Текст книги "Укрытие. Книга 3. Пыль"

Она медленно шагала по лестнице, время от времени проходя мимо других ходоков. Джульетта чувствовала, что они за ней наблюдают. Неприязненные взгляды людей, которых она когда-то знала, напоминали ей ветер, трепавший ее на склоне холма. Их взгляды, полные недоверия, налетали порывами, и так же быстро люди отворачивались.

Вскоре она увидела, о чем говорил Лукас. Какую бы доброжелательность к ней ни породило ее возвращение, как бы люди ни поражались тому, что кто-то отказался делать очистку и сумел выжить, оказавшись снаружи, эта доброжелательность превращалась в крошку так же неумолимо, как и бетон внизу под ударами молота. В то время как ее возвращение принесло надежду, планы прокладки туннеля между укрытиями породили нечто иное. Она видела это в отведенном взгляде лавочника, в том, как мать защитным жестом обнимала ребенка, в перешептываниях, которые сразу же прекращались при ее появлении. Она порождала страх.

Лишь немногие приветствовали ее кивком и произносили «мэр», когда она проходила мимо по лестнице. Молодой знакомый носильщик задержался и протянул ей руку, искренне восторгаясь от встречи с ней. Но когда она остановилась на нижних фермах на сто двадцать шестом этаже, чтобы перекусить, а потом зашла в туалет тремя этажами выше, то почувствовала, что здесь ей рады примерно так же, как смазчику из механического на верхних этажах. А ведь она пока находилась среди своих. И все еще была их мэром, пусть и нелюбимым.

Такой прием заставил ее усомниться, стоит ли заходить к Хэнку, помощнику шерифа на нижних этажах. Во время восстания Хэнк сражался, и он видел, как погибали хорошие мужчины и женщины с обеих сторон. Войдя в полицейский участок на сто двадцатом, Джульетта задумалась, не совершает ли она ошибку и не лучше ли пойти дальше. На такие мысли подталкивало ее молодое «я», то самое, что боялось встречи с отцом и заставляло с головой погружаться в разнообразные проекты, лишь бы избежать контактов с внешним миром. Она больше не могла оставаться той, прежней. Она несет ответственность перед укрытием и живущими в нем людьми. И зайти к Хэнку будет правильно. Она почесала шрам на руке и решительно проследовала в участок. Джульетта напомнила себе, что она как-никак мэр, а не какой-нибудь арестант, которого отправляют на очистку.

Она вошла, и Хэнк оторвал взгляд от стола. Глаза помощника шерифа удивленно распахнулись, когда он узнал посетительницу, – со дня ее возвращения они не встречались и не разговаривали. Он встал из-за стола, сделал два шага навстречу, потом остановился, и Джульетта увидела в его взгляде ту же смесь волнения и возбуждения, какую испытывала сама, и поняла, что не надо было опасаться этой встречи и не следовало так долго избегать Хэнка. Тот робко протянул руку, словно боялся, что она откажется ее пожать. Казалось, он готов отдернуть ладонь, если этот жест оскорбит Джульетту. Какую бы душевную боль она ему ни причинила, он явно все еще страдал из-за того, что ему пришлось исполнить приказ и послать ее на очистку.

Джульетта пожала руку и обняла Хэнка.

– Простите, – прошептал он дрогнувшим голосом.

– Перестаньте, – ответила Джульетта. Она шагнула назад, разглядывая его плечо. – Это мне следует извиняться. Как ваша рука?

Хэнк сделал плечом круговое движение.

– Все еще на месте. И если вы когда-нибудь посмеете передо мной извиняться, я вас арестую.

– Тогда предлагаю перемирие.

– Хорошо, перемирие, – улыбнулся Хэнк. – Но я хочу сказать…

– …Что вы делали свою работу. А я делала все, что в моих силах. А теперь оставим эту тему.

Он кивнул и уставился на свои ботинки.

– Как обстановка на ваших этажах? – спросила Джульетта. – Лукас сказал, что люди ворчат из-за того, чем я занимаюсь внизу.

