Текст книги "Принцесса пепла и золы"
Автор книги: Хэйлоу Саммер
Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Когда все, наконец, сделано, смотрю на часы и замираю от ужаса: уже почти три, а я еще даже не переоделась! Я несусь по всем лестницам в свою башенную комнату и обнаруживаю, что мое воскресное платье, мое свежевыстиранное, отглаженное воскресное платье перепачкано голубями. Причем основательно. Вот так раз! Я очень люблю наших диких почтовых голубей и не возражаю против того, чтобы они использовали днем мой скромный дом в качестве места встречи, но это зашло уже слишком далеко. Я выгоняю в окно трех белоснежных птиц, которые, воркуя на моей кровати, передают друг другу последние сплетни, и старательно смываю с платья белое пятно.
К тому моменту, как заканчиваю, уже три часа. Я переодеваюсь, с трудом втискиваясь в слишком тесное платье – вероятно, за последние полгода я выросла, особенно в районе груди и бедер, – а потом в слишком коротком платье с большим темно-серым мокрым пятном на груди мчусь по ступенькам вниз, в сад, где меня уже нетерпеливо ждет моя фея.
– Что это такое? – в ужасе вскрикивает она.
Интересно, что она имеет в виду? Мои всклокоченные, нечесаные волосы, скрученные в огромный узел на голове? Пятно на груди? Слишком короткое платье или ботинки на шнуровке, которые выглядывают из-под юбки и все еще в засохшей грязи со времени моего последнего визита в город? Раньше у меня были бальные туфли, но прошлым летом они порвались, вероятно потому, что мои ступни выросли и большие пальцы ног сильно прижимались к носкам.
– Ты не можешь идти в таком виде! – возмущается моя фея, вытаскивая из кармана юбки платок.
И вот она делает то, чего я терпеть не могу, но происходит это так быстро, что я не успеваю ее остановить: она плюет в носовой платок и вытирает мне лицо. Фу!
– Прекрати! – воплю, отступая назад и отталкивая от себя ее руку с носовым платком. – Это отвратительно!
– Ты могла бы избавить себя от этого, если бы удосужилась умыться перед тем, как идти на официальную встречу в замке!
Я топаю обратно в дом, хватаю на кухне мокрую тряпку и встаю, держа ее в руках, перед зеркалом в прихожей. Ну права она, права! На брови, кончике носа и щеке красуются хорошо заметные черные пятна от золы. Понятия не имею, как они туда попали. Когда я смотрела в зеркало в последний раз, их еще не было, но чтобы выпачкаться в пепле, мне стоило всего лишь коснуться перил лестницы. И если я потом смахнула пару раз волосы с лица – нечему и удивляться.
Фея-крестная объявилась после того, как уверилась, что моя мачеха действительно покинула дом, и теперь постукивает по своему декольте, в явном стремлении указать мне на что-то. И верно: на этом месте тоже виднеются пятна золы.
– Твое платье слишком тесное, – констатирует она. – Того и гляди, что-нибудь выскочит.
– Там особо нечему выскакивать.
– Ох, – говорит моя фея, – сейчас я бы так не сказала. Я была бы рада, будь у меня твоя фигура!
Только подобные фразы и оправдывали в моих глазах ее существование. То есть, имею в виду, если тебе приходится идти в замок на изысканное мероприятие по обучению этикету в заплатанном, чересчур узком и слишком коротком платье, непричесанной и без макияжа, то что-то подобное услышать приятно. Тем более сказала она это очень убедительно.
Я смахиваю с кожи последние остатки пепла, замечаю, как при мысли о том, что сейчас начнется, кровь приливает к лицу, отчего мои губы и щеки выгодно краснеют, и закалываю шпильками несколько выбившихся из пучка прядей. Вот так. Большего я сделать не могу. Пойдем и навестим в замке Их Высочеств!
6
Моей фее входить нельзя, и я на мгновение ловлю себя на мысли, что мне это не нравится. Я чувствую себя так, словно перенеслась в прошлое: десять лет прошло с тех пор, как мой отец высадил меня у тех же ворот, чтобы я смогла присутствовать на восьмом дне рождения наследного принца. Мне было семь, и вместе со мной были приглашены еще двадцать детей.
