Текст книги "Клоун-убийца. Маньяк Джон Гейси, вдохновивший Стивена Кинга на роман «Оно»"

– Еще.

Второй стаканчик он тоже опустошил одним глотком.

– Ладно, Джон. Ты хотел выпить – ты выпил. Теперь давай к делу. Ты сказал, у тебя для нас важная новость.

Джон начал повторять всю историю с самого начала: «Ниссон», полиция, обыск…

– Джон! – уже не сдерживаясь, заорал Амиранте. – У нас нет ни времени, ни желания выслушивать эту чушь снова и снова! Какого черта ты притащил нас сюда посреди ночи? Ты сказал, что нам предстоит важный разговор. Так в чем дело?

Сэм схватил со стола номер «Дейли Геральд» со статьей о Роберте Писте и сунул в руки Гейси. Ткнул пальцем в фотографию мальчика. Палец едва не прорвал бумагу.

– Видишь этого пацана? Видишь его? Он был хорошим парнем. Хорошим сыном хороших родителей. А теперь пропал!

Сэм заходил по кабинету туда-сюда.

– Ты неспроста позвал нас сюда, Джон! Ты сказал, нам надо поговорить. Что ты хотел рассказать, а?

Гейси следил за ним опухшими глазами в красных прожилках. Он тяжело, медленно поднял голову. Кивнул на фотографию Писта.

– Этот пацан, – произнес он хрипло, – этот пацан мертв. Мертв. А труп плавает в реке.

Амиранте показалось, что время остановилось. Он посмотрел на Стивенса, потом снова на Гейси. Значит, полицейские, и Салливан, и дельтовцы были правы. А он ошибался. Он хотел верить своему клиенту. Надеялся, что тот скажет, что отвез Роба на автобусный вокзал, или что Роб подселился к Росси или Крэму, или что Роб получил работу и не захотел возвращаться домой. Что угодно, только не это.

Мутные глаза Гейси таращились на адвоката.

– Так много… – пробормотал он. Повернулся к Стивенсу, опять к Амиранте. – Я был судьей… присяжными… и палачом для множества людей. А сейчас собираюсь стать своим собственным судьей, присяжными и палачом.

Стивенс сидел белый как мел, с разинутым ртом и выпученными глазами. Сердце Амиранте яростно колотилось. Неужели это правда? Сэм медленно опустился в кресло.

– Что ты хочешь сказать, Джон?

– Только не перебивайте, – предупредил Гейси. – Я хочу сделать по-своему. Я сам буду себе судьей, присяжными и палачом. Ладно, Сэм? Мы договорились?

«Я убивал людей. Гребаных проститутов. Ворюг и мошенников. Гребаные вруны! Все эти мальчишки… Хотя нет, бывали и постарше. Я всех и не помню. Около тридцати».

Речь его была сбивчивой, глаза бесцельно блуждали.

Амиранте повторил:

– Что ты хочешь сказать?

– Я убивал людей, – последовал ответ. – Гребаных проститутов. Ворюг и мошенников. Никогда за всю свою жизнь я никого не принуждал к сексу. Ни единого раза! Это было за деньги… в большинстве случаев. Деньги… Этим жадным сволочам только они и нужны… Вечно они меняют условия, просят больше и больше. Гребаные вруны! Все эти мальчишки… Хотя нет, бывали и постарше. Я всех и не помню. Около тридцати… Точно не скажу.

– Тридцать человек? – охнул Амиранте. Ему казалось, что он может лишиться чувств. Он с трудом дышал. Не знал, что думать и что делать.

– Нет! Тридцатилетние… но да, их около тридцати. Примерно так. Я бы сказал, по меньшей мере тридцать.

Гейси сделал паузу.

– Я их похоронил. Закопал их всех. Хотя нет, тут тоже поправочка. У меня закончилось место, и некоторых я выкинул в реку. В чертову Дес-Плейнс-ривер. В воду.

Хотите узнать, когда я убил впервые? Я вам расскажу. Но только позвольте мне сделать все самому… как я хочу. Как мне нравится. Вы же не будете возражать, да, Сэм? Лерой? Я сам обо всем позабочусь. Я знаю, что надо делать. Мне все равно не выпутаться. Но никакой тюрьмы. Это же игра, вы понимаете, просто игра! Хотите узнать о ней? Хотите? Вам интересно?

