Текст книги "Конструктор миров: Конец конца. Том 12"

– Сколько событий, – с ужасом и грустью произнёс Амет. – Каждая цифра, каждая жертва впились вашу память, – почти шёпотом, ощущая всю трагичность, говорил учёный, на что Самуил ответил только пронзающим взглядом зорких глаз, кои покрывала отдающая бликами пелена…

Глава восьмая. В чаще леса

В голосе принца ощущалась боль, горечь, трагизм и грусть, с которой он произносил последние слова:

– Также в этом году походы англичан в сторону Пенджаба также не прекращались, где было совершено 628 казней, коих расстреляли из ружей и пушек по приказанию верховной захватнической власти, 1370 казней по приказам якобы гражданской власти и 386 казней от военных и гражданских судов. К началу 1859 года погибло огромное количество господ голубых кровей, в том числе моих верных друзей, союзников, близких и дальних родственников, весь мятеж смог унести 120 000 офицеров и солдат европейцев и свыше 200 000 человек с нашей стороны…

Граф Мур сделал паузу, словно в память о всех погибших, после чего с нотками грусти осторожно заключал свою речь:

– Когда всё кончилось, Кэмпбелл вместе с Мунро начали поиски меня с моим отрядом, после того как мы покинули дворец в Чаттрапуре, Нана Сахиба, его брата Бао-Рао, бегумы с её сыном и Бени-Мадго близ Непала. Мы с оставшимися людьми в 895 человек были в горах Кашмира, как вам известно и готовились к нападению на Агру. Многие мои сторонники, вместе с полководцами Виджаем и Гопалом, приближёнными близнецами Раму и Анандом, старым стражником Аджидом, молодым Раджем, Томасом Уильямсом, ожидающим в Перпентуум Абдул Аль-Рахманом, в Пахалгаме Годфри Брайаном, Харуном и прочими товарищами рассчитывали на нашу победу. Нас несколько огорчила смерть Бени-Мадго, коего настигли в Непале, но бегума с сыном смогли спастись, что вселяло надежду. Я ожидал одержать победу в Агре, спасти свою семью и задержать полковника Бунро, что дало бы возможность победить и полковника Мунро.

Тогда бы отозвался бы Нана Сахиб с Бао-Рао, быстро собрав свой отряд и тогда можно было бы запустить новую волну побед, но как известно – нам ничего не удалось, остальные наши союзники, по вашим же словам расстреляны утром, привязанные к дулам орудий. А когда мы были в Пахалгаме, я получил известие о казни 15 апреля Тантиа-Топи в Сипри, которого выдал его же адъютант Ман-Синх. Остаётся только сожалеть, что такое грандиозное событие, которое могло бы привести в случае подмоги со стороны мирного населения к освобождению от захватчиков – было подавлено и полностью разрушено, изменив нашу судьбу…

После завершения этого многозначительного диалога, который, может быть, даже изменил господ. Изобретатель обдумывал слова графа Мура, который с каждым днём всё больше отлучался своей мудростью, более глубокими взглядами на этот мир. Изобретатель с каждым днём всё больше изменял свой взгляд на мир, осознавая, насколько его первые представления были простыми и наивными.

Нет, он не изменял своего взгляда он оставался уверенным мизантропом, сторонником философии прогрессизма, но его философия, его идеи сами по себе становились глубже, многограннее и казалось, что сама жизнь улучшает эту систему мыслей, оттачивает этот драгоценный алмаз всё сильнее. Пока они беседовали и находились в пути, им удалось уже спуститься по наклонному пути, оказавшись на дороге, ведущая в сторону лесной чащи.

Они шли у подножия горы, под лучами Солнца, смотрящий им в спину, пока они видели всё больше приближающуюся лесную чащу. Большое количество различной растительности составляли этот пышный лес, правая дальняя часть которого была срублена во время построек и в том числе, переноса особняка к электростанции. Но теперь, там росли посаженные пусть не очень высокие побеги, скорее напоминая уютный сад, нежели лес и нужно было отдельно отметить, что большая часть леса была не тронута и оставалась всё такой же пышной, полная своими прелестями и животным миром. Но за этим можно было наблюдать в случае, если отправляться в эту природный мир по центральной, красиво украшенной дороге.

