Текст книги "Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира"

– Но как же моя живопись? Мои картины?..

– Ты можешь рисовать прямо тут. Напишешь мой дом на фоне этих прекрасных гор. Ах, до чего же мне хочется такую картину! Увидеть свой дом твоими глазами – что может быть лучше? И вид отсюда чудесный, правда?

– Ну, пожалуй, – неохотно признал Андо. Чудесный, спору нет, но далеко не такой вдохновляющий, как на той площадке у водопада.

– Пожалуйста, Андо! Ради меня! Не ходи далеко – хотя бы первое время. Дождись осени. Тогда вся гора укроется пестрой листвой – представляешь, как это будет выглядеть на картинах? А когда выпадет снег…

Тетушка потянулась через стол и нежно положила руку ему на щеку. Андо вдохнул аромат ее духов и закатил глаза от блаженства. Ни от одной женщины не пахло так восхитительно, как от тетушки Сакуры. До чего же она прелестная!

– Как вам будет угодно, – вздохнул он.

– Вот и славно, мой милый. Теперь мне не придется за тебя беспокоиться.

На том и порешив, они повели приятную беседу о городской жизни, о родителях Андо и о его надеждах на будущее. Тетушка Сакура не забывала потчевать гостя отменным сакэ, и язык у Андо постепенно развязывался. Сначала он признался, что мечтает стать великим художником, а после, расхрабрившись, заявил, что ни у кого на свете нет такой красивой тетушки, как у него. Тетушка не упрекнула его за дерзость – лишь улыбнулась с притворной скромностью, взяла его за руку и попросила рассказывать обо всем без утайки. И Андо, несомненно, рассказал, хотя и был уже слишком пьян, чтобы потом припомнить, что именно. Наконец, тетушка высвободилась из его объятий (каким образом она в них оказалась, Андо тоже не помнил) и сказалась уставшей. «Да и тебе давно пора в постель, милый племянничек», – добавила она.

Страдая от уязвленной гордости, Андо плелся по коридору целую вечность – так ему показалось. Он жалел, что тетушка не составила ему компанию, и досадовал на себя, что не собрался с мыслями вовремя, чтобы пригласить ее.

Кое-как доковыляв до своей комнаты, он рухнул на циновку ничком. Сон уже одолевал его, но спать в одежде не хотелось. Казалось, вся комната так и ходит ходуном, но Андо все-таки ухитрился встать на колени, стянул с себя хаори[42]42
  Хаори – японский жакет прямого кроя без пуговиц, ниже бедра, но выше колена, надеваемый поверх кимоно или со штанами-хакама. В описываемый период носились исключительно мужчинами. – Примеч. ред.


[Закрыть] и принялся возиться с узлом пояса-оби. Внезапно что-то с глухим стуком упало на циновку у него между ног. Прищурившись, Андо некоторое время соображал, что же это такое, и, наконец, узнал железное кольцо, которое не так давно пытался выбросить.

Андо нахмурился. Каким образом оно опять оказалось у него? Всех подробностей он не помнил, но был совершенно уверен, что кольцо осталось у того носатого тэнгу.

– Прямо как заговоренное, – пробормотал он и сам же засмеялся над собственной глупостью.

Бросив хаори поверх кольца и так и не сняв юкаты, он распластался на циновке, вздохнул: «Милая, милая тетушка!» – и закрыл глаза.

Если той ночью ему что-то и приснилось, оно утонуло бесследно в чане сакэ у него за ушами. Голова с утра так раскалывалась, что ни о каких ночных кошмарах и тэнгу Андо и думать не желал.

В купальню его отвела другая девушка – на вид едва ли смышленее первой, но эта, по крайней мере, держала язык за зубами. Андо только подивился, откуда тетушка берет таких безмозглых служанок. Впрочем, в горах не так уж много пищи для ума. Может, местные жители со временем отупели и передали свою глупость по наследству – как передается цвет глаз? Надо срочно браться за кисти, а то, чего доброго, он и сам отупеет! Но похмелье оказалось слишком жестоким: Андо не мог даже смотреть на свет. Так что живопись пришлось отложить до завтра.

Тетушка ворковала над ним, и от ее голоса и ласковых прикосновений боль в голове отступала. Она покормила Андо с ложечки и отправила обратно в постель.

