Текст книги "Пингвины зовут"

Кроме того, статьи в газетах показали мне отношения с сэром Робертом под другим углом. Роман на старости лет?

Это, конечно, совершенно невозможно и нелепо.

Но, несомненно, мысль интересная.

19

ТЕРРИ

Остров Медальон

Ну вот, Дитрих уехал. Мы проводили его сегодня утром на причал. Вид на море с причала всегда разный, потому что айсберги всегда выглядят по-разному. Более мелкие собираются вместе, покачиваются и стучат друг о друга на ветру. Более крупные напоминают соборы с огромными скалистыми фасадами, богато украшенными резьбой башенками и тенистыми синими арками, высеченными ветром и водой. Они тают, распадаются, слипаются и формируют новые айсберги. Некоторые айсберги уносит ветром, а другие плывут по течению – бесконечный неспешный танец хрустальных глыб.

Я целую вечность смотрела, как корабль рассекает зеркальные волны, проходит между скалами и превращается в маленькую черную точку на горизонте, унося Дитриха прочь от нас.

Дитрих для меня всегда был больше, чем просто коллега. Порой он заменял мне отца, иногда и близкого друга, и я чувствовала себя опустошенной, наблюдая за кораблем. Он взял с собой всего один небольшой рюкзак и уже купил обратные билеты через три недели, но меня не покидает жуткое предчувствие, что он уже не вернется.

Я все еще понятия не имею, что будет дальше. Патрик, по-видимому, ищет информацию о своем отце в Канаде и его будущее столь же туманно.

– И их осталось двое, – говорю я, усаживаясь за стол рядом с Майком вечером в полевом центре.

– И в чем проблема? – отвечает он. – Нам просто нужно делать вдвое больше работы, чем мы делали до этого.

– Ага, – отвечаю я нарочито бодро. – Легкотня!

Я опускаю половник в кастрюлю и раскладываю ужин по тарелкам.

– Что это, черт возьми, такое, Терри?

– Еда из детства, – защищаюсь я. – Сладкая кукуруза, печеные бобы и гороховое пюре на франкфуртских сосисках. Это блюдо также известно как ужин из консервов.

– Ты пытаешься отравить меня, чтобы завладеть островом?

– Возможно.

Уровень готовки заметно снизился с отъездом Патрика. Он был лучшим шеф-поваром, о котором мы только могли мечтать, и всегда находил способы компенсировать недостаток свежих фруктов и овощей. Теперь мы в основном готовим по старым рецептам. У нас просто нет сил, чтобы придумывать что-то необычное. Мы готовим строго по очереди, и меня немного беспокоит, что теперь мне придется готовить через день. Сегодня я приготовила свое худшее блюдо – просто открыла и бросила в него все, что нашла в шкафу. Честно признаться, выглядит это не очень аппетитно. Я запихиваю немного варева в рот и причмокиваю от удовольствия.

– Очень вкусно, – говорю я Майку. – Попробуй.

Он с недоверием подносит вилку ко рту, жует, глотает и морщится.

В отличие от Майка, я действительно наслаждаюсь результатом своей готовки, хотя текстура у блюда немного странная.

Марк откашливается.

– Я тут вспомнил как раз: можем обсудить пингвиньи какашки?

– Конечно, с удовольствием.

Все, что угодно, лишь бы не замечать пустоту, оставленную Дитрихом и Патриком.

Майк серьезно смотрит на меня.

– Наверное, ты не хочешь это знать, но я должен сказать: вчера я нашел в одном из образцов фекалий микроскопические шарики.

– То есть микроскопические гранулы пластика?

– Да, их довольно много.

Мое лицо становится еще мрачнее, чем было до этого.

– Антарктические пингвины питались чем-то, содержащим пластик? Получается, теперь нигде не безопасно?

– Рано или поздно это должно было случиться.

Он яростно вонзает нож в одну из сосисок.

– Пластик попадает в океан через реки со всех уголков планеты.

– Я читала об этом, – задумчиво отвечаю я. – Это потому что богатые страны отправляют свои неперерабатываемые отходы в бедные страны, а в бедных странах нет средств, чтобы правильно их утилизировать.

