Текст книги "Повесть о Сегри и Абенсеррахах"

Так под музыку гобоев и труб, настолько сладостную, что от нее туманился рассудок, вступила на площадь богатая и нарядная галера. С великим искусством была она сделана, и казалось, будто она плывет по воздуху. В ней сидели гребцы по пяти в ряд, и все паруса ее были распущены, так что она шла на парусах и на веслах, и с таким проворством, что это вызывало великое восхищение. Когда она поравнялась с королевскими балконами, с нее раздался салют из пушек и других имевшихся на ней орудий, настолько оглушительный, словно взорвался весь город Гранада. Перестала стрелять тяжелая артиллерия, – и тогда двести стрелков, находившихся внутри галеры, подняли оглушительную стрельбу. И такой дым пошел от стрельбы, что трудно было видеть друг друга. На площади воцарился мрак из-за облаков порохового дыма. На салют галеры ответила вся артиллерия Альгамбры и Алых Башен, как то было условлено раньше. И казалось, будто весь мир проваливается.

Зрелище и грохот доставили всем огромнейшее удовольствие, и король сказал, что этот выход был лучшим из всех.

Смертельным бешенством и завистью пылали Сегри и Гомелы при виде такого великолепия, как эта галера, сделанная Абенсеррахами, и один из Сегри так и сказал королю:

– Не ведаю, перед чем остановятся гордые помыслы и притязания этих рыцарей Абенсеррахов: настолько высоко заходят они, что почти затемняют величие вашего королевского дома.

– Вы не правы в этом, – возразил король, – чем славнее и могущественнее рыцари королевства, тем больше чести королю. А эти рыцари Абенсеррахи, высокие по роду и королевской крови, стараются и преуспевают во всех деяниях своих.

– Было бы хорошо, – сказал один из рыцарей Гомелов, – если бы деяния их направлялись к мирным и благим целям, но слишком высоко они метят.

– До сих пор они не совершили ничего дурного, – ответил король, – и ни в чем дурном нельзя их заподозрить, ибо все дела их основаны на высокой добродетели.

На этом кончился спор, хотя Гомелы и хотели продолжать его с злым умыслом против Абенсеррахов, но так как галера двинулась снова, их намерение не осуществилось. А галера, отдав салют, сделала круг по площади к великому удовольствию всех дам, удовольствию, которое ничто не смогло бы превысить, так как во всех рыцарях они узнали Абенсеррахов, славой о чьих подвигах полон мир.

Когда галера достигла закладчика, все тридцать рыцарей соскочили на землю, где им подали могучих коней, всех покрытых одинаковыми попонами из красной парчи и украшенных великолепными плюмажами.

Как только тридцать рыцарей вышли из галеры, она повернулась под звуки музыки и покинула площадь, стреляя из всех своих орудий. И ей ответили пушки Альгамбры. И все зрители остались оглушены и преисполнены удовольствия.

Теперь будет уместно вернуться к славному Редуану и Абиндарраэсу, оставшимся на площади смотреть происходящее. Редуан, очень опечаленный тем, что сказала ему Линдараха, подошел к Абиндарраэсу и так сказал ему:

– О тысячу раз счастливый Абиндарраэс, знающий, что любим своей дамой Харифой, ибо это есть лучшее благо, которое ты можешь иметь. Я же сто тысяч раз несчастный, ибо хорошо знаю, что любимая мною меня не любит и не уважает; сегодня она очень сурово со мной обошлась и простилась.

– Я хотел бы знать, – сказал Абиндарраэс, – кто та дама, которой ты так предан и которая так мало ценит твою доблесть?

– Это – Линдараха, твоя двоюродная сестра, – отвечал Редуан.

На что Абиндарраэс ему сказал: «Не видишь ты разве, что надежды твои напрасны? Ведь она любит Амета Гасула, рыцаря отважного и красивого. Постарайся ее позабыть и больше о ней не думай, потому что твои заботы пропадут даром и не получить тебе от них плода. И это вовсе не потому, что ты будто бы не доказал своей любви, – ты ее очень хорошо доказал, – но лишь потому, что ничего не поделаешь с женщинами, очень быстро поворачивающими флюгер на всякий ветер».

