Текст книги "Встретимся в раю"

Глава 14

– Я все решил, – говорю я, пока мы идем от дома матери Сив до машины. Холодный ветер с реки Одальсэльва дует поверх железнодорожных путей и поднимается к жилому массиву, где мы находимся. – Я возвращаюсь домой в Ставангер.

– Что? – Милла замедляется и плотнее укутывается в кардиган. – Мы же едва успели начать, мы…

– Как я могу помочь вам, если даже не знаю, чем мы занимаемся?

– Мы занимаемся сбором информации, – говорит она без особой убедительности, когда мы оказываемся у машины. – Для книги.

– Послушайте. Мой внутренний детектор лжи звонил и пищал с того самого момента, как я вас увидел. Эта поездка, Роберт Риверхольт, да все это дело. Вы чего-то мне недоговариваете.

Милла грустно качает головой.

– Не понимаю, почему вас так занимает Роберт. То, что с ним случилось, никак не связано с тем, чем мы заняты сейчас.

– Та игра, о которой вы рассказывали – «А что если?». Полицейские обычно так делают, пытаются выразить словами то, что их мучает, что не сходится. Если бы дух Роберта был с нами сейчас, и мы бы играли в эту игру… Как думаете, что бы он сказал о собственной смерти?

– Не надо, – шепчет Милла. Ее глаза блекнут, словно две лампочки, которые вот-вот перегорят. – Пожалуйста…

Но мне больше нет дела до ее возражений. Мне надоело чего-то ждать и копаться в чужих судьбах, не понимая причины, мне надоело, что меня держат за идиота.

– Я думаю, он бы удивился, почему это Камилла убила его, даже не взглянув в глаза. Он бы сказал, что выстрелить кому-то в затылок на оживленной улице – настолько не интимное преступление, насколько это только возможно. Хладнокровное, обезличенное действие.

– Ну что же, – Милла прислоняется к машине с пассажирской стороны и складывает руки на груди. – Что вы бы, как эксперт, сделали на месте Камиллы?

Я качаю головой, глядя на ее лицо, принявшее жесткое и крайне презрительное выражение.

– Я бы сцепился с ним, сказал, что он должен выслушать все, что я хочу сказать, в моей машине, в его квартире, в доме, где мы когда-то что-то делили, а потом прижался бы к ней так близко, как это возможно, приставил пистолет ко рту и выстрелил. Бам! Вместе навсегда.

– К ней?

– Что?

– Вы сказали «к ней»?

– Один черт. Если бы я должен был угадать, сказал бы, что это один из ваших агентов, Пелле, устроил эту поездку. Возможно, издательство тоже посодействовало. Они готовы на все, чтобы вы начали писать книгу. Но вы, Милла, я думаю, вы здесь по совсем другой причине.

– Все не так, как вы думаете. – Милла поворачивается ко мне спиной. Где-то за деревьями позади дома мы слышим, как голос в динамике сообщает о том, что поезд в Берген отправляется с пятой платформы через одну минуту.

– А что я думаю?

– Что мы ищем убийцу Роберта, – шепчет она.

– Кто «мы»?

– Я, Кенни и Ивер, мы…

– Они полицейские?

– Да.

– Это один из них был здесь после смерти Роберта?

– Да.

– Но не для того, чтобы расследовать гибель Роберта?

Она качает головой.

– Тогда почему? Чем вы занимаетесь?

Наконец она оборачивается.

– Поедем со мной в Драммен.

– А что там, в Драммене?

– Пожалуйста, просто поедем в Драммен, – шепчет она.

Что-то интригующее есть в ситуациях, когда люди из моего окружения настаивают, будто мы играем за одну команду, и тем не менее продолжают упорно скрывать внутри свои тайны. Где каждый разговор превращается в битву. Это провоцирует что-то во мне, пробуждает любопытство, и я непременно хочу узнать, почему это должно быть так. Раньше я обожал играть в эту игру – до того, как оказался в своей комнате под городским мостом в Ставангере. Я оглядываюсь на дом, из которого мы только что вышли, и тут же слышу скрежет железнодорожных путей с другой стороны рощи. У одного из окон стоит мать Сив и курит сигарету, держа пепельницу в руке.