Одно обстоятельство придает сегодня решающее отличие от тогдашнего события: в семь лет я была уверена в себе больше, чем сейчас. Не то чтобы у меня беда с самооценкой, но я отлично понимала, что королевские служащие станут смотреть на меня свысока. Раньше такого не наблюдалось. Я принадлежала этому месту, была дочерью торговца, который поставлял специи для королевской кухни, табак для Его Величества, экзотические драгоценные камни для придворного ювелира, красное дерево для поставщиков замковой мебели, и даже – однажды – ручную обезьянку для королевы. Считалось, что я умею пользоваться ножом и вилкой и правильно делать реверансы.
Сегодня я здесь, потому что принадлежу к числу беднейших из беднейших, которые, предположительно, никогда не учились ничему подобному. И вот, пока лакей, одетый в белоснежную рубашку и темно-синий пиджак с позолоченным воротником, на котором нет ни единой пылинки, ведет меня и двух запуганных фермерских горничных по бесконечным коридорам дворца: я чувствую себя такой убогой, что начинаю жалеть об этой поездке. Зачем я только все это делаю?
Когда оставляю на кухне несколько крошек хлеба для мышей и вижу, как они принимаются с благодарностью уплетать угощение, или наблюдаю, как голуби, хвастливо воркуя, рассказывают о том, что пережили во время своего последнего путешествия в Кинипетскую Империю, я нахожусь в привычном окружении. Я ни на секунду не сомневаюсь в себе. Но здесь и сейчас чувствую себя ходячим пятном грязи в чистом месте, которому я вовсе не принадлежу и куда совсем не вписываюсь.
Мое сожаление вмиг улетучивается, когда лакей приводит нас в большой зал, в котором, вероятно, находятся до восьми десятков девушек, ожидающих посвящения в обычаи придворной жизни. Все они настолько взволнованы и полны надежд, что мои опасения насчет них просто исчезают. Некоторые девушки накрасились и приоделись по случаю, однако большинство приглашенных довольствуются вымытыми лицами и воскресными платьями, многократно залатанными, в точности, как и мое.
Значит, я все же среди своих и смогу затеряться в этой толпе. Большинство девушек мне симпатичны, и это чувство резко контрастирует с ощущениями, которые вызывает огромная фигура на картине, занимающей всю стену огромного зала. Кто этот молодой человек с выразительным носом на лоснящемся горячем черном скакуне, я знаю, – даже не читая подписи под портретом, – но, раз уж я здесь, так и быть, произнесу полное имя нашего кронпринца:
«Эргон Алабаст Ибус Хаттила Випольд Верный, принц Нетленной Твердыни, Хранитель Мира и Справедливости по ту и эту сторону Большой воды, засвидетельствованный и благословленный Великими и Мудрыми, помазанниками и посланниками рыцарей Круглого стола Кинипетской Империи, согласно договору и честному слову, данному в заверение оного, до и после смерти, и стало быть, навсегда и навеки Хранитель нашего Королевства» – или пока императору Кинипетской Империи не придет в голову выслать войско, чтобы прибрать этот клочок земли на крайнем западе континента к своим рукам.
Того, что касается императора, в надписи под картиной, конечно же, нет, однако всем известно, что наша монархия вот уже несколько десятилетий висит на волоске и куда менее нетленна, чем это хочет представить напыщенный титул наследного принца.
Несмотря на крупный нос королевского сына, картина кронпринцу льстит. Его рыжеватые волосы мягкими локонами спускаются на плечи, взгляд смел и бесстрашен, осанка гордая и прямая. Ну да, холст все стерпит.
В последний раз мне случилось видеть принца на расстоянии нескольких метров, потому что он медленно ехал верхом по главной улице в компании своих друзей-охотников. Собравшаяся толпа зевак заблокировала все улицы, по которым спешила я, стараясь успеть выполнить все мачехины поручения до обеда. Так вот, тогда кронпринцу еще приходилось бороться с высыпаниями на коже, и держался он и вполовину не так прямо, как эта его приукрашенная версия, выписанная маслом на холсте, а голос его был, на мой вкус, чересчур высоким и пронзительным.
