Текст книги "Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии"

«Ты, перед кем отступают все слова»

Первый принцип икебаны, японского искусства составления букетов, – узнать, что следует убрать. Вместе с тем это первый принцип, который по настоянию индуистов надлежит усвоить, говоря о Боге. Испокон веков люди пытаются улавливать действительность с помощью слов, только чтобы обнаружить, что тайна дает отпор их речам и их звуки поглощает молчание. Дело не в том, что наш разум недостаточно светел. Проблема кроется глубже. Разум в его обыденном, поверхностном смысле – неподходящее орудие для подобных начинаний. По сути дела, это все равно что попытка вычерпать океан сетью или поймать арканом ветер. Внушающая благоговейный трепет молитва Шанкара, индуистского Фомы Аквинского, начинается с обращения: «О Ты, перед кем отступают все слова».

Человеческий разум эволюционировал, чтобы способствовать выживанию в мире природы. Он приспособлен для того, чтобы иметь дело с конечными объектами. Бог же, напротив, бесконечен и относится к сущностям совершенно иного порядка, нежели те, которые мы способны охватить разумом. Ожидать, что наш разум уловит бесконечное, все равно что просить собаку понять уравнение Эйнштейна нюхом. Это сравнение может ввести в заблуждение, если развить его в неверном направлении и прийти к выводу, что нам никогда не познать безграничного Бога. Как мы уже видели, йога – сразу несколько путей к достижению именно этой цели. Однако знания, к которым они ведут, превосходят знания рационального ума; они восходят к глубокой и вместе с тем ошеломляющей тьме мистического сознания[40]40
  Сравните у Фомы Кемпийского: «И сравнения нет между тем, что помышляют несовершенные, и тем, что в высоком откровении прозревают просветленные люди».


[Закрыть]. Единственное дословно точное описание неисповедимого, на которое способен обыкновенный разум, – это «нети… нети», «не это… и не это». Если пройти всю вселенную вдоль и поперек, и говорить обо всем, что видишь и воспринимаешь, «не это… и не это», тогда то, что останется, и будет Богом[41]41
  Параллели Запада этому via negativa, пути к Богу через полное отрицание, содержатся в трудах его наиболее великих мистиков и богословов. Это и «nescio, nescio» («я не знаю») святого Бернарда, и «не это и не то, я богохульствую!» Анджелы из Фолиньо, когда она силится облечь в слова свой ошеломляющий опыт Бога. «Стало быть, истина лишь в том, что нам известно о Боге, – говорит святой Григорий, – когда нам дается почувствовать, что мы ничего не можем знать о нем». И Майстер Экхарт утверждает, что Бога следует любить «как не-Бога, не-дух, не-человека, не-образ, просто любить таким, какой Он есть, истинно и исключительно абсолютный, отделенный от всей двойственности, в ком нам надлежит вечно погружаться из ничто в ничто».


[Закрыть].

Однако обойтись без слов и понятий невозможно. Поскольку в распоряжении нашего мозга имеются только они, любой осознанный прогресс, направленный к Богу, должен совершаться с их помощью. Даже если понятия так и не доведут разум до пункта назначения, указать верное направление они способны.

Можно начать просто с имени, чтобы нам было за что зацепиться мыслями. Имя, которое индуисты дают высшей реальности, – Брахман, оно имеет двойную этимологию и проистекает как от «бр» – «дышать», так и от «брих» – «быть великим». Главные свойства, связанные с этим именем, – сат, чит и ананда; Бог есть бытие, сознание и блаженство. Абсолютная реальность, абсолютное сознание и абсолютно все без какой-либо возможности неудовлетворенности – таковы основные индуистские представления о Боге. И даже эти слова не могут претендовать на буквальное описание Бога, ибо значения, которые они несут для нас, кардинально отличаются от смысла, в котором они применимы к Богу. О том, каким должно быть чистое бытие, бесконечное и охватывающее абсолютно все, мы не имеем ни малейшего представления. То же самое относится и к сознанию и радости. По выражению Спинозы, природа Бога напоминает наши слова в той же мере, в какой Сириус, или альфа Большого Пса, похожа на собаку. Самое большее, что можно сказать об этих словах, – что они являются указателями; наш разум движется в их направлении успешнее, чем в противоположном. Бог пребывает по другую сторону бытия, каким мы понимаем его, а не в небытии; за пределами разума, каким он известен нам, а не бессмысленной глины; за пределами наслаждения, а не муки.