Так говорил ему, улыбаясь, Абиндарраэс, и правдой было, что Редуан в тот день дал доказательство своей сильной любви: этим доказательством явилась гора Монхибело [55]55
  Монхибело (или Монхибель) – вулкан Этна; также ад, гора ада.


[Закрыть], горевшая живым пламенем, очень естественно нарисованным, с надписью, гласившей: «Пламя сильнейшее – в моей душе». Редуан, видя, что Абиндарраэс улыбается, сказал ему:

– Сразу видно, Абиндарраэс, что ты живешь счастливо. Оставайся с богом: я не в силах переносить более мою скорбь, и ни в чем не найти мне услады.

С этими словами он поспешно покинул со своими рыцарями площадь. То же сделал и Абиндарраэс, попрощавшись со своей Харифой.

Тем временем тридцать рыцарей с галеры были готовы к состязанию в кольцо. Их предводитель подъехал к закладчику и сказал ему: «Господин рыцарь! Мы не привезли с собой портретов дам, чтобы ставить их в заклад соревнования. Каждый из нас хочет состязаться только лишь на одно копье – по обычаю и уставу рыцарей».

Избегая многословия, скажем, что каждый из тридцати рыцарей Абенсеррахов состязался по одному копью и с таким успехом, что на сей раз закладчику пришлось очень плохо, потому что все тридцать выиграли у него по призу, которые они тут же, под веселые звуки гобоев, получили и в свою очередь отдали дамам. После этого они устроили шуточное сражение с копьями и щитами, припасенными ими для этого случая. И, сражаясь, они удалились с площади, оставив всех очень довольными.

Едва они скрылись, как на площади появился прекрасный замок, весь украшенный знаменами и стягами, стреляющий из множества пушек. Внутри его слышались сладостные звуки различных музыкальных инструментов. Над главной башней находился свирепый и кровавый вооруженный Марс. В правой руке он держал красивый золотой меч, а в левой – стяг из зеленой парчи с вышитыми на нем золотом словами:

 
«Кому отрадно в поле биться,
Кому войны стезя желанна.
За славой воинской стремиться
Кто может твердо, неустанно,
Отметит Марс того десницей.
Венком бессмертья увенчанну
Судьбу его, и мощь, и силу
Прославят вплоть до Ганга с Нилом».
 

Этим девизом на своем стяге бог Марс давал понять, что доблесть оружия бессмертна и ею достигается великая слава. Все остальные стяги красивого замка были из парчи различных цветов. С одной его стороны развевались зеленые, отороченные лиловой бахромой. Таких знамен было восемь, и на каждом из них один и тот же девиз, гласивший:

 
«Кто величье и отличья
Приобрел ценою смерти,
Приобщился тот к бессмертью».
 

Со стороны замка, противоположной стене с зелеными знаменами, имелось восемь других знамен из голубого дамаса, с бахромой из драгоценного золота. На каждом из них имелось по следующему девизу:

 
«Кто ей равен, кто так славен?
Нету в мире лучше града,
Чем великая Гранада».
 

С третьей стороны замка имелось еще восемь знамен из алой парчи с золотыми шнурами. Великой ценности и красоты были те знамена, и на каждом из них стояла надпись:

 
«Благородства назначенье -
С неизменной прямотой
Добродетели стезей
Славы высшей достиженье».
 

На четвертой и последней стене красивого замка было еще восемь знамен из дорогой лиловой парчи с бахромой из золота, затканной серебряными полумесяцами, на что стоило взглянуть. И на каждом был девиз:

 
«Тишину пусть нарушая,
Загремит труба златая.
Звуком громким и певучим
Этой крепости могучей
Миру славу возвещая».
 

Если богата и красива была галера, не менее богат и красив был замок. Никто не мог угадать, из чего он сделан; казалось, словно он целиком из золота; с тысячью резных украшений, он являл собой пышное и величественное зрелище. Стреляли из него бесчисленные пушки, звучала в нем сладкая музыка гобоев, флейт и труб арабских и итальянских [56]56
  Перечисление и характеристика европейских, в том числе итальянских музыкальных инструментов у мавров может быть штрихом, показывающим равнодушие современников Переса де Иты к местным реалиям. Но, учитывая его опыт общения с маврами и знание мавританских традиций, можно полагать, что, не считая нужным подчеркивать мавританское там, где испанское выступает для него как общечеловеческое и роднит мавров и испанцев, он точен в изображении характерных частностей. Поэтому перечисление это с осторожностью может быть понято и как свидетельство проникновения и Гранаду XV в. ренессансных веяний.


