Текст книги "Гонки на выживание"

– Не надо сердиться на маму, Анди.

Прижимаясь к отцу, Андреас прошептал ему на ухо:

– Но она обидела тебя, папа.

– Это была просто ссора между взрослыми. Иногда мы говорим то, чего на самом деле не думаем. – Он отстранил от себя сына и строго посмотрел на него. – Вот почему тебе ни в коем случае нельзя было подслушивать. Надо было спуститься вниз и сказать нам, что ты не спишь. Тогда мы могли бы все обговорить вместе.

Андреас всхлипнул и вытер глаза кулаком.

– Но мама все равно отослала бы Даниэля в лагерь.

– Может, да, – задумчиво признал отец, – а может, и нет. – Он поцеловал сына в макушку. – Постарайся уснуть. А когда проснешься, я хочу, чтобы ты хорошенько подумал о своей матери. У нее были причины так поступить.

– Ладно, – буркнул Андреас, откинувшись на подушку.

Роберто встал и направился к двери.

– Папа! – остановил его Андреас, пока сон не сморил его окончательно. – Проверь, пожалуйста, чтобы с Рольфом все было в порядке.

– Конечно, – улыбнулся Роберто. – Спокойной ночи, Анди.

– Спокойной ночи, папа.

9

В течение трех суток после того, как Андреас высадил его у дороги на Эмменбрюкке, Даниэль передвигался в дневное время, а по ночам спал в сараях или в стогах сена, стараясь как можно экономнее расходовать припасенную для него Андреасом еду. Лодыжка все еще болела, новая одежда выглядела прилично, но была тесна; он страшно боялся, что кто-нибудь украдет деньги, прожигавшие ему карман.

На четвертый день Даниэль спрятался неподалеку от придорожного кафе, где обычно останавливались перекусить водители-дальнобойщики, и стал ждать благоприятного случая. Он представился наконец в виде большущего грузовика, везущего электрооборудование в Берн, столицу страны. Все это Даниэль выяснил для себя, пока шофер, разговорившийся с каким-то коллегой, заходил в ресторан. Мальчик выждал, пока за ними закрылась дверь, потом подбежал к грузовику, забрался в кузов и приготовился к новому долгому ожиданию.

В Берне он направился прямо к железнодорожному вокзалу и, прячась в товарных вагонах, добрался в Лозанну.

На вокзале в Лозанне он купил в аптеке ножницы, шампунь и мыло, после чего провел около часа в мужской уборной: вымыл голову, подстригся и причесался. Покончив с туалетом, Даниэль взглянул на себя в зеркало впервые после побега. На него смотрел незнакомец. Выбравшись из лагеря, он все еще выглядел как двенадцатилетний ребенок: щуплый, испуганный и слишком юный, чтобы выходить на улицу без мамы. С того дня прошло чуть больше месяца, но он сильно вытянулся, выглядел скорее сухопарым, а не тщедушным, настороженным, а не испуганным, а главное – повзрослевшим.

Покинув вокзал, Даниэль свернул налево и попал на широкую площадь с прекрасной старинной церковью посредине. Он был ошеломлен, но не встревожен: перед ним открывалось новое начало. Не надо больше бежать, прятаться, воровать по мелочи. Благодаря Андреасу Алессандро у него появился шанс, и этот шанс Даниэль не намерен был упускать ни за что на свете. В этот вечер он мог себе позволить заплатить за ночлег. Завтра надо будет разработать новый план действий. Он был свободным человеком.

Даниэль нашел себе место для ночлега на авеню де Милан, где в довольно обшарпанном доме сдавались комнаты.

Консьержка оказалась женщиной лет пятидесяти с небольшим. Судя по всему, Даниэль произвел на нее благоприятное впечатление. Она поинтересовалась, откуда он родом.

– Цюрих, – отрывисто ответил он, отпивая кофе из огромной кружки и намазывая джем на один из поданных ею чудесных слоеных рогаликов.

– Et vos parents? [8]8
  А ваши родители? (фр.).


[Закрыть]

– En route [9]9
  В пути (фр.).


[Закрыть], – сказал он, надеясь, что она этим удовлетворится. Немного подумав, он осторожно спросил ее по-немецки: – Нет ли у вас пишущей машинки, мадам? – и показал жестами, как заправляют бумагу и нажимают на клавиши.

Она кивнула.

Письмо, напечатанное им на одном из листов фирменной бумаги фирмы Пфиштер—Алессандро, гласило, что Даниэль Зильберштейн, шестнадцати лет, является, несмотря на молодость, сильным, прилежным и честным работником. Размашистую, с замысловатым росчерком подпись совершенно невозможно было разобрать.

«Мое последнее преступление», – подумал Даниэль.

Вооружившись местной газетой, словарем и картой города, он с трудом продирался сквозь частокол объявлений, сбитый с толку обилием вакансий. Правда, в Лозанне для него ничего подходящего не нашлось, но в городе Веве, в ресторане «Леман» требовался помощник на кухню.

Даниэль посмотрел на карту. Веве находился к востоку от Лозанны, на берегу Женевского озера. Туда можно было добраться на автобусе.

* * *

Ресторан «Леман» оказался скромным заведением с побеленными стенами, синими деревянными ставнями и наличниками. Когда Даниэль отыскал его, было уже два часа пополудни. Некоторым запоздалым посетителям еще подавали ленч. День стоял теплый и солнечный, поэтому многие расположились в саду. Единственный официант был вынужден разрываться между садом и залом.

– Что вам нужно? – недовольно спросил он у Даниэля.

Даниэль протянул газету и указал на объявление.

– Вам нужен хозяин, месье Брессон, – сказал официант и дернул подбородком в сторону дома.

Даниэль вошел внутрь. Там было прохладно и полутемно. Стены были чисто выбелены, единственным украшением служила коллекция пустых винных бутылок, связанных зеленым шпагатом и подвешенных над баром.

За стойкой бара стоял высокий коренастый мужчина в фартуке в голубую и белую полоску.

– Месье Брессон? – обратился к нему Даниэль.

Мужчина обернулся. Он оказался толстым, его фартук был весь в пятнах, три подбородка затряслись, когда он улыбнулся.

– Это я.

Даниэль показал ему объявление и ткнул в себя пальцем.

– Vous ne parlez pas francais? [10]10
  Вы не говорите по-французски? (фр.).


[Закрыть] – Бресссон поджал губы.

Даниэль покачал головой.

– Я учусь, – сказал он, вытащив словарь из сумки.

Брессон пожал плечами, потом улыбнулся.

– Eh bien [11]11
  Ну что ж (фр.).


[Закрыть]. По крайней мере ты стараешься. – По-немецки он говорил запинаясь, но вполне сносно. – Брессон развязал фартук и бросил его на стойку бара. – Идем. Я покажу тебе кухню.

Даниэль пошел за ним. Кухня была не то чтобы грязной, но и назвать ее чистой тоже было нельзя.

– Мне нужен мальчишка, чтобы поддерживать чистоту в кухне, убирать в ресторане и помогать моему шеф-повару. Сил-то у тебя хватит? – с сомнением спросил Брессон.

Даниэль достал из сумки рекомендательное письмо и протянул его Брессону.

– Рекомендация? – спросил Брессон с насмешкой, но все-таки стал читать. – Нет опыта работы в ресторанах?

– Нет, месье. Но мне нравится еда.

Брессон расхохотался. Что-то в этом мальчике его смущало, но даже вопреки своим сомнениям он почувствовал к нему симпатию.

– Плата невелика, – предупредил Брессон. – Жилье у тебя есть?

– Пока нет, месье.

Брессон вновь пожал плечами.

– Можешь остановиться здесь, если хочешь. Наверху над рестораном есть комната. Платить за нее не нужно.

Даниэль попытался скрыть свое радостное возбуждение.

– Мне бы это очень подошло, месье.

Брессон бросил взгляд на рекомендательное письмо.

– Тебе шестнадцать?

Он был уверен, что мальчику не больше четырнадцати.

– Oui, Monsieur.

Брессон задумался. Еврейский мальчик, практически совсем еще ребенок, один-одинешенек. И родом наверняка из Германии, а не из Швейцарии… Что ж, беженцы теперь повсюду. Правительство запрещало частным лицам оказывать им помощь, но ведь доказательств у него нет, не так ли? К тому же он нуждался в дополнительной паре рук не меньше, чем этот мальчуган нуждался в еде, работе и крыше над головой.

– Документы у тебя есть?

Сердце Даниэля упало, как камень в глубокий колодец.

– Нет, месье.

Взгляд Брессона сверлил его насквозь.

– У тебя неприятности с полицией?

– Нет, месье. – На этот раз ответ прозвучал с железной твердостью.

Лицо Даниэля вытянулось от напряжения, на бледной коже особенно заметно проступила свежая ранка под левым глазом.

– Ну что ж, – наконец сказал Брессон, – давай попробуем. Испытательный срок – месяц, а там видно будет. Трудись прилежно, будь честен, и мы поладим. – Он выждал. – Что скажешь?

– Я скажу: «Спасибо». – Его взгляд светился благодарностью. – Я буду очень усердно трудиться, месье. Даю вам слово.

– Договорились. – Брессон удовлетворенно кивнул.

10

– Два дежурных блюда, одно с горошком вместо жареной картошки на гарнир. И поживее!

– Один овощной суп, один салат, один паштет и одна уха! И хозяин говорит, чтоб все было по высшему классу – они его старые друзья!

– Даниэль! Куда делся мой заказ на мороженое ассорти?

Даниэль вертелся как белка в колесе, смешивал ингредиенты, взбивал крем, резал, шинковал, хлопал дверью холодильника и зажигал газ в десятый раз за вечер.

– Merde! [12]12
  Дерьмо (фр.).


[Закрыть] – выругался он. – Я вам что – осьминог? У меня всего две руки!

– Все в порядке, Даниэль? – Мишель Брессон появился в дверях кухни. – Помощь не нужна?

Даниэль на бегу улыбнулся хозяину.

– Да нет, я сам справлюсь, – крикнул он. – Все в порядке!

– Молодчина! – расплылся в улыбке Брессон. – Позже подашь коньяк.

– Если не свалюсь с ног! – Даниэль зачерпнул ложкой из томящейся на медленном огне кастрюли с ухой и снял пробу.

Вот уже полтора года он работал в ресторане. Первые шесть месяцев мыл посуду, чистил картошку, скреб полы и туалеты, таскал и сжигал мусор. Мишель Брессон был доволен: никогда его кухня и обеденный зал не выглядели так опрятно. В ответ он проявлял заботу о Даниэле, регулярно прибавлял ему жалованье, следил, чтобы остальные служащие не злоупотребляли его молодостью и слабым знанием французского. Даниэль наслаждался жизнью: он был свободен, а за это не жалко было исполнять любую, даже самую грязную работу!

В марте 1944 года заболел второй повар, и Даниэль был переведен в помощники шефа. Он был на седьмом небе. Из-за военного времени ощущалась заметная нехватка продуктов, многие из них выдавались по карточкам, но это лишь развивало в нем выдумку и изобретательность. Шеф-повар Феликс Галль из Женевы, десять лет работавший на Брессона, был когда-то отличным мастером своего дела, но в последнее время начал сдавать. Он догадывался, что мальчику есть что скрывать. Тем лучше, мальчишка будет выполнять за него его работу, а жаловаться не посмеет.

Когда Даниэль догадался, что Галль ворует продукты и спиртное, ему стало не по себе. Если обнаружится нехватка, подозрение в первую очередь падет на него, а не на Галля. В то же время он не мог наябедничать хозяину на шеф-повара: Брессон был не из тех, кто жалует доносчиков. Тайник Галля у задней стены складского помещения, заваленный горой пустых картонных ящиков, он обнаружил случайно, пока искал чистую коробку. Даниэль оглядел батарею винных бутылок, окорока, бруски масла, и в груди у него вспыхнул гнев.

В тот день, когда обеденная лихорадка спала, Даниэль застал Галля в кладовой в тот самый момент, когда тот прятал в тайник свою новую добычу: первосортную баранью лопатку.

– Зачем вы это делаете? – крикнул Даниэль зазвеневшим от возмущения голосом.

Галль в испуге выронил мясо, но быстро взял себя в руки и смерил мальчика прищуренным взглядом.

– А ты зачем суешь свой длинный нос в чужие дела, Зильберштейн?

Даниэль стиснул кулаки. Он не любил и не хотел драться, но сейчас у него чесались руки.

– Ваш тайник я обнаружил случайно.

– И что ты намерен предпринять по этому поводу? – холодно осведомился Галль.

– Ничего, – ответил Даниэль. – Если вы вернете все, что украли, и дадите слово, что это больше не повторится.