* * *

Неделя шла за неделей. Каждое утро Андо отводили в купальню, а после – за стол. Когда солнце поднималось повыше, он садился на открытом крыльце и рисовал виды на долину или устраивался под деревьями и писал тетушкин дом на фоне гор. Поначалу ему казалось, что выходит недурно. Тетушка осыпала его похвалами и просила продолжать. Но некоторое время спустя Андо взглянул на свои первые наброски свежим взглядом и понял, что хвалить их не за что. Пытаясь передать как можно больше подробностей, он перестарался – и потерял простоту линий, утратил естественность. Всякий раз, как он приходил к тетушке с новой работой, она с восторгом сообщала служанкам, что ее племянник – достойнейший из всех, чья нога ступала на склоны этой горы. Она вознаграждала его все новыми лакомствами: стол каждый день ломился от яств. Набросков становилось все больше – и аппетит Андо как будто рос день ото дня. Однажды, за очередной трапезой, он пошутил: «Вы, тетушка, скорее скормите мне эту гору, чем я ее дорисую». Та засмеялась и ущипнула его за щеку.

Выбросить кольцо Андо больше не пытался, но спрятал его под циновкой и не доставал. Никакого вреда от него не было. Кошмары больше не снились – после сытного ужина Андо всякий раз проваливался в забытье без снов. Со временем он и думать забыл о своенравном монахе.

Прислуги в тетушкином доме как будто прибавилось. Андо каждый день замечал новые лица. Одни слуги не обращали на него внимания, продолжая натирать полы или укладывать камни в саду. Другие отрывались от дел и приветствовали его кивком и улыбкой. Жили они в задней части дома, и Андо уже недоумевал, как они все там умещаются. Он спросил тетушку – и услышал в ответ:

– О, да они просто помогают мне подготовиться к осеннему празднику урожая. Разве я не говорила? Через несколько дней будет большой праздник, придут многие наши соседи. Так что надо все устроить, как полагается. Ты будешь нашим главным украшением! Я выставлю твои картины, чтобы все видели, какой у меня племянник, – и все будут в восторге, я тебе обещаю! Ты станешь самой важной особой на этой горе, милый Андо.

Андо с благодарностью кивнул: рот у него был занят рисовым пирожком.

Той ночью было прохладно, а под утро зарядил дождь. Андо заметил, что листья сменили цвет. Выглянув с крыльца, он обнаружил, что вся долина и горы напротив полыхают красками осени. Его это потрясло: он рисовал перемены день за днем, но так и не уловил мгновения, когда все преобразилось по-настоящему.

Какая красота, должно быть, сейчас на той площадке у водопада! Он просто обязан это написать. Это зрелище создано для него – чтобы испытать его искусство, закалить его мастерство. И столько времени уже прошло! Наверняка этот жуткий монах больше его не побеспокоит. Одним словом, если бы не дождь, Андо отправился бы туда этим же утром.

Когда он обмолвился об этом тетушке, та спросила с сомнением:

– Ты уверен, что это будет благоразумно?

– Да это совсем недалеко. Сразу за перевалом. Там так красиво! К тому же, за все эти месяцы мы не видели поблизости ни одного тэнгу.

При слове «тэнгу» тетушка побледнела, как мел.

– Может, и недалеко, но все-таки дальше, чем я могу достать, – возразила она. – Если с тобой что-то случится, я не смогу прийти на помощь.

– Ничего не случится, тетушка. У меня при себе меч.

– Ох, ну конечно. Ты прав. И все-таки – что я скажу твоим родителям, если что-то случится?

Родители… Андо почти забыл, что они у него есть. Здесь, под крылом у тетушки, было так безопасно, так уютно, что мысль о грядущем возвращении в город поразила его и показалась почти отвратительной.

Не услышав решительного «нет», Андо убедил себя, что тетушка позволила ему отправиться к водопаду, пусть и не слишком охотно. Но на следующее утро дождь полил еще сильнее. Туманы клубились у верхушек дальних гор, окутывая их кольцами, словно драконы. Сквозь пелену дождя все казалось призрачным и таким прекрасным, что не хотелось даже рисовать – достаточно было просто любоваться. «Ничего страшного, – сказал себе Андо. – Всегда можно отложить на завтра».

