Текст книги "Гонки на выживание"

16

Город был подобен саду, постоянно подкармливаемому волшебным удобрением: ничто не стояло на месте, все тянулось в рост. То же самое можно было сказать о жизни Даниэля. Список его заказчиков теперь включал более дюжины звездных клиентов, часто прибегавших к его услугам и требовавших совершенства за любые деньги. Одним из его лучших клиентов была фирма «Бернарди ликер», разветвленная сеть винных магазинов в Нью-Йорке и Чикаго. Когда его сотрудничество с группой распространителей спиртного только начиналось, один из коллег Даниэля сделал ему предупреждение.

– Джо Бернарди психопат, Зильберштейн. Если будешь с ним честен, тогда еще ничего, но стоит ему забрать себе в голову, что ты его подвел, даже если это и не так, он может взбеситься. Кое-кто попал в больницу только за то, что не вовремя расплатился с ним.

– Почему же полиция его не остановила?

– У Бернарди есть влиятельные друзья. И в сточной канаве, и в заоблачных высях. Говорю тебе, он опасен.

– Я уже подписал контракт.

Собеседник пожал плечами.

– В таком случае смотри, чтоб никто из его дружков не отравился за обедом.

Деловые отношения с Бернарди оказались плодотворными и честными, безо всякого жульничества. Даниэль никогда не встречался с ним лично, все контакты осуществлялись только через его подчиненных. Но потом он познакомился с женой Бернарди. Розе Бернарди было сорок два года. Высокая, элегантная, женственная римлянка, она познакомилась с Джо Бернарди во время своего первого визита в Нью-Йорк двадцать один год тому назад. Через три месяца они были уже женаты; в течение первых пяти лет брака Роза подарила Джо двух сыновей и дочь.

Роза была единственной слабостью Джо, он ее баловал, и она отвечала ему нежной заботой. С точки зрения Джо, у них был идеальный брак. Роза, увы, придерживалась иного мнения. Джо мог быть прекрасным любовником, когда находил для этого возможность, но с годами дела стали поглощать все его время и силы, сексуальный аппетит ослабел, он стал удовлетворять жену все реже и реже. Сама Роза была темпераментной женщиной, долгое воздержание отрицательно сказывалось на ее физическом и нервном состоянии. Она никогда не винила Джо, никогда не упрекала его в пренебрежительном отношении к себе, прекрасно зная, как он ей предан, но ей приходилось искать удовлетворения на стороне – она верила, что не только ради себя самой, но ради сохранения своего брака. Хорошо зная крутой нрав мужа, она понимала, что он ни в коем случае не должен узнать правду. Она очень тщательно выбирала своих партнеров.

Первая встреча Даниэля с Розой произошла в его рабочем кабинете дождливым и мрачным ноябрьским днем 1953 года.

– Я хочу устроить сюрприз мужу: небольшой званый обед.

Розу нельзя было назвать красавицей в привычном смысле слова, хотя фигура у нее была прекрасная: стройная и в то же время зрелая, в самом соку. У нее были пышные, вьющиеся волосы, маленький, чуть вздернутый носик, а широкий, щедрый, выразительный рот всегда улыбался вместе с горячими карими глазами. Даниэль не мог отвести от нее взгляда.

– Какой-то особый случай, миссис Бернарди?

– Его пятидесятый день рождения, – улыбнулась она.

– И когда это будет?

– Завтра.

– Завтра? – Он удивленно вскинул голову.

– Я опоздала? – взволнованно спросила она. – До вчерашнего вечера я была уверена, что он сегодня улетает в Италию, как вдруг выяснилось, что он остается в Нью-Йорке. Поэтому мне очень хочется сделать ему приятное…

– Это трудно… – Увидев, как вытянулось ее лицо, он закончил: – Но не невозможно. – Даниэль раскрыл книгу заказов. – А теперь к делу. – Он мысленно перебрал свой итальянский репертуар. – Он ест дары моря? Омары, устрицы, креветки?

– Он их обожает.

– Прекрасно. Омар по-сицилийски, запеченный с пармезаном в бузинной настойке.

– Замечательно! – одобрила Роза. – Еще Джо обожает салаты.

Даниэль записал: «смешанный салат».

