Текст книги "Алгебраист"

В прошлом некоторые крупные корабли могли самодемонтироваться, распадаясь на множество более мелких, тонких компонентов, соответствовавших размерам червоточины, а потом, на выходе, собирали себя вновь. Однако такая конструкция не оправдала себя, оказавшись слишком затратной. Иглоиды были проще и дешевле, несмотря на всю их умопомрачительную сложность и стоимость. Самый большой корабль в боевом флоте, направлявшемся из Зенерре на Юлюбис, достигал в длину километра, тогда как в ширину имел не более сорока метров.

Почти перед самым вражеским кораблем ракета, отправленная с «Митральезы», мигнула, заместившись небольшим полем обломков. Сигналы с крейсера, датчики и состояние флота подтвердили это.

«Перед уничтожением вражеского корабля ракета успела его идентифицировать», – доложила оружейная часть, и в углу экрана появились данные, переданные ракетой.

«Корабль принадлежал сцеври, подкласс сулкус или фосс», – прислал один из офицеров-тактиков.

Значит, они имеют дело (по крайней мере в том, что касается данного корабля) со Спиралью Смерти, подумала Таинс. Эта особая группа запредельцев была представлена исключительно видом сцеври, жителей водных миров, ненавидевших Меркаторию, и особенно тех своих одноплеменников, которые стали частью галактического сообщества (а таких было большинство). Они были известны своим дурным нравом и даже не имели такого оправдания, как защита своих драгоценных гражданских орбиталищ. Не было у них никаких орбиталищ, поскольку практически все они обитали на кораблях. Группка террористов-пиратов – иными словами, обыкновенных фанатиков. И тем не менее, насколько было известно, Спираль Смерти не принимала участия в атаке на портал Юлюбиса.

«Значит, мы имеем дело с четырьмя, а не с тремя видами запредельцев, действующих в этом секторе», – прислал свои соображения адмирал, произнося то, что было на уме у Таинс.

«Еще два, и будет полный комплект», – ответила она.

На мониторе тактического пространства она видела, как ракета с «Картуша» изменяет траекторию, чтобы пересечься с петляющим следом – изображением другого ближайшего вражеского корабля. Белая вспышка, потом бесконечно малый поток осколков – красных точек с зеленым.

«Докладывает И-три: поражение! Противник поражен!»

Двое офицеров-тактиков на флагманском корабле издали победный клич.

«Хорошая работа, И-три», – сказал Кисипт.

«Продолжаем расходиться конусом?»

«Продолжаем расходиться конусом». Таинс проигнорировала победные выкрики и собственное чувство ликования. Она вглядывалась в тактическое пространство, прислушивалась к звукам корабля, ощущая отсчет секунд.

Флот все еще перестраивался, курсы судов расходились, как тонкие стебли из короткой вазы. Таинс держала паузу, держала и держала, пока чуть ли не ощутила, что адмирал флота Кисипт и все остальные готовы закричать на нее.

Сорок секунд.

«Сходимся конусом, – послала она. – Схема пять, последовательность обратная».

«Принято», – сказал ее собственный штурман, потом последовали другие подтверждения. На мониторе такпро расцветающие, расширяющиеся следы кораблей снова стали собираться в пучок, расстояния между ними стали сокращаться.

«К-один: исполнение маневра затруднено».

Однако это было выполнимо. Они могли вернуться в предыдущий строй до встречи с обломками «Петронела» – только это сейчас и имело значение. Монитор такпро показывал, как ровно перестраивается флот. Впереди виднелось ослепительно сияющее облако обломков «Петронела», которое словно расползалось по небу по мере приближения к нему корабля, заполняло темную, беззвездную трубу со всех сторон. Таинс дала увеличение, выхватив чистое пятно близ центра поля обломков, и сверилась с монитором такпро. Здесь.

Два жестких контакта моргнули, окрасились оранжевым цветом и стали расползаться. Монитор такпро разбрасывал конусы вероятности, прикидывая, где могут находиться корабли. Впереди небеса кратко сверкнули бледно-желтым, ровным светом, указывая, что остальная часть флота запредельцев может быть где-нибудь в этом объеме. Потом из желтого пятна, рассеивая его, возникло некоторое количество ярко-красных жестких контактов.

Флот перестроился. Они вернулись к начальному построению. По меньшей мере, подумала Таинс, они запутали запредельцев.

«Построение ноль, всем кораблям».

Даже в коконе жизнеобеспечения она почувствовала, как флагманский корабль закладывает вираж и, выполнив маневр, снова ускоряется. Она отслеживала все это в тактическом пространстве. Строй флота сплющивался, утончался, вытягивался в длину, корабль становился за кораблем, носом к корме, и все вместе вытягивались в одну длинную нить.

«ЛК-четыре, назад около десяти пунктов. И-одиннадцать, вперед на пять пунктов. К-три и К-два, выравняться по И-восемь. ЛК-четыре маневр закончен».

Таинс всех их видела на мониторе такпро: они маневрировали, смещались, и Таинс руководила их перестроением, пока они не выстроились в одну линию.

«Корабли в линейном строю, вице?» – послал запрос адмирал флота, тоже наблюдавший за маневрами.

– Так точно.

Не было ни столкновений, ни неумелых маневров, ни один из двигателей не работал слишком долго, подвергая опасности корабль, идущий следом. Перестроение в линию прошло гладко, как на тренировках в виртуальном пространстве. Линейный корабль «Джизарм», шедший впереди, уничтожил крохотные частицы, оставшиеся от «Петронела», и дал заградительный лазерный залп, чтобы попытаться перехватить любые мины, кинетические или нет, оставленные на пути их следования.

В таком построении тоже был риск. Если все пройдет гладко, то они минуют опасный участок один за другим, прорываясь всей своей массой прямо за «Джизармом», как длинная цепочка убийственных таранов. Если же этот план не сработает, то существует опасность, что сначала «Джизарм» врежется во что-то, а потом они все врежутся в то, что останется от «Джизарма». Потенциально весь флот может быть уничтожен в одном каскадном линейном столкновении. Опасность эта была невелика (как указывали виртуальные проработки – меньше, чем при любом другом построении), но только потому, что такое построение повышало безопасность вследствие своей предполагаемой неожиданности, эффекта новизны. Если бы этот эффект не сработал, такое эшелонирование оказалось бы гораздо опаснее любого другого.

Этот маневр застал запредельцев врасплох.

Иглоидные корабли, представлявшие теперь одну гигантскую иглу, которая пронзала поле обломков погибшего истребителя, вели непрерывный огонь и повредили несколько вражеских судов, предпринявших отчаянную попытку сближения. Монитор такпро показывал яркие трассы огня, напоминающие спицы на тонкой, как нить, оси, и ракеты, несущиеся во все стороны, как крохотные мерцающие изумруды. Запредельцы пошли было на сближение, но опоздали. Все, чего смогли добиться ближайшие вражеские соединения, – это погибнуть. Через две минуты флот Меркатории без новых потерь покинул опасную зону, а еще минуту спустя направление огня переместилось в тыл – вихрящийся колокол алых линий, прострочивших оставшееся позади бесконечное пространство. Теперь они могли диктовать условия боя, и огневая мощь флота, многократно превосходящая мощь противника, должна была сказать первое, и последнее, слово.

«Отличная работа, вице». В голосе адмирала флота Кисипта слышалось некоторое удивление, некоторое разочарование и умеренное восхищение. Таинс знала, что многие из ее коллег-офицеров желали полномасштабного сражения, но предпринятый ею маневр был лучше, быстрее, изящнее. Услышать «отличная работа» от воэна – высшая похвала.

«Спасибо, господин адмирал». Таинс сдерживала свой мыслеголос, но внутри у нее все готово было кричать от радости. Погруженная в темное чрево жидкости, подключенная к проводам и трубкам, она сжала кулаки, и на ее дотоле суровом лице появилась улыбка, а по телу, словно лежащему в люльке, пробежала дрожь.

* * *

Дом семейства Кегар на острове Мурла у южного побережья, в нескольких сотнях километров от Боркиля, был сферическим, как и дворец иерхонта, хотя и раза в четыре меньше. Зато размещался он на вершине огромного фонтана и напоминал шарик, крутящийся на водяной струе в парке аттракционов.

Салуус Кегар, ухоженный, пышущий здоровьем, сияющий, точно космический корабль своей компании, лично встретил Фассина на одном из тоненьких подвесных мостиков, соединяющих дом с намывной косой. Коса вдавалась в древнюю подтопленную кальдеру, где пенилась и ревела вода, закручиваясь в буруны, и где на гигантском водяном столбе почти неподвижно держался дом.

– Фассин! Рад тебя видеть! Привет! А форма тебе идет!

Фассин думал, что его проинструктируют, промоют мозги, проверят психику, накачают оптимизмом и вообще сделают с ним хер знает что, а потом погрузят на борт корабля и отправят прямо на Наскерон. Но даже перед лицом самой серьезной опасности за всю свою историю юлюбисская бюрократия не отступала от давних правил, главное из которых, видимо, звучало так: на всякий случай ничто не должно делаться сразу и поспешно.

Остальная часть собрания в приемной иерхонта после того, как проекция ИР огласила приказы и ответила на вопросы, была посвящена разговорам, речам, киданию камней в чужой огород, прикрытию собственного зада, ударам из-за угла и упреждающему отводу обвинений. Образ адмирала Квайла отвечал на все вопросы без устали и терпеливо, а это, вероятно, и было самым верным указанием на то, что собравшиеся имеют дело с ИР. Любой человек (в особенности адмирал, привыкший к тому, что ему подчиняются мгновенно и без возражений) потерял бы терпение задолго до того, как собрание подошло к концу. На Фассина указывали и ссылались несколько раз, и у него создалось ясное впечатление, что в создавшемся положении виноват он. Хотя, думал он, в некотором роде так оно и было. Все это продолжалось так долго, что в животе у Фассина (возможно, из солидарности с настроением, возобладавшим в аудиториуме) стало бурчать. Ведь после раннего завтрака на Глантине у него во рту не было ни крошки.

– Вы абсолютно уверены? – спросил наконец образ над «кастрюлей», когда даже у самых разговорчивых из присутствующих вроде бы иссякли вопросы и темы для рассуждений (и интимные части тела для прикрытия).

В голосе проекции не слышалось ни мольбы, ни облегчения. На взгляд Фассина, и то и другое было как нельзя к месту.

– Ну что ж, тогда я желаю вам удачи и прощаюсь с вами.

Образ мужчины в расшитом и сверкающем мундире, с лысым татуированным черепом, оглядел их в последний раз, коротко, официально поклонился иерхонту и исчез. Несколько мгновений никто, казалось, не знал, что делать дальше. Потом из черной машины в центре помещения раздался громкий жужжащий звук. Полковник Шерифства Сомджомион и владетельный администратор Цессории Вориель, которые как могли управлялись с машинами, оказавшимися на их попечении, – после того, как часть собравшихся была вынуждена покинуть приемную, – принялись внимательно вглядываться в разные экраны и пульты. Собравшиеся в кружок бойцы в зеркальных доспехах, все как один, постучали себя по уху, потом нацелили свое оружие на «кастрюлю», громко жужжавшую и светившуюся инфракрасным светом. Гул нарастал, изменял тональность, становился ниже, и наконец машина завибрировала. Те, кто находился недалеко от «кастрюли», отодвинулись подальше, словно опасались взрыва, или хотели сделать то же самое, судя по их виду. Воздух вокруг рифленых боков прибора замерцал, а воздух над ним, казалось, начал коробиться и подрагивать, словно двойник-мутант исчезнувшего образа все еще стоял там, изо всех сил пытаясь рассеяться.

Затем в центре «кастрюли» загорелся сочный вишнево-красный свет; проекция полностью исчезла, а вибрация, шум и тепловые излучения прекратились. Присутствующие почувствовали облегчение. Сомджомион и Вориель, глубоко вздохнув, кивнули иерхонту. Бойцы взяли оружие на изготовку. Та сложная начинка, что обитала в «кастрюле» и обеспечивала прием ИР-образа адмирала, превратилась в шлак.

Иерхонт Ормилла заговорил из своего сверкающего э-костюма:

– Я принимаю на себя в полном объеме чрезвычайные полномочия в соответствии с чрезвычайным планом войны. По завершении этого затянувшегося собрания будет объявлено военное положение. Пусть удаленные из зала снова займут свои места.

Та политическая суета, свидетелем которой Фассин был немногим ранее, поблекла, когда (вернувшихся ни о чем не осведомили) началось обсуждение того, что уже стало известно как текущее чрезвычайное положение, и завязалась грызня в связи с расширением полномочий и распределением новых обязанностей среди и внутри департаментов. Новые функции были пересмотрены, затем после торга пересмотрены еще раз, снова выставлены на обсуждение, повторно пересмотрены и наконец утверждены.

Желудок Фассина все еще бурчал, когда собрание завершилось и наблюдателя вызвали на брифинг с его непосредственным начальством в Шерифской Окуле. Фассина заставили подождать в приемной на этаже Окулы во дворце иерхонта. Он снял с себя верхний слой неудобного официального одеяния и обнаружил человеческую пищу в столовом автомате – тот стоял в извилистом внешнем коридоре, из которого открывался вид на приемную площадь. (Длинные вечерние тени, башни и шпили: закат сделал их красными. Фассин пытался обнаружить хоть какие-нибудь признаки объявленного в городе, на планете, в системе военного положения, но не заметил ничего.) Он еще не успел вытереть пальцы, когда его позвали.

– Майор Таак, – сказала полковник Сомджомион, – добро пожаловать.

Его провели к большому круглому столу, за которым сидели одетые в форму чины Шерифства. В большинстве своем персонал состоял из людей или вулей, хотя Фассин увидел и двух джаджуэджейнов, изо всех сил пытавшихся быть похожими на сидящих гуманоидов, одного ирилейта в э-костюме наподобие иерхонтова, только чуть темнее и меньше. Диск костюма наполовину был погружен в щель в полу помещения, и все же казалось, что он излучает холод и господствует в комнате.

Сомджомион указала на ирилейта.

– Это полковник Хазеренс, – сказала она Фассину. – Она будет вашим непосредственным начальником в этой миссии.

– Очень рада, – загрохотала ирилейтка, чуть наклонившись в сторону Фассина.

У э-костюма полковника не было прозрачной лицевой части, как у скафандра иерхонта, только защитный материал и датчики, не дававшие представления о существе внутри костюма.

Фассин вежливо кивнул, думая, что все ирилейты в системе, не говоря о самом иерхонте, были ближайшими родственниками Ормиллы либо его подружками (словечко «гарем», хотя и вполне точное, было слишком уничижительным). Он спрашивал себя, отвечает ли полковник Хазеренс одному из этих определений.

Ему объяснили, что его, конечно же, не могут отправить на выполнение задания одного. В течение следующего часа Сомджомион (прерываемая вызовами, меморандумами и заочными аудиенциями у иерхонта) и все остальные пытались внушить Фассину, что задание, порученное конкретно ему, тем не менее, безусловно, может быть наилучшим образом выполнено, если его будут сопровождать и наставлять те, кому, по мнению иерхонта и массы его прихвостней, можно доверять.

А значит, в следующую свою экспедицию Фассин отправится не в одиночестве. Он немало выиграет благодаря покровительству и наставлениям полковника Хазеренс и двух ее коллег-наблюдателей, принадлежащих к человеческому роду: Браама Гансерела, старшего наблюдателя главнейшего из всех кланов – клана Тондерон, и (в качестве помощника Фассина) Паггса Юрнвича из клана Родео, с которым Фассин уже работал прежде. Главный наблюдатель Гансерел в настоящее время готовится к максимально быстрому возвращению с орбиталища вблизи Ква’рунце, после чего встретится с полковником Хазеренс, майором Тааком и наблюдателем Юрнвичем на Третьей Ярости, откуда в максимально короткие сроки они отправятся в экспедицию.

Ква’рунце был еще одним газовым гигантом системы Юлюбиса, а кроме него, имелись и два других – поменьше. На всех трех обитали насельники, хотя и не много по сравнению с Наскероном. Фассин предполагал, что на переправку Гансерела с Ква’рунце на базу Третьей Ярости и Наскерон уйдет не меньше недели. Старик привык к роскоши и в любом случае во время путешествия физически не сможет вынести больше одного «же», даже если и захочет.

Фассин, имевший свои представления о том, что нужно делать, вдруг почувствовал себя во власти организаций и силовых структур, внутри системы чинов и званий, с которой никогда не собирался контактировать и о которой имел весьма туманное представление; он был готов хлопнуть кулаком по столу (вероятно, лишь в фигуральном смысле) и пожаловаться на невозможность приняться за работу, которую ему приказали выполнить как можно быстрее. Потом Фассину сказали о Гансереле и его возвращении с Ква’рунце, и тогда он понял, что, видимо, темп его действий задан другими и ускорению не подлежит.

В каком-то смысле Фассина это устраивало. Если системе и в самом деле грозило неминуемое вторжение и его посылали в настолько важную экспедицию в самый разгар событий (и поскольку времени до начала вторжения оставалось всего ничего, высока была вероятность того, что события застанут его на Наскероне), то ему необходимо было предпринять еще одну экспедицию – в притоны Боркиля, в эту туманную, облачную, беспокойную и опасную среду. Внезапно у него появились дела, он вспомнил, что ему нужно встретиться кое с кем – по крайней мере с одним человеком. Задержку, связанную с Гансерелом, можно использовать себе во благо. Возможно, они не захотят терять его из виду, так что придется что-нибудь придумать.

Еще Фассин подозревал, что они замышляют дистанционную экспедицию с Третьей Ярости: Фассин, Гансерел и Паггс Юрнвич будут лежать на базе и выходить на связь через приборы на самом Наскероне. (Гансерел, конечно, не сможет залезть в газолет, заполнить легкие дыхательной жидкостью, подвергаться повышенным давлениям и хлюпать в противоударном геле – он даже и в молодости ничего подобного не проделывал.) Фассину нужно будет как-нибудь постараться обойти и это.

Он изобразил крайнее раздражение из-за того, что не имеет возможности начать работу немедленно, и потребовал себе несколько свободных дней.

– Вы просите об отпуске? – сказала Сомджомион, выпучив глаза. – Я полагаю, вас ждут интенсивные инструктажи и тренировки, майор Таак. Придется программу нескольких дней ужать в несколько часов. Для отпуска абсолютно нет времени.

Фассин сказал о возрасте Гансерела, о немощи, которая вынуждает его путешествовать медленно. Вид у Сомджомион был негодующий, но она сдержалась и наконец, после спешной аудиенции у самого иерхонта, сказала:

– И в самом деле, в анкете главного наблюдателя Гансерела сказано, что он не может подвергаться нагрузкам более полутора «же», да и эта цифра вызывает у него протесты. Он сумеет добраться до базы на Третьей Ярости только через девять дней. – Полковник Сомджомион, прищурившись, посмотрела на Фассина. – Мы продолжим ваше инструктирование завтра утром, майор Таак. Если останется какое-то время, то вам, возможно, предоставят двухдневный отпуск. Но ничего не обещаю.

– Значит, еще одно чрезвычайное положение, – сказал Салуус, широко улыбнувшись. – Говорят, что за это я должен благодарить тебя, Фасс.

Он протянул Фассину фужер, тот взял и ответил:

– Да, все это моя работа.

Фассин полагал, что Сал относится к тем немногим людям в системе, для кого военное положение – настоящее золотое дно.

– Правда? – сказал Салуус. – Ты, значит, еще знаменитее, чем я думал. А на вид тебе, как и прежде, больше двадцати не дать, сукин ты сын.

Сал рассмеялся, как смеются люди, которые могут быть щедрыми на комплименты. Они чокнулись. В бокалах было шампанское, какой-то древний «Круг» с совершенно невероятной датой изготовления, доставленный с Земли и стоящий, наверное, столько же, сколько небольшой космический корабль. Вкус у шампанского был приятный, хотя пузырей оно давало немного.

Фассин и Салуус стояли на балконе, глядя на кальдеру. Пульсирующие воды внизу образовывали огромный пенный склон, расходящийся во все стороны от дома, – тупой конус из шипучих, пенистых бурунов. Яростно кипя и разлетаясь, они устремлялись из центра на периферию, где неистовая игра воды чуть стихала и переходила в обычное биение волн. Балкон находился как раз над центральным ребром, и потому колонна воды, на которую опирался дом, была им не видна, но от стен кратера в двух-трех километрах дальше отражалось звучное эхо.

Они забрались сюда после скромного приема и легкого завтрака с несколькими друзьями Сала и его жены – все личности выдающиеся, которые собрались у Кегаров в этот день. Фассин получил приглашение на пару дней, пока Шерифство не потребует его возвращения в Боркиль. Он все еще был в темно-серой форме Шерифства с ее заметными издалека синими кантами.

Сал откинулся спиной к перилам:

– Спасибо, что заглянул.

Фассин кивнул:

– Спасибо, что пригласил.

– Я был рад. Удивился немного, когда ты объявился со своей просьбой.

– Они тебе доверяют, Сал. – Фассин едва заметно пожал плечами. – Мне нужно было убежать от всей этой военной дерьмовщины, но они никак не хотели меня отпускать за двери дворца в Бугитаун. – Он посмотрел на бурлящую воду. – И потом, – взгляд на Сала, – целую вечность тебя не видел.

Ему хотелось создать впечатление, что подвернулся хороший повод для примирения, которого он давно искал. За два столетия после разрушения портала они с Салом встречались лишь от случая к случаю, да и то лишь на гигантских сборищах, отвертеться от которых было трудно, но где было довольно легко остаться в одиночестве. По-настоящему они так и не поговорили.

Даже теперь, встретившись, они чувствовали, что у того и другого в жизни есть целые пласты, которых лучше не касаться. Как и что каждый из них делал – пусть судит общество, а вопросы на сей счет звучали бы оскорбительно. Фассин узнал жену Сала по выпускам новостей и светской хронике – представлять ее было не нужно. В зале приемов внизу даже среди других видов (исключая, конечно, слуг) не было никого, чью краткую биографию Фассин (отнюдь не знаток светской жизни) не мог бы написать. Салуусу о Фассине было известно, наверно, немногим больше, чем Фассину о Салуусе, но последний уже успел поздравить Фассина с грядущей женитьбой на Джааль Тондерон, а это означало, что кое-что ему все же известно (или, что вероятнее, у него был хороший секретарь по связям с общественностью, располагавший обширной базой данных).

– Ну, так что ты мне можешь рассказать, Фасс, – небрежно спросил Сал, наморщив нос. – Можешь что-нибудь?

– О чрезвычайном положении?

– Ну, обо всем, что вызвало такой переполох.

Переполох – это было слишком слабо сказано, поскольку война уже велась, хотя и едва-едва. На следующий день после объявления военного положения произошло несколько нападений, в основном на отдельные корабли и поселения на краю системы, а также несколько тревожных атак в глубине системы, в том числе на порт-орбиталище Навархии на собственной подвижной точке либрации Сепекте, в ходе которой погибло более тысячи лиц. Никто не знал, стоят за этой вспышкой насилия запредельцы, или передовые силы Отъединения Э-5, или те и другие вместе.

Но вот еще более странный случай (а для Фассина и более тревожный): кто-то всего день назад взорвал Высокий летний дом клана Литибити на Глантине – расстрелял его из космоса, словно военную цель. Странное и беспрецедентное событие. Там никого не было, если не считать горстки несчастных садовников и уборщиков, поддерживавших порядок в доме до соответствующего сезона, но наблюдатели по всей системе после этого забеспокоились – уж не сделались ли они по какой-то причине мишенью. Фассин отправил Словиусу послание, в котором спрашивал, не стоит ли клану переехать куда-нибудь в другое место на Глантине. Ну, скажем, во всесезонный отель. Ответа он еще не получил, – возможно, Словиус проигнорировал его рекомендацию, а может быть, новая правительственная компьютерная программа проверки и цензурирования корреспонденции никак не могла решить, что ей делать с этим посланием. Ни то ни другое его бы не удивило.

– Расскажи, что тебе известно, – предложил Фассин. – И я дополню, как смогу.

– Им нужна чертова прорва военных кораблей, Фасс. – Сал печально улыбнулся. – Уйма военных кораблей. Мы должны выпускать корабли в максимальных количествах, пока у нас есть такая возможность, хотя корабли им нужны скорее сегодня, чем завтра, а все наличные проекты, требующие для завершения больше года, – даже те, что находятся в работе, – отправляются в долгий ящик. Мы должны переоборудовать под газ целую серию для… – Сал замолчал, откашлялся и помахал рукой. – В общем, всякая ерунда. Мы должны переналадить все линии по выпуску гражданской продукции и начать штамповать черт знает что – торговые суда с пушками, переоснащенные старательские корабли и прогулочные лайнеры и все в таком роде. Такого не было даже во время последнего чрезвычайного положения. Так что в любом случае ситуация серьезная; наши военные друзья, видимо, сказали бы, что у них все под контролем, и это не так уж далеко от истины. Конец передачи, твоя очередь.

– Есть много такого, о чем мне запрещено говорить, – подбирая слова, начал Фассин. – Впрочем, по большей части это для тебя так или иначе не интересно. – Он спрашивал себя, сколько можно сказать, сколько нужно сказать. – Предположим, это связано кое с чем, что называется Отъединение Эпифания-пять.

Сал поднял одну бровь:

– Гм. Далековато. Что это им вдруг понадобилось? Направились бы в другую сторону – там пастбища побогаче…

– Но бо́льшая часть Объединенного флота уже на пути сюда. Так нам сказали. – Фассин ухмыльнулся.

– Мм. Понятно. Ну а ты? – спросил Сал, приблизившись к Фассину и понижая голос. – Ты-то в этом с какой стороны участвуешь?

Фассин спрашивал себя, насколько непрерывное шуршание воды внизу заглушит их слова, если кто-нибудь захочет подслушать издалека. Прибыв сюда, он принял душ и попросил дать ему новую одежду, объяснив, хотя никто ни о чем не спрашивал, что, оказавшись в длительной командировке, дошел, мол, вот до чего, даже переодеться не во что. У него создалось впечатление, что слуги к такому привыкли и нередко приносили гостям обоего пола одежду самых разных размеров. И тем не менее, несмотря на запрещение нанотехнологий, жучки можно было изготовлять совсем крошечные. Может быть, Шерифство или люди иерхонта подсунули ему такой невидимый микрофончик. Или Сал? Может быть, у Сала было принято вести наблюдение за гостями? Между тем хозяин ждал ответа.

Фассин уставился в свой фужер. На поверхность поднялись несколько пузырьков газа, отдав малюсенькую часть земного воздуха атмосфере планеты, отдаленной от Земли на двадцать тысяч световых лет.

– Я, Сал, только занимался своим делом. Бывал в экспедициях, разговаривал, брал с собой то, что насельники разрешали брать. По большей части всякую несущественную ерунду, совсем бесполезную, ничего такого, ради чего имеет смысл рисковать всем. – Он посмотрел Салуусу Кегару прямо в глаза. – Знаешь, просто тащился по жизни. Делал то, что подворачивалось. Никогда не знал, что к чему приведет.

– А кто знает? – спросил Сал, потом кивнул. – Но я тебя понимаю.

– Извини, но больше я почти ничего не могу сказать.

Сал улыбнулся, посмотрел на склон искусственного прибоя, на столпотворение волн вокруг дома и дальше – на отвесные коричнево-черные утесы под лазурным небом в дымке.

– А вот и твоя нянюшка, – сказал он.

Сбоку, едва видный над пеной, появился э-костюм полковника Хазеренс из Окулы, напоминая огромное, широкое серо-золотое колесо. Два комплекса вращающихся винтов по обе стороны скафандра не давали полковнику погрузиться в бешено бурлящий водоворот. Скафандр был довольно крупным, если стоять рядом, но при виде издалека и сверху казался совсем маленьким.

– У тебя с ней проблемы?

– Нет, она нормальная. Не требует отдавать ей честь или называть все время «госпожа полковник». Без всяких формальностей.

И тем не менее Фассин надеялся, что ему удастся как-нибудь избавиться от полковника до того, как он попадет на Наскерон, либо сразу после этого.

– Представь себе, как тут ускользнуть в Бугитаун, если она следит за каждым моим шагом? – спросил он, глядя, как полковник взбирается к дому через волны. – Даже на одну ночь?

Сал фыркнул:

– Потолки в забегаловках для нее низковаты.

Фассин рассмеялся. «Это вроде секса, – подумал он. – Ну да, как сценарий соблазнения, как дурацкий брачный танец типа будешь-не-будешь, как пустопорожняя болтовня да-да-нет-нет. Искушать Сала, вводить его в соблазн…»

Он спрашивал себя, удалось ли ему напустить достаточно таинственности и в то же время намекнуть на свою доступность. Ему был нужен этот человек.

Обед с Салом, его женой, их сожителями и некоторыми деловыми партнерами, включая (среди последних) вуля, джаджуэджейна и квейапа. Разговор крутился вокруг новых нападений на отдаленные аванпосты, трудностей со связью, ограничений в передвижениях: обсуждалось, кто выиграет, а кто проиграет от нового чрезвычайного положения (никто из сидевших на разных диванах и мысли не мог допустить, что речь идет о чем-то большем, чем временный отказ от пустячных свобод). Полковник Хазеренс молча сидела в углу, не нуждаясь во внешнем питании («Благодарю вас»), но довольная, даже польщенная тем, что присутствует здесь, пока они подкрепляются, соединяются разговорным способом и совокупляются способом социальным; она же тем временем продолжала свои исследования (столь необходимые!), просматривая на экране информацию о Наскероне и его знаменитых насельниках.

Выпивка, опьяняющая еда, наркочаши. Собравшихся развлекала труппа акробатов-людей на залитом светом пространстве за балконом столовой.

– Да нет, я серьезно! – закричал Сал своим гостям, показывая на акробатов, которые раскачивались в воздухе на канатах и трапециях. – Если они упадут, то почти наверняка погибнут! В воде столько воздуха, что плавать в ней невозможно. Сразу идешь на дно. Тебя затягивают подводные воронки. Да нет же, идиотка! – сказал Сал жене. – Для дыхания воздуха там недостаточно.

Часть гостей ушли. На позднюю выпивку остались только люди. Путь в комнату охотничьих трофеев Сала через коридоры, слишком узкие для полковника Хазеренс (она не возражает: «Вы спать – всем спокойной ночи!»). Жена Сала отправляется в кровать, сидят лишь несколько человек. Скоро их уже только двое, а над ними – набитые, покрытые лаком, засушенные или помещенные в футляры головы зверей с десятков планет.