Но дождь не перестал ни завтра, ни послезавтра. На дне долин уже, должно быть, собрались целые озера, думал Андо – и не находил себе места. Работать было невозможно. Да, конечно, вид оставался восхитительным – но ему нужен был другой вид, и поскорее. Краски осени скоро поблекнут, и рисовать станет нечего. А набросков с тетушкиного крыльца он уже нарисовал больше, чем на свете сыщется картин с видом на Фудзи.

В конце концов он решился. Дождь там или не дождь, он все равно отправится к тому обрыву и, по крайней мере, посмотрит. Запомнит этот вид. Подождет, пока тот пропитает его насквозь, как этот ливень – одежду. Пока он не запечатлеется в его памяти весь, до последней мелочи. И тогда он, Андо, сможет забрать его с собой и написать прямо здесь, не отходя от дома.

Вообще-то он собирался предупредить тетушку, что уходит, но не смог ее отыскать, а расспрашивать всех этих странных слуг ему не хотелось. Дело кончилось тем, что Андо не стал никому ничего говорить, а просто взял без спросу соломенный плащ-мино, чтобы защититься от дождя, и пару гэта, сандалий на высоких подошвах, чтобы не испачкать кимоно в грязи. Конечно, идти в них будет трудновато, но он справится. Накинув плащ, он перелез через перила крыльца и окунулся в дождь и туман. Через пару шагов он оглянулся на дом, но, судя по всему, никто не заметил его побега. Андо поспешил дальше, и через несколько минут потерял дом из виду.

Дождь перестал.

Причем так внезапно, что Андо задрал голову, ожидая увидеть над собой крышу. Но увидел только небо, затянутое облаками. А позади – в той стороне, откуда он пришел, – дождь необъяснимым образом лил по-прежнему.

Андо поковылял на своих гэта дальше, поперек склона, и вскоре расслышал шум водопада. Оживившись, он устремился на звук. Добраться до площадки над обрывом оказалось не так просто, как в прошлый раз, но усилия щедро вознаградились: Андо и помыслить не мог о таком ослепительном изобилии красок.

Деревья со всех сторон пылали всеми цветами огня – нечего было и надеяться передать все это утонченное разнообразие на пергаменте. «О природе можно только говорить», – прошептал он. Все, что ему оставалось, – стоять и смотреть, впитывая в себя эту невыразимую красоту, которую он все равно потом попробует выразить.

Вода струилась под гору, сверкая в замшелых каменных бороздах, зеленых и бурых, и взрываясь многоцветными брызгами на дне ущелья, далеко-далеко внизу. Андо вгляделся сквозь радужную дымку – и вдруг заметил по ту сторону водопада какие-то стены и остроконечную крышу. Действительно, похоже на монастырь.

Им овладело неясное беспокойство. В прошлый раз он не увидел никакого здания, но тогда он смотрел другими глазами, еще не привыкшими подмечать каждую мелочь. За прошедшие месяцы в нем развилась восприимчивость. Прежде он назвал бы это «глазом художника»… да, прежде – но не теперь. Теперь до него дошло, что он всегда был только учеником. Да, он старался стать художником; он рос – но так и не вырос. Прежние его способности по сравнению с этим новым видением мира были как жалкий набросок углем. А когда-нибудь он вспомнит сегодняшний день – и скажет об этом новом зрении то же самое. Андо начал понимать, зачем люди рисуют один и тот же вид снова и снова. На самом деле день ото дня все неуловимо меняется, как облака.

Андо присел на плоский камень и продолжал смотреть во все глаза, не смея даже моргнуть лишний раз. Он ловил мгновения: солнечные лучи, вспыхивающие на воде; радуги, меркнущие вместе с солнцем, ушедшим за тучу; листья, бессильно осыпающиеся наземь и снова взмывающие ввысь с порывом ветра… столько мгновений, что в одной картине ни за что не передать их все, – но это-то и было хорошо.

И только когда волоски у него на шее встали дыбом от внезапного холода, Андо осознал, что на него упала тень. Медленно, с опаской, он повернул голову. Рука легла на рукоять меча.

