Текст книги "Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии"

Этапы жизни

Люди разные. Найдется мало наблюдений, которые были бы банальнее этого, однако серьезное внимание к нему – одна из характерных особенностей индуизма. В предыдущих разделах прослеживалось его настойчивое утверждение, что различия в человеческой природе призывают двигаться к жизненной реализации разнообразными путями. Теперь же нам следует отметить, что настояние того же рода ощущается и с другой стороны. Не только отдельно взятые личности отличаются друг от друга, но и каждый индивид проходит разные этапы, каждый из которых требует соответствующего ему поведения. Как каждый день проходит с утра до полудня и с полудня до вечера, так и в каждой жизни сменяют одна другую четыре стадии, и каждой присущи определенные склонности, предписывающие определенный образ реакций. Стало быть, если мы спросим, как нам следует жить, индуизм ответит, что это зависит не только от того, какой вы человек, но и от того, на каком жизненном этапе вы в настоящий момент находитесь.

Первый из этих этапов Индия обозначает как ученический. По традиции он начинался после обряда инициации, в возрасте восьми – двенадцати лет, и продолжался двенадцать лет, во время которых ученик обычно жил в доме наставника, прислуживая ему в обмен на получаемые наставления. Основной жизненной обязанностью на этом этапе было учиться, открывать восприимчивый ум всему, что наставник, находящийся, так сказать, на вершине былого, способен передать. В весьма скором времени обязанности в изобилии должны были заявить о себе, а пока длилась эта приятная отсрочка, ученику вменялось лишь делать запасы, которые в будущем придутся очень кстати. К тому, что предстояло усвоить, относился фактический материал, но не только он, ибо Индия, мечтательная и непрактичная Индия, проявляла мало интереса к знаниям ради самих знаний. Добившийся успеха ученик не должен был превращаться в ходячую энциклопедию, в справочную библиотеку, оборудованную аудиосистемой. Предстояло создать образ жизни, выработать характер. Подготовка напоминала обучение ремеслу, в ходе которой информация воплощалась в навыках. Ученик, получивший достойное образование, должен был по окончании учебы обладать всем необходимым, чтобы прожить жизнь хорошо и с пользой, – как, скажем, подмастерье гончара владел искусством в достаточной мере, чтобы создать добротный сосуд.

Вторым считался этап главы семьи. Он начинался с вступления в брак. Во время этого полудня жизни, когда физические силы находятся в их зените, интересы и энергия сами собой обращаются вовне. Есть три фронта, на которых они способны проявляться, принося радость: семья, призвание и сообщество, к которому принадлежит человек. Как правило, внимание при этом делится между всеми тремя. Это период утоления первых трех человеческих потребностей: в удовольствии – главным образом посредством брака и семьи; в успехе – благодаря призванию; и в долге, через участие в гражданской жизни общества.

Индуизм с улыбкой следит за радостным осуществлением этих потребностей, но не пытается раздувать их, когда они начинают угасать. То, что привязанность к ним в конце концов ослабевает, совершенно закономерно, ибо неестественно было бы для жизни завершаться, пока деятельность и желание еще на пике. Для этого она не предназначена. Следуя жизненным этапам по мере того, как они меняются, мы заметим, как придет время, когда секс и чувственные наслаждения (удовольствие), а также достижения в жизненной игре (успех) утратят новизну и способность удивлять; когда даже ответственное исполнение человеческого предназначения (долг) начнет приедаться, станет надоедливым и скучным. Когда наступает такое время, человеку пора переходить к третьему этапу жизненной последовательности.

Некоторые этого так и не делают. И на них не особо приятно смотреть, ведь устремления, уместные в свое время, становятся карикатурными, если длятся слишком долго. Двадцатипятилетний повеса может выглядеть весьма привлекательно, но избавьте нас от повес, которым пятьдесят. Как старательно они рисуются, как мало получают за свои старания! То же относится и к людям, неспособным оставить руководящие должности, на которые следовало бы заступить более молодым, полным энергии и новых идей.

И все же не стоит порицать этих людей, ибо им, не видящим других жизненных рубежей, не остается ничего другого, кроме как цепляться за то, что им известно. Они прямо спрашивают: «Есть ли в старости хоть какая-то ценность?» Благодаря медицине, резко увеличившей продолжительность жизни, все больше людей задаются этим вопросом. Поэты во все времена ссылались на осенние листья и закатные годы, но в их словах сквозит сомнение. Если обратиться к поэзии, строка «идем со мною в старость, где лучшее осталось» не содержит и половины убежденности другой – «срывая розы, поспеши… назавтра мы увянем».