[Закрыть], что стоило послушать. Этот замок дошел до середины площади и там остановился. Вслед за ним множество рыцарей – все одетые в богатые одежды – вели на поводах тридцать два коня в пышном убранстве парчовых разноцветных попон. Итак, замок остановился посередине площади, и все увидели, как в одной из его стен, там где находились знамена из зеленой парчи, распахнулись широкие ворота; кроме этих в замке имелось еще трое ворот, каждые со стороны других знамен.

Так вот, распахнулись первые ворота, находившиеся под зелеными знаменами; из них выехало восемь рыцарей, пышно одетых в зеленую парчу и с зеленым оперением шлемов. Рыцарям тотчас же подали восемь лучших коней в попонах из зеленой парчи, с зелеными плюмажами на головах. Рыцари вскочили на седла, не ставя ноги в стремена. В этих рыцарях все сейчас же узнали Сегри, очень доблестных и славных, и все не могли нарадоваться на их вид, ибо были они хорошие рыцари и искусные наездники. Сегри подъехали к закладчику и сказали ему: «Рыцарь! Мы, восемь рыцарей, явились сюда испытать вашу силу в игре в кольцо. Благоволите состязаться с каждым из нас в одно копье».

– Очень охотно, – ответил Абенамар, – я для этого только и нахожусь здесь.

С этими словами он взял копье, отъехал в конец ристалища и, промчавшись, ловко нанизал себе на копье кольцо. Выступил один из рыцарей Сегри, но не стяжал приза. В конце концов из восьми явившихся рыцарей пятеро выиграли приз, а трое по своей нерасторопности не выиграли. Победители под звуки музыки подарили призы своим дамам. Затем все восемь возвратились к замку, слезли с коней, отдали их оруженосцам и вступили в ворота, из которых незадолго перед тем вышли; в замке их встретили музыкой и пушечной пальбой.

И едва успели закрыться ворота за восемью зелеными рыцарями, как распахнулись ворота синих знамен, и из них выступили другие восемь рыцарей в нарядных одеждах из синего дамаса, затканного множеством золотых звезд, с перьями тех же цветов на шлемах. В этих синих рыцарях все сейчас же узнали Гомелов: так хорошо они выглядели, что всякий, на них взглянувший, испытывал большое удовольствие. Им тут же подали восемь отличных коней в парчовых попонах того же цвета, что и их одежда, с плюмажами из дорогих синих перьев. Вскочив на коней, они отправились к владельцу заклада, и каждый из них, подобно предыдущим зеленым рыцарям, попытал счастья. И из всех восьми только трое выиграли приз и, отдав его своим дамам с той же торжественностью, что и их предшественники, возвратились в замок.

И едва они скрылись, как распахнулись третьи ворота, со стороны знамен из лиловой парчи, и оттуда выехало восемь рыцарей, одетых в парчовые, дорогие одежды этого же самого цвета. Им немедленно подали коней в попонах тех же цветов. На ристалище из восьми лиловых рыцарей семь выиграли приз и, вручив его своим дамам, под музыку возвратились в свой замок. Эти рыцари были Венеги – мужи знатные, богатые и уважаемые в Гранаде.

Вдруг из последних ворот, ворот алых знамен, вышли восемь рыцарей в алых парчовых одеждах, отороченных серебром и золотом. Поданные им кони были облачены в такую же парчу. Эти восьмеро были Масы – очень знатные рыцари. Король и все присутствующие испытали большое удовольствие от вида их красивых алых одежд. Эти алые рыцари тоже попытали каждый по одному копью, и все восемь, к большому удовольствию окружающих, выиграли призы. Король точно так же был этому рад: его огорчил бы их проигрыш. Отдав призы своим дамам, рыцари с торжеством возвратились в замок. Едва они туда вступили, как там раздалась громкая музыка гобоев и флейт, а когда она замолкла, ее сменили трубы, трубившие сбор.

