Текст книги "Дети Шини"

Глава 11

Утром солнце светило так ярко, что от его золотистых ослепительных лучей оконные стекла будто горели. В комнате стояла мирная сонная тишина, только Амелин немного постанывал и кашлял.

Я бесшумно оделась и вышла на крыльцо. Свежий, новенький снег жизнерадостно искрился россыпью бриллиантов. Воздух был морозный и свежий. Идеальный, головокружительный воздух. Даже солнце будто бы грело, а в высоком чистом небе летела пара крупных ширококрылых птиц. Неизвестно откуда во мне взялось сказочное и упоительное чувство радости. Точно на несколько секунд окунулась в то самое далекое и бессознательное детство, когда все было хорошо и безмятежно.

Вслед за этим сразу вспомнилось, что дома, должно быть, все стоят на ушах, поэтому тягостное чувство вины заслонило радость чудесного утра.

Вскоре в доме послышалось хлопанье дверей, громкие голоса, и ко мне на крыльцо выползла довольная и светящаяся Семина. Наконец она выглядела как нормальная девушка. Очень хорошо выглядела, потому что улыбалась, и я обнаружила у нее на щеках ямочки.

Настя сладко потянулась и крепко зажмурившись, вздохнула:

– Наверное, мне надо вернуться. Я всем только в тягость.

– Это ты из-за того, что они на тебя накричали вчера?

– Мы совсем друг друга не знаем. – Настя зябко куталась в накинутый на плечи пуховик. – И кое-что даже пугает.

– Ты про Амелина?

– Вначале он мне очень понравился. Такой симпатичный, миленький кун.

– Миленький кто? – я вспомнила безумный взгляд.

– Парень. Я решила, что такой мне подошел бы. Типа Усуи Такуми [5]5
   Персонаж аниме и манги «Президент студсовета – горничная!»


[Закрыть], или Зеро Кирию [6]6
   Персонаж аниме и манги «Рыцарь-вампир».


[Закрыть], или Тору из «Усопших». Точно типа Тору. Мне нравятся светловолосые.

Настя была королева в своем аниме-мире и, вероятно, знала, как выглядят все эти персонажи, но я примерно представляла себе лишь Усуи, и Амелин был совсем на него не похож.

– Я даже обрадовалась, что рассказала ему про то, где мы встречаемся, – продолжала она так беспечно, что я чуть не пропустила главное.

– Это ты ему растрепала? Настя!

– Я не растрепала, – она виновато поджала губы. – Просто пожалела, ведь он очень просился с нами. Очень-очень. Я ведь не железная. И была этому рада, потому что он типа Тору. Но теперь, после того, что увидела, буду держаться за километр. И ты держись. А то уже заметно, что он к тебе лезет.

Настино простодушие было таким искренним, что у меня даже слов не нашлось, чтобы осудить ее за эту «жалость».

– Не волнуйся, меня миленькие не интересуют. Так, что вы у него такого увидели?

– Ой, Тоня, я такая впечатлительная, мне теперь эти ужасы по ночам сниться будут.

Вдруг, чуть не скинув нас с крыльца, прямо в носках на снег выскочил Петров:

– Идите скорее, про нас показывают.

И мы бросились в дом.

«Оперативники разыскивают пропавших подростков, известных в сети как группировка Дети Шини, подозреваемая в доведении до самоубийства сверстницы».

И на экране начали по очереди появляться фотографии. Те самые, из Кристининого ролика.

«Ушли из дома и до настоящего времени не вернулись:

Герасимов Владислав. На вид восемнадцать лет, рост – сто девяносто два сантиметра, волосы русые, коротко стриженные, глаза серые, телосложение спортивное, имеет шрам от операции по удалению аппендицита. Был одет в серую дутую куртку и темные брюки.

Петров Егор. На вид семнадцать лет, рост – сто семьдесят четыре сантиметра, волосы темно-русые, короткие, глаза карие, среднего телосложения, проколото левое ухо. Был одет в синюю куртку, синие джинсы, на ногах кроссовки.