Что ж, прошло три года. В течение этого времени принц посещал превосходную военную академию в Кинипетской Империи и там, якобы, многому научился. Кроме того, он должен перерасти свой ломкий голос и повзрослеть – духовно и физически. Надеюсь. В конце концов, однажды этому рыжему малышу придется возглавить и править нашим королевством. Не хочу повторяться, но после фиаско с тортом на его дне рождения я смотрю на это довольно пессимистично.
Тогда как две другие стороны зала состоят из одних лишь гигантских окон с остроконечными арками, всю четвертую стену занимает расписная карта мира. Вряд ли это решение можно назвать мудрым, если предполагалось, что картина произведет впечатление на гостей, которые ступают в этот зал. Потому что карта изображает в основном Кинипетскую Империю, которая охватывает почти всю территорию нашего мира: три континента и группу островов, тогда как все другие государства – с прошлого года их всего восемнадцать – выделяются из гнетущей массы Империи, подобно маленьким цветным всплескам. Приличную часть карты мира занимает только страна Фортинбрак, которая охватывает четвертый континент на Северном полюсе и большую часть года скрыта под снегом и льдом.
Наше маленькое скромное королевство Амберлинг образует на этой карте крошечную зеленую точку на западном побережье, рядом с Центральной областью Кинипетской Империи. Держу пари, они смухлевали с пропорциями. Очертания нашей империи примерно размером с кулак, но при правильном соотношении к карте целого мира она, вероятно, была бы величиной всего лишь с большой палец. Но ничто не меняет того факта, что это зеленое пятно – моя родина, и я люблю ее, страну, которая для меня достаточно велика.
– Клэри! – раздаются почти в унисон два звонких голоса. Я оборачиваюсь и вижу лица Хелены и Помпи.
Хелена – сирота, которая, сколько я себя помню, работает на рынке. А Помпи – дочь известного в городе трактирщика. Его кабак называется «Хвост Аллигатора», и об этом месте ходят плохие, очень плохие слухи. Но Помпи все равно разрешено ходить в школу, несмотря на то, что в этом учебном году она осталась на второй год.
Помпи сделала это специально, потому что после следующего успешно завершенного учебного года ей придется бросить школу, а она не хочет. Отец девушки настаивает, чтобы она научилась обращаться с цифрами и вела его книги или мастерски укладывала волосы. Все это Помпи рассказала мне в один ненастный день, когда половина города была залита водой, а мы застряли на крыше небольшого рыночного зала.
Свадьба с принцем, спору нет, стала бы долгожданным выходом из этой дилеммы, и когда я рассматриваю Помпи – ее цветущее лицо, пухлые губы, темно-каштановые кудри и женственные изгибы, – думаю, что принц определенно должен быть повержен. Меня бы вполне устроило, если бы правление возглавляла такая разумная душа, как Помпи (пусть даже в качестве жены правителя), но, боюсь, королевская семья, при всей своей терпимости, не захочет пригласить во дворец отца невесты, которого во всей стране называют не иначе как «Пивной отросток».
Встретив Хелену и Помпи, я чувствую себя свободнее. Мы вместе принимаемся сплетничать, пересказывая последние новости о таинственном лесном чудище и его жертвах (одному из крестьян становится лучше, но, говорят, время от времени его якобы посещают странные пятиминутные видения, когда он считает себя порабощенным погонщиком верблюдов из Горгинстера, что, по мнению доктора, является последствием лихорадки), и обсуждаем художественную ценность полотна, на котором изображен кронпринц (а именно: насколько художник поспособствовал тому, чтобы принц выглядел достаточно презентабельно).
– Он хорошо поработал над собой! – утверждает Хелена. – Все так говорят. А еще он, должно быть, очень дружелюбный. И совсем не высокомерный!
– Хотелось бы знать, подрос он или нет, – говорит Помпи. – Когда мне было тринадцать, я была на голову выше его.
– Конечно, он вырос! – отзывается Хелена. – С парнями так и бывает: им просто требуется чуть больше времени, а потом они просто выстреливают в высоту!