Но господам не довелось сегодня отправиться по этому пути, ибо, войдя в лес с той стороны они обрекли бы себя на долгое и мучительное блуждание посреди высоких лесов с самыми различными тропическими деревьями. Сейчас им предстояло прохождение близ гор, практически у подножия, где нужно было бы пробираться, возможно даже используя мечи или топоры.

Во время одной из многочисленных построек, им некогда довелось совершить подобное путешествие, поэтому оба товарища были морально подготовлены к таким трудностям, надеясь на силы своих рук и навыки во время путешествия через леса Индостана. Когда же они становились всё ближе к зарослям, то, к своему удивлению, они могли стать свидетелями того, что их ожидания не оправдались. Дорога ближе к лесу и дальше была выровненной, выходящие высокие ветки и различные зелёные лианы, которых так и хотелось принять за змей были срублены, разбросанные камни и валуны были отодвинуты или полностью удалены. Вся эта тропа ныне имела более ровную поверхность, позволяющая спокойно продолжать их путешествие.

Лес был невероятно приятным

При таком виде господа переглянулись и вспомнили слова барона Смерти, которые кратко упомянул о улучшении этого пути. Не было сомнений, что это было дело рук Андрэ Шорта, вместе с его новыми подчинёнными. В любом случае создание таких удобств было довольно приятным для почтенных гостей, смотрящие по сторонам и до коих уже доносились звуки пения птиц или этот интересный звук, который можно услышать только в джунглях или лесах тропического типа. Опавшая листва создавала на твёрдой поверхности более мягкий покров, который кажется даже смогли оценить их скакуны, не торопящиеся и спокойно идущие по этому пёстрому пути. Но совершенно нельзя было утверждать, что эти места были замершими или безжизненными, отнюдь – заросли были буквально полны жизни.

Листва, отростки высоких деревьев, различные свисающие, но не касающиеся голов всадников мягкие ветви двигались, издавая интересные, шелестящие звуки. Иногда меж растительности пролетали тёмные тени, по силуэтам коих можно было определить тип животного, но чаще, конечно, тут встречались скорее насекомые, конкуренцию которым могли составить только птицы, отличающиеся своим разнообразным окрасом. Красные, жёлтые, синие, бордовые, белые, чёрные и прочие цвета сочетались в окрасах этих представителей пернатых и что можно было сразу же увидеть даже на большом расстоянии, когда они перелетали с ветки на ветку в глубине чащи.

Так увлекательно прошло их путешествие, пока они проходили по этому пути, порой невольно обращая внимание на наклонную горную отвесную плоскость, которая также пестрела разнообразными оттенками серого или багрового оттенка, невольно обращая внимание на различные камни и одинокие деревья, сумевшие прорасти даже на скалистой вершине. Вскоре путь их начал отклоняться от этой поверхности, из-за чего господа всё больше начали уходить внутрь чащи, где первее всего их встретил небольшой ручей, над которым был установлен деревянный мост, состоящий из нескольких брёвен. Они были внутри леса и всё больше ощущали на себе блики от листьев разнообразной формы и могли увидеть различные цветы, причудливой формы, коим при ощущении движений или прочих раздражителях было свойственно двигаться.

Близ воды им даже довелось встретить некоторых змей, с одними из сородичей коих Амет имел опыт личной встречи, сравнительно недавно, что заставило его немного передёрнуться от воспоминаний, но после он переглянулся с графом Муром и как-то иначе взглянул на этих природных обитателей. Какими бы опасными они не были, они ведь всё же были безопаснее человека, может быть поэтому учёный на мгновенье, проезжая дальше взглянул на этих существ с приятной улыбкой. Во время продолжения их увлекательного путешествия им довелось встретить и прочих представителей флоры и фауны этих мест, пока наконец среди зарослей они не заметили нечто массивное, более правильной геометрической формы.

Всё больше приближаясь к этой местности, они заметили, что оказались на более ровной дороге, с выложенной специальной поверхностью. Это ещё раз говорило о заботе молодого учёного Андрэ о прибывающих гостях и думая об этом учёный невольно вспоминал их первую встречу с его покойным отцом – доктором Денисом Шортом, покоящийся под завалами своего факультета, вместе со своими в буквальном смысле разлагающимися разработками.

