Текст книги "Сад надежды"

Глава 5. Письмо

От неожиданности Чарити сама чуть не упала.

– Дядя Гарольд?

Так, значит, она не ошиблась, увидев дедушкины глаза. Такие же миндалевидные, такого же неяркого голубого оттенка, цвета весенней синевы, и теплые, как налитые солнцем ягоды.

Какое-то время они смотрели друг на друга, и Чарити буквально видела, как гость ищет знакомые ему детские черты в стоящей перед ним молодой женщине.

– Чарити?

Она шагнула ближе и крепко обняла его за шею. Зажмурилась и почти – почти – поверила, что прижимает ее к себе дедушка. Это успокоило, и в то же время боль стала сильнее. Из горла вырвались рыдания, идущие из самой глубины души. Никто кроме дяди Гарольда не смог бы понять, что́ Чарити потеряла со смертью деда.

У самого уха что-то зашуршало. Письмо. То самое, которое привело его сюда. Гарольд на миг отпустил девушку, сунул письмо в карман и вновь принялся гладить ее по волосам, пытаясь успокоить. Вообще-то она была не из тех, кто черпает силы от прикосновений другого человека. Выросшая с матерью, которая редко проявляла чувства, Чарити не нуждалась в объятиях. Однако бабушка и дедушка всегда были щедры на подобные проявления любви, и сейчас она скорее умерла бы, чем оторвалась от Гарольда.

И вдруг Чарити вздрогнула. Гарольд сказал, что хотел бы поговорить с Джорджем. Ничего не знает?.. Чарити отпрянула. Она должна сообщить ему о смерти брата. Но лишь беззвучно шевелила губами, не в силах подобрать ни слова.

Гарольд зажмурился, морщины на лбу углубились. Губы сжались в тонкую линию, и он затряс головой. Потом распахнул глаза и произнес:

– Я опоздал.

Такой печали в голосе Чарити еще не приходилось слышать. Слова сорвались с его губ и упали вниз, на пол веранды, как бомбы.

Силы оставили Чарити, и мир расплылся перед глазами.

– Он… он…

Гарольд с силой сжал ее плечо:

– Он умер.

Чарити кивнула, пытаясь снова не расплакаться. Она просто не могла оторваться от человека, которого не видела двадцать лет. Но когда он поднял голову и посмотрел ей в глаза, ее охватило другое чувство, свежее, как утренний дождь, и необычное, как морская раковина. Она ощутила через дядю Гарольда связь с дедом. Словно какая-то часть его вернулась домой. Потрясенная, Чарити перевела взгляд на чемодан гостя. Он останется здесь… по крайней мере, на время. Над ней распустились паруса надежды.

Узнав о смерти брата, Гарольд решил было уехать, однако Чарити настояла, чтобы он остался на ночь. Она отвела его освежиться в ванную на первом этаже, а чемодан отнесла в одну из спален наверху. Без чемодана не сбежит, твердила она себе, выключила в спальне свет, закрыла дверь и решила не говорить Гарольду, в какой комнате его вещи.

Пусть это ребячество, но потеря дедушки была для Чарити внезапной, и она отказывалась отпустить дядю скоро. Им нужно о многом, об очень многом поговорить.

Слушая шум воды в ванной рядом с кухней, Чарити сварила кофе и достала из буфета две чашки. Провела пальцами по безукоризненно гладкой поверхности – только дедушка так умел, ее работы никогда не отличались подобным совершенством. Она в лучшем случае ремесленник, а вот дедушка разговаривал с глиной, знал ее секреты.

Дядя Гарольд вошел в кухню и сел у массивного деревянного стола. К кофе они не притронулись.

– Старая добрая кухня… А здесь уютно, как раньше. Чарити, ты молодец.

– Я приехала недавно. Это дедушкина заслуга, – покачала головой Чарити.

Гарольд опустил глаза:

– Как давно он умер?

– Чуть больше месяца назад.

Гарольд помотал головой, глядя ей в глаза:

– Нет. Не может быть.

Он провел рукой по лицу и извлек письмо из кармана брюк. Чарити невольно подалась вперед, пытаясь рассмотреть надпись на конверте.

– Письмо опустили в мой ящик неделю назад, а дата на штемпеле проставлена за несколько дней до того. Я достал письмо из ящика сегодня утром.