– Ладно, Милла Линд, – вздыхаю я наконец и открываю перед ней дверь в машину. – Поехали в Драммен.

Глава 15

Мы паркуемся у полицейского участка в Драммене и проходим к главному входу, где замечаем снаружи, перед фойе, полицейского. Ростом около метра восьмидесяти, худой и двигается как вор-взломщик – машет руками, слоняется туда-сюда неестественно длинными шагами, пока не замечает нас и не подходит.

– Рад тебя видеть, Милла, – говорит он, открывая дверь и впуская нас. Волосы седые, пострижены каскадом и с одной стороны стоят торчком, чем-то походя на верхушку здания участка, лицо узкое, кожа светлая, почти розовая. Рот неестественно маленький, а губы полные, как у рыбы.

– Ивер Исаксен, – представляется он, протягивая руку. – Я тут замначальника, – продолжает он и с силой сжимает мою ладонь.

– Приятно познакомиться, – говорю я.

– На самом деле никакой я не замначальника, одно название. Теперь, когда Сёндре Бюскерюд стал частью большого округа Юго-восток с главным офисом в Тёнсберге, нам в управлении хотя бы удалось сохранить должности после реструктуризации.

Он широко улыбается собственным рассуждениям и крепче сжимает мою руку. Ивер Исаксен выделяется на фоне остальных. Он поражает меня – один из таких полицейских псов, которые покидают участок, только если начался пожар, он – полицейский-политик, писака, который назначает самому себе штрафы за парковку, а в выходные всегда отдыхает.

– Значит, вы теперь выполняете работу Роберта, – начинает Ивер, ведя нас к лифту.

– Вы были знакомы? – интересуюсь я.

– Да. Он же здесь работал.

– Вот как? Когда?

– Он перешел из Управления уголовной полиции и числился у нас вплоть до 2011-го, когда подал заявку на перевод в штат Грёнланда на время расследования.

Мы поднимаемся на несколько этажей вверх и следуем за Ивером в кабинет в конце просторного коридора.

– Когда вы последний раз с ним разговаривали? – спрашиваю я, когда мы усаживаемся в его кабинете. Книги на полках, канцелярские принадлежности на письменном столе, старые плакаты вместе с фотографиями коллег в форме на стенах – все в этой комнате на своих местах.

– Ну, – говорит Ивер, крутя большим пальцем, и, прищурившись, рассматривает меня. – Я думаю, незадолго до его гибели, но так сразу и не вспомню. Надо бы присесть, подумать…

– Вы уже не стоите.

– Прошу прощения? – переспрашивает он, остановив движение пальца. – Что вы имеете в виду?

– Вы сказали, что не вспомните это, стоя на ногах. Вы не стоите. Полицейские, которые не помнят… – Я подвешиваю предложение в воздухе.

Ивер откидывается на спинку кресла и улыбается

– Что же они? – спрашивает он вызывающе.

Мне приходит в голову, что Ивер может оказаться чем-то большим, чем узколобый полицейский, как я сперва подумал.

– Их не существует, – отвечаю я и добавляю: – Кто такой Кенни?

– Э-э, – Ивер бросает краткий взгляд на Миллу, которая сидит рядом со мной. Она заметно нервничает. – Кенни скоро придет. Он проголодался и поехал в город съесть что-нибудь.

– Пончики?

– Что? Нет, я думаю…

– Просто скажи ему, – шепчет Милла, едва заметно дернув головой и не поднимая глаз от колен. – Расскажи ему все.

Ивер мнется в кресле.

– Но…

– Он знает, – отвечает Милла и снова делает это движение головой, не глядя на нас.