В паре шагов у него за спиной, опираясь все на тот же деревянный посох, стоял старый знакомец – напрасно Андо надеялся, что от него удалось отвязаться! Носатый тэнгу в оранжевых одеждах монаха молчал и с интересом разглядывал молодого художника. Андо был готов выхватить меч по первому же знаку опасности, но лжемонах пока не пытался подойти ближе.

– Как же я умудрился проглядеть такого веселого толстячка? – полюбопытствовал он. – Как тебе удалось забраться так высоко, и почему я тебя не заметил раньше?

Андо в смятении вскочил и шагнул в сторону, подальше от края пропасти. Монах не сводил с него взгляда.

– Надо признать, ты мне кое-кого напоминаешь.

– И кого же? – спросил Андо, продолжая понемногу отодвигаться от обрыва и вместе с тем стараясь не приближаться к монаху.

– Да так, одного местного. Встретил его на этой горе… месяцев пять тому назад. Эдакий тощий бесенок.

– Тощий бесенок?

– Именно. Я дал ему кольцо со своего посоха. – Монах провел пальцем по связке оставшихся колец. – Думал, если он злой, оно его отпугнет, а если добрый – защитит. Точно не знал, надо было проверить. И, конечно же, на другой день все прояснилось. Я застал его тут: он собирался выбросить мое кольцо в пропасть. Кольцо я перехватил – ну и подсунул ему незаметно в складки одежды. С тех пор я этого заморыша больше не встречал, так что, полагаю, кольцо его уничтожило. И осталось лежать в тех заколдованных развалинах, где его семейство, надо думать, по-прежнему выжидает случая полакомиться моими косточками. Он прикидывался простачком из города, так тебе придется сочинить для меня другую байку, толстяк.

– Никем я не прикидывался, негодяй! Это ты пытался столкнуть меня в пропасть!

Монах заморгал, пытаясь понять, что это значит. И, очевидно, понял, потому что глаза его вытаращились от изумления, а рука вскинула посох, да так грозно, что Андо попятился.

– Ты! Вот, значит, как ты теперь выглядишь? И скольких же несчастных путников ты сожрал, чтобы так разжиреть?

– Никого я не жрал! Я жил у своей тетушки, в том самом доме, до которого ты меня проводил, а сам не… – Андо умолк и нахмурился. – Погоди, что ты имеешь в виду? Какие еще «заколдованные развалины»?

– Сними этот грязный мино, – велел монах. – Тут дождя нет.

Андо стянул с себя соломенный плащ. Монах прищелкнул языком и покачал головой.

– Ну и дела! Тебя откормили, а ты и не заметил. Интересно, как она ухитрилась? Должно быть, она дотянулась своими чарами до самого города, чтобы отыскать и заманить тебя сюда. Еще до того, как мы с тобой встретились.

– Что за вздор ты несешь?

– Ох, как же я ошибся насчет тебя! Как я ошибся! И как же тебе повезло, что я оказался здесь! Судя по виду, тебе не осталось и недели.

Для Андо все это звучало совершенной бессмыслицей.

– Я вовсе не толстый! – заявил он, оглядев свой живот и ноги.

– Я должен был догадаться! – продолжал монах. – Но понимаешь, я принял тебя за тэнгу и подумал, что ты хочешь меня съесть. А когда ты пригласил меня к ней в дом, я уже не сомневался, что это ловушка. В конце концов, неудивительно: ведь я – ее злейший враг. Но нет, нет… В ловушку заманили тебя, мой бедный дурачок. И это я во всем виноват. Я повинен в грехе гордыни, но каяться буду позже. Сейчас нужно подумать, как нам тебя спасти.

– От чего меня надо спасать? – сердито спросил Андо.

Вместо ответа монах размахнулся и опустил посох на голову Андо. Тот завопил и вскинул руки, пытаясь прикрыться от неминуемого удара, но кончик посоха внезапно остановился, только взъерошив ему волосы. И в этот момент глаза у Андо открылись. Он с ужасом смотрел на себя и осознавал, во что превратился: огромная, словно надутая воздухом фигура с необъятным животом и толстыми, как сосиски, пальцами.

– Святой Будда! Неужели я теперь такой жирный?!

– Она ведь не хотела, чтобы ты со мной встретился, да? Но скоро это уже будет все равно, потому что от тебя останутся одни косточки.