Есть ли будущее у жизни за пределами среднего возраста, зависит не от поэзии, а от того, что в действительности представляют собой жизненные ценности. Если они относятся преимущественно к телесным и чувственным, нам придется смириться с тем, что после завершения юности жизнь неизбежно будет меняться к худшему. Если ценятся в первую очередь мирские достижения и демонстрация власти, тогда средний возраст, этап главы семьи, будет кульминацией всей жизни. Но если проницательность и самопознание содержат блага, равные перечисленным или превосходящие их, тогда и в пожилом возрасте есть свои возможности, и мы можем быть счастливыми в тот период, когда река нашей жизни начинает течь плавно и неспешно.

Принесут поздние годы эти блага или нет, зависит от того, какая откроется сцена, когда поднимут занавес невежества. Если действительность – однообразная и унылая пустошь, а «я» – не более чем изощренное кибернетическое устройство, блага проницательности и самопознания вряд ли смогут соперничать с чувственным экстазом или с удовлетворением от социальных достижений. Однако мы уже видели, что в индуизме в них усматривают большее. «Оставь все и следуй за Ним! Возрадуйся его неописуемым богатствам», – призывают упанишады. Никакая радость не сравнится с блаженным видением, и величие «Я», которое предстоит открыть, превосходит все ожидания. И потому после этапов ученичества и главенства в семье индуизм с уверенностью выделяет третий этап, к которому должна перейти жизнь.

Это этап отхода от дел. В любой момент после рождения первого внука человек может сослаться на возраст и сложить с себя обязанности перед обществом, которые до тех пор усердно исполнял. В течение двадцати-тридцати лет общество получало от него то, что ему причиталось; теперь освобождение от этого бремени будет уместным, чтобы жизнь не завершилась раньше, чем она будет осмыслена. До сих пор общество требовало от индивида специализации; оставалось мало времени читать, думать, размышлять над смыслом жизни, не отвлекаясь. Это не вызывало возмущения; такая игра приносила свои плоды. Но должен ли человеческий дух быть вечно связанным договором с обществом? Пришло время приступить к истинно взрослому обучению, выяснить, кто ты такой и что значит жизнь. В чем секрет того самого «я», с которым человек долгие годы был столь близок, однако оно оставалось чужим, полным необъяснимых причуд, озадачивающих нелепостей, иррациональных порывов? Почему мы рождаемся, чтобы трудиться и бороться, каждый со своей долей радостей и скорбей, только чтобы умереть так рано? Поколения нарастают краткой волной – и разбиваются о берег, угасают, объединяясь в смерти, где все теряют имена. Найти смысл в тайне существования – последнее захватывающее испытание жизни.

Издавна тех, кто откликался на манящий зов духовного приключения, звали лесными отшельниками, ибо они – муж и жена, если та желала сопровождать его, или только муж, если жена отказывалась, – покидали семью, удобства и ограничения родного дома, и удалялись в уединение лесов, чтобы предаться самопознанию. Наконец-то на них лежала ответственность только за себя. «Работа, семья, светская жизнь, подобно прелестям и надеждам юности и успехам зрелости, теперь уже позади; остается одна лишь вечность. Именно к ней, а не к делам и тревогам этой уже прошедшей жизни, пролетевшей как сон, обращается разум»[33]33
  Zimmer, Philosophies of india, 44.


[Закрыть]. Когда отходят от дел, не замечают даже звезд, не то что деревенских улиц. Это время для того, чтобы создать философию, а потом воплотить ее в образе жизни; время, чтобы выйти за пределы чувств, найти действительность, лежащую в основе природного мира и пребывать в ней.

Помимо отхода от дел последний этап, на котором действительно достигается цель, является состоянием санньяси, которое «Бхагавад-гита» определяет как «тот, в ком нет ни ненависти, ни любви к чему-либо».