– Между салатом и основным блюдом ничего не нужно, – сказала Роза, не сводя горящих глаз с лица Даниэля. – А на десерт мой муж предпочитает все, что угодно, с amaretti [14]14
  Печенье с горьковатым миндальным ликером.


[Закрыть].

– Основное мы обсудили. А в остальном… Вы готовы довериться мне, миссис Бернарди?

Роза выдержала паузу, осмотрела кабинет, по достоинству оценив его солидную и сдержанную обстановку, затем нарочито медленно повернула голову и посмотрела прямо в глаза Даниэлю.

– Да, я готова довериться вам.

Даниэль ощутил возбуждающее покалывание в затылке. Он отвернулся от нее и начал писать в блокноте какую-то бессмыслицу. Даниэль поднялся из-за стола.

– Прислать вам смету? Я мог бы вам позвонить в конце дня.

– Если хотите, – Роза тоже встала, взяла свою сумочку и перчатки. – Но я вам целиком доверяю. – Она опять улыбнулась. – А мой муж до сих пор был вполне доволен вашей работой.

– Рад это слышать. Хотя это будет первая частная вечеринка, которую мы организуем для мистера Бернарди.

Она натянула левую перчатку и протянула ему правую руку.

– Я уверена, что она не станет последней.

В течение нескольких месяцев Даниэль старательно избегал встреч с Розой Бернарди наедине. Будь она женой другого человека, он не стал бы так осторожничать, но она принадлежала Джо Бернарди, и в то же время было в ней что-то такое, вызывавшее у него приступ любовной лихорадки при каждой встрече. Однако как-то раз в июне Розе почти удалось его заарканить.

Даниэль получил заказ на подготовку приема по случаю конфирмации племянницы Бернарди в доме его брата, расположенном в городке Грейт-Нек на Лонг-Айленде. День выдался теплый и солнечный, к четырем часам пополудни сто пятьдесят гостей высыпали на лужайки, окружавшие бассейн и летний домик. Даниэль находился в основном доме и направлялся из кухни в столовую, чтобы лично убедиться, что все остатки обеда и посуда уже убраны.

В коридоре перед ним вдруг подобно привидению возникла Роза Бернарди и протянула руку.

– Даниэль, идемте со мной. – Она стремительно отворила какую-то дверь и, потянув его за рукав, прошептала: – Умоляю.

Они оказались в библиотеке, полутемной комнате, где все окна были затянуты тяжелыми шторами, чтобы предохранить книги в кожаных переплетах от вредного воздействия солнечных лучей. Привыкнув к полумраку, Даниэль различил массивный письменный стол красного дерева и стоящее за ним кожаное кресло, а также небольшую библиотечную стремянку.

Роза подошла к окну и слегка приподняла край шторы: сквозь образовавшуюся щель проник луч света.

– Вы избегаете меня, Даниэль, – сказала она, глядя в окно.

– Это не так, миссис Бернарди.

Она повернулась, позволив шторе вновь упасть, и кокетливо улыбнулась ему.

– Почему бы вам не звать меня Розой?

Роза подошла ближе. Даже в полумраке он различал ее возбужденно порозовевшие щеки.

– Ты заслуживаешь поощрения: обед удался на славу, все спрашивают твой номер.

Она положила руку ему на грудь. В висках у него застучало.

– Это не слишком удачная мысль, Роза.

Роза улыбнулась.

– Мне кажется, это прекрасная мысль. – Она не отнимала руки от его груди. – Ты человек порядочный и скромный, Даниэль. Ты умеешь держать язык за зубами. Я могу тебе доверять.

– У тебя есть муж, – напомнил Даниэль.

– Давай не будем говорить о моем муже, прошу тебя. Это не имеет никакого отношения к моему браку. – Ее темные глаза казались огромными. – Разве ты не находишь меня привлекательной, Даниэль?

Он заколебался, охваченный возбуждением, смешанным со страхом.

– Конечно, я…

Чьи-то шаги послышались в коридоре. Роза быстро отступила и взялась за ручку двери.

– Я выйду первая, – в ее голосе звучало сожаление, но она была спокойна. – А ты последуешь за мной через несколько минут. – Роза наклонилась и поцеловала его в щеку. – Не надо меня ненавидеть, – проговорила она тихо, бросив на него печальный взгляд. – Используй меня… но не надо меня ненавидеть.