– Но как же это вышло, что я стал таким?

– Вот остолоп! Да ты просто разъелся! Она специально откармливала тебя для большого пира – ты что, совсем меня не слушаешь? Судя по тому, как ты выглядишь, она надумала созвать на пир всех тэнгу со всей горы… ох… Со всей горы! А знаешь что? Я, пожалуй, не стану тебя спасать.

– Не станете меня спасать? – испуганно пискнул Андо.

– Эта твоя тетушка – она ведь готовит званый обед, да?

– Осенний праздник урожая, так она сказала.

Монах хмыкнул.

– Урожай! Вот, значит, как она это называет. – Монах уставился куда-то вдаль. – Кольцо все еще у тебя?

– Я держу его под татами. Под циновкой, на которой сплю. – Монах смотрел ему за спину так пристально, что Андо невольно обернулся проверить, что же там такое интересное, но ничего особенного не увидел. А монах продолжал смотреть и словно чего-то ждал. – Я так и не показал его тетушке Сакуре, – добавил Андо. – Боялся, что оно ее огорчит.

– Твое счастье, а не то она уничтожила бы и его, и, пожалуй, тебя вместе с ним. Отныне носи его с собой при себе постоянно, пока будешь находиться в доме. А когда увидишь, что время пришло, достань его из поясного кармана и брось себе под ноги.

– Какое время? Что ты имеешь в виду? – уточнил Андо.

Так и не дождавшись ответа, он вновь обернулся.

И обнаружил, что монах исчез.

* * *

Андо постарался, чтобы никто не заметил, как он возвращается. Вокруг дома по-прежнему висела пелена дождя, а в небе клубились мрачные тучи, и хотя теперь Андо понимал, что дождь – лишь иллюзия, сбросить эти чары он не мог. Не мог и снова увидеть себя в истинном облике. Должно быть, сильный испуг был единственным способом прорваться сквозь тетушкино колдовство.

Поднявшись на крыльцо, он снял и спрятал промокший плащ и гэта. Затем вытер голову рукавом кимоно, уселся, взял кисть и сделал небрежный набросок: туманный вид на горы напротив, мокрые деревья, набрякшие влагой облака. Потом, сам того не заметив, принялся рисовать водопад, перенося на пергамент все, что мог припомнить. Чем дальше, тем сильнее работа его захватывала. Он перетряхивал память в поисках мельчайших деталей, вкладывая душу в каждую линию, в каждый мазок. И совсем забыл об опасности.

– Андо! Куда ты запропастился? – внезапно донесся до него тетушкин голос. – У нас гости! Иди к нам, дай им на тебя посмотреть.

Андо огляделся по сторонам. Небо уже темнело, а он и не заметил, как пролетело время. И как пришли гости…

Он оцепенел от страха.

– Я… – Андо высунул голову в прихожую, судорожно стараясь состряпать какой-нибудь предлог для задержки. – Мне нужно переодеться. Я не знал, что будут гости, тетушка!

В ответ раздался смех и приглушенный тетушкин голос:

– Я не сказала ему, в какой день будет праздник. Нет ничего лучше сюрприза!

«Да, – согласился Андо про себя, – сюрприз – это замечательно». Он помчался в свою комнату, сбросил мокрую верхнюю одежду и переменил кимоно на чистое, украшенное хризантемами. Потом встал на колени, пошарил под циновкой и нащупал большое железное кольцо. Следуя указаниям монаха, он сунул кольцо в поясной карман – очень аккуратно, чтобы оно не выпало и не бросалось в глаза. Брать с собой меч не стал – ни к чему возбуждать лишние подозрения.

Тетушка ждала его. С нею было человек десять-двенадцать, которых Андо никогда прежде не видел. Все они были похожи друг на друга, как родственники: высокие, с острыми носами и большими темными глазами. И все приветствовали Андо радостными улыбками до ушей, как будто не могли сдержать восторга. Некоторые переглянулись и довольно покивали друг другу. Тетушка уже расставила на столе его любимые лакомства. Подойдя к Андо, она ущипнула его за щеку, как нередко делала, а потом повернулась к гостям:

– Правда, он прелесть?

Все с воодушевлением закивали, а некоторые даже сложили руки в умилении. Один из гостей облизнулся и негромко отметил:

– Просто объедение!