– Помпи тоже стала выше, – говорю я. – Ты выросла с тех пор, как мы встречались в последний раз?
– Это все туфли, – объясняет та, приподнимая юбку.
Мы с Хеленой дружно ахаем. Вот это каблуки!
– Как ты только на них ходишь?
– Легко, – уверяет нас Помпи. – Никаких проблем: главное – не попасть в зазор между булыжниками на мостовой.
Внезапный громкий стук прерывает наш разговор. Старик с длинной развевающейся бородой, одетый в элегантную униформу, стоит у входа в зал, снова и снова ударяя церемониальным посохом о мраморный пол, пока в зале не становится тихо.
– Не соблаговолят ли дамы последовать за мной?
Мы следуем. Начинается она – суровая проза жизни, и вскоре все это бесконечно надоедает. После получаса упражнений в реверансах, танцах и словесных оборотах я незаметно ускользаю, неуклюже заворачивая во время танца за угол и одним прыжком спасаюсь в маленьком, пустом зале, где стоит удивительная тишина. Одной простой девушкой из народа больше, одной меньше – никто и не заметит. Побуду здесь, пока весь этот кошмар не закончится.
Итак, я сажусь на лаймово-зеленое канапе[1]1
Канапе́ (фр. canapé) – диван для трех и более человек с обитыми сиденьем, спинкой и подлокотниками, с открытым деревянным каркасом, на четырех, шести или восьми ножках.
[Закрыть], что возвышается на трех ножках посреди комнаты, и жду, пока музыка в соседней комнате стихнет и усердные королевские наставники двинутся со своими ягнятами дальше. Но музыка все играет и играет: кажется, это продолжается бесконечно, как вдруг, буквально рядом с собой я слышу голос девяностолетнего танцора, который был приставлен ко мне:
– А где моя маленькая Клэри? Разве она не была здесь еще минуту назад?
После чего я спонтанно решаю затеряться в замке. Я выбегаю из зала через соседнюю дверь, пересекаю еще четыре комнаты подобного рода (интересно, для чего они все нужны?) и наконец попадаю на лестницу, по которой поднимаюсь на два этажа вверх, пока не оказываюсь в тихом солнечном коридоре, который, как мне кажется, идеально подходит для моих целей.
Я была бы не я, если бы довольствовалась тем, что села на подоконник и принялась смотреть вниз, на город. Меня хватает минут на пять, но потом любопытство пересиливает. Комнаты, выходящие в коридор, более уединенные, чем залы внизу. Предположительно – комнаты для гостей королевы, где останавливаются, когда приезжают в гости, ее родственники.
Я провожу пальцами по полированной благородной древесине маленьких секретеров и комодов, пробую на мягкость каждое кресло, открываю ящики, изучаю их содержимое и яростно сопротивляюсь искушению опустить пресс-папье в виде двух играющих медвежат в карман своего платья.
Рыская по третьей комнате, обнаруживаю книжный шкаф, заставленный огромными фолиантами с цветными картинками, на которых изображены джунгли Хорнфолла. Отец часто рассказывал мне о тропических лесах, о диковинных, разноцветных птицах и рептилиях, которые там обитают. Я достаю с полки один из огромных томов, кладу его на пол и начинаю листать. И настолько погружаюсь в красочные, а порой и очень причудливые изображения, что даже не замечаю, что за мной наблюдают.
– Вау, новое платье!
Я до смерти пугаюсь, когда слышу этот голос, и резко оборачиваюсь. Вот он, этот якобы камердинер, стоит в дверном проеме и смотрит на меня сверху вниз, со смесью снисходительности и веселья во взгляде.
– Это не… новое платье.
Зачем я вообще это говорю? Он и сам это видит. Я снова гадаю, какого цвета его черные глаза – карие или синие. Сегодня, в свете солнечного дня, его бесконечные веснушки, покрывающие лицо и руки, кажутся более невинными. Даже шрамы почти не выделяются. Волосы тоже выглядят более светлыми и заплетены в короткую косичку. Он улыбается, благожелательно, если не сказать покровительственно.
– Денег не хватило?