– Оно точно от дедушки? – Чарити вцепилась в чашку. – Что в письме, дядя Гарольд?

Гарольд придвинул конверт ближе к себе – жалкая попытка удержать то, что уже потеряно.

– Он хотел помириться.

Чарити припомнила, что Джордж и Гарольд все эти годы были в ссоре. Однако письмо, отправленное уже после смерти деда? Нет, это невозможно. Или Гарольд имел в виду вовсе не ту давнюю ссору?

– Когда ты был здесь в последний раз?

Он отвел взгляд и уставился в пол.

– Двадцать лет назад.

Неужели братья не общались так долго? Что произошло между двумя близкими людьми?.. Опять же, Чарити была свидетелем ссоры матери с подругой, жившей по соседству. Мать с апломбом заявила, что больше никогда не будет разговаривать с этой женщиной. И сдержала слово. Просто вычеркнула ее из своей системы мира. Но дедушка не мог так поступить.

– Что случилось, дядя Гарольд?

Он покачал головой, от напряжения морщины на лице углубились.

– Я совершил ошибку, Чарити. Ужасную ошибку. Джордж так и не простил мне ее. По крайней мере, до этого письма.

Он выглядел крайне измученным. Чарити решила, что сложит этот пазл сама и не будет расспрашивать его дальше. Она помнила, как Гарольд приезжал на остров, ей тогда было одиннадцать. Он начинал свой бизнес в качестве инструктора в танцевальной студии, и Джордж давал брату множество советов по части финансов.

– Я не заслужил прощения. Это произошло в тот год, когда умерла твоя бабушка. И Джордж… он очень изменился после ее смерти.

– Так ты общался с ним? И вы так и не помирились?

– Нет. Я пытался говорить с ним, особенно в первые пять лет. Сначала он не подходил к телефону; затем стал брать трубку, но отвечал нехотя. Мои звонки только причиняли ему боль. И лет шесть назад я совсем перестал звонить. Решил, что так лучше.

Да, Чарити знала, что дед изменился после смерти бабушки. Даже перестал приглашать ее на лето.

– Он и со мной говорил по телефону нечасто. А потом мы с мамой переехали в Нью-Йорк, и видеться с дедушкой стало еще сложнее. Я скучала по нему, но еще больше скучала по тому, каким он был до смерти бабушки. И я чувствовала себя виноватой.

Гарольд похлопал ее по руке:

– Ты была ребенком. Впрочем, ты всегда брала на себя слишком много… Как поживает мама?

– Замечательно. – Чарити закатала рукава и помассировала плечи. – В то время я надеялась, что мы переберемся к дедушке поближе, а не наоборот. Порой я думаю, мама уехала в Нью-Йорк ему назло.

– Почему? – нахмурился Гарольд.

– Хотела, чтобы он передал ей все финансы. – Чарити давно перестала извиняться за поступки матери.

– Но почему?

Чарити пожала плечами:

– Мама говорила, что дедушке нужна помощь и счетами должна распоряжаться она. А он отказал. Мы собрали вещи и уехали.

Гарольд сжал ее руку:

– Твоя мама хороший человек, просто она…

Он явно подыскивал слова, чтобы подсластить горькую правду.

– Эгоистка? Самовлюбленная? Любит всем указывать?

Гарольд опустил голову:

– Не мое право судить.

– Ничего, я знаю, что представляет из себя мама. И знаю, что она – по-своему – любила дедушку. Она любит даже меня.

Он улыбнулся, и морщины, следы горького опыта, стали заметнее.

– Люди не в силах дать другим то, чего сами не имеют. Но мама любит тебя, без всякого сомнения.

– Приятно, когда кто-то тебя понимает… – Чарити вздохнула. – У нас хорошая семья. Как мы же умудрились настолько испортить отношения?

Гарольд тихо засмеялся. Когда смеялся дедушка, в его глазах так же загорались огоньки. Приезд Гарольда стал одним из лучших подарков, на которые могла надеяться Чарити. И в то же время принес ей боль.