Странник теперь волен вернуться в мир, ибо цель лесной науки достигнута, время и место утратили свое влияние. Где во всем мире можно быть совершенно свободным, если не повсюду? Индуисты сравнивают санньясина с диким гусем или лебедем, «который не имеет постоянного дома, а странствует, путешествует с дождевыми тучами на север от Гималаев и снова на юг, чувствует себя как дома на любом озере или поверхности воды, и вместе с тем – в бесконечных, беспредельных просторах неба». Теперь базарная площадь так же гостеприимна, как и лес. Но, несмотря на возвращение, санньясин вернулся другим человеком. Обнаружив, что полная свобода от всех ограничений – синоним абсолютной обезличенности, санньясин осваивает искусство держать рассредоточенным свое конечное «я», чтобы оно не затмевало бесконечное.

Совсем не желая «быть кем-то», санньясин стремится к обратному – внешне представлять собой полное ничто для того, чтобы глубоко у самых корней соединиться со всем сущим. Как же можно желать снова сделаться личностью, вернуть себе позы и наряды ограниченной самоидентификации, лица, скрывающего чистоту и сияние внутренне присущего ему «я»? Внешняя жизнь, лучше всего соответствующая полной свободе, – это жизнь бездомного побирушки. Другие люди будут в старости стремиться к экономической независимости; санньясин предлагает целиком и полностью отделиться от экономики. Без постоянного места на земле, без обязательств, без цели и без имущества телесные ожидания – ничто. Общественные притязания также лишены почвы, на которой могли бы прорасти и чинить препятствия. Ни следа гордыни не остается в том, кто с чашей для подаяний в руке оказывается у задней двери дома своего бывшего слуги, но ни за что не согласился бы поменяться с ним местами.

В джайнизме, одной из ветвей индуизма, святые санньясины ходят «одетыми в пространство», то есть нагишом. В буддизме, другой его ветви, одеяние святых окрашено охрой – в цвет, который носят преступники, изгнанные из общества и приговоренные к смерти. Хорошо, что весь статус улетучивается одним махом, ибо социальная идентичность в целом препятствует отождествлению с нерушимой цельностью существования. «Не допуская ни мысли о будущем и равнодушно глядя на настоящее», как гласят индуистские тексты, санньясин «живет, отождествляя себя с вечным «Я» и не видит более ничего». «Падет или уцелеет его тело, заботит его не более, чем корову – судьба гирлянды, повешенной кем-то ей на шею; ибо умения его разума теперь пребывают в покое в священной силе, сущности блаженства»[34]34
  Zimmer, Philosophies of India, 157–158. В описании четырех стадий многое заимствовано у Циммера.


[Закрыть].

Жизнь неразумного – затяжная борьба с незваным гостем-смертью, неравный бой, в котором возраст отчаянно оттягивают посредством ухищрений и отрицания ущерба, нанесенного временем. Когда ослабевает жар страсти, неразумный старается вновь раздуть его с помощью все более сильнодействующих афродизиаков. Если ему приходится сдаться и отпустить, он делает это скрепя сердце и с жалостью к себе, ибо не воспринимает неизбежное как естественное и вместе с тем как благо. Ему непонятна суть мудрой мысли Тагора о том, что истина является как поработитель лишь к тем, кто утратил искусство принимать ее как друга.

Положения в жизни

Люди разные – мы в третий раз возвращаемся к этому фундаментальному постулату индуизма. Мы уже проследили его значение для разных путей, которыми людям надлежит следовать к Богу, и для различных укладов жизни, уместных на тех или иных этапах человеческой стези. Теперь мы подходим к тому, что этот постулат означает для положения, которое отдельно взятый человек должен занимать в общественном устройстве.

Эта мысль подводит нас к индуистской концепции кастовости. Это самый известный аспект индуизма – и ни в чем другом внешний мир не осуждает индуизм так решительно. В кастах есть и смысл, и его искажение. И в рассуждениях об этом предмете все зависит от нашей способности отделять одно от другого.

Как именно возникли касты – один из туманных вопросов истории. Главную роль здесь, безусловно, играет тот факт, что во II тысячелетии до нашей эры в Индию мигрировало множество ариев, имеющих другой язык, культуру и характерные особенности внешнего облика (рослые, светлокожие, голубоглазые, с прямыми волосами). Столкновение различий позволило кастовой системе расцвести – а может, даже и появиться. Возможно, нам никогда не удастся определить, в какой степени этнические различия, цвет кожи, ремесленные гильдии, хранящие профессиональные тайны, санитарно-профилактические ограничения между группами с разной иммунной системой, а также магическо-религиозные запреты, касающиеся загрязнения и очищения, внесли свой вклад в сложившееся явление. Так или иначе, в итоге создалось общество, разделенное на четыре группы: провидцы, управляющие, производители и слуги.