– Да, есть недовольные. Но ничего серьезного. Думаю, большинство людей занято налаживанием нормальной жизни. Правда, я слышал кое-какие разговоры. Знаете, сколько мы получили заявлений о переселении отсюда на средние и верхние этажи? Раз в десять больше, чем обычно. Боюсь, люди не хотят находиться поблизости от того, что вы там затеяли.

Джульетта задумчиво пожевала губу.

– Часть проблемы в том, что нам не хватает указаний и разъяснений, – продолжал Хэнк. – Не хочу грузить вас жалобами, но сейчас у меня и моих парней нет ясного представления о том, что происходит. Мы не получаем депеш из отдела безопасности, как когда-то. А ваш офис…

– …В последнее время молчит, – закончила за него Джульетта.

Хэнк почесал макушку:

– Верно. Но не могу сказать, что вы полностью замолчали. Нам иногда на лестнице слышен грохот, который вы устраиваете внизу.

– Поэтому я и зашла, – сказала Джульетта. – Хочу, чтобы вы знали: ваши заботы – это мои заботы. Я сейчас возвращаюсь в свой офис на неделю или две. И по дороге буду заходить к другим помощникам шерифа. Могу пообещать, что вскоре многое у нас улучшится.

Хэнк нахмурился:

– Вы же знаете, что я вам доверяю и все такое, но когда вы говорите людям, что скоро жизнь станет лучше, они слышат только про перемены, которые их ждут. И для тех, кто дышит и считает это благодеянием, ваши слова мало что значат.

Джульетта подумала обо всем, что запланировала – и наверху, и в самом низу.

– До тех пор, пока нормальные люди вроде вас мне доверяют, у нас все будет хорошо, – заверила она. – А теперь я хочу попросить об услуге.

– Вам нужно место, чтобы переночевать, – предположил Хэнк и показал на дверь в тюремную камеру. – Я приберег вашу комнату. Могу опустить там койку…

Джульетта рассмеялась. Ее порадовало, что они уже могут шутить о том, что совсем недавно было для них неприятно.

– Нет. Но все равно спасибо. Я планирую к вечеру добраться до средних ферм. Мне нужно посадить растения на новых грядках. – Она помахала рукой. – Одна из моих обязанностей, сами понимаете.

Хэнк улыбнулся и кивнул.

– А попросить я хотела о том, чтобы вы присматривали за лестницей. Лукас говорил, что на верхних этажах кое-кто на нас смотрит косо. Я иду туда, чтобы попробовать их успокоить, но прошу вас отнестись к делу серьезно, если начнутся какие-нибудь волнения. У нас внизу маловато людей, и все они там на нервах.

– Считаете, что будут проблемы? – спросил Хэнк.

Джульетта задумалась над его вопросом.

– Да. И если вам понадобится стажер или два стажера, я профинансирую их обучение.

– Обычно мне нравится, когда мне подбрасывают читы, – ответил Хэнк и нахмурился. – Я вот только не пойму, почему ваши слова меня тревожат.

– По той же причине, почему я готова вам платить, – сказала Джульетта. – Мы оба знаем, что вам достанется самая невыгодная часть сделки.

9

Укрытие 18

Выйдя из кабинета Хэнка, Джульетта через этажи поднялась наверх, туда, где происходила главная часть сражений, и опять в глаза ей бросились раны, нанесенные когда-то войной. Чем дальше она шагала, тем больше встречалось напоминаний о тех сражениях, которые велись здесь в ее отсутствие; Джульетта видела оставленные войной отметины – металлические просверки в тех местах, где пули сорвали краску, обугленные ожоги и выбоины в бетоне, из которых, как сломанные кости, выступающие из кожи, торчали прутья арматуры.

Большую часть жизни отдала она этому укрытию, поддерживая его в рабочем состоянии. И укрытие отвечало ей благодарностью, наполняя легкие воздухом, одаривая урожаями и принимая мертвых. Ответственность между ней и укрытием была взаимной. Без людей укрытие сделалось бы таким же, как укрытие Соло, – ржавым, полузатопленным. Без укрытия она стала бы черепом на холме, уставившимся глазницами в облачные небеса. Они нуждались друг в друге.

