Текст книги "Кровная месть. Чеченская вендетта"

Он вспомнил, что полгода назад получил письмо от одноклассницы – Юли Гореловой. Она писала, что её парень, Игорь Ковтун, погиб там, в Афгане. Игорь был другом Руслана. Они с семи лет занимались боксом у одного тренера… Пожалуй, Руслан даже был рад, что Ченцов отказывается ехать в Афган. Это был его, Руслана, шанс.

– Витёк, я знаю, что ты мне доверяешь, правильно? – Ченцов, не задумываясь, кивнул головой. – Я сейчас тебе скажу кое-что. Твоё дело слушать меня, не перебивая, и согласиться. Договорились? – Ченцов не возражал. – Витёк, я хотел попасть в Афган, но не получилось. Твою ситуацию я понимаю очень хорошо. Буду краток – мне нужно в Афган, а тебе нет. Я всё устрою. Осталось два дня. Ты молчи, никому ни слова, особенно ротному. Он меня не отпустит и должен будет всё узнать лишь в день отправки. Я всё улажу с командиром части. Это окончательно.

На следующее утро Руслан, не торопясь, направился в штаб. Остановившись перед кабинетом Гундарева, он поправил форму и, внутренне настроившись на нелёгкий разговор, постучал в дверь.

– Ну, старшина Дадиев, рад тебя видеть. С чем пришёл? – спросил, улыбаясь, как обычно, Гундарев.

– Товарищ подполковник, я к вам по очень важному делу.

– По важному? – улыбка на лице Гундарева исчезла, взгляд стал серьёзным. Он сел за стол и жестом указал Руслану место напротив. Руслан опустил голову, не зная, с чего начать этот разговор.– Давай, Руслан, не переживай, говори спокойно.

– Товарищ подполковник, через два дня десять человек из нашей роты отправляют в Афганистан.

– Насколько мне не изменяет память, – ты туда не едешь.

– Да, в том-то и вся проблема.

Гундарев удивлённо посмотрел на Руслана:

– Почему проблема?

– Товарищ подполковник, я хочу туда поехать.

– Ты хочешь в Афган? Зачем? Тебе осталось служить всего пять месяцев.

– Я знаю, товарищ подполковник… Это сложно объяснить. Дело в том, что… В общем, товарищ подполковник, мне надо в Афган! Туда должен отправиться Ченцов, но он не может. Это… поверьте, мне очень нужно. Давайте решим всё здесь и сейчас. Вы же знаете, что от вас многое зависит, и, если вы дадите разрешение, я смогу поехать. Капитан Гончаров сделает всё, чтобы удержать меня. Я прошу вас, товарищ подполковник, помогите мне попасть в Афган!

Гундарев медленно встал из-за стола и подошёл к Руслану. Руслан тоже поднялся – согласно кавказскому этикету, следует вставать, когда встают старшие, и садиться, только если разрешат. Гундарев по-отечески обнял Руслана:

– Знаешь, Руслан, я тебе так скажу… Детство у меня было тяжёлое. Я рассказывал тебе, что я вырос в детдоме, и вся моя жизнь была – борьба. У меня был выбор – или стать преступником, как многие из детдомовских, или человеком. Я постарался стать человеком, и уважаю тех, кто стремится стать человеком, творить добро. Я вот смотрю на тебя и жалею, что ты не мой сын. Видит бог, я очень ценю тебя как человека. По идее, я должен помешать тебе уйти в Афган, но чисто по-человечески – я не могу тебя останавливать. Я в очередной раз убедился, какое у тебя большое сердце. Уверен, ты думаешь, что тебе хочется в Афган: может это так, а может, нет. Но я также уверен, что ты делаешь это, чтобы помочь Ченцову. Почему – я не знаю, но, если ты сказал, что Ченцов не должен туда ехать, значит, на то есть причина. В общем, сынок, я внесу изменение в список, и вместо Ченцова поедешь ты.

В день отправки все чувствовали себя по-разному – одни горевали, другие радовались. У каждого на то и другое были свои причины. Руслан вёл себя как обычно. «Это просто жизнь, – думал он, – сейчас просто начинается новый этап в жизни, и кто знает, что он принесёт».