Да, и я сразу предупреждаю, парни, – я не педик. Ненавижу гребаных педиков. Больше всех на свете их терпеть не могу. Вам ясно? Я ведь тебе уже говорил, Сэм. Ты уже знаешь. Просто у меня свободные взгляды на секс. Либеральные. Наверное, меня можно считать бисексуалом. Пожалуй, так. В общем, случилось вот что. Было второе января… может, третье… нет, кажется, второе… Потому что я… я повез Кэрол праздновать Новый год. Мы с ней подзагуляли. Пошли в «Бруно», просидели часов до трех утра. Потом поехали ко мне. Мы тогда еще не были женаты. Только встречались и… почему-то мамы не было дома, хотя я жил с ней вместе. Она… наверное, она поехала к сестре. Ну да, она не хотела, чтобы я садился за руль пьяный… а сама она не водит… Видно, осталась у тетки Леони. В общем, ее не было.

Его мысли петляли, и за ними трудно было уследить. Гейси перескакивал с одной темы на другую.

– Мы с Кэрол трахались всю ночь. Знаете, она ведь тогда забеременела. Забеременела, а потом у нее был выкидыш. В общем, я отвез ее домой. Где-то в семь утра.

– О чем ты толкуешь, Джон? Когда вообще это было?

– Ох… пардон… в 1972-м, а может, в 1974-м… нет, в самом начале 1972-го. Я запомнил, потому что тогда кое-кто умер. Кое-кто в моей семье. Вот только не скажу сейчас, кто именно… с отцовской стороны. Прощание было в «Дебрехте» на Западной авеню. Отцовская родня всегда обращается туда. В общем, я высадил Кэрол в семь утра… была суббота… кажется. Ну и я поехал на поминки… да, после прощания кто-то устраивал поминки. Может, это я их устаивал, точно не помню. Но в общем все много пили, а еще играли в карты. На поминках всегда много пьют. Потом ругаются – так обычно бывает. Я не люблю скандалов, вот и решил свалить.

Был, наверное, полдень, когда я уехал. Покатался туда-сюда, поехал на Кларк-стрит. Припарковался возле автобусного вокзала «Грейхаунд». И там мне попался тот парнишка. Видите, я стараюсь все вспомнить, но не очень получается. Столько времени прошло, да и я был пьян… Не скажу, о чем мы с ним говорили. И имени его я не спросил. Кажется, я просто заговорил с ним… о чем-то… Память мутится, да. Но вроде он говорил, что у него есть свободное время… надо дождаться автобуса… а пока как-то провести день… ему завтра уезжать.

– Как он выглядел? – перебил Гейси Сэм Амиранте.

Он все еще не мог поверить, что клиент рассказывает ему про свое первое убийство – одно из многих. Так бывает только в кино или детективных романах. Но не в реальной жизни.

– Блондин лет двадцати. В «Ливайсах»… куртке… охотничьей. На ремне большая пряжка… Рубашка голубая в белую клетку. Точно не помню. Ну да, светлые волосы, короткая стрижка, голубые глаза и фланелевая рубашка… Все как в тумане, но я помню… помню… Он сказал, ему надо как-то убить время. Я сказал, что тоже свободен. Предложил прокатиться… на моей машине. А он ответил «да, здорово». Ну и мы поехали кататься. Сначала по Стейт-стрит. Там были рождественские украшения. Все в огнях… очень красиво… И мы катались, а я… я с ним болтал. Что-то про секс… как ему нравится, вроде того. Было ли у него с парнем… может, он сам отсасывал кому… Вроде он не удивился.

Потом он сказал, что проголодался… да. Мы поехали ко мне домой. По Кеннеди, прямо к моему дому. И приехали. Я сказал, что приготовлю поесть. Пожарил сосиски. Мы выпили. Сидели с ним, ели и выпивали. Было, наверное, часа два ночи… Потом пошли в спальню. Ту, где зеленый ковер, в заднюю, не в хозяйскую, с красным ковром. В той ковер зеленый и две кровати. Тогда я там спал. Потом, если бы мать вернулась, мы могли бы лечь по разным постелям… ну, понимаете… и мы устроились там и делали друг другу минет… по очереди, да.

Сэм Амиранте сквозь зубы спросил:

– Джон, это было добровольно? Он не возражал?