– А сам-то ты чист, Зильберштейн? – ухмыльнулся он. – Какого черта богатенький еврейчик прячется в этой грязной дыре? Подлая жидовская свинья!

Даниэль ударил его. Удар пришелся по носу и был так силен, что мальчик ощутил болезненную отдачу в плече. Галль со стоном рухнул на пол, из носа брызнула кровь.

– Встань.

Даниэль повернулся волчком. Мишель Брессон стоял в дверях с ножом в руке.

Галль застонал и утер кровь с лица.

– Он напал на меня, Мишель! – закричал повар. – Я застал его за кражей продуктов, а он набросился на меня как зверь.

– Встань, – повторил Брессон, – собери свои вещи и убирайся.

– Ты что, Мишель? – воскликнул Галль, с трудом поднимаясь с пола. – Этот мальчишка, этот чужак… – он запнулся в поисках нужного слова, старательно изображая негодование, – …этот змееныш! Он тебя обкрадывает, пытается меня убить, а ты меня прогоняешь? Это неслыханно!

– Ты прав, Феликс, это неслыханно, – голос Брессона звучал по-прежнему бесстрастно и холодно; лишь багровая краска, заливавшая шею и лицо, выдавала его чувства, – что после стольких лет ты так мне платишь за мою доброту.

– Мишель, ты сошел с ума!

– Замолчи, меня уже тошнит от твоего вранья! – рявкнул Брессон. – С каких пор ты начал воровать? Как давно это тянется? – Он взмахнул зажатым в руке ножом. – Отвечай!

Напускная храбрость Галля испарилась. Он прошаркал к столу и тяжело опустился на стул.

– Всего несколько последних месяцев, Мишель, клянусь тебе! – Его глаза наполнились слезами. – Дай мне еще шанс, и ты не пожалеешь…

– Я не дал бы тебе другого шанса, даже если бы ты встал на карачки и прополз отсюда до самого Цюриха.

– Ты не можешь так со мной поступить! – Лицо Галля исказилось от возмущения.

– Не могу? – Брессон решительным шагом подошел к нему, схватил за шиворот и рывком поднял на ноги. – А ну-ка вон отсюда!

Галль вырвался из захвата и с лютой злобой повернулся к ним обоим.

– Маленький жиденок и большой жирный жидолюб! Эй, а может, так оно и есть? Вы с ним любовнички? Может, он залезает к тебе в койку по ночам, а, Мишель?

Взбешенный Брессон испустил вопль и бросился на Галля. Нож вылетел из его руки и со звоном упал на пол, его пальцы сомкнулись на горле повара. На миг Даниэль ошеломленно застыл, потом кинулся разнимать дерущихся мужчин, отчаянно стараясь разомкнуть железную хватку Брессона.

– Остановитесь! Вы его убьете!

Крякнув от отвращения, Брессон выпустил Галля. Повар бросился к дверям. На пороге он обернулся. Глаза вылезали у него из орбит, он задыхался.

– Ты ненормальный, Брессон! Тебя надо бы запереть и держать под замком!

Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что звякнули бутылки на стеллажах кладовой.

Даниэль взглянул на хозяина. Капли пота выступили у него на лбу, он все никак не мог отдышаться и оправиться от гнева.

– Присядьте, – предложил Даниэль, мягко, но настойчиво усадив Брессона на стул. Он бегом покинул комнату и вернулся с рюмкой коньяка. – Вот, выпейте.

– Я в порядке, Даниэль. – Брессон покачал головой. – Обо мне не беспокойся. – Он все-таки отпил немного коньяка и хмуро улыбнулся. – Похоже, тебя ждет продвижение по службе, Даниэль. Чуть раньше, чем ожидалось, но я об этом не жалею. Иди переоденься, а потом возвращайся сюда, отметим это событие.

Был март 1945 года. Даниэль Зильберштейн стал хозяином на кухне ресторана «Леман». Он управлялся с этим делом в одиночку после отъезда Галля и был вполне доволен. Получив жалованье шеф-повара за вторую неделю, он купил себе радиоприемник. Мировая служба новостей Би-би-си расширила его горизонты, открыла для него целый мир. Новости, музыка, английские пьесы… Он жадно слушал, не расставаясь с английским словарем.

Даниэль обнаружил книжный магазинчик вблизи от местных колледжей на улице Симплон и начал покупать английские книги. Сам он тоже начал писать, заполняя целые тетради рецептами собственного сочинения.

И еще он вспоминал. Вспоминал Бернгарда Сигала и Эрика Мазински. Где они, что с ними стало? Свободны ли они так же, как и он? Он вспоминал Андреаса Алессандро. Суждено ли им снова встретиться? И еще он вспоминал отца. Жив ли он? Умер? Знает ли, что сын покинул его?

Он не вспоминал о матери и сестре, не думал о Дахау. Он не мог об этом думать, ему было слишком тяжело.

11

– К сожалению, на следующей неделе в Веве приезжает моя племянница, Даниэль.

Даниэль оторвался от составления меню и поднял взгляд на Брессона.

– Вы не любите вашу племянницу, Мишель?

– Нет. – Брессон сложил письмо и спрятал его обратно в конверт.

– Тогда почему она приезжает?

– Потому что моя невестка – дражайшая мамаша Натали – решила устроить своей дочурке приятную перемену обстановки.

– Сколько ей лет?

– Семнадцать.

Даниэль вернулся к меню.

– Знаю, это прозвучит странно из уст родного дяди… – Брессон тяжело вздохнул. – Держись от нее подальше, пока она здесь, Даниэль.

Даниэль посмотрел на него с любопытством, потом пожал плечами.

– Как скажете, – улыбнулся он. – Вы здесь хозяин.

Не заметить Натали Брессон было невозможно. Наполовину девочка, наполовину женщина, она напоминала живущую при кухне хитрую кошку, из тех, что прячутся по углам и норовят потереться о ваши ноги в тот самый момент, когда вы меньше всего этого ожидаете, как будто знают, что, если вы уроните блюдо, которое несете в руках, им может достаться лишний лакомый кусочек. У Натали были светло-карие, томные, как у серны, глаза, подчеркнутые накрашенными ресницами. Ее алые губки, красиво открывающиеся в улыбке или просто в разговоре, обнажали мелкие, безупречно правильные белые зубки. Каштановые волосы до плеч, завитые парижским парикмахером, лежали мягкими волнами. Груди еще не вполне сформировались к семнадцати годам, но уже заметно округлились. Кожа у нее была гладкая и белая. Она внесла в тихий и уютный ресторанчик «Леман» дух столичного города.

Поначалу Даниэль знал ее только по заказам из обеденного зала, поступавшим в кухню: escargot, filet mignon, salade Nicoise [13]13
  Улитки, филе-миньон, салат а-ля Ницца.


[Закрыть] с двойной порцией анчоусов, никакого десерта, только сыр, никакого вина, только минеральная вода. Даниэль наблюдал, как по-разному она сидит за столом: сначала с Мишелем, скромная, словно школьница, а потом одна – утонченная, светская, опираясь подбородком на ладонь и держа в другой руке дымящуюся сигарету.

Однажды, когда он наблюдал за ней, она перехватила его взгляд через застекленную дверь и посмотрела с таким холодным презрением, что он с горящими от стыда щеками пригнул голову как под обстрелом и целый вечер после этого не подходил к дверям. Она ужасная задавака, решил Даниэль. Мишель был прав, когда предупреждал, что от нее нужно держаться подальше.

Вызов поступил на третий день ее пребывания.

– Даниэль, моя племянница настаивает на том, чтобы лично поблагодарить тебя за превосходный обед, – сказал Брессон, заглянув в дверь кухни.

– Две минуты, – ответил Даниэль. – Позвольте мне закончить вот с этим.

Он нашинковал лук, высыпал его в кастрюлю, уменьшил огонь и сунул руки под холодную воду.

– Если Магомет не идет к горе…

Он обернулся и увидел в дверях Натали. Она стояла, положив одну руку на косяк, а другой – вызывающе упираясь в бедро.

– Извините, мадемуазель. – Даниэль вытер руки полотенцем. – Нужно было кое-что закончить. – Он протянул ей руку, и она кратко пожала ее, тотчас же отдернув свои теплые пальчики от его ледяного прикосновения. – Извините, – повторил Даниэль. – Пришлось вымыть холодной водой, чтобы отбить запах лука.

Она поднесла пальцы к носу, слегка принюхалась и состроила гримаску, а затем осторожно опустила руку, явно стараясь не прикасаться к юбке.

Даниэль стоял столбом, не зная, чего от него ждут. Она была ниже его: за последние два года он очень сильно вырос. Вокруг нее витал удивительно приятный запах. Даниэлю хотелось закрыть глаза и вдыхать, наслаждаться, забыв обо всем. Он вдруг почувствовал, что его взгляд словно магнитом притягивается к ее лицу, к ее телу, к скрытым под белой блузкой округлостям. Ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не глазеть.

– Я хотела сделать вам комплимент, – сказала она. – Вы отлично приготовили беарнский соус.

– Вы очень любезны.

– В Париже, разумеется, мне приходилось пробовать и получше, – продолжала Натали, – но мне хотелось лично выразить вам мою признательность.

С этими словами она что-то вложила ему в руку. Даниэль взглянул себе на ладонь и увидел три монеты.

– Об этом не может быть и речи, мадемуазель. – Он решительно вернул ей монеты. – Мне достаточно вашей благодарности.

Натали пожала плечами.

– Можете подавать кофе, – бросила она надменно.

– Его подаст официант, – холодно ответил Даниэль, но когда дверь за ней закрылась, сердце у него упало. Он ее обидел, и теперь Мишель будет на него сердиться.

На кухне появился Брессон.

– Когда сваришь кофе, присоединяйся к нам.

– Но… – удивленно вскинул голову Даниэль.

– Моя племянница хочет, чтобы ты присоединился к нам, так что не спорь, будь умницей, – Брессон улыбнулся и исчез за дверью.

Официант Жак вошел в кухню, на ходу снимая фартук.

– Я пошел, – объявил он. – Хозяин говорит, что ты сам подашь кофе.

– Ладно, Жак. Увидимся вечером.

– Красивая девчонка. – Жак ухмыльнулся. – Ты не находишь?

Даниэль покраснел и суетливо занялся варкой кофе. Он разлил его в три кофейные чашечки, поставил на поднос вместе со сливками и сахаром и в последний момент спохватился, что не снял фартук. Если он собирается пить кофе с хозяином и его племянницей, он должен быть с ними на равных, а не выглядеть как поваренок.

– Вот и Даниэль, – просиял Брессон. – Присядь, дай ногам отдохнуть.

– Мадемуазель, – опускаясь на стул, Даниэль вежливо кивнул Натали. – Сливки и сахар?

– Я сам за ней поухаживаю, – перехватил инициативу Брессон. – А ты отдыхай.

– Хорошо идут дела, дядя? – спросила Натали.

– Неплохо, – осторожно заметил Брессон. – Во многом благодаря Даниэлю. Он изменил нашу репутацию: в Веве теперь ценят качество.

– Как и повсюду во Франции, – заметила Натали. Она с интересом изучала Даниэля. – Значит, он – нечто большее, чем обычный служащий, дядя?

– Конечно, нет! – запротестовал Даниэль, вспыхнув от смущения.

На стойке бара зазвонил телефон, и Брессон пошел отвечать.

– Прошу прощения насчет денег, – торопливо проговорила Натали. Она послала ему обворожительную улыбку. – Давай забудем об этом и все начнем сначала. – Ее глаза были кроткими, как у серны. – Ну пожалуйста?

– Конечно. – Совершенно обезоруженный, Даниэль опять покраснел.

Наступило молчание.

– Ты все время на работе? – спросила Натали.

– Конечно, нет!

– И чем же ты занимаешься в свободное время?

– Работаю.

– В свободное время? – Она заливисто рассмеялась. – Над чем же ты работаешь?

– Изучаю языки. Изобретаю новые рецепты и записываю их.

– Очень умно, – сухо усмехнулась Натали. – А ты никогда не слыхал, что от работы кони дохнут?

Даниэль сглотнул. Она заигрывала с ним, и он сам не знал, нравится ему это или нет.

– Слыхал, – ответил Даниэль.

– Ну что ж, в таком случае почему бы тебе не провести немного свободного времени со мной?

Брессон закончил разговор по телефону и снова сел между ними. Натали улыбнулась дяде:

– Мне кажется, ты слишком сильно эксплуатируешь Даниэля.

– Даниэль действительно много работает, – кивнул Мишель, – но, мне кажется, он получает от этого удовольствие.

– Я всего лишь хотела сказать, что он мог бы показать мне окрестности, но он говорит, что слишком занят.

– Ничего подобного я не говорил. – Даниэль взглядом молил Брессона прекратить этот разговор.

– Ну ты именно на это намекал. – Она наклонилась поближе к Брессону и взяла его за руку. – Ты ведь отпустишь его ненадолго, правда, дядя?

Брессон отодвинул свою руку.

– Пусть Даниэль сам решает, это его дело.

В течение следующей недели Даниэль старался не попадаться на глаза Натали, но ее постоянное присутствие в ресторане давило на него. Она порхала вокруг него как мотылек: то подлетала поближе, чтобы пофлиртовать, то взмывала ввысь и становилась недосягаемой. Даниэль никак не мог решить, льстит ему такое внимание или раздражает.

В понедельник у него был выходной: ресторан не работал. В свой выходной Даниэль, если он не был занят сочинением рецептов, чтением или посещением книжного магазина на улице Симплон, позволял себе роскошь включить радио и предаться мечтам и воспоминаниям. Он проснулся поздно, принял душ, убедился, что день стоит прекрасный, после чего снова растянулся на постели и уснул.

Он не знал, сколько времени прошло – всего несколько минут или час, – когда раздался стук в дверь. Даниэль встал, накинул на себя халат и открыл дверь.

– Привет, Даниэль. – На пороге стояла Натали. Она гладко зачесала назад и собрала на затылке волосы, отчего ее острые черты, несколько смягченные нежной округлостью щек, проступили особенно отчетливо. – Если у тебя нет других занятий, – сказала она вежливо, – я была бы счастлива пригласить тебя на пикник.

Наступила неловкая пауза. Натали изучала его с неподдельным интересом. Он и в самом деле показался ей весьма привлекательным парнем: конечно, его нельзя было назвать красавцем, но тело у него было стройным и сильным, а тонкое лицо с большими грустными карими глазами очень привлекательным…

– Итак? – спросила она. – Ты идешь?

– Да, – сказал он, не раздумывая. – Куда пойдем, на берег или в парк? Берег ближе.

– Я предпочитаю более уединенное место.

– Тогда в парк.

Они направились в парк и устроились под деревом, неподалеку от воды. Жареные куриные ножки, салат с помидорами и свежеиспеченный хлеб они запивали красным вином.

– Я думал, ты не пьешь вина, – заметил Даниэль.

– Иногда пью, – ответила она уклончиво.

Даниэлю показалось, что с ним происходит что-то странное. Вино, подумал он, солнце, свежий воздух и Натали, такая соблазнительная и красивая, кружат ему голову, ускоряют ток крови в жилах.

– Как ты думаешь, сколько мне лет? – вдруг спросила она.

– Семнадцать, – ответил он.

– А тебе сколько?

– Восемнадцать, – решительно сказал Даниэль.

– В самом деле? – Натали скептически подняла бровь.

Она подвинулась ближе, и сердце Даниэля забилось еще чаще. Натали протянула руку и взъерошила ему волосы. Простой дружеский жест. Нейтральный, лишенный чувственной подоплеки. «Четырнадцать, не больше, – решила она. – Совсем еще ребенок».

– Ты когда-нибудь целовался с девушкой? – спросила она тихо.

Но не успел он ответить, как ее рука опустилась ему на шею, указательный палец с длинным ярко-красным ногтем пополз вниз. Даниэль с ужасом почувствовал, как его пенис твердеет у него в штанах. «Черт! – подумал он в панике. – Она заметит!» Натали между тем еще глубже засунула руку ему под рубашку, нащупала один из сосков и начала теребить его двумя пальцами, играть с ним, пока не почувствовала, что Даниэль задрожал всем телом.

– Хочешь поцеловать меня, Даниэль?

Не дожидаясь ответа, она придвинулась вплотную и нежно прильнула губами к его губам. Он сидел не шелохнувшись. Натали слегка отстранилась, облизнулась, как кошка, потом снова придвинулась к нему и коснулась его губ кончиком языка. Они раскрылись ей навстречу, она впилась в них поцелуем, просунула язык ему в рот и опять отстранилась. Даниэль протянул руку и привлек ее к себе. Ему хотелось еще и еще…

– Нет. – Натали оттолкнула его и откинулась на локтях, улыбаясь ему. – Скверный мальчишка. Ты должен лежать смирно. Я сама все буду делать.

Даниэль мучительно ощущал собственное возбуждение, на лбу у него выступила россыпь пота.

– Хороший мальчик, – заворковала Натали. – Теперь ложись на спину, вот так.

Его охватила паника.