Вот так далеко некоторым умам следует заходить в своих представлениях о Боге: бесконечное бытие, бесконечное сознание, бесконечное блаженство, а все остальное в лучшем случае примечания, а в худшем – опровержение. Есть мыслители, способные жить в этой аскетичной, концептуально бедной атмосфере духа и считать ее живительной; как и Шанкару, им понятно, что «солнце светит, даже если ему нечего освещать». Однако большинство людей не увлекают такие абстракции высшего порядка. То, что к их числу принадлежит К. С. Льюис, доказывает, что их разум – не менее полноценный, а просто другой. Профессор Льюис рассказывает, что когда он был ребенком, его родители постоянно внушали ему, что не следует думать о Боге в какой-либо форме, ибо это лишь ограничивает его бесконечность. Он изо всех сил старался следовать их наставлениям, но ближе всего к идее Бога, не имеющего формы, ему удавалось подойти, представляя себе безбрежное море серой тапиоки.

Этот случай, сказал бы индуист, наглядно свидетельствует о том, в каком положении находится человек, разуму которого надо вцепиться во что-то конкретное и репрезентативное, чтобы найти жизненно важный смысл. Для большинства людей оказывается невозможным осмыслить, а тем более руководствоваться чем-то настолько далеким от практического опыта. Индуизм советует им не пытаться думать о Боге как о примере высших абстракций вроде бытия или сознания, а вместо этого воспринимать Бога как прообраз самой возвышенной реальности, с какой они только сталкивались в привычном мире. Это означает воспринимать Бога как высшее существо (Ишвара или Бхагаван), ибо люди – венец природы. Обсуждая бхакти-йогу, путь к Богу через любовь и преданность, мы уже познакомились с подобным восприятием Бога. Выражаясь западным языком Паскаля, это Бог Авраама, Исаака и Иакова, а не Бог философов. Это Бог как родитель – любящий, милосердный, всеведущий, всемогущий, наш вечный современник, спутник, который нас понимает.

Воспринимаемый таким образом Бог называется Сагуна Брахман, или Бог с качествами (абсолют с качествами), – в отличие от более абстрактного Ниргуна Брахман философов, или Бога без качеств. Ниргуна Брахман – это океан без следов волнений, Сагуна Брахман – тот же океан, живой от волн и приливов. На языке теологии это различие между персональной и трансперсональной концепциями Бога. В индуизме есть превосходные поборники обоих взглядов, а именно Шанкара – трансперсонального и Рамануджа – личного; однако вывод, наиболее полно отражающий индуизм в целом и имеющий собственных явных приверженцев, таких как Шри Рамакришна, заключается в том, что одинаково верны обе идеи. На первый взгляд это заявление может показаться вопиющим нарушением принципа исключенного третьего. Мы, скорее всего, станем настаивать на том, что Богу может быть либо присущ персональный аспект, либо нет – но не оба. Но так ли это? Но Индия возражает – и говорит: чего не учитывает дизъюнкция, так это расстояния, которое отделяет изначально наш рациональный разум от Бога. По своей природе Бог может и не быть сразу двумя противоположностями – мы говорим «может и не быть», потому что сама логика, возможно, плавится при максимальном накале божественного сияния. Но концепции Бога с самого начала содержат столько примесей, что даже две противоречащих друг другу могут быть верными, каждая в своем ракурсе, точно так же, как волна и частица могут быть в равной степени точными эвристическими приемами для описания природы света[42]42
  Западная параллель индуистским взглядам в данном случае встречается в Simon Weil, Waiting for God (1951. Reprint. [New York: Harper & Row, 1973], 32): «Случай с противоположностями, обе которых верны. Есть Бог. И нет Бога. В чем проблема? Я вполне уверен, что Бога нет в том смысле, в котором уверен, что не существует ничего напоминающего то, что я способен представить себе, произнося это слово».