– Черт побери, да! Конечно! Ему нравилось, и мне тоже. Он уже делал это… тысячу раз. Я сразу понял. Такого не скроешь. Да и как можно заставить кого-то сосать твой член? Я хочу сказать, это не бывает насильно! Даже под дулом пистолета… он же может его откусить, разве не ясно? Начисто! Раз – и нет! Как гребаный хот-дог! Кто будет так рисковать? Надо сильно хотеть минет, чтобы так рискнуть! Я никогда никого не принуждал к сексу. С какой стати? Зачем? Что за удовольствие? Может, ты мне скажешь? Кому такое понравится? Нет, ничего хорошего. Ничего хорошего. Ну и в общем, мы уснули. Уснули оба. Я лежал в одной кровати, а он в другой. А потом я просыпаюсь, а у него нож. Он угрожал мне ножом!

– Погоди минутку, – вмешался Амиранте. – Он напал на тебя… с ножом?

Адвокаты переглянулись.

– Хотел ударить меня! Тем самым ножом, которым я открывал сосиски, моим кухонным. Нож лежал на столе в кухне. На нем были джинсы, одни только джинсы. Ни рубашки, ни носков – ничего, только штаны. И он шел на меня. Знаете – с занесенной рукой, с ножом… Хотел меня пырнуть. Ну и я его схватил, толкнул. Застал врасплох. Он не думал, что я проснусь. Мне повезло, потому что иначе он бы меня убил. Чертов ублюдок! Наверняка тысячи раз уже это делал, потому что, сами понимаете, сесть в машину к незнакомцу, в чужом городе, заниматься с ним сексом… С ним все было ясно. Но в то же время мы ведь не ругались. Не скандалили. Просто отсосали друг другу и уснули. С чего ему было на меня нападать? Они все одинаковые, эти проходимцы! Да!

В общем, я сбил его с ног. Мы боролись, катались по полу, и вот… кажется… тогда, да… он порезал мне руку… и я разозлился… ну и выхватил у него нож… отобрал нож и ударил говнюка прямо в грудь… четыре или пять раз. У меня кровь текла, и у него тоже, и я боялся, что он перепачкает мне ковер. Это меня вывело из себя. Сукин сын пачкал кровью мой ковер! Но тут я сообразил, что мы в другой спальне, а там полы деревянные. Их можно вымыть.

Джон закатал рукав и показал уродливый шрам на руке.

– Видите? Видите чертов шрам, а? Это он меня ударил… порезал меня. Конечно, я разозлился… он же хотел меня убить… Но тут он начал… понимаете, я сел на него сверху… коленями уперся ему в грудь и хотел отобрать у него нож… и тут он начал извиняться… говорил, что не собирался на меня нападать. Что ничего такого не думал. Не думал, как же! А у меня кровь все лила из руки. Он повторял, что не хотел ничего плохого. Тупой придурок! Безмозглый говнюк! Я бил его ножом, пока он не замолчал. Пока не остался только этот звук – как будто кровь булькала у него в легких. Вроде того. Я не знаю. Булькала и клокотала. Клокотала.

Ну и я перепугался до усрачки, вы же понимаете. Понятия не имел, что с ним делать. Первым делом пошел в ванную… кажется, с ножом… да… потому что хотел вымыть нож и смыть кровь с руки… вымыть руки и вымыть нож, а потом вернул нож на кухню. Снова подошел к нему… туда, где он лежал. Сам не знал, что с ним делать…

– Почему ты не позвонил в полицию, Джо? Тогда же было самое время, тебе не кажется? – задал вопрос Амиранте.

– Сам не знаю, Сэм! Мне стало страшно. Ты пойми – я ведь уже попадал в переделки… ты в курсе… сидел в тюрьме. Я думал, мне нельзя звонить в полицию… поэтому. Я не знаю. Не знаю. Я не представлял, что делать. Ну и тут я увидел, что он прямо рядом с люком… с люком в подпол… у меня под домом… ну и я открыл люк и столкнул его… просто спихнул вниз.

– Джон! Это же была самооборона! Какого черта ты не позвонил гребаным копам? – воскликнул адвокат.