– Это только часть проблемы.

Он заливает воду в свой и без того набитый рот.

– Пластик остается на поверхности воды, поэтому течение легко разносит его на тысячи километров. Ты знала, что, когда пластик находится в океане несколько месяцев, он выделяет летучее вещество, которое пахнет как пища. Птицы думают, что это еда, и глотают его.

– Это ужасно. Бедные птицы.

– Пластик вообще нельзя производить, – рычит Майк. – Уже придумали альтернативы. Например, кукурузный крахмал и ему подобные;

Я согласна с ним. Люди всегда будут выбирать легкий путь и решения, которые принесут им выгоду. Этот разговор еще больше меня расстроил. Я даже не знаю, что ответить.

Майк протягивает тарелку. К моему удивлению, он съел все, до последней горошинки.

– Можно мне еще этих свиных помоев?

Я иду навстречу снежной буре. Из-за низкого серого тумана горы и озеро сегодня не видны. Снег покрыл камни, из-под него виднеются жесткие травинки. Каждая трещина на земле покрыта коркой льда. Холод проникает мне под парку и пробирает до костей. Мои мышцы напряжены и двигаются с трудом, будто сделаны из бетона. Поход к колонии кажется длиннее, чем обычно, и я сразу же забираюсь в самую гущу пингвинов, нуждаясь в успокоении. Сегодня особенно сильно пахнет рыбой и гуано.

Я намереваюсь выполнить как можно больше работы и не позволить себе расклеиться. Когда я вижу Пипа, на душе становится радостно. Он в одиночестве стоит на пятачке земли, выпрямив спину и направив ключ навстречу ветру, на лице у него задумчивое выражение. Пожалуй, сделаю парочку снимков для Вероники и для себя. Я наклоняюсь с камерой в руках, чтобы поймать его лицо в лучшем ракурсе, а он тут же начинает скатываться в мою сторону. Возможно, ему тоже одиноко.

У меня новый фотоаппарат, его подарил мне Патрик на Рождество, хотя это последняя модель, и я подозреваю, что Вероника помогла ему с деньгами. Также Вероника оплатила несколько спутниковых передатчиков, которые можно прикреплять к пингвинам, чтобы отслеживать, что они делают в зимние месяцы, когда покидают свои гнезда. Я уже прикрепила один из них к Пипу.

Он ковыляет прямо к камере, и я снимаю на видео, как он стучит клювом по объективу, показывая свой розовый рот и колючий язык.

– Пип, возьми себя в руки. Уверена, что камера не такая уж вкусная.

Он встряхивает перьями и выжидающе смотрит на меня, будто пытаясь угадать, что я планирую сделать дальше. Затем он бросается вперед и хватает меня за рукав. Он не отпускает его, когда я начинаю двигать рукой, его голова раскачивается-взад вперед. Его упорство заставляет меня рассмеяться. Я падаю набок. Пип забирается прямо на меня, и я неудержимо хихикаю, когда он слегка толкает меня, а затем хлопает ластами по моим щекам, сбивая с носа очки.

– О, Пип, это то, что мне было нужно.

Он громко пищит, разделяя со мной радость.

Другим пингвинам стало любопытно, и несколько птенцов отваживаются подойти поближе, чтобы посмотреть, что тут происходит. Как бы весело мне не было, работа никуда не делась. Я резко сажусь. Внезапно на меня накатывает тошнота, и мне приходится резко оттолкнуть Пипа в сторону, чтобы не вырвать на него. Он обиженно пищит и, кажется, встревожен моей тошнотой и рвотой. Затем он возвращается, чтобы осмотреть содержимое моего желудка, которое теперь красуется на каменистой, покрытой снегом земле.

Похоже, ужин из консервов все-таки был не лучшей идеей. Надеюсь, Майка не тошнит. Это не похоже на меня – чтобы меня рвало из-за такого пустяка. Видимо, это произошло из-за дополнительной нагрузки и стресса. Я делаю глубокий вдох. Меня окружают черно-белые фигурки с клювами со всех сторон. Голова кружится. И я чувствую невероятную слабость. Боже, надеюсь, я ничем не заболела.
 И тут до меня доходит. Возможно, меня стошнило не из-за несъедобного ужина. Возможно, слабость вызвана не только стрессом.