Ладонь Джульетты скользила по перилам. Приварены они были недавно, и в них еще чувствовалась шершавость. Да и сама ладонь была иссечена шрамами. Большую часть ее жизни они помогали друг другу, она и укрытие. До того дня, когда они едва не убили друг друга. И мелкие трудности в механическом, которые она надеялась когда-нибудь устранить, – скрежещущие насосы, текущие трубы, утечки из выхлопной трубы – бледнели по сравнению со страшным ущербом, вызванным ее уходом. Подобно тому как случайные шрамы – напоминания об ошибках молодости – затерялись под искалеченной плотью, одна большая ошибка, похоже, способна была похоронить все мелкие.

Оставляя позади ступеньку за ступенькой, она добралась до места, где бомба вырвала кусок лестницы. Провал был заделан металлической заплатой, сваренной из прутьев и перил, позаимствованных из ограждения лестничной площадки, которая после этого стала у´же. На стенах здесь и там были выведены углем имена погибших при взрыве. Джульетта осторожно прошла по искореженному металлу. Поднявшись еще выше, она увидела, что двери в отдел снабжения заменили. Сражение перед отделом было особенно ожесточенным. Это была цена, которую люди в желтых комбинезонах заплатили за то, что действовали заодно с механиками в синих.

Когда Джульетта подошла к церкви на девяносто девятом этаже, из нее как раз выходили прихожане после воскресной службы. Потоки людей спускались по спиральной лестнице к тихому базарчику, который она только что миновала. Губы у прихожан были плотно сжаты после долгих разговоров на серьезные темы, а суставы стали такими же жесткими, как их отглаженные комбинезоны. Джульетта прошла мимо и отметила их враждебные взгляды.

К тому моменту, когда она достигла лестничной площадки, толпа заметно поредела. Этот маленький храм был вклинен между старыми гидропонными фермами и квартирами рабочих с нижних этажей. Появился он еще до ее рождения, но однажды Нокс рассказал, как на девяносто девятом устроили этот храм. Произошло это в те давние времена, когда его отец был мальчишкой и начались протесты против музыки и шумных представлений, которые устраивали по воскресеньям. Служба безопасности не вмешивалась, когда протестующие разбивали импровизированный лагерь, возникший поблизости от базара. Люди спали на ступенях и заполняли лестницу до тех пор, пока всякое движение по ней не прекратилось. Ферма этажом выше была опустошена, снабжая едой всю эту толпу. Через какое-то время толпа протестующих почти заполнила и весь этаж с гидропоникой. Храм с двадцать восьмого этажа оборудовал на девяносто девятом временную церковь, и теперь она стала даже больше породившего ее храма.

Отец Вендел был на лестничной площадке, когда Джульетта одолела последний лестничный поворот перед ней. Он стоял возле двери, пожимая руки и что-то кратко вещая каждому из прихожан, покидавшему воскресную службу. Его белое одеяние слегка светилось, как и лысая голова священника, блестевшая от пота после недавних проповеднических трудов. Фигура Вендела вся словно искрилась. В глазах Джульетты особенно, ведь она только что ушла с этажей, где царила лишь грязь и смазка. Она физически ощущала эту грязь на себе, видя перед собой безупречной чистоты ткань его одеяния.

– Благодарю вас, отец, – произнесла женщина, слегка поклонилась и пожала руку священника, другой рукой удерживая младенца. Голова спящего малыша качнулась на плече матери. Вендел возложил руку на голову ребенка и произнес несколько слов. Женщина еще раз его поблагодарила и ушла, а Вендел пожал следующую протянутую руку.

Пока оставшиеся прихожане выходили из дверей, Джульетта отошла в сторону и прислонилась к перилам, чтобы не привлекать к себе внимания. Она увидела, как пожилой мужчина остановился и положил несколько звякнувших читов на раскрытую ладонь Вендела.

– Благодарю вас, отец, – нараспев произнес он.

Джульетта ощутила запах хлева и навоза, когда старик прошел мимо нее и зашагал наверх – наверное, к своим козам. Он покинул церковь последним. Отец Вендел повернул к Джульетте лицо и улыбнулся, показывая, что знал о ее присутствии.