– Сэм, я не знаю. Честное слово, понятия не имею. Я только-только вышел из тюрьмы. Я перепугался. Сбросил его в подпол, а потом начал… ну, начал собирать его вещи… одежду и все такое. Его шмотки… они так и валялись в спальне… на полу и на комоде… а его куртка была в гостиной… все еще в гостиной. А мне надо было ехать за Карен и ее тоже везти на поминки. Воскресенье… мы должны были встретиться с ней… ты понимаешь… на второй день поминок. А у меня тут оказался этот чертов труп! Я хотел избавиться от него. Не хотел больше о нем думать, ты понимаешь? Просто не мог. В общем, я собрал его вещи и… и его не было. То есть он лежал в подполе, но его не было, понимаешь? Я решил, что подумаю о нем после. После придумаю что-нибудь. И я его оставил там, а сам прибрал в доме и избавился от его одежды. Нашел в кармане джинсов ключ от камеры хранения… с автобусного вокзала. Да, у него в кармане. Рука у меня страшно болела. Я не знал, что делать дальше. Просто не знал.

Ну и я поехал за Кэрол, а она увидела порез у меня на руке и сказала, что нужен шов. Спрашивала, что случилось… хотела знать… черт!.. вот же гадство. Так я сказал ей… всем сказал, что резал ковровое покрытие… ну да, канцелярским ножом… ну и подрезался, вот так. Мы поехали на поминки, а потом… потом в больницу. Поехали… на поминки в «Дебрехт», я уже говорил… да, говорил. Там рядом была больница Святой Елизаветы. Мы заехали туда, и я показался врачу. Мне сделали повязку… или зашили. Потом мы вернулись на поминки. Еще моя сестра – моя сестра Джоанна – сказала, что мне надо к врачу… она же медсестра… медсестра, и они с Кэрол обе говорили, что мне надо в больницу, а потом мы вернулись на поминки.

А после поминок мы поехали с сестрой ужинать… или куда-то еще, с сестрой Джоанной, я не помню… но я… я совсем не думал о том ублюдке у меня в подполе. Выкинул его из головы… и мы ужинали с Кэрол и моей сестрой Джоанной.

– Неужели ты не испытывал чувства вины? Совесть тебя не мучила? – Сэму Амиранте начинало казаться, что Гейси не в себе. Ему определенно нужна была помощь.

– Нет, я просто… просто выкинул его из головы… Вообще о нем не думал – вот нисколечко! Так и с другими было. Я ничего не чувствовал. Большинство этих ублюдков были проститутами, как этот, первый. Такие люди сами убивают себя. Сами себя убивают, я вам говорю. Но когда я вернулся домой после ужина с сестрой и с Кэрол… я… я очень устал. Поэтому я лег поспать, а утром спустился в подпол и закопал того парня… знаете, закопал в землю. Между прочим, это было нелегко… потому что… потому что… там ведь не разогнешься. Не больше метра до пола от земли… и балки… там такие толстые балки, которые держат дом. Надо было копать сначала лопатой, а потом голыми руками, иначе никак. Но я это сделал. Сделал. Земля была мягкая, и пахло там мокрой глиной. В низинке у нас четыре дома – весь мой квартал. И у всех стоят дренажные насосы, чтобы откачивать воду. И пахнет всегда не очень приятно. Четыре дома в самом низу… мой четвертый. От запаха никак не избавиться…

Я запомнил ту чертову пряжку, большую пряжку на ремне. Я его закопал в джинсах и с этой пряжкой. Я не спросил его имя, а он не назвал, я не знаю, как его звали. Не знаю. Он был просто жадный, жалкий проститут. Я его зарыл под вторым… да, вроде вторым, опорным столбом… у восточной стены. Могу вам показать. Могу показать вам, парни. Я все вам покажу. Я знаю, где они все. Можем туда поехать.

Сэм Амиранте, вовсе не горевший желанием ехать куда-то с Гейси, сменил тему:

– Так, значит, Джон, ты говоришь, что и Роб Пист мертв? Ты ведь сказал это, верно?

– Тот парень с фотографии в газете? Ну да… мертв. Мертв. Плавает в реке.

Тут его мысли снова перескочили.