* * *

– Так вы не знаете, что в письме? – Далтон явился к ней с грязью под ногтями и взволнованный, как сбежавший с уроков школьник. Он не переставая говорил о купленных растениях, а Чарити разрывалась между необходимостью узнать, что ей нужно приобрести из флоры и фауны, и тревожными мыслями – устроился Гарольд в своей комнате или тихо ускользнул? Дядя был измучен разговором, и Чарити отвела его наверх отдыхать, а сама решила купить что-нибудь к обеду. Но едва она собралась пойти на рынок, пришел Далтон и уже через пять минут догадался: что-то произошло.

Ничего не объясняя, Чарити коротко сообщила о приезде гостя и о том, как приятно и странно ей смотреть на Гарольда и видеть в нем дедушку. И о загадочном письме, предположительно от деда.

Она уселась на бетонную скамью в саду, рядом с которой Далтон расставил свои приобретения. Сад уже обретал новые очертания. Чарити намеренно повернулась так, чтобы не видеть иву.

– Знаю лишь, что дедушка хотел помириться.

– Вот это да! А я думал, только у меня день был странный.

Чарити откинулась на спинку, положив руки на нагретый бетон. Далтон сидел рядом на земле, продолжая изучать купленные растения.

– Что вы имеете в виду?

Мужчина поднял голову. На фоне усеянного мелкими фиолетовыми цветками кустарника его глаза приобрели такой же оттенок и казались неземными.

Далтон вытер лоб, оставив жирную черную полосу.

– Позвонил брат жены. Он отправил мне посылку. Некоторые вещи Мелинды и Кисси оставались у него.

У Чарити в животе что-то оборвалось. Когда она спускалась на скоростном лифте в Нью-Йорке, ее предупредили, что все внутри ее будет падать. Теперь она ощутила то же самое.

– Кисси?

Далтон побледнел и перевел взгляд на далекую береговую линию. Бриз шевелил зеленые веточки, окружавшие фиолетовые цветки.

– Дочка. Она была с моей женой, когда… когда…

Чарити словно ударили под дых. Она вскочила со скамьи.

– Как ужасно…

И неожиданно для себя оказалась на коленях лицом к лицу с мужчиной, который испытал невероятную боль, однако предпочел возрождать соседский сад, а не тонуть в своем горе.

– Далтон… – Чарити протянула руку сквозь ветки и дотронулась до его плеча. Плечо было теплым, хотя сердце, наверное, походило на глыбу мертвых кораллов. – Как ужасно… – Потерять не только родную душу, но и собственного ребенка!.. Хотя у нее самой детей не было, Чарити представить себе не могла более страшного горя. На глаза навернулись слезы, Чарити заморгала, и фиолетовые цветки расплылись. Она нагнулась и понюхала цветок: – Приятно пахнут… Мне нравится.

Они посмотрели друг на друга. Далтон улыбнулся – слабо, едва заметно.

– Просто благоухают.

Чарити вдохнула глубже, стараясь втянуть в себя аромат.

– Тогда посадите их рядом со скамейками.

Цветочный запах смешался с другими – с запахом жирной почвы, соленого воздуха со слабым привкусом рыбы и Далтона. Он так и смотрел на Чарити, и для кого-то эта ситуация показалась бы неловкой – двое склонились над кустом и обнюхивают воздух, – но для них все было правильно. К тридцать одному году Чарити научилась кое-что понимать. Есть золотые моменты жизни; их поставил и озвучил невидимый режиссер, и они предназначены стать больше чем просто моментами. Они станут воспоминаниями.

– Аромат особенно сильный по утрам, – прошептал Далтон, будто только сейчас сказал последнее прости жене и ребенку.

Чарити знала, что запомнит эти минуты навсегда. Ласковые прикосновения предвечернего солнца к щекам, густые травы вокруг, солнечные блики на волосах Далтона, и то, что этажом выше поселился дядя Гарольд. Будто дедушка продолжает делать ей подарки. Сначала дом, потом сад, теперь дядя Гарольд. А может, и Далтон тоже подарок. Тот, кто поймет боль. Тот, кто знает, что такое потеря и тоска. Когда Чарити приехала в Бакстер-хаус, у нее возникло ощущение, будто она пытается уловить некий образ. Дедушки не стало, но она видела его везде. Он стал эхом в огромном цилиндре, звуком, который снова и снова отражается, хотя его источник давно умолк. Складывалось впечатление, что каждый новый день может принести нежданные подарки. Дедушка действительно был везде.

