Текст книги "НФ-философия. Концептуальная апперцепция"

Рисующиеся их воображению «киборги» и «аватары» лишь в принципе напоминают симбиоз «Мозг плюс Машины». Все клонится к снятию контроля человеческого разума, обход без взлома критическое начало самого человека разумного, проникновение в тайны чужого сознания, перенос собственной индивидуальности в постороннее тело, либо на какой-то искусственный носитель. «Что-то должно произойти – вражда, ненависть, упадок, гибель» – это не только мои мысли об эсхатологичности нынешнего мира. Вероятно, многие, как, впрочем и я, хотели бы выразить мысль: – «Люди! Опомнитесь! Для чего вы явились в этот мир? Вы же дитя природы!».

В романе «Икс-паразит», описывая, что Набиев – это ученый-отшельник, неутомимый и разносторонний исследователь, но вместе с тем и с немалою степенью ученого тщеславия и нетерпимости, размышлял о себе. Как и ему мне в жизни всегда не доставало здравого смысла. Как и ему жить в одиночку и в одиночестве заниматься исследованиями для меня, как и ему гораздо интереснее. Что касается моих научно-философских концепций, то я в какой-то мере удовлетворен прогрессивной их направленностью, так как поднимаю вопросы искусственного интеллекта, пересадки сознания, эвтаназии, роботохирургии, клонирования, но, а с другой стороны, акцентирую в каждой из них своеобразную апологетику «технологической предосторожности».

В.М.Чумаков ввел различение «формальной» и «содержательной» фантастики. При этом содержательная фантастика – это фантастика в чистом виде, то есть в узком смысле, тогда как в случаях формальной фантастики, речь идет о «фантастике в широком смысле», то есть с периферийными экземплярами обозначаемого этим понятием класса феноменов. В моих научно-фантастических романах «Пересотворить человека», «Биовзлом», «Фиаско», Клон дервиша», «Биокомпьютер», «Аватар» содержатся именно фантастические мотивы – новые технологические разработки, созданные учеными в научных лабораториях. Они представляют тот самый «содержательный элемент необычайного», который становится в эстетической системе центральным, окрашивая весь текст в фантастические тона. Под «формальную фантастику» подпадают ряд моих социально-философских романа «Грани отчаяния», «Тегерек», «Нулевой пациент», «Проклятье круга зла», «Поиск истины».

Итак, фантастика – есть «некая деформация действительности». По определению психолога Лады Коршуновой, «воображение – это образы предметов, которые ранее, полностью или частично не воспринимались человеком». Таковы в моих научно-фантастических романах модули: автономный хирургический модуль (роман «Фиаско»); биоинформационный комплекс (роман «Аватар»); чип-гомеорегулятор (роман «Биовзлом»); нейрокомпьютерный конвергент (роман «Биокомпьютер»); оптогенетический сканер (роман «Клон дервиша»). Полагаю, что единичные фантастические «предметы» и события, порожденные художественным вымыслом, не имеют места в реальности, но так как не противоречат общим закономерностям бытия, а следовательно, возможны в рамках этих закономерностей.

Следует отметить, что зачастую фантасты не от науки, недостаточно разбирающейся в тонкостях науки, техники и технологии, когда пишут об этих вещах, допускают различные просчеты. В этом аспекте, фантастика может быть антинаучной, но лишь в том случае, если таков замысел автора, а не демонстрация его некомпетентности. Фантастический элемент, даже когда он является в сюжете вспомогательным средством, всегда так или иначе ценен и для автора, и для находящегося с ним в тайном сговоре читателя. В данном случае, речь идет о том, что в предисловии в книгах обязательно следует давать необходимые пояснения для читателя.

Для фантастической литературы, вообще, нормально затрагивать самые сложные философские, мировоззренческие и научные вопросы. Фантастика должна содержать в себе: во-первых, что-то необычное или необыкновенное; во-вторых, что-то таинственное или неизведанное; в-третьих, что-то хорошее и светлое; в-четвертых, что-то значительное и полное смысла. А вот задачей философии является принуждение человека «проснуться, прозреть и оглянутся вокруг». В этом аспекте, согласно концепции Михаила Эпштейна, «интересность» в философии измеряется дробью, в числителе которой достоверность доказательства, а в знаменателе – вероятность доказуемого.

Понятно, что фантастика создает для читателя особый мир, особую систему образов, взаимосвязей между ними, а также сопутствующих этим образам знаний и представлений. Однако, у философа есть соответствующее «проблемное поле» в котором должна наличествовать сущностные противоречия в фантастических фактах, событиях, мыслях и идеях, которых на основе философского осмысления необходимо связать в соответствующую концепцию, систему, мезотеорию, теорию, позволяющих вообразить мир данного произведения целостным. Если миры, придуманные фантастами в рамках своего пространства, претендуют на самодостаточность и независимость, то миры, осмысленные философами придаются мирам абстракций статусов самодостаточных миров.

Фантастика, как парафилософия очень часто затрагивает такие основные философские категории, как добро и зло, жизнь и смерть, тело и душа. Философ Сенека говорил: «Сетовать по поводу смерти – это все равно, что сетовать по поводу того, что ты человек. Если ты не человек, то ты будешь уже не ты!». Речь идет о рассмотрении вышеуказанных основных философских категорий с позиции теории души и тела. Философ М. Хайдеггер выделяет «собственное» бытие человека и его «фактичность». Между прочим, это весьма основательные взгляды, в соответствии с которым мотивом может быть выделения души в качестве отдельной субстанции, позволяющего мечтать об изменении своей телесности при сохранении субъективной идентичности, а также в мечтах и воображениях присутствовать и в других мирах в рамках своей «фактичности».

Вышеприведенные мысли и социально-психологические и философские узлы представлены в сюжетах моих романов «Биокомпьютер», «Аватар», «Пересотворить человека», «Поиск истины», «Биовзлом», «Клон дервиша», «Нулевой пациент». В этом аспекте, реальный удел некоторых героев этих произведений признается безальтернативным лишь с фактической точки зрения, но не с точки зрения спектра мыслимых возможностей. По мнению Сантояны, человек прочно привязан к единственной реальности, прежде всего, благодаря своей телесности. Между тем, отход духа от тела должен способствовать увеличению числа воспринимаемых реальностей. Вот и в серии «НФ-философии» рассматриваются философия условного или даже прямого «разделения» тела и сознания. В результате, удалось получить невероятную картину и пространство мыслимого.

Как известно, если в мышлении присутствует понятие фантастического – значит данный тип мышления существует на основе мировоззрения, в рамках которого возможно различение «фантастико-иллюзорного» и «реалистично-правдоподобного». Понятие фантастики не нейтрально по отношению к картине мира, его употребление логически требует признания ряда мировоззренческих предпосылок, часть которых автор и пытается реконструировать с помощью анализа фантастического.

Любое уточнение понятия фантастического в качестве следствия требует и уточнения этих мировоззренческих предпосылок. Поэтому любой фантастический образ или сюжет может стать поводом для разговора о важных тенденциях в философии и культуры в целом, причем разговор этот становится тем более интересным, что в наше поле зрения попадают не только определенные взгляды на окружающий мир, но и некие методы намеренной трансформации этих взглядов, к тому же, причины и побудительные мотивы того, почему представления о мире подвергаются искажению. Между тем, так или иначе речь идет о познавательной миссии нового жанра «НФ-философии».

Из истории фантастики известно, что мифология является протофантастикой, а фантастика – протофилософией, как считает Борхес. Вообще наука по отношению к современному мифу выполняет двойную роль: с одной стороны, она помогает его рождению, участвует в его создании, а с другой – сразу же, не успел миф по-настоящему родиться, начинает работу по его разрушению. Первый процесс называется конструированием мифа, а второй – деконструкцией мифа.

Подобные процессы научно-художественной верификации мною описаны в книгах «Сущность теней» (2023), «Тегерек: Мифы, тайны, тени» (2022), «Теория мифоконструкции» (2023), в которых отражены процессы конструирования мифа «Тегерек» и его деконструирование с формированием неомифа «Проклятье Круга Зла» (2023). Есть и другой процесс, имя которого «развенчание мифа». Такой процесс описан мной в книге «Развенчание мифов» (2018). Между тем, фантастика как вид искусства не только помогает рождению мифов нашего времени, но и получает из мифов огромный запас образов, ибо те образные модели действительности, которые рождаются в мифах, используются затем в искусстве, начинают жить в нем в качестве фантастики. На мой взгляд, «НФ-философия» является одной из самых технологичных, по сути, способов развенчания многих мифов.

По мнению ряда исследователей, связь фантастики с мифологическим сознанием более тесное, чем с наукой. В связи со сказанным, в настоящее время проблема накопления, сохранения и передачи знания приобретает особое значение. Нужно понимание того, что абсолютное большинство литературных и научных ценностей, накопленных веками лежат не востребованными на полках библиотек. Мы почему-то убеждены в том, что мифы, как разновидность фантастической литературы, изданные сотни и тысячу лет тому назад уже ни чему не научат, устарели. Как воспользоваться идейным багажом такого рода исторического прошлого? Как включить эти знания в ткань современной научно-мировоззренческой культуры?

На наш взгляд, необходимо использовать такие арсеналы науки, как деконструкция мифа, и на этой основе конструировать неомиф с целью установление нового смысла, с последующей научной верификацией мифов и неомифов на базе символизации, онтологизации, концептуализации, философизации, сакрализации и пр. В результате, старые знания, вынутые из архива забвения получат право жизни, как мысли, порожденные сегодня на их основе. Самое главное мысли прошлого будут оставаться в золотом фонде, сделавшись достоянием современников. Нужно признать, что мифы может быть оттого и притягательны для фантастов, что как раз двуединым методом научной фантастики можно выявить вплавленные в них крупицы истины. К тому, чего нельзя обосновать логически, писатель может с успехом применять художественный домысел. В этом аспекте, литература более ярко и широко представляет любую истину, положив под увеличительное стекло фантастики старые мифы и неомифы, применив при этом технологии научной верификации их.

Вышеуказанная идея заложена в основу серии «Перекличка веков и тысячелетий», куда входят ряд книг «Время и пространство Ибн Сино (2 тт.), «Тегерек: мифы, тайны, тени» (4 тт.), «Сущность теней». В них попытался акцентировать на то, что прошли сотни и тысяча лет с того времени, когда на земле жили люди, которые, как пишет И.А.Ефремов, «требуют раскрыть великую загадку времени, вступить в борьбу с ним! Победа над пространством и есть победа над временем». Квинтэссенцией его мнений и суждений является мысль о том, что нужно искать «пути возвращения дальнего пространства и времени, без всякого там искривления «нуль-пространства» и «нуль-времени».

Разумеется, вопрос о приоритете в тех областях человеческой деятельности, которые связаны с мифологией необычайно сложен и запутан, а потому «докопаться» до истоков того или иного мифа почти невозможно. Другое дело, когда миф сконструирован искусственно, как вымысел, как фантастика, то у него есть автор, есть своя история замысла и формирования современного мифа. В трудностях распознавания первотолчка, раскрывается как раз та загадка, которая волновала Шеллинга – «целые поколения работает над созданием нового мифа, как если бы это была единая творческая индивидуальность».

Важно отметить, что миф имеет вероятностный характер и именно это облегчает переход от мифа к неомифу, а отсюда к фантастике, и наоборот. Причем, не так просто разобраться где кончается миф и начинается фантастика, а потому такая трансформация мифа и его соотношение с фантастикой требует более тщательного и глубокого рассмотрения соотношения эстетического и познавательно-информационного начал в современном мифе. Важно отметить и проблему синтетической или даже синкретической природы современного мифа. В монографии «Сущность теней» (2023), а также в избранных трудах «Теория мифотворчества» (Ашимов И. А., 2023) мною отражена эта особенность мифов, как предопределенность возродится в форме неомифа. На мой взгляд, такую же предопределенность можно сказать и в отношении трансформации мифа в фантастику, а неомифа, соответственно, в научную фантастику.

Нужно отметить, что в свое время И.А.Ефремов не считал фантастику «преднаукой», открывающей науке новые пути. Ученые обращаются к фантастике, когда их воображение тревожит яркая идея, а «доказательных аргументов», ее подтверждающих, не существует. Публикуя свои фантастические произведения, они продолжают надеется на то, что когда-либо появятся необходимые доказательства. Жизнь и практика подтверждает, что такие надежды иногда сбываются, а потому в науке важно учитывать предысторию идей, высказанных в научно-фантастических произведениях, а также предысторию пути их в фантастику. В этом плане, прав Л.Е.Этинген, который считает, что фантасты «подхватывают» научные идеи, витающие пока в воздухе».

Размышляя над путями дальнейшей биологической эволюции человека, И.В.Муравьев и В.С.Бойко пишут: «В области отыскания новых возможностей преобразования мира и человека несправедливо жаловаться на отсутствие теорий и гипотез, непосредственно питающих сейчас фантастику». Для «НФ-философии» важно использовать любой фантастический контент. При этом она опирается на такую технологию, как дефантастизацию. Как известно, разновидностью дефантастизации является прием антитайны. В этом аспекте, широкое поле научного интереса и поиска у многих авторов попала мифология, как жанр, охватывающий жизнь наиболее широко и целостно. Нужно отметить, что именно в этом жанре всегда буксует «грань возможного».

Сегодня уже не подлежит сомнению существования таких явлений, как античастица, антивещество, антимир. Но этот «рывок за грань» сопряжен с необходимостью выработки новых научно-художественных принципов. Незыблемым остается то, что фантасты, пришедшие в фантастику и философию из науки, умеют вносить в фантастические сюжеты психологическую правду научного мышления и широчайший научно-мировоззренческий кругозор. По-видимому, корни «анти» следует искать не в злонамеренности фантастов, а в парадоксе самой науки. Рассуждая вокруг «анти» фантасты идут впереди ученых, которые обязаны сопоставить «анти», а потом найти и утвердить новую истину. Для фантастики характерно такие перевороты и турбулентного состояния. В пафосе отрицания научных законов и принципов, фантастика замахивается на перезагрузку новых законов и принципов. Между тем, это новация – новация перехода от экстраполяции конкретных истин к своеобразной экстраполяции дальних прогнозов, исходя из принципа «А почему бы нет…?

Сказанное легло в основу издания серии «Сциентизм / АнтиСциентизм» (5 тт.), в которую включены следующие произведения: «Жизнь / АнтиЖизнь» (2019), «Смерть / АнтиСмерть» (2020), «Сфера / АнтиСфера» (2021), «Контекст обоснования / Контекст открытия» (2022), «Религия / АнтиРелигия» (2023). Как видно, в самом названии приведены антиномии ряда важных научных и философских категорий. Между тем, это новые принципы, парадигмы и постулаты науки. Именно поэтому в избранные труды в трех томах «НФ-философия» включены конкретные научно-фантастические романы автора.

В данном случае нас интересовали отнюдь не сами романы, которые брались скорее, как типичные примеры воплощения определенных философских идей и мотивов. В фантастических сюжетах мы видим наглядное изображение: во-первых, определенных методологий мышления; во-вторых, определенных тенденций в развитии цивилизации; в-третьих, типичных психологических комплексов.

Глава 2

Научная фантастика как научная парафилософия

Научную фантастику нужно рассматривать в качестве научной парафилософии. Если мировоззренческая парафилософия поддерживает в философии ее мировоззренческий статус, тогда как научная парафилософия придает философии системность и рационализированность. Благодаря им в философии сохраняется равновесие и соразмерность. В фантастических произведениях, конечно, можно встретить достаточно «новаторские» философские идеи, но нет того самого полновесного философского «анализ-синтеза».

Как наука, так и фантастика требуют глубокого погружения человека. Наверное, в фантастике могли бы появляться полновесные философские идеи, если бы учёные-философы имели время писать романы и повести. Но такого времени у них нет, и, кроме того, хороший учёный-философ не обязательно обладает даром излагать мысли в виде качественных литературных произведений. Это талант другого рода. А у писателей тоже нет времени серьезно заниматься наукой и философией, в особенности.

На наш взгляд, чтобы выдвинуть научную идею или гипотезу, содержащую философский «анализ-синтез», а речь идет о «НФ-философии», нужно не просто иметь соответствующий талант, но как минимум умение и настойчивость глубоко копать в той или иной области познания. Между тем, современная наука как никогда стала чрезвычайно специализированной и узкопрофильной, а потому, чтобы понимать, какие процессы происходят на самых передних её рубежах, простой эрудиции и лишь богатого воображения недостаточно, а нужны знания, доступные лишь специалистам.

Нужно отметить, что роль научной фантастики как инструмента развития воображения о будущем, в особенности в области прогнозов развития человека и общества, о новых технологиях и их измерениях и оценках «прогноз-предостережений», трудно переоценить. Сейчас, именно в этой области немало «прогностических» произведений, которых следует осмыслить на уровне философской аргументации. В этом плане, именно ученые, обладающие богатым воображением и высоким уровнем научного образования, могут: во-первых, осмыслить многое путем «анализ-синтеза»; во-вторых, сформулировать аргументы в аспекте «прогнозы-предостережения» возможного развития человечества; в-третьих, показать модели возможных последствий использования тех или иных изобретений, технологий, научных открытий, социально-политических решений.

Органичное встраивание любых подобных прогнозов в хороший литературный сюжет, чтобы дойти до широкой публики – вот главная цель научной фантастики, как научно-мировоззренческой парафилософии. И чем чаще писатели-фантасты и ученые-философы будут рассматривать актуальные вопросы развития науки, технологии, мировоззрения, строить модели возможных их последствий как для отдельных личностей, так и для человечества в целом, тем больше вероятность, что человеческое общество найдет пути решения стоящих перед ними задач.

Мы сейчас переживаем время невероятного всплеска научно-технологических достижений, которых, во-первых, нужно обнародовать и разъяснить, а во-вторых, осмыслить и понять. Нужна была попытка научной фантастики, с одной стороны, и философии – с другой, сделать шаги в сторону того, чтобы, во-первых, в опережающем темпе осмыслить новое, а во-вторых, внести в умы людей новое, поистине революционные «представления» и «понятия» об относительности.

Зачастую даже сегодня обычный человек просто психологически не готов понять и принять некоторые научные и научно-технологические парадоксы. А ведь научно-мировоззренческая культура остается конечным мерилом человека. В этой связи, нужно использовать последовательную, куммулятивную, трехфазную технологию познания, лежащую в основе научно-мировоззренческой культуры: во-первых, на популярном уровне; во-вторых, на концептуальном уровне; в-третьих, на философском уровне. В свое время мною была выдвинута научная идея «Триадный синтез научно-мировоззренческой культуры индивида» (Свидетельство №25—1, регистрационный №649, РФ, Москва, 2017), отражающую именно такую систему. Об этом будет сказано во 2-части книги.

На уровне популяризации науки с помощью научно-фантастических произведений даже самый рядовой человек получит возможность ознакомится с новым знанием, понять его с помощью условности научно-фантастической идеи и метафоричности материала, то есть на уровне «приключения мысли». На этом этапе к научно-фантастической идее неприложим критерий буквальной научно-технологической правды. Она метафорична, но многозначна, больше напоминая художественный образ, чем логические понятия. Даже сложные понятия и идеи в силу образности, многовариативности, может натолкнуть такого читателя на самостоятельный поиск новых знаний более высокого уровня.

Нужно понять, что отношение художественной фантазии с наукой и технологиями не укладываются в простую «доводку» научной правды до человека. Фантаст добивается осмысления человеком этой правды через правдоподобие изложения «невозможного» вымысла. Условно-фантастический посыл к читателю позволяет фантасту развернуть любую картину реальности и виртуальной реальности. Ему приходится отступать от научной правды и тогда, когда добросовестно пытается угадать будущее открытие, и тогда, когда, как художник обставляет их заведомо условными вымыслами.

Самое интересно то, что эти условные допущения в научной фантастики переходят: во-первых, на уровень реальных проектов; во-вторых, на уровень осмысления и постановки вопросов; в-третьих, на уровень решения философской или социологической проблемы. Ведь условность в научной фантастике не должен быть ниже уровня научного мышления, а в «НФ-философии» – уровня философского осмысления. Если сформулировать объект научной фантастики в самом общем виде, это, прежде всего, взаимодействие НТ-ТП с человеком. Ее художественная система двойственна, так как используются два различных ряда образов: во-первых, конкретный и отвлеченный; во-вторых, эмоциональный и интеллектуальный.

В восприятии научно-фантастической книги есть нечто от чтения научных трудов, так как фантастический домысел не только смысловая, но и интеллектуальная «доводка» научной идеи. Вот почему, научно-фантастические произведения как никогда приблизились к столбовой дороге новых знаний, новых технологий, сделался как бы беллетристическим бюллетенем новейшей науки и технологий.

Сейчас научная фантастика – это добротная популяризация науки и технологий. В этом отношении, она поучает, развлекая (По Жюль Верну). По сути, и мои научно-фантастические романы, направлены на привлечения читателя на самостоятельную научную работу. А с другой стороны, возможности литературы больше, чем науки в аспекте предвосхищения последствий и возможности знаний, которые подчас неясны даже самому ученому. Если фантастику пишет ученый, то, несомненно, придается большая строгость научной фантазии, ибо, он знает и обладает необходимой интуицией, правилами экстраполяции и аналогии. Здесь ему помогает его опыт исследователя и больший багаж свободной ассоциации.

В научной фантастике та или иная художественная идея реализуется иначе, чем в «бытовой» литературе. Там она раскрывается через конкретный образ героя, здесь же персонаж сам в значительной мере раскрывается через отвлеченную идею. И эта обратная связь приобретает особое значение. Как ученый-медик, философ и писатель в своих научно-фантастических произведениях, подпадающих в цикл «НФ-философия», пытался популяризировать не текущую научно-практическую технологию, а «сверхтехнологию», то есть тенденцию и динамику развития. При этом приходится соединять философское осмысление новых феноменов гуманизма, а также социально-психологические прогнозы с научной фантастикой с его необычными допущениями, когда научно-техническое воображение устремляется за пределы возможного, куда не достигает локатор обоснованного предвиденья.

Каждый фантаст знает, что срабатывает закон Жюль Верна: «Все, что человек способен представить в своем воображении, другие сумеют претворить в жизнь». Автор писал: «Фантастика пробуждает работу мозга. Затем появляется желание, а за желанием возникла деятельность ума в том направлении». В этом плане, мои научно-фантастические произведения нелегко отделить от моих целевых научных трудов, ибо, построено согласно моей авторской научно-познавательной стратегии, предполагающей три фазы познания: «П», «К», «Ф». Об этом сказано во 2-й части книги.

Как ученый, представляющий не только естественнонаучную, но и гуманитарную науки, признаю, что в моих произведениях занимательность и художественность отступают на второй план перед научной достоверностью, дающую для читателя серьезное логическое познание, наиболее достоверное знание о предмете рассуждения. То есть их достоинство не в беллетристике, а в характере и уровне научности фантазии. Иначе говоря в них нет бытовой обыденности, а акцентированы на научное содержание, которое, как мне кажется, должно быть именно изложено, а не изображено. По сути, это особый род не только популяризации науки, но и философствования.

В указанном аспекте, в своих научно-фантастических романах часто пользовался приемом доказательство от противного, что дает простор парадоксальному сюжету, построенному уже на чисто научной посылке. При этом поэтика фантастического повествования мною не привносилась извне, за счет приключенческой фабулы, а как бы развивалась из самого фантастического допущения. То есть в них присутствуют все важные элементы логики научного воображения, касательно осмысления внутренней связь НТ-ТП с социальной жизнью, психологическими мотивами, с тревогой ожидания будущего механизированной цивилизации. В этом аспекте, в романах использованы: во-первых, сознательные полемические переклички; во-вторых, парадоксы социально-психологического восприятия; в-третьих, философские аллегории. Все они в той или иной степени взаимосвязаны с некоторыми фабульными особенностями либо философскими построениями книг, прежде всего, в том, что новые и сверхновые технологии с позиции предосторожности представляют некую опасность своими последствиями, коих нужно вовремя осмыслить и отвратить.

Признаюсь в том, что у меня, как, впрочем у многих, довлеет так называемый художественно-философский субъективизм. Предостережение и надежда – вот те противоположные полюса, между которыми колеблются мои мысли – гиперболизированные, гротескные, провокационные, светлые и темные, отражающие суть человеческих страстей. Кроме общности приемов изложения и манеры ведения обсуждения все мои научно-фантастические романы объединены еще одной мыслью, с разных сторон освещаемой в каждом их них: это – мысль о том, что новые и сверхновые технологии значительно облегчают деятельность самого человека, но в то же время представляют определенные опасные последствия, которых необходимо не только вовремя осознать, но и предупредить. Очень часто описываю как в научных лабораториях и кабинетах зреет грандиозный переворот сознания, представления людей о мире и о себе. Как медик и философ, а также организатор науки, всегда считал, что нынешняя наука сильна, но разъединена.

Каждая отрасль имеет свой язык – привилегия для посвященных, препятствие для остальных. Отсюда мнимые задачи и часто окольные пути в простых вопросах. Сейчас время интеграции наук, время транстеоретических и междисциплинарных наук, время глобального и квантового мышления. Сейчас нужен синтез знаний и наук. Как мне кажется научная фантастика особенно нуждается в этом жизненно необходимом обобщении исходного материала. Ведь фантасты, сталкиваясь с нечеткостью общей картины вынуждены объединять россыпи «эпизодов из науки», а это чревато нагромождением научного и литературного шлака вокруг действительно актуальных и парадоксальных фантастических идей.

В условиях интеграции знаний и наук, как правило, возникает необходимость постепенного, дозированного приобщения людей к такой идеологии. В этом аспекте использование научной фантастики для философско-психологического памфлета: пересадка головного мозга, роботохирургия, интерфейс искусственного интеллекта и «мозга в контейнере» является не только целесообразной, но и своевременной. При этом не претендую в своих персонажах большего, чем на философско-психологический силуэт, вовремя останавливаясь у той грани, за которой заканчивается специалист и начинается человек со всеми характерными чертами. А ведь писатели-фантасты, но не из круга ученых, мало уделяют внимание на познавательные аспекты, часто акцентируя на художественной стороне произведения. Тем не менее, признаюсь в том, что, возможно, иногда довожу читателей до головной боли, описывая детали новых технологий и злоупотребляя научным лексиконом.

Если писатели-фантасты довольно неразборчиво черпают «научно-техническую» оснастку у всех по не многу, то я, как ученый и философ, детально знаю предмет научного материала. Между тем, речь идет о том, чтобы не допускалась в научно-фантастических произведениях той самой деформированности научно-фантастического элемента. В моих произведениях сюжет не деформируют неприсущие им социальные или психологические категории.

Если многие фантасты ведут вольный, не ограниченный ни научной, ни художественной системой, то я, как ученый и философ всегда придерживался строгой возможности науки и технологии, а потому мои прогнозы все же носят печать правдоподобия, хотя в них не исключены спорные вопросы по существу. Хотя, есть в моих книгах научная авантюра, героика ученых, а вместо с ним утопии, иллюзии. Однозначно, не являюсь сторонником обязательного практического применения результатов фундаментальных исследований, хотя в своей научно-практической деятельности всегда продвигал именно фундаментальную науку. Мне чужда позиция обывателя «Нечего на звезды смотреть, на земле работы много…». Хотя, всегда сомневался в том, нужны ли мои работы? Нужен ли тот большой научный анализ и философский синтез естественнонаучной и гуманитарной фантастики и науки, то самое предвиденье новых человеческих отношений, к которому стремился.

Мне кажется, что со временем биография научных идей, гипотез, открытий, новых и сверхновых технологий все больше будет увлекать фантастов и философов. В этом аспекте, судьба научного замысла, их философское осмысление являются важнейшим сюжетным ходом не только научной фантастики, но и контента «НФ-философии». В этом плане, творчество фантастов и философов станут «ближе к жизни» в том смысле, что их герои-ученые раскрываются в своих научных замыслах, в столкновении идей, в своей способности понять общественный и философский смысл научных идей, гипотез, открытий и технологий. В настоящее время фигура ученого перестал быть чисто фабульным элементом, слились событийная составляющая сюжета с психологической составляющей личности ученого. В этом аспекте, не только в научной фантастике, но и в «НФ-философии», всегда нужно как можно чаще и больше отражать их интеллектуальную лабораторию.