Текст книги "В саване нет карманов"

Хорас Маккой
В саване нет карманов

Посвящается Хелен

1

Когда Долана вызвали в кабинет главного редактора, он знал, что предстоит разнос, и весь путь наверх думал: как стыдно, что ни одной газете ни на что не хватает мужества. Как хотелось бы снова вернуться в дни Дэна и Грили, тогда газета была газетой, а каждый номер вызывал оживленный отклик, и не было ни запретных, ни неприкасаемых тем. Вот бы поработать репортером в одной из тех старых газет! Не то что сейчас, когда в стране полно микроскопических херстов и узколобых макфадденов,[1]1
  Уильям Рзидолф Херст, Берпар Макфадден – крупнейшие газетные магнаты США 1930-х гг. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть] бьющих в барабаны и размахивающих флагами в каждом номере своих газет и провозглашающих Муссолини новым Цезарем (только с самолетами и отравляющими газами), а Гитлера новым Фридрихом Великим (только с танками и гомосексуальными пироманьяками). Распродажа патриотизма по сниженным ценам, работа на тираж – и больше, черт бы их побрал, никаких забот и проблем.

(Господа, очень сожалеем, что не можем предоставить вам сегодня к обеду грузовики для вывоза награбленного из Сити-Холла [2]2
  Традиционное название здания городской администрации в США.


[Закрыть], однако мы просто обязаны представить их к вечеру. После шести часов мы будем счастливы оказать вам эту любезность. Или: о да, сэр, мистер Дилейнеси, мы все прекрасно понимаем. Обе дамочки невесть зачем околачивались прямо перед автомобилем вашего сына. О да, сэр, ха-ха-ха! А запах спиртного, конечно же, вызван досадной случайностью: кто-то пролил коктейль на его костюм.)

«Желтая хрень», – входя в кабинет Томаса, главного редактора, сказал себе Долан, имея в виду газеты.

– Откуда взялась эта история? – спросил Томас, показывая два листка газетной корректуры.

– Там все в порядке, – ответил Долан. – Эта история – верняк.

– Я не об этом спрашивал. Я спросил, откуда вы ее получили.

– Получил еще позавчера. Во время последнего тура чемпионата. А что?

– Звучит весьма фантастично…

– Не только «звучит весьма фантастично», но и на самом деле весьма фантастично: ведущий бейсбольный клуб сознательно заваливает регулярный чемпионат ради выгоды горстки азартных игроков… Похоже, вы решили выбросить эту историю тоже?

– Да, но это не единственная причина, почему я вас вызвал. Забудьте об этом материале. Поговорим о делах…

– Подождите минуту, – перебил Долан. – О таком нельзя забывать. Черт возьми, бейсбольный клуб – обманщик. Каждый, кто смотрел чемпионат, знает, что они были в отличной форме. Никто и не сомневался в их победе. Кроме того, этот скандал не наш эксклюзив. Другие газеты тоже получили эту информацию, и сегодня она будет напечатана в вечерних выпусках. Кого мы защищаем – самих себя, что ли?

– О, не думаю, что кто-то станет раздувать скандал, – сказал Томас. – Возможно, все не так ужасно, как вы полагаете.

– Я полагаю? Да это же похлеще старого скандала с «Блэк Сокс». Бейсбол, должно быть, сегодня в полном прогаре, если никто не напечатает эту историю.

– И Лэндис пока что пребывает лишь вторым рефери. Теперь смотрите, Майкл, – рассудительно сказал Томас, – не следует прибегать к таким аргументам каждый раз, когда вы хотите сорвать на ком-то личную злость. Вы знаете политику нашей газеты…

– Конечно, конечно, конечно. Я знаю политику этой газеты. Я знаю политику каждой газеты в городе. Я знаю, черт подери, политику каждой газеты в стране. Кишка тонка у каждой по отдельности, и у всех них, вместе взятых.

– Почему вы всегда стараетесь обидеть людей? Почему всегда пытаетесь раздуть скандал?

– Я не пытаюсь ничего «раздувать». Материал, который вы отбросили, – НОВОСТЬ! В очередной раз вы перечеркиваете новость. На прошлой неделе так было с малышом Дилейнеси.

– Мы не стали поднимать шум, потому что просто нет смысла губить жизнь хорошего парня.