Ченцову где-то в глубине души было неуютно, что события повернулись таким образом, но он понимал, что это действительно был лучший выход для него. И, возможно, для Руслана…. Во всяком случае, он хотел в это верить.

С утра после завтрака командир Гончаров построил роту:

– Ну что, родные мои, сегодня десять человек отбывают. Не знаю, может быть, мы больше никогда не увидимся, возможно, кто-то не вернётся, но об этом не хочется говорить. Единственное, о чём я хочу сейчас сказать, – не посрамите честь водопроводчиков, честь нашей роты, – и он повернулся к Ченцову, ещё не зная о произошедших изменениях: – Старший сержант, собирайте отделение. Я пойду в штаб, оформлю документы, когда вернусь, чтобы все были готовы к отправке.

Всю недолгую речь Гончарова Ченцов слушал, опустив глаза. Ему было не по себе, потому что он обманул командира, но что-либо объяснять уже было поздно. Более того, он обещал Руслану, что будет молчать.

Руслан подошел к окну, из которого был виден штаб и стал смотреть, что будет дальше. Он видел, как Гончаров быстрой походкой вошёл внутрь, а через десять минут вышел и почти бегом направился в сторону своей роты. «Ну, всё, теперь он знает, сейчас начнётся самое интересное», – подумал Руслан и крикнул Ченцову: «Гончаров возвращается. Витёк, ты лучше удались куда-нибудь, чтобы он тебя не видел, я с ним сам поговорю».

Приближаясь к роте, Гончаров перешёл на бег, взлетел по ступенькам, выкрикивая: «Где он?! Где он?!». Руслан прекрасно понимал, что речь идет о нём, поэтому не стал прятаться:

– Я здесь, товарищ капитан.

Гончаров обеими руками схватил Руслана за грудки и закричал: «Ты зачем это сделал?! Тебе нельзя туда! Ты сирота, я тебе уже миллион раз говорил! Тебе что, больше всех надо?! Ты понимаешь, что можешь оттуда не вернуться?! Ты что, идиот?!». Он тряс Руслана из стороны в сторону, а тот не сопротивлялся, лишь безучастно смотрел куда-то в пустоту. Когда злость Гончарова чуть улеглась, Руслан сказал:

– Товарищ капитан, простите, но так надо.

К двум часам дня отделение было готово к отправке. Попрощаться пришла вся часть, в такую даль отсюда направляли впервые. Все понимали, что кто-то из ребят может погибнуть.

Гончаров по-отцовски обнял каждого, а Руслану ещё сказал:

– Я служил со многими солдатами, многих я помню в лицо, многих по фамилии, ты – один из тех, кого я буду помнить всегда. Береги себя, Руслан, и береги своих подчинённых.

Он обнял Руслана, в его глазах читалась укоризна, но он уважал решение Дадиева.

– Руслан, я хотел с тобой поговорить. Давай отойдём в сторону…

Руслану было тяжело смотреть в глаза Гончарову. Ему казалось, что он подвёл командира, но, с другой стороны, он чувствовал, что поступил правильно.

– Руслан, я понимаю, что Ченцов остается не просто так. Почему ты это делаешь? Ты всегда слишком добр к окружающим…

Руслан, улыбаясь, посмотрел в глаза Гончарову:

– А разве можно по-другому? И как это – по-другому, товарищ капитан?.. – Он выдержал паузу, собираясь с мыслями, а потом заговорил снова: – Товарищ капитан, я – чеченец, обычно у нас бывают большие семьи, но у меня были только отец и мать и больше никого. Мне было семь лет, когда я подрался с одним мальчиком. Он был сильнее и побил меня. Я пришёл домой, отец посмотрел на меня и сказал: «Теперь ты понимаешь, как иногда тяжело приходится в жизни? Но я хочу, чтобы ты оставался добрым, несмотря ни на что. У тебя никого нет, кроме нас с мамой, и ты должен самостоятельно выжить, когда нас не будет. Поэтому я тебя прошу – делай людям добро. Я хочу, чтобы после моей смерти люди подходили к тебе и говорили, что у тебя был хороший отец. Это всё, что нужно. Похороны – это финал земной жизни, там всё становится ясным. Очень трудно говорить хорошие слова о человеке, который жил неправильно. И часто люди просто выполняют свой долг, когда хоронят его. Но если человек прожил жизнь правильно, то люди охотно поминают его добрыми словами». В семь лет отец отвел меня в секцию бокса, и уже со второго класса меня никто не мог обидеть, но он не разрешал мне никого бить, поэтому с самого начала у меня всегда было так – я помогал, защищал девочек, слабых. Слова отца остались у меня в памяти на всю жизнь. Мне было девять лет, когда мои родители погибли в аварии, на похоронах я стоял молча, а люди подходили ко мне, обнимали, утешали и говорили: «Руслан, у тебя был очень добрый, отзывчивый и хороший отец, и да будет на то воля Всевышнего, ты тоже вырастешь таким, как он»… Поэтому, товарищ капитан, по-другому я не могу. Я знаю, что доброта, отзывчивость – это то, что двигает человека в правильном направлении, и такого человека Всевышний не оставит в любой ситуации…