Осеева Антонина. На вид пятнадцать лет, рост – сто пятьдесят семь сантиметров, волосы до плеч, красного цвета, глаза серо-зеленые, телосложение нормальное, на пояснице большое родимое пятно. Была одета в темно-зеленую куртку.

Семина Анастасия. На вид шестнадцать, рост – сто семьдесят два сантиметра, волосы светлые и длинные, ниже плеч, глаза голубые, телосложение худощавое, шрам на правом колене, на предплечье татуировка в виде черно-белого круга. Была одета в черное зимнее пальто, на ногах ботинки.

Якушин Александр. На вид девятнадцать лет, рост – сто семьдесят восемь сантиметров, волосы короткие темно-русые, глаза серые, телосложение спортивное, на левой брови шрам в виде глубокой царапины. Был одет в куртку с капюшоном цвета хаки.

Амелин Константин. На вид семнадцать лет, рост – сто восемьдесят сантиметров, волосы светло-русые волнистые, глаза темно-карие, телосложение худощавое. Особые приметы: на предплечьях обеих рук множественные шрамы, на спине и шее имеются ожоги. Был одет по сезону.

Марков Даниил. На вид семнадцать лет, рост – сто семьдесят семь сантиметров, волосы темные, волнистые, глаза карие, худощавого телосложения, носит очки.

Двое несовершеннолетних, находящихся в розыске, состоят на учете в полиции.

Всех, кто что-либо знает о местонахождении подростков, правоохранители просят обратиться в ближайший отдел полиции или позвонить 102».

Мы с ужасом переглянулись. На наших лицах были написаны паника и стыд.

– Двое из нас на учете? – сказала я, оставив в стороне возмущение по поводу того, что мне «на вид пятнадцать». Нужно было говорить о чем угодно, лишь бы не жалеть себя. – Вот так сюрприз.

– Это не я, – выпалил сидевший на полу прямо под телевизором Петров.

– И не я, – Герасимов стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди, и всем своим видом демонстрировал упрямое равнодушие.

– Естественно, и не я, – Марков нервно заерзал.

– А чего вы все на меня смотрите? – возмутился Якушин с другого дивана. – Сто процентов нет.

– Точно он, – ткнул пальцем Марков в сторону спящего Амелина.

– Я бы его за одни эти шрамы на учет поставил, – согласился Герасимов.

– Это из-за них вы вчера так орали? – спросила я, и он кивнул.

Наконец хоть что-то прояснилось.

– Короче, – сказал Марков, – давайте по-честному. Кто второй?

– Ну, ладно, – сдалась молчавшая все это время Семина. – Это я.

– Ты? – воскликнули мы в один голос.

– Ничего такого. С одной сетевой знакомой косплеили в парке. Она была розоволосая, Юно Гасай [7]7
   Героиня манги и аниме «Дневник будущего».


[Закрыть] я – Мэй. Просто сидели на лавочке зимой и болтали. Было холодно, поэтому забрались на спинку, а ноги поставили на сиденье. Мимо шли полицейские и объявили, что мы совершаем грубое административное нарушение. Мы сразу слезли, но они все равно заявили, что у нас, уродок, уродские родители, потому что плохо воспитали, и что наши дети тоже будут уродами. Стоило, конечно, все спокойно выслушать, но Юно не выдержала, вошла в образ, достала нож – у нее был страшный и кривой косплейный нож, – и начала изображать безумную Юно. Это было забавно, но полицейские не впечатлились. Просто забрали нас в отделение и поставили на учет. Вот и вся история.

– А татуировку покажешь? – нахально спросил Петров.

– Это просто Инь-Ян, – Настя стыдливо потупилась.

– Чего? – не понял Герасимов.

– Инь-Ян, – повторила Настя. – Китайский символ объединения и взаимодействия.

– Зачем тебе это? – неодобрительно сказал Марков.

– Это отражение моей жизненной позиции.

– Что за позиция такая? – поморщился Герасимов.

– Что все взаимозависимо и взаимопроникаемо.

– Ну, ты загнула, – покачал головой Якушин и принялся скатывать матрас, на котором спал.

