Текст книги "Злой король"

Верховный Король Кардан благодушно улыбается с трона и зевает, как кот. Его волосы в полном беспорядке, словно он, поднимаясь с моей постели, просто пригладил их пятерней. Наши глаза встречаются; я первой отвожу взгляд, и щеки становятся горячими.

«Целуй, пока меня не затошнит от твоих поцелуев».

В цветных графинах принесено вино. Они сверкают аквамарином и сапфиром, цитрином и рубином, аметистом и топазом. Появляются новые блюда – с засахаренными фиалками и замороженной росой.

Затем приносят колпаки из стекла, под которыми в облаках бледно-голубого дыма застыли маленькие серебристые рыбки.

– Из Подводного королевства, – сообщает одна из поварих, разодетая по случаю банкета. И кланяется.

Смотрю через стол на Рандалина, Министра ключей, но он намеренно не замечает меня.

Все вокруг поднимают колпаки, и помещение наполняет благоухающий перцем и травами дым.

Наблюдаю за Локком, занявшим место возле Кардана. На коленях у него устроилась девушка. Она сучит в воздухе ногами с копытцами и, хохоча, запрокидывает назад рогатую головку.

– Ага, – говорит Кардан, беря со своей тарелки золотое кольцо. – Вижу, в моей рыбке что-то было.

– И в моей, – сообщает придворная дама, сидящая по другую сторону от него. Она показывает сверкающую жемчужину размером с ноготь большого пальца и смеется от удовольствия. – Подарок из моря.

В каждой серебристой рыбке спрятана какая-нибудь драгоценность. Расспрашивают поваров, но те упорно отнекиваются, клянутся, что рыба свежая и работники на кухне не добавляли в нее ничего, кроме приправ. Я мрачно рассматриваю бусины из морского стекла, оказавшиеся под жабрами моей рыбки.

Поднимаю глаза на Локка: он держит в пальцах золотую монету, наверное, из груза какого-нибудь корабля смертных.

– Я вижу, как ты смотришь на него, – произносит сидящая рядом со мной Никасия. Сегодня на ней платье из золотого кружева. Темные турмалиновые волосы собраны в высокую прическу, украшенную двумя золотыми гребнями в форме акульих челюстей с золотыми же зубами.

– Может, я смотрю только на побрякушки, которыми твоя мать думает купить расположение нашего Двора, – отвечаю я.

Она берет фиалку с моей тарелки и аккуратно кладет себе на язык.

– Я променяла любовь Кардана на обманные слова и поцелуи Локка, сладкие, как эти цветы. А твоя сестра потеряла тебя, чтобы заполучить Локка, не так ли? Но все мы знаем, что потеряла ты.

– Локка? – Я хохочу. – Рада, что избавилась от него.

Никасия сдвигает брови:

– Но не на Верховного же Короля ты смотришь?

– Конечно, нет, – бросаю я, пряча глаза.

– Знаешь, почему ты никому не выдала мой секрет? – задает вопрос Никасия. – Возможно, ты не смогла отказать себе в удовольствии иметь в запасе кое-что против меня. Но, по правде сказать, мне думается, ты сама понимаешь – никто тебе не поверит. Я принадлежу этому миру. А ты – нет. И тебе это известно.

– Ты не принадлежишь суше, морская принцесса, – напоминаю я. И тут же вспоминаю, что Живой совет не доверяет мне. Не хочу признаваться, но слова Никасии беспокоят меня, как занозы, застрявшие под кожей.

«Кто-то, кому ты доверяешь, уже предал тебя».

– Этот мир никогда не станет твоим, смертная, – говорит она.

– Он уже стал моим. – Гнев затмевает мой рассудок. – У меня есть моя страна и мой король. И я буду защищать их обоих. Давай, скажи то же самое.

– Он не может тебя любить, – говорит она внезапно ломким голосом.

Принцесса Подводного королевства не на шутку озабочена мыслью о моих притязаниях на Кардана; очевидно, она до сих пор увлечена им и понятия не имеет, что ей дальше с этим делать.

