Текст книги "Золотой век Испанской империи"

Глава 12
Немцы присоединяются к банкету: Вельзеры

Каждое крестьянское хозяйство насчитывает не меньше сорока мужчин и женщин, помимо двух рабов, прикрепленных к земле.

Сэр Томас Мор, «Утопия»

Весьма примечательным явлением в ранние годы Испанской империи было вовлечение в ее дела немецкой банкирской семьи Вельзеров, одного из старейших деловых семейств в Аугсбурге. Один весьма оптимистичный специалист по генеалогии утверждал, будто их фамилия «Вельзер» доказывает, что они происходят от одного из военачальников Юстиниана – «Велизария»{468}468
  Трогательное генеалогическое изобретение, характерное для этого века.


[Закрыть]. Начиная с XIV столетия Вельзеры специализировались на товарах роскошных и дорогостоящих, но едва ли имеющих отношение к военному делу, – в основном это были холщовые, хлопковые, пеньковые, шерстяные и бархатные ткани; они также занимались ввозом с Востока шелка, имбиря, гвоздики, корицы и шафрана.

В 1473 году четыре представителя семейства Вельзеров решили основать торговую компанию. Один из них, Антон, в 1480 году женился на некоей Вёхлин фон Мемминген, чья семья занималась постройкой кораблей и имела вложения в Испании. Затем у Вельзеров появились собственные интересы на Канарских островах, на одном из которых, а именно на острове Ла-Пальма, они занялись изготовлением сахара. Помимо этого, они выстроили сахарный завод на португальском острове Мадейра, а к 1505 году уже имели своих представителей и в Индии. Их штаб-квартирой в Венеции был Фондако деи Тедески, дворец на Гранд-канале, который венецианские власти отвели для торговавших там немецких купцов; здесь они продавали свои пряности. В Амстердаме их можно было найти в гостинице, известной под названием «Золотая роза». Их агенты были повсюду, в Лиссабоне они продавали перец, в Сарагосе – шафран.

В отличие от своих соперников Фуггеров, которые были ярыми католиками, Вельзеры придерживались нейтралитета в религиозных раздорах XVI столетия. Некоторые из них даже были протестантами. В 1519 году будущий император Карл занял у них около 150 тыс. дукатов для подкупа семерых курфюрстов, чтобы те проголосовали за него на императорских выборах (это меньше половины того, что он получил от Фуггеров, но сумма тем не менее значительная){469}469
  См. мои Rivers of Gold, passim; Schick, 178.


[Закрыть].

Судя по всему, Вельзеры увидели мексиканское золото Кортеса в Брюсселе, куда его привезли для показа в 1520 году, и оно произвело на них впечатление. Они скупили 480 квинталов[68]68
  Около 24 тонн. (Прим. перев.)


[Закрыть] гвоздики, которую в 1522 году Эль-Кано привез в Испанию с Филиппинских островов, а в 1524 году основали в Севилье дочернее «предприятие», целиком посвященное торговле с Америками. Их фактором в этом городе был самый влиятельный немецкий купец из тех, что подвизались в то время в Испании, – Ласаро Нюрембергер, прибывший в Севилью в 1520 году и женившийся на дочери знаменитого печатника Кромбергера{470}470
  Otte, Las Perlas, 74–5.


[Закрыть]. В июне 1526 года Вельзеры основали подобное же предприятие в Санто-Доминго, где они продавали жемчуг с Кубагуа. От их имени действовали двое купцов, Хорхе Эхингер и Амбросио Альфингер, родом из города Ульм. Хорхе был братом нескольких выдающихся торговцев, обосновавшихся к тому времени в Констанце, среди которых был и Генрих, подписавший письма о ссуде Карлу денег в 1519 году. Амбросио Альфингер вышел из семейства, пользовавшегося известностью среди ульмской гильдии портных. Он вложил крупную сумму в путешествие Кабота к реке Ла-Плата в 1526 году, а его отец сделал состояние на торговле гвоздикой.

Император Карл нуждался в деньгах постоянно. В 1526 году он попросил Вельзеров о новой ссуде. Те согласились; обеспечением должен был служить «остров Венесуэла». В 1528 году они заключили контракт на управление поселениями на этой территории; также они стали преемниками монополии Горрево на импорт африканских рабов в Испанскую империю{471}471
  CDI, I, 354.