[Закрыть]. Вообще Индия довольствовалась тем, что призывала верующих воспринимать Брахман либо в персональном, либо в трансперсональном аспекте – в зависимости от того, какому из них был присущ более возвышенный смысл для разума, о котором шла речь.

Отношение Бога к миру аналогично варьируется в зависимости от присущей ему символики. Воспринятый в персональном аспекте Бог связан с миром так же, как художник со своим творением. В этом случае Бог – Создатель (Брахма, или Брама), Хранитель (Вишну) и Разрушитель (Шива), который в итоге возвращает все конечные формы обратно к изначальной природе, из которой они все происходят. С другой стороны, Бог, воспринятый трансперсонально, стоит над борьбой, чуждается всех проявлений конечного. «Как солнце не дрожит, несмотря на то, что дрожит его отражение, если встряхивать чашу с водой, в которой отражается солнечный свет, так и на Господа не действует боль, несмотря на то, что боль ощущает часть его, называемая душой отдельно взятого человека»[43]43
  Сокращенный комментарий Шанкара к «Брахма-сутре», II.iii.46.


[Закрыть]. Мир так и останется зависимым от Бога. Он возникнет неким немыслимым образом из божественного изобилия и будет поддерживаться его силой. «Он сияет, солнце, луна и звезды сияют вслед за Ним, все освещено Его светом. Он есть Ухо ушей, Ум умов, Речь речей, Жизнь жизней, Око очей»[44]44
  Составлено из отрывков из «Катха-упанишады», II.ii.15; «Мундака-упанишады», II.ii.10; «Шветашватара-упанишады», V.vi.14.


[Закрыть]. Но Бог не будет намеренно волеизъявлять мир и не ощутит влияния присущей ему двойственности, несовершенств и конечности.

Сторонник персонализма усмотрит мало религиозной пригодности в идее Бога, который настолько далек от наших условий существования, что может и не подозревать о самом этом существовании. Разве это не смерть религии – лишить сердце человека его последнего сокровища, бриллианта Божией любви? Ответ таков: Бог выполняет совершенно иную функцию для сторонника трансперсонализма – в равной мере религиозную, и все-таки другую. Тому, кто борется с течением, пока плывет против него, доставляет утешение присутствие рядом искусного пловца. Столь же важно и то, что есть берег, прочный и надежный, лежащий по другую сторону этой борьбы, как конечная цель всех усилий. Трансперсоналист, одержимый этой целью, способен забыть обо всем, в том числе о поддержке дружественных спутников.

Взросление во Вселенной

Теперь, когда мы поняли, что Бог занимает центральное место в системе индуизма, мы можем вернуться к человеческим существам, чтобы систематически свести воедино индуистскую концепцию их натуры и судьбы.

Отдельно взятые души, или джива, попадают в мир таинственным образом; да, несомненно, властью Бога, но как и с какой целью – мы не в состоянии объяснить исчерпывающим образом. Как пузыри, образующиеся на дне закипающего чайника, они пробиваются сквозь толщу воды (вселенной) до тех пор, пока не вырываются в безграничную атмосферу просветления (освобождения). Они возникают как души простейших форм жизни, но не исчезают вместе со смертью своих изначальных тел. С точки зрения индуизма, дух зависит от тела, которое населяет, не более, чем тело зависит от одежды, которую носит, или от дома, где живет. Когда мы вырастаем из костюма или когда наш дом становится слишком тесным, мы меняем и то и другое на что-нибудь попросторнее, чтобы обеспечить своему телу больше свободы. Души поступают так же.