– Тебе нечем заняться? – отвечаю вопросом на вопрос. – Вы, камердинеры, небось, можете бездельничать целыми днями? Хотела бы я такую работу.
– В смысле? Я заметил незваного злоумышленника и как раз собираюсь разобраться с этим. Прежде чем вызывать стражу, я решил еще немного понаблюдать, как ты тут шныряешь, а заодно выяснить, сколько в тебе кроется преступной энергии. Нелегко было вернуть на место пресс-папье с медвежатами, не так ли?
Я краснею. Конечно, краснею! Неужели он так долго тайком наблюдал за мной? Все это время? Как ему это удалось! Я должна была заметить!
– Я просто рассматривала его и все!
– Ты ведь понимаешь, что натворила? – спрашивает он. – Если это раскроется, тебя не пустят на бал.
– О боже, тогда моя жизнь потеряет всякий смысл, – бесстрастно произношу я и переворачиваю следующую страницу своего фолианта. – Черный пятнистый тавиан, – вслух читаю я. – Выглядит впечатляюще. Какая грудь! А что за холка…
– Он – людоед.
– Я думала, обезьяны травоядные…
– Только не эта.
Тот, что представился мне камердинером, отлипает от дверного проема и садится в кресло у окна, довольно близко ко мне. Так незнакомец может заглянуть через мое плечо в фолиант, но он не смотрит ни на черного пятнистого тавиана, ни на золотистых, в точках, чечевичных лягушек, которые в виде декораций прыгают по страницам, вместо этого изучает меня, что я и замечаю, когда поворачиваюсь к нему.
– Что такое? – грубо спрашиваю я.
– Ничего.
Я таращусь на него. Смотрю ему прямо в глаза и понимаю, что они совсем не имеют цвета. Они похожи на стеклянные бусины, в которых сгущается тьма. Никогда не видела ничего подобного!
– А ты не так уж и плоха, принцесса в лохмотьях, – замечает он, и хотя я не знаю, что именно он имеет в виду, по тону понимаю, что в этом заявлении чересчур много дерзости. И не только из-за этого пренебрежительного «принцесса в лохмотьях»!
– Что значит – не так уж плоха? – самым резким тоном, на который способна, спрашиваю я.
– Под этим я подразумеваю то, что тебе удалось меня заинтересовать.
– Здорово, – язвлю я. – А тебе удалось показаться мне высокомерным и самовластным!
– Ты выделяешься среди остальных.
– Интеллектом, я надеюсь.
– Нет, чисто по-женски.
– По-женски?
– Телесно.
– Что, прости?
– Ну, ты пробуждаешь мои инстинкты.
Я растерянно умолкаю, но потом вдруг встаю. Это не я решила встать. Мое тело сделало это само по себе, вероятно, потому, что осознало, что находиться здесь для него уже не безопасно.
– Ну, пока, было приятно встретиться с тобой, – говорю я и бросаюсь к двери.
– Эй, подожди, – зовет он, тоже вскакивая со своего места. – Это был комплимент!
– Твои инстинкты меня не интересуют.
– Если бы ты только знала, – говорит он, и почему-то это заявление удерживает меня, не позволяет броситься по коридору и вернуться на курсы этикета. Я оборачиваюсь.
– О чем ты? Что я должна знать?
– Ну, со мной такое случается довольно редко.
– Ты, безусловно, самый неприятный камердинер, который мне когда-либо встречался!
– Как будто кроме меня ты, Лунолицая, встречала других камердинеров.
Мои губы, должно быть, краснее некуда: к ним прилило так много крови. Он смотрит на эти губы и подходит ко мне все ближе и ближе! Я не знаю, что мне делать. Боюсь, я ничего делать и не хочу. Так вот о каких инстинктах он говорил. Они захватили меня целиком, что я не могу никуда от них деться!