– Ладно, ладно, – Ивер выпрямляется в кресле и покашливает. – То, что я вам сейчас расскажу, строго конфиденциально. Вы ведь давали подписку о неразглашении, когда взялись за эту работу, так ведь?

– Да-да.

– Милла и Роберт работали не только с материалом для книги. Она наняла его не для этого.

– Я так и думал.

– Ему поручили найти кое-кого.

– Двух девочек из детдома, – заключаю я. – Зачем?

– Оливия, – коротко произносит Милла. – Она моя дочь. Роберт должен был найти ее для меня.

– Что?

– Она моя, – повторяет Милла, говоря это больше самой себе, чем недалекому провидцу, сидящему рядом. – У меня есть дочь, – шепчет она. – Нет. У меня была дочь. А потом мне пришлось отдать ее. – Что-то изменилось в ее лице, линии и борозды возникли вокруг глаз и губ, под тонким слоем макияжа. Может быть, они были там все время, просто я не заметил.

– Семнадцать лет назад меня изнасиловали. Я забеременела и пыталась стать матерью для нее, пыталась изо всех сил, но в конце концов… в конце концов я отказалась от нее.

– А изнасилование, что…

– Просто несчастный случай. – Милла сжимает руки. – Как-то вечером я с коллегами возвращалась домой с прогулки по городу. И вот прошлой осенью я решила наконец найти ее. Я, или, правильнее сказать, мы, наняли Роберта, и он ее отыскал, но до того, как мне удалось поговорить с ней и сказать, кто я, она исчезла.

– Значит Роберта подключили еще до ее пропажи? – удивленно спрашиваю я.

– Да. Ведь она моя дочь. Вообще у нас нет на это права, только сам ребенок может запросить сведения о том, кто его родители, когда достигнет восемнадцати лет. Но я больше не в силах была ждать, я рассказала об этом Иверу, и он связал меня с Робертом.

Я качаю головой и обращаю взгляд на Ивера.

– А вы откуда знаете Миллу?

– Я вел расследование по делу о ее изнасиловании… И я первый, кто прибыл на… место происшествия. Несколько лет спустя Милла связалась со мной, она переехала в Осло и рассказала, что начала писать. Спросила, могу ли я помочь ей с полицейскими вопросами, для ее книги. Годы шли, выходили новые и новые книги об Августе Мугабе… – он с теплом смотрит на Миллу, – мы по-настоящему узнали друг друга, правда, Милла?

Милла вознаграждает его нежным взглядом, улыбается и кивает.

– Вы знали, что изнасилование закончилось ребенком?

– Не сразу, – начинает Ивер. – А когда она рассказала об этом и сказала, что хочет найти Оливию и все ей объяснить… что ж, я попытался помочь ей чем мог, но, как вы знаете, те, кто в настоящее время состоят на службе, не имеют права…

– А последний из вашей троицы, Кенни, – спрашиваю я после долгой паузы, – как он вписывается в эту картину?

В этот момент в коридоре послышался шорох и дверь осторожно открывается.

– Вы сами можете поговорить с ним, – говорит Ивер, поднимаясь.

Глава 16

– Добрый день, – здоровается возникший в дверях мужчина и подходит к нам. – Кеннет Абрахамсен. Для друзей – Кенни.

Ему около пятидесяти пяти, кудрявые с проседью волосы, глубокие залысины и море волос на груди, торчащих из-под слишком тесного джемпера. Он напоминает греческого Адониса в полицейской форме спустя тридцать лет по окончании пляжной вечеринки.

– Торкильд Аске, – представляюсь я. – Перед тем как мы двинемся дальше, перед тем как я соглашусь на что бы то ни было, вернемся к началу. Ивер, как все это началось?

– Милла наняла Роберта, чтобы найти Оливию, в сентябре прошлого года, – говорит Ивер. – Это начало.

– Хорошо. – я поворачиваюсь к Милле. – Когда Роберт нашел, в какой точке мира находится ваша дочь?

– Десять дней спустя.

– Через неделю после того, как вы ее нашли, она исчезла?