Изношенные одежды

Сбрасывает тело:

Изношенное тело

Сбрасывает его обитатель[45]45
  Как человек сбрасывает с себя старую одежду и надевает новую, так сознание надевает новое тело, сбросив старое и бесполезное (пер. А. Драгилева). – Прим. пер.


[Закрыть].

Бхагавад-гита, II:22

Этот процесс, в ходе которого отдельно взятая джива проходит через вереницу тел, известен как реинкарнация, или переселение душ – на санскрите «сансара», этим словом обозначается бесконечный круговорот жизни, смерти и нового рождения. На дочеловеческом уровне этот цикл означает прохождение через все более сложные тела до тех пор, пока наконец не произойдет перерождение в человеческом теле. До этого момента душа развивается в буквальном смысле слова автоматически. При этом душа растет так же нормально и неуклонно, как растение, и получает при каждом последующем воплощении тело, которое, будучи сложнее устроенным, обеспечивает необходимое вместилище для ее новых способностей.

С вселением души в человеческое тело этому автоматическому, подобному подъему на эскалаторе возвышению приходит конец. Попадание души в это высокое обиталище – свидетельство того, что душа достигла самосознания, вместе с которым явились свобода, ответственность и усилия.

Механизм, связывающий воедино эти новые приобретения, – закон кармы. Буквальное значение слова «карма» (каким оно встречалось нам в «карма-йоге») – «труд», но как учение, оно приблизительно означает нравственный закон причины и следствия. Естественные науки привлекли внимание Запада к важности причинно-следственных связей в материальном мире. Мы склонны верить, что каждое физическое событие имеет свою причину, а каждая причина – свои определенные следствия. Индия распространила эту концепцию причинной обусловленности на нравственную и духовную жизнь. В некоторой степени то же самое относится к Западу. «Что посеешь, то и пожнешь», или же «посеешь мысль – пожнешь поступок, посеешь поступок – пожнешь привычку, посеешь привычку – пожнешь характер, посеешь характер – пожнешь судьбу» – в такие слова Запад облек ту же мысль. Разница в том, что Индия идет до конца и продлевает ту же концепцию нравственного закона до абсолютных масштабов; он не допускает исключений. Нынешнее состояние каждой личной жизни – насколько она счастлива, насколько растеряна или безмятежна, насколько она насыщена – исключительно результат былых желаний и поступков. В равной мере нынешние мысли и решения определяют будущий опыт. Каждый поступок, оказывающий воздействие на мир, вызывает равное по силе и противоположно направленное воздействие на того, кто совершает этот поступок. Каждая мысль и действие наносят незримый удар, формирующий судьбу.

Из этой идеи кармы и сугубо нравственной вселенной, которую она подразумевает, вытекают два важных психологических следствия. Во-первых, она возлагает на индуиста, понимающего ее, всю полноту личной ответственности. Каждый отдельно взятый человек всецело отвечает за свое нынешнее состояние и получит именно то будущее, которое сам создает в настоящий момент. Большинство людей не готовы признать это. Они предпочитают, как говорят психологи, проецировать – помещать источник своих трудностей вне самих себя. Они хотят оправданий, хотят, чтобы им было кого винить и в итоге снять с себя вину. Индуисты считают эти действия незрелыми. Каждый получает ровно то, чего заслуживает: мы сами приготовили себе постель, нам на ней и спать. И наоборот, идея нравственной вселенной не оставляет возможности для удачного или несчастного случая. Большинство людей не сознает, насколько они полагаются втайне на удачу: на ее отсутствие – чтобы оправдать былые промахи, на ее наличие – чтобы добиться успеха в будущем. Сколько людей просто живут бездумно в ожидании прорыва и просвета, того момента, когда счастливый лотерейный билет принесет им богатство и кружащие голову чары славы! Если вы придерживаетесь такого подхода к жизни, говорит индуизм, вы жестоко ошибаетесь, оценивая свое положение. Прорывы не имеют отношения к продолжительным периодам счастья и не происходят случайно. Мы живем в мире, в котором нет несчастных или счастливых случаев. Этими выражениями просто прикрывают невежество.