Отметим сразу же искажения, которые появились со временем, пусть даже их истоки и неизвестны. Начнем с того, что появилась пятая группа – парии, или неприкасаемые. Даже когда речь идет об этой категории, следует помнить, что есть смягчающие обстоятельства. Имея дело с низшей из своих социальных групп, Индия, в отличие от большинства цивилизаций, не впала в рабство; парии, которые на четвертом этапе жизни отказались от мира ради Бога, ставились вне социальной классификации и почитались даже высшей из каст, брахманами (браминами)[35]35
  Этот факт встретил настолько мало понимания в недавних обсуждениях каст, что не помешает подкрепить его тремя цитатами. Древний и авторитетный законодатель пишет: «Учись высшему знанию и служению даже у тех, кто низок по рождению, и даже у чандала [парии]; учись, прислуживая ему на пути к спасению». Процитировано в The Complete Works of Swami Vivekananda (Mayabati, India: Advaita Ashrama, 1932), vol. 3, 381. Выполненный Свами Тьягишанандой перевод семьдесят второго стиха из Нарада-бхакти-сутры (Narada’s Bhakti-Sutras, Madras, India: Sri Ramakrishna Math, 1943), гласит: «Для них [живущих в любви к Богу] не существует различий, основывающихся на касте, образованности». И наибольшей силой обладает утверждение Шри Кришны из «Махабхараты»: «Преданные Господу не шудры [низшая каста]. Шудры – те, в ком нет веры в Господа, к какой бы касте они ни принадлежали. Мудрецу не следует презирать даже парию, если он предан Господу; тот, кто смотрит на него свысока, попадет в ад».


[Закрыть]; многие религиозные реформаторы – от Будды до Даянанды и Ганди – стремились изъять неприкасаемость из кастовой системы; в современной конституции Индии она объявлена вне закона. И все же участь парии на протяжении истории Индии была горька и ее следует рассматривать как основное искажение, которому подверглась кастовая система. Второе нарушение заключается в появлении внутри каст обилия малых каст – таковых в настоящее время насчитывается более трех тысяч. В-третьих, запрет на межкастовые браки и разделение представителями разных каст пищи друг с другом привел к значительному осложнению социального взаимодействия. В-четвертых, в системе появились привилегии, высшие касты получили преимущества за счет низших. И, наконец, принадлежность к касте стала наследственной. Каждый оставался в той же касте, в которой родился.

При таких доводах против кастовой системы вызывает удивление то, что есть современные индийцы, всесторонне знакомые с западными альтернативами и тем не менее защищающие касты – справедливости ради следует упомянуть, что не во всей их совокупности, особенно появившейся со временем, а в базовой форме[36]36
  Одни из наиболее продуманных доводов в защиту см. в главе «Что дала Индия благополучию человечества?» Ананды Кумарасвами (What has India Contributed to Human Welfare? Ananda Coomaraswamy, The Dance of Shiva, 1957. Reprint. New York: Dover Publications, 1985). Пожалуй, лучший обзор и разумную оценку кастовой системы см. в Louis Dumont, Homo Hierarchicus (Chicago: University of Chicago Press, 1980).


[Закрыть]. Какие же вечные ценности может содержать подобная система?

Что в этом случае требуется, так это понимание, что в соответствии с тем, как они могут наилучшим образом внести свой вклад в общество и развить собственный потенциал, люди делятся на четыре группы. (1) Первая группа в Индии называется брахманы, или провидцы. Мыслящие, наделенные страстным стремлением постигать и глубоким интуитивным пониманием ценностей, которые особенно много значат в человеческой жизни, они являются интеллектуальными и духовными лидерами цивилизации. В их сферу деятельности попадают функции, которые в более специализированном западном обществе распределены между философами, художниками, религиозными лидерами и учителями; то, что относится к разуму и духу, служит им исходным материалом. (2) Вторая группа, кшатрии, рождены управлять[37]37
  Слово «кшатрия» на санскрите издавна означало воина и правителя, так как последнему полагалось защищать слабых и покорять злодеев.