– Согласно принципу Инь-Ян, все явления, существующие в природе, имеют два противоположных, но влияющих друг на друга начала, – пояснила Настя. – Свет и тьма. Добро и зло. Мужчина и женщина. Жизнь и смерть.

И тут Амелин зашелся в таком диком кашле, что все замолчали. От его сдавленных хрипов нам всем стало не по себе.

– Надо решить, что каждый из нас будет делать дальше, – рассудительно сказал Якушин. – Теперь мы не просто мифические интернет-персонажи, а находимся в розыске. И сейчас тем, у кого дома все нормально, самое время вернуться.

– Никому нельзя возвращаться! – Марков выскочил на середину комнаты и стал на нас всех по очереди воинственно зыркать сквозь бликующие стекла очков.

– Я тебя не понимаю, Марков, – сказала я. – У тебя вроде благополучная семья. Мама, папа, сестра младшая, вы хорошо обеспечены и выглядите дружными. Родители носятся с тобой как с писаной торбой. Что тебя не устраивает?

– У меня благополучно, – немного подумав, согласился Марков. – Но это вопрос принципа. Отец, когда узнал про фигню с Ворожцовой, сказал, что я недоумок, потому что он тысячу раз предупреждал не связываться с тупыми школьниками, а я связался. И еще, что я лузер и без него ничего не могу. Понятное дело, на понт брал, но все равно пусть теперь подумает, стоило ли меня унижать.

Петров потрясенно выпучил глаза:

– Значит, тебе за это ничего не будет?

– Да, он мажор, известное дело, – Герасимов пошел и взял чайник.

– А ты тупой, – крикнул ему вслед Марков.

– Настя домой собралась, – прервала я очередную перепалку.

– Нет уж, после такого не поеду, – Семина быстро замотала головой. – Я точно расколюсь и скажу, где вы прячетесь.

– Вообще-то, когда мы разделимся, это будет неважно, – сказал Якушин.

– Как разделимся? – не поняла Настя.

– Мы не можем таскаться толпой. Я сегодня заведу машину и завтра утром могу отвезти вас на станцию.

– Саш, – Петров подскочил к Якушину на диван и пристроился рядом, театрально сложив руки на коленях, – может, по старой дружбе возьмешь меня с собой? А? Я тебе пригожусь.

– Тебя? – Якушин бросил на него рассеянный взгляд. – Тебя возьму.

– А что нам делать? – Настя была близка к тому, чтобы начать страдать. – Тоня, ты собираешься вернуться?

– Нет. Во всяком случае, пока. У меня есть деньги. Наверное, можно снять номер в какой-нибудь гостинице. Ведь как-то люди живут.

– Кто это тебе в шестнадцать лет сдаст номер? Лучше думай о бабушках или каких-нибудь тетках, – посоветовал вернувшийся с улицы Герасимов.

– А сам что будешь делать? – Семина вопросительно уставилась на него.

Марков, расхаживающий туда-сюда в нервном возбуждении, на секунду остановился, взглянул на Герасимова и снова принялся ходить.

– У меня есть супер-место.

– Что за место? – допытывалась Настя.

– В глухомани под Псковом. Дядька там живет. Реальный особняк. Девятнадцатый век. Давно хотел к нему рвануть, – неожиданно охотно рассказал Герасимов.

– Слушай, Осеева! – вскинулся вдруг молчавший целых пять минут Марков. – А давай вместе поедем в Крым или Сочи? У тебя деньги есть, у меня тоже, и Семину с собой возьмем, раз уж ей некуда податься. Кто нас будет в Крыму искать? А в Сочи вообще, говорят, полно отелей, и все пустуют. Просто поедем в город, зайдем в любую кафешку, забронируем через Интернет билеты, частный отель и все. Делов-то! С деньгами поселят, и даже без паспорта. Хоть все в одну комнату.

– Еще чего! С тобой, Марков, и в одном доме с ума сойдешь, не то что в одной комнате.

