Текст книги "Мой отец Пабло Эскобар. Взлет и падение колумбийского наркобарона глазами его сына"

Завязавшийся роман, однако, прервался во второй половине 1974 года, когда полиция остановила моего отца в угнанном «Рено-4» и отвезла в тюрьму «Ла Ладера». Там он и встретил человека, который сыграл ключевую роль в его криминальной карьере: Альберто Прието, крупный босс в сфере контрабанды, также известный как Крестный отец.

Сокамерник отца сделал огромное состояние на ввозе в Колумбию из приграничной зоны Ураба виски, сигарет, электроники и других товаров, которые он затем продавал отнюдь не только в Медельине. Кроме того, Прието мог похвастаться связями как с политической элитой департамента Антьокия, так и с конгрессменами и судьями из Боготы.

Пабло провел в заключении всего два месяца – вскоре суд решил его выпустить. Отец никогда не говорил со мной об этом, но позже, расследуя прошлое для написания книги, я узнал, что Прието устроил исчезновение улик из дела об угнанном «Рено-4», и у судьи не осталось иного выхода, как прекратить разбирательство и освободить отца из-под стражи.

За эти два месяца Пабло успел подружиться с Крестным отцом и узнать, как устроен его бизнес. Прошло еще несколько недель, Прието тоже вышел из тюрьмы и предложил моему отцу работу: охранять грузовики на пути из Урабы. Отец согласился при условии, что его двоюродный брат Густаво будет работать с ним вместе. Вскоре эти двое прославились среди контрабандистов упрямством, мужеством и беспощадностью. Как-то раз, к примеру, на выезде из Урабы полиция остановила пять фур с сигаретами «Мальборо». Отец и Густаво тотчас отправились туда и меньше чем за сутки сумели вернуть грузовики.

С подачи Крестного отца Пабло и Густаво оказались втянутыми в мир, где не существовало мелких преступлений, а смерть была обычным явлением. Конечно, они не могли не измениться под влиянием новой, куда более напряженной реальности.

В то время отец совершил свое первое убийство. Я знаю несколько версий произошедшего, но те, кто был знаком с ситуацией не понаслышке, поделились со мной следующим: как-то раз человек по имени Санин «похитил» себя, чтобы его брат, контрабандист-миллионер, заплатил выкуп. Отец и дядя Марио, посвященные в план, должны были помочь с преступлением: Пабло отправлялся за деньгами, а дядя оставался с «похищенным» в усадьбе недалеко от Энвигадо. К несчастью для них, соседям показалось, что в доме происходит что-то странное, и на место происшествия прибыла полиция. Санин без малейших угрызений совести заявил, что его похитили и что находившийся с ним Марио – один из преступников. Дядю посадили в тюрьму на девять месяцев. Отец же, не простив обмана, как-то ночью выследил Санина и, когда тот зашел в гараж, застрелил его.

Довольный работой отца и Густаво Прието возложил на них новые обязанности: сопровождать караваны из 30‐50 грузовиков от порта Турбо в Урабе до Медельина. Благодаря хитрости друзей груз прибыл благополучно, без происшествий пройдя через бесчисленные контрольно-пропускные пункты полиции, флота и таможни департамента Антьокия.

К тому времени мать начали всерьез беспокоить частые отлучки Пабло, который мог без предупреждения пропасть на несколько дней, а потом без объяснений вернуться с подарком. Она насторожилась, когда он привез ей шерстяные одеяла, украшенные узором с четырьмя тиграми – их вручную делали эквадорские индейцы. И было еще то, о чем моя будущая мать не догадывалась: Пабло открыл для себя занятие, которое обещало сделать его миллионером действительно быстро – торговлю кокаином.

По рассказам нескольких людей, которые в то время были рядом с отцом, именно благодаря связи с Прието он узнал, что в некоторых усадьбах в близлежащих деревнях Кальдас, Ла-Эстрелья, Гуарне и Сан-Кристобаль небольшие цеха перерабатывали пасту, привезенную из Эквадора, Перу и Боливии, на белый порошок под названием «кокаин».