– Как вы хорошо над ним поработали! – добавил другой.

Тетушка поклонилась, принимая комплимент.

– Погодите, погодите. Надо дождаться остальных.

– Остальных? – переспросил Андо, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– О да, гостей будет еще много. Ты увидишь их всех. А теперь прошу меня извинить, но я вас оставлю. Надо подбросить дров в очаг. В такой холодный, дождливый день без жаркого огня не обойтись. Скушай чего-нибудь вкусненького, милый.

Андо попытался объяснить, что он не голоден, но тетушка уже отвернулась.

Оставшись наедине с гостями, Андо попытался отойти в уголок и держаться неприметно, но не прошло и минуты, как тот, который назвал его «объедением», подошел и потянул юношу за рукав.

– Прошу прощения, – сказал он, бесцеремонно приподнимая рукав и тыкая Андо пальцем в предплечье. Шея его при этом как будто вытянулась, а длинный, острый нос задрожал. – Ах, как вы прекрасно о себе заботились! – воскликнул гость. – Какая славная кожа! Розовенькая…

Едва удерживаясь, чтобы не ринуться опрометью вон, Андо пролепетал:

– Вы так думаете?

Гость обернулся к остальным и потыкал его пальцем еще:

– Смотрите, смотрите!

Андо из последних сил держал себя в руках. Но тут толпа расступилась, пропуская тетушку Сакуру, следом за которой в комнату вошло еще несколько десятков гостей. Андо различил среди них девушек-служанок, которые помогали ему купаться. Все так и сияли улыбками. Комната уже была полна до отказа.

– Ну вот, по-моему, теперь все на месте, – сказала тетушка. – Значит, пора начинать, милый мой Андо. Но здесь холодновато. Я натопила другую комнату – пойдем со мной, дорогой.

«Когда увидишь, что время пришло», – вспомнил Андо слова монаха. Ну что ж, надо полагать, оно пришло. Андо кивнул тетушке, как будто намереваясь подчиниться. Та повернулась и двинулась к двери. Гости смотрели только на хозяйку дома, вежливо расступаясь и давая ей дорогу. Андо вытащил кольцо из-за пояса и швырнул на пол.

Кольцо громко звякнуло, подскочило, перевернулось в воздухе и упало кому-то на ногу. Все так и уставились на него. Тетушка обернулась. Посмотрела на кольцо, потом на племянника – и снова на кольцо.

– Что это еще такое? – воскликнула она.

– По-моему, это от него кусок отвалился, – сказал кто-то из гостей, наставив палец на Андо.

Он сделал все, как велел монах! Бросил кольцо! Где же вспышка света, где же могучий взрыв, который их всех уничтожит, где же ураган, который развеет их чары?

– Ха-ха! – Андо выдавил нервный смешок, словно пытаясь оправдаться перед гостями, сославшись на свою неловкость.

Тетушка наклонилась за кольцом. Но не успела она к нему прикоснуться, как нога, о которую кольцо ударилось в полете, вспыхнула пламенем.

Гость завизжал и подпрыгнул чуть не до потолка. Нога его дернулась, отшвыривая кольцо; то отскочило тетушке прямо в лоб, и она рухнула в толпу гостей. Пострадавший прыгал на одной ноге и орал, глядя на пламя, взбиравшееся вверх по второй ноге. Те, кто оказался поблизости, пытались сбить огонь.

Все изменилось.

Тетушка Сакура поднялась и впилась в Андо яростным взглядом – вот только это была уже не его тетушка. Нос ее превратился в крючковатый клюв, лоб выступил вперед, нависнув над глазами, а глаза стали сплошь черными и блестящими, как камешки для игры в го. Андо хотел было нырнуть под стол, но замер с открытым ртом, когда увидел, во что превратились расставленные для него яства. Вместо риса в чашках копошились личинки, вместо мяса и водорослей извивались червяки. Неужели он все время ел эту гадость? Андо схватился за живот, испугавшись, что сейчас его вывернет наизнанку. Но долго раздумывать о животе не пришлось: пока он таращился на жуткое угощение, в плечо ему вцепилась рука – точнее, лапа с ребристыми пальцами и кривыми когтями, похожими на птичьи.

