Текст книги "Королевство смерти"

Глава 2

1

Этим же утром, в четверть девятого, Мейсон Траск по узкой лестнице поднялся в информационный центр № 2 службы занятости Портовой комиссии. Центр был расположен на Четырнадцатой улице, в полутора кварталах от реки. Он занимал просторное чердачное помещение на втором этаже ветхого кирпичного здания. Строение было бы совершенно пустым, если бы в одном крыле его за стеклянной перегородкой не располагался офис, состоящий из ряда окошечек, как в банке, за которыми находились пожилые женщины.

На стенах висели таблички: «Помощники стропальщиков», «Палубные матросы», «Бондари», «Плотники», «Перегрузка зерна», «Носильщики». Их рассматривали несколько сот человек: высокие и маленькие, молодые и старые – безликая серо-коричневая масса; все стояли почти в полном молчании, ожидая, когда начнут звонить телефоны.

Мейсон, переступив порог, вошел в помещение и тут же услышал свист, тонкий и длинный, который быстро сошел на нет. Ровный гул разговоров не изменил своей тональности, но тем не менее Мейсон заметил, что почти каждый из присутствующих бросил на него беглый взгляд. Человек, стоящий в нескольких футах от него, чиркнул пальцем по горлу.

В зале стояла жуткая духота, воздух, пропитанный влагой, тяжело висел над головами. Мейсон сунул очки в нагрудный карман и направился к одной из женщин за окошком.

До создания Портовой комиссии в 1953 году одним из самых больших пороков нью-йоркского порта был метод найма на работу. Около половины восьмого утра на том пирсе, где предполагалась работа, собиралось четыреста – пятьсот человек. К восьми появлялся бригадир, который взбирался на ящик. Его обступали безработные. У некоторых из них под ленты шляп были заткнуты спички или же в лацканах пиджаков торчали булавки – словом, какие-то опознавательные знаки. Бригадир знал, что эти соискатели дали согласие отдать часть дневного заработка за право получить работу. Знал он и других, которые по поручению гангстерских боссов контролировали состояние дел на его участке. Из этих соглядатаев и соглашателей бригадир набирал сто – двести человек, хотя на дневной подряд надо было куда больше народу. Остальным приходилось лишь ждать у моря погоды, поскольку они уже опаздывали на другой пирс, где тоже шел набор. Неудачники проводили время в размышлениях, как прокормить семью и уплатить за квартиру, или же погружались в мрачное пьянство; случалось, они обращались к криминальным ростовщикам, которые всегда были под руками; раздобыв пару долларов, безработные спускали их букмекерам в призрачной надежде на финансовое чудо. Даже при согласии отдавать часть заработка шанс получить работу оставался весьма сомнительным, поскольку на двадцать тысяч рабочих мест в данном районе претендовало больше пятидесяти тысяч человек.

Комиссия положила конец такому положению дел. Теперь докеры должны были регистрироваться. Исчезла возможность наниматься на работу на стороне. Докеры знали, что не получат права на нее. Информационные центры службы занятости стали функционировать в Нью-Йорке, Бруклине, Статен-Айленде и Нью-Джерси – всего их было тринадцать. Весь наем шел только через эти центры. Появились стабильные бригады, в которые входило от двадцати одного до двадцати трех человек, – они неотлучно работали на одном пирсе и по утрам, не заходя в центр занятости, сразу же приступали к своим обязанностям. Работа стала носить упорядоченный характер. Всегда можно было получить информацию о приходе или отплытии кораблей.

Кроме женщин, за стеклянной перегородкой, к которой подошел Мейсон, размещался управляющий центром и его помощник, которые вместе с прорабами ждали восьми часов, когда начнут звонить телефоны. Эти звонки поступали с пирсов и сообщали объем и вид работ – пустующие места в постоянных командах заполнялись претендентами: носильщиками, бондарями, плотниками и прочими. Когда начинали поступать звонки, прорабы выходили в зал и, прохаживаясь по нему, подзывали к себе того или другого работника. Отобранные подходили к женщине за окошечком, показывали свои портовые регистрационные карточки и получали отрывной талон подтверждения, после чего сразу же отправлялись на пирс. Тем же, кому в этот раз не повезло, ставили в карточку штамп и его номер в регистре.