– Сочи – это здорово, – мечтательно сказала Настя. – Там снега нет. И море. Если вы меня возьмете, я за Сочи.

– Ладно, Сочи так Сочи, – мне было действительно все равно, – но что мы там делать будем?

– Зачем что-то делать? – спросила Семина с неподдельным огорчением в голосе. – Я так устала постоянно что-то делать. Почему нельзя просто жить?

– Мы там учиться будем, – Марков продолжал ходить по центру комнаты. – Можно будет найти онлайн-лекции или семинары. Ну, это я. А вы как хотите. До следующего сентября перекантуемся, а там посмотрим.

– А с этим что? – Герасимов кивнул на Амелина.

– Что-что, – мгновенно откликнулся Якушин. – В больницу местную отвезем, и все.

– Но это будет не очень честно, – сказала я. – Он ведь тоже не хочет возвращаться.

– А ты головой подумай, – грубо одернул меня Марков. – Он вчера чуть не помер. Какие варианты?

Пришлось согласиться, что это действительно единственный выход.

– Тогда завтра выезжаем, – резюмировал Якушин, после чего оделся и пошел в гараж.

Все парни, похватав какой-то еды со стола, и без его указаний отправились расчищать снег перед гаражом.

После их ухода в наступившей тишине приступы кашля зазвучали еще страшнее. Амелин с жуткими хрипами втягивал в себя воздух и бился на кровати, как выброшенная на берег рыба.

Я разогрела молоко и попросила Семину принести еще снега для чая. А сама взяла кружку с дымящимся молоком, села на кровать и несколько раз потрясла Амелина за плечо, пытаясь разбудить. Но он только кашлял и хрипел. Потрогала лоб. Температура если и была, то намного ниже, чем вчера вечером. Вероятно, было лучше оставить его в покое. Но как только дверь за Семиной захлопнулась, он неожиданно схватил меня за руку, так что молоко, которое я держала в другой руке, немного выплеснулось на пол.

– Как ты позволила им сделать это со мной?

От такой фамильярности я растерялась.

– А как еще? Нужно было сбить температуру. Или ты хотел умереть?

Попыталась аккуратно высвободить руку, чтобы снова не разлить молоко, но внезапно остолбенела. И было от чего: все его предплечье, от самого запястья до локтя, оказалось испещрено кошмарными рубцами и порезами, маленькими и большими, тонкими и жирными шрамами, в основном поперечными, но было несколько и продольных. Так, что все вместе это напоминало хаотичную штриховку безумного художника.

Амелин перехватил мой взгляд и вызывающе улыбнулся.

– Видишь же, что хотел. Только до вчерашнего дня думал, что все знаю о боли, но даже представить не мог, что чувствуешь, когда к горячему телу прикасается кусок льда.

– Якушин сказал, что это не больно, просто неприятно, – с трудом выдавила я, все еще переваривая увиденное.

– Твой Якушин ошибся. Все наоборот – это было жутко больно, но приятно.

Он паясничал, стараясь меня зацепить.

– Слушай, Амелин, ты не дома. Может, там твои родители на эти штуки ведутся, а нам, честно сказать, по фигу.

Но ему явно доставлял удовольствие этот глумливый ребяческий эпатаж. Он вытащил из-под простыни вторую, так же сильно обезображенную руку и вдохновенно продекламировал:

 
Слепцы напрасно ищут, где дорога,
Доверясь чувств слепым поводырям;
Но если жизнь – базар крикливый Бога,
То только смерть – его бессмертный храм. [8]8
   «Смерть», А. Фет


[Закрыть]
 

Я сунула ему чашку с молоком и отошла от кровати.

Он выпил залпом и тут же снова позвал меня.

– Будь другом, помоги дойти до туалета.

Идти на попятную не хотелось, но не могла же я его послать в таком состоянии.

Кое-как поднявшись с кровати, Амелин завернулся в простыню, сунул ноги в смешные ботинки и оперся о мои плечи. Он был выше головы на две.

– Извини. С Фетом я, наверное, переборщил.

– Завтра поедем в больницу, там тебя быстро вылечат.