Андо вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла тварь, которую он все эти месяцы принимал за тетушку Сакуру. Зубастая пасть ее была распахнута – так широко, словно она собиралась перекусить Андо пополам.

Но в этот миг он заметил у дальней стены какое-то движение. По воздуху поверх толпы плыла голова. Ударившись об кого-то из гостей, она отскочила, плюхнулась на стол, покатилась, сшибая блюда, и, наконец, свалилась на пол, медленно перекувырнулась еще пару раз и остановилась под ногами у тетушки. Голова была совершенно ужасная: черная, кожистая и покрытая перьями. Тетушка завизжала, и Андо подхватил ее вопль. Опомнившись наконец, он вырвался из ее хватки и бросился в гущу гостей, надеясь проложить себе дорогу к выходу. Но чудовища метались по комнате во все стороны, и не успел Андо сделать и двух шагов, как его сбили с ног.

Комната между тем колыхалась и шла волнами: чары спадали с нее слой за слоем. Откуда-то сзади ударил яркий луч. Андо обернулся и увидел, что кольцо сияет ослепительным светом, – наконец-то оно повело себя как положено! Тетушкины гости спотыкались и падали, вскидывали руки, пытаясь прикрыться от других отрубленных голов, уже роившихся над ними, как пчелы. Андо встал на четвереньки, вскочил и бросился к двери, но туда было не пробиться. Очередная голова упала ему прямо в руки и тут же попыталась откусить палец. Андо метнулся в угол.

Гости продолжали носиться как угорелые; кто-то пытался проложить дорогу к одному выходу, кто-то – к другому, а кое-кто ломился наружу прямо сквозь стены. Головы взлетали к потолку на фонтанах крови. Все уже утратили всякое сходство с людьми. За спинами гостей мелькали какие-то стремительные вспышки.

Чудовище, в которое превратилась тетушка, разыскало Андо в толпе и снова бросилось на него с криками:

– Ты! Это все из-за тебя!

Андо прижался спиной к одному из столбов, подпиравших потолок. Тетушкины когти взрезали воздух прямо у него перед носом. Но тут клинок полоснул ее поперек горла, сверкнув, как молния, – и ее собственная обезображенная голова покатилась с плеч. Тело рухнуло сверху, защитив Андо от свирепого взгляда ее холодных черных глаз, но даже из-под тела голова продолжала шипеть, как сырые дрова в очаге.

Над останками тетушки стоял монах в оранжевых одеждах, перемазанных темной кровью. Вместо посоха в руке у него был узкий меч. Другие монахи, все до одного при оружии, продолжали бойню, и на лицах их плясали отсветы огромного костра, пылавшего на месте соседней комнаты. Дом превратился в развалины.

Так вот как на самом деле выглядело это место, где Андо прожил последние месяцы! Разбитые, заплесневелые стены, ветхие лохмотья ширм, почерневшая, как от копоти, мебель, и трава, пробивающаяся между клочьями рваных циновок. Наброски Андо летали по открытым коридорам, как сухие листья.

Над костром стоял огромный вертел – в самый раз для… «для меня!» – с ужасом осознал Андо.

– Моя тетушка… – пробормотал он. – Моя тетушка была тэнгу.

Монах потрепал его по плечу.

– Вряд ли у вас это семейное, – успокоил он молодого художника и сунул меч в ножны, предварительно обтерев об рукав ближайшего трупа. – На самом деле это была не твоя тетушка. А тетушку твою, эта тварь, скорее всего, давным-давно сожрала. Тут, в этих развалинах, тэнгу водятся уже много лет. Ты писал тетушке, что собираешься приехать?

– Конечно, – кивнул Андо.

– Жаль, мы пропустили гонца с письмом. Могли бы избавить тебя от лишних бед.

– Но вы только посмотрите, что она со мной сделала!

– Не печалься, юноша. Это все поправимо. А вот если бы не мы, завтра утром ты уже не смог бы сказать даже этого.

Монахи-ямабуси закончили свой кровавый труд и, собравшись за спиной того, кто говорил с Андо, безмятежно глядели на молодого художника.

– Собирай вещи и следуй за мной. Можешь пожить у нас в монастыре, пока не похудеешь.

Андо побрел в глубь полуразвалившегося дома, теперь уже вполне сознавая, как тяжело таскать такую разжиревшую тушу. Он собрал свои рисунки и наброски, собрал одежду и прочие пожитки. Потом вернулся к монахам, опасливо переступая через останки чудовищ. Отрубленные головы шипели и щелкали зубами, словно надеясь укусить его за ногу.

– А что, их нельзя убить до конца? – полюбопытствовал он.

– Чего только не болтают люди, – пожал плечами монах. В руке у него снова был посох, а в другой – кольцо, спасшее Андо. Каким-то хитроумным способом, чуть ли не волшебством, монах приладил кольцо обратно на посох. – Кое-кто даже верит, будто эти твари могут превращаться в монахов.

Грегори Фрост пишет и публикует рассказы в жанрах фэнтези, ужасов и научной фантастики вот уже двадцать лет (он начал с шести). В 2002 году его короткая повесть Madonna of the Maquiladora вышла в финал премий Джеймса Типтри, «Небьюла» и «Хьюго». Самый свежий его роман, Fitcher’s Brides, – леденящее кровь переложение сказки о Синей Бороде, вошедшее в последний (на сегодняшний день) том серии «Волшебные сказки» Терри Виндлинг, – вошел в финал премии Международной гильдии ужаса и номинировался на Всемирную премию фэнтези.

Рассказы Фроста печатались в журналах «Мэгэзин ов Фэнтези энд Сайенс Фикшн», «Азимовз Сай-Фай Мэгэзин», «Уисперз», «Твилайт Зоун» и «Рилмз ов Фэнтези», а также в антологиях Snow White, Blood Red и Black Swan, White Raven (под редакцией Эллен Датлоу и Терри Виндлинг), Intersections: The Sycamore Hill Anthology (под редакцией Джона Кессела и Ричарда Батнера) и Dark Terrors 5 (под редакцией Стивена Джонса и Дэвида Саттона). Некоторые его рассказы вошли в антологии из серии «Лучшие новые ужасы», редактором которой был Стивен Джонс.

Фрост был главным консультантом серий «Человек-волк: наука и миф» и «Проклятие фараонов» в телесериале «Рубежи науки» (компания «Дискавери Глобал Нетворк»).

Его вебсайт находится по адресу: www.gregoryfrost.com.

От автора

На мысли о «Горе тэнгу» меня навела чудесная книга под названием «Японские духи и демоны: искусство сверхъестественного». Я потратил десять лет на изучение боевого искусства айкидо, и все, что я знаю о Японии, мне очень нравится. Особенно меня радует то, что японская сказка не придерживается традиционных законов западной волшебной сказки. Например, она может просто оборваться на любом месте: рассказчик сказал все, что хотел, и не считает себя обязанным продолжать. Мне захотелось соединить сказку такого типа с западной фабулой, не потеряв восточного колорита. Во многих японских сказках путник приходит в заколдованный дом или крепость и проводит там ночь, так и не сообразив, что обитатели дома – мертвецы или еще что похуже. Образ тэнгу – горных бесов – я почерпнул из той самой книги (в которой, кстати, были замечательные иллюстрации), и он стал отправной точкой для всей истории. Полагаю, свою роль сыграло и мое увлечение гонконгским кино и аниме (в особенности фильмами Миядзаки и Китакубо).

Историческая подоплека сказок о тэнгу не менее интересна, чем сами сказки. Тэнгу и монахи-ямабуси были неразрывно связаны друг с другом. Ямабуси были вынуждены постоянно защищаться от самураев, которых местные воеводы то и дело посылали уничтожить или захватить в плен этих горных отшельников. Чтобы дать отпор самураям, ямабуси создали собственный стиль боевого искусства, в основе которого лежали скрытность и умение сливаться с окружающей средой. Во многих случаях этим монахам удавалось взять верх над профессиональными воинами. Чтобы не потерять лицо, самураи, спасшиеся бегством, сочиняли сказки о могущественных горных демонах, способных принимать облик монахов. Таким образом, самураи выдумали тэнгу, чтобы защитить свою уязвленную гордость, – если только на них и впрямь не нападали горные демоны… В конце концов на основе боевого стиля ямабуси развилось искусство ниндзя, которые славились как убийцы-невидимки. Но это уже другая история.