– Мэр, – произнес он, разводя руки. – Это честь для нас. Вы пришли на службу к одиннадцати?

Джульетта взглянула на свои маленькие наручные часы.

– А разве она была не в одиннадцать? – спросила она. Получается, что она шла наверх в хорошем темпе.

– Нет, сейчас была служба, которая началась в десять. Мы добавили еще одну воскресную службу. Верхние прихожане спускаются на вторую, позднюю службу.

Джульетта удивилась, почему живущие наверху преодолевают такой длинный путь. Она рассчитала подъем так, чтобы службы уже закончились, и это, наверное, было ее ошибкой. Гораздо умнее было бы послушать проповедь – почему она привлекает так много людей.

– Боюсь, что смогу лишь ненадолго посетить храм, – сказала она. – Я зайду на службу, когда буду возвращаться, хорошо?

– И когда вас ждать? – Вендел нахмурился. – Я слышал, что вы возвращаетесь к работе, которую выбрали для вас Бог и Его паства.

– Скорее всего, недели через две. Все зависит от того, сколько времени мне понадобится, чтобы разобраться с накопившимися делами.

На площадку вышел служка с деревянной чашей, украшенной резным орнаментом. Он показал ее содержимое Венделу, и Джульетта услышала, как в чаше звякнули читы. На мальчике было коричневое одеяние, и, когда он поклонился Венделу, Джульетта увидела, что макушка у служки выбрита. Мальчик собирался уже уйти, но Вендел придержал его за рукав.

– Окажи уважение нашему мэру, – сказал он.

– Мэм. – Мальчик поклонился. На его лице не отразилось никаких эмоций. Темные глаза под густыми черными бровями, бледные губы. Джульетта догадалась, что он проводит мало времени за пределами церкви.

– Совсем не обязательно называть меня «мэм», – вежливо сказала она. – Просто Джульетта.

Она протянула руку.

– Ремми, – представился мальчик.

Он выпростал руку из рукава. Джульетта пожала ее.

– Займись скамьями, – попросил Ремми священник. – Скоро еще одна служба.

Тот опять поклонился им и побрел обратно. Джульетта почувствовала жалость к нему, но не могла понять ее причину. Вендел посмотрел на лестницу, наверное прислушивался, не приближаются ли прихожане. Придержав дверь, он пригласил Джульетту войти:

– Заходите. Наполните флягу. А я благословлю ваше путешествие.

Джульетта потрясла флягу, та оказалась почти пустой.

– Спасибо, – поблагодарила она и вошла вслед за священником.

Они миновали притвор, и Вендел пригласил Джульетту в нижнюю церковь, которую она посещала уже несколько раз за предыдущие годы. Ремми деловито расхаживал между рядами скамей и стульев, заменяя подушечки и раскладывая объявления, написанные от руки на узких полосках дешевой бумаги. Она заметила, что мальчик украдкой поглядывает на нее.

– Боги по вам соскучились, – заметил отец Вендел, давая понять, что ему хорошо известно, как давно она посещала воскресную службу.

С тех пор церковь расширилась. Здесь стоял кружащий голову дорогой запах опилок, говоривший о недавно обработанной древесине, добытой из дверей и найденных старых досок. Джульетта положила ладонь на кафедру, которая наверняка стоила целое состояние.

– Ну, боги знают, где меня найти, – ответила она, убирая ладонь с кафедры.

Она сказала это шутливо и улыбнулась, но увидела, как на лице священника мелькнуло разочарование.

– Иногда мне думается, уж не прячетесь ли вы от них всеми способами, какие возможны. – Отец Вендел кивнул на мозаичное панно за алтарем. Лампы за стеклом ярко светились, отбрасывая цветные пятна на пол и потолок. – Я читал с этой кафедры ваши записки о рождениях и смертях и понял, что во всех этих событиях вы видите божью волю.

Джульетте захотелось сказать, что это делала не она. Их за нее писали другие.

– А иногда я гадаю, – продолжил Вендел, – верите ли вы вообще в богов, если столь легкомысленно относитесь к их заповедям.