Чарити указала на беседку в центре сада, с чудесным видом на залив:

– Вот мое любимое место. Здесь я буду по утрам пить кофе.

Далтон проследил за ее взглядом.

– Боже мой, именно там я и планировал их посадить. – Он вернулся к кустарникам и погрузил руки в землю.

Чарити вновь уселась на скамейку, с удовольствием наблюдая за его работой. Было что-то успокаивающее в том, как пальцы Далтона ощупывают растение, проверяют грунт, обрывают отмершие цветки. И вдруг… Она буквально разинула рот, глядя, как он обводит ножом ком земли внутри черного пластикового контейнера и вынимает его содержимое вместе с корнями и грунтом.

Далтон замер, держа растение, как убийца жертву. Оно свисало с руки, и комочки плодородного грунта падали на землю.

– А вот это мы посадим у дома. Я уже выкопал лунку.

Пора бы и закрыть рот, решила Чарити, а то чайка залетит… А как бабушка обращалась с растениями? Не вспомнить. Однако Далтон делал это слишком жестоко для человека, который так любовно гладил листья и цветки.

– У дома, – повторил Далтон, подняв брови. – Вы не возражаете?

Она кивнула и наконец закрыла рот.

– Вы всегда так выдираете их из горшка?

– Конечно. Порой нужно удалить часть корней. – Он засмеялся и показал ей контейнер. Белые нитевидные корешки оплетали дно.

– Ну ладно, я вас оставлю. Сбегаю на рынок, куплю что-нибудь к обеду.

Далтон направился к дому, Чарити смотрела ему вслед. Он пристраивал растение в лунку на углу веранды, затем обернулся к ней.

– К обеду?

– Да. Хочу подать на стол копченый сыр и клубнику.

Далтон поморщился.

– Надеюсь, не в одном блюде?

– Нет. На рынке продают такую чудесную клубнику, размером в половину моего кулака. – У Чарити даже слюнки потекли. – И у меня теперь гость, так что…

– Послушайте, – Далтон оставил растение и вернулся к ней, отряхивая грязь с рук, – вчера я наловил снэпперов. Мне одному столько рыбы не съесть. Могу с вами поделиться.

Над его ухом зажужжал шмель, Далтон дернул головой и вяло отмахнулся, но когда насекомое приземлилось на бутон у его ног, хихикнул. Чарити сама не знала, почему его жест победил ее обычную необщительность, но так уж случилось. Не успела она подумать дважды, как вообразила Далтона у себя за столом, и эта картина взяла верх над привычной осторожностью.

– Если и вы к нам присоединитесь.

Он замер. Глаза цвета зелени плюща изучали ее.

– Я бы не хотел показаться навязчивым.

Так, значит, он решил, что его приглашают из жалости. В свете их разговора о его жене и дочери нетрудно было догадаться, что он привык к подобному лицемерию. Это опечалило ее до глубины души. Она топнула ногой:

– Это глупо, Далтон!

Он выдержал ее взгляд:

– Я занесу рыбу через часок.

Чарити не уступала.

– Моя бабушка однажды выиграла конкурс с рецептом жареного снэппера. Такого вы еще не пробовали. Просто умереть и не встать!

Он молчал.

– Пожалуйста, приходите.

Далтон закусил губу.

– Хорошо. Захватить несколько початков кукурузы для жарки?

– Приносите. Три штуки.

– Три?

– И я обещаю ничего не сжечь. – Чарити дотронулась указательным пальцем до подбородка. – То есть обещаю постараться ничего не сжечь.

– Увидимся через час. – Далтон направился в коттедж.

Как только он закрыл за собой дверь, Чарити вскочила со скамьи и бросилась в дом, молясь про себя, чтобы отыскать бабушкин рецепт на кухне.

Не успела она перерыть ящики, как в парадную дверь постучали. На пороге стояла женщина пышных форм, на высоких каблуках и в платье с цветочным принтом. Волосы были кое-как собраны в пучок, там и сям зигзагами пробивались седые пряди. Женщина пригладила полной рукой выцветшие розоватые локоны и улыбнулась. На двух передних зубах мелькнула полоска помады мандаринового оттенка.