Гончаров слушал его, и ему нечего было возразить. Он и сам хотел бы так жить, но у него не получалось. Поэтому он с искренним интересом смотрел на того, кто, будучи гораздо моложе его, в очередной раз научил его чему-то хорошему.

– Ну, Руслан, давай обнимемся… Мы с тобой обязательно встретимся в Грозном, я в это верю. Это же наша родина. Куда мы с тобой друг от друга денемся?.. Давай, братишка, – он говорил уже не как командир роты, а как близкий человек. Они крепко обнялись и стояли так, раскачиваясь, минуты две. И, как всегда, Гончаров не мог не пошутить: «Смотри, если там, в Афгане, погибнешь, домой не приезжай, я тебя сам лично убью за это, понял?!» – и они рассмеялись.

– Ладно, товарищ капитан, удачи. Я думаю, всё будет нормально. Как приедем, разместимся, мы вам напишем и фотографии пришлём. Бывайте.

Последним к Руслану подошел Ченцов. Ему было очень тяжело, и Руслан его понимал:

– Витёк, не бери в голову, спасибо Всевышнему, что так получилось. Мне, действительно, надо туда. Всё будет нормально, а ты береги себя. Когда приедем, я тебе напишу. Наверное, к тому времени у тебя уже родится ребёнок. Ты служи, как все, возвращайся домой, в семью, и расти своего малыша.

– Знаешь, Руслан, если у меня родится сын, я – даю тебе слово – обязательно назову его Русланом, пусть он станет таким, как ты, и я буду самым счастливым отцом на свете!

***

В Афганистане Руслана и его подчинённых поставили под командование полковника Ляшенко. Их отряд следил за состоянием трубопровода на перевале Саланг. Тоннель, через который днём и ночью шли грузовики, располагался посередине между северной и центральной частями страны и был вырублен в горах, в окружении заснеженных вершин, на высоте более трёх километров.

К этому времени советская армия уже почти завершила выполнение основных боевых задач. Часть войск выводили, хотя спецподразделения ещё продолжали бороться с поставками оружия из-за рубежа. Это не делало службу менее опасной, – единичные нападения душманов продолжались по всему фронту, и тоннель Саланг всегда находился в зоне опасности. У трубопроводных войск, тем не менее, значительно больше сил уходило на борьбу с природой, а не с людьми, – в горах часто сходили лавины, поэтому трубы приходилось постоянно чинить.

В один из дней Руслан, как обычно, с несколькими трубопроводчиками и отрядом прикрытия, выехал на место аварии. До конца службы оставалось несколько дней, и, хотя афганской войне ещё предстояло идти годы, большинство трубопроводчиков возвращалось на гражданку.

– Хорошо вам, – заговорил Лёша Костриков из группы прикрытия. – Мы-то здесь ещё год куковать будем.

Руслан хмуро оглядывал снежные склоны. Горы Гиндукуша напоминали ему родной Кавказ. Может быть, эти не такие цветущие и без горных ручьев на каждом шагу, но тем не менее…

– Видишь себя уже дома, – угадал его мысли Лёша. – А я ещё десять раз могу на мине подорваться, и всё…

Машина остановилась. Солдаты направились к трубам, чтобы оценить ущерб.

– Не нужно беспокоиться, – спокойно сказал Руслан. – Ничего плохого с тобой не случится.