Затем она ушла.

Пятого сентября в девять часов утра секретарская служба дозвонилась ему в квартиру.

– Сообщение от мистера Бернарди. Он хочет встретиться с вами в десять утра в своем номере отеля «Карлайл».

– Он назвал причину?

– Нет, но в извещении говорится, что дело срочное.

Даниэль принял душ, побрился, оделся и поймал такси на Уэст-Энд-авеню. Движение было тяжелым, как всегда, но шофер попался бойкий, он умело избегал «пробок» и доставил клиента к месту назначения на три минуты раньше срока.

По пути наверх Даниэль ощутил беспокойство. Он никогда раньше не имел дела напрямую с Бернарди, видел его лишь однажды, в комнате, полной гостей. Почему Бернарди вдруг попросил о личной встрече? Даниэль поправил галстук и постучал.

– Входите!

Женский голос. Роза? Даниэль замер в нерешительности. Он мог бы повернуться, сесть в лифт и спуститься в вестибюль. А вдруг она там не одна? Что, если с ней Бернарди?

– Входите! – повторила она.

Он открыл дверь. Солнечный свет ударил ему в лицо и ослепил. Комната была обставлена с большим вкусом, все вплоть до мусорной корзинки возле письменного стола выдержано в нежно-кремовых тонах. Роза сидела на диване – отчужденная и элегантная, в темно-синем льняном костюме и кремовой шелковой блузке с гофрированным воротником.

– Доброе утро, Даниэль. – Она протянула ему руку и кокетливо скрестила ноги. При этом юбка с разрезом на бедре обнажила покрытую легким загаром кожу.

– Это я послала тебе сообщение. – Роза похлопала по подушкам дивана рядом с собой. – Присядь, Даниэль. Выпей кофе.

Даниэль чувствовал себя дураком, школьником, которого застали с женой директора. Он присел на краешек дивана. Она наклонилась вперед и разлила по чашкам кофе из серебряного кофейника, стоявшего на подносе.

– Сливки? Сахар?

– Нет, – ответил он. – Спасибо, не нужно.

Роза протянула ему чашку, и его обдало запахом ее духов. Кофе оказался чуть теплым. Даниэль невольно спросил себя, как долго она ждала.

– Что ты хочешь обсудить, Роза?

Она вынула из пачки сигарету, и Даниэль догадался, что все ее самообладание – лишь хорошо разыгранный спектакль. Зачем она это делает, раз сама так нервничает?

– Я могла бы сказать тебе, Даниэль, что хочу обсудить званый обед. – Роза откинулась на спинку кушетки, внимательно наблюдая за ним. – Или могла бы сказать, что готовлю мужу еще один сюрприз на день рождения.

Даниэль стал следить за ее руками. Тонкие и длинные пальцы слишком крепко сжимали сигарету, пальцы другой руки теребили золотую цепочку на шее.

– Но мы оба знаем правду. – Роза сделала еще одну нервную затяжку и вдруг закусила нижнюю губу, словно опасаясь, что она задрожит.

«Она сама себя боится, – подумал Даниэль. – Она совсем потеряла голову».

– Ты ничего не должна мне объяснять, Роза…

– Ну разумеется. Ты и сам все понимаешь. – Голос у нее дрогнул. – Я заманила тебя сюда, чтобы с тобой переспать.

Слова эхом прокатились по комнате, а глаза Розы вдруг вызывающе вспыхнули.

– Я думаю, мне лучше уйти. – Даниэль поднялся.

Она схватила Даниэля за руку, привлекла к себе и начала поглаживать его через ткань брюк. Ее прикосновение обжигало.

Она вскинула голову, ее глаза молили, и он смягчился. Наклонившись вперед, Роза прижалась щекой к его ширинке.

– Роза, прошу тебя… Я всего лишь слабый человек.

Она тихо застонала. Больше Даниэль ничего не мог с собой поделать.

Он склонился к ней, задрал юбку у нее на бедрах, ощутил шелк чулок и упругость плоти. Роза закрыла глаза, и Даниэль догадался, что она пытается не видеть в нем конкретного человека, смягчая таким образом свою неверность Джо. Как ни странно, эта мысль подействовала на него возбуждающе. Он расстегнул верхние пуговицы ее блузки и сунул руку под шелковую ткань: ее груди показались ему горячими и налитыми, соски уже успели отвердеть под его ладонью.