– Здорово, о господи! И это несмотря на то, что он загубил пару хороших жизней. Напился, вихлял по улице, вылетел в зону безопасности и убил двух женщин. Да, сэр, ему пришлось сильно потрудиться, чтобы сбить несчастных… В нашей газете не было ни слова об этом, вы отказали в публикации статьи. И конечно же, его старик, один из наших главных рекламодателей, не имел к вашему решению никакого отношения.

– Вы чрезмерно донкихотствуете, – сказал Томас.

– В самом деле? – спросил Долан, сжав тонкие губы. – А что было пару недель тому назад, когда я принес репортаж о реорганизации ку-клукс-клана?

– Ку-клукс-клан мертв. Это уже не клан.

– Верно-верно, тогда Крестоносцы – или как там они себя называют. Роза не единственная вещь на свете, которая благоухает одинаково, как ее ни обзови. Они одеваются в балахоны и колпаки и проводят тайные сборища…

– Я уже пытался вам объяснить, что ни одна газета в городе не станет писать о Крестоносцах. Это чистый динамит. И чем скорее вы откажетесь от реформаторских идей, тем больше заработаете.

– Ради бога, перестаньте обзывать меня реформатором, – разгневанно произнес Долан. – Вас послушать, так выходит, что можно черт-те что выделывать прямо средь бела дня, никто вам и слова не скажет, если вы один из политических воротил или Воров-С-Большой-Буквы, и уж тем более о вас не напечатает ничего ни одна газета! Томас, вы же, черт подери, знаете, что губернатор этого штата – проходимец, каких мало? А что случилось с той статьей, которую я принес в прошлом году? О пьяном конгрессмене – с его письменным свидетельством под присягой? Вы и ее зарубили. Ладно, черт с ней. Но вот бейсбольный клуб попался на договорном матче, и я даю готовую, четко аргументированную статью; а вы знаете, что все мои материалы жестко привязаны к фактажу, – и все-таки называете меня реформатором! А как насчет тех сотен ребят, которые сотворили из этих бейсболистов героев, буквально землю целуют за их ногами, ходят каждый день на их тренировки, а «герои» на самом деле продажные твари! Как насчет них?

– Ну это уж слишком, – сказал Томас. – Сядьте и успокойтесь, господин Дон-Кихот.

– Черт! Да я никогда не успокоюсь. Не газета, а богадельня грёбаная!

– Ладно, – жестко произнес Томас. – Я и так позволил вам лишку. До сего времени я питал некоторые надежды и старался не обращать внимания на вашу воинственность и богохульство, все ждал, рано или поздно сами поумнеете. Мне приходилось сражаться за вас… а ведь меня столько раз просили от вас избавиться. Вы ничего не знали?!. Ну так взгляните на это, – сказал он, дотягиваясь до ящика входящей корреспонденции. – Читайте.

«Межведомственная связь ежедневных газет

М-ру Томасу

Дата 10-3

От м-ра Вомака

Тема: Майкл Долан

Мистер Ладди позвонил вчера в «Спортивные товары ОТерна» по поводу нового контракта. Это, как вы знаете, один из наших лучших рекламодателей. ОТерн решительно отказался обсуждать новый контракт из-за того, что Долан должен его фирме $154.50 более года – за теннисные ракетки, мячи и клюшки для гольфа и т. д. Он справедливо замечает, что сотрудничать с газетой можно только при условии, что ее служащие будут оплачивать свои долги.

Поймите меня правильно…»

– Я постоянно получаю сообщения из коммерческого отдела о ваших долгах рекламодателям, – сказал Томас.

– Смех, да и только, – хмыкнул Долан, отправляя записку назад в ящик. – Коммерческий директор хочет, чтобы я погасил долги. Похоже, ему никогда не приходило в голову, что газеты тоже своего рода должники. Например, перед общественностью.

– Не собираюсь больше возвращаться к этому, – заявил Томас. – Наши взгляды кардинально расходятся. Возможно, я окажу вам услугу, если уволю вас.

– Ничего не выйдет, – резко бросил Долан. – Я сам ухожу. Мне здесь больше нечего делать.

Майкл заканчивал освобождать письменный стол, когда открылась дверь и в кабинет вошел Эдди Бишоп – ведущий криминальной хроники с пятнадцатилетним стажем. Майклу всегда казалось, что если бы Пэт О'Браен[3]3
  Пэт О'Браен – персонаж детективных повестей Дэшила Хэммета.


[Закрыть] существовал в действительности, то выглядел бы примерно так, как Эдди.

Бишоп вошел не один: с ним была девушка.

– Так что, ты и в самом деле уходишь или это треп? – спросил Бишоп.

– Ухожу, – кивнул Долан, глядя на девушку, стоявшую рядом (кабинет был так мал, что троим было уже тесно); непроизвольно он отметил, что ее губы самые алые и сочные изо всех, когда-либо виденных прежде.

– Познакомься с Майрой Барновски, – предложил Бишоп и лукаво подмигнул. – Ты, наверное, знаешь Майка.

– Я видела вас в нескольких постановках театра-студии, – сказала Майра, протягивая Долану руку. – Вы выглядели неплохо.

– Спасибо, – вежливо ответил тот.

Когда их руки соприкоснулись, Долан вздрогнул и дернул плечами, смутился, но девушка, похоже, не обратила внимания…

– Из-за чего вы сцепились? – спросил Бишоп.

– Да все та же песня. Еще одна статья, которую он отказался печатать.

– Завидую твоему характеру, – признался Бишоп. – Вот так взять и уйти… Чертовски завидую. Не будь у меня жены и детей, сто лет назад послал бы Томаса и его хилую газетенку куда подальше.

– Не обращайте на нас внимания, – кивнула Майра Долану.

– Я практически закончил, – сказал Долан. – Осталось только избавиться от мусора.

– И что теперь собираешься делать? – спросил Бишоп.

– Не знаю. Сначала надо сообразить, рад ли я происшедшему или не очень.

– Теперь особенно следует быть настороже, – предупредила Долана Майра, поднося пальчик к самым красным-прекрасным губам, – и не поддаваться…

– Да чего там, – отреагировал Бишоп, – конечно же, рад. Уж поверь мне. По крайней мере, вернул чувство собственного достоинства.

– Сменим пластинку, – предложил Долан, глядя на него и пытаясь улыбнуться.

Ему нравился Бишоп. Всегда нравился. Бишоп – друг. Бишоп такой друг, к которому можно подойти и спросить, как произносится то или иное трудное имя или название города, не рискуя услышать смех за спиной.

Вдруг захотелось, чтобы Бишоп пришел один, без Майры Барновски (он задавался вопросом, кто она, откуда взялась и почему заставила его чувствовать себя таким смешным), чтобы можно было признаться, что улыбка и безразличие – наигранные, а на самом деле все накатывает паника и чувство беспомощности. Ведь журналистика – единственное дело, которое он знает; и не правильнее ли вернуться к Томасу, и извиниться, и пообещать быть хорошим мальчиком в будущем, и держать рот на замке. Но Бишоп появился не один, а привел Майру Барновски…

– Все будет в порядке. Увидимся на ланче, – кивнул Долану Бишоп и повернулся, собираясь уходить.

– Не стоит сейчас оставлять его, – сказала Майра. – Он почти готов вернуться к боссу, извиниться и попроситься обратно. Возьмем его с собой, а то он и в самом деле это сделает.

Долан повернулся и удивленно посмотрел на нее.

– Не стоит удивляться, – усмехнулась Майра. – Догадаться совсем нетрудно. Это все написано на вашем лице. – Она повернулась к Бишопу и продолжила: – Как причудливо тасуется колода. Если бы я сегодня утром встала с постели на минуту позже, если бы провозилась на минутку больше, если бы пропустила свой автобус, если бы остановилась выпить привычную чашечку кофе – и почему я не остановилась? Странно, я никогда не пропускала свой утренний кофе; задержись я на секунду дольше или остановись на кофе, то пропустила бы встречу с вами. А не окажись я здесь, Долан непременно бы пошел и попросился снова взять его на работу. И наверняка бы получил ее. Но теперь этого не произойдет. Он покончил с этим. Вам не кажется это странным? – спросила Майра Додана.

– По меньшей мере… – вздрогнув, сказал Долан, глядя на нее взглядом мужчины, знающего, что женщина, на которую он смотрит, раскинется, стоит только попросить, обнаженная на постели; ее тело будет прекрасным и жаждущим ласки. Но Долан также знал, или предчувствовал (что одно и то же в философии чувств): сам по себе акт принесет не больше удовлетворения, чем обладание прекрасной, но бездушной куклой.