Мейсон обратился к одной из женщин-клерков:

– Я хотел бы поговорить с управляющим.

Женщин повернулась:

– Мистер Матсон!

Из-за ее спины появился симпатичный светловолосый молодой человек в легком летнем деловом костюме:

– Чем могу помочь?

– Мне посоветовал зайти к вам капитан Силвермен из пятьдесят первого участка, – объяснил Мейсон.

– Понятно. Будьте любезны, в эту дверь.

Прорабы, ждущие своих звонков, с интересом посмотрели им вслед. Блондин протянул руку:

– Я – Дик Матсон, управляющий.

– Меня зовут Мейсон Траск.

Несколько сот пар глаз из-за стеклянной перегородки неотрывно и внимательно наблюдали за ними.

– Я пытаюсь найти человека по имени Микки Фланнери. Силвермен считает, что он может быть тут.

Матсон оживился:

– Микки мы знаем. Заметная личность. – Он окинул взглядом зал. – Работает большей частью как носильщик. Он должен быть здесь, где-то в северо-восточном углу. Но я его не вижу. А вы?

– Я не знаю, как он выглядит. Поэтому и пришел к вам.

– Понимаю. – Матсон задумчиво потер подбородок. – Прошлым вечером брат Микки был убит в перестрелке. Вероятно, вы читали об этом в утренних газетах.

– Да.

– Так что он может и не появиться. Микки из глубоко верующей семьи католиков. С другой стороны, он – большая шишка на пристанях и может решить, что ему там обязательно надо быть.

– Если он все же появится, вы мне его покажете?

– Конечно. Но если он все же придет, то – вот-вот. Телефонные звонки начнутся с минуты на минуту.

Мейсон облизал пересохшие губы.

– Почему, когда я вошел, какой-то человек, увидев меня, провел рукой по горлу?

Матсон засмеялся:

– Не принимайте всерьез. Это старый знак мафии. Он означает «чужой или коп – заткнуться, не болтать». Я обратил на вас внимание, едва только вы вошли. По свистку.

– По свистку?

– Тихому, но заметному. Он означал «тут чужой – аккуратнее». Стоит вам подойти к месту разгрузки судов, и вы услышите, как за несколько секунд такой пересвист покроет тысячи футов пирса. Да вы не пройдете и тридцати ярдов по пирсу, как все докеры на нем будут знать: чужак тут что-то вынюхивает.

Затрезвонили телефоны. Снимая трубки, прорабы бросали короткие реплики и торопились в зал. Люди один за другим подходили к окошечкам, получали талоны и покидали центр.

Матсон наблюдал за прорабом, который набирал группу носильщиков. Закончив набор, он уже двинулся к выходу, когда в зал торопливо вошел высокий рыжий молодой человек.

Управляющий коснулся руки Мейсона:

– Вот и ваш парень.

Прораб, который, казалось, покончил со своими обязанностями, увидев Микки Фланнери, повернулся и хлопнул его по плечу.

Микки подошел к окошку, в нескольких футах от которого стояли Мейсон с управляющим, и показал свою регистрационную карточку. Под синей пропотевшей рубашкой бугрились мускулы. На курносой физиономии выделялась воинственно выпяченная челюсть. Блеклые серо-зеленые глаза окинули Мейсона быстрым враждебным и подозрительным взглядом. Когда регистраторша вернула Микки Фланнери его карточку, он развернулся и пошел к выходу из зала.

– Спасибо, – сказал Мейсон управляющему и последовал за Фланнери.

Толпа, сгрудившаяся у окошек, преграждала Мейсону путь. Докеры были на редкость неуступчивы, когда он, бормоча извинения, старался протолкнуться между ними.

Микки Фланнери уже миновал полквартала, когда Мейсон, запыхавшись, нагнал его.

– Фланнери!

Микки обернулся. Под рубашкой с закатанными рукавами напряглись мышцы.