Отец немедленно разыскал Ателио Гонсалеса, бывшего уже в годах, и спросил его, как войти в бизнес. Гонсалес рассказал, что управлял одним из таких предприятий – их еще называли «кухнями», – где пасту смешивали с другими веществами, в том числе эфиром и ацетоном, а затем нагревали, чтобы высушить. Так получали кокаин. Пабло настолько заинтересовался этим, что вскоре выяснил: этими «кухнями» владели три абсолютно никому не известных человека, продающие кокаин посредникам из США.

Как только отец в общих чертах понял, как функционирует бизнес, он вместе с Густаво предпринял первую поездку в эквадорский порт Гуаякиль, где они приобрели свои первые пять «косо» (килограмм кокаиновой пасты). Чтобы не попасться на пограничном пункте Румичака, кузены соорудили тайник над бензобаком «Рено».

Затем Ателио Гонсалес приготовил из пяти килограммов кокаиновой пасты килограмм кокаина, который они сбыли покупателю за шесть тысяч долларов. С тех пор отец с Густаво перестали угонять машины, развозить телефонные книги и сопровождать контрабандистские грузы из Урабы. Они официально вступили в мир наркоторговли.

Как и следовало ожидать, им не понадобилось много времени, чтобы создать собственную «кухню» в одной из усадеб по соседству. За это же время они уговорили возглавить «кухню» дядю Марио (который, однако, все еще был против отношений отца с Викторией, его сестрой) и нашли того, кто поставлял им необходимые реагенты. Эти реагенты при необходимости прятали в школьных лабораториях Ла-Паса (с этим им помогала Альба Марина, работавшая учительницей).

За пастой кузены ездили на юг, в эквадорскую провинцию Ла-Лоха на границе с Перу. В ходе этих поездок они познакомились с Хорхе Галеано, земляком из Антьокии, который вошел в бизнес еще позже. Вместе удавалось привозить еще больше пасты, но риск на пограничном контроле оставался прежним: время от времени небольшие партии находили и конфисковывали.

Кокаиновый бизнес медленно шел в гору, и отношения отца с Викторией тоже развивались, несмотря на неодобрение ее семьи. Тем не менее, девушку злили его неожиданные поездки и их предлоги, дюжина которых всегда была у него наготове, чтобы скрыть настоящие причины. Когда моей матери в сентябре 1975 года исполнилось пятнадцать, они сильно поссорились, потому что отец тогда пропал на целую неделю и испортил ей праздник. Позже она узнала, что уехал он в Эквадор.

В том же году благодаря производству и продаже кокаина отец наконец исполнил давнюю мечту – смог разбогатеть до тридцати лет. Ему было двадцать шесть, когда он попросил своих друзей сопроводить его в Индустриальный банк Колумбии в городе Сабанета, где он внес чек не на один, а на сто миллионов песо (3 225 000 долларов США).

Финансовое положение отца улучшалось не по дням, а по часам, но семья моей матери по-прежнему яростно выступала против их романа. Бабушка Нора не считала Пабло подходящим мужчиной для своей дочери, запрещала им встречаться и всячески уговаривала Викторию расстаться с ним. Так продолжалось, пока не произошло то, что скрепило их отношения навсегда.

Однажды в субботу в конце марта 1976 года отец сказал Виктории, что собирается в дальнюю поездку, и назначил прощальное свидание в кафе-мороженом «Эль-Пасо» рядом с ее домом. Мать спросила разрешения у бабушки, но та запретила ей ходить – пусть кавалер уходит несолоно хлебавши. Безумно желая все же увидеться, девушка выскользнула из дома и рассказала Пабло, что произошло. Отец возмутился, что упрямая мать Виктории не позволила дочери даже попрощаться с ним перед разлукой на несколько месяцев, и он решил пойти ва-банк: сказал девушке, что продолжать в том же духе невозможно, и предложил бежать в Пасто на юге Колумбии, чтобы там пожениться. Недолго думая, мать согласилась.

Они переночевали в доме Густаво и его жены, которые без вопросов предоставили им убежище. Тем временем дядя Марио в ярости искал отца, чтобы убить его за то, что он развратил «невинного ребенка», как он называл сестру. Пара попыталась как можно скорее добраться в Пасто, но единственное, что они смогли – вылететь в Кали и ждать там нужного рейса.