Это испугало; и теперь Майкл понял, почему вздрогнул, когда коснулся ее руки. Затем – также внезапно, в единый нерасчленимый миг – осознал, что именно девушка пыталась сказать своей сумбурной речью по поводу того, как оказалась здесь. Неловкие слова скрывали, но и подчеркивали ее смущение. Они оба почувствовали нечто схожее… Предположим, она остановилась бы выпить чашечку кофе…

– Я готов, – решительно сообщил Майкл, поднимая пакет со своими вещами, и направился к выходу.

Майра Барновски остановила его у двери.

– Взгляните еще раз на свой кабинет, – сказала она. – Вы больше никогда сюда не вернетесь…

Они втроем пообедали в «Ретскеллере», и в этот же день Долан отправился в «Кистоун паблишинг компани» на встречу с Джорджем Лоуренсом.

Это была фирма, которая печатала коммерческие журналы для страховых и автомобильных компаний и для поставщиков металлообрабатывающего оборудования.

– Давайте поговорим о сотрудничестве, мистер Лоуренс, – сказал Долан. – У вас здесь солидная типография, а у меня есть хорошая, как я думаю, идея. Хочу издавать журнал.

– А что с газетной работой?

– С меня хватит. Уволился.

– И какой это будет журнал?

– Так, немного похожий на «Нью-йоркер», хотя, возможно, не настолько сосредоточенный на житейских мелочах. Я еще не все продумал; сам я займусь социальной сферой и развлечениями. Буду писать и редактировать статьи, в которых была бы одна правда.

– Правда о чем?

– О, обо всем, что происходит. Политика, спорт. Стараться осмысливать происходящее и предостерегать людей.

– Это больше из газетной сферы, не так ли?

– Теоретически, да. Только на самом деле никто этим не занимается. Попросту боятся и называют трусость дипломатией.

– Не самое худшее название, – сказал Лоуренс. – А какой вы предполагаете тираж? И какого качества бумагу собираетесь использовать?

– Минуточку, – попросил Долан, – вы, очевидно, не поняли. Я не заказываю вам издание журнала. Я хочу, чтобы его издавали вы, но при этом позволили мне редактировать и поставлять материал.

– Не понял, – сказал Лоуренс, нахмурившись. – Брать на себя ответственность за издание журнала? Ну уж нет. Лишняя головная боль.

– Отвечать за все буду я, а не вы.

– Что вы под этим подразумеваете? Что мне придется платить за это, так, что ли?

– Вы обеспечиваете бумагу и печать, а я забочусь обо всем остальном. Реализация, реклама, тираж…

– Простите, Долан, но пока что я не заинтересован в этом предложении.

– Но, мистер Лоуренс, вы единственный в городе, у кого есть подходящее оборудование. Начальные затраты не так уж велики – у вас есть бумага и станки, а такой журнал сделает чертовски много денег. Конечно, не следует забывать о четырехстах тысячах горожан, которые получат Справедливость, но не будем об этом: вы – бизнесмен, и это деловое предложение. Если вы отдаете журнал мне, я смогу гарантировать двухтысячный тираж первого выпуска. Приличный тираж, не правда ли?

– Весьма, – согласился Лоуренс.

– А в дальнейшем будет намного больше, – сказал Долан. – Я расшевелю этот город. И не говорите, что люди не будут читать наш журнал.

– По плечу ли ноша? – мягко поинтересовался Лоуренс.

– Кто-то же должен потянуть, – огрызнулся Долан.

– Вы наживете множество могущественных врагов.

– Будьте уверены, что и вы тоже. Только представьте, мистер Лоуренс, наш журнал будет сохранен для потомства в Смитсоновском институте!.. В стране не осталось ни одной честной с читателями газеты, ни одного периодического издания! Они все прикормлены с помощью рекламных контрактов или политических пристрастий! Вот почему это самая замечательная возможность в вашей жизни! Уверен, у нас появятся враги. Мы должны сделать своими противниками всех жуликов и воров. Но порядочность будет с нами.

– Пока что во властных структурах порядочности нет, – негромко сказал Лоуренс.

– Ну так с Божьей помощью мы ее туда продвинем! Не думайте, – произнес Долан торопливо, немного встревоженный испуганным выражением лица Лоуренса, – что весь журнал будет только и делать, что ворошить осиные гнезда. Вовсе нет, это будет общесоциальный журнал, апеллирующий к публике Вестон-Парка. И все же в каждой статье, о чем бы она ни была, мы должны попытаться докопаться до сути вещей.