– Легко тебе говорить, – усмехнулся Костриков.

– Дело не в этом, – Руслан говорил отстранённо, глядя куда-то сквозь снега, сквозь камни, сквозь скалы. Куда-то далеко-далеко. – Просто ничего с тобой не случится. Я знаю. Потому что ты хороший человек.

– Знал я хороших людей. Несколько лет назад в нашем тоннеле Саланг по глупости целая рота перемёрла, задохнувшись угарным газом, просто потому, что движки машин не заглушили. Мне просто повезло тогда, что я оказался недалеко от выхода.

– Значит, в этом был смысл.

– Не было в этом никакого смысла, – они уже не первый раз спорили на эту тему. – Просто иногда в жизни случаются идиотские вещи, и тогда умирают люди. Если в этом был какой-то смысл, то этот смысл – полный идиотизм!

Руслан вздохнул. Он не знал, как объяснить логически, но чувствовал, что он прав.

– Ничего с тобой не случится, – повторил он.

И в этот момент раздались выстрелы. Несколько солдат упали. Никто даже не успел сориентироваться, в голове у Руслана мелькнула мысль: «Засада!». Душманы, в первую очередь, снимали команду прикрытия, зная, что водопроводчики значительно менее опасны, поэтому не прошло и секунды, как упал и Лёша.

«Не может быть!» – подумал Руслан и кинулся к товарищу. Не обращая внимания на стрельбу, он принялся трясти его, судорожно вспоминая, чему его учили на уроках оказания первой помощи. А люди вокруг всё падали, пока не осталось всего шестеро водопроводчиков.

Тут Руслан услышал голос Лёши: «Не дёргайся!» – прошипел тот. – «Делай вид, что убит! Мы тут как на ладони!»

«Жив!» – Руслан с облегчением выдохнул. И тогда его отбросило назад.

Последнее, что Руслан ощутил, это боль в голове, когда он, падая, ударился о камни.

Глава 4. История Азиза

 
Порою в поиске своей мечты под солнцем
Мы ходим по миру, забыв покой и сон,
Лишь на мгновение, бывает, только вспомним
Свой край родной, уютный дом.
Но где-то в глубине живёт, мерцает
Тепло и свет любимых отчих стен,
И образ этот сердце согревает,
Покуда не пришёл тот самый день…
…Возможно, было предначертано судьбой,
В чужой земле найти предназначенье…
Но край родной, – уже совсем другой, —
В тебе лишь зрит своё спасенье.
 

Азиз никогда не был ярым патриотом. Словосочетание «родная земля» вызывало у него смутное ощущение чего-то устаревшего, скучного, закостенелого. Азиз вообще не любил смотреть в землю. Он любил звёзды.

Родившись в небольшом высокогорном кишлаке к северу от Кабула, Азиз уже в детстве приучился спать днём, а ночами пропадал где-то на перевалах, любуясь россыпями света над головой. Эта страсть приучила Азиза к внимательности, вдумчивости и терпению. Его способности скоро были замечены, и последние годы он доучивался уже в столице.

Шли тридцатые, Афганистан, освободившийся от британского владычества, при поддержке Советского Союза налаживал мирную независимую жизнь.

Но Азиз почти не смотрел по сторонам, его родители видели сына только когда он приезжал домой со складным телескопом и заваливался спать в ожидании ясной ночи.

Даже прекрасная однокурсница Шаиста, влюблённая в Азиза, не смогла вернуть его взор на землю. Любовь между Азизом и Шаистой была обречена изначально, и они оба знали это. Азиз хотел уехать в Европу, преподавать в крупном институте или работать в обсерватории, а Шаиста не могла оставить семью. Они идеально подходили друг другу, но понимали, что, откажись один от своей жизни ради другого, и он до старости будет чувствовать себя в клетке.

– Такие люди как ты, нужны здесь, в Афганистане, – говорили Азизу.

– Неправда, – раздражённо отмахивался он. – Здесь нужны учителя начальных школ, нужны строители, рабочие, фермеры, но не учёные.

– Неужели ты бросишь родных? – спрашивали его.

– Я стану высококлассным специалистом и буду отправлять им больше денег, чем оба моих брата вместе взятые.

Он был непреклонен в своем решении.