И вот я жду, когда он приблизится ко мне, а его губы и в самом деле коснутся моих. Что я творю? Целую совершенно незнакомого парня, незаконно шпионя в королевском замке! Неужели мне хочется сегодня навсегда разрушить свою жизнь? Но остановиться не могу: кровь моя бурлит, лицо пылает, и я позволяю ему целовать себя и целую его в ответ, и даже не осознаю, что делаю, – во всяком случае, что-то безумно волнующее, – и мое тело делает то, чего ему хочется. Я обеими руками хватаю его за рубашку, притягиваю к себе и поднимаюсь на цыпочки. Немного теряюсь: никогда не поступала так раньше.
Не знаю, как долго это длится. Секунды? Минуты? Четверть часа? Моя жизнь выворачивается наизнанку, будто встает с ног на голову, мысли беспорядочно роятся в голове, и во мне зарождается желание: я знаю – это неприличное желание, и я не должна уступать ему ни при каких обстоятельствах. Пусть я из тех девушек, которым король срочно требует преподать уроки поведения при дворе, но я еще не забыла, что такое обычаи и честь.
Мой затылок ударяется о стену в коридоре. Не очень сильно, на самом деле я почти не замечаю этого, но теперь, когда меня целуют, голова больше не отклоняется – и это хорошо. Мои руки взлетают к голове камердинера и пробегают по волосам парня, пока он использует то обстоятельство, что я застряла между ним и стеной. Я словно растворяюсь, целуя его, и медленно, но верно окончательно теряю рассудок.
– Гиспер? – проникает в мои уши чей-то пронзительный голос.
Он тут же прерывает поцелуй и отпускает меня.
Ох, как нагло я соврала бы самой себе, если бы заявила, что не узнала этот голос! Ну да, он ниже, чем раньше, но эти высокие визгливые нотки! Они никуда не делись. Наследный принц! По-моему, это он.
Его здесь нет, голос доносится откуда-то снизу, но теперь слышно, как его обладатель поднимается по лестнице. Мой камердинер – Гиспер, Каспер, Джаспер или как там его зовут – заталкивает меня обратно в комнату, из которой мы незадолго до этого вышли, и направляется к лестнице.
– Я здесь, Вип! – кричит он, и – я слышу – сбегает по лестнице.
Мое сердце колотится как сумасшедшее, когда я прислоняюсь к стене комнаты, на полу которой по-прежнему лежит раскрытый фолиант с пятнистым тавианом.
Боже мой, о чем я только думала? Обжимаюсь тут с каким-то парнем, о котором почти ничего не знаю! И что это еще за внезапная атака с его стороны? Приличные мальчики так не поступают, меня, по крайней мере, учили этому. Не говоря уже о том, что порядочные девушки тоже ничем таким не занимаются. Если нас, конечно, можно назвать таковыми. Он, похоже, решил, что я легкая, благодарная добыча, и это задевает мою гордость.
Вип. Сокращенное от Випольд. Значит, это и правда наследный принц звал своего камердинера. Випольд Первый. Отличные у Вас слуги, Ваше Достопочтимое Высочество! А сами Вы тоже тех же нравов? А может, вы, ребята из лучших домов, все одного поля ягоды?
Теперь мне хочется вернуться туда, где проходят курсы придворного этикета, но не знаю, свободен ли путь. Кроме того, я чувствую, что лицо до сих пор пылает, а волосы растрепались еще больше, чем раньше. Я усаживаюсь на подоконник, распускаю свой огромный узел волос и скручиваю их в новый пучок. Когда моя войлочная копна наконец заколота, лицу становится прохладнее. Думаю, теперь можно идти. Надеюсь, остальные девушки все еще там.
Колени дрожат, когда я спускаюсь по лестнице и несусь через множество помещений и коридоров обратно в танцевальный зал. Комната пуста. В легкой панике обхожу зал, но потом, выглянув в окно, замечаю примерно сотню девушек, стоящих в саду. Им разносят на подносах розовый лимонад и печенье. На прощание.
Со скоростью ветра я преодолеваю еще одну лестницу, сбегаю вниз и нахожу выход на улицу. Оказавшись снаружи, выхватываю из рук первого попавшегося слуги стакан лимонада и отправляюсь на поиски Хелены и Помпи.
– Где ты была? – набрасывается на меня Помпи. – Ты внезапно пропала!
– Я… я…
– Она ведь уже умеет танцевать, – вмешивается Хелена. – Ей, видно, было ужасно скучно!
– А, да! – восклицает Помпи. – Все время забываю об этом. Ты ведь даже ходила в школу для высокопоставленных дочерей!
Я нервничаю. Видно ли по мне, что моя кровь вскипела до такой степени, что я бросилась на шею парню, который чисто по-женски находит меня интересной (а во всем остальном, вероятно, нет)?
– С тобой все в порядке? – спрашивает Помпи.
– Да, само собой, – отвечаю я, пытаясь улыбнуться. Затем одним глотком осушаю свой стакан с лимонадом.
– Вот, попробуй печенье! – говорит Хелена. – Мне они как-то не очень, такой странный вкус.
Я кручу в руках печенье, имеющее слегка голубоватый цвет, нюхая его. Куркума? Голубая куркума?
А, не важно. Запихиваю печенье в рот, жую и слизываю крошки с ладони. Не представляю, чтобы на королевской кухне подмешивали голубую куркуму в печенье для бедных девушек. Это экзотическая, очень редкая пряность, которую мой отец предпочитал продавать богатейшим из богатейших. Но поскольку он больше не ездит в Хорнфолл, на родину голубой куркумы, в нашей стране, насколько мне известно, она больше не используется.
Какое-то время мы стоим в саду, и я расслабляюсь. Все хорошо, меня никто не поймал, и можно сделать вид, что вообще ничего не произошло. В принципе, было неплохо. Если бы только не это странное жжение в груди. Что-то мне не нравится, и это мучает меня. Обычно у меня никогда не бывает таких приступов, но сейчас хочется забиться в уголь и завыть.
Стаканы собраны, пустые тарелки из-под печенья убраны, и нас не ведут обратно в замок, а проводят через сад, по дорожке, которая, петляя, ведет вниз по замковому холму, через высокие живые изгороди, мимо цветущих клумб и яблонь. Тут и там по полянкам бродят павлины или многокрасочные саламандры, и в тени старого бука, ствол которого почти полностью увит плющом, замечаю барханную кошку.
Я останавливаюсь, словно зачарованная. Должно быть, эта кошка – потомство от той пары, которую мой отец привез из дальнего странствия и преподнес королю в подарок. Этот зверек стройнее наших местных кошек, с мехом песочного оттенка и бирюзовыми глазами. Он некоторое время смотрит на меня, потом внезапно прыгает на соседнюю стену, а оттуда – в кусты. Ушел.
Я с грустью продолжаю свой путь, увеличивая темп, чтобы догнать Хелену и Помпи. И вдруг замечаю, что возле арки, через которую мы как раз проходим, стоит мой камердинер! Он появился там словно из ниоткуда и теперь указательным пальцем подманивает меня к себе. Я в замешательстве, потому что помимо меня парня, кажется, никто не замечает. И всякий раз, когда пытаюсь присмотреться, он кажется мне слегка размытым.
– Хватит уже щуриться! – шепчет он, когда оказывается еще на два шага ближе ко мне. – Пойдем со мной!
Я еще раз озираюсь по сторонам, потому что никак не могу поверить, что никто его не видит. Но это действительно так! Словно одурманенная, я следую за ним. Мой здравый смысл, хоть не особо рьяно, но протестует, когда мы идем по тропинке через небольшую рощицу, мимо искусственных развалин. Миновав рощицу, попадаем на маленькую полянку, на которой стоят стол и стулья. Отсюда открывается потрясающий вид на город и море. Солнце уже клонится к горизонту, и его свет, теплый и золотистый, заливает лужайку, придавая ей еще больше очарования.
– Не могу поверить, – говорю я, когда он садится на стул и движением руки указывает мне тоже занять место на одном из них. – Почему тебя никто не увидел? Ты словно был спрятан маскировочным заклинанием!
– Так и было.
– Серьезно? Тогда ты умеешь хорошо колдовать!
– В моей семье этот талант выражен довольно ярко.