Семья Энао в отчаянии перерывала Ла-Пас и окрестности, расспрашивая всех, кого только можно, пока, наконец, не выяснила, что беглецы отправились в Кали и должны были просидеть там шесть часов до самолета в Пасто. Бабушка Нора позвонила своей матери Лоле, жившей неподалеку от кафедрального собора в Пальмире, и попросила ее перехватить блудную дочь и ее ухажера в Кали и не дать им улететь.

Альфредо и Ригоберто, два лучших друга отца, уже отправились в Кали на грузовике, также надеясь найти Пабло и Викторию. Когда же они приехали в аэропорт, то стали свидетелями того, как отец успешно заверил прабабку в своем желании жениться на моей матери.

Пабло был настолько убедителен, что Лола предложила им поехать с ней в Пальмиру, будучи уверена, что сможет уговорить местного епископа поженить их: у Лолы были обширные связи среди духовенства, поскольку она уже давно жила рядом с кафедральным собором и, кроме того, активно помогала заключенным и местным беднякам. Так что в итоге разрешение церкви действительно было дано без проблем, и Виктория с Пабло поженились, пусть и без пышной церемонии. Мать несколько дней ходила в той же одежде, в которой сбежала из дома – трикотажных штанах цвета хаки и оранжево-бежевом свитере. Альфредо и Ригоберто, большие шутники, вручили молодоженам их единственный свадебный подарок – открытку с искренними соболезнованиями: «Поздравляем с прискорбной ошибкой, которую вы только что совершили».

Свой недельный «медовый месяц» молодожены провели в одной из комнат дома прабабушки, а затем вернулись в Ла-Пас, где еще несколько месяцев прожили в комнатушке дома, который отец одолжил тете Альбе Марине. Каждое утро мать готовила жареные плантаны[28]28
  Планта́н (фр. plantain, исп. plátano, от plantar – «сажать») – крупные овощные бананы с зеленой или серо-зеленоватой кожурой и крахмалистой, жесткой и несладкой мякотью. Перед употреблением в пищу их жарят, варят или готовят на пару. (Прим. ред.)


[Закрыть] – любимое блюдо отца: резала на маленькие кубики, кидала в омлет с зеленым луком и подавала с белым рисом, мясом на гриле и салатом из свеклы, а также со стаканом холодного молока и маленькой толстой лепешкой из кукурузной муки.

И хотя моей матери не особенно нравится вспоминать об этом, – как промолчать о постоянных изменах отца? Не прошло и нескольких недель после свадьбы, когда до Виктории дошли первые слухи о его похождениях. Она молча страдала и плакала, а Пабло уговаривал и успокаивал ее: именно она – любовь всей его жизни, их брак будет вечным, все это происки злобных завистников, которые только и хотят, что разлучить их… В каком-то смысле эти его уговоры оказались пророческими: отец и мать были вместе, пока смерть не разлучила их, несмотря на то, что все это время он продолжал ей изменять.

Один из первых тайных романов Пабло завязал с директрисой местной средней школы. Затем он несколько месяцев встречался с хорошенькой юной вдовой известного вора. Завоевывать девушек было для него чем-то вроде спорта: он не мог устоять перед любой возможностью соблазнить кого-то. Как-то раз одна крупная медельинская компания устроила вечеринку в отеле «Интерконтиненталь», на которую пришли родители и несколько тетушек. К полуночи отец устроил так, что мать ушла домой, а сам продолжил танцевать. Спустя час он уже миловался с женой одного из своих работников, что, разумеется, привело тетушек в ярость, и одна из них прямо на месте влепила ему смачную пощечину.

Но относительное спокойствие, царившее в доме отца, было нарушено лишь 7 июня 1976 года звонком одного из его сотрудников: агенты из Административного департамента безопасности обнаружили партию кокаиновой пасты в грузовике из Эквадора, но готовы пропустить груз в Медельин за соответствующие деньги. Пабло, поверив, согласился на сделку и стал ждать прибытия агентов в город, чтобы заплатить им взятку.