– Через месяц Кэрол переехала ко мне… это был февраль 1972-го. Притащила с собой свою гребаную мамашу, эту суку. Она мне не нравилась… мамаша, не Кэрол. Кэрол я любил. А ее мамашу ненавидел, вот прямо ненавидел. Еще у нее было двое детишек… у Кэрол… две девчушки. В июле мы поженились, и моя мама уехала от меня. Решила, двум хозяйкам не место на одной кухне. Мамаша Кэрол должна была съехать в конце лета, когда разведется. Представляете, моя мама хотела поселиться с ней вместе… снять жилье вместе с матерью Кэрол. Но ничего не вышло. Эта сука проторчала у нас почти целый год… Потом в июне… в июне 1973-го у меня был удар… я едва не умер. Доктор ко мне приезжал – доктор Льюис, он меня давно лечит – и очень рассердился, потому что я умирал, а мамаша Кэрол даже с кровати не поднялась. Так и полеживала себе, сука старая. Меня из-за нее и прихватило. Мы с Кэрол поругались – я говорил, ее матери пора съезжать. Короче, я потом сам ее выселил. Через суд.

А, да, про того парня на фотографии. Парня из газеты. Он хотел получить работу. Хотел работать у меня. Думал купить джип. Сам не знаю, что на меня нашло. Я не собирался никого снимать в тот день… ну, вы понимаете, ради секса. Сам не знаю. Парнишка искал работу. Сказал, за деньги готов на что угодно. Только и думал, как бы купить машину… да, джип, он так сказал. Я и подумал, он меня клеит. Мы поехали ко мне домой. А оказалось, ничего подобного – не клеил он меня… обычный мальчишка. Сам не понимаю, как так получилось.

После того парня, ну, про которого я рассказывал, с автобусного вокзала, я женился – почти сразу же, женился на Кэрол. Она переехала ко мне. Парней у меня долго не было, очень долго. Сами понимаете – жена, две маленькие девчушки да плюс теща. Дома не протолкнуться, как на вокзале, сами знаете. Я заказов набрал по всему городу, только и делал, что разъезжал туда-сюда. Плюс в партии работал, у демократов. Да вы и так в курсе. Устраивал разные сборища. Во дворе у себя устраивал. И еще много где. Политики всякие собирались, человек по триста-четыреста. Семья у меня была. Моя семья. Две хорошенькие дочурки, Тэмми и Эйприл. Ну да, это были дети Кэрол, но я их тоже любил. Относился как к своим. В 1974-м была гавайская вечеринка… юбки из листьев, бусы из цветов, в этом роде. Гавайские рубашки…

В 1975-м ковбойское барбекю, толпа людей. Мы с Кэрол тогда уже сильно ссорились. Ясно было, что долго нам не продержаться. Но было и хорошее, да. Бизнес мой шел в гору, и в политике везло. Я попал в совет округа. Но все-таки развелся. Стал снимать в городе парней… в Бойстауне и на Багхаус-сквер, и в центре. Хороших парней. Красавчиков. Им всем были нужны деньги. На Багхаус– сквер собирались геи-проститутки, продавали себя… любые услуги. Но это же не делает меня педиком, правда? Мы еще занимались сексом с Кэрол… изредка… не очень часто… но ругались постоянно. Я терпеть не мог ее мать… и потом, меня никогда не было дома. Я работал по пятнадцать часов в сутки, а потом ехал в центр… кружил там на машине полночи. Пил и курил травку. Иногда привозил оттуда парней к себе в гараж. Гараж был моей берлогой. Кэрол туда нос не совала. А когда она съехала, я смог приводить кого захочу в любое время.

Кэрол все равно торчала у своих подружек, а когда мама сломала шейку бедра, поехала пожить к ней в Арканзас. Короче, ее постоянно не было… даже до развода. Тогда это и произошло… то самое… что я хотел рассказать.

На меня работал тот парнишка, Джон Буткович. Кэрол знала его. Называла Маленьким Джоном. Потому что… ну, вы понимаете, я был Большой Джон, а он – Маленький. Он постоянно крутился у нас, целыми днями… играл с детишками, оставался поужинать. Кэрол он нравился. Он работал у меня где-то год… а потом мы поссорились… из-за денег. Деньги – вот где корень зла! Он заявил, что я ему должен денег. Вроде как за работу, но я… я ничего ему не был должен. Ну и я показал, что это не я ему должен, а он мне. Он мне задолжал. А не я ему. У него была квартира – отец ему дал, а он купил ковры и еще разное за счет моей фирмы «П.Д.М.», чтобы получить скидку как подрядчик. Он делал в квартире ремонт, и ему нужны были ковры. Вот он и расплачивался со мной… из зарплаты. Должен был шестьсот баксов, а отдал пока только триста. Я не сердился на него. Ничего страшного, я мог подождать. Но Джон взял в голову, что я ему задолжал, а это была неправда. Полная чушь.