В тот же миг из четырех ворот одновременно появились по восемь рыцарей, те, что принимали участие в состязании; у них были копья и адарги. Все тридцать два рыцаря съехались и вступили между собой в шуточный бой. По окончании его они разделились на четыре квадрильи, им подали легкие копья, и они состязались еще в игре в копья. После чего, описав по площади спиральную фигуру, они удалились. Также удалился и красивый замок, причем на переставали стрелять его пушки и играть музыка. Все остались очень довольны его пышностью и богатством; и все утверждали, что если хорош был выход галеры, не хуже ее выступил замок и не меньшее доставил всем удовольствие. Многие из окружавших короля рыцарей обсуждали достоинства замка, и один из них, принадлежавший к роду Сегри, сказал: «Клянусь Магометом, я очень доволен столь славной выдумкой Сегри и Гомелов: ей они затмили рыцарей Абенсеррахов. И если бы не этот великолепный замок, никому бы не сравниться с Абенсеррахами, ибо нет пределов их надменным помыслам. Но теперь по крайней мере они поймут, что Сегри и Гомелы – рыцари, им ни в чем не уступающие».

Тогда один из рыцарей Абенсеррахов, находившихся тут же в свите короля, возразил на это:

– Поистине, сеньор Сегри, во всем вами здесь сказанном нет ни слова правды, ибо Абенсеррахи – рыцари настолько скромные, что как бы ни благоприятствовала им судьба, они никогда не возгордятся, точно так же как при враждебности судьбы не унизятся; они всегда одни и те же: милостивы к бедным, горды с богатыми, верны и прямодушны в дружбе. Во всей Гранаде, в целом королевстве вам не найти Абенсерраха, которого презирали или ненавидели, – однако это разве можно сказать про вас, Сегри и Гомелы? Вы уже с давних пор преследуете, без всякой причины, своей ненавистью Абенсеррахов.

– Не кажется ли вам, – ответил Сегри, – что на то есть достаточная причина: они в игре в копья убили главу рода Сегри?

– А не кажется ли вам, – возразил Абенсеррах, – что они в свою очередь имели к тому достаточную причину, раз все Сегри выступили тайно вооруженные, облеченные в крепкие кольчуги и панцири, с целью предательски убить Абенсеррахов; вы коварно сняли с ваших легких копий наконечники из ветвей дуба и заменили их остриями из дамасской стали твердого закала, так что не нашлось бы ни одного фесского щита, который, как бы он ни был хорош и крепок, не оказался бы ими пробит и раздроблен, будто сделанный из картона. И если я не говорю правду, пусть ее скажет Малик Алабес, которого ни кольчуга, ни щит не предохранили от сквозной раны в руку. Так что вполне обнаружилось, что вина sa случившееся лежит на Сегри. И вы, все еще этим недовольные, сохраняете по-прежнему вашу ненависть к Абенсеррахам и возводите на них всяческую клевету.

– Ну, раз вы так обвиняете Сегри, – ответил Сегри, – и утверждаете, что они были зачинщиками предательства, тогда скажите, почему Малик Алабес выступил вооруженный и в кольчуге? О Магомет, пусть будет сказана правда!

– Я вам скажу ее, – ответил Алабес. – Знайте же, что один из вашей квадрильи предупредил его о вашем общем замысле, и если бы рыцарю дозволялось выдавать тайны, я бы назвал вам также и того, кто это сказал. Но Магомету не угодно, чтобы я это сказал. И Малик оказался настолько великодушным рыцарем, что, хотя и узнал про замышленное против него злое дело, не сообщал о нем остальным рыцарям Абенсеррахам до тех пор, покуда не получил злую рану, из-за чего и началась давешняя битва, и Малик был должным образом отомщен.

– Если он был хорошо отомщен, – воскликнул Сегри, – да будет угодно аллаху святому, чтобы в один прекрасный день все Абенсеррахи за это поплатились!

Многие рыцари Алабесы, находившиеся тут же при короле, рассердились на такие слова Сегри и хотели ему возражать, но король, внимательно прослушавший предыдущий разговор, видя принятое им направление и из-за присутствия множества рыцарей с обеих враждующих сторон, приказал всем, под страхом смерти, замолчать. И все повиновались ему, причем Алабесы и Абенсеррахи, Сегри и Гомелы затаили друг против друга злобу и помыслы о мести.