– Я верю в богов, – ответила Джульетта, задетая подобными обвинениями. – Я верю в богов, создавших это укрытие. Верю. И создавших все другие укрытия…

Вендел вздрогнул.

– Святотатство, – прошептал он, и его глаза расширились, как будто сказанное могло убить. Он быстро взглянул на Ремми, тот поклонился и направился к выходу.

– Да, святотатство, – согласилась Джульетта. – Но я верю, что боги построили и башни за холмами и оставили для нас путь, который нам предстоит открыть, дорогу, по которой мы выйдем отсюда. В глубинах укрытия, отец Вендел, мы откопали машину. Землеройную машину, которая способна проложить дорогу к новым местам. Я знаю, что вы этого не одобрите, но я верю, что именно боги дали нам это орудие, и я намерена им воспользоваться.

– Эта ваша копательная машина – порождение дьявола, и покоится она в дьявольских глубинах, – возразил Вендел. На его лице не было и следа доброты. Он промокнул лоб квадратиком тонкой ткани. – Не существует таких богов, о которых вы говорите, это демоны, а не боги.

Джульетта поняла, что это и есть суть его проповеди. Она невольно попала на его одиннадцатичасовую службу. И люди приходят издалека, чтобы это услышать.

Она шагнула к священнику. Щеки ее полыхали от гнева.

– Среди моих богов могут быть демоны, – согласилась она, заговорив на его языке. – Боги, в которых я верю… и которым поклоняюсь, – мужчины и женщины, построившие и это укрытие, и еще множество таких же. Они построили укрытие, чтобы защитить нас от мира, который они уничтожили. Они были одновременно и богами, и демонами. Но они оставили нам возможность освобождения. Они хотели, чтобы мы обрели свободу, отец, и дали нам средства для этого. – Она показала на свою голову. – У меня эти средства здесь. И они оставили нам копатель. Они это сделали. Нет ничего святотатственного в том, чтобы пустить его в ход. И я видела другие укрытия, в существовании которых вы продолжаете сомневаться. Я там была.

Вендел отступил на шаг. Провел пальцами по висящему на груди кресту. Джульетта заметила Ремми – тот подглядывал из-за двери, и его черные брови бросали тени на темные глаза.

– Мы обязаны использовать все инструменты, которые нам достались от богов, – продолжила Джульетта. – Кроме того, который пустили в ход вы, – умения внушать страх другим.

– Я? – Вендел прижал ладонь к сердцу, а другой рукой указал на Джульетту. – Это вы распространяете страх. – Он повел рукой в сторону скамей и темнеющих за ними рядов разномастных стульев, ящиков, даже ведер. – Люди собираются здесь, дабы отвергнуть дьявольскую работу, которую вы затеяли. Дети не могут по ночам спать, боясь, что вы всех нас убьете.

Джульетта открыла рот, но слов не нашлось. Она вспомнила взгляды на лестнице, мать, испуганно прижимающую ребенка, и знакомых, которые с ней перестали здороваться.

– Я могу показать вам книги, – негромко проговорила она, вспоминая о полках, на которых стояло Наследие. – Могу показать книги, и тогда вы все поймете.

– Есть только одна книга, достойная изучения, – возразил Вендел. Его взгляд метнулся к большому украшенному тому с позолоченным обрезом, лежащему на подиуме возле кафедры и накрытому футляром из гнутой стали. Джульетта помнила уроки из этой книги. Она видела ее страницы с загадочными фразами, выглядывающими из-под черных строк, замазанных цензурой. Она также обратила внимание, что подиум приварен к стальному основанию храма, видимо, неопытным сварщиком, наварившим толстые параноидальные швы. Значит, тем самым богам, от которых ждали благополучия, нельзя было даже доверить присмотр за одной-единственной книгой.

– Мне пора вас покинуть, чтобы вы успели подготовиться к службе, – сказала Джульетта, испытывая сожаление за всплеск эмоций.

Вендел развел скрещенные на груди руки. Джульетта чувствовала, что они зашли слишком далеко и что оба об этом знали. Она надеялась развеять сомнения священника, но лишь усилила их.