И вот он заявился ко мне, приволок еще пару приятелей и стал орать, чтобы я ему заплатил, а то мне не поздоровится. Они надерут мне задницу. Я хотел их успокоить. Мы выкурили косячок, выпили по пиву… я хотел спустить дело на тормозах. А в следующий момент смотрю – он лежит на полу. Мертвый.

Постарался припомнить, как все было: вроде бы мы выпили и они ушли. Я поехал прокатиться по городу, проветриться. И опять наткнулся на Маленького Джона. Прямо на улице, на гребаной улице. Он бросился мне наперерез, снова начал кричать. Я-то думал, мы все уладили. В общем, бежит он по Шеридан-стрит и орет, чтобы я ему отдал деньги. Ну и я говорю, чтобы он садился… садился в машину. Кэрол дома не было… как-то так… И мы снова стали выпивать, а он надрался вусмерть. Правда, я тоже крепко выпил, да. И снова начался скандал, а у меня же с сердцем непорядок, да. И я его обманул. Показал фокус. Вы же знаете – я клоун. Показываю фокусы людям. На вечеринках. Я кое-что умею. Ты сам видел, Лерой. И ты, Сэм.

Адвокаты видели, что их клиент пьян. Только что, у них на глазах, он залил в себя почти поллитра крепкого алкоголя. Тем не менее обоим было ясно, что он говорит правду. Перед ними сидел убийца.

Короче, я его обманул. Надел на него наручники. И не собирался снимать. Он разозлился, конечно. А я сказал, что сниму, когда он протрезвеет и перестанет орать. Перестанет предъявлять за те гребаные деньги. Не хватало еще, чтобы он набросился на меня с кулаками. А он угрожал, да, угрожал. Дальше все как в тумане. Точно не знаю, что там произошло. Но, кажется, я его задушил. Задушил веревкой.

Адвокаты видели, что их клиент пьян. Только что, у них на глазах, он залил в себя почти поллитра крепкого алкоголя – два двухсотграммовых стакана бурбона. Тем не менее обоим было ясно, что он говорит правду. Перед ними сидел убийца.

– И вот я проснулся утром, а он лежит на полу. Лицо синее, руки скованы, а на шее петля. Мой фокус с наручниками – я его и раньше проворачивал. С другими. А петля – это фокус с веревкой. Надо завязать два узла и вставить палку. Получится удавка. Надеваешь петлю им на шею, поворачиваешь, и все, дело сделано. Точно как с тем парнем на фото. Как, говорите, его звали? Робби… в этом роде. Он пустил слезу… со страху. Но вообще, я не хотел его пугать. Думал, он другого сорта… тоже торгует собой. А оказалось – обычный парнишка. Уже собирался уходить. Сказал, что перепугался, потому что думал, что я его убью. Я понял, что нельзя его отпускать. Никак нельзя… Ничего хорошего из этого не выйдет. Он слишком перепугался… слишком сильно. Я думал, он мне врет, но, может, он и не врал. Может, и не врал. Может, правда хотел получить работу, кто знает.

Те другие были не такие, как он. Это уж точно. Они себя продавали, мелкие вруны. Один хуже другого. Я часто ездил в одно место… в Вашингтон-парк. Это там находится Багхаус-сквер, и там парни отсасывают за деньги. Назначают цену, а потом задирают ее, как им вздумается. Обыкновенное вымогательство, проще простого. Бывало и по-другому: я их привозил к себе домой, и они видели, что я солидный человек с успешным бизнесом, живу в приличном месте, и решали, что можно меня шантажировать. Грозили рассказать соседям, что я бисексуал, типа того. Думали, я испугаюсь, что соседи узнают. Ну да, так и было. Вот и угрожали. Говорили, прямо сейчас пойдут и расскажут всем. Лучше бы они держали свои грязные глотки на замке. Не знали они, с кем связываются. Вот я и показывал им фокус с веревкой. А соседей я не боялся. Они все были мои друзья. Уважали меня.

Но от того парня, Маленького Джона, я избавился, да. Кэрол внезапно приехала домой… пришлось его завернуть в тряпку и спрятать в гараже… да, в гараже. Кэрол приехала, и я не мог скинуть его в подпол. Пришлось придумывать что-то другое. В гараже я его и закопал. Там уже была яма – я ее вырыл под дренаж. Туда я его и сбросил.