Мы с Патриком были осторожны, но возможно, этого было недостаточно. Мой цикл никогда не был регулярным, нужно внимательно посчитать, сколько прошло времени с предыдущего. Уже больше пяти недель. Даже больше шести.

На острове мне никак не достать тест, но ответ так очевиден, что отрицать его просто невозможно.

20

ВЕРОНИКА

Остров Джинти

Можно провести в Новой Зеландии многие месяцы, и все равно не успеть насладиться всем богатством ее дикой природы, – говорит мне сэр Роберт. – А я буду там меньше недели!

Это наш последний вечер на острове Джинти, и поэтому после обеда мы идем на прогулку, чтобы размять кости. Сэр Роберт отправится на юг, а я тем временем полечу на Фолклендские острова в куда менее интересной компании Лиама. Сэр Роберт присоединится к нам позже.

Мне рассказали, что Новая Зеландия – страна горных хребтов, гейзеров, озер, скалистых побережий, образованных из нескольких слоев полезных ископаемых, и ледников, поэтому я даже завидую сэру Роберту. Кроме того, там обитает три вида пингвинов, но мы не успеем рассказать о них всех, ведь есть еще множество других морских птиц, о которых сэр Роберт хочет поведать зрителям: буревестники, качурки, моллимауки и так далее. Тем не менее, я с нетерпением жду возможности снова увидеть Дейзи, не говоря уже о пингвинах на Фолклендских островах. Сэр Роберт, судя по всему, уже привык перемещаться по разным уголкам планеты, и у него замечательный метаболизм, который прекрасно справляется с такими нагрузками. Я же не особо привыкла к такому активному образу жизни.

– Я буду скучать по вам, сэр Роберт, – признаюсь я.

– И я буду скучать по вам, Вероника. Нам с вами нужно как следует насладиться этим прекрасным вечером.

– Полностью согласна.

День начинает угасать. Мы бредем по неровной тропе под звуки волн, беспрестанно разбивающихся о берег. Когда мы подходим к небольшому склону, сэр Роберт берет меня за руку. И хотя я совершенно не нуждаюсь в помощи – ведь я постоянно гуляю по каменистому побережью в Эйршире, его забота и учтивость мне приятны. Чуть ниже от нас, с правой стороны, расположена бухта. Сменяющие друг друга приливы и отливы точат её острые скалы. Кое-где галька сменяется крупными булыжниками с острыми краями. По левую сторону от нас виднеется скудная растительность. Птицы кружат в небе и их крики слышаться в вое ветра, но моим глазам не удается разглядеть их. Я замечаю пестрое черно-бело-голубое пятно. 
 Это время суток – звездный час Малых пингвинов.

Съемочная группа расположилась на пляже и пытается запечатлеть этот слёт пингвинов на камеру. Пингвины, чтобы обезопасить себя, как правило выходят на берег не поодиночке, а группами. В кое-то веки мы с сэром Робертом можем позволить себе быть сторонними наблюдателями.

Закат окрасил небо в градиент из янтарного, лососево-розового, кремового, темно-черничного цветов. Мы затаив дыхание наблюдаем, как крошечные фигуры бросаются навстречу крупным волнам, но вода своей силой прибивает их обратно к берегу. Они не сдаются, никогда не сдаются, а снова и снова идут вперед, пока очередной волной их не выбросит на мель. Удивительно, как им удается так быстро встать на ноги в пенящейся воде. Выставив ласты вперед, они присоединяются к соплеменникам и что-то оживленно обсуждают. Судя по всему, делятся впечатлениями об очередной вылазке на море.

Я очарованно слежу за ними. Сложно поверить, что это происходит наяву, кажется, что все это сказочный вымысел. Тусклый серебристый свет едва освещает процессию крошечных фигурок, так они напоминают группу эльфов. – Вы счастливы быть здесь? – мягко спрашивает меня сэр Роберт

– Ещё бы, – я шмыгаю. – Если бы не этот чертов холодный ветер! Из-за него у меня слезятся глаза. 
 Фигурки последних пингвинов медленно исчезают в сумерках. Луна робко выглядывает из-за облаков. Небо чернеет и кажется бездонным, его усыпают мириады крошечных звездочек. Сэр Роберт достает из кармана маленький фонарик. Съемочная группа остается собирать свое бесчисленное оборудование, а мы двигаемся обратно к нашему домику по узкой тропе. Когда мы возвращаемся, там никого нет. Волонтеры отправились в обход по острову вместе с собаками, а Мириам, Лиам и остальные вернуться еще не скоро.

Мы варим какао и усаживаемся в гостиной, горячие кружки греют нам ладони, на улице слышен шепот ветра и причудливые крики ночных птиц. Впервые мы с сэром Робертом остались совершенно одни. Я наслаждаюсь этим временем наедине с ним, но в то же время чувствую, что должна воспользоваться моментом.

К этому моменту я уже выяснила, что у мужчины, который сидит передо мной, никогда не было ни жены, ни детей. Не то, чтобы я специально искала эту информацию, но Эйлин, любительница совать свой нос в дела других людей, решила разведать кое-что о его личной жизни в своем этом «гугле» и поделилась своими открытиями со мной. Судя по всему, на любого известного человека можно найти целую биографию в этом интернете. Однако, по словам Эйлин, о личной жизни сэра Роберта все равно было крайне мало информации.

Я, погруженная в романтическое настроение после нашего вечернего рандеву с пингвинами, решаюсь затронуть эту тему. Я осторожно откашливаюсь.

– Вы когда-нибудь были женаты, сэр Роберт? – спрашиваю я, делая вид, что мне совершенно ничего об этом неизвестно.

– Нет, Вероника, не был.

Я не успеваю спросить что-то еще, потому что он задает мне ответный вопрос:

– А вы, Вероника? Вы ведь были замужем, не так ли?

Мое лицо непроизвольно кривится от презрения.

– Мой муж был бесчестным, лживым слизняком, его неотесанность и бесцеремонность превзошли все мои и без того невысокие ожидания.

Сэр Роберт слегка вскидывает брови от изумления.

– Значит, любовью там и не пахло?

– Совершенно. Единственное, что мне нравилось в Хью – размер его кошелька. Чтобы не показаться вымогательницей, я спешу добавить:

– После развода мне досталось неплохое состояние, но замуж я выходила не из-за денег. Мне казалось, что брак с ним будет веселым приключением, а мне так не хватало веселья в то время. Но я ошиблась.

– А ваш внук Патрик разве не его внук тоже? Как аккуратно он подошел к этому вопросу, настоящий джентельмен.

– Нет, сэр Роберт. Мой сын Энцо родился задолго до моей встречи с Хью. Его отец был совершенно другим. Я обожала Джованни всем сердцем, хотя мы и были очень молоды.

– Джованни? Итальянец?

– Именно так. Самый настоящий романтик. Это было в 40-х годах, он был итальянским военнопленным. В то время рождение ребенка вне брака считалось грехом, а уж тем более от солдата вражеской армии. К тому же мне было всего шестнадцать лет. Джованни был моей первой – и, возможно, единственной – любовью.

Джованни, отец моего Энцо. Меня с головы до ног охватывает тоска по прошлому. И даже не столько по самому Джованни, сколько по этой страсти, характерной молодому сердцу, такой живой и необузданной, подогретой надеждой и верой в то, что все на свете возможно. Я помню, как мое девичье сердце выпрыгивало из груди, когда я увидела, как Джованни бежит ко мне по полю. Его руки были широко раскрыты, готовые обнять меня, а темные глаза горели страстью. Помню, как он снял свою кепку так, что его волосы взметнулись вверх, и как у меня от счастья закружилась голова, когда он сгреб меня в свои объятия. Как сердце забилось быстрее, когда я услышала его фразу: «Моя дорогая Вери», произнесенную с экзотическим итальянским акцентом. Я, совсем еще юная девушка, впервые осознавшая собственные желания, раздавленная тоской по родителям, наслаждающаяся появлением этой новой, запретной любви…

Голос сэра Робера возвращает меня в реальность.

– Позвольте спросить, если вы не возражаете, но что с ним случилось?

Я качаю головой.

– Война расправилась с ним так же, как с тысячами других храбрых молодых людей; Я всегда считала, что мой Джованни не дождался окончания войны. Если он выжил, то значит он так и не вернулся за мной. Так и не узнал, то у него есть сын. Любовь как скользкая рыба. Многие могут поймать ее на крючок, но не каждый сможет удержать её в руках.

Я замечаю, что сэр Роберт и сам погрузился в воспоминания. Он перевел разговор на меня, но я не дам ему так легко отделаться.

– А вы когда-нибудь любили? – я просто не могу не спросить.

Его глаза расширяются.

– Не могу сказать, что не любил, – осторожно отвечает он.

Это неоднозначный ответ, и я жду, когда он скажет что-то еще. Повисает тишина, она наполняет комнату и смешивается с ароматом фрезии и легкими нотками цитруса от моей парфюмерной воды Estée Lauder, которой я ранее намазала шею и тыльную сторону запястий. Сэр Роберт выглядит так озадачено, будто решает сложное математическое уравнение. Его губы плотно сжаты. Я потягиваю свой какао и размышляю, будет ли уместно задать ему еще один вопрос. Только я решаюсь всё же его задать и мысленно формулирую, как лучше это сделать, когда он наконец произносит:

– Вы, наверное, думаете, что я законченный трудоголик.

На самом деле, мое воображение подкидывало мне куда более интересные варианты, но я согласно киваю.

– Полагаю, это неизбежно.

– Вы правы, – резко отвечает он. – Я законченный трудоголик. Ну что же, думаю я с сожалением, повезло его работе.

21

ПАТРИК

Ванкувер, Канада

Я потихоньку привыкаю к благам цивилизации, но Ванкувер – это нечто. Повсюду сверкающие небоскребы, с одной стороны города – горы, с другой – блестящая морская гладь. В городе полно ухоженных парков, модных баров и кафе, и если бы мне нравилось ходить по магазином, то тут был бы рай для меня. Витрины – произведения искусства, на некоторых красуются шикарно одетые манекены, на других можно найти полный ассортимент спортивного и походного инвентаря, на третьих – самая разнообразная домашняя утварь, купить которую придет в голову только самым богатым слоям общества. Я меряю шагами комнату и гадаю, какого черта я здесь забыл.

Знаю, город должен меня впечатлить, но на самом деле я почти ничего не соображаю. В моей голове крутятся две навязчивые мысли. Они сменяют одна другую, будто работает переключатель – Терри и мой отец. Иногда мысли о Терри включают остров Медальон, его пейзажи и колонию пингвинов Адели на заднем фоне, лица Майка и Дитриха, даже мордочка Пипа и его смешные выходки… Но в основном я просто думаю о Терри. Я все еще чертовски зол на неё. Когда-то мне казалось, что она идеал и что мне несказанно повезло. Но теперь я задаюсь вопросом, а не влюбился ли я в неё только потому, что это была единственная женщина в радиусе тысячи миль.

Потом приходят мысли об отце. Навязчивое желание узнать правду. Страх этой правды никуда не делся, но теперь он разбавляется проблесками надежды. Завтра я встречаюсь с Дениз Перри, приемной кузиной моего отца, которая знала его в детстве. Наверняка она расскажет мне что-то? Я очень хочу получить ответы, надеюсь на откровенный разговор с ней. Мне очень нужно, чтобы вся эта история имела смысл.

Трудно осознать, что я нахожусь здесь, в городе, где вырос мой отец и провел большую часть своей жизни. Я опускаю взгляд на свои ботинки, когда они ступают по улицам Ванкувера, и меня охватывает мысль, что возможно именно тут раньше ходил и он. Я останавливаюсь на мосту и смотрю вдаль. А он останавливался на этом же мосту, когда жил здесь? Я ем вафли в кафе. Вдруг он тоже ел здесь вафли? Было бы здорово почувствовать какую-то связь с отцом, но пока этого не произошло. Я хотел бы, чтобы здесь была его могила. Тогда я мог бы навестить его. Но тело моего отца так и не нашли в пропасти, куда он провалился много лет назад.

Удивительный факт: в Антарктиде у меня было друзей больше, чем в Болтоне. А в Ванкувере я не знаю вообще никого. Этот город кишит нарядно одетыми людьми в цветной шерстяной одежде, они шагают рука об руку, болтают и смеются, а иногда даже замечают меня и удивляются, как такой жалкий ублюдок оказался здесь.

Даже моя тень выглядит одинокой, когда следует за мной по широким мостовым. Вот бы бабуля была сейчас здесь, и мы могли бы вместе искать информацию об отце, но сэр Роберт и пингвины, видимо, для неё сейчас важнее. Наверное, я не могу ее винить за это. Просто так совпало… И вообще, она только тормозила бы меня, если была бы здесь. Должно быть, ей показалось, что мне тоже нужна какая-то цель в жизни. Наверное, она права. Иногда я и сам сомневаюсь в своем здравомыслии. Мой разум – мусорная свалка, заваленная всем дерьмом, которое приключилось со мной в жизни. Самоубийство матери, приемные семьи, первая встреча с бабушкой всего полтора года назад, потом она оказалась на волосок от смерти, а я попал в Антарктиду, затем расстался с Терри, прыгнул на корабль и поплыл домой…

– Домой? Какой еще дом? Нет у меня никакого дома, – ворчу я про себя.

В моей голове рождается соблазнительный образ: два растения в горшочках, которые когда-то росли в моей квартире – Труляля и Траляля. Я бы всё сейчас отдал за косячок. Интересно, где в Ванкувере можно раздобыть наркотики?

Я захожу в какую-то забегаловку, закидываю в себя немного вредной пищи, а потом жалею об этом. С завтрашнего дня я начну нормально питаться. Затем я возвращаюсь в своё временное пристанище. Это отель, который выбрала и оплатила бабуля. Я бы точно выбрал что-то подешевле, но жаловаться не приходится. Тут какое-то сумасшедшее количество этажей, роскошный ресторан, а еще несколько напичканных нужными приборами кухонь, если вдруг кому-то нравится готовить самому. (Я как раз такой человек. Особенно, когда у меня в жизни меньше проблем). В отеле есть даже собственная служба доставки продуктов, так что можно заказать любую еду, и ее доставят прямо к двери номера. В моей спальне самые огромные окна в моей жизни, и из них открывается вид на зелёный парк, королевский яхт-клуб, Кол-Харбор и все, что лежит за ее пределами. Вы только посмотрите на меня – обладатель зеркального телевизора, мини-бара и ванной комнаты с дополнительным халатом!

Я разваливаюсь на огромной кровати и щелкаю пультом от телевизора. Время от времени я беру в руки телефон. Я всё ещё порываюсь зайти на страницу «Блога про пингвинов Терри», но держу себя в руках. Я изо всех сил пытаюсь не думать ни о чём, связанном с пингвинами, но на удивление мне это даётся очень непросто. Эти существа проникли в самые отдалённые уголки моего сердца. Мне долго не удается заснуть. Когда я наконец проваливаюсь в сон, мне снятся два человека, которых зовут Ванкувер и Болтон. Ванкувер – утонченная женщина с безупречным макияжем и необычной укладкой, в то время как Болтон – дворовый мальчишка, неряшливый сорванец с грязными коленками и ссадинами на коже. Кажется, он постоянно ковыряет в носу. Ванкувер пытается привести его в божеский вид. Она протирает ему лицо бледно-розовой фланелью, но грязь никак не смывается. Она одевает его в нарядный костюмчик, но мальчик срывает его с себя. Она просит его говорить «пожалуйста» и «спасибо», но он только хрюкает, как поросёнок. В конце концов Болтон вылезает из окна и убегает прочь.

Я просыпаюсь с ощущением глубокой грусти, которая комом стоит в горле. Очень странно оказаться в такой огромной мягкой кровати совсем одному. Я вылезаю из постели, кутаюсь в халат и смотрю в панорамные окна на город и окрестности. Все покрыто снегом, а свет от небоскребов отражается в водной синеве. Прекрасный вид, который было бы идеально разделить со своей девушкой.