[Закрыть]. Вельзеры подошли к предположению, что огромная бухта Маракайбо должна открываться в волшебный пролив, ведущий к Южному морю, о котором все это время строилось столько чарующих домыслов. Последующие ссуды, выданные короне домом Вельзеров в Бургосе, произошли 22 ноября, 20 декабря и 30 декабря 1527 года{472}472
  Это была замечательная эпоха для денежных кредитов. Например, в 1527 году не только Карл, но и папа Климент одолжил 195 000 золотых скуди у генуэзцев Мигеля Джироламо Санчеса из Барселоны и Ансальдо Гримальди – первый происходил из известной семьи конверсо, второй был самым богатым из известного банкирского семейства Генуи (позднее он стал также кредитором Карла).


[Закрыть]. В начале 1528 года бургосские купцы выдали еще некоторое количество ссуд того же рода.

Признание этих немцев влиятельной силой в Индиях еще более приблизилось, когда в начале 1528 года король и Совет Индий подписали контракт (капитуласьон), возлагавший на Хорхе Эхингера и Херонимо Зайлера ответственность за снаряжение армады, которая должна была помочь в установлении порядка в Санта-Марте, новом поселении возле устья реки Магдалена – сейчас эти земли относятся к Колумбии. В дальнейшем Зайлер стал одним из влиятельных немецкоязычных банкиров, имевших дела в Индиях. Уроженец симпатичного городка Сант-Галлен в Швейцарии, он в 1525 году был возведен Карлом V в дворянское звание, а в 1528 году вслед за Нюрембергером стал главным представителем дома Вельзеров в Севилье.

Контракт 1528 года обязывал Вельзеров в течение года послать в Санта-Марту экспедицию из 300 человек и построить там за свой счет три крепости. Они должны были взять с собой пятьдесят немецких «горных мастеров», чтобы те надзирали за добычей золота в Санто-Доминго и искали новые жилы этого металла. В конце концов, у Вельзеров уже был опыт подобного рода контрактов, поскольку в конце XV столетия они породнились с одной семьей, занимавшейся добычей серебра.

Город Санта-Марта был постоянным источником осложнений в расширяющемся круге испанских интересов. Его основал в качестве подходящего места для торговли Родриго де Бастидас, сын купца-конверсо из Трианы – городка на противоположном берегу реки от Севильи. Бастидас имел опыт в путешествиях и хорошо ориентировался в Карибском регионе. По всей видимости, он впервые попал в Новый Свет в 1500 году. Впоследствии, став капитаном нао «Санта-Мария-де-Грасия», Бастидас исследовал залив Ураба и реку Ача – и был, вероятно, первым конкистадором, привезшим домой американский жемчуг. После 1504 года он окончательно поселился в Санто-Доминго и в феврале 1521 года содействовал Кортесу пополнением для трех кораблей. Среди тех, кто таким образом переселился в Новую Испанию, были также францисканец фрай Мельгарехо и королевский казначей Хулиан де Альдерете{473}473
  См. мою Quien es Quien de los Conquistadores, 299–308.


[Закрыть].

Будучи к 1510 году уже богат, Бастидас оставил море и стал купцом в Санто-Доминго, с февраля 1521 года помогая Кортесу набирать людей в этом месте. Пожилой, но все еще полный предприимчивости, он в 1524 году убедил корону сделать его первым губернатором Санта-Марты и принялся править там как диктатор, однако в 1526 году был свергнут собственными сторонниками. Бастидаса отослали обратно в Санто-Доминго, но в дороге он умер – был ли его конец ускорен его бывшими подчиненными, как гласили слухи, или это не так, неизвестно. После этого в Санта-Марте пару лет не было настоящей власти (хотя заместитель Бастидаса Паломарес утверждал, что он контролирует положение). В конце концов Совет Индий назначил туда губернатором Гарсия де Лерму – такого же предпринимателя, каким был Бастидас.