– Чего ты хочешь от меня? – спрашиваю я у Никасии. – Я просто сижу здесь, занимаюсь своим делом, ужинаю. Ты ко мне подсела. Ты обвиняешь меня в том, что… Я даже не понимаю в чем.

– Расскажи, как ты им управляешь? – говорит Никасия. – Каким обманом ты заставила короля сделать тебя его правой рукой? Тебя, кого он презирал и унижал? Как получилось, что он слушает тебя?

– Я тебе расскажу в обмен на твой рассказ кое о чем. – Поворачиваюсь к Никасии, сосредоточившись только на ней. – Меня очень интересует тот потайной ход во дворце и женщина в хрустальном шаре.

– Я рассказала тебе все, что могла… – начинает Никасия.

– Не это. Про мать Кардана, – прерываю я ее. – Кто она была? Где она сейчас?

Никасия пытается замаскировать свое удивление шуткой:

– Если вы такие добрые друзья, почему ты его самого не спросишь?

– Я никогда не говорила, что мы друзья.

Слуга с полным набором острых зубов и с крыльями бабочки на спине подносит следующее блюдо: сердце оленя с кровью, начиненное поджаренным фундуком. Никасия берет мясо и впивается в него зубами, по пальцам течет кровь.

Она облизывает окровавленные губы:

– Никем она не была. Простушка из Нижних Дворов. Элдред даже наложницей ее не сделал, хотя она понесла от него ребенка.

Я сильно удивлена и хлопаю глазами.

Никасия выглядит самодовольной, словно мое неведение лишний раз подтверждает, насколько я здесь не к месту.

– Теперь твоя очередь.

– Хочешь знать, как я заставила Кардана возвысить меня? – спрашиваю я, наклоняясь к ней достаточно близко, так что Никасия чувствует тепло моего дыхания. – Поцеловала в губы, а потом пригрозила, что буду целовать снова и снова, если не станет делать так, как я велю.

– Лгунья, – выдавливает Никасия.

– Если вы такие добрые друзья, – ехидно повторяю я ее собственные слова, – то почему бы тебе не спросить у него?

Никасия переводит взгляд на Кардана – у того рот испачкан кровью, корона съехала на лоб. Они просто два сапога пара, вернее, парочка монстров. Кардан не смотрит по сторонам, его внимание приковано к лютнисту, на ходу сочиняющему громкую оду его правлению.

«Мой король, – думаю я про себя. – Но только на год и один день, а пять месяцев уже прошли».

Глава 9

В комнатах меня ждет Таттерфелл, и ее жучьи глаза смотрят неодобрительно – она нашла штаны Кардана на моем диване.

– Значит, вот как ты живешь, – бурчит маленькая чертовка. – Червяк в коконе бабочки.

В ее брюзжании есть что-то уютно знакомое, но это не значит, что оно мне нравится. Отворачиваюсь, чтобы она не видела моего смущения из-за беспорядка. Не говоря уже о том, как это все выглядит со стороны и на какие мысли наводит.

Таттерфелл поклялась служить Мадоку, пока не отработает некий старый долг чести, а значит, не могла попасть сюда без его ведома. Может, она и заботилась обо мне с тех пор, как я была ребенком – расчесывала волосы, чинила платья и нанизывала на нитку ягоды рябины, чтобы меня не зачаровали, – но оставалась верна Мадоку. Думаю, по-своему она привязалась ко мне, но я никогда не путала ее чувства с любовью.

Вздыхаю. В моих покоях убрались бы дворцовые слуги, если бы я позволила, но тогда они мешали бы моему досугу или рылись в бумагах, не говоря уже про яды. Нет, лучше запереть дверь на запор и спать в грязи.

Из спальни доносится голос сестры:

– Ты рано вернулась. – Она показывается в дверях, держа в руках охапку нарядов.

«Кто-то, кому ты веришь, уже предал тебя».