– Я хотел, чтобы вы остались, – сказал Вендел. – Но хотя бы наполните флягу.

Джульетта сунула руку за спину и отстегнула флягу. Тут же подоспел Ремми, зашуршав тяжелым коричневым одеянием. Выбритый кружок на его голове блестел от пота.

– Я наполню, святой отец.

Вендел кивнул. Он молчал все время, пока мальчик набирал воду из фонтанчика. И больше не произнес ни слова. Обещание благословить ее путешествие так и осталось невыполненным.

10

Укрытие 18

Джульетта приняла участие в церемонии посадки растений на средней ферме, пообедала и продолжила свое одинокое восхождение. К тому времени, когда мэр добралась до тридцатых этажей, освещение начало тускнеть, и Джульетте все чаще приходила на память ее кровать.

Лукас ждал на лестничной площадке. Он приветливо улыбнулся и взял у нее наплечную сумку, хотя она почти ничего не весила.

– Совсем не обязательно было меня дожидаться, – сказала ему Джульетта, но, если честно, эта встреча была для нее приятной.

– Я сам только что пришел, – возразил Лукас. – Носильщица сказала, что ты уже близко.

Джульетта вспомнила девушку в светло-голубом комбинезоне, обогнавшую ее в районе сороковых этажей. Трудно было не вспомнить, что здесь у Лукаса повсюду глаза и уши. Он придержал для нее дверь, и она ступила на этаж, наполненный противоречивыми воспоминаниями и чувствами. Здесь погиб Нокс. Здесь отравили Джанс. Здесь Джульетту приговорили к очистке, и здесь же ее латали врачи.

Она посмотрела на комнату для совещаний и вспомнила, как ей сказали, что она теперь мэр. Там же она предложила Питеру и Лукасу рассказать всем правду о том, что они не одиноки в мире. Она до сих пор считала это хорошей идеей, несмотря на их возражения. Но может быть, лучше все это показать людям, чем рассказывать? Она представила, как семьи совершают великое путешествие вниз – примерно так, как они привыкли ходить наверх, чтобы посмотреть на экран. Они будут путешествовать в ее мире – тысячи людей, никогда там не бывавших и понятия не имеющих, как выглядят машины, сохраняющие им жизнь. Они спустятся до механического отдела, чтобы затем пройти по туннелю и увидеть другое укрытие. А по пути восхитятся главным генератором, который теперь, идеально сбалансированный, лишь негромко гудит. И подивятся туннелю, созданному ее друзьями. А затем с восторгом начнут заполнять пустой мир, так похожий на их укрытие, переделывая его, как им захочется.

Турникет пискнул, когда Лукас просканировал свой пропуск, и Джульетта вернулась из мира мечтаний в реальность. Охранник за турникетом помахал ей, Джульетта помахала в ответ. Коридоры отдела АйТи за его спиной были тихими и пустыми. Большая часть работников разошлась по домам ночевать. Опустевший отдел напомнил Джульетте Семнадцатое укрытие. Она представила, как из-за угла выходит Соло, в руке у него полбуханки хлеба, в бороде застряли крошки, а на лице при виде Джульетты расцветает счастливая улыбка. Зал возле входа в серверную выглядел точно так же, только в Семнадцатом выдранные из потолка лампы свисали на проводах.

Эти двойные воспоминания смешались у нее в голове, пока она шла следом за Лукасом в его квартиру. Два мира с одинаковой планировкой, две прожитые жизни, одна здесь, и другая там. Недели, проведенные вместе с Соло, воспринимались ей как целая жизнь – настолько крепкими при подобном стрессе оказались связи между двумя людьми. Элиза могла выскочить из кабинета, где дети устроили себе дом, и прижаться к ногам Джульетты. Близнецы за поворотом коридора могли завязать спор из-за найденных безделушек. А Риксон с Ханной могли украдкой целоваться в темноте и шепотом говорить о втором ребенке.

– …но только если ты согласишься.

– Что? – Джульетта повернулась к Лукасу. – А, да. Так будет лучше.