– Вы Чарити Бакстер? – Лицо незнакомки по форме походило на тыкву, но на нем жили слишком маленькие для тыквы глаза. Эти темные глаза излучали доброту и, если Чарити не ошибалась, надежду.

– Да, мэм.

– Чудненько. – Женщина шагнула внутрь без приглашения.

– Чем я могу… вам помочь?

– Я бы хотела сделать заказ. – Незнакомка подошла ближе, и Чарити ощутила слабый запах духов и пота. – Особый заказ. Меня зовут Глория Паркер.

Чарити не отвечала, и женщина оглядела вестибюль.

– Это дом Джорджа Бакстера? – Она не столько спрашивала, сколько информировала Чарити об этом факте.

– Да, мэм.

– И вы делаете гончарные изделия. Так же как Джордж.

О нет. Ее работам до дедушкиных далеко.

– Да. Гончарные изделия. – Это все, что Чарити могла заявить, не чувствуя себя мошенницей.

– Мне нравится, что вы решили продолжать его дело.

Дедушка много лет выполнял особые заказы для жителей острова, а случалось, и материка. И Чарити, конечно, хотела продолжать его дело, однако совершенно не ожидала, что ее первый клиент явится без всяких рекомендаций.

– Меня интересует столовая посуда. – Женщина сложила руки на груди. – Что-нибудь простое, без изысков. Приятного нейтрального цвета. Я думаю, цвет тауп подойдет. И с глазурью.

Столовая посуда. Вот это да! Отличный способ начать гончарный бизнес на острове. Она закажет сервиз на десять персон? На двенадцать? Полный комплект? Включая блюда, салатницы, а может, и стаканы?

– Вы ведь возьметесь?

Чарити поняла, что до сих пор не ответила.

– Да. Да, конечно. На сколько персон?

Женщина опустила выщипанные брови:

– Одну тарелку.

Вся радость по поводу предстоящего создания уникального набора посуды улетучилась.

– Одну тарелку? – Чарити старалась скрыть разочарование.

– Да, дорогая. Это очень важно для меня. – Тщательно прорисованные брови, похожие на миниатюрные палочки для еды, приподнялись, и посетительница стала похожа на ребенка, который стоит у витрины кондитерского магазина, но не решается открыть дверь и войти. Ее зрачки затуманились на миг, она отступила от Чарити и глянула в окно. Пальмовые ветви покачивались на ветру. На подъезде к дому стояла ее машина, большой белый седан. – Я надеюсь, вы мне поможете.

Это было похоже на явку с повинной – настолько печально и просительно звучал ее голос. Чарити подошла ближе.

– Вы сказали, тауп? Серо-коричневый?

– Да. Подойдет любой нейтральный цвет. Или, может быть, не нейтральный. Что-то яркое и красочное.

Для человека, который крайне нуждается в керамической тарелке, женщина выглядела слишком уступчивой. Внезапно Чарити осознала тяжесть своего положения. Сама задача заменить деда показалась невыполнимой, все равно что пытаться выпить реку Колорадо через коктейльную трубочку.

– А знаете, у дедушки – у Джорджа – остались кое-какие изделия. Я могу подобрать вам великолепную тарелку…

Мясистая рука коснулась локтя Чарити.

– О нет. Не пойдет. Тарелка должна быть сделана для меня.

До Чарити наконец дошло, что хватит, перед смертью не надышишься, пора соглашаться.

– Хорошо. Тауп. Приятный цвет, как раз в тренде. Тарелка, без особых изысков. Будет готово примерно через две недели.

Лицо женщины порозовело.

– Чудесно. Не знаю, как вас благодарить.

Они обменялись контактами, и посетительница удалилась, не задавшись вопросом о цене. Ну что ж, если она ожидает получить работу на дедушкином уровне, то, возможно, увидит изделие Чарити и не захочет его забирать. Так или иначе, Чарити будет стараться как может. Вложит в тарелку все сердце и всю душу, словно ей пожизненно намерена пользоваться английская королева. Джордж учил внучку все делать по высшему разряду. Вот только сравниться бы с ним по уровню мастерства!