В пять часов следующего утра он получил известие, что сыщики ждут его в кафе-мороженом на оптовом рынке Медельина «Ла-Майориста». Отец позвал с собой дядю Марио, который, в свою очередь, позвонил Густаво. Еще в машине Пабло отсчитал пять тысяч долларов – плату агентам за молчание.

Но все это было ловушкой. Сыщики не намеревались брать взятку: напротив, они планировали схватить всю банду и конфисковать девятнадцать фунтов кокаиновой пасты, спрятанные внутри запасного колеса грузовика. Они дождались, пока отец предложит им деньги, а затем объявили, что арестуют его, Марио, Густаво и обоих водителей грузовика за участие в незаконном обороте наркотиков и дачу взятки.

Всех пятерых немедленно увезли в тюрьму департамента в Медельине, а на следующее утро перевели в тюрьму «Бельявиста» в городе Бельо. В записи о прибытии в пенитенциарное учреждение отец получил идентификационный номер 128482. На снимке, сделанном там же, он улыбается, уверенный, что его пребывание в тюрьме будет недолгим.

Тем не менее, первые несколько дней в исправительном учреждении оказались для отца, Марио и Густаво тяжелыми из-за слухов о том, что они трое были полицейскими под прикрытием и собирали сведения о бандах, чьих представителей можно было встретить в тюремном дворике. Сплетня разрослась до таких масштабов, что их даже предупредили, что в одну из ночей на них нападут.

Все в одночасье переменилось, когда один из заключенных, с которым отец не был знаком, сказал остальным, что эти трое не стукачи, и их стоило бы оставить в покое. Опасность буквально испарилась. Неожиданным благодетелем оказался Хорхе «Черный» Пабон, отбывавший короткий срок и сполна наслышанный об отце. Позже эти двое остались в близких отношениях, и годы спустя Пабон сыграл ключевую роль в становлении картелей Кали и Медельина. Впрочем, хотя вмешательство Хорхе и улучшило ситуацию для отца, для Марио и Густаво «Бельявиста» по-прежнему оставалась враждебным и опасным местом.

Именно там, в толпе и зловонии, моя мать узнала, что беременна. В один из дней, когда она пришла встретиться с мужем в сопровождении жены Густаво и тети Альбы Марины, ее стошнило в очереди на вход в тюрьму. Отец очень обрадовался этой новости, но его заключение обещало быть довольно долгим, а финансовые возможности – ограниченными, и матери пришлось вернуться из Лос-Колорес в дом своих родителей.

Доведенный до отчаяния тяжелыми условиями в «Бельявисте», Пабло попросил своего адвоката сделать все возможное, пусть даже дать взятку, чтобы его перевели в другую тюрьму. Усилия адвоката не пропали даром, и уже через несколько дней отца и Густаво отвезли в поместье, служившее тюрьмой в Ярумито, муниципалитет Итагуи. Его жизнь там существенно улучшилась: мать с бабушкой каждый день приносили ему завтрак и обед. Но даже в таких условиях в тюрьме отец оставаться не хотел. Во время одного из футбольных матчей, проходивших в тюрьме, он заручился помощью пары игроков, попросив их пинать мяч все дальше и дальше, поскольку бегал за ним, и так сбежал.

В то время в Колумбии все было совсем по-другому. Тюремный надзиратель просто позвонил моей бабушке с сообщением о побеге Пабло и просьбой убедить его вернуться, заверив, что никаких последствий не будет. Пару часов спустя Пабло, укрывшийся в доме соседа в Ла-Пасе, позвонил домой, и Эрмильда приказала ему не мучать мать, которая была на третьем месяце беременности и весила едва ли сорок килограмм. Затем отец связался с женой, и та стала умолять его немедленно сдаться. Он объявился в тюрьме той же ночью, где его преспокойно встретил надзиратель.