– Ты ведь не слышала ни одного слова из того, что я сказал? – Они подошли к двери, и он и здесь просканировал свой пропуск. – Как будто временами ты уходишь в себя.

Джульетта ощутила в его голосе не раздражение, а озабоченность. Она взяла у него сумку и вошла. Лукас включил свет и бросил пропуск на столик возле кровати.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил он.

– Находилась за сегодня, устала.

Джульетта устроилась на краю кровати и развязала шнурки. Сняла ботинки и поставила их на обычное место. Квартира Лукаса была для нее как второй дом, знакомый и уютный. А квартира мэра на шестом этаже была чужой территорией. Она видела ее дважды, но ни разу не ночевала в ней. Сделать это значило окончательно принять роль мэра.

– Я вот подумываю, не заказать ли нам поздний ужин. – Лукас порылся в шкафу и достал мягкий халат, который Джульетта любила надевать после горячего душа. Он повесил его на крючок на двери ванной. – Хочешь, наберу тебе воды?

Джульетта тяжело вздохнула:

– Я воняю, да?

Она обнюхала руку, стараясь уловить запах смазки, но почувствовала лишь кисловатый запах газового резака, приправленный выхлопными газами землеройной машины, – эти запахи въелись в ее кожу не хуже татуировок, которые делали себе на руках нефтяники. И это притом что перед уходом из механического она мылась под душем.

– Нет. – Лукас сделал вид, что обиделся. – Я просто подумал, что тебе будет приятно.

– Может быть, утром. А ужин я могу пропустить. Сегодня весь день перекусывала, пока ходила. – Джульетта разгладила простыни на кровати. Лукас улыбнулся и сел возле нее. На его лице появилась выжидательная улыбка. Такой же блеск в глазах Лукаса она замечала после того, как они занимались любовью, но взгляд его потускнел, когда Джульетта сказала: – Нам надо поговорить.

Лукас вмиг стал серьезным, плечи его поникли.

– Мы не будем регистрироваться, ты об этом?

Джульетта сжала его руку:

– Нет, я не об этом. Конечно будем. Обязательно. – Она прижала его руку к груди, вспомнив свою давнюю любовь, которую она когда-то утаила, нарушив Пакт. Какие терзания это ей потом принесло!.. Нет уж, свою ошибку она не повторит ни за что. – Я насчет туннеля.

Лукас глубоко вдохнул, задержал дыхание и рассмеялся.

– Всего-то? – ответил он. – Поразительно, но твои раскопки – это меньшее из двух зол.

– Я хочу сделать еще кое-что, и это тебе не понравится.

Лукас приподнял бровь:

– Если ты о том, чтобы распространить новость о других укрытиях, рассказать людям, что там находится, то ты знаешь наше с Питером мнение на этот счет. Полагаю, это будет небезопасно. Люди тебе не поверят, а те, кто поверит, устроят бучу.

Джульетта подумала об отце Венделе, о том, что люди способны поверить в невозможные вещи, созданные всего лишь словами, и о том, как книги способны убеждать. Но, возможно, люди изначально желают в такое верить. И Лукас, наверное, был прав – не каждый захочет поверить в правду.

– Я ничего не собираюсь им рассказывать. Я хочу им показать. У меня есть кое-какие дела наверху, но мне понадобится помощь – твоя и твоего отдела. И несколько твоих людей.

Лукас нахмурился:

– Мне это не нравится. – Он погладил руку Джульетты. – Почему бы нам не обсудить это завтра? Я хочу насладиться тем, что ты сегодня со мной. И ночь провести не за работой. Я могу снова стать простым техником, обслуживающим серверы, а ты на время забудешь, что ты… мэр.

Джульетта сжала его руку:

– Ты прав. Конечно. Только я сперва ненадолго заскочу в душ…

– Не надо. – Он поцеловал ее в шею. – Ты пахнешь собой. Душ подождет до утра.