Роза отстранилась.

– Запри дверь. – Дыхание у нее участилось, щеки горели. – Скорее!

Даниэль повесил табличку «Просьба не беспокоить» с наружной стороны двери и повернул ключ в замке. Роза была уже в спальне. Она сбросила туфли на высоких каблуках, задрала юбку и дрожащими от нетерпения пальцами принялась расстегивать резинки на поясе для чулок. Трусиков на ней не было. Никогда на глазах у Даниэля женщина не проделывала ничего более волнующего. Пылая от нетерпения, он стянул с нее чулки и отбросил их в сторону. Роза растянулась на постели, так и не сняв юбки, скомкавшейся у нее на талии, широко раскинула ноги и призвала его:

– Давай, Даниэль!

Ничего хуже и лучше этого Даниэль в жизни своей не испытывал. Роза казалась полуженщиной-полузверем, секс был ей нужен безумно, отчаянно, как лекарство от смертельной болезни, и в то же время она презирала себя. Она кончила едва ли не прежде, чем он успел проникнуть в нее, ее лицо было искажено мукой, она задыхалась. Даниэль был вынужден замереть рядом с ней и дождаться, пока она не успокоится. Потом он начал двигаться взад-вперед, проникая все глубже…

Роза громко застонала, потом истерически выкрикнула:

– Джо! – В ее голосе послышалось рыдание. – Voglio morire! [15]15
  Я хочу умереть (итал.).


[Закрыть]

Все ее тело содрогнулось в оргазме в тот самый момент, когда Даниэль тоже достиг кульминации. На мгновение он застыл на ней с закрытыми глазами, ожидая, пока бешеное биение сердца утихнет и она тоже успокоится вместе с ним. Но Роза продолжала судорожно ловить ртом воздух, ее лицо исказилось в гримасе.

– Роза, что с тобой? – Он отстранился от нее и опустился на колени рядом. – Тебе плохо?

Она не ответила, похоже, никак не могла отдышаться. Ее голова заметалась по подушке из стороны в сторону, руки вскинулись вверх и бессильно упали, лицо стало бескровным, а губы посинели. Роза снова застонала: это был пугающе глубокий стон, раздавшийся из глубины груди. Ее глаза открылись слепо, как у куклы, а тело застыло.

– Роза? – Никакого ответа.

Даниэль схватил ее за запястье и безуспешно попытался обнаружить пульс. Он прижал ухо к ее груди, прислушиваясь к сердцебиению. Ничего.

Роза Бернарди была мертва.

Даниэль спотыкаясь вбежал в ванную, и его вывернуло наизнанку. Он включил холодную воду, смочил лицо, шею, руки. Его лицо, отраженное в зеркале, было почти таким же белым, как у Розы. Даниэль переборол страх и вернулся в гостиную. Нужно было взять себя в руки и найти выход.

Уйти он не мог. Его видели в отеле, его могут опознать. И он не мог, был просто не в состоянии оставить Розу совершенно одну.

Что она сказала в последнюю минуту? Почему она так сказала? Может, она хотела таким странным способом наказать себя за то, что изменяла Джо?

Мысль о Бернарди подействовала на Даниэля лучше ледяного душа. Кто звонил нынешним утром: сама Роза или ее секретарша? Наверняка Роза была осторожной: она бы ни за что не захотела причинить боль Джо.

Даниэль подошел к кровати, заставил себя взглянуть на нее, коснулся ее обнаженной лодыжки. Слезы защипали ему глаза, он почувствовал, как возвращается лихорадочная дрожь. Нет! Этого нельзя допустить! Надо действовать.

Сердечный приступ мог случиться где угодно и с кем угодно, в любом месте. Если он сумеет перенести Розу обратно в гостиную, на диван… Телефонная служба подтвердит, что его вызвали на деловую встречу.