– Тогда почему ты всего лишь камердинер? Если бы я умела так колдовать…
Я прерываюсь на полуслове, потому что он приподнимает брови, и мне становится ясно, либо он вовсе не камердинер, либо я сейчас оскорбила его профессию. Кроме того, я замечаю, что с тех пор как парень увел меня от толпы, он не предпринял ни малейшей попытки, чтобы последовать своим инстинктам и поцеловать меня. С одной стороны, мне это вполне по нраву, потому что тогда я позволяю себе поддаться иллюзии, что все-таки интересую его не только чисто по-женски. С другой стороны, опасаюсь, что поцелуй, возможно, его разочаровал, и поэтому он больше не будет пытаться его повторить.
– Это просто талант, – отвечает он. – Довольно практичный. Не обязательно становиться волшебником, если ты его унаследовал.
– Подожди-ка… Так вот почему я тебя не заметила, когда ты шпионил за мной! Ты, замаскированный, стоял рядом со мной и втайне посмеивался, когда я смотрела на пресс-папье с медвежатами.
– Может быть.
– И если на то пошло, – продолжаю я высказывать свои умозаключения, – теперь мне ясно, почему ты оставил свою лошадь совсем одну в лесу, полном вампиров. Ты был поблизости, скрытый маскировочным заклинанием!
– Я впечатлен. Лунолицая не только симпатична, но и умеет логически мыслить! Хотя для того чтобы сделать правильные выводы, все же требуется некоторое время…
Он обрывает фразу и смеется, повернувшись в сторону моря. Интересно, о чем он сейчас думает.
– Ты охотился на монстра? – задаю вопрос я. – В тот день? Животное, которого все ищут и которое переносит опасную болезнь?
– Чтобы прицепить его бичевидный хвост к своей шляпе? – спрашивает он в ответ.
Я чувствую, что меня высмеивают, пусть и по-доброму, и не могу не отметить, что он мне нравится. На самом деле, даже слишком.
– Береги себя, – продолжает он. – А мне пора возвращаться в замок. Надеюсь, ты на меня не в обиде.
– Признаюсь, это показалось мне не совсем порядочным.
– Ну, знаешь, ты тоже не так уж стеснительна.
О нет, только не надо меня снова смущать! Слишком поздно: я чувствую, как кровь бежит по моим венам, приливая к щекам и раскрашивая лицо.
– Это было как наваждение, – объясняет он мне. – Но может, нам нужно поменять все местами?
– Что поменять?
– Ну, мне кажется, в следующий раз, прежде чем наброситься друг на друга, нам лучше все же сначала хоть немного друг друга узнать?
Я опять невыносимо краснею.
– Ты ведь идешь на бал, правда? – спрашивает он. – Если сегодняшний день тебя не отпугнул, тем вечером мы могли бы поболтать подольше.
– Камердинеры тоже приглашены?
– А почему нет? Партнеры по танцам требуются восьмистам девушкам.
– Восьмистам?
– Плюс-минус.
– Кронпринцу будет нелегко познакомиться со всеми ними лично.
– Ну, я думаю, сначала он отсеет их по внешнему виду – хотя такая процедура, как по мне, довольно сомнительна и поверхностна, – а затем уже будет углубляться в другие детали.
– Каков он вообще?
– Наследный принц?
Мой камердинер, который, возможно, вовсе и не камердинер, встает. Он сказал, ему нужно вернуться в замок, но не уходит. Он остается стоять за своим стулом и вежливо отвечает на мой вопрос:
– Он славный парень. Может, чересчур добродушный.
– Неужели?
– Да. Он добродушен и доверчив. Думаю, ему, как будущему правителю столь уязвимой маленькой страны, следует быть осторожнее. Он должен меньше доверять своим врагам. Будь я в состоянии, так бы ему и посоветовал.
Я поражена: не столько заявлением, сколько тем, как он это произнес. Так серьезно, словно речь шла о жизни и смерти.
– Значит, мне не придется жалеть девушку, которую он выберет?
– Нет, не думаю. Тем более что у нее тоже будет право голоса, ведь так?
Я киваю. Хотелось бы надеяться.
– У тебя есть красивое платье для бала?
– Пока не знаю. Моя фея-крестная обещала об этом позаботиться.
Он смеется.
– Фея-крестная, милый обычай.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?