Текст книги "Ожерелье голубки"

Глава о полюбивших по описанию

Один из необычайных корней любви, когда любовь возникает от описания, без лицезрения. От этого возвышаются до всей любви вообще, и бывает обмен посланиями и переписка, и забота, и страсть, и бессонница без того, чтобы видеть. Поистине, рассказам, и восхвалению красот, и описанию событий присуще явное влияние на душу, а когда ты услышишь пение девушки из-за стены, бывает это причиной любви и озабоченности разума. Все это случалось не с одним человеком, но, по-моему, это здание шаткое, без основания. Ведь когда тот, кто отдал весь свой ум любви к человеку, которого он не видел, остается один со своими мыслями, непременно возникает в душе его образ, который он себе представляет, и существо, которое он ставит перед собою в своих помыслах. В его мыслях не рисуется ничего другого, и он устремляется воображением к этому образу, и если случится в какой-нибудь день его увидеть, тогда дело становится крепче или совсем уничтожается, – оба эти исхода случались и известны.

Чаще всего это случается между затворницами из благородных домов, живущими во дворцах, за завесой, и близкими им мужчинами; любовь женщин при этом упорнее, чем мужская любовь, ибо они слабы и их природные свойства быстро отвечают в этом деле, и любовь овладевает ими. Об этом я скажу стихотворение, где есть такие стихи:

 
О хуливший меня за любовь к той, кого глаз мой не видел,
Ты перешел меру, приписывая мне в любви слабость!
Скажи мне, узнается ли когда-нибудь рай иначе как по описанию?
 

Я скажу также стихи о восхищении песней без того, чтобы упал взор на самого поющего; вот один из них:

 
Войско страсти расположилось в моем слухе, и выступает оно против моих зрачков.
 

И еще скажу я о том, как расходится истина с предположениями любящего, когда случится увидеть любимую:

 
Мне описывали тебя, и когда увидел я то, что они описали, я понял, что это вздор.
Барабан – пустая кожа, но от гула его и страшится человек, и пугается.
 

А о противоположном я говорю:

 
Мне описывали тебя, и вот мы повстречались, и стала мысль очевидной истиной.
Ведь описание райских садов не в силах сказать правду о их великолепии.
 

Такие обстоятельства часто случаются между друзьями и приятелями. О себе я расскажу.

Рассказ

Между мной и одним человеком из шерифов[33]33
  Шерифами – буквально «благородными» – первоначально называли членов всякой знатной семьи. С X в. это название стало употребляться лишь для обозначения потомков Хасана – сына двоюродного брата пророка Мухаммада, четвертого халифа Али женатого на дочери Мухаммада – Фатиме.


[Закрыть] была крепкая дружба, и мы часто друг к другу обращались, но никогда не виделись. Потом Аллах даровал мне с ним встречу, и прошло лишь немного дней, как между нами возникла великая неприязнь и сильное отчуждение, которое продолжается до сей поры. Я сказал об этом отрывок, где есть такой стих:

 
Ты изменил наши прежние свойства на отвращение и крайнюю ненависть, как изменяются страницы рукописи при переписке.
 

Противоположное этому случилось у меня с Абу Амиром, сыном Абу Амира[34]34
  Абу Амир ибн Абу Амир – сверстник Ибн Хазма, сын знаменитого «хаджиба» (первого министра) Абу Амира аль-Мансура.


[Закрыть], милость Аллаха над ним! Я испытывал к нему истинное отвращение, и он ко мне также, хотя он не видел меня и я не видел его; основанием этого были постоянные сплетни, которые переносились к нему от меня и ко мне от него, и подкрепляла их неприязнь между нашими отцами, соперничавшими из-за благосклонности султана и мирских почестей, которыми они пользовались. Потом Аллах помог с ним свидеться, и он был для меня любимейшим из людей, и я для него также, пока не встала между нами смерть.

Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:

 
Вот брат, с которым мне досталась встреча, и создала она к нему благородную дружбу.
А раньше не терпел я с ним соседства и не желал иметь его своим другом.
И был он ненавистен и стал любимым, и был тягостен и сделался легким.
И прежде всегда от него убегал я; теперь же я постоянно бегу к нему.
 

Что же касается Абу Шакира Абд ар-Рахмана ибн Мухаммада аль-Кабри, то он долго был моим другом, не видев меня, а потом мы встретились, и дружба укрепилась и стала неразрывна и продолжается до сих пор.

Глава о полюбивших от одного взгляда

Часто любовь пристает к сердцу от одного взгляда, и такая любовь разделяется на два вида. Первый вид противоположен тому, что было сказано раньше, и состоит он в том, что человек влюбляется в образ женщины, не зная, кто она, и не ведая ее имени и местопребывания; это случилось не с одним человеком.

Рассказ

Рассказывал мне друг наш Абу Бекр Мухаммад ибн Ахмад ибн Исхак со слов одного верного человека, имя которого выпало у меня из памяти (я думаю, это был кади Ибн аль-Хаза), что Юсуф ибн Харун, поэт, прозванный ар-Рамади[35]35
  Ар-Рамади – один из наиболее выдающихся поэтов Андалусии (умер в 1022 г.). Существует иная, гораздо более подробная, версия приводимого здесь рассказа. Она изложена со ссылкой на Ибн Хазма в сочинении биографа ад-Дабби.


[Закрыть], проходил однажды мимо Ворот Москательщиков в Кордове. А это было место, где собирались женщины. И ар-Рамади увидел девушку, которая захватила целиком его сердце, и любовь к ней проникла во все его члены, и сошел он с дороги в мечеть и пошел следом за девушкой. А она быстро шла к мосту и, перейдя его, направилась в местность, называемую Пригород, и, оказавшись у гробниц сынов Мервана – да помилует их Аллах! – что построены над их могилами на пригородном кладбище за рекою, она увидела ар-Рамади, который удалился от людей и не имел другой заботы, как об этой девушке. И она направилась к нему и спросила: – Что ты идешь позади меня? – и ар-Рамади рассказал ей, как сильно он испытан любовью к ней. – Оставь это! – сказала девушка, – и не ищи моего позора. Тебе нечего меня желать, и нет к тому, чего ты хочешь, пути. – Я удовлетворюсь взглядом, – сказал ар-Рамади, и девушка молвила: – Это тебе дозволено. – О госпожа, свободная ты или невольница? – молвил ар-Рамади. – Невольница, – ответила девушка. – А как твое имя? – спросил ар-Рамади, и она ответила: – Хальва[36]36
  Хальва – уединение.


[Закрыть]. – А чья ты? – спросил ар-Рамади, и девушка молвила: – Клянусь Аллахом, знание того, что на седьмом небе, ближе к тебе, чем то, о чем ты спросил! Оставь же невозможное. – О госпожа, а где я тебя после увижу? – сказал ей ар-Рамади, и девушка отвечала: – Там, где ты увидел меня сегодня, в такой же час, каждую пятницу. Или уходи ты, или уйду я, – сказала она потом, и ар-Рамади молвил: – Иди под охраной Аллаха! – И девушка пошла к мосту, а ар-Рамади невозможно было за нею следовать, так как она оборачивалась, чтобы видеть, провожает он ее или нет. Когда же она миновала ворота моста, ар-Рамади пошел искать ее следов, но не услышал ответа ни на один вопрос о ней. – И клянусь Аллахом, – говорил Абу Омар (то есть Юсуф ибн Харун), – я не покидал Ворот Москательщиков и Пригорода с того времени и до сей поры, но не напал на сведения о ней, и не знаю я, небо ли ее слизнуло, или земля ее поглотила. И поистине, из-за нее в моем сердце нечто жарче углей. – Это та Хальва, любовь к которой он воспевал в своих стихах; потом он напал на вести о ней, после того как ездил из-за нее в Сарагосу[37]37
  Сарагоса (Caesarea Augusta римлян), по арабскому произношению Саракуста, – город в Северной Испании, на правом берегу реки Эбро. Сарагоса была завоевана мусульманами в 712 – 713 гг. В 778 г. город был осажден войсками Карла Великого, которые, однако, отступили, так как император Карл был вынужден поспешно возвратиться на берега Рейна, где хозяйничали его враги – саксы. Наибольшего расцвета достигла Сарагоса в начале XI в., когда распался Кордовский халифат и возник ряд самостоятельных владений, управлявшихся независимыми царьками. Сарагоса сделалась тогда центром северо-восточной провинции (так называемой Верхней границы), которая находилась под властью династии Туджибидов (1017 – 1039) и Худидов (1039 – 1118), когда Сарагоса окончательно перешла в руки христиан.


[Закрыть], и это длинная история.

Подобное этому многочисленно, и я скажу об этом отрывок, где есть такие стихи:

 
Глаза мои сорвали в моей душе печали дум, и послала она слезы, чтобы отомстить взорам.
Как взглянешь ты на поступок слез, когда наказывают они глаза, топя их в своих обильных ливнях?
Я не встречал ее так, чтобы узнать, прежде чем ее увидел, и последняя моя встреча с ней – минута первого взгляда.
 

Другой вид такой любви противоположен той главе, которая пойдет после этой главы, если захочет Аллах, и состоит он в том, что человек влюбляется с одного взгляда в девушку, известную ему по имени, жилище и происхождение которой он знает. Отличие здесь в быстром или медленном наступлении конца. Если кто полюбил с одного взгляда и быстро привязался после беглого взора, – это указывает на малую стойкость, говорит о быстром утешении и свидетельствует о непостоянстве и пресыщении. Так бывает во всех вещах: что скорее вырастает, скорее кончается, а что медленней возникает, медленней исчезает.

Рассказ

Я хорошо знаю юношу из сыновей писцов, которого увидела женщина благородной семьи, высокого положения, скрытая за плотной завесой. Он проходил, и она заметила его, смотря из одного места, бывшего в ее жилище, и привязалась к нему, и он привязался к ней. И они долго одаряли друг друга посланиями, держась на острие более тонком, чем лезвие меча, и если бы я не отказался от намерения раскрывать в этом своем послании хитрости и говорить о кознях, я бы рассказал достоверные вещи, которые смущают смышленого и ошеломляют разумного. Да опустит Аллах, по своей милости, покров свой на нас и на всех мусульман и да избавит он нас от зла!

Глава о тех, кто влюбляется лишь после долгого срока

Среди людей есть и такие, чья любовь становится настоящей только после долгих шептаний, и частых свиданий, и продолжительной дружбы. Вот что скорее всего продлится и укрепится, и не оставит на этом следов бег ночей, – что вошло с трудом, не легко и выходит. Таков и мой обычай, и в предании дошло, что Аллах, великий и славный, сказал душе, когда он велел ей войти в тело Адама – а оно было глиняное, – и душа устрашилась и испугалась: – Входи поневоле и выходи поневоле. – Это было рассказано нам нашими наставниками.

Я видел людей с подобным свойством, которые, почувствовав в душе своей начало любви и распознав в себе, из-за предпочтения, склонность к какому-нибудь образу, прибегали к разлуке и прекращали посещения, чтобы не увеличилось то, что они испытывают, но выходило это дело из их рук, и становилась смерть между ослом и прыжком[38]38
  То есть смерть помешала ослу прыгнуть (на ослицу) – поговорка, употреблявшаяся в тех случаях, когда внезапно возникшее обстоятельство мешает осуществлению какого-нибудь дела.


[Закрыть].

Это указывает на то, что любовь крепко пристает к сердцу людей с таким качеством, и если она овладеет ими, то никогда не уйдет. Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:

 
Я удаляюсь от треволнений любви, ибо счел я, что оборвать – качество прямо идущего.
Я видел: в начале любви обращаешь ты глаза твои к цветам ланит,
Но, пока наслаждаешься ты в уединенье, вдруг оказался ты в кольцах цепей,
Как тот, кто обманут был близостью мелкой воды и поскользнулся, и исчез в полноводных потоках.
 

И поистине, долго дивлюсь я всякому, кто утверждает, что влюбляется от одного взгляда, и едва ему верю. Я считаю такую любовь лишь видом страсти, а чтобы она овладела в моих мыслях глубиной души и проникла за преграды сердца, то я не думаю этого. Любовь никогда не прилеплялась к моему сердцу иначе как через долгое время после того, как человек не покидал меня целую вечность, и я брался с ним за все важное и неважное. Таков я и в забвении и в тоске: я никогда не забывал дружбы, и моя тоска обо всем, что знал я прежде, поистине, заставляет меня давиться водой и задыхаться, глотая пищу. Спокоен тот, у кого нет этого свойства!

Я ни от чего не чувствовал пресыщения, после того как узнавал что-нибудь, – никогда не спешил ни с кем сдружиться при первой же встрече и не желал перемены в чем-нибудь из своих пожиток, – ибо я говорю не об одних друзьях и братьях, но обо всем том, чем пользуется человек из одежды, верховых животных, кушаний и другого.

Я не наслаждался жизнью и не покидала меня молчаливость и замкнутость с тех пор, как отведал я вкус разлуки с любимыми, и поистине, эта печаль постоянно ко мне возвращается и горесть забот непрестанно меня посещает. Воспоминание о том, что прошло, всегда делало мою жизнь горькой, когда начинал я ее сызнова, и поистине, я – убитый заботами в числе живых и погребенный печалью среди жителей мира. Аллах же хвалим при всяком положении, нет бога, кроме него!

Обо всем этом я скажу стихотворение, где есть такие стихи:

 
Правдивая любовь не бывает дочерью часа, и не дает огниво ее огня, когда хочешь.
Но не спеша идет она и зарождается от долгого слияния; крепко стоят устои ее.
Не близки к ней перемена места и уменьшение, не далеки от нее неподвижность и увеличение.
В подтверждение тому видим мы, что всякий росток, растущий быстро, вскоре погибает.
Но я – земля твердая, жесткая, – трудно любому посеву ее подчинить.
 

 
Не проникают в нее его корни, и не заботит ее, чтобы щедрым был дождь.
 

Но пусть не подумает думающий и не вообразит воображающий, будто все это противоречит моим словам, начертанным в начале послания, что любовь – связь между душами в их основном, вышнем мире, – напротив, это подкрепляет их. Мы знаем, что душу в этом нижайшем, мире окутывают завесы и постигают случайности, и окружают ее свойства земных сфер, которые скрывают многие ее качества, и хотя не изменяют их, но становятся перед ними. А на соединение можно действительно надеяться лишь тогда, когда душа к нему расположена и подготовлена, и после того как дошло до нее знание о том, что с нею сходно и согласно, и скрытые свойства души были противопоставлены сходным с ним свойствам любимой. Тогда душа соединяется подлинным соединением, без препятствия.

Что же до того, что возникает с самого начала из-за каких-нибудь явлений телесного предпочтения и одобрения взором, который не переходит за пределы красок, то в этом тайна страсти и ее истинный смысл. Когда же страсть увеличивается и минует этот предел, и совпадает с усилением ее сближение душ, в котором равно участвуют и душа, и природные свойства, – тогда она называется любовью.

Отсюда и входит ошибка к тому, кто утверждает, что он любит двоих и влюблен в двух разных людей. Это является лишь со стороны страсти, о которой мы только что упоминали, и она называется любовью в переносном смысле, а не в подлинном. Что же касается души любящего, то у него нет избытка склонности, который он мог бы обратить на дела веры и земной жизни) – как же быть тут увлечению любовью к другой? Об этом я говорю:

 
Солгал утверждающий, что любовь к двоим суждена, как солгал об основах веры Мани[39]39
  Мани – основатель религиозного учения, названного его именем (манихейство). По сообщениям арабских авторов, дающих о Мани наиболее полные и правдоподобные сведения, последний родился в Вавилонии около 216 г. н. э. и умер в царствование персидского царя Бахрама I (274 – 277).
  Учение Мани – одна из систем, обычно объединяемых названием «гностицизм». Оно основано на представлении о вечной борьбы двух начал – добра и зла, тьмы и света. Наиболее своеобразным в манихействе является учение о происхождении человечества. Первые люди (Адам и Ева) произошли, по учению Мани, от дьяволов, которые создали их с целью заточить в них некоторую долю элементов света. Чтобы помешать этому, небесные силы послали к Адаму Иисуса, который должен был внушить ему познание рая, богов, ада, дьяволов, неба и земли, луны и солнца. Самого себя Мани считал носителем божественного откровения после Будды, Зороастра и Иисуса.


[Закрыть].
Нет в сердце места для двух любимых, и не будет более новое вторым.
Как разум един и не знает творца, кроме единого милосердного,
Так и сердце едино и может осилить лишь одного,
Далеко он или близко.
Говорящий так сомневается в законе любви, и далек он от здравой веры.
Так же и вера в бога – единая она и прямая; нечестив тот, кто имеет две веры.
 

Глава о тех, кто полюбил какое-нибудь качество и не любит после того других, с ним не сходных

Знай – да возвеличит тебя Аллах! – что любви присуща действительная власть над душами и решающая сила; повелению ее не перечат, запрета ее не ослушаешься и власти ее не преступить; покорность ей неотвратима, и проникновение ее неотразимо. Она расплетает плотно свитое, ослабляет крепкое, размягчает застывшее, колеблет устойчивое, поселяется в оболочке сердца и разрешает запретное. Я видывал многих людей, которых нельзя заподозрить в отсутствии проницательности, и нет опасений, что пало их знание, расстроилось умение выбирать и ослабла их сметливость, но они описывали возлюбленных, имевших некоторые качества, не одобряемые людьми и недопустимые при красоте, и качества эти становились для тех, кто любил их, привычными и делались мишенью их страстей и предметом их одобрения. А после эти люди уходили, – либо забыв, либо вследствие разлуки или разрыва, или из-за какого-нибудь явления в любви, – но не покидало их одобрение этих качеств и не оставляло их предпочтение подобных свойств другим, более достойным, среди творений, и не питали они склонности к иному, – напротив, эти качества, одобряемые людьми, становились для них неприятными и казались им низкими, пока не покидали они здешнего мира, и кончалась их жизнь в тоске по тем, кого они потеряли, и в любви к той, с кем были они вместе. И не говорю я, что это было с их стороны притворным, – наоборот, это случается по истинному природному свойству и выбору, в котором нет ничего привходящего. Они не видят ничего другого и не заботятся в глубине своих помышлений ни о чем ином.

Я хорошо знаю людей, у чьих возлюбленных была несколько короткая шея, и после этого им не нравились женщины с длинными шеями. Знаю я и человека, который впервые испытал привязанность к девушке, немного малорослой, – он не любил ни одной длинной после этого. Я знаю также человека, полюбившего девушку, рот которой был слегка широк, – ему были противны нее маленькие рты, и он порицал их и испытывал к ним истинное отвращение.

И я описываю не тех, у кого недостаточна доля знания и образования, но говорю о людях, изобильнейше наделенных способностью познавать и наиболее достойных именоваться понятливыми и знающими. А про себя я расскажу тебе, что я полюбил в юности одну свою невольницу – рыжеволосую, и мне не нравилась после этого ни одна женщина с черными волосами, хотя бы были они на солнце или на изображении самой красоты. Я ощущаю это с тех пор в основе своей природы, и душа моя не соглашается на другое и совершенно не любит иных.

То же самое явление произошло с моим отцом – да будет доволен им Аллах! – И так продолжалось до тех пор, пока не пришел к нему его срок.

Что же касается многих халифов из сыновей Мервана[40]40
  Мерван ибн аль-Хакам (683 – 685) – родоначальник Мерванидов – халифов боковой ветви династии Омейядов, первые представители которых носили название Суфьянидов, по имени Абу Суфьяна – отца основателя династии, Муавии I (661 – 680).
  Из рода Мервана происходит и первый самостоятельный правитель Андалусии Абд ар-Рахман – «Пришлец» (756 – 788). Даты правления его потомков, упомянутых здесь, приведены в таблице, помещенной в прим. 10.


[Закрыть] – да помилует их Аллах! – и в особенности потомков ан-Насира среди них, то они все созданы с предпочтением рыжего цвета, и ни один из них не расходится в этом с прочими. Мы их видели и видели тех, кто их видел, со времени правления ан-Насира и до сей поры, и все они русые, по сходству с их матерями, так что это стало природным качеством у них всех, кроме Сулеймана аз-Зафира – да помилует его Аллах! – я видел, что у него черные волосы и борода. Что же касается ан-Насира и аль-Хакама аль-Мустансира – да будет доволен ими Аллах! – то рассказывал мне везир, отец мой – да помилует его Аллах! – и другие, что оба они были русые, сероглазые, так же как и Хишам аль-Муайяд и Мухаммад аль-Махди и Абд ар-Рахман аль-Муртада – да помилует их Аллах! – я видел их неоднократно и входил к ним, и видел, что они русые, сероглазые, так же как их дети, и братья, и все их близкие. И не знаю я – по предпочтению ли это, вложенному в них всех природой, или так происходит по обычаю, который был у их предков на этот счет, и они его продолжают. Рыжий цвет ясно виден в волосах Абд аль-Малика ибн Мервана, внука Абд ар-Рахмана, правнука Мервана, сына повелителя правоверных ан-Насира (это тот, которого называют «отпущенным»)[41]41
  Этот поэт, потомок знаменитого халифа Абд ар-Рахмана ан-Насира, является героем популярной в арабо-испанской биографической литературе любовной истории. Соперничая со своим отцом в любви к одной невольнице, Абд аль-Малик убил его и был за это заключен в тюрьму, где провел около шестнадцати лет. Выпущенный на свободу при временщике аль-Мансуре, он и получил прозвище «отпущенного» Умер Абд аль-Малик около 1009 г., сорока семи лет отроду.


[Закрыть]. Он был лучший поэт из обитателей Андалусии во времена потомков Мервана и чаще всего воспевал рыжеволосых. Я его видел и сиживал с ним.

Но дивиться следует не тому, что полюбит безобразную, а потом эта любовь не будет сопровождать его в отношении других – так бывало, – и не тому, кому свойственно, с тех пор как он существует, предпочитать наиболее низкое, но тому, кто взирал взором истины, и потом одолела его случайная любовь, после того как он долго пребывал в согласии с общим мнением, и изменила она то, что душа его знала прежде, и сделалась эта перемена его природным свойством, а первоначальное свойство исчезло. И он знает преимущество того, чего придерживался он раньше, но, обратившись к своей душе, находит он, что она отвергает все, кроме самого низкого. Дивись же этому могучему одолению и великой власти!

И такой человек – действительно самый правдивый в любви, а не тот, кто украшается свойствами людей, к которым не принадлежит, и приписывает себе склонность, с ним несогласную. Он говорит, что выбирает, кого любить, но если бы отвлекла любовь его зоркость, и похитила его мысль, и унесла его проницательность, – поистине, стала бы она преградой между ним, и выбором, и желанием. Я говорю об этом в стихотворении, где есть такие стихи:

 
Среди них есть юноша; возлюбленная у него с короткой шеей, и те, чья шея длинна, в его глазах – джинны[42]42
  Джинны – духи, как добрые, так и злые.


[Закрыть].
Распространялся он о достоинстве своего выбора, приводя доказательства, истинность которых ясна.
Ведь подлинно у серн – о них ходят поговорки, и их красоты вовек не станут отрицать люди –
Шея короткая, и нет среди них ни одной с длинней шеей; а разве украшает длинная шея верблюдов?
А у другого возлюбленная была с большим ртом, и говорил он: – Достаточно мне газелей среди большеротых.
У третьего любимая была малорослой, и говорил он: – Длинные – гули[43]43
  Гули – фантастические существа, которые, по арабскому поверью, подстерегают в образе женщин одиноких путников, чтобы их пожрать.


[Закрыть].
 

И еще я говорю:

 
Они порицали ее предо мной за рыжие волосы, но я сказал им: – Это ее, по-моему, и красит.
Заблуждаясь, порицают они цвет света и золота, по мнению невежды, чьи ошибки долги.
И разве хулил порицающий цвет нарцисса и цвет звезд, блистающих вдалеке?
И дальше всех созданий Аллаха стоит от всякой мудрости тот, кто предпочитает тело цвета угля и черное.
Такой цвет приписывают обитателям геенны, и такова одежда плачущего, лишившегося родных, что надел одежды печали.
И с тех пор как блеснули знамена черным, убедились души людей, что нет дороги к пути прямому.[44]44
  Черный цвет был цветом знамен войск Аббасидов – претендентов на халифат, которые в 750 г. свергли последнего халифа династии Омейядов на Востоке.


[Закрыть]
 

Глава о намеке словом

Для всего, к чему стремятся, необходимо должен быть вход и способ, чтобы достигнуть этого, – един в создании без посредства только изначальный мудрец, – да возвысится хвала ему! – и первое, чем пользуются ищущие единения и любви люди, чтобы открыть то, что они чувствуют, своим возлюбленным, – намек словом. Они либо произносят стихотворение, либо говорят поговорку или стих со скрытым смыслом, либо задают загадку, либо домогаются разговора, и люди различаются в этом по мере их разумения и сообразно тому, что они видят от своих возлюбленных, – неприязнь, ласку, понятливость или тупость. Я хорошо знаю людей, которые впервые обнаружили свою любовь к той, кого они полюбили, стихами, сказанными мной; с этого или с подобного этому начинает ищущий любви, и если видит он ласку и облегчение, то прибавляет еще; когда же заметит он что-либо подобное, произнося стихи, упомянутые нами, или рассказывая что-нибудь из того, что мы определили, то ожидание ответа – либо словом, либо по выражению лица или по поведению – ужасное состояние между надеждой и отчаянием; если это и краткий миг, это все же приближение к осуществлению надежды или к прекращению ее.

Есть и второй вид намека словом, который бывает только после сговора, когда известно, что любимая любит. Тогда случается и сетовать, и заключать условия, и укорять, и укреплять любовь намеком или словами, в которых виден слышащему иной смысл, чем тот, что придают ему влюбленные. И отвечает слышащий на них ответом, который приводит к цели не словами, а тем, что достигает слуха собеседника и спешит к его воображению, – и вот каждый из говорящих понял другого и ответил ему так, что не понял их никто, кроме тех, кому содействует проникающее чувство, помогает проницательность и оказывает помощь опыт, в особенности если он уловил какие-нибудь мысли влюбленных, – а они редко остаются скрытыми от умеющего хорошо распознавать. Тут уж не скроется от него то, чего любящие желают. Я знаю юношу и девушку, которые любили друг друга. И пожелал он от нее, при одном из сближений, чего-то нехорошего, и сказала она: – Клянусь Аллахом, я пожалуюсь на тебя при людях, открыто, и опозорю тебя скрытым позором! – И, когда прошло несколько дней, явилась эта девушка на собрание к одному из царских вельмож и столпов правления и знатнейших мужей халифата, и было там большое число женщин и евнухов, веления которых боялись. А среди присутствующих находился и тот юноша, так как он был связан свойством с вельможей. В собрании были и другие певицы, кроме той девушки, и, когда дошло до нее пение, она настроила свою лютню и начала петь такие древние стихи:

 
Газель, напоминающая полную луну, подобная солнцу, вышедшему из-под облака!
Он покорил мое сердце томными взорами, а стан его похож на ветвь красотой и стройностью.
Я была покорна, как покорен влюбленный, униженный, и смиренна смирением любящего без ума.
Будь же близок со мной – я жертва твоя! – дозволенной близостью: я не хочу сближения запретного.
 

И я узнал об этом деле и сказал:

 
Случилось недовольстзо, и жалоба на обиду пришла от обидчика, судьи и соперника.
Она пожаловалась на то, что было с ней, и не знал никто из тварей, кроме обжалованного, о чем она говорила.