Он огляделся по сторонам в поисках ее туфель. Одна лежала в нескольких футах от кровати, другая у самой двери в гостиную. У окна, на светлом ковре, валялся кружевной поясок с резинками и оба чулка. Даниэль поднял их, расправил и положил в ногах кровати вместе с поясом. Взяв один чулок, он аккуратно скатал его, чтобы не зацепить и не порвать: ему много раз приходилось видеть, как это делают его подружки, одеваясь после свидания. Нет, неправильно, сперва надо надеть пояс. Даниэль отложил чулок и взялся за пояс. Аромат ее духов чувствовался в комнате еще сильнее, чем раньше, он проникал прямо в ноздри… и к нему примешивался еще какой-то запах…

Даниэль бросился в ванную, нашел туалетную бумагу и полотенца, смочил бумагу водой. В спальне он осторожно расстелил полотенца под бедрами Розы и очень бережно принялся обтирать влажной бумагой ее ляжки, слипшиеся темные волосы…

Господи, что он делает? Любое мертвое тело, найденное в номере отеля, непременно будет подвергнуто вскрытию. Его опять охватила нервная дрожь. После вскрытия Бернарди все узнает. Даже если ему все известно о поведении Розы, о ее слабости, это ничего не значит. Человек с такой репутацией, наделенный такой властью, сицилиец, обожающий свою жену, мать своих детей… Рано или поздно Бернарди непременно доберется до Даниэля. И что потом? Бернарди его убьет или покалечит. Он содрогнулся. И все же мысль о физическом насилии казалась ему не самой страшной. Были и другие формы мести – вполне в рамках закона. Совершил ли он преступление – вот вопрос? Хороший адвокат мог бы свести происшествие к непредумышленному убийству, а это будет означать… тюремный срок. Мысль о тюрьме показалась Даниэлю невыносимой.

Хватит терять время. Осторожными, легкими прикосновениями Даниэль осушил кожу Розы и вытащил из-под нее полотенца. Бумагу он спустил в туалет, а полотенца развесил сушиться на горячей трубе. Он вернулся к Розе. Пояс с легкостью застегнулся на ее тонкой талии, но когда он поднял ее ногу и начал натягивать чулок, слезы брызнули у него из глаз, обожгли щеки, а в желудке опять заворочалась тошнота…

Наконец все было сделано. Даниэль проверил время: одиннадцать тридцать три. Женщина мертва, его жизнь опять лежит в руинах, а не прошло и двух часов! Он вытер пот с лица, наклонился и с трудом поднял ее, держа под мышки. Пришлось ненадолго прислонить ее к изголовью кровати, чтобы одернуть костюм и застегнуть блузку. Он вновь наклонился, чтобы ее поднять. Ее мертвые глаза смотрели прямо на него.

Без четверти двенадцать Роза Бернарди была в гостиной, тяжело осевшая, почти лежащая на том самом диване, на котором сидела раньше. Все было как раньше: кофейные чашки, окурки сигарет. Не было смысла что-либо здесь менять.

Он вынул из портфеля записную книжку и задумался. В разделе «Для заметок» вписал на первую неделю ноября: «Дж. Бернарди. Званый обед. Сюрприз. 50 персон. «Карлайл»?» Закрыв записную книжку, Даниэль положил ее на кофейный столик, спрятал вечное перо во внутренний карман пиджака, затем в последний раз проверил спальню и ванную, чтобы убедиться, что все в порядке.

Он вернулся в гостиную, вытер потные ладони и взялся за телефонную трубку.

Быстро собрав самые необходимые вещи и сделав единственный телефонный звонок Роли, которому он не стал ничего объяснять, а просто предупредил о своем внезапном отъезде, Даниэль немного перевел дух.

В пять часов пополудни того же дня он сидел в такси, медленно продвигавшемся по 59-й улице к мосту, ведущему из города. Он знал, что, будь у него больше времени, чтобы обдумать случившееся, он все равно поступил бы точно так же. Управляющий отеля и местный врач выслушали его сообщение о сердечном приступе у Розы, не задавая лишних вопросов. Но патологоанатом – это совсем другое дело. И Джо Бернарди тоже не удовлетворится его версией. Не в первый раз ему приходилось менять прежнюю жизнь на новую.

Уже на территории аэропорта Айдлуайлд, подъезжая к терминалу, шофер обернулся и посмотрел на Даниэля.

– Куда путь держим, приятель?

– В Париж, – сказал он после секундного замешательства.

17

Официант в черном фраке торжественно сервировал фирменное блюдо – клецки по-зальцбургски и скрылся за красными бархатными гардинами, отделявшими кабинку от других посетителей ресторана. Герман Рудесхайм, человек, ради встречи с которым Андреас проделал путь в четыреста километров по извилистой, то и дело петлявшей дороге, с аппетитом принялся за еду.