Несмотря на хорошие условия в Ярумито, отца очень беспокоила судья Мариэла Эспиноса, занимавшаяся его делом: она сумела собрать неоспоримые доказательства и была полна решимости обеспечить им всем самый строгий приговор и максимальный срок в тюрьме. Поэтому он при помощи адвоката сделал ход конем: попросил перенести суд в город Пасто на границе с Эквадором, где Административный департамент безопасности перехватил грузовик с кокаиновой пастой. Верховный суд департамента Нариньо удовлетворил ходатайство защитника отца, заявившего, что раз паста была куплена в том городе, значит, и делом должен заниматься местный суд.

Когда мать в следующий раз приехала навестить отца в Ярумито, отца выводили из тюрьмы в наручниках, чтобы везти в Пасто. Он был рад увидеть жену, но, когда полицейский ударил ее прикладом, чтобы убрать с дороги, его лицо потемнело от ярости.

В течение следующих нескольких недель мать с бабушкой регулярно ездили в Пасто. Заключенным было несложно подкупить охранников, которые хорошо с ними обращались, и по выходным отца даже отпускали в отель «Морасурко», где тот проводил время с женой.

Ситуация начала разрешаться в августе 1976 года, когда судья Пасто освободил Марио и Густаво. В ноябре, после пяти месяцев тюрьмы, обвинения сняли и с отца, и он вернулся домой. Тем не менее, его арест имел определенные последствия: Пабло впервые появился в полицейской картотеке, и, кроме того, его личность и род занятий раскрыла столичная газета El Espectador. Пути назад больше не было, и отец это понимал.

Родители познакомились в районе Ла-Пас города Энвигадо. Отец был на одиннадцать лет старше матери. Их отношения были яркими, но сложными, и закончились только с его смертью.

В 1976 году в ходе рассмотрения дела о перевозке кокаиновой пасты отца перевели из тюрьмы в Ярумито в исправительное учреждение города Пасто. Мать, на тот момент беременная, навещала его там вместе с бабушкой Эрмильдой. Охранники разрешали отцу выезжать из тюрьмы в отель «Морасурко», где он встречался с женой.

В феврале 1977 года, спустя пару месяцев после моего рождения, в наркобизнесе отца наступили золотые времена. Родители уехали из Ла-Паса и поселились в лучшем районе Медельина.

6
Неаполитанская усадьба: мечты и кошмары

– Когда я умру, я хочу, чтобы меня похоронили здесь, а сверху посадили дерево сейба, не нужно больше ничего. Да, и навещать мою могилу тоже не нужно. Тело – это просто инструмент, данный нам для работы на земле.

Это был третий и последний раз, когда отец говорил нам с матерью, что следует сделать с его останками после смерти, которая, как он полагал, была не за горами.

В тот мирный субботний день мы катались вокруг зоопарка Неаполитанской усадьбы на внедорожнике с поднятой крышей. Отец вдруг остановил машину и указал на место, где хотел быть похороненным. Мы не смогли исполнить его волю, по сей день он покоится на кладбище в Медельине. Тем не менее, Неаполитанская усадьба определенно была самым значимым для отца владением.

Впервые он прибыл в благоухающий регион Магдалена Медио в сердце Антьокии в начале 1978 года. К тому времени отец уже больше года искал место, где были бы одновременно и джунгли, и вода, и горы. На своем первом вертолете отец облетел муниципалитеты Каукасия, Сантафе-де-Антьокия, Боломболо и немалую часть остального департамента, но так и не нашел места, которое удовлетворяло бы всем трем условиям.

Тем не менее, в один прекрасный день к нему в офис пришел Альфредо Астадо и сообщил, что газета «Эль-Коломбиано» опубликовала объявление о продаже участка в Пуэрто-Триунфо, недалеко от строящейся магистрали Медельин – Богота. Новая трасса обещала удобство, но главное – сама по себе эта область была чрезвычайно красивой.

Отец согласился, и Альфредо договорился с агентом по продаже недвижимости о встрече. Осмотреть участок запланировали в следующие выходные, но в итоге поездка задержалась на три месяца, потому что у отца и Густаво постоянно возникали какие-то срочные дела. Но наконец они встретились в два часа дня в субботу в придорожном ресторане «Пьедрас Бланкас» на окраине города Гуарне.

В то время отец с Густаво поддались всеобщей мотоциклетной лихорадке и даже участвовали в нескольких гонках, поэтому, естественно, им показалось хорошей идеей отправиться в поездку на мотоциклах.