Чуть помедлив, Лоуренс отозвался:

– Долан, со многими вашими устремлениями я совершенно согласен. Но открыть журнал… я просто не найду денег, даже ради такого случая.

– Сколько, по вашему мнению, будет стоить первый выпуск?

– Не имею представления.

– Ладно, в первом приближении – сколько?

– Какой объем журнала?

– Примерно как «Нью-йоркер». Двадцать четыре полосы.

– Подождите, – попросил Лоуренс и, нахмурившись, принялся считать в уме. – Около полутора тысяч долларов на две тысячи экземпляров.

– Хорошо, предположим, я соберу полторы тысячи долларов и оплачу первый выпуск и он пойдет в реализацию. Это решит дело?

– Но если…

– Если первый выпуск пройдет успешно, издание вас заинтересует?

– Возможно, я…

– Тогда увидимся позже, – сказал Долан, вставая.

Тем же вечером, в перерыве между репетицией сцен «Метеора»,[4]4
  Пьеса Карела Чапека.


[Закрыть] он загнал Джонни Лондона в гримерную.

Джонни Лондон отстоял на два поколения от жителей бревенчатых домиков, поселения которых превратились в великую метрополию. В городе, именуемом Колтоном, двадцатиэтажное здание, принадлежащее Лондону, было возведено точно на месте хижины его деда.

– Слушай, что для тебя пятнадцать сотен баксов, Джонни? – спросил Долан. – Ты же собрал все наличные в мире.

– Совсем чокнулся! – возопил Джонни. – Клинический дурак! Я, черт возьми, почти разорен.

– Ненавижу просить, но пятнадцать сотен баксов для тебя – капля в море и целый мир для меня.

– Что ты собираешься делать с такой кучей денег? Для чего они тебе?

– Хочу издавать журнал. Если поможешь – подпишу с тобой половинную долю.

– Ну-ну. Могу представить, на что будет похож этот журнал. А как с твоей работой в газете?

– Проехали. Уволился сегодня утром.

Джонни присвистнул и схватился за голову:

– Вот это да! Слушай, Майк, так нельзя. Черт, ты же становился знаменитым. Твою колонку читали все! Смотри-ка, твой приятель Дэвид, – сказал Джонни, понижая голос.

– Ребята, выходите, – зашумел Дэвид, врываясь в гримерную. – Последний акт вот-вот начнется, и вы со всеми остальными должны ожидать свои реплики.

– Мы здесь обсуждали небольшое дело, – сообщил Долан.

– Хорошо, теперь, когда вы совсем-совсем закончили, вы пойдете на сцену?

– Но мы не «совсем-совсем» закончили, – огрызнулся Долан.

– Ладно, уже идем, – кивнул Джонни.

– Спасибо большое! – воскликнул Дэвид и умчался.

Долан зарычал:

– Он забывает, что это театр-студия. Забывает, что нам за это не платят.

– Не расстраивайся по пустякам. Он не может по-другому.

– Гомик несчастный! Эта его чертова самонадеянность меня достает.

– Он совсем не хотел тебя обидеть. На самом деле он восхищается тобой. Но тебе и вправду лучше отправиться на сцену. Ты – звезда и должен служить хорошим примером для остальных любителей.

– Так как насчет денег? Дашь?

– Я скажу тебе после репетиции.

– Джонни, какого черта ты усаживаешь меня задницей на раскаленную сковородку?

«Долан!» – послышался крик.

– Это Майер, – сказал Джонни. – Пойдем…

– Можно вас на минуту, Долан? – позвал Майер из зала.

– Конечно, – ответил Долан, спускаясь по ступенькам туда, где режиссер сидел с Дэвидом и парой других подчиненных.

– Вы понимаете, что у нас всего шесть репетиционных дней? – спросил Майер.

– Конечно, – кивнул Долан.

– А работы еще уйма. Очень хотелось бы, чтобы вы ответственно подошли к своей роли.

– Хорошо.

– Я ставлю эту пьесу специально для вас. Два сезона вы просили поставить «Метеор», и теперь, надеюсь, вы хотя бы из простой вежливости соблаговолите поучаствовать в мизансценах и потрудитесь своевременно подавать реплики.

– Я только поговорил с Джонни Лондоном пару минут.