Подобно Бастидасу, Лерма играл в Индиях важную роль еще до того, как был назначен губернатором. Его предпринимательская деятельность началась с участия в золотой шахте в Пуэрто-Рико. Овьедо хорошо охарактеризовал его: «Это человек скупой на деньги, но не на слова»{474}474
  CDI, III, 77. «Le faltaba dinero pero no palabras».


[Закрыть]. Лерма был пажом в доме Диего Колона начиная с 1510 года, а в 1516 году в качестве представителя Колона отправился во Фландрию, где стал придворным и подружился с Карлом, который и впоследствии всегда хорошо к нему относился. В результате успешной интриги Лерма завладел монополией на добычу жемчуга на Кубагуа и вслед за Франсиско Вальехо стал инспектором (веедором) северного побережья Южной Америки, где занялся торговлей фернамбуковым деревом. В Санта-Марте Лерма, сделавшись губернатором, по-видимому, тотчас же получил репутацию жестокого надсмотрщика.

Предприятие Вельзеров в Санто-Доминго получило запрос на организацию ввоза рабов в Новый Свет и принялось действовать соответственно; однако лиценциат Серрано, набирающий вес юрист на фактории Вельзеров, писал: «Немцы привозят очень черных негров, настолько черных, что несмотря на огромную в них нужду, которую мы испытываем, никто их не покупает»{475}475
  Munoz de San Pedro, 78f, 247.


[Закрыть]. (Позднее «очень черные» африканцы, в противовес более светлокожим, наоборот, приобрели популярность среди работорговцев.) Очевидно, существовало взаимовыгодное сотрудничество между губернатором Лермой и Эхингером, фактором Вельзеров: Эхингер определял сумму, которая была ему необходима, чтобы помогать Лерме поддерживать порядок, – 6 тысяч дукатов, в то время как Лерма использовал свое влияние при дворе, чтобы сохранить за Эхингером монополию на ввоз рабов{476}476
  Ramos, El Consejo.


[Закрыть].

Для рабовладельцев такое положение вещей было не особенно удобно. В 1524 году Алонсо де Парада, друг Диего Веласкеса, который в 1528 году сделался судьей в аудиенсии Новой Испании, предложил соглашение, согласно которому король Португалии должен был снабжать короля Испании рабами в порядке обмена между добрыми родственниками{477}477
  Sampaio Garcia, 8.


[Закрыть]. Фактически Карл пожаловал еще один небольшой контракт на ввоз рабов в Новый Свет своему секретарю по американским делам Франсиско де лос Кобосу: 200 черных рабов, освобожденных от всех налогов. Разумеется, никто не ожидал, что Кобос воспользуется этой лицензией самолично, и так оно и случилось: он перепродал ее Зайлеру с Эхингером в Санто-Доминго, выделив также долю троим генуэзцам, – Леонардо Катано, Батисте Джустиниани и Педро Бенито де Басинане. В феврале 1528 года Эхингер и Зайлер получили лицензию на ввоз 4 тысяч рабов на протяжении следующих четырех лет, причем треть из них должны были составлять женщины{478}478
  Friede, L05 Welsers, 121.


[Закрыть]. По существу это было продление старого контракта, дарованного Горрево.

Вельзеры преуспевали. Недавно переданная им территория Венесуэлы от залива Альхофар до мыса Вела была размечена на основании приблизительной карты, начерченной опытным географом Фернандесом де Энсисо, который получил контракт на должность губернатора на терра-фирма, то есть в Венесуэле. Этот контракт был разработан Эхингером, Зайлером, Гесслером – новым работником Вельзеров в Севилье, – а также Бартоломе Вельзером и его партнерами в Аугсбурге, контролировавшими несколько крупных складов в Андалусии. Этот контракт не только давал Вельзерам право осуществлять торговлю «металлами, травами и пряностями» между Индиями и Испанией, но также позволял им вести свои торговые операции непосредственно между Индиями и Фландрией – право, которое не было даровано доселе никому и в котором, собственно, всего лишь в предыдущем году было отказано городу Санто-Доминго{479}479
  Otte, Las Perlas, 283.


[Закрыть].