Она уступила. Лукас снова поцеловал ее в шею, но, когда хотел расстегнуть молнию на комбинезоне Джульетты, она попросила его выключить свет. Лукас впервые не стал жаловаться на то, что не увидит ее раздетой, а прежде делал это частенько. Вместо этого он не выключил свет в ванной и прикрыл дверь, оставив лишь щелку. Хотя Джульетте и нравилось быть рядом с ним обнаженной, она стеснялась открывать свое тело чужим глазам. Множество шрамов делало ее тело похожим на обломки гранита в шахте: сетка из белого камня на темном фоне.

Но если шрамы и были непривлекательными для глаз, они остро чувствовали любые к себе прикосновения. Каждый шрам был словно нервное окончание, вырастающее из собственной глубины. Лукас проводил по ним пальцами – как электрик, отслеживающий провода на схеме, – и места касаний становились тем гаечным ключом, что замыкает клеммы батареи. Когда они обнимались в темноте, а он исследовал ладонями ее кожу, тело пронзало электричество. Джульетта почувствовала, как теплеет кожа. Сегодня ночью им не суждено быстро заснуть. Ее замыслы и опасные планы таяли под еле ощутимым давлением его легких пальцев. Это будет ночь для путешествия в ее молодость, ночь чувств, а не мыслей, ночь возвращения в те простые времена….

– Странно, – сказал Лукас, оставляя ее тело в покое.

Джульетта не спросила, что именно странно, надеясь, что он сам про это забудет. Гордость не позволила ей просить, чтобы он продолжил ее поглаживать.

– Мой любимый шрамик пропал, – сказал Лукас, потирая одно из мест на ее руке.

Джульетту бросило в жар. Она словно вновь оказалась в шлюзе, настолько ей стало жарко. Одно дело молча прикасаться к ее ранам, и совсем другое – упоминать о них. Джульетта отдернула руку, перевернулась на бок и подумала, что сегодня ночью они все-таки будут спать.

– Нет, дай взглянуть, – попросил он.

– Ты ведешь себя жестоко.

Лукас погладил ей спину.

– Вовсе нет, клянусь. Пожалуйста, дай посмотреть на твою руку.

Джульетта села и накрыла простынями колени. Потом обхватила себя руками.

– Мне не нравится, когда ты о них говоришь. И у тебя не должно быть любимых шрамов. – Она кивнула в сторону ванной, откуда через щелочку приоткрытой двери сочился свет. – Ты можешь или дверь закрыть, или свет выключить?

– Джулс, клянусь, я люблю тебя такой, какая ты есть. Я ведь никогда не видел тебя иной.

Она поняла эти слова по-своему. Не в том смысле, что Лукас всегда считал ее красивой, а что ему ни разу не довелось увидеть ее тело без ран. Встав с кровати, Джульетта сама пошла гасить свет. Простыню она потащила за собой следом, оставив на кровати голого Лукаса.

– Он был на сгибе правой руки, – сказал Лукас. – Три шрамика пересекались, образуя звездочку. Я целовал ее сотни раз.

Джульетта погасила свет, и они остались в темноте. Она знала, что Лукас все равно на нее смотрит. Она всегда чувствовала взгляды людей, пялившихся на ее шрамы, даже когда была полностью одета. Она представила, что подумал бы Джордж, увидев ее такой, и к горлу подступил комок.

Лукас подошел к ней в полной темноте, обнял. Поцелуй молнией пронзил плечо Джульетты.

– Пойдем в кровать, – сказал он. – Извини. Свет не будем включать.

Джульетта помедлила.

– Мне не нравится, что ты так хорошо изучил мои шрамы. Не хочу стать одной из твоих звездных карт.

– Знаю. Но ничего не могу с этим поделать. Они часть тебя. Той единственной, которую я знаю. Может, сходим к твоему отцу, пусть он на них посмотрит и…

Джульетта отпрянула от него, но лишь для того, чтобы включить свет. И стала рассматривать сгиб руки в зеркале – сперва на правой, затем на левой, решив, что Лукас наверняка ошибся.

– Ты уверен, что он был здесь? – переспросила она, высматривая в паутине шрамов чистое пятнышко, кусочек ясного неба.

Лукас нежно взял ее запястье и локоть, поднес руку к губам и поцеловал.

– Именно здесь. Я целовал его сотни раз.