Несколько минут Рудесхайм сосредоточенно ел, затем откинулся назад в своем инвалидном кресле и окинул Андреаса критическим взглядом.

– Итак! – провозгласил он. – Рискну предположить, что вы считаете себя самым смелым, отважным и одаренным парнем во всей Европе. Как у вас с физической подготовкой?

– Я тренируюсь каждый день, – ответил Андреас. – Бегаю, играю в теннис, поднимаю тяжести.

– Хорошо. Как можно больше упражняйтесь со штангой. Гонщику требуются шея и плечи тяглового быка. Как у вас со зрением?

Андреас пожал плечами.

– У меня никогда не было проблем… – Этого мало. Вы проверяли периферийное зрение?

– Нет, но…

– Развивайте его. – Рудесхайм умолк, чтобы наполнить рот новой порцией десерта. – И советую вам заняться стрельбой по тарелочкам – отличное упражнение на координацию.

Немец нетерпеливо задвигался в кресле на колесиках. Его громадный мускулистый торс казался нелепой скульптурой, которую какой-то безумный дизайнер втиснул в инвалидное кресло. Ниже пояса он был парализован после аварии в гонках на чемпионате Германии в 1935 году. Но автоспорт так и остался смыслом всей его жизни. Рудесхайм изнурял себя ежедневными тренировками и ежегодно тратил тысячи марок на поддержание собственного парка гоночных машин.

– Как у вас с нервами?

– Я не боюсь, сэр.

Рудесхайм запрокинул голову и расхохотался так, что вены вздулись на его мощной шее.

– Не боитесь? – издевательски переспросил он. – Желторотый птенец! Вы гордитесь собственной смелостью, Алессандро? А гордиться-то и нечем. Ни один гонщик, если, конечно, он не полное дерьмо, не станет подвергать себя опасности. Хороший гонщик все сделает, чтобы избежать ненужного риска…

– А как же победить, если не рисковать?

– Я сказал «ненужного риска». Вы должны слушать внимательно, Алессандро. Я не могу тратить время на вшивого юнца с шилом в заднице, не желающего прислушаться к голосу мудрости и опыта.

– Извините. – Андреас покраснел.

– Не извиняйтесь, – смягчился Рудесхайм.

Девушка с огненно-рыжими волосами, покачивая бедрами, прошла мимо их столика, и Андреас стремительно обернулся, провожая ее взглядом.

– Рефлексы у вас развиты неплохо, – усмехнулся Рудесхайм. – Ваш отец верит, что у вас есть будущее в гонках.

– Он на это надеется, сэр. Вот почему он написал вам с просьбой обо мне. Гонки для меня – все.

– А девушки вам разве не нравятся? – притворно удивился Рудесхайм.

– Времени нет.

Рудесхайм пожал плечами.

– Если найдете именно ту, что вам нужна, время найдется.

Официант появился, чтобы убрать посуду, а Рудесхайм заказал кофе и шнапс.

– Господин Рудесхайм, – начал Андреас, готовясь наконец задать главный вопрос. – Мне нужен настоящий старт. Я уже участвовал в ралли, в кроссах по пересеченной местности, но мне нужны настоящие гонки. И как насчет финансирования? Что мне нужно…

– Довольно! – Рудесхайм вскинул обе руки ладонями кверху, словно защищаясь от удара. – Только последний вопрос задан по делу. Деньги. Без денег можете забыть о гонках. Я думал, ваш отец вас финансирует.

– В настоящий момент – да, – кивнул Андреас. – Но в долгосрочной перспективе я на него рассчитывать не смогу.

– Почему нет?

Андреас вспыхнул.

– Это семейная проблема.

– Вы имеете в виду свою мать?

Андреас был поражен.

– Ваша ситуация далеко не уникальна, Алессандро, – пожал плечами Рудесхайм. – Вряд ли на этом свете найдется хоть одна женщина, готовая без боя отправить своего единственного сына навстречу смерти.

– Бой уже закончен, сэр.

– И кто победил?

– Мне кажется, никто не победил. Она никогда не изменит своего мнения. С прошлого года, когда умерли мои бабушка и дедушка, мама еще сильнее настроена против этого.