– Да.

– Почему?

Милла качает головой.

– Мы не знаем.

– Она догадывалась, что вы ее ищете?

– Нет. Мы с Робертом посетили ее школу. Роберт указал на нее на перемене. Через несколько дней я вновь поехала в школу, одна. Я только хотела увидеть ее еще раз, пока мы планировали, как все ей рассказать. Но ее там не оказалось. И на следующий день тоже. Потом позвонил Ивер и сообщил… что она исчезла.

– Хорошо. И почему вы не могли рассказать мне все, как есть, с самого начала?

– Прости меня. – Кажется, будто она мерзнет, прижимая руки к груди. Глаза полны той же пустой тьмы, как и тогда, когда я стоял меж деревьев и смотрел на нее с Йоакимом в писательской гостиной.

– Ну, теперь ты все обо мне знаешь, Торкильд, – наконец тихо произносит она.

– Не все, – отвечаю я. – Но это уже лучше, чем ничего.

– Так вы в деле? – Ивер слабо улыбается. – Тоже клюнули?

По правде говоря, я решил, как закончится этот день, еще утром, проснувшись в лодочном домике Миллы. Исследования для книги и дела об исчезновении – не для меня. После посещения Окермюра и матери Сив все, что мне оставалось, – откланяться, вопреки угрозам Ульфа и фабрики по отливанию свечей НАВ на болоте Аугленд, и сесть на первый самолет до Ставангера.

Воздух в кабинете Ивера стал влажным, было трудно дышать. Я не привык находиться в одном кабинете с другими людьми, кроме как у терапевта, сотрудников НАВ или Ульфа. Внутри себя я пытаюсь облечь в слова, почему все же не сяду ни на какой самолет и не полечу домой. До меня вдруг доходит, что дело не в расследовании и не в поисках дочери Миллы – просто здесь по-прежнему что-то не сходится.

– Кое о чем мы еще не говорили, – начинаю я, закончив цепочку мыслей и придя к заключению, – Роберт Риверхольт. Его застрелили в публичном месте, на улице, в то время, когда он занимался этим делом.

– Его убила бывшая жена, – кратко отвечает Кенни и добавляет. – Она была больна.

– Как уже было сказано, Аске, – наконец берет слово Ивер, – ничто не указывает на то, что смерть Роберта как-то с этим связана. Мы опасались этого в один или пару моментов, но расследование полиции Осло и наши собственные поиски однозначно показали, что эту теорию можно исключить. Его убила жена, и это не подлежит сомнению.

– Понимаю, понимаю. – Я провожу рукой по шраму на лице, чтобы проверить, болит ли он еще. – Только в фильмах и книгах люди умирают, с головой погрузившись в дело. Вы ведь знаете, что случается с теми, кто занимается подобной работой – роется в чужом дерьме?

– Мы вообще-то тоже работаем над этим делом, – обиженно вставляет Кенни.

– Слабое утешение, – отвечаю я и сильнее давлю на бугристую кожу.

– Итак, – говорит Ивер, поднимаясь с кресла. – У вас есть еще вопросы?

– Полно, – хмыкаю я, убирая ладонь с лица и складывая руки на коленях. – Честно говоря, чертова туча. Чем вы занимались, когда был убит Роберт? Что выяснили об исчезновении? Есть ли кто-то еще, кроме присутствующих в этой комнате, кто знает о том, чем вы занимались? И последнее, но не менее важное: что такого, по вашему мнению, могу сделать я, чего вы не сделали за эти шесть месяцев?

Ивер делает глубокий вдох и опускается обратно в кресло.

– Что касается Роберта, я понимаю ваше беспокойство, учитывая то, что вы находитесь в его шкуре, если можно так выразиться.

– Можно.

– Но нет абсолютно никаких причин полагать, что его смерть как-то связана с этим делом. Его жена была тяжело больна. Проблемная личная жизнь с трагическим исходом. Мы все трое знали Роберта и нас всех одинаково затронуло то, что случилось между ним и его женой. Трагическое происшествие. Ни больше, ни меньше.

