Текст книги "Теория корпоративизма. «Корпоративная экономика»: историческая и современная практика"

Глава II.
Практика корпоративизма 1920–1930-х гг.

Оформление в Европе «национальных государств» в конце XIX в. сопровождалось возникновением массовых националистических движений. В Италии активно развивались движения националистов, футуристов и, наконец, сторонников активной «интервенционистской» внешней политики. Все они в большей или меньшей степени участвовали в появлении идеологии фашизма.

В Италии националисты претендовали на то, чтобы завершить дело «Рисорджименто»⁵⁸ и, модернизировав и унифицировав страну, создать единую итальянскую нацию с общим самосознание. Они обвинили либеральное государство в том, что последнее оказалось неспособным защищать национальные интересы. Под влиянием философии Ф. Ницше и социал-дарвинизма они упрекали современный им строй в расслаблении и одряхлении, в чрезмерной «гуманности» и противопоставляли ему волюнтаристское действие. Это была атака с романтических, эстетских и элитаристских позиций, направленная, с одной стороны, против социализма, а, с другой, – против политической демократии, либерализма и позитивизма. Выдвигались идеи прославления творящей воли сильной героической личности – вождя. Национальному единству внутри страны противопоставлялась идея борьбы «наций-классов» – старых, косных, «плутократических и статичных» наций (Франции, Англии) и противостоящих им бедных, оттесненных и сдерживаемых в своем имперском развитии «пролетарских наций», к которым националисты относили Италию.

Итальянские «футуристы» объявили себя глашатаями индустриальной модернизации и «механизации» человека. Но за их «революционным» разрывом «с прошлым» скрывалось та же стремление к господству и уничтожению конкурентов, что и у идеализировавших «доиндустриальные» порядки националистов других стран. Идейные документы итальянских футуристов – это гимн борьбе, бунту, разрушению, неистовой общественно-политической активности. Свою цель в уничтожении старого мира они видели отнюдь не в достижении равенства, свободы, создании гармоничного общества. Футуристы заимствовали у анархистов и социалистов лишь мысль о революционном ниспровержении, но наполнили ее милитаристским, националистическим содержанием, «здоровым и сильным огнем несправедливости». Они стремились к созданию иной, технократической и деспотической цивилизации.

Появление этих теорий являлось реакцией традиционных и деклассированных общественных групп, разорявшихся в ходе индустриального развития в конкурентной борьбе с крупной финансовой и промышленной буржуазией, на радикальные происходившие в итальянском обществе изменения. Одновременно с этим они проявляли обеспокоенность ростом социальной мощи наемных работников. Неприятие изменений носило массовый характер. В отличие от традиционного консерватизма, апеллировавшего к добуржуазным и доиндустриальным временам, эти социальные группы были враждебны «духу революции 1789 года».

Это была реакция на индустриально-капиталистическое развитие. Однако их протест был направлен не столько против капитализма, принципов частной собственности, рынка и наемного труда, сколько против крупной буржуазии. Он свидетельствовал о неспособности этих групп устоять перед ней. Из этого проистекал тезис о противоположности между капиталом здоровым, национальным, производящим, и капиталом «антинациональным», ростовщическим и посредническим, который часто отождествлялся с «евреями» как абстрактными носителями «денег». На евреев возлагалась ответственность за экономические кризисы. С ними связывали изменения, которые сопровождали быструю индустриализацию – взрывную урбанизацию, упадок традиционных классов и слоев, появление организованного промышленного пролетариата. Национальному капиталу отводилась положительная роль, а «антинациональный» – воспринимался как чужеродная сила, подлежащая искоренению⁵⁹.

Общей чертой в идеологии националистических движений XIX – начала XX вв. была апелляция к сильному государству как защитнику интересов мелких собственников, отождествлявшихся с интересами нации в целом. Такая власть призвана была стать средством разрешения социальной несправедливости, поддержки и поощрения «национального предпринимательства» и «национального труда». Ей надлежало осуществить реформы в духе «сословного государства» или «государственного социализма», регулировать экономическую жизнь, не допуская как бунтов антинациональных «анархистов», «социалистов» и классовой борьбы распропагандированной ими «черни», так и «чрезмерного» роста крупных финансово-промышленных конгломератов и концентрации состояний.

Послевоенный экономический кризис 1919–1921 гг. в Италии больно ударил по мелким предпринимателям, торговцам, лавочникам, крестьянам, служащим. Если рабочие, объединенные в профсоюзы, вплоть до конца 1920 г. еще могли добиваться от предпринимателей уступок, смягчая воздействие кризиса, то значительные слои мелкой буржуазии пауперизировались, а вернувшиеся с фронта молодые люди («ардити»), не находившие себе место в новом мире, но решительно настроенные изменить свое положение к лучшему, были экономически беззащитны. Они требовали наведения порядка. Ненужность и изолированность «маленького человека» в мирном обществе противопоставлялась военному боевому товариществу и похожим на него нравам групп фаши. Идеализация войны была характерной чертой для многих бывших солдат в Италии. Националистическая агитация умело внушала им: массы ничего не получили в обмен на приложенные ими усилия и понесенные ими жертвы, потому что у Италии была «украдена победа» при переделе мира. Материальные и психологические трудности стимулировали ощущение «национального унижения» и возмущения демократией, неспособной установить порядок в экономике, обеспечить Италии место под солнцем, покончить со спекуляцией нуворишей, с коррупцией и грызней политиканов. Все это побуждало молодых радикалов из мелкобуржуазной среды искать какой-то новый выход, отвечающий их нуждам и чаяниям⁶⁰. И такой выход был найден. Им стал фашизм. Виднейший фашистский историк Дж. Вольпе писал, что фашизм был революцией, которая привела к «соединению государственной власти с народом» и осуществила идеалы деятелей итальянского Рисорджименто. Суть этой «революции» изображалась так, будто она «навсегда» разрешила «социальный вопрос», построением корпоративной системы добилась примирения классов⁶¹.

2.1. Корпоративизм в трактовке итальянского фашизма

Выдвинутые националистическими движениями идеи были восприняты и «творчески» переработаны фашистами. В своих экономических теоретических построениях они опирались на научные и прикладные выводы теоретиков корпоративизма, а также идею о национальных производителях как корпоративной категории, включающей в себя не только трудящихся, но и национальный «производящий» капитал.

В 1919–1920 гг., т. е. на начальном этапе развития итальянского фашизма идеи корпоративизма формулировались фашистами очень бегло и неясно. В специальном разделе программы фашистской партии, принятой в ноябре 1921 г., в разделе, посвященном корпорациям, фашизм объявлял о своем стремлении направить их развитие к национальным целям. «Корпорации, – отмечалось в программе, – должны развиваться в соответствии с двумя главными задачами: как выражение национальной солидарности и как средство развития производства»⁶².

Высшей ценностью для фашистов являлось государство. Они представляли собой крайнюю форму выражения этатистских тенденций, полного господства государства над обществом. Поглощение общества государством означает модель «тотального», то есть всеобъемлющего и всеохватывающего государства, которое полностью растворяет общество в себе. Известно высказывание Б. Муссолини: «… Для фашиста все в государстве, и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства. В этом смысле фашизм тоталитарен, и фашистское государство как синтез и единство всех ценностей истолковывает и развивает всю народную жизнь, а также усиливает ее ритм»⁶³.

Итальянские фашисты заявляли, что признают индивида лишь постольку, «поскольку он совпадает с государством, представляющим универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании», «высшую и самую мощную форму личности». Носителем «неизменного сознания и духа» государства, сплоченным на основе «общей воли» и «общего сознания», у них была нация⁶⁴.

По признанию Муссолини, фашизм долгое время обходился без теории, так как «родился из потребности действовать и был действием». Его первыми теоретиками стали бывшие руководители партии националистов, слившиеся с фашистской партией вскоре после прихода последней к власти. Руководители националистов Э. Коррадини, А. Рокко и другие еще до мировой войны разработали ряд теоретических построений, которые позднее были использованы итальянским фашизмом. Целый ряд руководителей, например, Россони, а также теоретиков фашистского профдвижения – П. Орано, А. О. Оливетти и других – вышли из рядов анархо-синдикализма⁶⁵.

Основные законы фашистского режима, его профсоюзное и корпоративное законодательство были разработаны А. Рокко, ставшего министром юстиции в правительстве Муссолини⁶⁶. Он считал, что современное сильное национальное государство должно быть привержено идее капитализма и синдикализма, оно должно принудить трудящихся и капиталистов к союзу друг с другом; что образование корпораций приведет к росту производства и к усилению государства. Элиты нового общества – профсоюзы, предприниматели, партийная бюрократия и гражданские служащие должны быть поставлены под авторитарный, т. е. всеобщий контроль государства. Главной ценностью должно стать государство, которому будут подчинено все, в том числе и фашистская партия.

Фашистская концепция государства антииндивидуалистична. Фашизм был против классического либерализма, возникшего из необходимости реакции против абсолютизма и исчерпавшего свою задачу, когда государство превратилось в народное сознание и волю. Либерализм отрицал государство в интересах отдельного индивида, фашизм же утверждал государство как истинную реальность для индивида.

Рокко высказывал идею создания прямых каналов связи между массами и партийной иерархией. Он выступал за создание «иерархического» капитализма, в котором массы будут поддерживать режим, потому что он гарантирует им полную занятость и высокую зарплату. Партия будет представлять собой механизм коммуникации между массами и лидерами государства. Объединившись, рабочие, промышленники и представители партии обеспечат эффективное и мирное сотрудничество, которое пойдет на пользу всем, поскольку будет укреплять государство⁶⁷.

Важнейшим механизмом тоталитарного оформления и стимулирования массовой активности являлся корпоративизм, который являлся ядром идеологии фашизма. Интересы различных классов в социальном организме, контролируемом тотальным государством, объявлялись не антагонистичными, а взаимно дополняющими друг друга и подлежащими организации «сверху». Каждая социальная группа с «общими» экономическими задачами – от наемных тружеников до предпринимателей определенной отрасли и чиновников – рассматривалась итальянскими фашистами как пирамидальная корпорация. Социальное партнерство труда (работника) и капитала (предпринимателя) считалось основой производства в интересах нации. Труд, в который включалась предпринимательская и управленческая деятельность, провозглашался «социальным долгом», охраняемым государством, а экономика – единым целым. Социальное партнерство в рамках корпорации обязывало «верности между предпринимателем и коллективом как между вождем и ведомыми для совместного труда, выполнения производственных задач и на благо народа и государства»⁶⁸.

Корпорации изображались как надклассовые организации, призванные осуществить «социальную справедливость», уменьшить разрыв в уровне жизни различных социальных категорий. Для них корпоративная система знаменовала собой «коренной переворот в производственных отношениях», наступление эры гармонии труда и капитала, преобразования классовых отношений в «постоянное и гармоническое сотрудничество». Другие шли еще дальше, приписывая корпорациям способность не только преодолеть классовые противоречия, но и ликвидировать классы как таковые. «…Сейчас в Италии, – писал А. Пальяро, – понятие «буржуазия», «пролетариат», «мелкая буржуазия» и тому подобные являются словами, которые не содержат ничего другого, кроме исторической реминисценции»⁶⁹.

Фашистские теоретики определяли корпоративизм как «новый тип политической цивилизации», основанной на синтезе прав и обязанностей наемного работника и работодателя, как полноправных участников производственного процесса⁷⁰. Для них корпорации – это органы, в которых на равных правах представлены лица наемного труда, работодатели и деятели фашистской партии или государства. Объективной причиной для их образования является заинтересованность всех этих сил в эффективной хозяйственной деятельности, которая ведется на благо нации. Они доказывали, что при корпоративном общественном устройстве исчезают основания для классовой борьбы, так как в стране устанавливается «высшая социальная справедливость». «В корпоративной системе, – писал в 1940 г. Э. Тозарелли, – классовая борьба, знаменитый “социальный вопрос”, который занимал народы и экономистов, сменяется сотрудничеством классов, осуществляемым посредством трудовых коллективных договоров, мирным разрешением классовых конфликтов»⁷¹.

Государство предлагает индивиду все необходимое для жизни, справедливо распределяет материальные блага, каждый член общества получает по результатам труда. Индивид – это часть нового социально-экономического порядка, избавленного от недостатков капитализма и социализма. Социальные противоречия и разность интересов фашизм упраздняет, обращаясь к идее национального единства⁷². Для него нация – это высшая и суверенная корпорация. Она объединяет все входящие в нее индивиды и корпорации.

Корпоративное устройство должно знаменовать собой не только «социальную революцию», но и установление «нового типа руководства экономической жизнью». По словам фашистских экономистов, он заключается в преодолении антитезы между либеральной свободой и социалистической централизацией». Роль арбитра в производственном процессе отводилась государству, которое должно было вносить в него плановое начало. «Основной принцип, – писал профессор Тозарелли, – заключается в том, что государство, не занимаясь непосредственно производственной деятельностью, направляет ее и регулирует экономическое развитие нации». «Корпоративная экономика, – писал в 1940 г. экономист П. Микелис, – преследует две цели: 1) благосостояние индивидов, 2) мощь нации. Эти две цели на практике могут прийти в противоречие друг с другом и тогда вторая должна всегда стоять на первом месте»⁷³.

2.2. Институты итальянского корпоративизма

Фашистская Италия приступила к созданию первого в мире корпоративного государства, ставшего образцом для некоторых европейских и латиноамериканских стран в 1920–1930-е гг.

Корпоративная система была призвана решить три задачи: доказать способность фашизма «обновить» старую модель капитализма, противопоставить ее социалистической системе, успехи которой стали все более очевидными и предложить собственный вариант общественного развития. «Капиталистический метод производства себя изжил, – говорил Муссолини. – Мировая депрессия вызвана основным дефектом капитализма. Поэтому фашистская революция уничтожит капитализм и заменит его, но не большевизмом и не мировым социализмом, а корпоративным государством»⁷⁴.

В Италии 1920–1930-х гг. «корпорации» рассматривались, как производственное единство, не расколотое классовой борьбой. «В корпорациях, – писал Рокко, – должно быть не нелепое равенство, а строгий порядок различий, и все причастное к производству должно соединяться в них в истинное и плодотворное классовое братство»⁷⁵. Внутри корпорации между людьми, сплоченными одной целью, устанавливались тесные отношения, основанные на принципах взаимного доверия и уважения. В них человек чувствовал себя свободным и защищенным. Корпорации, доказывали теоретики фашизма, – это элемент духовного начала, «шаг за пределы обычного капиталистического или социалистического менталитета», поскольку именно такой «шаг» превращал человека в верного сторонника нового общества.

Основы итальянской «корпоративной системы» были заложены законом 3 апреля 1926 г. «О регулировании коллективных трудовых отношений», согласно которому все лица наемного труда, а также ремесленники, крестьяне, лица творческого труда должны были войти в создаваемые фашистами профсоюзные организации.

«Синдикализм, – сказано в уставе национальной конфедерации фашистских синдикатов, – есть основной фактор всех производственных категорий и, как таковой, совпадает с нуждами и процессом производства, становясь тем фактором общенациональным, высшим синтезом всех материальных и духовных ценностей нации»⁷⁶. Термин «корпорации» в этом документе пока отсутствовал.

По закону признание со стороны государства получали профсоюзные организации предпринимателей или рабочих, которые объединяли в своих рядах не менее 10% лиц данной профессиональной категории; способствовали не только охране экономических интересов своих членов, но также моральному и патриотическому воспитанию; имели руководителей с соответствующими моральными и патриотическими чувствами.

Юридическое признание со стороны государства могла получить только одна профсоюзная организация для предпринимателей или рабочих в каждой профессиональной категории. Лишь за одной организацией признавалось в новом законе право предоставлять и защищать всех лиц данной профессиональной категории вне зависимости от их принадлежности к этой организации. Соответственно этому все лица данной категории должны были платить денежные взносы в фонд признаваемого государством профсоюза и подчиняться заключенным им коллективным договорам⁷⁷.

Фашистские профсоюзы получили право представлять интересы трудящихся. В их руки были переданы биржи труда и различные организации, обеспечивавшие интересы трудящихся (кассы взаимопомощи, юридические консультации и др.). Рабочие и служащие не имели права подавать жалобы по трудовым делам в суд, не обратившись предварительно в профсоюзы. В то же время профсоюзы были поставлены под строжайший контроль правительства и фашистской партии. По указанию партии правительство назначало и сменяло профсоюзных руководителей, содержало профсоюзные организации (распределяя между ними средства, поступающие в казну от профсоюзного налога), давало им директивы и установки, утверждало или отвергало уже заключенные коллективные договоры, а иногда фактически само заключало эти договора от имени профсоюзов. У государственных служащих не было профсоюзов. Они входили в особые организации, лишенные экономических функций и подчиненные непосредственно аппарату фашистской партии⁷⁸.

Рабочим профсоюзам и предпринимательским организациям поручалось разбирать возникавшие между рабочими и работодателями конфликты, принимать обязательные для них решения, представлять их интересы перед государственными органами и общественными организациями.

Однако, как показала практика, эффективности корпоративных органов в разрешении трудовых конфликтов была невысокой. Об этом свидетельствовали цифры, опубликованные в «Пополо д’Италиа». В 1936 г. из более, чем 130 тыс. конфликтных дел корпорации разрешили 14 тыс., в 1937 г. – из 142 тыс. также 14 тыс.⁷⁹

Под запрет попадали все формы социального протеста, а их организаторы подлежали строгому наказанию. Корпорации, по замыслу фашистов, должны были решать задачи обеспечения национальной солидарности и развития производства. Для этого классовое сознание рабочих требовалось заменить национальным, а самих их приобщить к «национальной солидарности» и «национальной государственности»⁸⁰.

Формально членство в фашистских профсоюзах считалось добровольным. Было установлено четырехлетнее членство в них. Выбыть из союза работник мог, лишь подав за три месяца до истечения четырехлетнего срока письменное заявление. Профсоюзы облагались особым профсоюзным налогом в размере определенного процента от зарплаты. Предприниматели вносили налог в размере процента из общей суммы выплачиваемой заработной платы. Этот налог поступал в бюджет и распределялся правительством между предпринимательскими организациями и профсоюзами. Помимо профсоюзного налога рабочие платили также «добровольный» членский взнос и определенную плату за ежегодно возобновлявшийся членский билет. Члены профсоюза не имели права контролировать деятельность своих руководителей. Важнейшие профсоюзные должности замещались по назначению министерства корпораций или вышестоящих профсоюзных органов. На ответственные и технические профсоюзные должности могли назначаться только члены фашистской партии, поскольку существовал закон, воспрещавший принимать не членов фашистской партии на платные должности в государственные, коммунальные и общественные учреждения⁸¹.

Наряду с профсоюзами был сохранен представительный орган итальянского бизнеса – «Конфиндустрия»⁸², который располагал значительными возможностями для защиты экономических и социальных интересов промышленности перед государственным аппаратом и «большим фашистским советом».

В рядах профсоюзов насчитывалось к концу 1938 г. 7,669 тыс. членов, в том числе: в конфедерации работников сельского хозяйства – 3769 тыс., промышленности – 3097 тыс., торговли – 570 тыс., кредитных и страховых учреждений – 71 тыс., лиц свободных профессий и работников искусств – 162 тыс. чел. Предпринимательские объединения насчитывали 2762 тыс. членов, в том числе: сельских хозяев – 1354 тыс., промышленников – 101 тыс., ремесленников – 486 тыс., домовладельцев – 98 тыс., торговцев – 714 тыс., владельцев кредитных и прочих учреждений – 9 тыс. человек⁸³.