* * *

Гарольд вздремнул, принял душ и сменил брюки и рубашку. Чарити тоже решила переодеться. Хотя у себя дома она редко переодевалась, а к обеду и вовсе никогда, в этот раз достала новые джинсы и темно-розовый свитер с короткими рукавами, а на шею повесила найденный в бабушкиной шкатулке медальон. Обуваться не стала. Нечего лезть из кожи, как говаривал дедушка.

– Так, значит, это твой молодой человек, – промолвил дядя Гарольд, входя в кухню с посудой, которую Чарити откопала в ящике, подписанном «невостребованные заказы».

– Он не мой молодой человек. – Чарити занесла нож над клубникой. – Он живет по соседству и занимается моим садом. Надеюсь, я правильно сделала, что его пригласила. Свежие снэпперы – это что-то!

– Правильно поступила. Нам это только на пользу. Наверное, ему тоже.

Чарити не могла понять ход дядиных мыслей. По правде говоря, им нужно было заново друг с другом знакомиться, и Далтон как нельзя лучше подходил на роль буфера.

– Местный?

– Нет. – Чарити положила нож на стол. С него капал клубничный сок. – Год назад он потерял жену и ребенка. Барлоу наняли его ремонтировать коттедж.

– Ужасно. Представляю, как парень нуждается в друзьях.

Чарити кивнула. Она не хотела раскрывать секреты Далтона, но подумала, что будет легче сменить тему, если разговор коснется семьи. Она уже успела узнать о Далтоне Рейнольдсе одно – ему крайне неприятно, когда люди демонстрировали сначала ужас, а потом жалость при упоминании о гибели его близких.

Чарити поставила миску с нарезанной клубникой, источавшей дивный аромат, в центр стола. Из головы не шли дядины слова. Представляю, как парень нуждается в друзьях. Надо дружить. Она надеялась улучшить свои дела на этом фронте и действительно старалась наладить отношения с Эмили Радд. А сейчас, благодаря бабушке с дедушкой и их невероятному саду, друг словно с неба упал прямо ей в руки.

– Ты слышала в доме странные звуки? – Гарольд принялся нарезать ингредиенты для салата.

– Иногда. Шаги, музыку, как будто издалека. А вообще это все мое воображение.

– Я тоже слышал музыку, – усмехнулся Гарольд.

– А еще я постоянно чувствую запах табака. И корицы. Будто дедушка стоит прямо за спиной.

Гарольд опустил голову:

– Не сомневаюсь, он всегда будет здесь.

Через стол Чарити могла видеть его голову и задрожавший подбородок. Она протянула руку и положила ему на лоб. Ежик седых волос щекотал ладонь.

– Я очень рада, что ты приехал.

Он погладил ее руку и поднял глаза. Они говорили то, что не высказать словами.

– Спасибо, Пуговка. Ради этого стоило отдать весь мир.

Он отдал весь мир, чтобы приехать? Тут что-то не так.

– У тебя все в порядке, дядя Гарольд?

– Не стоит беспокоиться.

Обманывать он не умел. Фамильная черта.

– Не поделишься?

Он поджал губы:

– Ничего особенного. Я приехал побыть с тобой, а не говорить о делах. И больше об этом ни слова, девочка. Согласна?

– Да, сэр, – отсалютовала Чарити.

Далтон явился свежий и благоухающий, как на свидание. Чарити уже в дверях обратила внимание на его чистые ногти и едва поборола искушение спрятать руки в карманах фартука. Бог смиловался, и она отыскала бабушкину коробочку с рецептами – запыленная, она стояла на книжной полке как будка часового. Рецептов было множество, все записаны бабушкиной рукой.

Придет время, и она их освоит.

Далтон протянул Чарити букет диких цветов, обернутый мокрым бумажным полотенцем. И у нее промелькнула надежда – вдруг он ложно истолковал ее приглашение?.. Нет, не может быть. Его сердце далеко, в другой жизни, с семьей, которой больше нет.

– Какие прекрасные цветы! Спасибо! – Аромат напомнил цветочный магазин в Нью-Йорке, куда Чарити часто забегала по пути домой. При виде множества букетов у нее всегда становилось тепло на душе, несмотря на прохладу неотапливаемого помещения. Она переступала через порог и переносилась из городской толчеи в другое измерение, где рядом с цветущими маргаритками отдыхали феи и эльфы, замышляя новые приключения. Длинные аккуратные ряды лилий, папоротников, гипсофилы в горшках наполняли мир красками и ароматами.