Искатели приключений приехали вовремя. Загвоздка была в том, что с собой они взяли только самый минимум одежды на выходные, совершенно не подумав о том, что в регионе, куда они направлялись, тогда был сезон проливных дождей, и брать стоило рыбацкие сапоги и штормовки. Едва они пустились в путь, разразился ливень, и кузены промокли до нитки. И все же они решили ехать дальше, чтобы не провести в дороге всю ночь.

После множества заносов и нескольких остановок на марихуану отец с Густаво добрались до Сан-Карлоса – едва ли не заполночь, но только на полпути к месту назначения. В городе уже почти не горел свет, но это не остановило парней: они принялись колотить в двери и будить людей, чтобы найти владельцев магазина одежды, ресторана и гостиницы.

В мгновение ока все три предприятия открыли свои двери. В час ночи, налюбовавшись новой одеждой и сытно поужинав, отец с Густаво отправились спать.

Но нужно было двигаться дальше, и в воскресенье они по меньшей мере четырежды рисковали разбиться, прежде чем наконец добрались до поместья Эссен в Пуэрто-Триунфо, где агент по недвижимости представил их владельцу, оказавшемуся старым неприятелем отца – Хорхе Тулио Гарсесу, с которым он несколько лет назад подрался на вечеринке в Ла-Пасе.

Они поздоровались, не упомянув об этом случае, и верхом отправились на экскурсию. Однако когда отец заговорил о покупке поместья, Гарсес ответил, что это его наследство, и оно не продается. На следующий день они осмотрели еще несколько объектов. Эта экскурсия уже подходила к концу, когда глазам отца предстало красивое поместье площадью в восемьсот гектар – усадьба Вальедупар. Рядом с ним было еще одно, поменьше – Неаполитанская усадьба.

Хорхе Тулио совершенно не хотел продавать землю отцу и заламывал совершенно непомерные цены, но после долгих споров отец и Густаво все же приобрели Вальедупар за 35 миллионов песо (915 000 долларов по тогдашнему курсу). Но этой земли отцу было мало, и следующие четыре месяца он продолжал скупать усадьбы: сначала он все-таки выкупил Неаполитанскую усадьбу, а затем – еще девять поместий, пока общая площадь участка не достигла 1920 гектаров, а стоимость – 90 миллионов песо (2 350 000 долларов). И вот тогда получившийся участок оказался именно тем, о чем он мечтал: огромная территория с реками, джунглями, горами и приятным климатом, жарким, но в основном сухим. Все это великолепие отец поименовал Неаполитанской усадьбой – не столько по имени одного из поместий, сколько в честь Аль Капоне, известного американского мафиозо 1920-х годов, чей отец родился в городе Неаполь в Италии. Пабло восхищался Капоне, читал все книги и газетные статьи о нем. В одном из немногих своих интервью на вопрос японского журналиста, считает ли он себя более крупной фигурой, чем Аль Капоне, отец ответил: «Не знаю, какого роста он был, но, думаю, я на сантиметр-два выше».

Мне тогда был всего год, и отец полностью посвятил себя проекту мечты. Он каждые выходные летал в Пуэрто-Триунфо на вертолете и первое, что сделал, – перестроил и расширил главный дом в поместье Вальедупар. Затем в рекордно короткие сроки сотня рабочих построила дом для новой Неаполитанской усадьбы. Двухэтажный особняк, который вскоре получил прозвание «Ла-Майория»[29]29
  Ла Майория (исп. La Mayoría – большая часть, большинство) – в данном контексте «Самое ценное», «Центр мира». (Прим. ред.)


[Закрыть], в архитектурном плане был несколько эксцентричным, но, тем не менее, роскошным и полным удобств.

Спальня отца была единственной комнатой, не вписывавшейся в стиль остального дома: комната площадью пять квадратных метров, непропорциональная и немного нелепая. На втором этаже было восемь практически идентичных спален, каждая из которых могла вместить по восемь человек. В задней части дома построили три больших гаража. Изначально предполагалось, что в каждом поместится до пяти машин, но со временем к нему стало приезжать столько людей, что отец заполнил гаражи двухъярусными кроватями и пристроил к ним ванные комнаты.