Потом… когда я уже развелся… В подполе их было столько… прямо под спальней… Я могу показать. Я вам покажу.

Мы там рыли траншеи. Росси в основном. Часов восемь он там копался. Целый рабочий день. Я сказал, это под канализационные трубы. Под трубы… знаете, чтобы не было запаха. У нас всегда пахло плесенью, когда шли дожди. Ну и я отправил Росси копать траншеи.

Росси любил вечеринки. Обожал, когда я устраивал их у себя дома. Я всегда покупал травку и выпивку – много выпивки. Все там бегали полуголые. Много полуголых парней. Некоторые изображали стриптизерш… был один… с такой странной фамилией… пишется Ш-и-к. Он изображал девчонок, танцевал в баре. Я точно не знаю… Все как в тумане. Я не все помню, мы много пили… пили и курили травку. Я пошел прилечь, а когда проснулся, этот Шик лежал на полу… в той комнате, где красный ковер. Лежал на этом ковре. Он был голый, совсем голый. Росси уже вырыл траншеи под домом, и я его сбросил туда. Закопал в траншею.

«Так что в подполе у меня полно мертвецов. Лежат себе там… у меня под домом, понимаете ли. Человек двадцать или тридцать. Некоторых я сбросил в реку».

Росси был в гостиной… дрыхнул на диване. Ему понравилась тачка того парня, Шика… она стояла на Кларк-стрит. Ну, мы поехали и забрали ее. Прямо с утра поехали и забрали «Плимут-Сателлит». Он стоял на Кларк-стрит, напротив театра Ньюбери. Росси сел за руль, а я сидел в своей машине, и мы пригнали «Плимут» ко мне домой. Я сказал Росси, что он мне должен за «Плимут» триста баксов. Он сказал, что может отдавать мне часть зарплаты. Я согласился, что тут такого! Там в багажнике валялось разное барахло. Номерные знаки и женские шмотки… еще портативный телевизор… украшения какие-то… Росси забрал машину себе. А тот парень лежал в подполе. Под моим домом. Я его туда сбросил и засыпал землей. Я там выкопал всего могилок пять или шесть. Остальные мои парни копали. По моему приказу. Я им говорил, это под дренаж… под дренаж.

Так что в подполе у меня полно мертвецов. Лежат себе там… у меня под домом, понимаете ли. Человек двадцать или тридцать. Некоторых я сбросил в реку. Пять вроде бы… и того, который в газете, тоже. Он был один из пяти. Последний. Можем поехать туда. Я вам все покажу. Я не хотел, чтобы так вышло. Пришлось его сбросить с моста.

Еще, когда я ехал на мост, по рации сказали, что рядом копы… Я проехал мимо, развернулся и тут понял, что они меня приняли за копа… дальнобойщики. Из-за моей машины. А потом под мостом проплывала баржа. Я не хотел, чтобы он свалился туда.

Еще был мелкий гаденыш из Франклин-парка… Джо или как-то так… я не помню. Столько раз просыпался с утра и находил задушенных мальчишек на полу… мертвых задушенных мальчишек… и я понятия не имел, как они оказались у меня дома… вот просто не представлял… Про парк помню только, что я туда поехал… Вашингтон… вроде бы… Багхаус-сквер… Я уже говорил…

Его речь становилась все более путаной и неразборчивой. Алкоголь брал свое, и Гейси мог вот-вот отключиться. Он сидел на кожаном диване, блуждая по кабинету глазами.

– Иногда память возвращается… обрывками. Да, обрывками, иногда… маленькими обрывками, клочками… Они лежат там… лежат… у меня в подполе… Тридцать человек, может, больше…

Сэм Амиранте заглянул своему первому клиенту в глаза:

– Джон, ты всерьез говоришь нам, что убил тридцать человек? Тридцать юношей? Ты это имеешь в виду? Ты убил их и закопал у себя под домом?

– Ну, не всех… то есть не всех под домом… некоторых выбросил в реку… да, в реку… я уже говорил. Но я обо всем позабочусь. Я буду своим судьей, присяжными и палачом… Сам разберусь… Я уже решил[2]2
  Вся беседа Гейси с адвокатами цит. по: Sam L. Amirante and Danny Broderick. John Wayne Gacy, defending a monster. Skyhorse Publishing, NY, 2012. (Прим. авт.)


[Закрыть].

Голова Гейси упала на грудь, веки сомкнулись. Он спал.