– Да? – Он прищурился, припоминая. – Я видел вас наверху. Кто вы такой – инспектор или что-то в этом роде?

Мейсон, не мигая, уставился на него.

– Прошлой ночью убили вашего брата, – сказал он.

У Микки глаза вспыхнули яростью.

– Этот сумасшедший коп, сукин сын!

– Этот сумасшедший коп, сукин сын, был моим братом, – тихо произнес Мейсон.

Микки Фланнери сделал легкое движение, напоминающее балетное па, – так боксер выбирает позицию. Он сжал кулаки.

– Мой брат тоже погиб, – сказал Мейсон.

– К чему ты клонишь? – спросил Микки хриплым от гнева голосом.

Из кармана Траска вынырнули очки, которые он стал полировать влажным, пропотевшим платком. Но все это время Мейсон не сводил с Микки широко открытых глаз.

– Насколько мне известно, – сказал он, – мой брат задолжал вашему брату некую сумму денег. И я думаю, что в данных обстоятельствах они пригодились бы его семье.

Микки Фланнери перестал приплясывать на месте и остановился как вкопанный.

– Что-то я не усекаю. – Серо-зеленые глаза смерили Мейсона с головы до ног. – Не усекаю. Твоя фамилия Трасковер?

– Из деловых соображений я сократил ее. Меня зовут Мейсон Траск. Я – литератор. Я могу уплатить долг брата, и я чувствую себя просто обязанным… – Не найдя слов, он пожал плечами.

Прищуренные серо-зеленые глаза с откровенным подозрением уставились на него.

– Хочешь расплатиться за брата?

Мейсон скупо усмехнулся:

– Думаю, что да. Но я не имею представления, о какой сумме идет речь.

Микки с силой перевел дыхание.

– Такие сведения должны быть в бумагах Игрока, – сообщил он. – Я должен проверить.

– Конечно, я хотел бы расплачиваться с другим человеком.

– Что ты сказал?

– Я предполагаю, что ваш брат одалживал не свои деньги, – вежливо сказал Мейсон. – Насколько я понимаю, он должен был получить комиссионные со всей суммы. И я хотел бы вернуть ее боссу вашего брата. А он, уж конечно, позаботится, чтобы семья вашего брата получила свою долю.

Тонкая, еле заметная улыбка скользнула по губам Микки.

– А ты неглупый парень, – произнес он.

– Можете ли вы выяснить размер этой суммы? – спросил Мейсон, не обращая внимания на подколку.

– Выяснить я могу, – мягко сказал Микки. – А как я с тобой свяжусь?

– Я могу встретить вас в любом месте… и в любое время. Как скажете.

Широкая улыбка Микки стала еще шире, если это вообще возможно.

– В квартале отсюда «Бар и гриль» Гаррити. Видел его?

– Да.

– К вечеру выясню, что смогу. Встретимся там завтра после работы. В половине шестого. О'кей?

– Я приду. Вы понимаете, что я расплачусь только с вашим боссом? Не хочу, чтобы к семье брата были какие-то претензии.

– Понимаю, – сказал Микки. И расхохотался.

2

Владельцу похоронного бюро приходится нелегко. Если он будет деловит и энергичен, то произведет самое неприятное впечатление. Тот же результат его ждет, если он станет излишне скорбеть. Джон Д. Харрис выражал сочувствие, не теряя деловитости. Ему понравилась идея похоронного обряда в двухкомнатной квартире. Он осудил и присутствие при этом двух мальчиков, семи и восьми лет, которым доведется увидеть, как их отца в гробу выносят из квартиры. Кроме того, придет немало друзей Джерри из полицейского участка, которые захотят отдать ему дань уважения. Часовня в заведении мистера Харриса как нельзя лучше подойдет для этих целей. Она будет свободна через два дня, в четверть первого.

– Придут те, кто откажутся от полуденного ленча, – сказал мистер Харрис, выковыривая спичкой из коренных зубов остатки сытного завтрака.

И теперь торжественная церемония трагического ухода из жизни Джерри Трасковера была в руках этой обезьяны в человеческом облике по фамилии Харрис.