Поскольку карма подразумевает мир, подчиняющийся законам, ее часто толкуют как фатализм. Но как бы часто индуисты ни поддавались таким толкованиям, они не соответствуют самому учению. Карма гласит, что каждое решение должно иметь определенные последствия, однако сами решения в конечном итоге принимаются свободно. Если подходить к вопросу с другой стороны, последствия былых решений обуславливают нынешнюю участь, точно так же как игроку в карты приходится иметь дело с конкретными картами у него на руках, и вместе с тем он волен разыграть эти карты разнообразными способами. Это означает, что путь, который душа прокладывает себе через множество человеческих тел, определен ее выбором, а тот, в свою очередь, – тем, чего желает и на что готова душа на каждом этапе пути.

Каковы эти желания и в каком порядке они появляются, можно подытожить здесь кратко, так как они подробнее рассматривались в предыдущих разделах. Впервые попав в человеческое тело, джива (душа) ничего не хочет так, как вволю вкусить чувственных удовольствий, которые возможны благодаря ее новому физическому оснащению. Но повторяясь, даже самые головокружительные из этих ловушек становятся привычными и однообразными, и тогда джива обращается к социальным завоеваниям, чтобы спастись от скуки. Эти завоевания – различные виды богатства, славы и власти, – способны завладеть вниманием человека на значительное время. Ставки высоки, достижение таких целей чрезвычайно приятно. Но в конце концов даже эта программа личного честолюбия в целом начинает восприниматься как то, что она есть на самом деле – игра, великолепная, захватывающая, творящая историю, и тем не менее игра.

Пока она владеет вниманием человека, она приносит удовлетворение. Но когда новизна блекнет, когда победитель одним и тем же поклоном и краткой речью отзывается на дифирамбы, которые уже слышал столько раз, в нем зарождается стремление к чему-то новому, приносящему более глубокое удовлетворение. Долг, готовность целиком посвятить свою жизнь обществу способны некоторое время восполнять эту потребность, но благодаря иронии и парадоксам истории эта цель слишком уж напоминает дверь-вертушку. Под нажимом она поддается, но со временем становится ясно, что она водит по кругу. После преданности обществу единственным благом, способным принести удовлетворение, остается бесконечное и вечное, осознание которого может превратить весь опыт, в том числе и опыт времени и явного поражения, в великолепие – так грозовые тучи над долиной выглядят иначе, если смотреть на них с горного пика, залитого лучами солнца. Пузырек приближается к поверхности воды и требует окончательного освобождения.

Продвижение души по этим восходящим стратам человеческих желаний осуществляется не по прямой линии, направленной вверх под острым углом. Душа медлит, теряется, мечется зигзагами, прокладывая путь к тому, что ей в самом деле необходимо. Но в конечном счете общая линия этих привязанностей будет направленной вверх – каждый рано или поздно постигает суть. Под «верхом» здесь понимается постепенное освобождение от привязанностей к физическим объектам и раздражителям, сопровождаемое последовательным избавлением от своекорыстия. Можно почти представить себе действие кармы, определяющей последствия того, к чему тянется душа. Как будто каждое желание, направленное на удовлетворение эго, добавляет крупинку бетона к стене, которая окружает личное «я» и надежно изолирует его от бесконечного моря сущностей вокруг; и наоборот, каждый участливый и бескорыстный поступок выбивает крупинку из этой ограничительной стены. Однако непривязанность к миру нельзя оценить явно, у нее нет публичного показателя. Если некто уходит в монастырь, это еще не доказательство победы над собой и своими страстными желаниями, ибо ими по-прежнему могут изобиловать плоды воображения. И наоборот, некий руководитель может быть глубоко вовлечен в мирские обязанности, но если он справляется с ними, оставаясь отрешенным – живет в мире, как рыбка в иле, при этом ил не липнет к ней, – мир становится для него лестницей, ведущей вверх.