– Как ты вошла? – спрашиваю я. Когда мой ключ проворачивался в замке, я ощутила легкое сопротивление. Запорный механизм потревожили. Меня учили воровскому искусству отмыкания дверей, и пусть я в нем не преуспела, но могу по крайней мере сказать, лазал кто-нибудь в замок или нет.

– О, – говорит Тарин и смеется. – Я притворилась тобой и сняла копию с твоего ключа.

Мне хочется пнуть ногой в стену. Наверняка все знают, что у меня есть сестра-близняшка. Наверняка всем известно, что смертные умеют лгать. Неужели нельзя было задать какой-нибудь каверзный вопрос, прежде чем предоставлять ей доступ в дворцовые покои? Честно говоря, я сама частенько лгу, и мне все сходит с рук. Трудно винить Тарин в том, что она поступает так же.

К несчастью, именно сегодня, когда Тарин вломилась в мои комнаты, на ковре валяются одежды Кардана и на низком столике – кучка окровавленных бинтов.

– Я попросила Мадока подарить остаток долга Таттерфелл тебе, – объявляет Тарин. – И принесла все твои платья, верхнюю одежду и украшения.

Я смотрю в чернильные глаза импа:

– Хочешь сказать, она будет шпионить за мной для Мадока?

Таттерфелл поджимает губы, и я вспоминаю, как больно она щипается.

– Какая ты противная и подозрительная девчонка. И тебе не стыдно говорить такое?

– Я благодарна тебе за те времена, когда ты была добра ко мне, – отвечаю я. – Если Мадок передал мне твой долг, считай, что он давно уплачен.

Таттерфелл недовольно хмурится:

– Мадок пощадил моего возлюбленного, когда по праву мог забрать его жизнь. Я дала обет, что буду сто лет служить ему, и этот срок почти на исходе. Не обесценивай моей клятвы. Неужели ты думаешь, что можешь перечеркнуть ее мановением своей руки?

Меня ранят ее слова.

– Ты жалеешь, что он отослал тебя?

– Пока нет, – отвечает Таттерфелл и возвращается к работе.

Иду в спальню и забираю со стола окровавленные тряпки Кардана, пока Таттерфелл не увидела. Оказавшись у камина, бросаю их в огонь. Пламя ярко вспыхивает.

– Итак, – обращаюсь к сестре, – что ты мне принесла?

Она указывает на кровать, где на измятых простынях разложены мои старые одежды. Странно видеть вещи, которыми я несколько месяцев не пользовалась. Их с одобрения Орианы покупал мне Мадок. Блузки, халаты, боевое облачение, дублеты. Тарин принесла даже домотканое платье, в котором я шныряла по Холлоу-Холлу, и одежду для тайных посещений мира смертных.

Смотрю на эти вещи и вижу человека, который и я, и одновременно не я. Ребенка, который ходил в школу и не думал, что то, чему там учат, для чего-нибудь пригодится. Девушку, которая хотела произвести впечатление на отчима, мечтала о месте при Дворе и верила – и верит до сих пор – в такое понятие, как честь.

Не уверена, что смогу во все это влезть.

Тем не менее вешаю одежды в шкаф рядом со своими черными камзолами. Внизу стоит единственная пара черных сапог.

Открываю коробку с драгоценностями. Сережки, подаренные на мой день рождения, золотой браслет, три кольца – одно с рубином, его преподнес мне Мадок на праздник кровавой луны, другое с его гербом, даже не помню, когда его получила, и тонкое золотое колечко, презентованное Орианой. Ожерелье из резного лунного камня, куски кварца, резная кость. Кольцо с рубином надеваю на палец левой руки.

– А еще я сделала несколько эскизов, – говорит Тарин, достает лист бумаги и устраивается на моей постели, скрестив ноги. Обе мы не великие художницы, но рисунок с моделью одежды понять не сложно. – Хочу отнести их своему портному.

Сестра изобразила меня в черных жакетах с высокими воротниками и юбках с разрезами по бокам, чтобы легче было двигаться. Плечи смотрятся так, словно они армированные; на нескольких набросках рукава блестящие, словно бы металлические.