Имя Вельзеров в соглашении не упоминалось, речь шла лишь об их представителях в Санто-Доминго, Альфингере и Эхингере. Им, как обычно в подобных обстоятельствах, предстояло стать пожизненными губернатором и капитан-генералом; также они на вечные времена получали звание комендантов (алкальдов) двух крепостей, которые им предстояло построить. Задача, стоявшая перед этими людьми, заключалась прежде всего в том, чтобы основать два испанских пуэблос, на 300 жителей каждое, и завезти туда шахтеров{480}480
  Friede, Los Welsers, 118. Маэстро Педро Маркес видел этих бедных шахтеров, которые прибывали в Севилью, а затем отправлялись в Санто-Доминго; большинство из них были набраны в Силезии. Хуан Эхингер, Хуан Рейсс и Хорхе Нойсессер отправились в Лейпциг, чтобы организовать их поход, двигаясь с ними вниз по Эльбе в Гамбург и Антверпен, а затем оттуда в Севилью. Шахтеры восемь месяцев пробыли в Санто-Доминго, а затем подали заявление с просьбой отправить их домой. Они достигли Антверпена, а от него пошли домой в Силезию. Вернулись только одиннадцать человек, которые начали судебный процесс против Вельзеров.


[Закрыть]. Немцы были освобождены от налогов на протяжении последующих шести лет, они могли позволить себе ввозить сколько угодно коров и привезти с собой для разведения сотню саженцев сосны из Тенерифе. Губернатор имел право обратить в рабство всех индейцев, выказавших себя бунтовщиками, но никого больше.

Такое положение вещей не могло не вызывать тревоги у всех предприимчивых испанских купцов в Санто-Доминго, которые к тому времени уже вели масштабную торговлю с северным побережьем Южной Америки, – поскольку прибрежные земли на протяжении 1500 миль, от залива Ураба до устья Ориноко, совершенно обезлюдели из-за того, что огромное количество индейцев бежали во внутренние районы, чтобы избежать порабощения. В 1528 году в этих местах оставалось всего два поселения – Санта-Марта и Коро, плюс одна наскоро выстроенная крепость в Кумане{481}481
  Ibid., 149.


[Закрыть].

Верховный суд в Санто-Доминго (судьями были Алонсо де Суасо и Хуан Эспиноса) дал разрешение опытному Хуану Мартинесу Ампьесу отправиться в Коро, где явно требовалось вливание жизненной силы. Его путешествие было задержано сперва кораблекрушением возле Саоны, острова у берегов Эспаньолы, впервые посещенного Колумбом, а затем просьбой судей оказать содействие флоту ввиду недавнего нападения французов на Сан-Херман, что на Пуэрто-Рико (положившего конец кратковременному процветанию этого поселения). Набросившись на французский флот как гром с ясного неба, Ампьес перебил у них тридцать человек матросов; это, наверное, было первое в истории морское сражение европейцев в Карибском регионе. После этого Ампьес с пятьюдесятью спутниками продолжил путь в Коро через Игуэй на Пуэрто-Рико[69]69
  Возможно, ошибка автора: поселение с таким названием существовало (и существует ныне) на Эспаньоле (в современной Доминиканской Республике), но не на Пуэрто-Рико. (Прим. перев.)


[Закрыть] и Кюрасао, остров возле самого берега Венесуэлы. Его целью было помешать Вельзерам утвердиться на Колумбийско-Венесуэльском побережье. Ампьес надеялся, что немцы (с представителями которых в Санто-Доминго он был знаком) удовлетворятся куском берега от Кокибакоа до Санта-Марты, в то время как ему самому отойдет более длинная часть между Кокибакоа и Коро. Ему удалось договориться со своим бывшим союзником, индейским вождем Манауре, и тот оказал ему радушный прием. Манауре даже принял ради него христианство.

В январе 1529 года Альфингер с собственным отрядом в пятьдесят человек отправился по морю из Санто-Доминго в Коро, куда прибыл 4 февраля. Все здесь пребывало в запустении; Ампьес жил в каменном доме, который выстроил для себя на острове Кюрасао; Лерма был еще в Санто-Доминго, ожидая возможности отправиться в Санта-Марту, хотя в отряде Альфингера было несколько человек из его людей.