– Касательно того, чем мы занимались, – начинает Кенни. – Мы с Миллой и Робертом приехали из Испании за неделю до смерти Роберта. Там мы безуспешно искали Сив с Оливией. Мы все были довольно подавлены и решили взять перерыв на несколько дней, чтобы собрать волю в кулак и продолжить. В тот вечер, когда убили Роберта, мы должны были встретиться всей командой в Тьёме у Миллы, чтобы обсудить дальнейшие планы.

– А с тех пор? Что вы втроем выяснили или сделали с тех пор?

– Мы стоим на месте, – вздыхает Ивер.

Я обращаюсь к Кенни.

– Вы говорили с матерью Сив?

Кенни кивает.

– И?

– Мать, которая, взяв мужа и детей, едет в отпуск, пока ее дочь разыскивают, – говорит он едко, глядя на Миллу. – Извини, Милла. Я не имел в виду… – он крепко сжимает губы.

– Кто знает о том, что вы их ищете?

– Никто, – отвечает Кенни.

– Ну, – Ивер косится на Кенни. – Это не совсем так.

– О чем вы? – спрашиваю я.

– Милла же давала интервью на телевидении перед тем, как вы уехали в Испанию, – говорит Ивер. – Там она сказала, что в следующей книге об Августе Мугабе речь пойдет про так называемые дела об исчезновении, и что она использует дело Сив и Оливии в своей работе. Хорошее прикрытие для поисков собственной дочери.

– Так что конкретно я могу для вас сделать?

– Мы хотим, чтобы ты помог нам найти Оливию, – говорит Милла. – Выяснить, что с ней случилось, и вернуть домой.

– Домой? – я недоуменно смотрю на каждого из них. – Вы вообще себя слышите? Девочек нет уже полгода, и никаких признаков, что они живы. Вы не обнаружили вообще ничего.

– Торкильд, – шепчет Милла. – Пожалуйста. Мне нужна помощь. Она ведь не может просто исчезнуть навсегда. Это не может так закончиться.

Милла протирает глаза и протягивает мне руку, пока Ивер осторожно покачивается в кресле, а Кенни смотрит на меня исподлобья.

– Ладно, – вздыхаю я и беру ее руку. – Я в деле.

– Прекрасно! – Ивер поспешно встает. – Что если нам встретиться вчетвером завтра после работы, может быть, у тебя в квартире, Милла? И поговорим о дальнейших планах.

– Нет, – отвечаю я.

– Что? – Ивер уже вот-вот готов надеть куртку и выключить компьютер одним движением. Он с удивлением смотрит на меня.

– Нам нужно вернуться в детский дом. Я должен поговорить со свидетелем, с тем мальчиком, который видел девочек на автобусной остановке тем утром, когда они пропали. Мне понадобится полицейский со значком для сопровождения.

– Кенни? – Ивер вопросительно смотрит на своего подчиненного. – Сможешь?

– Я тоже останусь здесь, – вставляет Милла. – не хочу ехать обратно, я устала и…

Кенни вздыхает и всплескивает руками.

– Супер, – говорит он и выуживает ключи от машины. – Поехали.

Не только спазмы в диафрагме и нехватка свежего воздуха мучают меня, когда я наконец поднимаюсь, чтобы выйти. И Ивер, и Кенни – полицейские, расследовавшие дело вместе с матерью одной из пропавших девочек и ее личным частным детективом, и уж они-то должны были знать, что это приведет их в так называемые серые зоны, за гранью их официальных полномочий. Кроме того, что они действительно горят идеей помочь Милле исправить ее прошлое, мне в голову не приходит ни одной причины, почему они согласились на мое участие в этом деле, учитывая мое прошлое в Специальном отделе. И чем больше я думаю об этом, следуя за Кенни из кабинета к лифту, тем больше уверяюсь в том, что следовало откланяться и уехать домой, когда у меня еще был такой шанс.