– Размер они смогут снять с меня, – предлагает Тарин. – Тебе даже на примерки приходить не нужно.

Исподволь рассматриваю сестру. Тарин не любит конфликты. Со всеми ужасами и неурядицами нашей жизни она справляется очень просто – немедленно приспосабливается к ним, как те ящерицы-хамелеоны, что меняют окраску под окружающую среду. Она – человек, знающий, как одеваться и как себя вести, потому что внимательно изучает тех, с кем общается, и подражает им.

Тарин умеет подобрать наряд так, чтобы он содержал некое послание – даже ее рисунки предупреждают: «Держись от меня подальше, а не то отрублю тебе голову». Не то чтобы я не верю в ее стремление помочь, но с учетом того, что ее собственная свадьба уже не за горами, она тратит на меня слишком много времени.

– Ладно, – говорю я. – Чего ты хочешь?

– О чем ты? – изображая невинность, спрашивает она.

– Ты хочешь, чтобы мы снова стали подругами, – объясняю я. – Я это ценю. Хочешь, чтобы я пришла на твою свадьбу, и это здорово, потому что мне хочется на ней побывать. Но ты… ты делаешь для меня слишком много.

– Я умею быть милой, – отвечает она, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Жду. Некоторое время мы обе молчим. Знаю, что Тарин видела разбросанную на полу одежду Кардана и ни о чем в связи с этим не спросила. Мне уже тогда следовало догадаться, что она чего-то хочет.

– Хорошо. – Сестра вздыхает: – Дело не такое уж важное, но кое о чем мне хотелось бы с тобой поговорить.

– Только без шуток. – Я невольно улыбаюсь.

Тарин бросает на меня напряженный взгляд.

– Я не хочу, чтобы Локк был Магистром Увеселений.

– И я не хочу.

– Но ты же можешь что-то сделать! – Она теребит пальцами юбки. – Он жаждет драматических переживаний. И как Магистр Увеселений может разыграть все эти… даже не знаю, как их назвать… истории. Для него вечеринка не столько застолье с выпивкой, сколько событие, способное вызвать конфликт.

– Так… – Стараюсь сообразить, что это может сулить политике. Ничего хорошего.

– Ему хочется узнать, как я буду реагировать на то, что он делает, – говорит Тарин.

Это правда. Локку, к примеру, очень хотелось узнать, достаточно ли Тарин любит его, чтобы позволить ему ухаживать за мной, пока она рядом будет молча страдать. Думаю, ему интересно было узнать то же самое про меня, но я оказалась слишком обидчивой и колючей.

Тарин продолжает:

– Локк делает это и с Карданом. И с Кругами Двора. Он уже говорил с Жаворонками и Граклами, искал их слабые места, прикидывал, какие дрязги сумеет разжечь и каким образом.

– Локк может принести пользу Жаворонкам, – замечаю я. – Дать им тему для баллад. – Что касается Граклов, то если бы он мог тягаться с ними по части кутежей, то уже сделал бы это. Но у меня хватает ума не высказывать эту мысль вслух.

– Когда он рассказывает, все это кажется забавным, даже если речь идет о страшных вещах, – жалуется Тарин. – Но если Локк останется Магистром Увеселений… Он заведет любовниц и отдалится от меня. Я боюсь этого. Джуд, пожалуйста, сделай что-нибудь. Знаю, ты скажешь, что предупреждала меня, но все равно.

«У меня проблемы посерьезнее» – так и хочется ей сказать.

– Мадок почти наверняка сказал бы, что ты не должна выходить за него. И Виви, могу поспорить, сказала бы то же самое. Я даже не сомневаюсь, что они уже говорили тебе все это.

– Но ты ведь не беспокоишься, а все потому, что слишком хорошо меня знаешь. – Она качает головой. – Когда я с ним, чувствую себя героиней рассказа. Моего рассказа. А когда его рядом нет, все как-то не так.