Мы почти дошли до дверей, но после этих слов он вопросительно остановился, и внезапно вспыхнувший в его глазах упрек заставил меня почувствовать себя виноватой.

– У нас нет лекарств, и мы должны будем разъехаться.

– А ты куда поедешь?

– Мы с Марковым и Семиной в Сочи.

– Я хочу с вами, – сказал он, но прозвучало «я еду с вами».

– В твоей ситуации не до хотения.

– Подумаешь, кашель и температура, – он небрежно поморщился. – У тебя никогда такого не было, что ли?

– О чем ты думал, когда в легком пальто убегал из дома? Хотя и так болел. Не мог надеть что-нибудь нормальное?

– Не мог, – в его детской улыбке опять мелькнула издевка. – У меня нет.

– Чего у тебя нет?

– Ничего нормального.

Эта нелепая игра выводила меня из себя.

– Понимаю. У ненормального человека не может быть ничего нормального. И вообще, Амелин, кончай препираться. Мы уже все решили.

– Меня зовут Костя, – резко отпустив меня, он сам вышел в маленькую холодную комнату.

Его голая спина, плечи и шея сзади тоже выглядели отвратительно: лоскут неровной бугристой кожи, а на ней и под ней несколько красных длинных полос. Меня аж передернуло.

– Эй, стой, – закричала я, придя в себя. – Накинь хотя бы пальто.

Но было поздно, дверь громко захлопнулась. А когда он вернулся, перестал со мной разговаривать. Пошел, упал в кровать и накрылся подушкой.

На обед Семина сварила суп из рыбных консервов и потушила курицу с рисом на второе. Ее манипуляции на кухне выглядели фантастично. Было удивительно, что из магазинной ерунды может получиться настоящая еда. А еще она делала это с таким удовольствием, что я невольно залюбовалась. Даже когда картошку чистила, вся светилась. Чудачка.

С улицы парни примчались злые и взбудораженные, постоянно переругивались и обзывались. Понять, в чем дело, было невозможно.

– Не получилось с машиной? – осторожно спросила я.

– С машиной все хорошо. – Якушин был основательно заведен. – Плохо, что тут, оказывается, живут люди, которые телевизор смотрят.

И он рассказал, что пока Марков, Герасимов и Петров расчищали выезд и дорогу, к ним подошел местный приставучий дед. Начал докапываться, кто такие, зачем и откуда. Сам Якушин в это время был в гараже, а когда вышел, оказалось, что Марков успел изрядно нахамить деду, и тот объявил, что идет вызывать полицию. Петров предложил убить деда, но всем было не до шуток.

Получалось, что нам нужно срочно валить из деревни. Дружно обозлившись на Маркова, мы начали собираться, как полоумные.

Свежий суп пришлось вылить, а в чугунный котелок с курицей и рисом Герасимов вцепился, как в спасательный круг. И мы отдали ему котелок в обмен на черную толстовку с «Рамштайном» для Амелина, потому что его собственный свитер, всю ночь провалявшийся под стулом, высохнуть не успел.

Глава 12

Вероятно, дед свою угрозу исполнил, так как через полтора часа на повороте в сторону Волоколамска нам повстречалась пара полицейских машин.

Когда же до всех дошло, что мы едва не попались, но ловко ускользнули от преследования, стало отчего-то легко и весело, даже азартно.

Ярко освещенные солнцем снежные поля, мелькавшие за окном, теперь не угнетали, в них словно появился некий скрытый, но очень важный смысл. Все кругом было белым, первозданным и идеально чистым, как тот лист, с которого заново начинают делать все неудавшиеся дела, в том числе жить. А сверкающие лучи солнца, настойчиво проникавшие сквозь припорошенные кроны деревьев, еще сильнее разжигали ощущение этой радужной надежды.

– Сделай погромче! – закричал вдруг Петров сзади, мощным энергетическим вихрем врываясь в мое сознание.

Я прибавила звук, и машина бешено закачалась, потому что Петров тут же запрыгал.