Альфингер был в ужасе от плачевного положения, в котором застал Коро. Его предполагаемая столица состояла из нескольких недостроенных унылых зданий, стоящих на краю пыльной равнины. Это было совсем не то, чего он ожидал, когда шли переговоры по его контракту. Тот факт, что Ампьес отказался от своих притязаний, приносил мало утешения – тот провозгласил себя хустисиа майор, и теперь заявлял, что основал Коро лишь для того, чтобы экспортировать фернамбуковое дерево. Именно Альфингеру теперь пришлось без энтузиазма размечать город согласно испанскому метрическому стилю, выделяя участки (соларес) подходящим для этого поселенцам. Альфингер обнаружил, что Ампьес не оставил после себя ничего, и даже более того, подговаривал против Альфингера индейцев. Когда Ампьес вернулся, Альфингер арестовал его и посадил на корабль, идущий в Санто-Доминго, с приказом не возвращаться в Коро ни при каких обстоятельствах. Эти действия Альфингера в конечном счете получили одобрение Совета Индий, члены которого объявили, что осудят любого новоприбывшего, если тот явится в «Венесуэлу», не имея на то разрешения немецкого губернатора.

Среди людей, прибывших в Санто-Доминго вместе с шахтерами, был один замечательный человек, которому было суждено оставить свой след в истории Южной Америки. Это был Николас Федерман, родом из Ульма, как и Альфингер. Федерман родился около 1505 года, так что в 1529 году ему было примерно двадцать пять лет. Его отец Клаус владел в Ульме земельным участком с мельницей, расположенным рядом с местной церковью. Николас получил образование в знаменитом Фондако деи Тедески в Венеции, постепенно бравшем на себя роль учебного заведения. После этого он поступил на службу к Вельзерам, и те послали его в Севилью. Оттуда Федерман отправился в Санто-Доминго, где, как предполагалось, он мог помочь Альфингеру, который все еще отсутствовал и уже считался пропавшим без вести, в снаряжении экспедиции в Маракайбо.

Федерман прибыл в Санто-Доминго в декабре 1529 года и тотчас же отправился в Коро. Быстро оценив ситуацию, он вернулся в Санто-Доминго в поисках припасов. Ему удалось убедить еще одного служащего Вельзеров, Себастьяна Ренца, также уроженца Ульма, помочь ему. Задаче Федермана способствовало, хотя одновременно и несколько задержало его в Санто-Доминго, прибытие трех кораблей непосредственно из Испании, под командованием Хуана Зайссенхофера (у испанцев он был известен как Хуан Алеман).

Альфингер тоже не бездействовал. Обосновавшись в Коро, он принялся готовить экспедицию в Маракайбо, огромную бухту, вход в которую он видел во время своего первого путешествия в Венесуэлу. В августе 1529 года он отобрал 180 человек из 300, которых привез с собой из Санто-Доминго, и выступил в путь. Ему удалось найти пресную воду, и он при помощи некоторых примитивных вычислений заключил, что бухта должна быть около 600 миль в окружности. Альфингер был убежден, что эта бухта должна вести к еще более крупному водному пространству, которое, в свою очередь, должно открываться в Южное море. Вместе со своими спутниками он поднялся на гору, которая, по всей видимости, называлась Коромиши и лежала при входе в страну, где у мужчин росли бороды, а дома были построены из камня и от которой Южное море якобы располагалось всего лишь в пятнадцати милях. Уго де Васкуна, один из офицеров Альфингера, сообщал, что они обнаружили долину под названием Уньяси, в которой водились крупные «овцы» – это были ламы, найденные в «стране Биру».

Альфингер пересек горы Хидеара к югу от Коро, за которыми обнаружил восточный берег бухты, и 8 сентября основал там поселение Маракайбо. Также он основал другое, не столь долговечное поселение, которое назвал Ульма – по имени своего далекого родного города в Германии. Однако найти проход к Южному морю ему так и не удалось.