Глава 17

На улице начинает смеркаться, горят фонари. Вместе с огнями города они придают горизонту беловато-голубой цвет, который растворяется затем в более насыщенном, поднимаясь вверх. Атмосфера в машине такая же веселая, как на встрече по урегулированию споров в конторе по охране семьи.

– А откуда вы знаете Миллу? – спрашиваю я, когда Кенни тормозит на светофоре.

– Мы с Ивером первыми оказались на месте происшествия, – отвечает Кенни, барабаня пальцами по рулю, пока мы ждем, когда загорится зеленый. – Когда ее изнасиловали.

– А после этого?

– Встретились с ней спустя несколько лет. Она начала писать.

– Вы когда-нибудь видели ее дочь? До того, как она отдала ее?

Он качает головой.

– Никогда?

– Нет. – Кенни давит на газ, когда можно ехать дальше. – Милла же переехала в Осло. Она не рассказывала, что забеременела и родила дочь вплоть до того момента через несколько лет.

– Почему вы сами ей не помогли в поиске дочери?

Он смотрит на меня с улыбкой.

– Мы не имеем права по закону.

– А она просила?

– О чем?

– О помощи?

– Да.

– И вместо этого вы познакомили ее с бывшим коллегой, работавшим частным детективом, он нашел Оливию, показал ее Милле в школьном дворе, а потом девочка просто исчезла.

Кенни раздраженно ерзает в кресле.

– Все верно.

Полицейские не любят отвечать на вопросы – они хотят сами их задавать, и Кенни не был исключением.

– Когда вы узнали, что Роберт нашел ее?

– За несколько дней до ее исчезновения.

– А потом? Что случилось потом?

– Я работаю в отделе по охране порядка, и как только поступило сообщение об исчезновении, мы поехали расспрашивать молодежь в Драммене и окрестностях.

– Что-нибудь нашли?

– Раньше девочки периодически мелькали в наркосреде Драммена, но никто уже давно не слышал и не видел их там.

– Окей. Кстати, а Роберта вы знали раньше?

– Лично – нет. Мы оба работали в Драммене в одно время, но Роберт стоял выше в системе, в другом отделе.

– Иными словами, вы один из пехотинцев? – Мы проезжаем заправку, где группа молодежи сидит на капотах машин, в футболках и джинсах, пуская сигаретный дым в холодеющее вечернее небо. – Из тех, кто делает грязную работу.

И снова Кенни пытается найти более удобное положение в кресле.

– Называйте как хотите, – буркает он.

– Почему отдел по охране порядка?

– Мне нравится быть среди людей.

– То есть вы – не охотник за карьерой?

Кенни улыбается самому себе.

– А вы разве не были одной из крупных рыб в прежние времена? Один из парней Особого отдела, в костюмных брюках, красивой рубашке и галстуке, снующий повсюду и портивший нам жизнь?

– Не вам, – говорю я и подмигиваю. Мы уже выехали из центра города, вокруг нас вереницы домов и предприятий сменились большими зелеными участками и свежевспаханными полями пыльно-серого цвета с небольшими жилыми застройками между ними. – Только зловредным полицейским. Мухам в полицейском супе.

– Мухи в полицейском супе. – Он смеется и включает дальний свет. – Так вы нас называете?

– Исключительно из отряда насекомых и пауков. – отвечаю я и добавляю. – Но как я уже сказал, только зловредных.

Он опять смотрит на меня.

– Вам это нравилось? Уничтожать карьеру коллег? Придираться и указывать на процедурные ошибки и служебные упущения, вместо того, чтобы делать полицейскую работу по совести?

– Я обожал это, – отвечаю я. – Мы могли бы вас взять хотя бы за день кремового торта в Особом отделе, отделение запад.

– Бог мой, – стонет Кенни, снова переключаясь на ближний, когда караван фур приближается по встречке. – Черт побери, вы похожи на Роберта больше, чем можете себе представить.