В это время на площадь выехала колесница невиданных до сих пор красоты и богатства. Казалось, словно она сделана из цельного куска кованого золота. На ней были нарисованы все замечательные события, происшедшие в Гранаде с самого ее основания до нынешнего времени, и все короли и калифы, в ней царствовавшие. Внутри колесницы звучала нежная музыка различных инструментов. Над прекрасной колесницей парила в воздухе большая туча, настолько искусно сделанная, будто это настоящая, плывущая по воздуху туча. Она метала из себя бесчисленные молнии, гремела громом так оглушительно, что повергла всех в ужас. Так колесница с тучей над ней объехала всю площадь, и когда она поравнялась с королевскими балконами, туча быстро и ровно разверзлась в восьми частях, раскрыв за собой темно-синее прекрасное ночное небо, все в сверкающих золотых звездах. В небе на великолепном троне восседал сделанный из золота Магомет; он возлагал бывшую у него в руке золотую корону на голову изображения дамы чрезвычайной красоты, с распущенными, подобными золотым нитям волосами. Она была одета в лиловую парчу с обычными прорезями, сквозь которые виднелась подкладка из белой парчи. Все разрезы были перехвачены застежками из драгоценных рубинов, бриллиантов и изумрудов. В даме тотчас же все узнали прекрасную Коайду. Рядом с ней, ступенью ниже, сидел отважный рыцарь, одетый в одежду тех же цветов, что и платье дамы: белая и лиловая парча и перья с золотом. На шее у него висела большая золотая цепь, конец которой находился в руке прекрасного портрета Коайды: казалось, рыцарь – ее пленник. Рыцаря тоже сразу узнали: то явился славный Малик Алабес, выздоровевший от тяжелых ран, полученных им в Долине от отважного дона Мануэля Понсе де Леон, и пожелавший принять участие в празднествах и поставить в заклад портрет своей дамы, положившись на доблесть и ловкость своей руки. Под громкие звуки сняли у него с шеи цепь, он спустился по ступеням с колесницы и вскочил на поданного ему коня. То был могучий конь славного дона Мануэля Понсе де Леон, и вы уже слышали про то, как он попал к Малику Алабесу. Попона, плюмаж и тестера [57]57
  Тестера – оглавль, ремень узды, надеваемый на голову лошади. Здесь головное украшение в парадной сбруе разукрашенного рыцарского коня.


[Закрыть] коня были точно так же из лиловой и белой парчи. Все обрадовались появлению ловкого и смелого рыцаря, и так говорили между собой: «Быть сейчас великому состязанию в копьях, ибо весьма отважен и ловок Алабес». Последний медленно ехал впереди своей колесницы, чтобы все могли его видеть. Достигнув доброго Абенамара, он сказал ему: «Рыцарь, не будет ли вам угодно, на условиях вашей игры, состязаться со мной в трех копьях? Я привез с собой портрет, и если вы у меня его выиграете, вы сможете присоединить его к остальным вами выигранным». – «Я очень этому рад», – ответил Абенамар, и с этими словами взял копье, сделал большой разбег и мигом сорвал кольцо. Добрый Алабес сделал то же самое. Так оба они промчались по три раза и все три раза срывали кольцо. Тут поднялся на площади великий шум. Народ говорил: «Славный соперник попался Абенамару! Отличный рыцарь – этот Малик, и великой ловкости, он не проиграл ни одного копья и, конечно, заслуживает хорошей награды!» Тем временем судьи посовещались между собой и решили, что оба портрета дам Абенамара и Малика Алабеса должны быть поставлены рядом, поскольку оба рыцаря не уступали друг другу в искусстве. Малику, кроме того, дать дорогой приз за его изобретательность. Они призвали к себе Малика и объявили ему свое решение. Малик ответил, что он предпочитает увезти портрет с собой: имеют ли судьи что-нибудь против этого?… Судьи ответили, что нет. Один из них поднялся, снял с подставы очень дорогой приз – маленький кораблик, весь из золота, – и подарил его Малику, который под торжественную музыку сделал круг по площади и, подъехав к своей даме Коайде, находившейся в свите королевы, подал ей драгоценный корабль и сказал:

– Примите, госпожа моя, этот корабль! Пусть он мал, но велики паруса его, ибо вздувает их надежда!