– А вдруг кто-нибудь подойдет? Это общественный парк…

– Хочешь перестать, Даниэль? – как ни в чем не бывало спросила Натали, легким, дразнящим жестом положив руку ему на грудь.

Он лишь покачал готовой, не в силах говорить. Она скользнула еще ближе, теперь их бедра соприкасались. Потом она наклонила голову и поцеловала его в мочку уха, щекоча ее языком. Он застонал, а Натали улыбнулась, ее светло-карие глаза потемнели. Она снова сунула руку ему под рубашку, забралась еще глубже, скользя по его груди и постепенно продвигаясь все ниже и ниже. Свободной рукой Натали принялась расстегивать брючный ремень. Его возбуждение стало невыносимым, Даниэль попытался помочь ей, но она оттолкнула его руку.

– Не двигайся, – пригрозила она, – а то я перестану.

Она расстегнула ширинку и схватила его сквозь трусы, осторожно, но крепко. Он застонал и стиснул кулаки, заколотил ими по земле.

– Вот так, – прошептала Натали ему на ухо, – вот так, мой мальчик, теперь ты начинаешь понимать, что к чему. Лежи смирно, не смей двигаться…

И вот тогда ему захотелось ее наказать. Это чувство накатывало на него волнами. Ему хотелось схватить ее многоопытные руки, прижать ее к земле и начать целовать ее так же, как она целовала его. Она дразнила и мучила его, пыталась его сломать… Ладно, он ей еще покажет, он дождется своей очереди, а потом покажет ей, как быстро умеет усваивать уроки…

Она еще раз стиснула его и вдруг безо всякого предупреждения разжала руку, оставив его обнаженным и уязвимым, вытащила вторую руку из-под рубашки и откатилась в сторону.

– Ну вот, – сказала Натали с невинным видом. – Первый урок окончен.

Даниэль лишился дара речи. Как она могла так с ним поступить? Это было невозможно, невыносимо! Может, она в конце концов решила, что он слишком юн? Он не мог этого вынести…

– Не волнуйся, дорогой, – сказала она, нежно улыбаясь ему. – Следующий урок начнется через час. В твоей комнате.

У Даниэля не осталось никаких сомнений: это было самое восхитительное, самое мучительно-сладкое и волнующее ощущение на свете.

– Раздевайся, – скомандовала Натали, как только они добрались до его комнаты.

Она сидела на краю кровати, выпрямившись и строго глядя на него, как учительница на ученика, а он, смущенный, робкий и неловкий, не знал, зачем ему раздеваться, если она все равно раздевала его глазами и, казалось, видела насквозь.

И все-таки он безропотно повиновался.

– Сядь на кровать, – приказала Натали, – и смотри на меня.

Она раздевалась нарочито медленно, а Даниэль следил за ней зачарованным взглядом. Какое грациозное тело, какое соблазнительное и сладострастное! Она как будто вытекала из своих одежд и вот наконец осталась перед ним совершенно обнаженная. Ее кожа напоминала цельные сливки, он не мог оторвать глаз от ее грудей, от заостренных розовых сосков.

– Теперь ложись. – Натали опустилась на колени на постели рядом с ним. – Подвинься немного.

Он молча повиновался. Желание наказать ее, сквитаться за пережитое в парке улетучилось, осталось только восхищение.

– А теперь замри. Попробуй только шевельнуться, Даниэль! Не смей ко мне прикасаться без моего разрешения. Если ты это сделаешь, клянусь, я сразу перестану и никогда больше близко к тебе не подойду!

Она склонилась над ним и начала его целовать. Сначала в губы, долго, почти нежно, потом поднялась выше – ко лбу, к линии волос, потом спустилась чуть ниже, к глазам. Когда Натали вновь принялась ласкать языком мочки его ушей, он вздрогнул, как и раньше, в парке, и она прошептала:

– Помни, не двигайся, пока я не разрешу.

Она опять двинулась вниз, по очереди дуя на его соски и облизывая их языком. Даниэль лежал неподвижно, как было велено. Это стоило ему неслыханного самообладания, какого он до сих пор в себе не подозревал. Она опускалась все ниже и ниже на постели, работая руками, языком, ногами, всем телом. Она лизала, щекотала, терла, царапала, пощипывала, а Даниэль горел и стонал от желания. А потом она оседлала его, взяла его член в руки и направила внутрь себя…