различных ростовщиков долги, ей пришлось продать все земли, торговые дома, магазины, экипажи, лошадей и лодки. Остались только роскошная усадьба за городом и ежемесячный доход от доли в руднике где-то в Фишлаппе, где добывали волшебный магнезит.

Слуги, горничные, повара, кухарки, садовники, кучера и конюхи были уволены, а мою одежду, драгоценности и ценную мебель, лампы и ковры со всего мира, превращавшие мою комнату в царство грез, мачеха выставила на аукцион у самого эксклюзивного торговца антиквариатом в городе. Все заработанное она вложила в обучение двух своих дочерей – Этци и Каниклы. А мне пришлось бросить школу.

– Ты можешь учиться и дома, а твои сестры всегда поддержат и помогут, если их, конечно, вежливо попросить.

Это утверждение содержало сразу три неразрешимых противоречия. Во-первых, мачехе следовало знать, что я никогда и ни за что не захочу ни о чем упрашивать кого-то другого, в особенности – ее противных дочерей. Во-вторых, уже тогда я была намного образованнее моих несказанно ленивых сводных сестер, деньги за обучение которых тратились в самой дорогой школе Амберлинга. И в-третьих, к тому времени меня уже давно препроводили в мрачную башенную комнату и назначили горничной, что должна с раннего утра до позднего вечера горбатиться в доме и саду, чтобы сделать все то, что от меня требовали. И как прикажете в таких условиях учиться?

Да, со смертью отца моя судьба приняла совершенно несправедливый поворот, но кроме меня, это никого не интересовало. Это было связано еще и с тем, что за свою такую короткую, такую праздную жизнь, отец не только не приобрел друзей, но и нажил множество врагов. Орден Благодетельствующих Добрых Душ, Клуб Материнских Сердец, Шкатулка Бедняков и народная организация «Хлеб Вместо Пирогов» – все те люди, что могли позаботиться обо мне, были очень недовольны моим отцом, ибо он никогда ничего не жертвовал и не упускал случая посмеяться над неутомимыми милосердствующими.

Признаюсь, мой отец совершенно не был героем в этом отношении. И когда его вдова стала не такой богатой, как раньше, и, правду сказать, слегка забросила ребенка мужа от первого брака, никто не чувствовал себя обязанным прийти мне на помощь. У меня имелась еда и крыша над головой. В Амберлинге было много детей, которые не могли сказать о себе и этого. Сколько пятнадцати– и шестнадцатилетних подростков выходят в море в качестве лучших галерных рабов, позволяя эксплуатировать себя, чтобы хоть как-то выжить? Видно, у меня еще не все так плохо.

Остается вопрос: почему я до сих пор не взбунтовалась? Почему не сопротивлялась, не вопила от ярости, не размахивала кулаками, не царапалась, не пинала своих сводных сестер и не испортила удовольствие мачехи своим услужением, снабдив ее лучшее вечернее платье восхитительным узором из дыр или подмешав остатки рыбы, что ела на ужин, в утреннюю кашу ее дочерей?

А вот и ответ: я делала все из перечисленного, потеряв тем самым последнюю каплю доброжелательности и милосердия, что могли мне достаться. Моя неродная мать уверилась, что я – мерзкая неблагодарная фурия, а сестры, которые раньше отдавали мне надкусанные улитки с изюмом или дарили те свои заколки и шпильки для волос, что собирались выбросить, с тех пор перестали даже заговаривать со мной.

В наказание я провела в погребе, куда сваливали уголь, целых три дня, и все это время пребывала в паническом страхе за своего дракончика Львиное Сердце, потому что мачеха грозилась отдать его мяснику. До этого она безуспешно пыталась продать его в качестве верхового животного, но, к счастью, благодаря его застенчивости и неприязни к незнакомцам, – неудачно. Однако тот, кто имеет непреодолимое желание сбыть с рук дракона – не важно, по какой цене, живым или мертвым, – рано или поздно найдет покупателя. Где-то ведь в этом мире должны быть места, где салями из линдворма считается национальным блюдом.

Когда я снова вышла на свет божий из угольного погреба, обескураженная и удрученная, утомленная борьбой и черная с ног до головы, Львиное Сердце, довольный и невредимый, стоял на лужайке перед домом, выискивая в мокрой траве насекомых.

– Если желаешь, чтобы так и оставалось, – сказала моя коварная мачеха, – то постараешься в дальнейшем держать себя в руках.