Рядом с бассейном в полузакрытом помещении с черепичной крышей терракотового цвета сделали кинозал на три десятка мест. Рядом построили огромный бар с десятью четырехместными столами, барной стойкой, украшенной гигантскими бутылками из-под виски, и кучей новейших по тем временам игровых автоматов: Pac-Man, Galaxian, Donkey Kong и множество других.

Однажды рабочий принес саженец испанского лайма, и отец посадил его рядом с бассейном. Когда дерево выросло, он самодовольно взбирался на верхушку и бросался оттуда плодами в купающихся.

В какой-то момент отец решил, что ему необходим самый большой подъемный кран, какой только можно было купить тогда в Колумбии, для пересадки больших деревьев. Еще несколько тысяч фруктовых деревьев он вырастил из саженцев: манго, апельсины, гуава, лимоны, лаймы. Он всегда мечтал иметь возможность приехать в усадьбу и собрать свежие фрукты, не выходя из машины, и этот сад воплотил его мечту.

Кладовые, где мы хранили еду, походили на средневековые винные погреба, а в каждом из трех холодильников на кухне могли запросто поместиться восемь человек. В любом углу дома можно было найти персонал, готовый предоставить все, что душа пожелает: от купальников для людей всех возрастов, подгузников для младенцев, обуви, шляп, шорт и футболок до импортных конфет. Если кто-нибудь хотел стопку агуардьенте[30]30
  Агуардьенте (исп. aguardiente – «огненная вода») – в широком смысле все крепкие алкогольные напитки, полученные путем перегонки. В узком смысле слова – испанский виноградный самогон. Колумбийский агуардьенте делают из свеклы и свекольного жмыха. (Прим. ред.)


[Закрыть], ему вручали бутылку. Неаполитанская усадьба создавалась как место, где обо всех потребностях – наших или гостей – было кому позаботиться.

Мать с подругами любила играть в теннис на приусадебных кортах, иногда они даже устраивали турниры. Если кто-то из женщин не умел играть, ей нанимали частного тренера и привозили его на вертолете из Медельина.

Я никогда не был на ранчо «Неверленд» Майкла Джексона, но что-то мне подсказывает, что Неаполитанская усадьба ни в чем ему не уступала: все в ней было сплошным приключением – от первого шага из машины до самого отъезда.

Не знаю, как отцу пришла в голову идея установить в поместье несколько динозавров и мамонта в натуральную величину, но соорудил их знаменитый скульптор по прозвищу Дьявол из долины Магдалена Медио, и было это задолго до того, как Стивен Спилберг снял «Парк Юрского периода». Гигантские бетонные звери, выкрашенные яркими красками, по сей день стоят на территории особняка. Годы спустя, во время облавы, власти напробивали в них дыр, полагая, что там спрятаны деньги.

Семьям Эскобар и Энао усадьба нравилась настолько, что они приезжали туда почти каждые выходные. В период расцвета усадьбы мать звонила приглашенным и спрашивала, предпочли бы они добираться на вертолете, частном самолете, внедорожнике или мотоцикле, и когда примерно предполагали прибыть и уехать.

Отец в свою очередь любил экстремальные виды спорта. Чтобы добавить перчинки, он позвонил в Майами своему другу, автогонщику Рикардо Бритве Лондоньо, и с его помощью заказал огромный парк аэролодок, сверхпроходимых автомобилей на шинах-роллигонах[31]31
  Роллигон (англ. rolligon) – большие шины низкого давления, предназначенные для езды по мягким грунтовым поверхностям, прежде всего – по тундре и болотам. Изобретены Уильямом Олби в 1951 году. (Прим. ред.)


[Закрыть], багги и сверхлегких самолетов.

Один участок на реке Кларо особенно будоражил его воображение. Среди прочего, потакая своему хобби, он разгонял там аэролодки вверх или вниз по реке и иногда разбивал их о камни, но каждый поврежденный аппарат всегда без промедления заменяли. Время от времени мы возвращались вниз по реке вплавь или сплавлялись на шинах; в один из таких случаев я едва не утонул.