Для афганца было непросто добиться права работать в престижной обсерватории, но своей энергией, настойчивостью и терпением Азиз достиг своего. Прощание с Шаистой было тяжёлым. Они знали, что этот день наступит, но каждый из них всегда втайне надеялся, что рано или поздно сможет переубедить другого.

– Я буду приезжать, – сказал Азиз, но Шаиста только покачала головой.

– Не надо, – прошептала она, и эти слова дались ей с такой болью, словно были бритвенными лезвиями.

– Я… – Азиз хотел сказать, что он всегда будет любить её, но… не смог.

Шли годы, Афганистан сумел избежать участия во Второй мировой войне, успешно возрождая промышленность. Для Азиза тяжёлые времена сменялись удачными годами. Он был вынужден бежать от войны в Америку, много ездил по миру, но за десятилетия ни разу не нарушил своего обещания: в какую бы ситуацию он ни попадал, ежемесячно отправлял родным деньги. Он так и не женился, с головой углубившись в работу. Сколько ни искал, он не смог найти девушки, похожей на Шаисту.

В Европу Азиз вернулся уже в конце семидесятых – уважаемым опытным членом академии наук. Казалось, что мир стареет вместе с ним, постепенно успокаиваясь от потрясений и войн. Из тихой Франции противостояние сверхдержав казалось ворчанием беззубых стариков.

Но только не для Афганистана. Несчастная маленькая страна была выбрана полем боя, и теперь ничто не могло остановить катастрофу. Азиз безуспешно писал Шаисте и родным, пытаясь любым способом вывезти их из страны. Он предлагал им купить квартиру в пригороде Парижа или в Италии, Испании. Называл красивейшие города, но родные не соглашались, а от любимой не пришло ответа, и можно было лишь догадываться, сколько боли принесли ей эти письма.

И тогда Азиз решил поехать сам.

Это было безумием – ему, немолодому уже человеку, – углубляться в раздираемую гражданской войной страну, но он преодолел все преграды, где-то шёл пешком, где-то ехал на попутках. Встреча с Шаистой была болезненной.

Им показалось, что время, остановившееся на сорок лет, вдруг задвигалось вновь. Казалось, будто они снова стоят в аэропорту, но теперь стена между ними была почти материальной. Казалось, сам воздух не пускал их друг к другу, будто они были жителями разных миров.

– Тебе не стоило приезжать, – сказала Шаиста.

– Я должен был, – Азиз не мог смотреть ей в глаза. – Я должен убедить тебя. Я должен убедить родных.

– Возвращайся обратно, – она протянула руку, прикоснулась к Азизу и чуть оттолкнула его от себя. – Ради Всевышнего… Просто уезжай.

– Нет.

Она знала, что должна ему рассказать, но не могла. Голос не слушался её, слова застревали в горле…

…На месте родного селения, где вырос Азиз, остались одни воронки от взрывов. Советская авиация.

Выживших не было.

– Уезжай, – сказала она. – И никогда не возвращайся. Ты ничего уже не сможешь сделать.

Азиз поднял горсть земли с того места, где раньше стоял его дом. Впервые в жизни он вглядывался в землю.

И тогда Шаиста впервые увидела в нём нечто новое: перед ней стоял не ученый, не астроном, не европеец. У этого человека был взгляд афганца.

– Смогу, – сказал он.

***

Руслан очнулся от пинка в живот, застонал и тут же рывком был поднят на ноги.

Он едва соображал, что происходит. Жутко болел простреленный навылет бок, сыпал густой снег, завывал ветер, и какие-то люди с автоматами кричали со всех сторон на неизвестном языке.

– Дадиев! – закричал кто-то над ухом, и Руслан узнал голос Лёши: —Держись! Если ты сейчас свалишься, они тебя пристрелят!

Этот крик подействовал, и страх мгновенно отрезвил сознание Руслана. «Мы попали в засаду», – вспомнил он и тут же пересчитал людей. Шестеро его солдат-водопроводчиков, заложив руки за голову, шли куда-то под конвоем афганцев. Лёша, единственный выживший из прикрытия, держал его и кричал, что нужно следовать за ними.

Облокотившись на товарища, Руслан пошёл. Афганцы следовали по пятам и, когда им казалось, что Руслан идёт слишком медленно, били его прикладами. Только благодаря поддержке друга Руслан смог дойти до места.

Руслан не помнил, как они добрались до какой-то пещеры. Шесть водопроводчиков, Леша и он. Там он увидел странного человека, не похожего на афганских боевиков, – старика с острым профилем, в маленьких очках, за которыми поблёскивали чёрные глаза. Старик начал спорить с боевиками, сбиваясь с пушту на английский. Казалось, нельзя было придумать ничего более неестественного в этой грязной пещере, чем лёгкий французский акцент старика. Афганцы называли его Азизом.

– Он говорит, что нужны только пятеро из нас, – сказал Денис, один из подчинённых Руслана, немного знавший язык пушту.

Руслан понял, что сейчас наилучшее время, чтобы вмешаться, – никто не знал английский лучше него.

– Послушайте, – сказал он Азизу. – Ради Всевышнего, дайте уйти хотя бы троим. До лагеря далеко, и вы всё равно успеете уйти раньше, чем подойдёт подмога. Да и не сможем мы найти эту пещеру, посмотрите – какой снег.

Все замолкли. Азиз перевёл сказанное. Главный афганец, крупный, бородатый и уверенный мужик, подошел к Руслану и, ухмыляясь, уставился на него в упор.

– Нам осталось служить всего два дня, – Руслан говорил спокойно, не отводя глаз. – Мы даже не боевое подразделение. Мы просто водопроводчики. Трубы чиним. Вы ничего не добьётесь, если убьёте нас. Не берите грех на душу.

Азиз перевёл.

Главарь упёр Руслану в грудь автоматное дуло и толчком отбросил его назад. Потом перевёл взгляд на остальных пленников.

– Ты, – он указал на Лешу. – Ты, – на Дениса. – Ты, – на Руслана. Потом обернулся и что-то проговорил Азизу веским и мрачным голосом.

– Он говорит, – сказал Азиз. – Что сможет уйти тот, кто знает Аль-Фатиха.

Руслан заметил, что афганцы, ранее не проявлявшие особого интереса к пленникам, начали собираться вокруг. Аль-Фатиха была первой, открывающей сурой Корана. Руслан это знал.

– Азиз, но эти солдаты – русские, – Руслан указал на своих подчинённых. – Они не мусульмане и не знают Корана. Ради Всевышнего, прошу вас, проявите милосердие.

– Аллах милосерден, – сказал Азиз.

Главарь боевиков прикрикнул, и было видно, что он теряет терпение. Азиз сделал несколько шагов назад.

Руслан перевёл остальным смысл разговора. Денис с Лешей переглянулись.

– Я сейчас буду читать очень-очень медленно, – сказал Руслан. – Постарайтесь запомнить как можно больше.

И он начал произносить слово за словом, строчку за строчкой, чётко и громко, и древние арабские слова гулко разносились по пещере, и Руслан вкладывал в них всю душу, надеясь, что афганцы вспомнят, что Аллах против любого убийства, а тем более – такого, которое можно избежать.

Казалось, прошла целая вечность после того, как Руслан замолк. Он вдруг почувствовал, что его слова тронули афганцев, в них зародилось сомнение.

Но было ли этого достаточно?..

Главарь указал на Дениса:

– Ты, – сказал он. – Давай.

Тот поднялся, и взгляд его был прикован к Руслану в поисках помощи, какой-то подсказки.

– Послушайте… – Руслан попытался вмешаться, но один из боевиков ударил его прикладом и закричал, чтобы он заткнулся.

– Давай, – повторил главарь.

– Я… – Денис задрожал. Он увидел, как один из афганцев с ножом заходит к нему за спину. – Бас… басмилляхи, – он попытался воспроизвести слова, услышанные ранее от Руслана. – Рах… рахмани. Касим… Каст…

В следующее мгновение боевик перерезал Денису горло. С жутким свистом из раны вырвался последний вздох, и тело рухнуло на землю.

Теперь все смотрели на Лёшу, а он не мог оторвать взгляд от того, кто минуту назад был его боевым товарищем.

Аккуратно вытирая с ножа кровь, афганец зашёл ему за спину.

– Подождите, – Лёша попытался вскочить, но его тут же схватили за плечи.