О том, что детям завтрашнего дня не нужен сегодняшний, когда они живут во вчерашних грехах, кажется, орали все. Кажется, орали все. Кто-то нещадно путал слова, но это было неважно, потому что мы завелись, и создавалось впечатление, что наша машина буквально скачет по дороге в яростном ритме Красного флага [9]9
   «Red Flag», гр. Billy Talent.


[Закрыть].

Это было, как выбросить из головы все прошлое, не загадывать на будущее, не бояться, не планировать и ни о чем не сожалеть.

Я тоже жизнерадостно запрыгала на сиденье, и Якушин, добродушно расхохотавшись, так посмотрел на меня, что если бы такое случилось два года назад, я, наверное, умерла бы от счастья.

Когда приступ общей беспричинной радости улегся, парни стали есть втроем прямо из котелка. Ложка была одна на всех, и больному Амелину ее, конечно, не дали. Но у меня в куртке остались два сникерса – мой и Настин. Я отдала их ему и Якушину, потому что Настя сладкое не ест, а я могла потерпеть.

В общем, все было очень хорошо и весело, пока мы не добрались до Волоколамска.

Сначала кое-как нашли вокзал и высадили Маркова с Герасимовым покупать билеты: одному – в Москву, другому – в Псков. А сами поехали искать больницу.

Пришлось останавливаться чуть ли не возле каждого прохожего, чтобы узнать, как туда добраться. Ведь ни gps, ни карт у нас не было.

Каждые пять минут звонил Марков и психовал, что на вокзале рядом с ними ходят полицейские. Масла в огонь подлила Семина, когда стала делать замечания, что мы очень быстро и опасно едем. А в довершение всего Петров заныл, что его укачивает.

В итоге Якушин по неосторожности грубо подрезал синий «Мерс». Понятное дело, что опыта вождения у него особо не было, а тут еще нервы и мы. Но водитель «Мерса» об этом не знал, и, возможно, если бы знал, это ничего не изменило. Потому что, возмущенно отсигналив нам сзади, он просто взял и обогнал, встав перед «Газелью».

Мы притормозили. Якушин напрягся, мы с Настей тоже, а Петров, которому сзади было ничего не видно, стал выспрашивать, что да как. Но все молчали.

Просто сидели и опасливо наблюдали, как из «мерса» решительно вышел довольно молодой, прилично одетый мужик с бородой, подошел и требовательно постучал в дверь. Мы с Настей в один голос закричали Якушину «сиди». Однако он, хоть и замялся, все же вышел к этому мужику.

Глупо, конечно, было рассчитывать, что тот пришел разговоры разговаривать, но когда он резко ударил Якушина в лицо кулаком, мы с Настей ахнули от неожиданности. Семина тут же закрыла глаза ладонями, а я полезла через водительское сиденье, спасать Якушина. Но мужик не стал дожидаться продолжения, крикнул еще что-то матом и быстро ретировался.

Якушин вернулся на свое место злой и расстроенный. Из носа у него шла кровь, на переносице появилась ссадина. Было видно, что ему стыдно перед нами, и от этого мы тоже чувствовали себя неловко. Даже Петров.

– Подумаешь, – наигранно беспечным тоном сказал он. – Что такого? А кто не получал?

– Да заткнись уже, – одернула я его.

Петров обиженно замолчал, однако тихонько достав камеру, подполз сзади и попытался поймать Якушина в кадр. Тогда я разозлилась по-настоящему, вырвала у него из рук камеру и запихнула ее под свое сиденье.

Настя сказала, что в ее сумке сзади есть целая упаковка бумажных платков. Петров начал их искать, и пока он шумно возился, перекрикиваясь с Настей, разбудил Амелина.

Я слышала, как тот спросил, куда мы едем, а когда услышал про больницу, хрипло, но отчетливо крикнул:

– Если отвезете меня в больницу, я вас сдам. Обещаю.

– От воспаления легких люди даже под присмотром врачей умирают, – попытался урезонить его добрый Петров.

– В больницу я не поеду, – упрямо повторил Амелин.

Я повернулась к окошку и попыталась разглядеть его в темноте кузова.

– Знаешь, Костя, нам и без твоих капризов проблем хватает.

– Ты наконец запомнила, как меня зовут, – едва сдерживая кашель, прохрипел он. – Теперь я тем более туда не поеду.

Якушин закончил вытирать кровь, внимательно оглядел пострадавший нос в зеркало, скинул использованные платки себе под ноги и вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Что делать?» Я пожала плечами.

Если прислушаться к голосу разума, Амелина без разговоров нужно было везти в больницу, но что-то внутри противилось этому решению. Ведь он в таком же положении, как мы, и отдать его на растерзание просто нечестно, пусть он даже чудак и суицидник.

Якушин будто прочел мои мысли.

– Ладно, – сказал он. – Ты сам себе хозяин.

Затем мы развернулись и поехали назад.

После дорожного происшествия Марков неожиданно перестал названивать. А когда мы подъехали к вокзалу и перезвонили ему, не ответил. Герасимов вообще оказался недоступен.

Тогда мы с Якушиным сами пошли за ними, но в зале ожидания ни Маркова, ни Герасимова не оказалось. Обшарили все вокруг вплоть до туалетов – парни как сквозь землю провалились.

– Наверное, в полицию забрали, – удрученно предположил Якушин, когда стало ясно, что на вокзале их нет.

Дело шло к вечеру, легкий серовато-розовый полумрак зыбкой пеленой опускался на город, и внезапная мысль о приближающейся ночи напугала меня. Точно если до конца дня мы их не найдем, все исчезнет: и этот город, и Москва, и весь мир. И мы вместе с ним. Как в компьютерных играх, когда после провала миссии экран постепенно гаснет, а главный герой умирает вместе с уходящим светом. Тотальная и кромешная тьма из моих кошмаров, безысходная и вечная. Game over.

И тут мне в голову пришла странная, но вполне жизнеспособная идея. Я натянула капюшон, взяла Якушина под локоть и потащила к окошечку «Справочное».

– Скажите, пожалуйста, где у вас полиция? На нас тут, за углом, хулиганы напали. Вон как человека избили, – я ткнула пальцем в нос Якушину.

Моложавая женщина с забранными в хвост гладкими, блестящими черными волосами и тонко выщипанными бровями мигом вскочила и убежала, а через минуту вернулась в сопровождении розовощекой, коротко стриженной дородной тетеньки с чемоданчиком в руке.

Тетенька неласково толкнула Якушина на жесткие металлические сиденья и начала обтирать ему лицо спиртом. Потом напихала в нос тампонов, дала две таблетки аспирина, супрастин и велела ехать в травмпункт. Якушин безразлично сунул таблетки в карман и попросил троксевазиновую мазь.

Мази в ее чемоданчике не оказалось, но пока она возилась, неожиданно заметила на шее Якушина выбившийся из-под одежды кулон, похожий на тот, что носят американские солдаты, схватила его пухлой рукой и стала внимательно разглядывать. На кулоне был изображен красный крест и буквы DNR.

Затем тетенька возмущенно надула толстые щеки и пренебрежительно заявила:

– Ты еще салага, чтоб себе такие вещи надевать. Головой сначала думай, – она собиралась ткнуть его пальцем в лоб, но Якушин отдернулся.

Та, что из справочной, очень вовремя вмешалась:

– Линейный пункт недалеко, через дворы пройти можно. Вам нужна улица Волоколамская, 1 «а». И сунула мне в руку складную карту города. – Здесь патруль обычно дежурит, но они уехали. Забрали то ли безбилетника, то ли воришку, я не поняла.

– Одного? – осторожно спросила я.

– Да кто его знает. Вроде одного. Мне некогда рассматривать, – она махнула рукой, прощаясь с нами, и скрылась в своем окошке.

В отделение пришлось идти пешком: машину нельзя было светить. Никакого плана у нас не было, просто хотели убедиться, что тот, кого забрали, – не один из наших.

Но далеко уйти не успели. Позвонил радостный Петров с известием, что Герасимов вернулся. Оказывается, он ходил искать «Макдоналдс», но не нашел, зато по дороге потерял телефон. А Марков не хотел идти в «Макдоналдс» и остался на вокзале. Это объясняло, почему полиция увезла одного человека.

Петров сказал, чтобы мы быстрее возвращались, потому что Маркову не поможешь, а если не уедем подальше от вокзала, то и нас заберут.

Мы развернулись на сто восемьдесят градусов и уже дошли до светофора, как вдруг на другой стороне, под фонарем, я увидела знакомую красную куртку и черные кудряшки. Человек в красном шел очень быстро и вскоре почти пропал из виду.

– Марков! – Я сломя голову бросилась через дорогу, не обращая внимания на машины.

Кидаться под колеса было полнейшим безумием, но мы не могли его потерять.

Я догнала его и прыгнула сзади.

– Нашелся!

Он испуганно вздрогнул и завертел головой так, что чуть не потерял очки, а затем, поняв, что происходит, небрежно стряхнул меня с себя и какое-то время недоуменно смотрел:

– Осеева? Ты чего?

– Я так рада, что тебя не забрали.

– Что значит «не забрали»? Очень даже забрали, – сказал он поучительным, но довольным тоном.

– Что же случилось?

За сегодняшний день я была готова к любым сюрпризам.

– Случилось то, что я уговорил их не ехать в отделение. Просто остановились по пути, во дворах, – Марков махнул рукой в неопределенном направлении. – И поболтали. Обычно люди пытаются избавиться от меня гораздо раньше, но эти оказались дотошные и жадные.

– Ты что, подкупил их? – несколько удивленно спросила я.

– Ой, Осеева, ты как маленькая. Они дали мне три часа, пока не закончится их дежурство, а потом появятся другие, и с теми неизвестно, как. Так что нужно сваливать побыстрее из города. Но на электричке нельзя: там по всем вагонам ходят и проверяют. А еще есть междугородние автобусы. На них тоже нельзя. Это мне парни рассказали.

– Какие еще парни?

– Полицейские.

Мы вернулись в машину. Сначала поехали в аптеку, взяли троксевазин и лекарства для Амелина, затем в «Макдоналдс». Купили два огромных пакета с едой, припарковались в какой-то глуши рядом с высокой оградой старого парка и уселись есть в кузове, потому что там было хоть и тесно, но тепло.

На улице совсем стемнело, и теперь все не казалось таким радужным, как утром, когда мы обсуждали наши планы. И, хотя Марков по-прежнему продвигал тему Сочи, уверенности в его голосе уже не было. Нереалистичные предложения сыпались с разных сторон, все спорили, никто никого не слушал, мы устали и запутались.

Вдруг молчавший все это время Амелин подал голос:

– Вас поймают через два-три дня.

– Чего каркаешь? – сердито одернул его Герасимов.

– Вы слишком много дергаетесь и светитесь. Вон, за один день сколько успели наворотить. Люди, когда реально хотят исчезнуть, берут и растворяются.

– Как это растворяются? – не понял Петров.

В темноте кузова лиц было не разглядеть, а к вечно спорящим голосам примешивалось яростное шуршание пакетов, оберток и дружное жевание.

– В мире растворяются, сливаются с естественным жизненным потоком мироздания, – глубокомысленно ответил Амелин. – Если мы не исчезнем, нас быстро вернут домой.

– Все равно не понимаю, как можно раствориться, – Петров явно заинтересовался этим вопросом.

– Ты что? – в голосе Амелина слышался смех. – Это все знают с детского сада. Герасимов точно должен помнить:

 
Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.
И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез. [10]10
   «Из дома вышел человек», Д. Хармс.


[Закрыть]
 

Якушин измученно застонал:

– Больше не могу это слушать.

Он распахнул дверь и выпрыгнул из машины. Свет от стоявших вдоль пешеходной дорожки фонарей выхватил из темноты наши озабоченные лица.

– Ты куда? – крикнул ему вслед Петров.

– Пойду исчезну, – Саша накинул капюшон и, действительно, точно растворился в легком начинающемся снегопаде.