Изобретатель понурил голову и еле заметно помотав ею, выразил лёгкое отвращение на лице, после чего поднял взгляд и оказалось, что они уже пришли. Они находились на просторной площади, вокруг которой был низкий металлический скорее декоративный забор, окружённый лесной чащей. Дверцы были открыты и господа смотрели вперёд, проходя дальше и краев взгляда обращая внимание на надпись у перил: «Научно-исследовательская лаборатория генной инженерии А. Шорта» – не было сомнений в том, что они пришли по адресу. В центре находилось высокое здание, подразделённое на несколько частей.

Первая часть его была цилиндрической с некоторыми выпирающими частями на первом этаже, предназначенная для фойе. Массивные панорамные окна, прерывающиеся однотонными удерживающими конструкциями, составляли представляли вид фойе, выведенный в виде сектора. Затем начинался второй этаж, пол которого словно несколько выпирал из конструкции, что скорее было декоративной деталью. Второй этаж продолжал цилиндрическую форму без изменения диаметра, не учитывая потолок, который также несколько выпирал, но на нём по всему периметру проходили металлические перила, что говорило о наличии открытой площадки.

Но это была не единственная часть этого сооружения и по обе стороны от него, симметричным образом выходили прямоугольные части при том, что небольшие дополнительные выходящие части были и на уровне второго этажа и откуда можно было выйти на крышу выпирающей части первого этажа, ограждённая такими же перилами по всему периметру. Всё здание было полно окон, к тому же в конце выходящих участков первого этажа также имелись панорамные выходящие под углом назад части. Массивная рельефно-выпукло выгравированная на медной табличке надпись, идентичная той, что была у входа, имелась также и на здании – на бетонной балке, выполняющая функцию колонны по обе стороны входной двери в фойе.

Такая причудливая и интересная форма здания при взгляде сверху скорее напоминала нечто парящее, где цилиндрическая часть выполняла функцию туловища, прямоугольные части – крылья, а фойе – хвост. Хотя, возможно никакого подтекста и не было, а изобретатель при виде этой красоты, пред которой был пышный сад и скамейки для отдыха, попросту додумывал сам? Но фантазия сегодня строила самые странные причуды, к примеру Амету, как только они оказались здесь, начало казаться, что небольшие статуи птиц на краях здания следили за ним, хотя, учитывая всё то, что господа пережили за короткое время, можно было не удивляться таким параноидальным эффектам или галлюцинациям. И что было ещё удивительно, так это то, что никого абсолютно не было в округе – ни в саду, ни внутри и это здание казалось одиноким, но в то же время живым и не живым, подобно призраку.

Не успели они получше осмотреться по сторонам, как двери широко открылись, что привлекло внимание осматривающихся по сторонам господ, слезающие со своих скакунов, и на маленькой лестнице в 4 ступени к лаборатории показалась фигура счастливого Андрэ Шорта. Лицо этого юноши просто сияло, его глаза были невероятно широко открыты, а на лице замерла широчайшая улыбка и он раскинув руки в стороны подбегал к господам, заставляя подол его белого широко открытого лабораторного халата парить при его скором беге с широкими шагами.

– Господа! – чуть ли не во весь голос воскликнул молодой человек. – Господа! Как же я рад вас видеть!

– Здравствуйте, господин Шорт, – успевший быстро спуститься с Раджи и поправить одежду заговорил граф Мур, принимая рукопожатие доктора, быстро кивающий от радости.

– Здравствуйте, Андрэ, – спустившись с лошади и чуток отойдя в сторону заговорил Амет.

Изобретатель только хотел протянуть руку, но не смог удержать порыва этого молодого человека, который накинулся на него с объятиями. Учёный не знал, как реагировать, поэтому лишь похлопал того по плечам.

– Я тоже рад вас видеть, Андрэ.

– Благодарю-благодарю-благодарю, – от тараторил юноша, после чего отошёл в сторону, кашлянул и поправил халат.

Всё это выглядело странным и поначалу учёный подумал, что может быть он сошёл с ума, однако, вспомнив, что Андрэ потерпел ещё большие потери и стал свидетелем более страшных событий, нежели он, Амет решил, что и у молодого небольшие психические трудности, учитывая его возраст.

– Ну что же, дорогой Андрэ, кажется вы смогли достигнуть не малых результатов за это время, – первым заговорил изобретатель, смотря на то сооружение, которое сумел построить этот молодой человек.