Главарь кивнул.

– Дайте мне прочесть ещё раз! – выкрикнул Руслан. Его снова ударили. – Позвольте мне прочесть ещё раз! Прошу вас! – закричал Руслан, прикрывая от ударов голову.

Азиз что-то сказал боевикам, и Руслана перестали бить. Видимо, им понравилось, как Руслан читал суру в прошлый раз.

– Хорошо, – сказал главарь.

Руслан не знал, зачем он выпросил для друга эти дополнительные несколько минут жизни. Он судорожно пытался придумать какой-то способ, как уговорить этих людей изменить свое решение, но в голову не приходило ничего путного.

И тогда он снова принялся читать. Но если в первый раз он пытался достучаться до душ афганцев, то теперь он уже не верил, что они откажутся от испытания с чтением Корана. Теперь Руслан направил молитву Аллаху. В каждое слово он вкладывал все немногие силы, что остались у него, всю свою веру, потому что теперь не было больше надежды ни на кого другого.

И опять, едва он закончил, воцарилась долгая тишина. Афганцы восхищённо вздыхали, потрясённые силой слова и верой Руслана. Но главарь оставался непреклонен.

– Давай, – сказал он Лёше.

Тот медленно поднялся, смотря вперёд невидящим взглядом. Он не почувствовал, как человек, стоящий позади него, схватил его одной рукой за плечо, он просто вдыхал воздух, будто пил амброзию, и каждый глоток казался ему самым благодатным даром небес.

Руслан смотрел на эту картину и боялся что-то произнести, понимая, что любой звук, любой шорох сейчас станет спусковым крючком, который в мгновение оборвёт жизнь паренька.

– Бисмилляхи-р-Рахмани-р-Рахим, – вдруг сказал Лёша глухим голосом. Это была первая строчка суры, означающая: «Во имя единого Аллаха, Всемилостивого и Милосердного».

«Молодец! – подумал Руслан. – Ну! Ещё, хоть немного! Давай!»

– Альхамдулилляхи раббиль «алямин, – сказал Лёша. «Хвала единому Аллаху, Господу миров».

Афганцы переглянулись, а Леша всё говорил и говорил: «Ар-Рахмани-р-Рахим. Малики яумиддин. Иййака на’буду ва иййака наста’ин. Ихдина ссыраталь мустак’ыим. Сыратал лязиина ан’амта «аляйхим, гайриль магдуби аляйхим ва лядолин».

 
«Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!
Хвала Аллаху, Господу миров,
Милостивому, Милосердному,
Властелину Дня воздаяния!
Тебе одному мы поклоняемся и Тебя одного молим о помощи.
Веди нас прямым путем,
путем тех, кого Ты облагодетельствовал, не тех, на кого пал гнев, и не заблудших».
 

Часом позже, крепко держась друг за друга, Руслан с Лёшей брели через снежную бурю, пока Руслан не остановился, свалившись почти без сил за скальным отрогом.

Они просидели несколько минут молча, и только сейчас Лёшу прорвало:

– Я сам не знаю, как у меня получилось, – сказал он. – Я даже первой строчки-то не запомнил. Сейчас, наставь на меня снова автоматы – я и первое слово не повторю. Как там было? Басмилл… не знаю. Что на меня нашло?

Руслан сначала хотел что-то сказать, но понял, что это не лучшее время, чтобы возвращаться к старым спорам.

– Я возвращаюсь, – сказал он.

– Что?!

– Я ранен, ты со мной не дойдёшь.

– Дойду, конечно! Не будь идиотом!

– Даже если дойдёшь – кто-то должен рассказать нашим как можно быстрее, чтобы пришла подмога. Не теряй времени. От тебя зависит – сможем ли мы все выжить.

– Никуда я без тебя не пойду!

– Пойдёшь. Там мои люди. Мои солдаты.

– Руслан, послушай себя! Ты хочешь вернуться к этим..! На что ты надеешься? Сколько можно испытывать судьбу?!

– Ты теряешь время, – Руслан поднялся и оттолкнул Лёшу от себя. – Иди.

Он вдруг почему-то вспомнил давнее предостережение якута Семёнова и подумал: «Ну, уж нет, я здесь не умру!».