[Закрыть], наделены способностью организовывать людей и деятельность так, чтобы извлекать всю возможную пользу из доступных людских талантов. (3) Третьи находят свое призвание в производстве; это ремесленники и земледельцы, искусные в создании материальных вещей, от которых зависит жизнь. Их называют вайшьи. (4) И, наконец, шудр можно охарактеризовать как последователей или слуг. Еще одно определение для них – неквалифицированные работники. Желая построить карьеру, эти люди посвящают себя длительному периоду ученичества и подготовки, или же открывают свое дело, становятся его основателями. Продолжительность устойчивого внимания у них сравнительно невелика, поэтому они не готовы многим жертвовать так, чтобы нынешние достижения заложили фундамент будущих наград. Однако под надзором они способны к упорному труду и преданной службе. Такие люди остаются в большем выигрыше и чувствуют себя более довольными, когда работают на других, а не на себя. Нам, с нашими демократическими и эгалитарными настроениями, не нравится признавать существование этих людей, на что ортодоксальный индуизм отвечает: суть не в том, что вам это не нравится, а в том, что такие люди на самом деле есть.

Мало кто из современных индуистов защищает то, как далеко со временем зашла Индия ради сохранения границ между кастами. Введенные в ней запреты на межкастовые браки, прием пищи и другие виды социальных контактов сделали ее, по иронической оценке одного из ее первых премьер-министров, «наименее толерантной страной с точки зрения общественного устройства и в то же время наиболее толерантной в сфере идей». Однако даже здесь за ненавистным распространением кроется некий смысл: к примеру, запреты на питье представителей разных каст из одного источника особенно явно свидетельствуют о возможной причастности различий в иммунитете к болезням. Однако главенствующие причины гораздо шире. Если не разделить неравных тем или иным образом, слабым придется конкурировать с сильными во всем и повсюду, не имея никаких шансов хоть в чем-нибудь преуспеть. Между кастами не было равенства, но в рамках каждой касты права каждого защищались надежнее, чем если бы ему пришлось сражаться в одиночку в большом мире. Каждая каста была самоуправляющейся, провинившегося обязательно осуждали равные ему. Внутри каждой касты существовало равенство, возможности и социальное страхование.

Неравенство между самими кастами предназначалось в качестве полагающейся компенсации за оказанные услуги. Благополучие общества требовало, чтобы некоторые люди ценой значительного самопожертвования брали на себя обязанности, намного превосходящие среднестатистические. В то время как большинство молодых людей рано вступают в брак и вовлекаются в работу, некоторым приходится откладывать эти источники удовлетворения чуть ли не на десятилетие, готовясь к ответственному призванию. Наемный работник, покидающий место работы в пять часов, на остаток дня свободен; работодатель вынужден брать с собой домой предпринимательские тревоги, от которых никуда не деться, и зачастую еще работу на дом. Вопрос заключается отчасти в том, готовы ли работодатели нести ответственность, не получая дополнительной компенсации, но вместе с тем и в том, просить ли их об этом. Индия никогда не путала демократию с равенством. Справедливость определялась как состояние, в котором привилегии пропорциональны обязанностям. Следовательно, в заработной плате и социальной власти главенство по праву принадлежит управляющим, второй касте; в почестях и психологической власти – брахманам. Но лишь потому (в идеале), что их ответственность пропорционально больше. Прямо противоположным европейскому учению образом, согласно которому монарх непогрешим, ортодоксальные индуистские взгляды вплотную подходят к убеждению, что непогрешимы шудры, низшая каста: ее представителей воспринимают как детей, от которых не следует ожидать многого. Классическая теория права делает оговорку, что за одну и ту же провинность «наказание для вайшьи [производителя] должно быть вдвое строже, чем для шудры, наказание кшатрия [управляющего] – еще вдвое строже, а брахмана – строже еще в два или даже в четыре раза»[38]38
  Coomaraswamy, Dance of Shiva, 12.


[Закрыть]. В Индии от низшей касты не требуют соблюдения многих этических принципов и самоотверженности, которых ждут от высших каст. Вдовы шудр вправе опять выходить замуж, запреты на мясо и спиртное для шудр менее жестки.