– Это действительно так, ваше сиятельство, – как-то странно и резко приходя в себя с немного странным хрипом начал говорить Андрэ.

– Что с вашим голосом? – решил уточнить граф Мур, параллельно беря свою трость и трость своего спутника с крепления у седла.

– Я несколько простудился, ничего особенного, простите за неудобство.

– Продолжайте, – холодно принимая трость с округлым сиреневым набалдашником в металлической оправе, словно в лапах коршуна, продолжал Амет.

– Благодарю, господа, и я не хочу показаться бестактным, но в большинстве своём я использовал именно ваши технологии, – отозвался Андрэ.

– Что же именно? – спросил изобретатель, словно немного сменив дух.

– Если вы обратите внимание, то время постройки здания не заняло слишком много времени и к тому же текстура литья строительной смеси для здания очень даже похожа на здания вашей электростанции.

– Получается вам довелось воспользоваться технологией наших трёхмерных принтеров? – заметил граф Мур.

– Именно так, ваше сиятельство и должен признаться, что метод, который позволил вам меньше чем за двое суток завершить постройку столь масштабного комплекса, позволил мне почти что за это же время построить это сооружение. Правда я должен уточнить – трёхмерный принтер, созданный моей командой, не мог обладать всеми достоинствами, что ваш.

– Вам хватило средств, что мы выделили на всё это? – спросил Самуил.

– Я думаю, что покойный дядя Волдимер был бы рад, – продолжал юноша, – если бы увидел, что часть его средств были потрачены для постройки такого сооружения, вместе с небольшим наследством отца.

– Он бы мог гордиться вами, Андрэ, – отозвался Амет, хотя для него произносить эти слова были довольно трудно, после чего он, стуча тростью прошёл дальше, заломив одну руку за спину.

Учёный глубоко вздохнул и прошёл дальше, на минуту отлучаясь и ощущая приятный тихий белый шум, свойственный одиноким местам. Он осматривал цветы и траву, что росли в маленьких садиках, с интересом наблюдая за колебаниями. Это может показаться странным, но многое, что произошло с ним, сделало учёного задумчивым, глубоко проникающий в различные сути жизни. Ему нравилось наблюдать, наблюдать за очень многим, не для какой-либо цели, он даже не знал для чего, он даже не мог это назвать чисто научным познанием, а скорее чем-то сокровенным, но невероятно увлекательным, что порой можно спутать с карикатурной мудростью. Самуил, уже прошедший через это неоднократно, что следовало, как минимум из его жизни, прекрасно понимал это состояние и старался поддерживать друга…

Глава девятая. Лаборатория Шорт

Совсем скоро к учёному подоспел граф Мур и Андрэ, пока изобретатель уже успел перевести взор на здание, которое что-то ему напоминало, как будто он уже здесь был или же знал тут кого-то.

– Вся конструкция выбрана довольно интересно, – заметил граф Мур, выражая свой интерес юноше, который с детской наивностью ожидал хоть какой-нибудь реакции от прибывших господ.

– Я старался, чтобы каждый из корпусов смог выполнять свою функцию.

Услышав это, изобретатель развернулся, после чего заметивший это Шорт-младший, отозвался улыбкой и предложил:

– Пройдёмте внутрь, господа.

– А где ваш персонал? – пока они шли спросил учёный.

– Лаборанты внутри, а охрана отлучилась в домик на заднем дворе.

Ответа не последовало, пока они приближались ближе к зданию, вскоре оказавшись в просторном, но пустынном фойе. Здесь, разумеется, была необходимая мебель, но по ней сразу можно было увидеть, что она сделала на заказ и как-то странно, как будто их заказывал к изготовлению мальчик, мечтающий о будущем. Всё это с каждый разом всё больше изображало Андрэ.

Примером такой мебели мог показаться диван, совершенно не похожий на классический с интересной обивкой по всей поверхности, вышедшими вперёд частями и креслами-пуфиками, цилиндрической формы. Такое решение было совершенно странным для XIX века, в коем они находились, но как будто довольно сильно отсылались ко времени самого Амета Уна, что вызывало у него вопросы, на которые он не мог найти ответа. К таковым же относились более открытые формы у лампочек, но благо картины и красивые классические обои, несколько скрашивали эти туманные размышления, сродные множественным догадкам.