– Не благодарите меня, все цветы из вашего сада. Можно сказать, я их украл.

Чарити взяла глубокую зеленую вазу и наполнила водой из крана.

– Это ваша работа? – спросил Далтон.

Она сдвинула клубнику и поставила букет в центр стола.

– Нет, дедушкина. На дне его личная метка. Большую часть посуды, которую вы здесь видите, сделал он.

Далтон кивнул.

– А я только начинаю. – Чарити чувствовала необходимость объяснить. Она сделала несколько заготовок, но пока не обожгла в печи ни одной, так что законченных предметов не было. – Недавно мне заказали тарелку. Особый заказ.

Гарольд как раз вернулся в кухню.

– Особый заказ? Отлично! – У него загорелись глаза.

– Дядя Гарольд, дедушка оставил мне саквояж с запиской, и в ней сказано, что я должна добавлять одну мерную ложку ингредиента на каждый особый заказ. Ты слышал что-то подобное?

Гарольд отряхнул брюки. Если Чарити не ошибалась, он выглядел слегка смущенным.

– Не припоминаю. – Старик повернулся к Далтону: – А вы, должно быть, садовник.

– Да, сэр, – улыбнулся Далтон. – А вы, должно быть, дядя Гарольд.

– Для вас просто Гарольд. Мы пока не родственники.

Новые знакомые тут же завели разговор о рыбалке, наживках, лодках и погоде. Чарити взирала на них с благоговением. Как легко мужчинам дается общение! Ну почему она не смогла вести такую же легкую и непринужденную беседу с Эмили Радд? Потому что ты безнадежно отсталая и ничего не понимаешь в вещах, которые так любят обсуждать женщины. По правде говоря, она даже не знала, что вообще обсуждают женщины. Кулинарные рецепты? Нет, слишком тривиально. Рестораны?..

Тут она достала из духовки печеную картошку и обожгла палец о фольгу.

– Ой-ой-ой!

И надо же было так заверещать! Мужчины оборвали разговор и бросились к ней. Гарольд схватил ее руку и исследовал ожог.

– Черт возьми! Больно?

Далтон склонился над ее левым плечом, и в кухне вдруг стало очень жарко.

– Я мигом…

– А ты согласна с теорией, что место ожога нужно потереть о волосы? – спросил Гарольд.

Чарити рассмеялась. Она с детства слышала это от бабушки.

– Нет, не согласна.

– Я тоже, – с улыбкой признался Гарольд. – Разве что чувствуешь себя по-дурацки и забываешь про боль.

Далтон вернулся с липким кусочком какого-то растения, не спрашивая разрешения, взял ее руку и выдавил клейкий сок на горящую кожу. Жжение мгновенно утихло.

– Алоэ?

Далтон посмотрел сверху вниз и подмигнул.

Она закатила глаза и выдернула руку.

– Отвечайте! Алоэ?

– Лечит все, что болит. – Далтон переложил картошку на блюдо и отнес в столовую. Люстра над накрытым столом сияла, будто на ней горели настоящие свечи.

Он явно чувствовал себя как дома, и Чарити не могла пожелать лучшего. Как будто они – одна семья. Вот бы все ее гости были такими!

Далтон поставил картошку на стол и повернулся к Чарити. Мягкое свечение люстры отразилось в его глазах. Свет словно дожидался его прихода. Далтон, казалось, менял все, к чему прикасался. Ему очень шла роль распорядителя за столом, и у Чарити сжалось сердце при мысли о том, сколько раз за последний год он обедал в одиночестве. Даже в его осанке сквозило что-то несокрушимое. Только такой гранитный утес мог пережить пронесшийся шторм.

Гарольд подошел к столу.

– Жарёнка остывает.

Чарити хихикнула. Жарёнка. Давно она не слышала этого слова!

Они уселись за стол и разложили по тарелкам рыбу, картошку и зачерствевший хлеб, из которого Чарити собиралась сделать гренки, а клубнику брали руками из большой миски, не обращая внимания на капающий сок. И совсем забыли про салат, который засыхал на кухонном столе.

Наконец Далтон откинулся на спинку стула.

– Бесподобно!

– Бабушкин рецепт. Она в самом деле выиграла с ним конкурс.