Не знаю, что и делать. Можно, конечно, попенять на то, что она, Тарин, похоже, придумывает историю, в которой Локку отводит роль протагониста, а себе – его романтического увлечения, которое исчезает, когда она не появляется на странице.

Но я ведь знаю, что быть с Локком – значит чувствовать себя особенной, избранной, привлекательной. Думаю об этом сейчас, вспоминаю и не чувствую ничего.

Я, пожалуй, могла бы велеть Кардану отобрать у Локка титул, но Кардан возмутится, что я использую власть по такому личному и незначительному поводу. И это ослабит мои позиции. А Локк догадается, что лишился должности по моей вине, потому что я не скрываю своего недовольства, и поймет, что я имею на Кардана гораздо большее влияние, чем объяснимо с точки зрения здравого смысла.

А то, чего опасается Тарин, все равно случится. Локку не нужно быть Магистром Увеселений Верховного Короля, чтобы устроить какую-нибудь гадость; должность только позволяет ему действовать с большим размахом.

– Я поговорю с Карданом.

Она переводит взгляд на его разбросанные на полу вещи и улыбается.

Глава 10

По мере приближения Охотничьей Луны во дворце растет и уровень невоздержанности и распутства. Тон вечеринок меняется, они становятся все более разнузданными и дикими. Присутствие Кардана для этого больше не требуется. Слухи изображают его сумасбродом, способным из прихоти даже выстрелить в любовницу, и на этом начинает строиться легенда.

Припоминают все, чем он сумел отличиться еще в детстве – и его появление на уроках верхом на лошади, и драки, и жестокости, которые он творил. Чем ужаснее история, тем восторженнее ее приветствуют. Фейри, может, и не умеют лгать, но молва расходится здесь, как и повсюду, подпитываясь амбициями, завистью и вожделением.

В дневные часы я, проходя по коридорам, вынуждена перешагивать через тела спящих. Не все из них придворные. Слуги и стражники, похоже, тоже пали жертвами дикого разгула и, презрев обязанности, предались удовольствиям. Голые фейри бегают по садам Эльфхейма, а лохани, из которых раньше поили коней, теперь полны вином.

Встречаюсь с Вулсибером, пытаюсь получить больше сведений о Подводном королевстве, но он ничего нового сообщить не может. Догадываюсь, что Никасия пыталась поддразнить меня, но все же составляю список тех, кто мог предать… Бьюсь над вопросом, кто и зачем, беспокоюсь о приезде лорда Ройбена, о том, как продлить срок аренды престола дольше года и одного дня. Жалею, что не спросила у Кардана его настоящее имя, когда сидела и целилась в него из арбалета. Потом смотрю на список, тлеющий в камине, пью свои яды и обдумываю, как буду отражать тысячи ударов, которые, быть может, так никто и не нанесет.

Кардан переехал в старые покои Элдреда, а комнаты с выжженным полом заперли изнутри. Если ему и неприятно спать там, где спал отец, он не подает вида. Когда я вхожу, Кардан сидит, беспечно развалившись в кресле, а слуги снимают гобелены и передвигают диваны, освобождая место для новой кровати, изготовленной по его описанию.

Он не один. С ним небольшой кружок придворных – некоторых я знаю, среди них Локк, Никасия и моя сестра. Все уже раскраснелись от вина и хохочут, устроившись на ковре перед камином.

– Идите, – говорит Кардан, увидев меня у порога.

– Но, Ваше Величество… – начинает какая-то девушка с золотистой кожей. На ней светло-синее платье. Внешние края бровей заканчиваются длинными светлыми усиками. – Наверняка вам потребуется противоядие, чтобы защититься от скучных новостей, которые доставила ваш сенешаль, и сохранить веселое настроение.

Я тщательно продумала, как отдавать Кардану приказания. Если распоряжений будет слишком много, он сломается под их гнетом, если слишком мало, уклонится от их исполнения. Но меня радует, что Кардан никогда не сможет воспротивиться моему присутствию и не посмеет мне возразить.