Прекрасная дама приняла подарок, поблагодарила за него, как того требовал обычай. Королева взяла у нее из рук корабль, долго его рассматривала и сказала:

– Поистине красив и ценен ваш корабль, и если паруса его приводит в движение надежда, то вы достигнете хорошего порта под управлением столь искусного кормчего, как Малик Алабес.

Прекрасная Коайда на это промолчала, устыдившись и зардевшись.

Малик приветствовал на прощание короля, королеву, рыцарей и дам, возвратился к своей колеснице и, поднявшись по ступеням, сел на свое прежнее место на троне. И под звуки сладостной музыки снова набросили ему на шею цепь. И едва это было выполнено, как замкнулась снова туча, и снова загремел из нее гром, и засверкали молнии, рассыпая пламя по всей площади и повергая в страх всех присутствующих. Так пышная колесница и туча покинули площадь, оставив всех пораженными и восхищенными своим появлением. Король сказал своим рыцарям:

– Клянусь Магометом, из всех нами виденных затей эта – самая лучшая, и я не надеюсь увидеть ни лучшей, ни равной ей.

И все рыцари тоже похвалили ее.

Едва туча скрылась, как на площадь выехали четыре квадрильи очень нарядных и красивых рыцарей, все очень богато одетые. Первая квадрилья, состоявшая из шести рыцарей, была в розовых и желтых одеждах из прекраснейшей парчи; убранство коней было тех же цветов. Вторая квадрилья, точно так же состоявшая из шести рыцарей, была одета в зеленую и красную парчу, чрезвычайно дорогую и ценную; тех же цветов убранство коней и перья. Третья квадрилья выступила в одеждах из голубой и белой парчи, обшитой серебром и золотом; того же цвета убранство коней, украшенное серебром и золотом большой красоты и ценности. Шесть рыцарей четвертой, последней квадрильи были одеты в драгоценную парчу оранжевого и лилового цветов со множеством лент и обшивкой из золота и серебра; кони их были покрыты такой же самой парчой с оранжевыми и лиловыми плюмажами такой красоты, что стоило полюбоваться на их великолепие.

Все эти двадцать четыре рыцаря явились с копьями и щитами, а на копьях у них были стяги цвета их одежды. И тут они начали гарцевать на своих конях настолько искусно, как это только было возможно. После чего вступили, двенадцать против двенадцати, в шуточный бой, бурный и упорный, словно всерьез. После боя они оставили тяжелые копья, вооружились легкими копьями для метания и очень искусно стали метать их друг в друга, разделившись на четыре квадрильи, по шести рыцарей в каждой. Играли настолько хорошо, что всем доставляли большое удовольствие. Окончив игру, все по очереди проехали мимо балкона короля, приветствуя последнего должным образом, а также королеву и дам. Затем они подъехали к устроителю празднества и спросили его, угодно ли ему с каждым из них соревноваться в одном копье. Добрый Абенамар отвечал, что очень охотно сделает это. И тогда все двадцать четыре соревновались с ним, по одному копью каждый. Пятнадцать из них выиграли призы, которые они, под музыку гобоев, поднесли своим дамам, и затем так же, как приехали, один за другим уехали, оставив короля и всех зрителей очень довольными своей ловкостью и нарядностью.

Теперь будет своевременно вам узнать, кто были эти отважные и искусные рыцари и к каким родам они принадлежали. Первую квадрилью составляли Асарки, вторую – Саррасины, третью – Аларифы, четвертую – Алиатары. Все очень высокородные и славные рыцари. Предки их – деды и прадеды – жили и процветали в Толедо в те времена, когда там царствовал король Галафин. У этого короля был брат, царствовавший в городе, называвшемся Бельчид, близ Сарагоссы в Арагоне; брата звали Саидом, и он вел великие войны с одним храбрым мавром по имени Атарф, близким родственником короля Гранады. И в честь заключения мира между Саидом – королем Бельчида – и гранадским мавром Атарфом король Толедо устроил торжественный праздник, на котором был бой быков и турнир на копьях. И в копья играли представители именно этих четырех рыцарских родов: Саррасины, Аларифы, Асарки и Алиатары – предки рыцарей, про которых мы здесь вели речь. Другие историки утверждают, что празднество, устроенное толедским королем, было не в честь заключения мира, а для удовольствия одной прекрасной дамы по имени Селиндаха, а мир, заключенный его братом Саидом с Атарфом Гранадским, послужил королю только предлогом. Но какие бы причины там ни были, праздник был устроен, и рыцари, представители четырех славных родов, приняли в нем участие. После утраты Толедо роды эти переселились в Гранаду, где пользовались за свои благородство и доблесть не меньшим почетом. И о празднестве в Гранаде, и о празднестве в Толедо сохранилась великая слава, и сложили про них следующий романс:

 
Восемь на восемь в Толедо
Саррасины, Альятары
Состязались в копьях против
Аларифов и Асарков.
Захотел король отметить
Этим праздником блестящим
Мир, который заключился
Меж Саидом и Атарфом.
Что причины тут иные
Есть, другие утверждают, –
Будто праздник был устроен
По желанью Селиндахи.
Выезжают Саррасины
На конях своих прекрасных,
Их тюрбаны и марлоты
Зелены и ярко-алы.
Им Амура лук и стрелы –
Как эмблемы на адаргах,
Их девиз – всегда два слова,
Кратка надпись: «Кровь и пламень».
Их не менее нарядны,
На конях, за парой пара,
Все в пурпуровых одеждах,
Альятары выезжают,
Им девизом служит небо
На плечах нагих Атланта,
Надпись сделана на ленте:
«Я держу и не устану».
Пурпур с златом – Аларифов
Неизменный цвет избранный.
Альятарам вслед явились
Точно так же все попарно.
Их эмблема – крепкий узел,
Рубит меч его с размаху.
«Этой силе нет предела» -
Так гласит к эмблеме надпись.
Всех других нарядней едут
Восемь рыцарей Асарков –
Перья шлемы украшают.
Небо синее над лугом –
Их эмблема на адаргах,
Две руки, соединенных
В неразрывное пожатье:
«Все и вечно зеленеет!»
Короля объемлет ревность,
Ненавистен вид Асарка,
Кто сумел любви добиться
Неприступной Селиндахи.
На отряд взглянувши хмуро,
Говорит король алькайду:
– Омрачу я это солнце,
Что меня лучами ранит.
Тут взвилось высоко в небо
С быстротой копье Асарка,
И никто не смог заметить,
Как летит и где упало.
На балконах и из окон
Вслед копью глядели дамы;
Чтоб следить за лётом лучше,
Все они вперед подались.
Закричал народ в восторге,
Оценив бросок Асарка.
Загоревшись лютым гневом.
Прошептал король проклятье.
Передать Асарку кубок
Повелела Селиндаха.
Не стерпел король тут боле.
Громко крикнул он: «Кончайте!»
Крик услыша, все решили,
Что кончать игру настало.
Но велит король ревнивый:
– Взять изменника Асарка!
Тут, сменив на боевые
Копья легкие метанья,
Альятары, Саррасины
Едут взять Асарка-мавра.
Ибо кто посмел бы Королю влюбленному перечить?…
Захотели заступиться
Аларифы и Асарки,
Но Асарк – примерный рыцарь –
От защиты отказался;
– Пусть друзья опустят копья
Пред надменными врагами,
Пусть враги восторжествуют,
А друзья хранят молчанье.
Ибо кто посмел бы
Королю влюбленному перечить?…
Схвачен мавр был благородный.
Тут народ поднял роптанье:
Как ему вернуть свободу,
Меж собою совещались.
Но осталось все бесплодным,
Бунт погас, не вспыхнув даже.
Этим толпам возмущенным
Полководца не хватало.
Ибо кто посмел бы
Королю влюбленному перечить!5…
Селиндаха громко молит:
– Заступитесь за Асарка!
Хочет броситься с балкона,
Чтоб отбить его у стражи.
Мать ее схватила крепко,
Удержала со словами:
– Для чего себя ты губишь?
Все усилья здесь напрасны.
Ибо кто посмел бы
Королю влюбленному перечить?…
К ней король прислал с вопросом:
Где она теперь желает
Находиться в заточенье, –
Место пусть сама укажет.
Передать в ответ велела
Королю-ревнивцу дама:
– Пусть тюрьмой моею вечной
Будет память об Асарке!
Ибо есть, кто смеет
Королю влюбленному перечить!
 