– Есть одна проблема… – Далтон осушил до дна стакан воды. – Кое-кто обещал ничего не сжечь.

Чарити поперхнулась. Ведь рыба удалась на славу!

Далтон засмеялся и показал на ее руку.

– А-а, ну да. – Она повернулась к дяде: – Гарольд, давай вернемся к разговору о дедушкином саквояже.

Чарити не зря задавала этот вопрос – Гарольд явно что-то знал. Но он отодвинул тарелку и улыбнулся.

– Дедушка велел добавлять одну мерную ложку специального ингредиента на каждый особый заказ.

– Хорошо. Очень хорошо.

– У тебя есть предположения, что это за ингредиент?

Гарольд сложил руки на животе и откинулся на спинку стула.

– Никаких.

Она собралась было продолжить расспросы, однако Гарольд демонстративно зевнул.

– Слушайте, ребята, я не устал, но убирать со стола что-то не хочу. Так что позвольте откланяться, пошел я спать.

А дядя Гарольд не изменился. Честный до безобразия. Чарити коснулась его руки.

– Я счастлива, что ты приехал. Надеюсь… – Что сказать? Она хотела, чтобы он погостил подольше. – Надеюсь… ты хорошо выспишься.

Он потрепал ее по щеке, голубые глаза увлажнились.

– Спокойной ночи, Пуговка.

Как она рада это услышать!.. Дядя поднимался по лестнице, а сердце Чарити пело. Пуговка. Так называл ее дедушка.

Далтон быстро помог ей убрать со стола, а потом налил две чашки кофе и предложил посидеть в саду. Вечер был тихим, волны цвета индиго неспешно набегали на берег.

– Дядя приехал, и мир для вас изменился, верно?

Чарити не умела делать каменное лицо. Она была как открытая книга.

– Я думала, что больше не увижусь с ним. Даже не знала, где он живет.

Далтон отпил кофе и указал на далекое пятнышко света:

– Видите вон тот бакен?

Чарити прищурилась:

– Да. Когда волны не мешают.

– Так или иначе, он есть. Не бойтесь потерять своего дядю, Чарити. Даже если он уедет, все равно… – Далтон подошел ближе и дотронулся кончиками пальцев до ее груди, там, где сердце. – Все равно он здесь.

– Спасибо, – прошептала Чарити. Тихий плеск волн убаюкивал. Полумесяц заливал океан серебром, делал его выпуклым. Волны вздымались и опускались, берег словно дышал. – Раньше я верила, что остров живой.

Далтон вошел в беседку и сел с краю.

– Да, он живой.

– Нет, я имела в виду живой, дышащий организм, с разумом, с душой, который умеет мечтать. Магическое существо. Место, куда феи из другой реальности прилетают погостить и поиграть.

Далтон молчал, но краешком глаза она видела, что он размышляет – а есть ли в ее словах истина.

– Раньше я верила в магию. – Помимо своей воли она посмотрела на плакучую иву. – Однако потом выяснилось, что магия может разрушать. И однажды я совсем перестала в нее верить.

Далтон напрягся, и Чарити могла только гадать почему. Может быть, она сказала лишнее? Может быть, их дружба еще недостаточно крепка для подобных признаний?

Но тут он заговорил, мягко и ласково:

– По-моему, вы до сих пор верите в магию.

Чарити повернула к нему голову.

– Вы верите в магию, иначе не смогли бы создавать вазы и блюда из комка глины. – Он смотрел не столько на нее, сколько на волны. – Я тоже верю в магию.

Далтон вдруг хлопнул себя по бедрам, выдохнул и быстро вскочил на ноги. Так ведет себя человек, который наговорил лишнего.

– Спокойной ночи, Пуговка.

Она невольно засмеялась.

– Приятно. Так меня называли в детстве.

– Наверное, вот так и нагоняет нас прошлое. И не нам решать, что остается позади, а что следует за нами.

Трава прошелестела под его ногами и стихла. Далтон скрылся за углом. Свет в окнах коттеджа так и не зажегся. Сидя в саду одна, Чарити осознала, что прошлое имеет разрушительную силу. Невероятно разрушительную. Лишь надежда не дает ему разрушить все. И пока мы живем надеждой, мы можем зажигать звезды.