– Я скоро вас всех позову, – обещает Кардан, и придворные веселой стайкой покидают комнату. Один из них тащит кувшин, явно украденный из мира людей и до краев полный вином. На кувшине написано: Я ПРАВЛЮ. Локк смотрит на меня с любопытством. Сестра на ходу пожимает с надеждой руку.

Подхожу к креслу и, не дожидаясь приглашения, сажусь. Хочу лишний раз показать Кардану, что надо мной он не властен.

– Завтра ночью – праздник Охотничьей Луны, – говорю я.

Кардан вытягивается в кресле напротив и смотрит своими черными глазами так, словно это моя забота.

– Если хочешь знать детали, то нужно было оставить Локка. Мне почти ничего не известно. Еще одно представление с моим участием, не более того. Пока ты интригуешь, я буду дурачиться.

– Королева Орлаг следит за тобой…

– За мною все следят, – возражает Кардан, снова и снова вертя на пальце кольцо с печаткой.

– А ты, кажется, не против, – замечаю я. – Сам же сказал, что тебе нравится быть королем. Может, ты даже наслаждаешься этой ролью.

Он смотрит на меня недоверчиво.

Пробую ответить искренней улыбкой. Надеюсь, что сумею быть убедительной.

– Мы оба можем получить то, чего хотим. Ты сможешь править гораздо дольше года. Все, что от тебя требуется, – продлить свою клятву. Дай мне возможность руководить тобой еще десять-двенадцать лет, и вместе…

– Полагаю, нет, – перебивает он. – В конце концов, ты же понимаешь, как опасно посадить Оука на мое место. Он повзрослеет всего на год. Он не будет готов. И через несколько месяцев ты прикажешь мне отречься в его пользу или заключить соглашение, которое потребует от нас взаимного доверия, тогда как сейчас я доверяюсь тебе без всякой надежды на взаимность.

И с какой только стати я надеялась на его согласие сохранить все как есть?

Кардан дарит мне сладчайшую из своих улыбок.

– Возможно, тогда ты станешь моим настоящим сенешалем.

Стискиваю зубы. Было время, когда я не смела и мечтать о должности сенешаля. А теперь она представляется мне незначительной. Власть заразительна. Власть алчна.

– Берегись, – предупреждаю я. – Мне под силу сделать так, что эти месяцы покажутся тебе бесконечными.

Кардан продолжает беззаботно улыбаться.

– Какие еще будут распоряжения? – спрашивает он.

Стоило бы рассказать ему об Орлаг, но я представляю, какое ликование вызовет ее предложение, и понимаю, что не вынесу этого. Я не могу допустить этот брак и не в том сейчас настроении, чтобы забивать голову мыслями о нем.

– Не упейся завтра до смерти. И присмотри за моей сестрой.

– Тарин, кажется, сегодня в полном порядке, – замечает он. – Розы на щеках и улыбка на устах.

– Позаботься, чтобы так все и осталось.

Он поднимает брови:

– Уж не хочешь ли ты, чтобы я соблазнил ее и убил Локка? Могу, конечно, попробовать. Касательно результата ничего не обещаю, но тебя моя попытка может и позабавить.

– Нет-нет, ни в коем случае не делай этого, – тороплюсь я и не понимаю, почему его слова вызвали у меня приступ паники. – Я имела в виду, не позволяй Локку проявлять его худшие наклонности, когда Тарин рядом, вот и все.

Прищуривая глаза, Кардан спрашивает:

– Разве ты не должна настаивать на обратном?

Вероятно, для Тарин было бы лучше узнать всю правду о Локке как можно скорее. Но она моя сестра, и мне не хочется причинять ей боль. Я качаю головой.

Кардан делает неопределенный жест.

– Смотри сама. Твоя сестра будет завернута в атлас и мешковину, и это защитит ее от нее самой.

Встаю.

– Совет хочет, чтобы Локк устроил какое-нибудь представление для Гримсена. Если ему понравится, возможно, кузнец изготовит тебе чашу, в которой никогда не кончается вино.

Кардан бросает на меня загадочный взгляд из-под ресниц и тоже поднимается. Берет мою руку.