Тем временем Азиз задумчиво стоял в пещере перед остальными пятерыми пленниками.

– У меня были родители, двое братьев и сестра, – сказал он глухим голосом, поправляя очки. – Они жили в маленькой деревне и за всю жизнь не причинили никому зла. Вы возомнили себя превыше Создателя и убили моих родных только затем, чтобы все остальные поверили в вашу силу. Но вам не испугать нас, вы всего лишь рабы божьи, вы просто люди. И теперь, за свои грехи, вы умрёте, и будете вечно гореть в Аду. – Он подал знак главарю: – Я закончил.

– Ещё нет, – тот протянул Азизу нож. – Это твоя месть.

Одного из солдат схватили и поставили на колени перед Азизом. Старик вдруг почувствовал неуверенность. Всю жизнь он провёл в учебных классах, в обсерватории и институтских аудиториях. Он вдруг вспомнил, как последний раз резал курицу. «Чем человек, в конце концов, отличается от курицы? – подумал он, делая шаг к жертве. – Зло должно быть наказано».

Он встал над солдатом, пытаясь сконцентрироваться. И вдруг отступил назад.

– Нет, – сказал он. – Я не стану его убивать.

Главарь понимающе хмыкнул и кивнул одному из боевиков. Тот хотел было забрать у Азиза нож, но тот остановил его.

– Что такое? – удивился главарь. – Ты больше не хочешь мстить?

– Хочу, – сказал Азиз. – Больше всего на свете.

– Тогда в чём дело?

– Дело в том, что я Человек, – Азиз обратился к афганцам. – Знаете, почему они решили, что могут использовать нашу землю как захотят? Потому что мы для них – животные. Они считают, что мы дикие звери, что мы не можем сами навести порядок у себя в стране, и поэтому вынуждены прибегать к самым примитивным средствам вроде мести. Но мы не животные. Мы люди. Они сильнее, они могут победить нас, но они должны понять, что против них здесь воюют не бешеные звери, ослеплённые жаждой мести и запахом крови. Против них воюют люди, отчаянно пытающиеся спасти от смерти свои семьи. Против них люди, которые способны поставить разум выше чувств. Люди, которые тоже хотят мира и спокойствия.

Руслан так и не успел вернуться в ту пещеру. Отпущенные на свободу пятеро солдат наткнулись на него, запорошенного снегом, в сотне метров от цели. Идти далее было невозможно, и все решили, что Дадиев не доживет до утра, но, к счастью, буря прекратилась, а вскоре подоспело и подкрепление.

Но боевиков так и не нашли. Они скрылись в снегах так быстро, словно их никогда и не было.

Последние дни службы Руслан провёл в полевом госпитале. Рана вскоре зажила, и домой он вернулся уже здоровым человеком.

Как-то так получилось, что в последующие годы Руслан почти не вспоминал об армейских временах. Он не общался с бывшими товарищами. Учёба и обустройство жизни в послевоенной Чечне целиком захватили его, а потом были свадьба и попытки найти своё место под солнцем. Армейские годы казались событием прошлой жизни, армейские товарищи – странными и далекими полумифическими существами.

Руслан не чувствовал стыда ни за то, кем был, ни за то, кем стал. В армии он был правильным человеком, делал правильные вещи, жил по совести и, вернувшись, он не утратил этого. Но иногда у него появлялось навязчивое ощущение несовместимости его новой жизни и той – старой.

Однако он ошибался, и спустя долгие годы прошлое напомнило ему о себе. Это случилось в самый неожиданный момент, какой только можно было вообразить. Тогда Руслан только приехал в Москву после чудовищного месяца, проведенного в подвале. Он не знал, что делать: дорога назад, в Чечню, была закрыта – похитители могли найти его в любой момент, а мегаполис, как пиявка, высасывал из него последние деньги. Он пытался устроиться учителем английского, но, стоило работодателям узнать, что он чеченец, и они сразу бросали трубку.

С каждым днём положение становилось всё хуже: без прописки, без связей, без малейшего представления, что делать дальше, – большой город стремительно и планомерно сжимал вокруг шеи Руслана железную петлю. Если бы не вера во Всевышнего, если бы не надежда когда-нибудь вернуть сына, – Руслан, наверное, опустил бы руки.