– Это не извиняет вашей грубости.

– Умышленно – я не грубил. Просто голова забита множеством дел.

– Ясно. Возвращайтесь за кулисы и попытайтесь сосредоточиться на спектакле. Итак, – Майер обратился к людям на сцене, – с последней реплики, начали!..

Репетиция закончилась незадолго перед полуночью.

– Ну что же, неплохо, но и не хорошо, – сказал Майер. – Вы способны на большее. Пожалуйста, подучите свои роли. Особенно вы, Эйприл. Завтра вечером, в семь тридцать. Спокойной всем ночи.

– Особенно вам, Эйприл, – обратился Долан к девушке, когда команда рассыпалась и стала расходиться.

– Ты сам не слишком блистал, – заявила Эйприл. – Конечно, в одной сцене ты был хорош. Прямо-таки изумителен!..

– Еще как изумителен, – согласился Долан. – Я отлично изображаю труп. Хотелось бы только, чтобы на протяжении своего душераздирающего монолога ты плакала над моей грудью, а не физиономией. Мне совсем не нравится вкус твоих слез.

– Попытаюсь запомнить, Майкл, – сказала Эйприл весело.

– Черт возьми, так начни запоминать прямо нынешней ночью, или я откровенно провалю твою сцену. – Долан замолчал на мгновение и затем продолжил серьезно: – Подвезти тебя сегодня домой? То есть до подъездной дорожки и высадить там, чтобы твой отец, не дай бог, не заметил меня?

– Короче, ты хочешь меня проводить, не так ли?

– Ну да, мы же случайно встретились в аптеке. И мне ничего не было известно о том, что твой жених голубых кровей прибыл за тобой. Он что, сбежал с делового совещания? Господи, – сказал Долан, смеясь, – что за ранняя пташка! Ничто, похоже, не может нарушить его совершенство.

– Куда мы закатимся сегодня вечером? – спросил Джонни Лондон, появляясь из полутьмы кулис.

– Домой, – мрачно заявил Долан. – У Эйприл болит голова.

– Да? – спросила Эйприл невинно.

– Так ведь? – Долан подмигнул девушке за спиной Джонни.

– Да…

– Какая жалость, – произнес, обращаясь к ней, Джонни. – И особенно в тот вечер, когда вы свободны.

– Ты можешь подождать минутку? – спросил Долан девушку. – Мне надо переговорить с Джонни.

– Хорошо.

Джонни с Доланом зашли за кулисы.

– Ну так как насчет денег?

– Сюда идет твой приятель, – перебил Долана Джонни.

– Извините, – сказал, приближаясь, Дэвид, – можете уделить мне минутку, Майк?

– Конечно, он может, – ответил за Долана Джонни, отодвигаясь.

– Э-э-э… Майк, я узнал, что вы ищете некоторую сумму, – сказал Дэвид. – Вам, кажется, нужны полторы тысячи долларов.

– Ну и ну! – удивленно воскликнул Долан. – Что, Джонни уже сообщил об этом по радио?

– Нет, только мне. Вам все еще нужны деньги?

– Да, но…

– Больше не беспокойтесь об этом. Утром они будут у вас.

– Хорошо, спасибо, Дэвид… Признаюсь, что я в некоторой степени смущен…

– Почему?

– Ну… мы с вами… в общем… говоря откровенно, мы не слишком дружны.

– Это ваша вина, – сказал Дэвид. – Я не так плох, как полагают некоторые…

– Некоторые, но не я, – перебил его Долан. – Вы знаете, для чего мне нужны деньги?

– Джонни рассказал.

– Я возьму вас в долю.

– Нет, в этом нет необходимости.

– И все же… Необходимо заключить какой-нибудь контракт или что-то в этом роде. Издание ведь может провалиться, впрочем, есть шанс, что этого не произойдет.

– Тогда разделим с вами успех журнала, – усмехнулся Дэвид. – Будьте возле театра утром, и я принесу банковский чек. Или вас больше устроят наличные?

– Все равно, – сказал Долан, все еще удивленный. – Видите ли, я никогда и ничего на свете не хотел так, как хочу сейчас достать эти деньги. Но вам, должно быть, прекрасно известно, какая у меня репутация.

– Конечно, – подтвердил Дэвид. – В этом городе вы должны всем и каждому. Вы скорее всего не вытянули бы и десяти долларов из всех своих друзей вместе взятых. И не получили бы и пяти центов кредита ни в одном банке. Скажу больше: Джонни не просил меня занять вам денег. Он только поведал мне о вашем разговоре, Джонни считает хорошей шуткой саму мысль, будто вы полагаете, что он настолько глуп, чтобы согласиться одолжить вам.

– Откуда вы все это знаете обо мне? – спросил Долан.

– Да все это знают. Ваши похождения в Вестон-Парке наделали много шума. Богатые отцы этих прекрасных дебютанток строго запретили им общаться с вами. Вы в курсе?

– С парочкой из них я знаком…

– Вы знамениты и печально известны одновременно. Классический enfant, terrible [5]5
  Ужасный ребенок (фр.).


[Закрыть]. У вас мания попадать в неловкие ситуации. Вы пребываете в состоянии перманентного бунта. Это из-за того, что вы амбициозны, постоянно пытаетесь перерасти свое окружение.

– Послушайте, подождите минуту… – ошеломленно пробормотал Долан.

– Это правда, – спокойно продолжил Дэвид. – Но до сих пор вам удавалось выкручиваться, и все благодаря вашей личности. Вы яркая личность. Вы привлекательны. У вас внешность греческого бога. Ответьте мне на один вопрос: почему вы вообще заинтересовались театром-студией?

– Не знаю…

– А я вам скажу. Вот почему: здесь есть то, что вам нужно. Инстинктивно, вы знали это.

– Майк! – позвала Эйприл.

– Иду! – откликнулся Долан. – Послушайте, Дэвид, я ценю все, что вы…

– Цените, но оставите без внимания, – перебил его Дэвид, улыбаясь. – Идите к Эйприл. Будьте около театра утром, и я принесу деньги.

– Спасибо, – сказал Долан, протягивая Дэвиду руку. – Большое спасибо!

– Я здесь постоянно после десяти.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил Долан.

– Я чувствовал себя жалким мошенником, выманивающим деньги, – сказал Долан Эйприл, когда вез ее по направлению к Вестон-Парку.

– Почему? Это же только заем.

– Да, но все же… И мне он никогда не нравился. Ненавижу быть обязанным.

– Из-за его странностей? Бедняга не может себя изменить.

– Дело не в этом. Не знаю… Думаю, меня потрясло его предложение. Он последний человек в мире, к кому я решил бы обратиться.

– Кстати, он весьма состоятельный человек. Его родня – какие-то шишки с Род-Айленда. А почему ты не попросил денег у меня?

– Тебе я уже без того должен.

– И я, вероятно, не единственная в твоей коллекции кредиторов, – рассмеялась Эйприл.

– Похоже, что так, – засмеялся Долан в ответ. – Кстати, если ты не ссудишь мне денег на очередной взнос, то кредитная компания вот-вот отберет эту тачку. Как насчет гамбургера? – спросил он, кивнув головой в сторону «Горячей точки», придорожной забегаловки, излюбленного места полуночных и ранних утренних свиданий молодежи.

– Сойдет, – кивнула Эйприл.

– …Со всеми добавками? – поинтересовался Долан, выключая двигатель.

– Да, если запах лука не…

– Два гамбургера и две коки, – заказал Долан.

– Со всеми добавками? – спросила официантка.

– Полагаете, я должен от чего-нибудь отказаться? – хмыкнул Долан. – Положите в оба побольше лука.

– Знаешь, – задумчиво произнесла Эйприл, когда официантка удалилась, – иногда я удивляюсь, почему не вышла за тебя замуж.

– Видит бог, я старался изо всех сил, – сказал Долан, – но у твоего старика другие планы. Как это его еще удар не хватил в тот день, когда он вызвал меня в свой офис и зачитал закон о нарушении общественного порядка. Менефи выбрал он?

– Тебе неприятно, да? – спросила Эйприл. – Рой очень привлекательный…

– И у него хорошая работа, и он происходит из хорошего рода, и он президент эксклюзивного Клуба Астры. И привилегированный выпускник Йеля. Знаю. Но кто выбрал его?

– Я познакомилась с ним, когда училась в Нью-Йорке.

– Э… конфиденциально, он так же хорош, как я?

– Ты что имеешь в виду?

– Да так, ничего, – хмыкнул Долан. – Будто не знаешь, о чем я.

– Майк, ты уж-жасный сукин сын, – констатировала Эйприл. – Конфиденциально – нет.

– Звучит обнадеживающе, – сказал Долан. – Хотя через две недели вы поженитесь. И Менефи будет лапать твое прекрасное тело своими холеными руками, а я, сидя дома, буду обзывать его всеми грязными ругательствами, которые только смогу придумать.

– Ты не на сцене.

Черт, как бы хотелось, чтобы это произошло с нами. Это не влюбленность, Эйприл… Господи, как же ты хороша! Совсем не для задрипанного южанина…

– О, прекрати, Майк. Не в наших силах изменить что-либо…

– Ну конечно. Кто я такой?… Нищий бродяга. Мой старик – приказчик в галантерейном магазине. Мне ли, черт побери, мечтать о богатой Эйприл Коулин? Признаюсь, когда твой отец закатил мне затрещину, я его чуть не прибил.

– Не переигрывай. Таким ты мне не нравишься. О, это же Джесс и Лита!

– Где?

– Прямо рядом с нами, – эй, привет, – позвала Эйприл.

– Как поживаете, Лини? – шутливо сказала Лита. – Как дела, Альфред? – продолжила она, вылезая из автомобиля вслед за Джессом. – Вы знакомы с мисс Фонтейн и мистером Лантом, не так ли, мистер Иностранец?

– Привет! – подхватил Джесс.

– Привет, парень, – сказал Долан.

– Как репетиция? – спросила Лита.

– Прекрасно, – почти совсем искренне сообщила Эйприл.

– Вы должны увидеть плач Эйприл, – в тон продолжил Долан.

– Эй, Майк! – Джесс жестом пригласил Додана отойти в сторонку.

– Извините, – сказал Долан, обошел капот и подошел к Джессу, стоящему позади авто.

– Майк, – внятным полушепотом сообщил Джесс, – собрание состоялось сегодня вечером.

– Сегодня? – переспросил удивленно Долан. – Я думал, завтра вечером…

– Нет. Сегодня вечером, – медленно произнес Джесс.

– Судя по тому, как ты покачал головой, не к чему и спрашивать о результатах голосования. Не падай духом, Джесс, старина, – сказал Долан с легким оттенком сарказма. – Не принимай это близко к сердцу.

– Мне очень жаль, Майк…

– Да все правильно. Это было известно заранее. Итак, – резюмировал Долан, – выдающийся Клуб Астры не получит ни меня, ни чего-либо от меня!

– Я хочу, чтобы ты знал, Майк: я голосовал за тебя. Но по нашим правилам достаточно одного черного шара…

– Все в порядке, Джесс. Мне, чертову дураку, не следовало и соваться…

– Джесс! – позвала Лита, поворачиваясь. – Может, подойдешь сюда и сделаешь заказ?

– Как бы то ни было, Джесс, спасибо, – произнес Долан напоследок.

– Эйприл сказала, что вы уволились из газеты, – обратилась Лита к Долану, когда тот подсел рядом.

– Да.

– Так, значит, вы теперь не станете вести на радио трансляции боксерских матчей?

– Пожалуй.

– Какой ужас! Я ведь даже занятия сачковала, чтобы только слушать вас.

– Извините, – сказала официантка, проскальзывая мимо Литы с сандвичами.

– Какого черта ты переживаешь, попадешь в этот вшивый Клуб Астры или нет? – спросила Эйприл, пока они катились под входом в Землю Обетованную – огромной каменной аркой на въезде в Вестон-Парк. – Большинство парней там – снобы, выезжающие лишь на имидже отцов.

– Знаю, – сказал Долан. – Только мне…

– Забудь об этом. – Эйприл взяла его руку и положила себе на бедро. – Забудь об этом, – повторила она мягко, сжимая его руку коленями.

– В самом деле? – проговорил Долан счастливо, скользя пальцами по ее бедрам. – Как же замечательно! Не знаю, что буду делать, когда ты выйдешь замуж.

– Не забывай, что я нимфоманка, – сказала Эйприл, слегка сжав зубы.

Спокойно и умиротворенно они лежали рядышком на берегу небольшого ручья на старом пледе, который Долан всегда возил с собою. Сбросив одежды, они лежали, глядя на звезды и прислушиваясь к слабому журчанию ручья и неясным звукам города, в семи или восьми милях отсюда.

– Майк…

– Да?

– О чем ты думаешь?

– Да так… Ни о чем.