Мейсон с трудом пробился на своем «фольксвагене» сквозь столпотворение утреннего движения – на восток и направо, на восток и направо, – пока наконец не поставил машину в гараж на Ирвинг-Плейс рядом с Восемнадцатой улицей. Завернув за угол, он вышел на Девятнадцатую улицу, откуда за железной оградой были видны деревья и цветы парка Граммерси. Его квартира находилась в полуквартале от Ирвинг-Плейс.

Чтобы попасть в нее, надо было спуститься на две ступеньки ниже уровня земли. Передняя дверь открывалась в маленькую прихожую, откуда вел узкий коридор. Справа располагались кухня и ванная. Слева была спальня. За этой маленькой и неудобной частью квартиры простиралась очень большая гостиная, выходившая на зады дома с аккуратным огороженным садиком.

В гостиной было прохладно. В ней царил безукоризненный порядок, если не считать длинного узкого стола, на котором находилась портативная пишущая машинка и валялась хаотичная масса желтоватых листов и копирок. На полу лежал восточный ковер. Стены от пола до потолка были заставлены книжными полками, оставляя свободным только то место, откуда открывался выход в сад. В гостиной висели также две картины суперсовременных художников. Кроме того, тут находился дорогой проигрыватель, и одна секция книжного шкафа была отведена под большую коллекцию пластинок.

Здесь жил брат двоих погибших полицейских, человек, который глубокими ночами писал пятиминутные новостные заметки для аудитории слушателей, само существование которой представлялось ему сомнительным.

Через открытую дверь из сада в гостиную влетела небольшая собачка. Происхождение ее установить было невозможно, разве что среди предков псины имелись спаниель и терьер. Повизгивая от счастья, она запрыгала вокруг Мейсона.

– Как дела, старина? – Траск подхватил пса на руки и подержал несколько секунд, пока тот восторженно облизывал ему лицо жестким языком.

Муггси дал понять, что все прекрасно. Мейсон опустил его на землю и легонько шлепнул по хвостику.

Траск устало опустился в мягкое кресло у окна и развалился в нем. На боковом столике стоял телефон. Тут же лежала стопка из пяти одинаковых книг. Обложка сообщала, что это новый роман Мейсона Траска «Фортуната». Маленькая открытка на глянцевой бумаге информировала, что в августе книжные клубы страны признали «Фортунату» лучшей книгой месяца.

Мейсон надел очки, подтянул к себе адресную книгу, нашел номер телефона и набрал его.

– Лаура?

– Да. – Голос у нее был мрачным.

– Довольно противная личность по имени Джон Д. Харрис возьмет на себя заботы о мероприятии, как ты его называешь. Сегодня вечером Джерри доставят в часовню на Семьдесят девятой улице. Панихида начнется в четверть первого в пятницу. Пришлось согласиться с доводами Харриса – пусть лучше будет там, чем в квартире.

– Не спорю.

– Хорошо. Как ребята?

– Им придется рассказать. Завтра днем отец с матерью привезут их из Поулинга.

– Я могу сам поехать и привезти их.

– В этом нет необходимости.

– Если… если тебе будет легче, то можем пойти вечером пообедать или…

– Спасибо, не надо.

Мейсон вздохнул:

– Звони мне, если что. Я буду на телефоне.

Он положил трубку и вернул телефон на столик. Снял очки и засунул их в нагрудный карман. Затем откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. До этого тихого уголка не доносился шум улицы.

Вскоре Мейсон встал, подошел к проигрывателю и, не раздумывая, поставил Четвертую симфонию Брамса. Направившись в спальню, он разделся и лег на кровать.

Муггси запрыгнул туда же и расположился у него в ногах. Мейсон лежал, глядя в потолок и слушая тихую музыку, которая доносилась из-за открытой двери. Наконец он прикрыл глаза. Чуть погодя пластинка автоматически легла на другую сторону.

Мейсон уснул.

Проснулся он примерно в три часа дня от звонка в дверь. Открыв глаза, Траск продолжал голым лежать на постели, стараясь прийти в себя. Кто-то настойчиво жал кнопку звонка. Муггси зарычал.