Ступая по красивому красному ковру, господа прошли через центральную арку в фойе в небольшой коридор, откуда в две стороны тянулся коридор. По обе стороны от них находились две лестницы, ведущие на второй этаж, когда же прямо перед ними, спустивший на пару лестниц вниз, можно было увидеть роскошную большую дверь. Андрэ начал своё объяснение.

– Два коридора предназначены для проведения отдельных исследований по двум направлениям – генной инженерии и нейронной биологии.

– Нейронной биологии? – удивился Амет, никак не ожидающий услышать такой термин от того, кто не присутствовал на его личных выступлениях или в этом времени плоть до 1891 года, когда и ввели этот термин в науку.

– Именно так, ведь в одном из своих работ вы описывали и волокна в мозгу, – отвечал Андрэ. – Дело в том, что я изучил ваши работы и по этому направлению, во время строительства лаборатории и её оснащения, поэтому я решил отделить сначала пару комнат в конце коридора для этого направления, но чем глубже я входил, тем больше интересовался всем этим. К примеру, я очень даже удивился, когда повторил ваш эксперимент с мозгом тела одного из умерших слуг и смог собственными глазами увидеть самый настоящий νεῦρον (нейрон), то самое «волокно», которое вы описал в своих трудах и рассказывали во время выступления.

Вместе с этим, конечно же я не мог не изучить работы своего отца, который использовал электрический ток, для стимуляции электрической системы организма. Её в последующем вы и называете нервной системой. Я повторил также пару экспериментов отца, убедившись, что не только передача электрического тока в конечностях, приводит к движению, но и в позвоночнике – его сердцевине, спинном мозге, напрямую соединённый с головным мозгом.

Говоря всё это, Андрэ жестом пригласил господ пройти с ними и по пути они наконец встретили нескольких людей, который выходили из одного кабинета, входили в другой, каждый раз останавливаясь и любезно кланяясь прибывшим. Такого же эффекта стоило ожидать в первом химическом кабинете с различными колбами, различной формы микроскопами, большой доской, широкими окнами и некоторыми лаборантами. Но на удивление, здесь также было и электрическое оборудование, к примеру тут присутствовали электрофорные машины, лейденские банки или аналоги конденсаторов, а также измерители силы тока, напряжения, сопротивления цепи, вместе с дополнительными генераторами постоянного и переменного тока.

Всё это не могло не заставить присутствующий удивиться, когда же работники лаборатории, которые словно были немыми, раскланялись, не произнося ни единого звука и словно солдаты выстроились у одного стола в стороне окон. К слову, столы со всем этим оборудованием были выстроены по всему периметру, кроме двери и стены с доской, а также по середине находился большой стол для экспериментов. Графы осматривали всё это, пока юноша воодушевлённо продолжал:

– Эксперименты со спинным мозгом на животных были очень даже интересны, на лягушках, собаках, кошках, крысах и прочих, но не менее интересным было химическое рассмотрение процесса. Дело в том, что мне стало интересно узнать принципы действия нейтронной системы организма и если в первом случае стало ясно, что электрический ток заставляет его стимулироваться, в случае с двигательным аппаратом, то такой же эксперимент на головном мозге ничего не дал.

Поначалу это меня несколько разочаровало, ибо я ожидал иного эффекта, но после меня осенило, что головной мозг должен отвечать за мыслительные способности, однако, спросить о чём подумал умерший человек или умершее животное я могу, но не получу результата. С живым человеком такой эксперимент слишком рискован и не этичен, поэтому я искал иной способ, пока не вспомнил о том, что согласно опять же вашим работам, ваше сиятельство, – обращался он к Амету, – нейроны, это всё те же клетки, открытые ещё Левенгуком, что даёт возможность использовать другой раздражитель – не только химического типа. Тогда я принялся изучать структуру так называемого «серого» и «белого» вещества мозга, пока не нашёл целый ряд химических соединений, которые я испытал на некоторых подопытных.

– И вы всё это успели за неделю? – спросил Самуил Мур.

– Разумеется не всё, ибо многие эксперименты ещё продолжаются, – ответил Андрэ, пока граф Мур не посмотрел на Амета, что ответил ему иронической улыбкой. – Мне удалось определить, что многие химические соединения всё же могут вызывать различные состояния. Но должен признаться, что первую помощь в этом деле мне оказала природа и мне удалось разделить все такие вещества на некоторые типы, хотя я скорее полагаю, что это пока гипотеза, нежели теория.

Так я определил группы нейролептиков – подавляющие мыслительные способности – это каннабидиол, кветиапин и пока нам удалось выделить пимозид и стараемся над теоридазином и галоперидолом. Существуют также депрессанты, то есть вещества, подавляющие психическое возбуждение к коим, в первую очередь, можно отнести опиум, морфин, героин, алкоголь, барбитураты, хлороформ и некоторые другие, известные в нашей медицине. Есть также стимулирующие вещества, то есть наоборот увеличивающие психическую активность и к которым я отнёс также кофеин, а также, к собственному удивлению, кокаин, вместе с метилфенидатом и амфетаминами, к которым мы ещё ищем способы чистого синтезирования.

Говоря это, молодой человек находился рядом с пробирками, каждый раз показывая синтезированные вещества, начертив всю эту схему на доске, попутно стряхивая оставшийся мел, радостно и импульсивно объясняя свою идею, словно он презентовал её перед учёными всего мира.

– И наконец, галлюциногены, то есть вещества вызывающие галлюцинации, введение в изменённое состояние сознания. Такую группу для нас определил, как бы это странно не звучало – мухомор, да, именно его алкалоиды привели нас такому заключению. А потом к ним отнёсся дименгидринат, атропин и сальвия. Но это не все группы, эти 4 большие подразделились на безнодиазелины, опиаты, седативные депрессанты, снотворные, диссоциативы, психомотрные вещества, психоделики, пурины кетоды и прочие. При том, что многие из них находятся на смеси различных групп, что делает изучение этого направления не менее интересным.

Так торжественно он завершил, вызвав приятную улыбку на лице слушателей вместе с тихими аплодисментами, что были подхвачены сотрудниками лаборатории. При этом большая чёрная скатерть, на одном из столов, что доходила до пола и прикрывала оборудование, незаметно колосилась без потока ветра, но конечно же, это никто не мог заметить. Изобретатель видел гипотезу молодого учёного и мог быть уверен, что он находиться в верном направлении, ибо он даже сейчас прекрасно знал, что будет дополнено, что изменено в этой идее.

Диаграмма полученных веществ

– А для чего вам это было нужно, Андрэ? – спросил, чуток прищурив глаза, учёный.

– Всё это создаёт замечательную перспективу помощи всем, кто страдает психическими заболеваниями, но ещё больше мне хотелось понять, как думает человек, как работает его мозг, что он может всё представлять. Мы не задумываемся на эту тему, но она очень даже интересна. Некоторые люди мыслят фразами, словно проговаривая различное предложение у себя в голове, некоторые представляют окружение и то, о чём они думают, возможно даже абстрактные вещи.

– Кажется вы взяли слишком большой объект для определения, сударь, – жестом приостановил его Амет. – Изначально вам нужно понять, что человек размышляет для определённых целей, которые нужны его организму. Вы сами наглядно смогли убедиться, что человек – сгусток веществ, пусть даже и способность мышления делает его особенным, однако и такой талант к размышлению можно контролировать, что вы сами наглядно продемонстрировали своей идеей.

– С чего же тогда стоит начать?

– С мысли, Андрэ, с мысли. Что такое мысль?

– Некое утверждение, которое возникает в голове, и кое может быть либо абстрактным, либо слуховым, либо текстовым, либо просто визуальным.

– Всё это так, но для чего нужна мысль или точнее, все ли мысли мы знаем?

– Разумеется.

– Неужели вы отдаёте словно приказания мысли переварить вашему желудку пищу или лёгким дышать или сердцу сокращаться и перекачивать кровь?

– Конечно же нет.

– Но эти функции работают, к тому же ваши эксперименты со спинным мозгом показали, что электрические импульсы или химическое воздействие не может его заставить работать внутренние органы, а они скорее действуют больше на двигательный аппарат, – продолжал логическую цепочку Амет.

– Именно так и следовательно, внутренние органы контролируются головным мозгом, пусть даже невербально.

– Или скорее подсознательно, то есть у человека имеется сознание и подсознание, к слову, ко вторым также относятся и инстинкты.

– Так вот где они находятся… – задумчиво прогладив подбородок сказал Андрэ.

– Именно. А вот если уже говорить о сознании и о мыслях в нём, то и их можно разделить на типы, к примеру, когда вы видите яблоко, стол, окно, природу, птицу или что-то ещё, вы думаете об этом, или если я ударю вас без причины или обвиню, у вас возникнет мысль ненависти ко мне, после того как вы ощутите боль. Это мысли, созданные внешними раздражителями. Каждая мысль, может вплетаться одна в другую, формируя нечто вроде думы, размышлений, логических цепочек, что образует полноценную картину, но такая картина мира не состоит только из мыслей раздражителей. Наш мозг имеет свойство объединять мысли от раздражителей.

Ведь, воспринимая мысль, вы образуете её не только на основе того, что вы увидели, но вместе с тем, что услышали, ощутили, осязали, каждая из раздражений – одна мысль, которая вплелись друг в друга уже в мозге, точно также как, к примеру и мысль о мести или о необходимости собрать вашу идею. Действительно, ваш мозг получил информацию о действии каждого из препаратов, – указывая на доску, где была начерчена схема, говорил Амет, – и затем вы начали обращать внимание, что некоторые из веществ можно объединять и такой аналог внимательности есть ничто иное, как более совершенная форма мысли от раздражителей – конструктивная.

Но есть ещё такая мысль, которая отличается мысли раздражителей – это мысль озарения, которая проходит довольно странным образом. Вспомните нейрон – это волокно, тонкая ниточка, которая имеет уплотнения на конце и откуда исходят остальные ниточки, более длинные или более короткие.

Объясняя, учёный немного остановился, прикусив губу, затем посмотрел на Андрэ и как-то странно с приподняв один край губ спросил:

– К слову, думаю лучше это продемонстрировать наглядно, у вас остался чей-нибудь мозг?

– Да, конечно, – тут же дал сигнал сотрудникам директор лаборатории.

Те тут же поспешили принести сказанное из соседнего кабинета, пока граф Мур подошёл к говорящим, что приблизились к микроскопу. Пока совершалось это действо скатерть вновь колыхнулась и совсем скоро за окном пролетело что-то большое и тёмное, заняв своё место на одной из веток дерева, что росло рядом. Параллельно Амет ловко подготовил препарат, срезав тонкий слой с разреза мозга, после чего поместил его под оптический микроскоп.

Это устройство несколько отличалось от привычного устройства, с коим возможно сталкивался, дорогой читатель. Для большей ясности укажем, что он скорее напоминал модель Шлейдена и Шванна или скорее модель Колликера, с помощью чего последнему удалось описать митохондрии, размером в 1 микрон в мышечных клетках за 2 года до описываемых событий.

– Как можете видеть – это нейрон, – предлагая посмотреть после настройки Андрэ и Самуилу, говорил изобретатель. – А теперь, если приблизить ещё больше до 1—2 микрон, то есть в 10 000 раз, можно наглядно увидеть, что место соединения удлинённого отростка и «тела» нейрона немного удалено, то есть там находиться щель. На одной стороне, а именно на стороне отростка, назовём его терминаль, находятся неровности, то выпуклые, то вогнутые места – это источники ионов. Дело в том, что ваши нейромедиаторы обладают большим количеством ионной связи по своей структуре и обладают атомами кальция, йода, фтора, металлов и некоторыми другими, что внутри уплотнённого конца терминаля, легко выходят к синаптической щели.

А на теле нейрона, назовём участок соединения дендритом, есть такой участок более светлый с множеством нитей – постсинаптическая мембрана, на которой есть волоски, небольшие, раздвоенные на концах, как язык у рептилий, если это заметно. Это рецепторы, принимающие эти ионы, перешедшие через синаптическую щель. А теперь, господа, – когда наблюдатели выпрямились, начал говорить Амет, – представьте, что вылетевшему иону, нужно преодолеть эту щель, затратив определённое количество энергии, но не факт, что у этого иона её достаточно.

Если этот ион – потерявший пару или один электрон на внешней орбите атом сможет долететь до рецепторов, это вызовет вспышку, которая вызовет цепную реакцию и образование мысли. Но если этого не произойдёт – мысли не будет. Поначалу, кажется, что всё ясно и если энергии хватает, то есть если температура среды приемлема, дополнительные системы организма действуют хорошо, то есть человек здоров, выполняется целый ряд условий, то просто энергии более чем достаточно и мысли формируются, в обратном случае – нет…