Я взяла себя в руки. Не только ради Львиного Сердца, но и потому, что сознавала всю безнадежность своего сопротивления. Дальнейшими попытками саботажа я только усложнила бы себе жизнь, к тому же – и это служило мне самым большим утешением – конец моим невзгодам был близок. Еще при жизни отец завещал мне небольшой сундучок с золотыми монетами, который, несмотря на все попытки мачехи любыми путями заполучить золото, был сохранен. Надежно запертый в хранилище под замковой горой, сундук ждет, когда наш семейный адвокат передаст его мне в день моего совершеннолетия, то есть, согласно закону, в день, когда мне исполнится восемнадцать.

И вот я встала под знамена своей мачехи, гордо и невозмутимо принимая то, что она и сводные сестры называли меня Золушкой и делала все, что мне поручали. Я воздержалась творить дальнейшие пакости, исходя из мудрого понимания, что моя семья сумеет стать несчастной, даже если я не приложу к этому никаких усилий.

Этци, старшая из моих сводных сестер, на каждом вечере в нашем доме читает такие дурацкие лекции, что после, вероятно, весь город неделями только об этом и судачит, а Каникла за последние пять лет утроила свои размеры, потому что с утра до вечера, а может, и полуночи, занимается тем, что запихивает в себя сладости и пикантную жирную выпечку. Меж тем даже при подъеме по лестнице на второй этаж ей приходится трижды останавливаться, иначе она просто упадет в обморок от перенапряжения прежде, чем заберется наверх.

Я уже довольно давно наблюдаю, как моя мачеха, одинокая и недовольная, поздним вечером, чаще всего за полночь, ходит взад и вперед перед камином в дамском салоне. С моим отцом она была счастлива. Прежде она считалась поразительной красавицей, желанной гостьей на каждом вечере и в каждом салоне, женщиной, наделенной умом и остроумием, с таким же стремлением и умением праздновать и веселиться, что и мой отец. Оба они умели произвести впечатление, с этой парочкой любили общаться.

Но после смерти отца всему этому пришел конец. Горечь потери отразилась в чертах лица моей мачехи, и с каждым годом она, кажется, стареет на добрый десяток лет. Заклинаний против морщин и для цвета кожи и волос уже не хватает, чтобы придать этой женщине свежий и естественный вид. Расцвет ее уже миновал, а денег, поступающих из рудников в Фишлаппе, становится все меньше.

И мне было бы почти жаль ее, по крайней мере, хоть чуточку, если бы два месяца назад мачеха не приказала двум блюстителям порядка увезти моего дракончика. Львиное Сердце укусил ее, когда, размахивая топором, эта женщина попыталась не дать ему съесть ее розы. На самом деле, моего дракона интересовали не розы, а маленькие червячки, которые угнездились в бутонах цветов после затяжного дождя, но, так или иначе, результат был разрушительным.

Львиное Сердце уже разорил половину розовых кустов, когда моя мачеха в ярости набросилась на него с топором, чтобы помешать дракону уничтожить вторую половину. Тот молниеносно развернулся, уклонился от топора и впился зубами ей в ногу. Истошно завопив, она упала, и ее голос сиреной пронзил спокойствие раннего утра. Я тут же послала за доктором, и тот зафиксировал серьезную травму. Зубы Львиного Сердца были не сказать чтобы самыми чистыми, а посему существовал риск опасного для жизни воспаления. Доктор с готовностью засвидетельствовал моей мачехе, что драконы вроде моего опасны для общества, и вскоре после этого Львиное Сердце забрали.

– Я замолвлю за него словечко, если ты не станешь устраивать сцен и будешь и дальше вести себя разумно, – сказала мне в тот день мачеха. – В противном случае… – Тут она провела пальцем по горлу, и я все поняла.

Словечко, которое мачеха собиралась замолвить за моего дракона, я жду по сей день. Мне известно лишь то, что он жив и находится за границей, в лагере для опасных нечеловеческих существ.

Так вот, о чем это я. С тех пор как Этци и Каникла получили приглашения на бал, их словно подменили. Этци заказала себе тонны модных журналов и теперь пристает буквально к каждому с разговорами о способах повязывания поясов, полированных костяных пуговицах, плетеных сверкающих нитях, драпированной и жатой тафте, тканях с узором из цветочных бутонов, ромбов или дубовых листьев, мягком или жестком лифе, вырезе декольте (или лучше – с высоким воротом, он ведь более элегантный?), отделке жемчугом, символическом значении аппликаций, о том, использовать ежевичный цвет или нет, ведь это же, в конце концов, цвет Империи, но больше всего ее занимает пикантный вопрос о том, как быть с разрезами на нижних юбках, которые только что вошли в моду. Будет ли нечто подобное на балу желательно или же окажется под запретом? Этци не знает, и это заставляет ее сильно нервничать.

Каникла же придерживается строгой диеты: до бала она непременно хочет потерять половину своего веса, что, на мой взгляд, совершенно невозможно, однако мать поощряет ее в этой затее и каждый день подает дочери зеленые листья, украшенные коричневыми листьями, в маринаде из черных листьев. Мое жестокое сердце смягчается, и я едва не начинаю рыдать, когда Каникла с выражением смертельного презрения на лице запихивает в себя этот салат, который, как утверждает ее мать, сделает девушку стройнее и обуздает ее аппетит. Я задаюсь вопросом, мучила ли мачеха меня когда-нибудь так, как в эти недели перед балом – Каниклу, и прихожу к выводу: нет, по-моему, ничего настолько ужасного со мной она не делала!

Раздается звон дверного колокольчика, и я со всей своей натренированной скоростью несусь открывать для гостя дверь. Это портной с ворохом бальных платьев, которые, конечно, еще можно переделать и адаптировать к предпочтениям уважаемых дочерей, как он многословно объясняет, входя в салон.

Моей мачехе чрезвычайно трудно держать под контролем своих уважаемых дочерей, потому что они обе тут же бросаются на принесенные платья и вырывают друг у друга из рук невесомые нежные ткани.

– Это мое! – кричит Каникла. – О, этот цвет, этот воздушный душистый тюль!

– Поросячий розовый для моей сладенькой марципаночки! – восклицает Этци с наигранной, фальшивой нежностью. – Безусловно, это как раз для тебя, Ники!

– Ну… – начинает портной, но замолкает, не зная, как повежливее выразиться. Если Каникла попытается натянуть розовое платье с широкой пышной юбкой через голову, оно обязательно туго стянет ее грудь, и если ее не стошнит, то уж наверняка сдавит так, что она не сможет даже вздохнуть. А позднее, когда Каникла попытается снять этот наряд, тонкая ткань непременно порвется.

– Руки прочь! – резко обрывает моя мачеха. – Каникла, Этци, сейчас вы сядете и выслушаете то, что вам посоветует портной. И только если он решит, что платье можно примерить, вам будет позволено до него дотронуться. Все ясно?

Мои сводные сестры подчиняются и плюхаются – одна в кресло, другая на диван. Мне любопытно, и я останавливаюсь, хотя в данный момент мне в этой комнате делать нечего. И тут меня осеняет: я хватаю метелку и принимаюсь обмахивать ею большое напольное зеркало, делая вид, что очень занята тем, чтобы очистить его от пыли, но мачеху не обмануть. Она резко разворачивается ко мне, стоящей без дела:

– Прохлаждаешься? – спрашивает она. – Что сегодня на обед?

– Картофельно-овощное рагу, – отвечаю я. – Оно уже готово, остается только разогреть.

– Овощное рагу? Слишком просто. Нельзя было добавить хотя бы пару сморчков?

– Их больше нет, последние я израсходовала вчера.

Портной переводит взгляд с моих сестер на принесенные платья, и его лицо обретает все более и более отчаянное выражение. Но потом он обращает внимание на меня, и кажется, в глубине его души каким-то непостижимым образом зарождается надежда.

– А как же она? – спрашивает он. – Она ведь тоже не замужем. Для нее я тоже должен подобрать бальное платье?

– Она не приглашена.

– Но были приглашены все одинокие девушки от шестнадцати лет!

– Ей пятнадцать!

– Нет, мне… – начинаю возражать, но мачеха меня перебивает.

– Сморчки! – почти кричит она. – Добудь их, чтобы наше рагу стало хотя бы съедобным! Пресный овощной суп – не то, с чем я сегодня согласна мириться!

Я медлю. Во-первых, потому, что мне семнадцать, а не пятнадцать. Во-вторых, мне очень хочется посмотреть, как мечты Этци и Каниклы о бале разобьются в пух и прах в условиях ограниченной реальности. А в-третьих, потому что чувствую в себе предосудительное и непреодолимое девичье желание примерить одно из этих платьев.

– Вон! – приказывает моя мачеха. – Когда ты станешь достаточно взрослой, то получишь собственное бальное платье, но сегодня единственная цель твоего существования – это наш обед. Я не помню, чтобы в этой гостиной когда-либо росли сумрачные сморчки, так что отправляйся туда, где сможешь их найти!

– Мне, между прочим, семнадцать, – объясняю я удивленному портному и мачехе.

– А мне, – отвечает она, – уже начинает не хватать терпения. И я скажу тебе только одно: Львиное Сердце!