Мейсон встал, накинул махровый халат и пошел к дверям. На пороге стоял симпатичный седой человек; отчаянно потея, он обмахивался дневным выпуском газеты.

– Боже милостивый, Мейсон, ты никак спал! Ведь в это время ты всегда на ногах! Прости. Когда ты долго не отвечал на звонок, я решил, что ты в саду.

Мейсон проморгался:

– Заходи. Прошлой ночью на меня свалились дополнительные хлопоты. – Обычно после ночной смены в «Юниверсал» он спал с восьми до часу.

– Я тогда лучше пойду, – сказал гость.

– Нет, заходи, Макс. Все равно я собирался, проснувшись, звонить тебе. Для меня рановато, но ведь ты не откажешься от джина с тоником, не так ли?

– Материнское молоко, – сказал Макс и знакомым путем прошел в гостиную. – Уф, ну и жара. У тебя тут чистая фантастика. Ты знаешь, что друзья к тебе ходят лишь потому, что здесь так прохладно?

– Я часто думаю об этом, – отозвался Мейсон из кухни.

Муггси вылез из спальни, с подозрением посмотрел на гостя, но затем признал в нем друга. Подойдя, он поздоровался, вывалив язык из пасти.

Седоволосый человек дружески погладил Муггси.

– Какие у тебя последние сексуальные успехи, старина? Ты же никуда не выползаешь из этого садика!

Через мгновение появился Мейсон с высоким запотевшим стаканом с ломтиком лимона в нем для гостя и чашкой с холодным кофе – для себя. Приняв предложение устроиться в удобном кресле, гость снял пиджак и бросил его на диван. Он был шестидесяти с небольшим лет, чуть полноват, с румяным лицом. Его круглую, лунообразную физиономию не покидало сардоническое выражение, словно он смотрел на мир с иронической точки зрения, к которой примешивалась толика горечи. Голубые глаза с покрасневшими белками – то ли от солнца, то ли от непреходящей простуды – остановились на стопке книг.

– Как идет «Фортуната»?

– До ужаса хорошо, – сказал Мейсон, стоя у окна, через которое он разглядывал сад.

– Я и сам как-то испытал такой ужас! «Мои тридцать лет в роли портового репортера», сочинение Макса Уолтера. Продавалось по двенадцать сотен экземпляров. Понятия не имею, какого черта ты пишешь разные дурацкие заметки для «Юниверсал».

– Может, из-за неверия, что все это на самом деле. Но теперь, когда проданы права на кинопостановку… – Мейсон отошел от окна. – Я в самом деле собирался звонить тебе, Макс.

– Вот я и здесь, братец. И не собираюсь уходить, пока джин не кончится.

Мейсон, полный беспокойства, снова повернулся к окну.

– Со мной что-то произошло, Макс. Я отчаянно хочу ввязаться в драку. И я это сделаю.

– С кем ты собираешься драться?

– Может, ты мне подскажешь?

Макс не сводил с Мейсона голубых глаз с красноватыми ободками белков.

– Что ты имеешь в виду?

Повернувшись, Траск подтянул стул к креслу Макса Уолтера и сел, скрестив на груди руки. Коротко и точно, не отклоняясь от фактов, он изложил свою теорию – коп отчаянно нуждается в деньгах, появляется замысел ограбить Эприл Шанд, в котором участвуют братья Хоукинс, Гантри, Пиларсик и ростовщик Фланнери; он, Мейсон, убежден, что Джерри был не в силах пережить эту ситуацию, у него поехала крыша, и он перестрелял заговорщиков, но опоздал: вернуть драгоценности брат уже не смог.

– И ради него, – с силой сказал Мейсон, – я каким-то образом должен разобраться в ситуации. Пусть понесут ответственность те, кто на самом деле стоит за случившимся. И пусть они об этом знают.

– Да? И кто же они?

Мейсон передал свой разговор с Силверменом.

Уолтер кивнул:

– Силвермен – порядочный, честный, хотя и не очень одаренный коп. Я его знаю. Во всяком случае, старается быть честным. Но возможностей у него немного.