Лишившись сотни своих людей, Альфингер вернулся в Коро. Основной причиной потерь были нападения индейцев: к этому времени население прибрежных регионов было резко отрицательно настроено по отношению к испанцам – что неудивительно, учитывая, какое их количество оказалось в рабстве; Альфингер тоже был не чужд этому промыслу, как в свое время Ампьес и другие испанские военачальники, интересовавшиеся северным побережьем Южной Америки. Вскорости Коро стал рабовладельческим портом, конкурируя в этом качестве с Кубагуа. Разумеется, Альфингеру и его немецким коллегам-инспекторам требовались испанцы-помощники для ведения подобных дел. В декабре 1529 года мы впервые встречаем слово «Венесуэла» в применении ко всей территории колонии, и тогда же Альфингер был назван ее «губернатором»{482}482
  Ibid., 186.


[Закрыть].

Одновременно Альфингер испытывал все возрастающие сомнения. Диего де Ордасу, давнишнему соратнику Кортеса и ветерану мексиканской кампании 1519–1520 годов, удалось убедить Совет Индий дать ему разрешение на разведку и разработку восточной оконечности Венесуэлы, а именно вплоть до реки, которую он называл рекой Мараньон, хотя сейчас ее, наверное, правильнее будет назвать Ориноко[70]70
  Река Мараньон (один из истоков Амазонки) находится в Перу, далеко на западе от Ориноко и от Венесуэлы. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Ордасу было позволено взять с собой 250 человек и обещано облачение ордена Сантьяго{483}483
  Garcia Bravo, 121.


[Закрыть].

Имелось и множество других домашних неурядиц, которые Альфингер пытался уладить. Так, например, цены в колонии были очевидно слишком высоки – прежде всего на вино, но также и на мыло и на лошадей. Далее, ни Альфингер, ни его соратники в Санто-Доминго не были в состоянии удовлетворить имевшийся в колонии спрос на рабов, ни на индейцев, ни на негров. Епископ Санто-Доминго, кратко обрисовывая ситуацию, писал императору Карлу в 1530 году, что само выживание не только его острова, но также Пуэрто-Рико и Кубы зависит от поставки африканских рабов. Он утверждал, что этим колониям должна быть предоставлена возможность ввозить их без лицензии{484}484
  Helps, III, 149–50.


[Закрыть], и это предложение имело большую поддержку. В 1529 году Эхингер запросил и получил новый контракт на перевозку рабов в Новый Свет. В этом ему помог временный альянс, заключенный им в Медине-дель-Кампо, крупнейшем торговом городе Кастилии, с Родриго де Дуэньясом, чьи обширные кастильские богатства были основаны на импорте корицы{485}485
  Scelle, I, 178.


[Закрыть].

Оживленная деятельность, направленная в сторону увеличения объемов торговли рабами, продолжалась. Так, например, в 1527 году севильский купец Альфонсо Нуньес, действуя от имени португальца Афонсу де Торреса, осуществил сделку по продаже сотни черных рабов, четыре пятых из которых должны были быть мужского пола. Покупателем был Луис Фернандес де Альфаро, сторонник Кортеса, бывший капитан корабля и, как следует из самого его имени, конверсо. Рабы должны были быть доставлены на острова Зеленого Мыса, португальский рынок рабов за пределами Африки, и проданы в Санто-Доминго{486}486
  APS, VI, 1547. См. мои Rivers of Gold, 333.


[Закрыть]. Спустя два года Фернандес де Альфаро самолично отправился на острова Зеленого Мыса для покупки рабов. На этот раз у него был контракт, заключенный уже от его собственного имени с Хуаном Гутьерресом из Трианы, на поставку в Санто-Доминго еще сотни черных рабов{487}487
  Ibid., 162.


[Закрыть]. Имелись и менее крупные торговцы, осуществлявшие подобного же рода поставки в Пуэрто-Рико{488}488
  Ibid., 104.


[Закрыть].

Первым севильским купцом, вовлеченным в африканскую торговлю в крупном масштабе, был, однако, Хуан де ла Баррера – вернувшись в 1530 году из Индий уже состоятельным человеком, он вскоре сделался одним из богатейших торговцев; его конторы по продаже рабов и других товаров располагались в Картахене, Гондурасе, на Кубе и в Новой Испании. Сам он совершал регулярные путешествия на одном из собственных кораблей по маршруту Севилья – острова Зеленого Мыса – Веракрус{489}489
  См. Otte, Sevilla, and Sanz, I, 316.