Выражаясь современным языком, идеальная кастовая система выглядит примерно так: снизу на социальной лестнице находятся те, кто занят рутинной работой – прислуга, заводские рабочие, батраки, все, кто способен мириться с неизменным кругом обязанностей, но, обладая слабой самодисциплиной, вынужден трудиться от звонка до звонка и не склонен отказываться от сиюминутного вознаграждения ради долгосрочной выгоды. Выше располагаются технические специалисты. Если в доиндустриальных сообществах они были ремесленниками, то в индустриальную эпоху стали людьми, которые разбираются в машинах, чинят их, поддерживают в рабочем состоянии. Далее следуют управленцы. В политической сфере к ним относятся партийные деятели и избранные представители; в военной – офицеры и представители командования; в промышленной – предприниматели, руководители, члены правлений, главные должностные лица.

Но для того, чтобы общество было устроено не только сложно, но и успешно, чтобы оно было мудрым, одухотворенным и эффективным, должна быть еще одна ступень выше управляющих – по уважению, а не по оплате, так как одной из отличительных особенностей этого класса должно быть равнодушие к богатству и власти: в этот четвертый класс в нашем специализированном обществе вошли бы религиозные лидеры, учителя, писатели и художники. Такие люди по праву называются провидцами в буквальном смысле слова: они служат глазами сообщества. Как голова (управляющие) опирается на тело (людей, занятых рутинной работой, и технических работников), так и глаза размещаются в верхней части головы. Представители этого класса должны обладать достаточной силой воли, чтобы противостоять себялюбию и соблазнам, искажающим восприятие. Они пользуются уважением, потому что другие понимают как собственную неспособность к таким ограничениям, так и истинность того, что слышат от провидца. Кажется, будто провидец отчетливо видит то, о чем другие лишь догадываются. Но подобное зрение легко разрушается; оно обеспечивает надежную способность к распознаванию, только когда его тщательно хранят. Провидца, который нуждается в досуге для неспешных размышлений, следует оберегать от чрезмерной вовлеченности в повседневные обстоятельства, которые загромождают и затуманивают разум, – точно так же, как штурмана следует освободить от вахт на камбузе или у топки, чтобы он имел возможность вести судно, не сбиваясь с курса и правильно ориентируясь по звездам. И главное, эту последнюю касту следует оберегать от мирской власти. Индия считала мечту Платона о правителе-философе нереалистичной, и действительно, когда брахманы приходили к власти, та их портила, поскольку мирская власть подвергает того, кто обладает ею, давлению и искушениям, которые в некоторой мере нарушают суждения и искажают их. Задача провидца – не принимать жесткие меры, а советовать, не подгонять, а указывать путь. Подобно стрелке компаса, защищенной, чтобы указывать направление, брахман должен сначала убедиться в правильности, а затем указать истинный север смысла и цели жизни, проложив курс к прогрессу цивилизации.

Каста, когда она деградирует, омерзительна так же, как любой другой разлагающийся труп. Каким бы ни был ее характер поначалу, со временем она пренебрегает наставлением Платона о том, что «бывает, что от золота родится серебряное потомство, а от серебра – золотое, а затем положение надлежит менять; сын богача должен встать ниже, а дитя ремесленника возвыситься в обществе, ибо есть предсказание, что государство разрушится, когда во главе его окажется медный человек или железный». Как писал один из наиболее глубоко мыслящих сторонников основной идеи каст, «можно ожидать, что дальнейшее развитие будет принципиально отличным, если разрешить межкастовые браки и выбор или смену занятия при определенных обстоятельствах, и в то же время признавать общую целесообразность браков в рамках одной группы и следования родительскому призванию»[39]39
  Coomaraswamy, Dance of Shiva, 125.


[Закрыть]. В той мере, в которой кастовость сводится к косности, замкнутости и незаслуженным привилегиям, современные индуисты стремятся вычистить испорченность из этой системы. Но остается еще немало тех, кто убежден, что с точки зрения проблемы, которую еще не решила ни одна страна, – проблемы надлежащего устройства общества с целью обеспечения максимально честной игры и свободы творчества, – базовый тезис кастовости по-прежнему заслуживает внимания.

До сих пор мы рассматривали индуизм сквозь призму практического смысла. Начав с анализа людских желаний, мы обратились к тому, что он предлагает в качестве путей достижения этих желаний и действий, уместных на различных жизненных этапах и в условиях разного положения людей в жизни. В дальнейших разделах этой главы акцент будет смещен с практики на теорию, с демонстрацией основных философских концепций, подкрепляющих индуистскую религию.