– Того, что редко, слаще нет, – говорит он и целует тыльную сторону ладони.

Я вспыхиваю, жар катится по коже… Так некстати.

Когда выхожу, группка придворных толпится в коридоре, дожидаясь разрешения вернуться в комнаты. Сестра выглядит неважно, но, увидев меня, изображает широкую фальшивую улыбку. Один из юношей подобрал музыку к лимерику и играет ее снова и снова, быстрей и быстрей. Их хохот плывет по коридору и звучит в моих ушах вороньим карканьем.

Проходя по дворцу, попадаю в зал, где собрались несколько придворных. На ковре у камина расположился королевский поэт и сенешаль прежнего Верховного Короля Элдреда Вал Морен. Он поджаривает угря в языках пламени.

Вокруг него расселись художники и музыканты-фейри. После гибели большей части королевской семьи Вал Морен оказался в центре одной из придворных группировок – Круга Жаворонков. В волосах у него запутались ветки ежевики, он что-то негромко напевает. Смертный, как и я. А еще он, возможно, сумасшедший.

– Выпей с нами, – предлагает один из Жаворонков, но я отказываюсь.

– Милая маленькая Джуд! – Вал Морен смотрит в мою сторону, в его глазах пляшут огоньки. Он начинает сдирать обгоревшую корочку и принимается за нежное белое мясо угря. Не переставая жевать, спрашивает: – Почему ты до сих пор не пришла ко мне за советом?

Говорят, что некогда он был любовником Верховного Короля Элдреда. Жил при Дворе задолго до того, как мы с Тарин появились здесь, и, несмотря на это, никогда не подавал вида, что нас объединяет смертность. Не пытался помочь, сблизиться, чтобы мы не так сильно чувствовали свое одиночество.

– А у вас есть что посоветовать?

Он кладет глаз угря в рот и смотрит на меня. Глаз, поблескивая, лежит на языке, пока Вал Морен не проглатывает его.

– Может быть. Но это мало что значит.

Я так устала от загадок…

– Дайте угадаю. Потому что, когда я попрошу совета, вы его не дадите?

Он хохочет. Смех звучит сухо и гулко. Интересно, сколько ему лет? С этими веточками ежевики он выглядит совсем молодым, но смертные не стареют, пока не покинут Эльфхейма. Даже по чертам лица невозможно определить его возраст, но я вижу по глазам.

– О, я дам тебе прекраснейший из советов. Но ты ему не последуешь.

– Тогда какой от вас прок? – спрашиваю и отворачиваюсь. У меня нет времени, чтобы заниматься гаданием по строфам его бесполезных виршей.

– Я превосходный жонглер, – сообщает Вал Морен и вытирает руки о штаны, оставляя масляные пятна. Потом лезет в карман и достает камень, три желудя, кусок хрусталя и какую-то дужку. – Видишь ли, жонглирование – это всего лишь одновременное подбрасывание в воздух двух предметов.

Он начинает подбрасывать желуди, потом добавляет к ним птичью дужку. Некоторые Жаворонки подталкивают друг друга и восхищенно шепчутся.

– Сколько предметов ни добавляй, руки у тебя только две, поэтому и подбрасывать ты можешь не более двух. Придется бросать быстрее и быстрее, выше и выше. – Вал Морен добавляет камень и хрусталь, вещи порхают у него в руках так быстро, что их трудно рассмотреть. Я задерживаю дыхание.

А потом все падает и бьется о каменный пол. Хрусталь раскалывается. Один желудь откатывается к камину.

– Мой совет, сенешаль: научись жонглировать лучше, чем я, – говорит Вал Морен.

Несколько долгих секунд испытываю такую злость, что не могу сдвинуться с места. Просто киплю от гнева. Меня предал единственный человек, который должен был знать, как трудно находиться здесь таким, как мы.

Разворачиваюсь и иду прочь, пока не наделала такого, о чем потом пожалею.

– Я ведь предупреждал, что ты не примешь мой совет, – несется вслед.