Во время этого паломничества человеческий дух никогда не оказывается брошенным на произвол судьбы и одиноким. С самого начала и до конца его ядро составляет Атман, «Бог внутри», оказывающий давление, направленное «наружу», как игрушка-попрыгунчик в шкатулке. Глубоко под вихрем сиюминутных чувств, эмоций и иллюзий находится излучающая собственный свет, неизменная сущность трансперсонального Бога. Несмотря на то, что она спрятана слишком глубоко и потому обычно остается незамеченной для души, это единственная основа человеческого существования и сознания. Подобно солнцу, которое светит миру, даже когда закрыто облаками, «невидимый, он видит, неслышимый – слышит, немыслимый – мыслит, непознаваемый – познает. Нет другого, кто видит, кроме него; нет другого, кто слышит, кроме него; нет другого, кто мыслит, кроме него; нет другого, кто познает, кроме него»[46]46
  «Брихадараньяка-упанишада», III.vii.23.


[Закрыть]. Однако Бог – не просто вдохновляющая сила каждого действия души. В конечном счете именно Бог излучает тепло, от которого тает ледяной покров души, превращая ее в чистый потенциал для Бога.

Что же происходит потом? Одни считают, что отдельно взятая душа переходит к полному отождествлению с Богом и теряет всякие признаки былой обособленности. Другие, желая вкушать сахар, не будучи им, лелеют надежду на то, что все же сохранится некое легкое различие между душой и Богом – тонкая граница в океане, обеспечивающая тем не менее остатки личной идентичности, которую некоторые считают обязательной для божественных видений.

Кристофер Ишервуд написал рассказ по мотивам индийской притчи, подводя итог взрослению души во вселенной. Сидящий на лужайке в окружении детей старик рассказывает им о волшебном дереве калпатару, исполняющем все желания. «Если обратиться к нему и высказать желание, или лечь под ним и загадать желание, пусть даже во сне, тогда это желание будет исполнено». Старик продолжает рассказ о том, как однажды он раздобыл такое дерево и посадил его у себя в саду. «Вообще-то, – добавляет он, – это и есть калпатару вон там, вдалеке».

Услышав это, дети бросаются к дереву и начинают засыпать его просьбами. Большинство этих просьб оказываются неразумными, заканчиваются несварением или слезами. Но калпатару исполняет их все без разбору. Оно не намерено раздавать советы.

Проходят годы, о дереве калпатару забывают. Дети уже выросли, стали мужчинами и женщинами и по-прежнему пытаются осуществить новые желания, которые у них появляются. Поначалу они хотят, чтобы их желания исполнялись немедленно, но со временем обращаются к тем желаниям, для исполнения которых требуется прилагать все больше труда.

Суть рассказа в том, что вселенная – одно гигантское Дерево Желаний, ветви которого дотягиваются до каждого сердца. Согласно космическому процессу, в тот или иной момент, в той или иной жизни каждое из этих желаний будет исполнено – и, разумеется, не без последствий. Но среди детей, как гласит рассказ, был один, который не стал тратить годы, перескакивая с одного желания на другое, с одного удовольствия на следующее. Ибо он с самого начала понял истинную сущность Дерева Желаний. «Для него калпатару было не просто чудесным волшебным деревом из дядиной сказки, существовало не просто для того, чтобы исполнять глупые желания детей, – в нем соединились невыразимые ужас и величие. Оно было его отцом и матерью. Его корни не давали распасться миру, его ветви тянулись дальше звезд. Оно существовало еще до начала времен – и пребудет всегда»[47]47
  Christopher Isherwood, «The Wishing Tree», in Vedanta for the Western World (Hollywood: Vedanta Press, 1945), 448–451.


[Закрыть].