– Макс, ты, как репортер, обслуживал порт тридцать пять лет. Ты должен знать в нем всех, кого стоит знать, – официально и неофициально. И ты можешь подсказать мне, с чего начинать.

Уолтер уставился в быстро опустевший стакан.

– И что ты уже успел выяснить?

– Думаю, что мне удалось сыграть простака. Нашел брата Игрока Фланнери – некоего Микки Фланнери.

Уолтер присвистнул:

– Значит, засек его. Он один из самых крутых типов. Ты с ним виделся?

– И сказал ему, что хочу вернуть долг Джерри – но лишь тому парню, кому он на самом деле должен.

– И Микки назвал его?

– Он выяснит сумму долга и кто его должен получить. Завтра днем мы с ним встречаемся в «Баре и гриле» Гаррити.

– Не ходи туда.

– Конечно, пойду. Пусть даже он меня высмеет.

– Прежде чем мы поговорим на эту тему… может, твоя теория гроша ломаного не стоит. – Уолтер потянулся за газетой, которую бросил на стул. – Чувствуется, ты еще не видел дневной выпуск. Глянь-ка на него, пока я налью себе еще порцию.

Уолтер кинул Мейсону газету и со стаканом в руке направился на кухню. Траск поискал очки, вспомнил, что они в спальне, и, держа газету в вытянутой руке, прищурился.

Заголовок гласил:

«ДРАГОЦЕННОСТИ ЭПРИЛ ТАИНСТВЕННЫМ ОБРАЗОМ ВЕРНУЛИСЬ».

На месте событий побывала репортер Луэлла Парсонс. Короче говоря, во время милой беседы между светской хроникершей и юной восходящей звездой специальный посыльный принес мисс Шанд какой-то пакет. Та открыла его на глазах у интервьюерши и, к своему неподдельному изумлению, увидела все похищенные у нее игрушки, ровно на сорок шесть тысяч долларов. Мисс Шанд не могла скрыть удивления. Интервьюерша же преисполнилась неподдельного скептицизма. «Кража» была организована с предельным цинизмом – чтобы, главным образом, привлечь внимание прессы, то внимание, которое скажется и на первом фильме Эприл. Мисс Шанд, прижимая драгоценности к своему выдающемуся бюсту, горячо отрицала подобное предположение. Но это странно, до смешного странно, пришла к выводу журналистка, что, по стечению обстоятельств, посылка была доставлена как раз во время ее присутствия. Поскольку она продолжала поддевать мисс Шанд по данному поводу, та позволила себе разразиться градом слов, совершенно невозможных в газете, предназначенной для семейного чтения. Что не сделаешь ради известности, предположила журналистка. Да все, что угодно, мои дорогие!

Когда Мейсон опустил газету, Уолтер уже стоял на пороге с полным стаканом в руке.

– Так что, может быть, Силвермен был прав, – сказал он. – Может, ты просто все это выдумал – теорию относительно своего брата. Может, тебе придется признать тот неприятный факт, что он просто рехнулся.

Мейсон продолжал глядеть на сплетенные пальцы рук.

– Нет, – наконец сказал он.

Возвращаясь к своему креслу, Уолтер пожал плечами:

– Поскольку я не в силах убедить тебя, может, это удастся блистательной мисс Шанд.

– Мисс Шанд?

– Она пытается как-то выкрутиться. В половине шестого устраивает в своем номере пресс-конференцию. – Уолтер глянул на наручные часы. – Я иду, поскольку эта история имеет отношение к порту. И кроме того, не могу пропустить зрелище – как мисс Бюст будет выпутываться из ситуации. Пойдем со мной – ты же аккредитованный репортер из радиокомпании «Юниверсал».

– Я пойду. У тебя есть еще час, который ты потратишь на рассказ, с чего мне начинать свою войну.

– Мейсон, Мейсон, Мейсон, – качая головой, сказал Уолтер. – Не знаю я, с чего начинать. Это как в поговорке – с чего начинается круг.

– Так с чего же он начинается? – упрямо спросил Мейсон.