– И поэтому вы живете в Цюрихе?

– Да, сэр. – Андреас еще сильнее покраснел и добавил: – Так лучше для нас всех.

– Работа у вас есть?

– Я говорил с владельцем гаража два дня назад. Возможно, будут новости, когда я вернусь.

– Диплома инженера у вас нет, – рассуждал Рудесхайм. – Значит, если этот владелец гаража наймет вас, то лишь в качестве подмастерья?

Андреас кивнул.

– Но с теми деньгами, что лежат у меня в банке, какое-то время я выживу. – Андреас наклонился вперед. – Если бы вы начинали сейчас, господин Рудесхайм, какую машину вы бы выбрали? Если бы ваши финансы были ограничены, – добавил он.

Рудесхайм взял принесенную официантом бутылку и разлил шнапс в обе рюмки.

– Можете задержаться в Бонне еще на день?

– Конечно.

– Прежде чем я отвечу, мне надо посмотреть, как вы водите, а сегодня вы слишком много выпили, чтобы без боязни сесть за руль.

– А где здесь можно показать езду?

Рудесхайм поднял свою рюмку и осушил ее единым духом. Его глаза озорно блеснули, когда он взглянул на Андреаса.

– На «Ринге», разумеется.

«Нюрбургринг», самый знаменитый гоночный маршрут Германии, место проведения бесчисленных чемпионатов и кубковых состязаний, считающийся также одним из самых трудных в мире, вился вокруг гор к югу от Бонна. В этот сырой и ветреный день трасса была пуста и безлюдна, если не считать механика, которого Рудесхайм привез с собой.

– У меня для вас небольшой сюрприз, Алессандро, – объявил Рудесхайм, повышая голос, чтобы его не заглушал вой ветра. – Как вам, вероятно, известно, я коллекционирую автомобили. В прошлом году я приобрел по безумной цене одну из машин Мануэля Фанджио, на которой он выиграл все соревнования 1951 года. Хотите на ней погонять?

Андреас ничего не смог сказать в ответ.

– Как вы понимаете, это только на сегодня, – продолжал Рудесхайм. – Машина принадлежит мне и останется моей навсегда. Но мне бы хотелось взглянуть, как вы ее поведете.

Он выкатил свое инвалидное кресло на несколько метров вперед и крикнул механику, стоящему рядом со сверкающей «Альфа-Ромео»:

– Манфред! Провези Алессандро разок по трассе, а потом посади его за руль! – Он оглянулся на Андреаса. – «Ринг» имеет протяженность более двадцати двух километров, и он полон опасностей. Пока Манфред ведет, следите за его руками, почувствуйте особенности покрытия своим телом. И будьте готовы к первому повороту – это убийца!

Сердце Андреаса сильно забилось, ладони от волнения вспотели.

– Это же одноместная машина, – слабо возразил он.

– Мы немного переделали сиденье, так что есть куда втиснуться. Манфред поведет медленно, как старая дама, едущая за покупками. – В глазах Рудесхайма заплясали веселые огоньки. – Что, струсили, Алессандро?

Вместо ответа Андреас решительно направился к стартовой линии и занял свое место в машине по указанию Манфреда.

* * *

Одно дело вести старый побитый «Опель» или «Фольксваген» в кроссе или ралли какого-нибудь местного автоклуба, но сесть за руль «Альфы» великого Мануэля Фанджио и вести ее самостоятельно по такой трассе, как «Нюрбургринг», это не просто другое дело, это другая галактика!

– Хозяин небось совсем спятил, если дал ее тебе в такую дерьмовую погоду, – проворчал Манфред, передавая Андреасу пару авиаторских очков-консервов, и вылез из машины. – Не вздумай изображать чемпиона, а если ты ее разобьешь, – предупредил он грозно, – уж постарайся и сам в живых не остаться!

– Черта с два! – восторженно заорал Андреас.

Все его страхи испарились, он бросил машину вперед, с ревом выбросив клуб выхлопных газов. Миг – и первый опасный поворот остался далеко позади. Машина набрала скорость, и он почувствовал, что ничто на свете не сравнится с этим наслаждением. Ничто, даже секс, в отдаленной степени не могло приблизиться к тому восторгу, какой дарила ему власть над этим стальным зверем на бесконечной мокрой черной дороге!