Ну что ж. Я разворачиваюсь и иду мимо большого напольного зеркала в сторону выхода. И не могу удержаться от того, чтобы не взглянуть мельком в это зеркало и представить, как бы выглядела в бальном платье я.

Конечно же, прежде, чем я отправилась бы на бал, мои волосы были бы вымыты и расчесаны до блеска. Они были бы заплетены и уложены в затейливую прическу, совершенно не похожую на ту пухлую войлочную копну, что я ношу на голове сейчас, потому что у меня нет ни времени, ни желания заниматься своими волосами. По утрам я скручиваю их в огромный узел, закалываю шпильками – и все.

Посмотрев на меня при ярком свете, можно увидеть, что волосы у меня каштанового цвета, густые и длинные. Я похожа на свою настоящую мать, с которой никогда не встречалась, потому что она умерла в ночь моего рождения. Мне, видно, никогда не преодолеть печальную катастрофу ее утраты – я постоянно вытесняю это из своей головы. Могила матери находится в нашем саду, в красивом укромном уголке, но я с детства избегаю этого места, как средоточия зла. Оно ужасно пугает меня, но я даже не знаю почему.

Однако я отклоняюсь от темы. Так вот – я похожа на свою мать, отец всегда мне это говорил. С той разницей, что у меня необыкновенные золотисто-карие глаза, цвета жженого сахара, как он всегда утверждал. Это достоинство снискало мне множество комплиментов и похвал, когда мы еще вращались в так называемых высших кругах, а люди разговаривали со мной нормально.

– Ах, какая же ты все-таки милашка! – говаривали знатные дамы, на коленях которых я сидела. – Что за прелесть это круглое личико с карамельными глазками! Так мило и так ужасно печально!

За этим восклицанием обычно следовали литания о смерти моей матери, произносимые плаксивым тоном, но – очевидно – сенсационные. Ведь умерла она не при родах, а оттого, что в ту же ночь по неизвестной причине упала с третьего этажа своей спальни. Она умерла мгновенно, вот и все, что об этом известно.

Я так и не утратила округлости своего лица, несмотря на довольно скудный рацион, и моя фея утверждает, что мне идет. У меня очень светлая кожа, но если я злюсь, расстраиваюсь или напрягаюсь, или меня, несмотря ни на что, охватывает ощущение, что жизнь – прекрасная, волнующая штука, то мои щеки краснеют, глаза сияют, а губы так наливаются цветом, что кажется, будто я накрасила их красной помадой. Думаю, в такие моменты я действительно прехорошенькая!

Кроме того, я, хоть и вынужденно, пребываю в довольно неплохой форме. Необходимость тягать на себе то-се, подниматься и спускаться по лестнице – все это сделало меня сильной. Ведра для мытья полов здесь, лейки там, отнести корзины с бельем, то сухим, а то и мокрым, застелить кровати, вытряхнуть ковры, взвалить на плечи мешок с зерном для цыплят, занести все купленные впрок продукты из кареты в дом, набрать воды из колодца, чтобы наполнить несколько огромных баков – это моя работа.

Я ползаю на коленях, отмывая полы, балансирую на стульях и лестницах, освобождая полки и потолочные люстры от паутины, выполняю многочисленные поручения, бегаю в подвал за свежими продуктами, которые хранятся на леднике, и подаю моим сводным сестрам чай на четвертом этаже.

Сама я, как уже упоминалось, живу в высокой башне. Подняться туда в конце долгого дня – то еще испытание. Иногда я засыпаю прямо на полу перед кухонным камином, потому что не могу заставить себя преодолеть все эти ступеньки.

На первый взгляд не скажешь, но мышцы у меня есть. Я могу держать Гворрокко, – толстого кота моей мачехи, который поблизости от еды становится воинственно-хищным, как дикий зверь, – в трех футах над моей головой всего лишь одной рукой. Тем временем ставлю завтрак на поднос и в то же время останавливаю ногой жадного хорька моих сестер (по имени Наташа), которая норовит вскарабкаться на меня и украсть яйца. Вот так я беру поднос и несу его по лестнице в спальни – Гворрокко над моей головой, Наташа вьется под ногами – и благополучно приношу завтрак к месту назначения.

Сможете так? К сожалению, за это никто не платит, и бальное платье в качестве награды тоже не положено. Мне бы пошло такое платье, точно. С аккуратно причесанными волосами и выгодно скроенным куском ткани, скрывающим все синяки и ссадины, которые постоянно где-то получаю, я могла бы производить впечатление. Наверное. По крайней мере, мечтать не вредно.


Страницы книги >> 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации