Текст книги "Инициатива наказуема"

Инициатива наказуема
Ида Миллер

© Ида Миллер, 2024

ISBN 978-5-0062-4740-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Мата Хари

Глава 1

Счастливейшие из людей те – кто не имеют секретов. Даже не замечаешь, как легко живется обычной повседневной жизнью, когда не нужно ничего скрывать от окружающих. Это прекрасное чувство, когда не нужно думать о том, как спрятать свой секрет еще глубже от близких или как выкрутиться в случае прокола. Каким образом встать, сесть, говорить – главное, не выдать себя и даже не допустить у человека мыслей, которые могли бы навести на твою тайну, – вот, к чему сводится жизнь, когда большие и маленькие секреты пронизывают тебя насквозь.

Начинается все с детства. Наступает период, когда ребенок хочет жить какой-то своей жизнью, отдельной от родителя, хочет чем-то от него отличаться и кажется себе ужасно взрослым, когда обзаводится секретом – неким обстоятельством или фактом своей биографии, который нельзя говорить маме и папе. Я не была исключением. В начальной школе мы с подругами вели специальные дневники, где записывали свои переживания, оформляли их красивыми наклейками, лентами и блестками. Что это были за запретные сведения? Например, там мы писали, что съели конфету со стола без разрешения или что не почистили зубы на ночь. Мы лгали и всячески сопротивлялись правилам, установленным нашими родителями, чтобы казаться себе и друзьям более самостоятельными и свободолюбивыми. Конечно, сейчас, это видится ерундой, а нечищеные зубы оборачиваются катастрофой для здоровья и внушительными счетами от дантиста.

Через каждый возрастной этап жизни события прошлого кажутся либо позорно смешными, либо до ужаса стыдными.

В средней школе, например, я скрывала, что пробовала курить. Узнай об этом мама, то отшлепала бы меня ремнем без всякой жалости. Примерно тогда же меня обвинили в краже карманных денег у одноклассника, которые я, естественно, не брала. Я сильно переживала из-за этого, пока не выяснилось, что одноклассник сам потратил деньги и выдумал кражу, обвинив в этом человека, чья семья, вот удача-то, еле сводит концы с концами. Об этом я тоже никому не сказала, потому что мать бы только покачала головой, и больше никакой помощи я бы не дождалась от нее.

Моя семья никогда не хватала звезд с неба, но в конце средней школы начался апогей финансовых трудностей. Отца сократили, он долго нигде не мог устроиться, работал как проклятый круглыми сутками при любой возможности. Мать вообще не окончила институт, да и, если честно, работать она не особо любила, и хранительницей домашнего очага была весьма посредственной. Я завидовала своим одноклассницам, чьи матери учили их печь вкусные пироги, заплетали красивые косы и даже водили в театры и прочие приличные заведения. Моя родительница большую часть времени проводила за телевизором, в школу она мне не давала ничего сытнее бутерброда с сыром, а карманные деньги выделяла только по большим праздникам. Поэтому, когда в нашей семье все стало совсем плохо, она даже с места не сдвинулась, чтобы помочь мужу. Надо сказать, что я ее вовсе не виню. Таким она была человеком, тяжелым на подъем и немного инфантильной, и считала, что моим воспитанием должны заниматься учителя, правительство, улица, телевизор, но только не она. Иногда мне казалось, что я приемная, но на общих фотографиях все-таки находила подозрительно схожие черты лиц моего и родителей, и тревоги отступали. Я любила мать и отца, несмотря на все мои претензии к ним. Я продолжаю любить родителей и сейчас, хотя мы мало общаемся. Кто знает, возможно, именно они закалили мой характер. Не получая от них помощи, я научилась сама справляться с трудностями.

Все детство я жила в каком-то странном вакууме из однообразия и стабильности и думала, что так и будет всегда. Смотря на своих отца и мать, я даже не задумывалась, что, может, стоит подыскать подработку, или попробовать обратиться к классному учителю, чтобы он помог нам оформить какую-то социальную помощь. Мне думалось, что этот бутерброд с сыром – это то, что я заслуживаю. Ни больше, ни меньше. Не бывает других бутербродов: ни с колбасой, ни с маслом, ни, боже упаси, с джемом. Вся моя Вселенная строилась на этом принципе и была по-своему верной. Я не стремилась к недостижимым высотам, но и не сетовала на судьбу. Наверное, это была определенная психологическая защита, чтобы не слишком переживать из-за чужого благополучия и не завидовать зря. Моя картина социального неравенства выглядела так, будто человек, неспособный позволить себе модный гаджет, не имеет права даже приближаться к тем, кто его позволить мог. От меня ничего не требовали, и я ничего ни у кого не просила.

Но потом я внезапно повзрослела, и пришлось во многом измениться.

Все началось с профориентации, когда пришла пора выбирать: поступить в университет, пускай даже в долг, либо сразу пойти работать. Родители вдруг встрепенулись и решили, что если я просижу штаны кассиршей в супермаркете без образования и амбиций, то точно в люди не выйду, поэтому решено было поступить в колледж с уклоном в точные науки. Конечно, у них был свой корыстный интерес, который я не сразу разгадала: они избавляются от лишнего рта, да еще и приучают его к самостоятельности. В итоге я все же смогла сдать вступительные в колледж, что находился в пригороде Лондона. Для учебных заведений столицы, увы, моих знаний не хватило. Колледж находился слишком далеко от моего дома, и пришлось заселиться в общежитие. Я с предвкушением ждала переезда, уже представляя, как буду тусоваться с новыми друзьями, как буду сама распоряжаться деньгами, куплю себе много новой одежды и вкусной еды. О перспективах самого образования не думалось совсем.

Но как только я оказалась в комнате общежития на четырех человек – мой энтузиазм поугас. Оказалось, что у меня совсем не выходит сходиться с незнакомыми людьми. Не то чтобы эти девушки мне не нравились, мы здоровались и помогали друг другу по мелочи, но выдерживать этикет в общении с ними было той еще пыткой. Думала, что буду смеяться и петь под гитару с однокурсниками, а в итоге нашла работу и уходила на нее по вечерам, лишь бы не сидеть в общежитии с соседками. Работала я в книжном магазине, где занималась тем, что упаковывала покупки по интернет-заказам в пакеты и коробки. Занятие довольно скучное и однообразное, но после первой зарплаты мои глаза загорелись, я взбодрилась и стала ходить на работу с большим рвением. Часть заплаты я отправляла родителям, остальное тратила на себя. Тогда-то я почувствовала вкус денег, пускай и небольших, и узнала, что бутерброды, оказывается, бывают многослойными, с разным хлебом, с овощами, соусами и мясом.

Кто бы мог тогда подумать, что эту «скучную работу» я в скором времени буду вспоминать с удовольствием и мечтать к ней вернуться.

Я успела отучиться в колледже один год, встретила совершеннолетие, получила небольшое повышение на работе. Больше не произошло ничего особенного. Я ни с кем крепко не подружилась, но приятельницами обросла. Одногруппники и учителя порывались затащить меня в какой-нибудь кружок самодеятельности, но я решила, что надо сосредоточиться на учебе, сдать экзамены и стать, наконец, банкиршей или финансисткой какой-нибудь, – что угодно, лишь бы больше никогда не есть пустые бутерброды с сыром.

Отвлеклась и совсем забыла, что одно важное событие все же случилось – первая любовь! Его звали Майкл, и он подрабатывал бариста в кофейне напротив колледжа. Цены там были невысокие, поэтому мои набеги на это место во время его смен не сильно сказывались на кошельке. Все, что я о нем знала, – имя на бейджике. Реальное оно или нет, не знаю, хотя меня это мало интересовало. Улыбчивый юноша, немного старше меня, всегда с радостью обслуживал нас, хохочущих над его шутками, студенток. Я смеялась вместе с остальными и с обожанием рассматривала его большие карие глаза, густые черные кудри и щетину, которая россыпью маленьких черных точек покрывала его подбородок. Сердце выпрыгивало из груди, когда он протягивал мне цветастый пластиковый стаканчик и как бы случайно слегка дотрагивался пальцами до моих ногтей, после чего обязательно извинялся. Я даже не думала познакомиться с ним поближе и пригласить на свидание, гораздо проще было мечтать.

Я не заметила, как прошло больше полутора лет на новом месте, и пришла пора экзаменов. Не поднимая головы, я сидела за уроками и тестами, учила билеты и решала задачи. Выходные, если я не проводила их на работе или за уроками, справлялись у нас в общежитии. На первом этаже кампуса была гостевая комната, которой частенько пользовались для тусовок, главное, вовремя ее забронировать. К моим соседкам заваливались парни, один из них был даже старше нас на десяток лет. Они громко пили, ели пиццу, смотрели телевизор и смеялись над всем подряд.

Как-то я проходила мимо, и один из гостей моих соседок, тот самый, старший, схватил меня за руку и посадил в центр компании. Мне было неудобно сразу уходить, поэтому просто сидела и слушала, о чем здесь говорят. «Старший» выпил немного пива, щеки его разгорелись, и он больше часа мучил нас нравоучениями. Потом он начал всех спрашивать о личном, о любви. Мне стало неловко, на его вопросы отвечать не хотелось из принципа. Я отнекивалась, усиленно изображала «ботаничку», которую интересует только учеба. Как только компания не получила от меня ответов, они стали сплетничать о собственных похождениях, об ошибках и удачах. Из рассказов «старшего» я узнала, что первую любовь лучше пережить в подростковом возрасте, мол, будет что вспомнить; еще, что платить алименты ужасно утомительно, поэтому нужно подходить к созданию семьи максимально ответственно. Потом он сказал, что только что расстался с подружкой и зарыдал. В тот момент неловко стало уже всем, не только мне одной.

Эти парни и девушки так ярко и эмоционально описывали свои отношения, и с каждым рассказом моя самооценка падала все ниже. Я ничего не знала о любви, о людях, как строится взаимопонимание в паре – нужно было как-то исправлять это неприятное обстоятельство и добывать хотя бы теорию. Тогда я и обросла еще более страшным секретом (как думалось). Одна девушка из колледжа, с которой мы обменивались книгами, вручила мне небольшой любительский роман, охарактеризовав его, как «там все, что тебе нужно знать». Само произведение я боялась прятать в комнате и таскала его везде с собой, завернув в плотную цветную обложку. Иногда вместо главных героев романа я представляла себя и Майкла, отчего сразу вспыхивала румянцем и шла на кухню остужаться стаканом воды.

Конечно, рано или поздно все стало понятно даже мне. Еженедельные рассказы о чужой личной жизни и вечные советы от «старшего», который продолжал к нам ходить и как-то странно на меня смотрел, сделали меня более уверенной. Смешно сказать, но я даже стала считать себя гуру романтических отношений, несмотря на то что у самой никогда на них даже намека не было.

Соседки давали мне ответы на множество важных вопросов, хотя на самом деле я нуждалась в тот момент в совсем других знаниях. В моей голове строились розовые замки, а мысли о будущем были сплошь светлыми. Возможно, это был самый счастливый период моей жизни, которым никогда не успеваешь насладиться. Тогда я не думала о возможных опасностях, даже мысли не возникало, что самая большая проблема – это моя отзывчивость, и именно она приведет меня в беду. Если когда-нибудь у меня будут дети, первое, чему я буду учить их – не разговаривать и не доверять незнакомцам.

***

Недавно я выяснила, что за ночную смену на складе книжного платят больше. Уговорив директора, я осталась до полуночи на складе, где распаковывала коробки с товаром и выкладывала его на специальные тележки, чтобы отвезти и расставить на полках. Мне нравилось приклеивать ценники и ставить книги на специальные вертикальные подставки. Многие из них были дорогими, с красиво оформленными обложками. Новинки с яркими заголовками и кучей выдуманных к ним рецензий вызывали желание купить и поскорей почитать свежий бестселлер. Несмотря на то, что меня окружала сплошь приличная литература, я то и дело возвращалась к тому бульварному роману, который мне любезно одолжила однокурсница. Словно талисман, я носила его в рюкзаке, и в глубине души наделась, что его любовные флюиды притянут ко мне Майкла.

За половину ночной смены мне выдали сумму наличных, в любом случае бóльшую, чем я обычно получала. Радостная, я шла домой и думала, что надо бы зайти в круглосуточный магазин и прикупить чего-нибудь вкусненького. Добираться до общежития было всего ничего – пара автобусных остановок. Была уже глубокая ночь, и автобусы ходили раз в час, поэтому пройтись пешком было единственным вариантом.

Тихо напевая, я просчитывала в голове примерный план своих трат, в который входили новые кроссовки, подарок родителям на годовщину свадьбы и пара плотных обедов в бургерной. Вдыхая теплый ночной воздух, я наслаждалась тишиной и нежным ветром, который трепал волосы. На безлюдной улице я казалась себе единственным живым существом на планете, и настроение было на редкость прекрасным. До нужного подъезда оставалось пройти пару домов, когда кто-то со спины коснулся моего плеча. Голос человека, обратившегося ко мне, был такой глухой и будто прокуренный, что я не сразу поняла, что он говорит. Будто выплывший из стены высокий мужчина, немного сгорбленный, одетый во все черное, с жутким акцентом попросил ему помочь. Обтянутой перчаткой рукой он протянул мне бумажную карту нашего города и ткнул в какое-то место рядом с улицей, по которой я шла. Первое, о чем я подумала, почему он весь затянут в теплую одежду, когда все вокруг, и я в том числе, ходят в одних майках и шортах.

Незнакомец продолжал спрашивать, как пройти к гостинице.

«Гостиница? Ночью, и даже без багажа?» – размышляла я, медленно объясняя дорогу и произнося слова разборчиво, чтобы он понял. Но иностранный гость с недоумением разводил руками, нервно мычал и озирался. Его руки слегка подрагивали, как при треморе, я часто такое видела у пожилых. Я сама придумала, что он потерявшийся в чужой стране пенсионер.

Разглядеть лицо незнакомца было невозможно: он натянул шарф на нос, и глаза закрывала широкополая шляпа. Мы стояли с ним посреди полупустой улицы, освещаемой лишь ночным фонарем, и с недоумением смотрели друг на друга. Незнакомец показался мне жалким. Если я ему не помогу, то кто? Вдруг у него деменция или что-то в этом роде. Он вышел из гостиницы, потерялся, а вернуться не может. В конце концов, на его месте мог оказаться кто угодно. Потерявшийся турист, да еще и явно плохо понимающий английский, нуждается в помощи. Быстро подумав, я решила, что обстановка не слишком подозрительная, потому что по улицам все еще ходили люди, ярко светили ночные фонари, а сама гостиница находилась буквально в полсотни метров от общежития. Можно было проводить его и быстро вернуться к себе.

– Я вас провожу, – выпалила я и поманила его за собой.

– Спашибо, – прошептал незнакомец на каким-то «шипящим» акцентом и пошел рядом со мной.

«Поляк что ли», – подумала я и украдкой, чтобы он не заметил, стала его рассматривать. На затылке из-под шляпы немного выбивались седые волосы. – «Да он же действительно дед! Тем более. Нужно помогать старшим, мало ли, может у него склероз или дезориентация».

Меня переполняла гордость за свою гражданскую сознательность, и я уже нафантазировала, как доведу его до пункта назначения, а он благодарно пожмет мне руку и, быть может, скажет какое-то вдохновляющее напутствие на прощание.

– Как тебья шовут? – пропыхтел мой спутник.

– Адена Сайкс, или просто – Ади, – я улыбнулась ему, но не нашла никакого эмоционального отклика с его стороны и снова сделала серьезное лицо. – А вас?

– Анакшимандер, – казалось, он с трудом выговорил собственное имя.

«Как-как?» – я проговорила про себя несколько раз, но так и не запомнила полностью, только окончание – «дер». Имя тут же вылетело из головы.

– Вы турист? Откуда к нам приехали?

Тут я заметила, что он отстал на несколько шагов. Обернувшись, я увидела, что он остановился у узкого переулка, где обычно сваливают мусор. Сгорбившись, незнакомец вдруг схватился за сердце.

– Мне плохо… – он протяжно застонал.

Я не на шутку испугалась. Первое, что нужно было сделать, это вызвать скорую, но тело внезапно окоченело, и вместо того, чтобы полезть в рюкзак за мобильным, я в ужасе пялилась на то, как он корчится. Человек с необычной резвостью вдруг мотнулся в переулок, будто хотел спрятаться. Только когда он пропал из поля зрения, мысли и тело вернулись ко мне, я очухалась и побежала за ним. Однако, оказавшись посреди мусорных баков, я никого не обнаружила.

– Уважаемый, вы где? – спросила я окружавшие меня стены. – Я вызываю скорую!

Тут ладонь в резко пахнущей кожаной перчатке зажала мне рот и дернула назад. Другой рукой незнакомец схватил меня за руки, завел их за спину и сцепил длинными пальцами, словно наручниками. Он прижал меня к себе, и мы сползли вниз по стене. Голые плечи больно терлись о его кожаное пальто, а пальцы негодяя грубо впились в кожу. Я дергала ногами и пыталась мычать, чтобы хоть как-то привлечь внимание людей, но, как назло, улицы оказались пусты и безлюдны. Видимо, в тот момент я сильно ударила его пяткой по бедру, отчего он зашипел, как змея, и повалил меня на землю. Я оказалась зажата между ним и асфальтом, об который во время падения сильно оцарапала лицо и колени, и больше уже не могла двигаться.

Страх ударил в голову и сковал тело. На губах застыл вкус его кожаной перчатки. Наученная репортажами ночных новостей про убийц и маньяков, я с ужасом ждала, когда он стащит с меня шорты и трусы. Лежа на мне, он тяжело дышал в шею под ухом, а потом неожиданно облизал ее, от плеча до подбородка. Никогда еще я не чувствовала ничего более противного. Казалось, что гигантский слизняк елозил под моим лицом, и у меня нет никакой возможности отшвырнуть его и убежать. Краем глаза, морщась от отвращения, я видела, как двигается вместе с лицом его шляпа. Вдруг возникли странные мысли, которые испугали меня еще больше. Если бы он хотел меня, то давно бы уже это сделал, а не вылизывал шею. Тем более, он упирался бедрами в мои ягодицы, и я не чувствовала того, что обычно бывает у мужчин в таких ситуациях. Скорее всего, он извращенец, который не успокоится, пока не изуродует, или не убьет меня. Я запаниковала, стала дергаться с большим усилием, пытаясь врезать ему локтем или ногой, но он держал так крепко, словно в железных тисках. И хотя он все равно продолжал лизать мне шею, я дрожала от страха, и слезы градом лились из глаз.

Вдруг я почувствовала, как четыре острия одновременно впиваются в шею, и опасения насчет маньяка подтвердились.

«Он хочет перерезать мне горло», – подумала я и уже приготовилась к смерти, когда снова ощутила скользкий язык на своей шее. Ранки больно щипали на воздухе и от его слюны, а участки кожи, которые он не облизал, стягивались под действием свернувшейся крови. Я поняла, что моя шея и лицо заляпаны грязью и кровью, но незнакомец все продолжал то облизывать, то обсасывать мои раны. Рыдая от страха и отчаяния, я все еще не чувствовала, что он «готов» со мной что-то сделать. Можно сказать, я даже ждала, когда он перейдет к основным действиям, потому что, удовлетворившись, он, возможно, оставит меня в живых. Его странные манипуляции длились бесконечно долго, будто он выполнял какой-то обряд и не собирался останавливаться, пока я окончательно не истеку кровью.

Течение времени окончательно остановилось, и мир скукожился до одного маленького переулка. Где-то там, далеко-далеко, были родители, мои соседки и Майкл, где-то там остались несданные экзамены и ненаписанные контрольные. Престижный институт и прибыльная работа больше не маячили на горизонте, ведь больше все это не имело значения.

«Пусть все это быстрее закончится, пожалуйста», – подумала я, и на душе вдруг стало так спокойно, словно я постепенно погружалась в глубины бескрайнего океана. Надо мной плавали рыбки, и солнце сквозь водную гладь слепило глаза. Была лишь одна проблема – что-то с неумолимой быстротой и тяжестью уносило меня с собой на темное, холодное дно. Но было уже все равно.

«Пусть все это быстрее закончится, пожалуйста», – подумала я, и на душе вдруг стало так спокойно, словно я постепенно погружалась в глубины бескрайнего океана. Надо мной плавали рыбки, и солнце сквозь водную гладь слепило глаза. Была лишь одна проблема – что-то с неумолимой быстротой и тяжестью уносило меня с собой на темное холодное дно. Но было уже все равно.