Частые развлекательные полеты на вертолете над реками поместья, в частности, рекой Дорадаль, одной из самых полноводных на территории, привели отца к идее постройки плотины, которая позволила бы не только вырабатывать электроэнергию, но и заниматься водными видами спорта. Он собрал на грандиозное строительство более семисот рабочих, но уже год спустя передумал – из-за астрономической стоимости проекта и отсутствия достаточных технических знаний. Все было так плохо, что несколько экспертов даже предупредили отца, что он рискует затопить растущую деревеньку Дорадаль и несколько других близлежащих поселков, если не отменит строительство.

В другой раз отец вернулся из поместья Веракрус, принадлежавшего братьям Очоа Васкес, с намерением открыть собственный зоопарк. У побережья Карибского моря в городе Репело́н Очоа Васкесы построили красивый парк с огромным количеством экзотических зверей, которые привели отца в дикий восторг. Он несколько раз ездил в поместье братьев спросить совета, выяснил, что выживание животных целиком и полностью зависит от среды их обитания, скупил все издания National Geographic и, изучив местный климат, составил первый список зверей, которые смогли бы адаптироваться в Неаполитанской усадьбе.

Эта мечта стала реальностью в 1981 году, после нашей с отцом и матерью второй или третьей поездки в США. Как настоящие выходцы из Антьокии, мы отправились туда в сопровождении толпы родственников: все братья и сестры отца, их супруги и дети, несколько двоюродных братьев и сестер, а также бабушка Эрмильда и дедушка Абель.

По словам матери, за эту поездку семья потратила шокирующую сумму денег, потому что каждый скупал все подряд, набив десятки чемоданов одеждой и безделушками. Для каждых нескольких человек был нанят консультант, чтобы помочь им разобраться в магазинах и достопримечательностях, а также водитель с микроавтобусом. В этом путешествии они получили все, чего только могли пожелать. Расточительство не знало пределов настолько, что однажды, когда мои родственники отправились в ювелирный магазин Mayor’s в Майами и проторчали там полдня, выбирая драгоценности и часы, сотрудники закрыли двери, чтобы уделить семье исключительное внимание.

НИ У КОГО ИЗ НАС НЕ БЫЛО НИ ОРУЖИЯ, НИ ТЕЛОХРАНИТЕЛЕЙ – НАША СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ ЕЩЕ НЕ БЫЛА ОТЯГОЩЕНА НИЧЕМ ПОДОБНЫМ. ЭТО БЫЛ ПЕРВЫЙ И ЕДИНСТВЕННЫЙ ПЕРИОД ЧИСТОГО НАСЛАЖДЕНИЯ И ПУСТЫХ ТРАТ В ЖИЗНИ МОЕГО ОТЦА.

На обратном пути в Колумбию он поручил Альфредо найти в США зоопарк, где можно было бы приобрести слонов, зебр, жирафов, верблюдов, бегемотов, буйволов, кенгуру, фламинго, страусов и кое-каких других экзотических птиц. Тигров и львов отец из списка убрал, потому что хотел, чтобы звери свободно бродили по территории, а эти были слишком опасными.

Несколько недель спустя Альфредо сообщил, что связался с владельцами центра разведения диких животных в Далласе, штат Техас, которые отлавливали животных в Африке и привозили в США. Отец, взбудораженный этим известием, организовал еще одну семейную поездку для проведения переговоров. На посадке в аэропорту Далласа нас ждал сюрприз: прямо на посадочной полосе стояли восемь или десять шикарных лимузинов. Мне одному, четырехлетнему, достался целый автомобиль, в котором я с огромной тарелкой шоколада в руках смотрел «Тома и Джерри».

Отец был в восторге от разнообразия животных в этом центре и даже прокатился на спине слона. Недолго думая, отец договорился с владельцами центра, братьями Хант, на два миллиона долларов наличными и обещал в ближайшее время послать за своими зверями. По дороге в отель он купил мне воздушный шар, наполненный гелием, и мы отправились в номер, чтобы поиграть с ним. Вдруг отец улыбнулся и спросил: