Текст книги "Дорога из Освенцима"

Впервые за долгое время Силка видит улыбки на лицах некоторых женщин. Несмотря на изнуренность после рабочей недели, они выходят на улицу, держась под руку. Силка предполагает, что такое будет происходить только по воскресеньям, когда полдня отдыха дает им какую-то передышку. Заключенные вглядываются в небо, в темнеющие на горизонте горы угля. Они вдыхают свежий воздух – их враг зимой, когда он обжигает глотку и легкие. Впервые они видят, как в центральной части, где женский и мужской лагерь граничат друг с другом, мужчины гурьбой ходят по кругу, не представляя угрозы для женщин. Некоторые отвечают на их улыбки девчачьим хихиканьем. Их обуревает ощущение свободы.

– Пойдем, Силка. Надо их разыскать! – взволнованно вскрикивает Йося.

– Кого разыскать?

Силка удивлена, что первым на ум ей приходит тот мужчина, которого она тогда встретила в санчасти, – кареглазый вежливый мужчина, извинившийся, что случайно задел ее. Они не разговаривали, хотя он пару раз кивал ей.

– Вадима и Бориса. Давай найдем их и прогуляемся вместе. Ведь здорово будет, если мы просто погуляем с ними, узнаем их поближе, а не только…

– Не хочу я искать Бориса. Почему бы нам просто не побыть вместе? Они не нужны нам, Йося.

Силка посочувствовала бы наивности Йоси, ее потребности считать подобные отношения настоящей связью, но Силку это сильно тревожит.

– Но я хочу видеть Вадима. Ты идешь или я пойду одна? – в нетерпении произносит Йося.

– Меня они не интересуют, – холодно отвечает Силка.

– Что ж, раз ты так считаешь… – Йося с возмущенным видом уходит.

Силка смотрит ей вслед, а потом идет дальше одна.

Силка противится такой свободе – для нее это внове. Она не спускает глаз с ограды лагеря с ее сторожевыми вышками, выискивая охранников, которые могли бы открыть стрельбу по заключенным. В другом месте узники постоянно чувствовали себя под прицелом. Она пока не знает всех местных правил. Она одной из первых возвращается в безопасный, как ей кажется, барак 29 и терпеливо ждет возвращения всех, особенно Йоси. Силка, конечно, жалеет, что оставила ее одну. Перед сном она проверяет, все ли на месте. Потом надевает на глаза повязку. Женщины, устраиваясь на ночь, продолжают радостно щебетать. Видимо, это небольшое послабление принесло им минуты удовлетворения.

* * *

В течение восьми недель солнце не покидает небосклона. Силка учится расслабляться и каждый воскресный вечер гуляет по лагерю вместе с другими женщинами из их барака. Они обследуют окружающую обстановку. Чтобы защититься от комаров и мошкары, они закрывают все тело и обматывают лица шарфами. Силка продолжает уговаривать Йосю, чтобы не искала Вадима и не встречалась с ним, что он не ее будущее.

Однажды вечером рядом с Силкой оказывается Ханна, которая оттесняет ее от Йоси, крепко взяв за локоть. Силка чувствует запах ее несвежей одежды, сальных волос.

– Чего тебе надо? – спрашивает Силка.

– Знаешь, на войне люди вроде нас с Леной сопротивлялись всякой подавляющей силе – нацистам, Советам…

– Я знаю. Вы героини.

– А в то же время некоторые просто ложились под них, даже получая выгоду от этого спаривания, пока другие вокруг них умирали.

Ханна еще сильнее стискивает руку Силки. Силке становится нехорошо. Ханна продолжает идти, принуждая Силку переставлять ноги.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – без выражения произносит Силка.

– Я не собираюсь выдавать источник, но ты скрыла от нас эту гадкую маленькую тайну.

Силка сглатывает, ощущая страх и злость. Должно быть, это та женщина из поезда, тоже побывавшая в другом месте.

– Значит, та женщина говорила правду? Похоже, ей не терпелось рассказать кому-то. Видно было, что долго она не протянет.

– Мне нечего тебе сказать.

Силка думает о той женщине, которая, как и она, выжила в другом месте только для того, чтобы оказаться здесь, и хуже того, может никогда отсюда не выйти.

– Значит, это правда. Ты обыкновенная шлюха, которая спит со всякими подонками, чтобы получить желаемое. Ну и ну.

– Тебе не удастся рассердить меня, Ханна. Даже не пытайся, – говорит Силка, глядя женщине прямо в глаза.

– Спорю, ты не захочешь, чтобы узнали твои подруги. Хочешь, чтобы я не выдала твой секрет?

– А не пошла бы ты на хрен! Мне плевать на то, что ты сделаешь или скажешь.

Силка блефует, чтобы ее тайна не слишком интриговала Ханну. Но она понимает, что Ханна, вероятно, чувствует ее дрожь.

– Я могу сохранить это в тайне за цену…

– Как часто в наш барак приходят мужчины и насилуют тебя, Ханна?

Ханна не отвечает, нахмурив брови, тяжело дышит.

– Не слышу твоего ответа. – Силка повышает голос. – Один мужчина, несколько… Сколько разных мужчин насиловали тебя, пока ты здесь?

– Вот так это здесь происходит.

– Да, так это здесь происходит. И так же происходило со мной там. Меня прятали, чтобы офицеров нельзя было уличить в осквернении себя. Знаешь, каково это? Для тебя, твоих родных и друзей, всей нации – когда с тобой обращаются как с животным, которое отправят на бойню? – (Ханна отворачивается, ее лицо бесстрастно.) – А та женщина, утверждающая, что все обо мне знает, сообщила, почему она сама оказалась здесь? – спрашивает Силка.

– Да, я вытянула это из нее. Русские сказали, что не любят тех, кто доносит на других, когда об этом не просят, поэтому тоже послали ее сюда. Похоже, под конец вы все ослабли и стали набрасываться друг на друга.

– Никто не вправе нас судить, – стиснув зубы, произносит Силка. – Ты не знаешь, каково это было. У нас имелось лишь два выбора: один – выжить и второй – умереть.

Ханна тихо посмеивается. От возмущения у Силки двоится в глазах. Пора бы ей к этому привыкнуть. Люди придумывают собственную шкалу добра и зла, решая, куда тебя поместить.

– Но это ведь не все, да? – спрашивает Ханна, и Силка с недоумением смотрит на нее. – Ты и в самом деле хочешь, чтобы я рассказала другим – Йосе, Наталье, Ольге, Лене – о твоей роли в бараке смертниц?

Силка пытается не показать виду.

– Я так и думала, – говорит Ханна. – Скоро я скажу, что мне от тебя нужно, и ты мне это дашь.

И Ханна отходит от нее.

Силка смотрит на женщин, стоящих кружком в редкую минуту отдыха. Йося поворачивается и улыбается Силке. И та в ответ выдавливает из себя улыбку. Ей не хочется возвращаться мыслями в другое место, ей хочется жить сегодняшним днем, наилучшим образом проживая его вместе с новыми подругами. Она не хочет, чтобы Ханна все испортила. У Силки скручиваются внутренности.

* * *

Совсем скоро, проснувшись однажды утром, женщины видят иней на траве. Тягучий влажный воздух раздражает глотку. Силка здесь уже целый год. Летние косынки убираются, из-под матрасов извлекаются шапки и тяжелые ватники, пролежавшие там последние два месяца.

Похоже, Ханна еще не определила цену за молчание, но часто напоминает Силке взглядом или жестом о том, что ей известно. Силка уговаривает себя не поддаваться страху, что женщины узнают о ней.

Переход от осени к зиме происходит стремительно. Осенние дожди увлажняют землю и портят настроение. Вечерние прогулки по лагерю прекращаются, и женщинам снова приходится приспосабливаться к своей тесной компании.

Дождь переходит в снег с дождем, а снег с дождем – в снег. Постоянно темно.

Барак как будто уменьшился, чтобы не выпустить тайну, известную Ханне.

Глава 9

День, когда строят планы. День, когда думают о будущем. Большинство людей, но не Силка.

1 января 1947 года.

Сегодня впервые она записывает в карточке пациента:

Пациент идет на поправку, завтра ожидается выписка.

Она слышит слова, произнесенные врачом, записывает их, старается улыбаться при взгляде на мужчину, лежащего на койке перед ней. В глазах его слезы.

– Пожалуйста, еще немного. Можно я останусь еще ненадолго? Еще два, три дня. Я пока слаб.

Врач смотрит на больного без всякого сочувствия, потом поворачивается к Силке:

– Как думаешь, Силка? Разрешим мы этому чертову симулянту занимать койку, которой дожидается какой-нибудь хворый зэк? Или завтра же дадим ему коленкой под зад?

Силка научилась этой игре с ее участием, в которую любят играть некоторые врачи. Словно она – человек, решающий, оставить ли пациента еще на сутки в теплой больничной койке со здоровой пищей. Она также узнала, какие врачи могут согласиться на ее предложение оставить пациента еще на сутки, а какие сделают прямо противоположное.

Этот врач часто соглашается со словами Силки. Она расчетливо дарит дни больным и немощным, чего не могла делать в прежней жизни. Хотя во всех таких местах один человек выигрывает за счет другого. Комфорт одного человека, еда одного человека. Справедливости нет.

– Сегодня первый день Нового года. Может быть, в честь этого… – она бросает взгляд на карточку у себя в руках, – Георгий Ярославович получит от нас дополнительный день. Исправить в карточке день выписки на послезавтра?

– Исправь.

Врач уходит.

Силка бросает взгляд на плакат, висящий на стене. Улыбающийся рабочий на залитом солнцем поле. Освобождение через честный труд.

Она исправляет запись в карточке.

– Спасибо вам, Силка Кляйн, спасибо, спасибо. Вы ангел, ниспосланный с небес.

Силка подмигивает ему. На этот раз ее улыбка искренняя.

– Все хорошо, Георгий Ярославович, вы знаете, что я о вас позабочусь.

Подойдя к стойке, чтобы оставить карточку Георгия и взять другую, Силка видит Елену, которая все это время наблюдала за ней.

– Силка, у меня для тебя хорошая новость.

Силка снова улыбается. Но она боится спросить. Она ждет.

– Я разговаривала с главврачом и убедила его, что ты приобрела квалификацию медсестры.

– Правда? Это замечательно, большое вам спасибо! – восклицает Силка, хотя она и озадачена: ее положение теперь разительно отличается от положения ее соседок по бараку, но ей все же хочется сделать еще больше; за спиной Елены, за замерзшим окном царит непроглядная тьма. – Не знаю, что еще сказать.

– Ты не должна меня благодарить. Ты хорошо потрудилась и заработала право получить за это признание.

В глубине души Силке неспокойно. Она ощущает что-то вроде стыда. Относилась бы к ней Елена по-другому, если бы знала все о прошлом Силки?

– Я вас не подведу, – говорит Силка.

– Знаю, что не подведешь. И, Силка, еще одно. – Елена передает ей записку. – Отдай эту записку сегодня Антонине Карповне. Это моя просьба отпустить Йосю, чтобы с завтрашнего дня она начала работать здесь помощником в канцелярии. Йося возьмет на себя некоторые из твоих прежних обязанностей, чтобы у тебя освободилось время для работы медсестрой.

Взяв записку дрожащей рукой, Силка отворачивается, чтобы успокоиться. Наконец-то! С тех пор как работает в больнице, она ждала этого. Засунув записку в карман больничного фартука, она благодарно кивает Елене и, взяв другую карточку, решительно направляется к следующему пациенту.

Впервые за долгое время Силка приходит в барак раньше остальных женщин. Шмыгая замерзшим носом, она расхаживает по небольшому помещению в ожидании Йоси и Антонины, чтобы поделиться с ними новостями. Однако она взволнована не той новостью, что ее назначили медсестрой, а той, что Йося будет работать не на шахте, а в уюте и тепле санчасти. Она понимает, что ею движет эгоизм – ей хочется быть ближе к Йосе. Чтобы присматривать за ней.

Женщины входят в барак испуганные и взвинченные. Первая мысль Силки о Ханне, о том, что та знает или думает, что знает. Рассказала ли Ханна женщинам и намерены ли они наброситься на Силку? Но потом до нее доходит, что дело совершенно в другом. Одна из женщин рыдает и стонет одновременно. Пока она сгибается пополам от боли, ее поддерживают с двух сторон две женщины. Во всеобщей суматохе раздаются советы, к которым никто не прислушивается, и никто не берет на себя управление ситуацией.

Силка хватает за руку Лену, отталкивает ее в сторону. Теперь она видит, кто стонет. Это Наталья, светлые волосы которой, пропитанные потом и сажей, прилипли ко лбу.

– Что происходит? Что случилось?

Вслед за женщинами входит Антонина. Положив Наталью на топчан, женщины отступают, чтобы бригадир могла ее увидеть.

– Какой срок? – спрашивает Антонина.

Наталья от страха и боли трясет головой:

– Не знаю.

Ее шея по-прежнему обмотана шарфом. Она хватается за шею руками в перчатках.

– Недели или месяцы?

– Месяцы – пять или шесть, не знаю! Помогите, прошу вас, помогите!

– Что с ней случилось? – снова спрашивает Силка у Лены.

– У нее кровотечение, и она беременна. Мы думаем, она рожает.

Антонина поднимает глаза и видит, что Силка отходит в сторону.

– Иди сюда, – говорит она. – Ты работаешь в больнице. Займись ею. Остальные будьте готовы пойти на ужин.

Силка открывает рот, чтобы возразить, но не говорит ничего. Она понятия не имеет, как принимать роды, но хочет остаться рядом с Натальей.

– Извините, Антонина Карповна, можно со мной останутся Йося и Лена? У меня для вас записка от врача Елены Георгиевны.

Силка разворачивает записку и вкладывает ее в руку Антонины Карповны, с которой та не успела снять перчатку. Антонина читает записку и, отыскав глазами Йосю, без выражения произносит:

– Что ж, еще одна из вас выиграла приз, мои поздравления. – Потом переводит взгляд на Силку. – Эти двое могут с тобой остаться. Я пришлю сюда полотенца и простыни. Остальные уходите отсюда.

Она вновь заматывает шарфом пол-лица, видны только глаза.

Пока женщины не ушли в столовую, Силка спрашивает:

– Кто-нибудь из вас рожал или помогал при родах?

Бригадирша оглядывает женщин, вновь опускает с лица шарф.

– Ну?

– Я помогала при отеле коров, но никогда при родах, – обыденным тоном произносит Маргарита.

– Можешь тоже остаться.

Их внимание переключается на вопли Натальи. Милая, красивая Наталья, думает Силка. Йося опускается рядом с ней на колени, отводит с ее лица влажные белокурые волосы.

– Кровотечение сильное? – спрашивает Силка.

– Было сильное, когда во время смены я пошла в уборную. Помоги мне, пожалуйста, Силка, спаси моего ребенка.

Она хочет ребенка, отмечает про себя Силка. В глубине души Силка понимает, что, случись такое с ней, она, возможно, тоже стала бы цепляться за жизнь. Но с Силкой этого не случится. Она думает, что вряд ли сможет забеременеть.

Наталья умоляюще смотрит на Силку:

– Ты знаешь, что нужно делать?

Силка сохраняет на лице бесстрастное выражение.

– Мы сделаем все, что в наших силах, Наталья. Нам надо раздеть тебя, чтобы посмотреть, как у тебя дела, ладно?

У двери сгрудились пятнадцать женщин, замотанные до бровей, спешащие уйти, чтобы не быть свидетелями трагедии. Силка, Йося, Лена и Маргарита изо всех сил стараются помочь Наталье.

Какой-то конвойный приносит два полотенца и две простыни. Встреченный криками Натальи, он без слов бросает тряпки в барак.

Пока обитательницы барака ужинают, Наталья производит на свет младенца мужского пола. Он не издает ни звука и не шевелится. Взяв одно из полотенец, Силка заворачивает в него тельце ребенка и кладет на руки Наталье. Четыре женщины стоят над ней, пока она не засыпает в слезах, первую и единственную ночь прижимая к груди сына. Йося всю ночь простаивает у постели Натальи.

На следующее утро Антонина велит Елене и Маргарите остаться с Натальей. Силке с Йосей придется забрать ребенка и идти на работу в санчасть. У Йоси несчастный вид.

– Мы позаботимся о Наталье, Йося, – говорит Елена.

Силка с тяжелым сердцем берет мертвого ребенка из рук матери.

* * *

В санчасти Йося схватывает все медленно. Силка ловит себя на том, что тратит больше времени на объяснения и делает работу за Йосю в ущерб своим сестринским обязанностям. Но Силка с упорством продолжает, и Елена старается не замечать, что Йося не всегда понимает, какую информацию от врача следует заносить в карточку пациента, а какая является только комментарием и не требует записи. Йося теперь хорошо говорит по-русски, но ей с трудом дается письменный русский, с именами и названиями лекарств тоже проблемы. Она стесняется медперсонала, предпочитая искать помощи у Силки, чем просить, чтобы ей повторили указание.

Силка же прекрасно справляется с любой задачей. Она стала экспертом по взятию крови на анализ. То, как она накладывает швы, вызывает восхищение у более опытных коллег, хотя, возможно, недотягивает до стандартов Ольги и других вышивальщиц. Она без всяких усилий сочетает заботу об эмоциональных потребностях пациентов с удовлетворением их практических потребностей.

Теперь Йося благодарна Силке и относится к ней с большей теплотой, перешептываясь с ней в те ночи, когда не приходят Борис с Вадимом. Йося взволнована и потрясена.

– Как я научусь? Как все освою?

Иногда у Силки не хватает энергии убедить подругу, хотя она желает ей добра. Просто Силка понимает, что все может еще больше усложниться, что им следует принимать каждый момент таким, как он есть.

Однажды, вернувшись с работы, они не застают Наталью. Антонина Карповна отказывается отвечать на их вопросы, и Силка понимает, что это плохо. Обычно они знают, когда женщину отправляют в карцер, потому что это предупреждение остальным. Силке никак не избавиться от образов женщин, которые в другом месте прыгали на ограждение под током, предпочитая быструю смерть аду на земле, то есть в лагере или газовой камере, которая, как они знали, ожидала всех. На Силку накатывает безразличие, холодное и ровное, как снег, покрывающий землю, и ей просто хочется лечь. Но она знает, как много значила для Йоси Наталья. Силка садится рядом с подругой и, молча взяв ее за руку, ждет, пока та не уснет.

Зима кажется бесконечной, поглощающей все и вся в своем ледяном мраке, но недели становятся месяцами. Времена года резко сменяют один другой, и вновь сквозь тающий снег и лед пробиваются крошечные цветы. Свет в бараке выключен, и солнце высоко стоит в небе.

Наступило второе лето с белыми ночами.

Помимо исчезновения Натальи, в бараке есть и другие изменения. Две женщины из барака затеяли драку. Когда конвойный попытался разнять их, его тоже ударили. Женщин отправили в карцер, и они не вернулись. Их место заняли три молодые украинские девушки, которые спят на их топчанах. Остаются Ольга, Лена, Маргарита и Ханна.

Стены барака украшены рукоделием женщин. Если какая-нибудь салфетка портится от сырости, ее быстро заменяют другой. Кружева украшают воротники женских ватников, их платья, края карманов, шапки и шарфы. Это робкий протест личности, демонстрация женственности, то есть того, что они не просто ломовые лошади, ежедневно выполняющие физическую работу.

* * *

Силке удалось несколько месяцев кряду избегать общения с Ханной наедине, но однажды вечером, когда все возвращаются с ужина в барак, Силка замедляет шаг, говоря Йосе, что скоро придет.

– У тебя все хорошо? – спрашивает Йося, нахмурившись при виде Ханны, стоящей рядом с Силкой.

– Да, конечно, – принужденно улыбаясь, отвечает Силка.

Йося пожимает плечами и идет вперед, оставляя Силку наедине с Ханной.

Силка делает глубоко вдох.

К ее удивлению, вид у Ханны не угрожающий, а уязвимый. Она облизывает сухие губы, тревожно оглядываясь по сторонам.

– В санчасти… – неуверенно начинает она, – у вас есть болеутоляющие лекарства, да?

– Да, но они ограниченны. Мы используем их только в случае крайней необходимости.

– Знаешь, ты должна мне достать немного, – говорит Ханна, ее глаза сверкают безумным блеском.

– Их очень мало… – возражает Силка.

– Ты же знаешь, чем это тебе грозит, – раздраженно произносит Ханна, сильно, до боли, надавливая рукой на плечо Силки. – Если не будешь регулярно приносить мне это, я расскажу всем здесь… – она кивает в сторону барака, – что ты не только трахалась с нацистами, но и стояла в меховом пальто, как ангел смерти, и смотрела, ничего не делая, как у тебя на глазах убивают тысячи таких же, как ты.

Несмотря на мягкую погоду, Силка леденеет. Она начинает дрожать. Она хочет объяснить Ханне: «Мне было шестнадцать! Это был не мой выбор. Просто я хотела выжить». Но слова не приходят. И она знает, какими пустыми и безрассудными прозвучат эти слова для ее соседок по бараку. И что они не смогут находиться рядом с ней. И что она покажется им прóклятой, дурной. Силка не хочет красть для Ханны наркотики, жизненно необходимые пациентам. Но она не может также потерять своих подруг – единственное утешение. А что, если врач Елена тоже узнает о бараке смертниц? А Раиса и Люба? Она может потерять их, как и свое положение. Она лишится возможности приносить своим напарницам дополнительную еду, которая придает им силы для их изнурительной работы. Все рухнет.

По лицу Ханны видно, что она разгадала мысли Силки.

– Попробую что-нибудь сделать, – смирившись, без выражения произносит Силка.

Она уже собирается вернуться в барак, лечь и попытаться не думать об этой дилемме и вызванных ей проблемах, но тут слышит, как кто-то зовет ее по имени:

– Силка, Силка!

Это Борис. Она поворачивается, когда к ней подскакивает коренастый румяный русский. Как она сможет сейчас с ним общаться? Их отношения постепенно меняются. Он часто говорит Силке, что любит ее. Из страха она заставляет себя отвечать ему тем же, но это неправда. Много раз, приходя к ней, он хочет лишь, чтобы его обняли, приласкали. Он рассказывает ей о том, что в детстве никогда не знал любви и утешения заботливых родителей. Ей жалко его. Неужели, думает она, ее чувства к мужчинам должны состоять только из страха и жалости? В ее детстве было много любви и внимания, родители всегда интересовались тем, что она говорит, понимали свою упрямую, своенравную дочь. В глубине души у нее сохранились остатки этого чувства семьи, принадлежности к семье, и лучше их не трогать. Ее отец был хорошим человеком. Должно быть, существуют другие мужчины вроде ее отца. Как Лале, парень Гиты. Любовь может преодолеть ужасные испытания. Может быть, просто не в ее случае.

Она снова вспоминает курьера, которого встретила в санчасти. Его добрые темные глаза. Но можно ли доверять кажущейся доброте? Она даже не знает, как его зовут. И лучше, чтобы не знала.

– Погуляй со мной, – твердо говорит Борис.

Силка не знает, что случится, если она откажется. Поэтому она идет. Он приводит ее в ту часть лагеря, которую женщины обычно избегают. Здесь полно мужчин, всегда спорящих, всегда дерущихся.

Борис говорит ей, что хочет познакомить ее со своими друзьями. Он хочет похвастаться ею. Впервые после прибытия в Воркуту Силка по-настоящему напугана. Она знает, что Борис – влиятельный блатной, однако скабрезные замечания мужчин, пытающихся схватить ее, когда она проходит мимо, вызывают у нее страх, что Борис не сможет защитить ее. Один парень на глазах у товарищей безудержно занимается сексом с молодой женщиной. Мужчины подначивают Бориса доказать свою мужественность и проделать то же самое с Силкой, и она в страхе отрывается от него и убегает. Догнав девушку, Борис уверяет ее, что никогда не совершит ничего подобного. Он искренне извиняется перед ней, что подтверждает подозрения Силки. Он любит ее. Но как может он любить ее, если ничего о ней не знает? Он знает Силку только физически – ее тело, лицо, волосы.

Они отходят от группы мужчин, и вслед им несутся вопли той девицы.

Силка умоляет Бориса отпустить ее в барак. Ей хочется побыть одной. Силку охватывает оцепенение. Стараясь не показывать страха, она уверяет его, что дело тут не в нем – просто ей нужно побыть одной.

Свернувшись калачиком на постели лицом к стене, она никак не может заснуть даже с повязкой на глазах. В ее воображении возникают нелепые, странные образы. Эсэсовец с винтовкой, украшенной кружевом; Гита и Йося сидят около груды измельченного угля, ищут в траве цветки клевера с четырьмя листочками, смеются и перешептываются, а Силка издали смотрит на них; доктор Елена уводит мать Силки от грузовика, на который грудой наваливают тела других женщин, еле живых и обреченных на смерть; Борис в форме офицера СС протягивает к ней руки, предлагая увядшие цветы. Она тихо рыдает от нахлынувшего вдруг чувства безысходности и тоски по людям, которых уже никогда не будет в ее жизни.

Освенцим-Биркенау, 1944 год

Силка выходит из барака 25. За воротами внутреннего двора стоит грузовик, на котором обитательниц ее барака повезут на смерть. Рядом с грузовиком прохаживаются четверо эсэсовцев. Женщины медленно бредут за ворота, идут мертвые женщины. Силка проталкивается мимо них и подходит к двоим эсэсовцам, стоящим ближе:

– Ночью две умерли. Хотите, чтобы я погрузила их тела на повозку для трупов?

Один из них кивает.

Силка останавливает четырех женщин.

– Вернитесь в барак и заберите тех двух, которые облапошили газовую камеру, – строго говорит она.

Четыре женщины возвращаются в барак. Силка входит вслед за ними и прикрывает за собой дверь.

– Ну-ка, дайте помогу, – говорит она; женщины смотрят на нее в недоумении, приняв это за шутку; Силка хмурится. – Не скажи я что-то первая, они загнали бы вас в барак прикладами винтовок.

Женщины понимающе кивают. Одна из умерших женщин лежит на верхних нарах. Силка поднимается к ней и осторожно опускает ее на руки двух ожидающих женщин. Тело почти невесомо. Спустившись вниз, Силка помогает положить тело им на руки, потом поправляет жалкую одежду женщины, чтобы у нее в смерти был более достойный вид.

Двух умерших женщин выносят из барака, и Силка смотрит на отъезжающий грузовик. До нее доносится писк и шум возни голодных крыс. Через минуту она войдет в барак и наденет чистые нейлоновые чулки, обмененные на хлеб. Если он придет с визитом, она должна быть опрятно одета. И она хочет попросить его об услуге для подруги Гиты в отношении парня, которого та любит. Слово «любит» кажется Силке странным. Оно крутится у нее в голове, не вызывая никаких эмоций. Но если Гита способна испытывать это чувство, Силка сделает все, чтобы сберечь его. Перед тем как войти в барак, она бросает взгляд в сторону газовых камер и крематория. Вначале, когда она оказалась в этом аду на земле, то всегда возносила молитву. Но сейчас слова застревают в горле.

* * *

Лежа в постели, Силка пытается отогнать воспоминания, призывая сон.

Ей осталось тринадцать лет.