[Закрыть].

Эти торговые операции и этот маршрут были признаками перемен. До сих пор черные рабы африканского происхождения обычно ввозились в Америку из Европы и чаще всего были родом оттуда же, из Португалии или Испании. Теперь же корабли работорговцев начали курсировать непосредственно между Африкой и Новым Светом, следуя примеру судна «Нуэстра-Сеньора-де-Бегонья», принадлежавшего генуэзскому купцу Поло де Эспинола из Малаги, которое в 1530 году, выйдя из Сан-Томе у берегов страны, называющейся теперь Нигерией, с тремя сотнями рабов на борту, направилось прямиком в Санто-Доминго{490}490
  Эту работорговлю характеризует длинный судебный процесс. Ответчиком оказался Эспинола, к которому предъявили иск Эстебан Джустиниани, представитель генуэзцев, и Агустин де Рональдо, один из покупателей лицензии у Горрево в 1518 году, который принял это дело в Совете Индий (AGI, Justicia, leg. 7, no. 3). Braudel, I, 146 ошибочно датирует его 1526 годом. Этот иск проходит под № 4 в указаной выше легахо.


[Закрыть].

Очевидно также, что многие из рабов, завозимых теперь из Испании или Португалии в Испанскую империю, имели африканское происхождение. Это подтверждается распространенным мнением, будто причиной всех сложностей, с которыми приходилось сталкиваться европейцам в попытках дисциплинировать африканских рабов, было то, что эти рабы происходили от мусульман народа волоф – термин, применявшийся для обозначения одного мусульманского племени в Западной Африке. Именно эта боязнь привела в 1526 году к запрету на ввоз таких рабов. В 1530-м и 1532 годах были составлены особые правила против поставки ладино, как называли рабов, ввозившихся напрямую из Испании, поскольку они тоже считались потенциально ненадежными. Немцы, получившие контракт на перевозку рабов из Севильи, вступили в переговоры с Каса-да-Мина в Лиссабоне. Они достигли соглашения, по которому рабы должны были отправляться из Сан-Томе в Гвинейском заливе. В 1530 году король Португалии Жуан III дал капитанам позволение на регулярный вывоз рабов как с островов Зеленого Мыса, так и с Сан-Томе{491}491
  Saunders, 23.


[Закрыть]. По всей видимости, он ни минуты не колебался, соглашаясь на этот шаг, – не более, чем колебался король Фернандо Католик в 1510 году, когда налаживал переправку рабов в Санто-Доминго. Если эти монархи и посвящали этому предмету какие-либо размышления, скорее всего они полагали, что раба, попавшего в христианские руки, ждет гораздо лучшая участь, нежели свободного африканца у себя в Африке.

Первым кораблем, проплывшим из Гвинеи напрямик к Карибским островам, был «Сан-Антонио», капитан которого, Мартин Афонсу, взял на борт 201 раба с клеймом «G» – «Гвинея». Судно отплыло из Сан-Томе в 1532 году; партия была доставлена королевскому представителю в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, Хуану Паису{492}492
  Magalhaes-Godinho, 550.


[Закрыть]. Этот рейс был предвестником трехсот лет подобных перевозок. В 1533 году почти 500 рабов были вывезены напрямую из Сан-Томе в Испанскую Индию, а в 1534-м было выслано около 650, несмотря на то что к этому времени королевский представитель в Сан-Томе посылал более 500 рабов в год в португальский замок Эльмина, и еще 200–300 – в Лиссабон{493}493
  Ryder, 66.


[Закрыть].

Указ короля Карла от 1526 года аннулировал условия касательно рабов, оговоренные в более толерантном своде законов «Сьете Партидас», составленном королем Альфонсо эль Сабио в XIII столетии, согласно которым раб, вступавший в брак, становился свободным. Сложности, связанные с браками между черными рабами и свободным индейским населением, уже начинали беспокоить сообразительных юристов, занимавшихся государственным правом{494}494
  CDIHE, IX, 239–42.


[Закрыть].

Таким образом, черные рабы, были ли они или не были прикреплены к определенным хозяевам, теперь играли решающую роль в большинстве европейских начинаний на территории Америки.