– Ну что? Как это было? – заорал Рудесхайм. Его лицо побагровело от волнения, он нетерпеливо катал кресло взад-вперед, пока Андреас шел к нему на трясущихся от напряжения ногах. – Как все прошло, Алессандро?

Андреас остановился перед инвалидной коляской и посмотрел в лицо великому человеку. Его собственные глаза все еще были скрыты защитными очками. Ему хотелось крикнуть: «Это было невероятно, разрази меня гром!», крикнуть так, чтобы дрогнули горы, но вместо этого он, засунув руки поглубже в карманы, голосом, звучавшим спокойно и почти небрежно, ответил:

– Неплохо. Может, для больших соревнований она уже старовата, но в общем совсем недурна.

Лицо Рудесхайма побелело от негодования. Этот желторотый швейцарский нахал… какая неблагодарная скотина! Рудесхайм сделал глубокий вдох, готовясь обложить молодого наглеца такими словами, какие ему во сне не снились, да так и замер: Андреас снял очки. В его глазах горел восторженный огонек.

Он проглотил свой гнев и пристально взглянул на молодого человека. Потом запрокинул голову и расхохотался.

– Ох, Алессандро! – Рудесхайм утер выступившие на глазах слезы и посмотрел на пораженного Андреаса. – Меня вам не одурачить! Я же все по глазам вижу. Не забывайте, я тоже в этом участвовал. Знаю, что это такое.

К ним подошел хмурый Манфред.

– Машина в порядке, хотя этот паршивец слишком быстро взял ее в оборот. Ему еще повезло, что она не взорвалась.

Рудесхайм подмигнул Андреасу.

– Мы, водилы, для Манфреда ничто, ему до нас дела нет, его единственная страсть – это машины. Повредишь машину – считай, ты его ранил. – Он погрозил пальцем. – Никогда этого не забывайте, Алессандро. Такие, как Манфред, нужны нам гораздо больше, чем мы нужны им.

Манфред хлопнул Андреаса по спине.

– Хозяин прав, малыш, – неохотно признал он, – и не вздумай это забыть.

Позже в тот же вечер в большом салоне старинного особняка Рудесхайма на опушке Венусбергского леса «хозяин» взял сигару из коробки с увлажнителем, стоявшей возле его локтя.

– Сигару, Алессандро?

– Спасибо, я не курю.

– Очень хорошо, – похвалила его Мара Рудесхайм, крупная, широкоплечая, красивая блондинка с сильными чертами и мягкими глазами, поднимаясь с кресла. – А вот ты слишком много куришь, – попрекнула она мужа. Подойдя к нему, она наклонилась и поцеловала его в лоб. – Я иду спать. Чувствую, вам двоим хочется поговорить о делах, а я уже о машинах сегодня наслушалась досыта.

Андреас поднялся.

– Ужин был замечательный.

– Не давайте Руди засиживаться допоздна, – улыбнулась Мара и вышла.

Рудесхайм заметил, что стакан Андреаса пуст.

– Непорядок. Налей себе и мне тоже.

Андреас подошел к бару и налил коньяку им обоим.

– Этот день очень много для меня значил, сэр. Надеюсь, вы это понимаете.

– Конечно, понимаю. Я же говорил, это видно по глазам. Мы оба гонщики, Алессандро, хоть я и гнию в этой проклятой каталке. Мы с тобой без слов понимаем то, чего другим понять не дано. Мы как звери одной породы.

Андреас протянул хозяину стакан и вернулся к своему креслу.

– Итак, – сказал Рудесхайм, – что ты теперь собираешься делать?

– Начну искать подходящую машину. А потом – подходящий турнир.

– Тебе нужна помощь, Алессандро. – Он отпил коньяка, его взгляд стал пронзительным и острым. – Я готов предоставить тебе эту помощь при определенных условиях.

– При каких условиях?

Рудесхайм фыркнул:

– Не заливай мне, парень! Плевать тебе на условия! Я тебе предлагаю уникальный шанс, о котором ты мечтал всю жизнь, и я прекрасно знаю, что под твоим напускным швейцарским хладнокровием, подарком мамочки, бьется пылкое итальянское сердце, и бьется оно так быстро, что у тебя небось уже стоит!