Вот все эти знаки, эмблемы и девизы четыре квадрильи названных рыцарей унаследовали от своих предков и очень ими гордились. И после того, когда они, как мы уже рассказывали, торжественно покинули площадь, оставив весь двор в восхищении от своей ловкости и красоты, со стороны корит Эльвиры поспешно пришел алькайд; не остановившись, покуда не достиг короля, преклонился перед ним по обычаю и сказал:

– Узнайте, ваше высочество, что к воротам Эльвиры прибыл христианский рыцарь и просит позволения вступить в город и состязаться в трех копьях с закладчиком. Позволит ли ваше величество его впустить?

– Пусть входит, – отвечал король, – в такой день, как сегодняшний, в день королевских празднеств, никому нельзя отказывать во входе.

С этим ответом вестник поспешил обратно, и немного спустя на площадь въехал на могучем сером коне нарядный и прекрасный рыцарь, одетый в парчовую одежду белого, как снег, цвета и расшитую множеством золотые полос; перья у него на шлеме тоже были белые с золотой отделкой. Попона и тестера коня были тех же цветов. Одно загляденье был этот чужой рыцарь, и на площади не осталось ни рыцаря, ни дамы, кто бы не залюбовался им. С левой стороны его плаща был нашит алый крест. Осматриваясь по сторонам, он сделал круг по всей площади и, подъехав к балконам короля и королевы, с глубоким почтением приветствовал их, склонившись головой до седельной луки. Король милостиво отвечал на приветствие, угадав в нем рыцаря великой доблести. Все дамы, а вместе с ними и королева, поднялись со своих мест и чрезвычайно благосклонно ответили на его привет. Тут же большинство присутствующих узнало в христианском рыцаре магистра Калатравы, чьей славой был полон мир, и король немало обрадовался, что его двор посетил такой славный рыцарь. Объехав площадь, являя собой подобие бога Марса, магистр приблизился к закладчику и сказал ему:

– Благородный рыцарь, не угодно ли вам будет состязаться со мною в трех копьях по правилам добрых рыцарей, но не ставя в заклад портреты дам?

Абенамар, внимательно вглядевшись в обращавшегося к нему рыцаря, повернулся затем к своему дружке Мусе и сказал ему:

– Если я не ошибаюсь, это – магистр Калатравы: о том свидетельствуют его наружность и крест на его груди. Вглядись же в него получше – это он несомненно, тот самый, с кем ты после поединка заключил дружбу.

Муса посмотрел на магистра, сейчас же узнал его и немедля, даже не слезая с коня, подъехал к нему и обнял его со словами: «Славный магистр, цвет христианства! Добро пожаловать! Я хорошо знаю, что, несмотря на то, что вы христианин, прибытие ваше – великая радость для короля и его двора, ибо всем здесь находящимся известно величие вашей души».

Магистр обнял Мусу и поблагодарил за все сказанное ему в похвалу. А добрый Абенамар, тоже подъехавший к ним, весело сказал магистру, что охотно будет состязаться с ним в трех копьях и даже, если ему суждено их все три проиграть, почтет за счастье и победу уже одно то, что он состязался со столь отличным рыцарем.

С этими словами он взял копье и с большим искусством сыграл в кольцо. Но, несмотря на все его искусство, магистр сделал это лучше. Так они сыграли три копья, и в конце концов выиграл магистр.

Весь народ громко кричал: «Никогда еще в мире не было видано такого рыцаря!»

Так на этот раз проиграл закладчик свою славу, и судьи отдали победителю в награду цепь, стоившую две тысячи эскудо, поскольку он не -выставлял в заклад портрета, а если бы его выставил, то получил бы портрет дамы закладчика. Добрый магистр принял цепь и под торжественную музыку, сопровождаемый знаменитыми рыцарями, рядом с Мусой сделал круг по площади. Поравнявшись с балконом королевы, находившимся не особенно высоко над землей, он устремил на нее свои взоры, поднялся в стременах и протянул ей драгоценную цепь со словами: