Текст книги "Медовый капкан для «Джоконды»"

Глава седьмая. Спектакль по сценарию контрразведки

Стемнело, когда любовники покинули дачу. Не успели они свернуть с проселочной дороги на трассу у Старой Купавны, как у поста ГАИ путь им преградил милицейский уазик, разбрасывавший снопы фиолетовых искр и надсадно сигналивший.

По тому, как нежно и вместе с тем непреклонно его и турчанку извлекли из машины дюжие парни, одетые в милицейскую форму, «Константинов» понял, что работают «скорохваты» из команды «АЛЬФА» во главе с Владимиром Зайцевым. О нем, о его бойцах и некоторых проведенных ими операциях агенту довелось слышать во время конспиративных встреч с генералом Козловым…

Первым, кого увидел «Константинов», когда его и «Шехерезаду» ввели в помещение поста ГАИ, был… Козлов. В форме полковника милиции он картинно-монументально возвышался за обшарпанным столом, на котором стояла консервная банка, служившая пепельницей.

«Значит, я не ошибся – в качестве моего приятеля из МИД будет выступать Казаченко. Или этот пострел опять что-то переиграл, не поставив меня в известность? В любом случае с Леонидом Иосифовичем приятнее иметь дело, чем с этим выскочкой!»

Размышления грека прервал возглас Ширин:

– Я – турецкий дипломат, – с вызовом произнесла турчанка, когда один из «гаишников» предложил ей стул. – Я пользуюсь дипломатическим иммунитетом, и вы не имеете права меня задерживать!

Козлов равнодушно посмотрел на женщину, затем перевел взгляд на «Константинова» и невозмутимо спросил:

– А вы, полковник?…

– Капитан первого ранга, а не полковник! – отчеканил агент, которому в мизансцене отводилась роль бунтаря, протестующего против милицейского произвола. И «Константинов» швырнул на стол свое служебное удостоверение.

– Да-да, капитан первого ранга, – произнес Козлов, открывая красную книжицу, – ну а вы чем объясните ваше поведение? Дипломатической неприкосновенностью или преступной халатностью?

– А кто вам дал право, – строго следуя роли, продекламировал агент, – останавливать машину с номерами Генерального штаба?! Я протестую и требую немедленно соединить меня с оперативным дежурным Главного штаба ВМФ! Слышите, немедленно!

– Там, где вы сейчас находитесь, каперанг, обычно просят, а не требуют! – процедил в ответ Козлов. – Кроме того, от вас за версту несет перегаром! Или вы будете отрицать, что находились за рулем в нетрезвом состоянии?! Ну-ка, ребята, препроводите гражданина в соседний кабинет для отбора пробы на алкоголь, заодно пусть и остынет там немного!

– Вы не имеете права препятствовать мне связаться с дежурным офицером Главного штаба, я протестую! – воскликнул «Константинов» и, сделав шаг к столу, протянул руку к телефону.

Немедленно два дюжих милиционера одним приемом скрутили грека и буквально на руках вынесли из кабинета.

– Ишь ты, разошелся! – прокричал вслед Козлов. – Он, видите ли, требует и протестует! Тоже мне, протестутка из Главного штаба ВМФ! Мы и не таких обламывали…

Поняв, что ей придется остаться с самодуром из дорожной полиции наедине, Ширин растерянно пробормотала:

– Вы его арестовали? Но за что? Разве он не имеет права позвонить?

– Госпожа дипломат, я бы вам советовал подумать прежде всего о том положении, в которое вы поставили себя и свое посольство! По причинам, пока нам неизвестным, вы оказались в зоне, запрещенной для въезда всех категорий иностранцев, в том числе и дипломатов. Советую подумать о последствиях! Кстати, я до сих пор не видел вашей аккредитационной карточки…

«Шехерезада» покорно вывалила на стол содержимое своей сумочки и стала искать карточку. Козлов, с показным безразличием наблюдавший за ее действиями, вдруг оживился, увидев фото турчанки и Селлерса, позировавших на фоне храма Христа Спасителя.

– Простите, мадам, а кто это с вами на фотографии?

Ширин густо покраснела.

– Да… Это мой коллега и близкий друг. Он второй секретарь посольства США в Москве! – скороговоркой ответила «Шехерезада», а про себя подумала:

«Какая же я дура! Забыла выложить фото… А все Майкл: „Давай снимемся у нового храма, давай снимемся. Мне надо послать фото родителям в Штаты, чтобы они не думали, что по Москве разгуливают одни медведи. Увидев меня рядом с красавицей, да еще на фоне храма, они изменят свое мнение о Москве“. Хорошо, хоть Ари не видел этого снимка! А то бы…»

В тот же миг стоявший за ее спиной милиционер по-кошачьи ловко схватил пустую сумку. Турчанка в знак протеста замахала руками, как вдруг за стеной послышался шум борьбы, сдавленный крик Аристотеля и звук падающего на пол тела. Глаза Ширин наполнились ужасом, она неотрывно смотрела на Козлова. В его взгляде она прочла откровенную насмешку.

– Видите, мадам, – раскуривая сигарету, назидательно произнес Козлов, – как говорится: «Дрессировщик выпил – звери закусили». Как это вас угораздило сесть в машину к такому пьяному водителю, он же на ногах не держится, вы слышали, как он упал?

– Неправда, он не пьян, он совсем немного выпил, – едва слышно произнесла турчанка, от чьей горделивой осанки не осталось и следа. – Я думаю, его там бьют…

– Возможно, если он оказывает сопротивление должностным лицам, препятствуя отправлению ими служебных обязанностей. Ничего, разберутся. А экспресс-анализ покажет степень его опьянения. Меня, мадам, больше интересует, как вы оказались в особо охраняемой зоне Московского военного округа, где расположены секретные ракетные подразделения ПВО?

«Шехерезада» не успела ответить, как сзади появился милиционер и протянул Козлову ее сумочку.

– Товарищ полковник, в ручке сумки обнаружен диктофон, вот посмотрите!

– Диктофон? Ничего себе птаха к нам залетела! – и, уже обращаясь к турчанке. – Интересно, а фотокамеры у вас с собой нет?

– Я не понимаю, о чем вы говорите!

– Не будете же вы отрицать, что это ваша сумочка? – с усмешкой спросил Козлов.

– Да, моя… Это – подарок подруги. Но я? При чем здесь я? Не могу же я нести ответственность за свою подругу, за хозяина магазина, в котором куплена сумка, наконец, за фабрику, где она изготовлена! Я не понимаю, почему я должна отвечать за то, что по неизвестным мне причинам в сумке оказался диктофон, о котором я не имела ни малейшего представления! В конце концов, nullum crimen sine lege![2]2
  Нет наказания без закона! (лат.).


[Закрыть]

– Вы неплохо знаете латынь, мадам… Согласен, «нет преступления без указания на то в законе». Само по себе присутствие записывающего устройства в вашей сумочке состава преступления не содержит. Но сейчас речь не об этом. Вы оказались в зоне, запрещенной для посещения иностранцев, – это уже нарушение! И наличие диктофона в ваших вещах значительно усугубляет вашу вину, не так ли? Допустим, о диктофоне вы ничего не знали. Я говорю «допустим», потому что нам предстоит сейчас выяснить содержание записей. Мне бы очень не хотелось услышать ваш голос, диктующий на пленку места расположения военных объектов. Нам уже известны такие трюки иностранных дипломатов, использующих диктофоны «walky-talky» – «иду-и-говорю»…

За дверью послышались громкие голоса, и в помещение ворвались двое возбужденных молодых человека, увешанные фотоаппаратурой.

– Товарищ полковник, вы же обещали! Мы находимся на посту уже два часа… Вы, наконец, задержали нарушителей, а нас к вам не пускают! Нам бы только пару снимков сделать для завтрашнего номера!

– Ну что с вами, журналистами, делать… Да, обещания надо выполнять. Значит, так. Один снимок делаете здесь. Второй – в соседнем кабинете. И чтобы я вас больше в помещении не видел! Марш на трассу!

Ослепленная фотовспышками «Шехерезада» не заметила, как вдруг рядом с нею оказалась ее сумка, которая с уходом фоторепортеров также мгновенно и исчезла.

– Тарабрин, – подобревший полковник обратился к милиционеру, – есть у нас устройство, чтобы прослушать запись?

– Найдем, но сначала надо извлечь диктофон из ручки. Товарищ полковник, а может, позвонить «соседям», пусть у них голова болит от этой мурцифали?

– Слушай, Тарабрин, кто здесь начальник? Я или ты?

– Конечно, вы, товарищ полковник!

– Так вот слушай и мотай на ус! Позвонить «соседям» мы всегда успеем. Позвони мы им сейчас, явятся они, эти белоперчаточники, заберут диктофон и турчанку, потом окажется, что она в нашей с тобой зоне ответственности шпионажем занималась. И что? «Соседи» ордена себе навешают, а о нас и не вспомнят! Они же на нашем горбу в рай въедут! Кто провел задержание? Мы! Кто доказательную базу о проведении подрывных акций против России собрал? Мы! Ты сейчас пытаешься остричь барана, пока у него еще не выросла шерсть… Вот соберем все доказательства противоправных действий иностранного дипломата, тогда и позвоним «соседям»! Потому что, когда встанет вопрос о наградах или о денежных премиях, «соседи» обязаны будут о нас вспомнить и… поделиться! Усек, салага? А ты говоришь «мурцифаль»!

– Усек, товарищ полковник!

– Тогда скажи Глазунову, чтобы пригласил понятых – продавцов из магазина напротив!

Ширин показалось, что она совершенно перестала интересовать блюстителей дорожного порядка.

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник невзрачный сержант.

– Товарищ полковник, задержана иномарка, в багажнике которой обнаружена крупная партия гашиша!

– Откуда машина? – настороженно спросил полковник.

– Машина московская, катаются на ней по доверенности кавказцы, похоже, чеченцы. Принадлежит иномарка сыну заместителя генерального прокурора России по фамилии Птицын.

– Да-а, выдался вечерок – не соскучишься! Дипломаты, каперанги из Главных штабов, теперь вот – наркодельцы. Спидоносов нам только не хватает для полного комплекта! Давай сюда задержанных! Мадам, прошу меня извинить. Вам придется подождать в соседнем кабинете, не возражаете?

«Шехерезада» в ответ только пожала плечами и резко поднялась со стула.

Переступая порог кабинета, где находился ее возлюбленный, Ширин была уверена, что внутренне готова ко всяким неожиданностям. Однако то, что она увидела, потрясло ее.

Аристотель стоял в центре помещения, скрестив на груди запястья, схваченные наручниками, и… улыбался. И это, несмотря на то что с одного плеча свисал оторванный погон, рубаха до пояса была заляпана какими-то бурыми пятнами, похожими на кровь, нос припух, а под левым глазом красным фонарем сверкал свежий кровоподтек!

– О, Аллах! Что они с тобой сделали?! – Ширин бросилась на шею Аристотелю. – Милый, они тебя били?!

– Знаешь, это не так просто сделать, я ведь могу и сдачи дать… А в остальном? Думаю, что все бы обошлось, если бы не твое заявление! Ты же, девочка, допустила непростительную ошибку! Ну, кто тебя за язык тянул? «Я – турецкий дипломат, я пользуюсь дипломатическим иммунитетом». Ты спокойно могла сойти за грузинку. Русским ты владеешь даже лучше, чем многие из них, – Аристотель кивнул головой в сторону смежного кабинета, – а о внешности и говорить нечего. Ничего бы не случилось, никому бы и в голову не пришло рыться в твоей сумочке…

– Ари, откуда ты все знаешь?! – вскричала турчанка.

«Константинов» молча указал на маленькую дверцу под самым потолком в стене, разделявшей их помещение с кабинетом Козлова.

– Это вентиляционная шахта. Когда меня оставили одного, я поднялся на стул, открыл дверцу и прослушал весь разговор. Я знаю и о диктофоне, и о репортерах, и о гашише. Кстати, должен тебя предупредить, что если диктофон мы могли выкупить у этого милиционера, а о твоем появлении в этой зоне посольству ничего не было бы известно, так как я смог бы притормозить направление ноты через своих друзей из МИД России, то на репортеров управы не найти, они сегодня недосягаемы – четвертая власть в стране. Завтра наши фото могут появиться в «Московском комсомольце», а вот это уже действительно пахнет скандалом!

Турчанка, не в силах более сдерживать себя, уткнулась лицом греку в плечо и разрыдалась.

– Успокойся, Ширин, все уже позади… Главное, что я из этого кабинета сумел позвонить своему другу дипломату. Он должен скоро сюда подъехать, чтобы уладить твои дела…

– Спасибо, милый, а как же ты? У тебя же из-за этих извергов из дорожной полиции будут неприятности по службе, разве нет?

– Если ты сделаешь то, о чем я тебя просил, то скоро мы со смехом будем вспоминать обо всем этом где-нибудь на Гавайских островах…

– Прости меня, Ари, что я сомневалась в твоей решимости уехать отсюда… О, Аллах! Я обязательно достану тебе бланк паспорта. Лишь бы нота не попала к послу, иначе я ничего не смогу сделать для тебя!

– Для нас, милая, – вкрадчиво подсказал «Константинов».

– Да, любимый, для нас! Скажи, – турчанка уже полностью контролировала свои эмоции, – а кто такие «соседи», о которых распространялся полковник?

– Так в милиции называют сотрудников КГБ…

Глава восьмая. Как один агент двух генералов озадачил

– Леонид Иосифович, поверьте, мне не хотелось вас расстраивать, да…

– Ладно уж, говори!

– Данные слухового контроля общения «Константинова» и «Шехерезады» на даче свидетельствуют, что агент постоянно стремится выйти из зоны прослушивания.

– То есть?

– Вопреки договоренности, он все время шепчет что-то турчанке на ухо… Возможно, я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что он пытается утаить наиболее значимые, принципиальные части их бесед. В итоге я не могу сделать вывод, насколько четко он придерживается отработанной ему линии поведения!

– Чепуха! «Константинов» неоднократно проверен под техникой. Он никогда не отклонялся от магистральной линии поведения, отработанной ему накануне мероприятия. В нюансах – да! Тут он иногда увлекается, импровизирует, вносит свои, как ему кажется, необходимые коррективы. Во всяком случае, так было всегда, пока он находился на связи у меня… Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, – не ведет ли «Константинов» двойную игру? Уволь, Олег Юрьевич! Агент, прослуживший верой и правдой органам госбезопасности двадцать пять лет, и вдруг двурушничество! Нет, этого не может быть, потому что быть не может никогда! Да и, с другой стороны, какие секреты он может выдать противнику? Рассказать, что он агент? Эка невидаль для Селлерса, на которого работает «Шехерезада»! Она выступает в той же ипостаси, что и «Константинов»! Схватка разведчиков с контрразведчиками – не глушение рыбы динамитом – это поединок интеллектов! Кто кого переиграет. Да, Селлерс может подозревать грека в сотрудничестве с КГБ, видеть в нем «подставу»… А ты уверен, что «Шехерезада» ему, своему оператору, докладывает все? Я – нет, не уверен! Она влюблена в «Константинова», поэтому вряд ли доводит до сведения Селлерса все от «А» до «Я». Думаю, что информирует она его дозированно и выборочно. Потому-то американец и снабдил ее диктофоном, чтобы вести одновременно контроль и за своей агентессой, и за «Константиновым». Хотя конечно же предупредил турчанку о присутствии записывающего устройства, иначе с чего бы она так старалась уберечь сумочку от купания в Москва-реке! Ты, кстати, предупредил «Константинова», что его «пишут»?

– Нет, Леонид Иосифович.

– Н-да, промашку ты допустил, Олег Юрьевич… – Козлов полез во внутренний карман кителя за сигаретами. – Грек ведь не новичок в разработке шпионов. Он посвящен во многие тонкости их и наших ухищрений! Я от него ничего не скрывал – делаем-то общее дело! А ты? Недоговорил – все равно что обманул. Именно так «Константинов» может расценить твое поведение. Ты принял его на связь и решил, что ухватил Бога за бороду? Что агент автоматически проникнется к тебе доверием? Нет! Доверительные отношения надо возводить по кирпичику, а не моноблоками и довольно долго, а фундаментом их должна стать взаимная искренность. И исходить она должна прежде всего от тебя, наставника. Только так ты поможешь агенту раскрыться. Отношения между оператором и агентом – дело трудное и деликатное. Если взаимопонимания нет, агент может заартачиться или потерять интерес к выполнению заданий. Тебе не кажется, что ты по отношению к «Константинову» ведешь себя слишком агрессивно, хуже того, потребительски. Он – твоя верная шпага, а не шприц разового пользования! Если агент увидит, что его используют как памперс, как презерватив, он откажется работать. Хуже того, может такую кашу заварить, что тебе до пенсии будет отрыгиваться. Тем более если речь идет о поднаторевшем в наших делах агенте, как «Константинов»…

– Леонид Иосифович, таблицу умножения я уже давно усвоил…

– Нет, друг мой, ты уж дослушай брюзгу-пенсионера до конца. Когда-то я получил знак «Почетный сотрудник госбезопасности» как лучший агентурист службы. А это – высшая ведомственная награда, и ты это знаешь! Кроме того, даже когда ты был моим подчиненным, я тебя таковым лишь формально считал. Всегда видел в тебе единомышленника, продолжателя накопленных мною традиций контрразведки, другом, в конце концов. А друзья должны говорить друг другу правду, а не петь ласкающие слух дифирамбы. Так что дослушай уж до конца!

Подчеркиваю, «Константинов» в наших делах не новичок! Если он сам догадался, что у «Шехерезады» имеется диктофон, то вот тебе и ответ на твои подозрения его в двойной игре. Они возникли в твоем воспаленном воображении. Почему ты не допускаешь, что «Константинов» скрывает содержание задушевных разговоров с «Шехерезадой» не от тебя, а от диктофона в ее сумке? Зная, что его записываем не только мы, но и турчанка, он, по вполне понятным причинам, начинает шептать ей на ухо то, что ему предложил ты, а не то, что хотел бы услышать или, наоборот, не должен был бы слышать Селлерс! Логично?

– В общем-то да, Леонид Иосифович, – задумчиво произнес Казаченко. – Но меня настораживают некоторые реплики «Константинова», которые я слышал во время встреч с ним при отработке задания по «Шехерезаде»…

– Например?

– Да сколько угодно, Леонид Иосифович! То он обронит невзначай: «Всю жизнь я проплавал в вашем унитазе баттерфляем», то вдруг с сожалением скажет: «Я и иже со мной – деляги, авантюристы и мелкие жулики от контрразведки». Наконец, его заявление: «По прошествии двадцати пяти лет работы на КГБ я себя чувствую пианистом, которому отрубили руки».

Станьте на мое место и оцените его высказывания! Что я должен в них усматривать? Либо свидетельство его временной депрессии, либо общее разочарование в нашей работе, либо его сожаление о том, что свою судьбу он связал с контрразведкой. Вы согласны со мной, Леонид Иосифович? Да и объективно, ну что «Константинов» получил от нас? Прописку в Москве и однокомнатную квартиру, которой грош цена?! Труднее перечислить, что он потерял, связав свою судьбу с нами. Семьи нет, детей нет, дача, машина отсутствуют. Деньги, которые мы ему платим, – это же крохи, и он этого не может не сознавать, потому что по нашему же заданию общается с людьми влиятельными и весьма обеспеченными. Он невольно проводит сравнение не в свою пользу с теми, по кому мы заставляем его работать…

Козлов, внимательно слушавший азартный монолог Казаченко, задумчиво произнес:

– Ну, во-первых, Олег Юрьевич, мы не заставляем… Все на добровольной основе. Во-вторых, «Константинов» рожден быть агентом, как птица для полета. Наконец, в-третьих, высший смысл жизни он видит в получении удовольствия. Он гедонист по своей природе. Знаешь, кто они такие?

– Да, гедонизм – это этическое учение, которое высшим благом признает наслаждение, – по-школярски бойко произнес Казаченко. – Но его придерживаются люди, конкретно мужчины в возрасте до сорока, сорока пяти лет. А потом приходят нехорошие мысли, что твоя квартира наполняется кошмарами, потому что в свое время она не наполнилась голосами твоих детей, не так ли, Леонид Иосифович?

Козлов внимательно посмотрел на собеседника и с расстановкой изрек:

– Ты хочешь, чтобы я поговорил с греком по душам?

– Не исключаю такой возможности, Леонид Иосифович! Главное – в другом. Вы должны понять, что мое отношение к «Константинову» – это следствие его сомнений в нас и, как мне кажется, утраты интереса к нашему общему делу. А первые симптомы его разочарования в нас и в нашей работе я вижу в упомянутых мною репликах…

– Ну да ладно, потеоретизировали и будет! – Козлов хлопнул ладонью по столу. – Вернемся к конкретным делам. Тебя уж наверняка заждался «Константинов». Думаю, пора углубить любовь турчанки к агенту.

– Каким образом?

– Как, ты забыл?! Не ожидал от тебя такого, Олег Юрьевич! Ты же выступаешь сотрудником МИД РФ, располагающим связями среди руководителей российских средств массовой информации… Предложи турчанке пакт: ты можешь повлиять, то есть воспрепятствовать появлению ее фото в «Московском комсомольце»…

– А взамен?

– А взамен ничего не проси, пусть думает сама! Тебя, то есть друга из МИД, «Константинов» вызвал, чтобы предотвратить публичный скандал, который может спровоцировать какая-нибудь бульварная газетенка, так? Турчанка уж за одно это будет руки целовать Аристотелю. Агент сумел убедить «Шехерезаду» переночевать у него дома. Завтра поутру он вынет из почтового ящика номер «МК», исполненный в одном экземпляре, где в рубрике «Срочно в номер» будет заметка такого содержания:

«Вчера в 21:50 на Горьковском шоссе, в районе сосредоточения дивизионов ПВО стратегического назначения, был задержан сотрудник дипкорпуса одной из стран НАТО, в нарушение дипломатического протокола находившийся в запретной зоне. О развитии событий мы сообщим нашим читателям в следующем номере дополнительно».

И все! Она поймет, что ты сдержал обещание, и поэтому ее фото не появилось в газете, но вместе с тем вероятность его появления осталась, так ведь? Вот это-то и укрепит ее веру в «Константинова», и тем быстрее она добудет для него чистый бланк паспорта. Действуй! В разговоре с нею подчеркни, что ты пошел на сделку со своей совестью, игнорировал должностные инструкции лишь по причине своей дружбы с Аристотелем. Покажи, что ты не для нее стараешься, а для него. Тем самым ты подчеркнешь ее зависимость от агента…

– А «Константинов»? Получив паспорт, который открывает въезд во все страны зарубежья, не смотается ли он?

– Извини за цинизм, Олег Юрьевич, но это уже не мои проблемы… В конце концов, он сейчас у тебя на связи! По душам я с ним, как и обещал, поговорю, но не более того. С другой стороны, если ты поставил перед собой цель выяснить, зачем Ахмед-паша закупает станки, тебе просто деваться некуда. Ты просто вынужден послать «Константинова» в Турцию. Послушай, Олег Юрьевич, даже если он сбежит, что мы теряем? В госсекреты он не посвящен. Да, работал на КГБ-ФСБ, ну и что? Кто у нас сегодня не агент? МВД, таможня, налоговые органы… Да мало ли какие силовые структуры имеют свою агентурную сеть. Ну, пожурят тебя, ну и что? Вали все на меня: Козлов, мол, воспитал перебежчика. С тебя взятки гладки, ты только что принял его на связь! Это раньше за побег негласного сотрудника можно было схлопотать неполное служебное соответствие или понижение в должности, в нынешние времена все изменилось… Тебе известно, сколько офицеров КГБ и ГРУ во время перестройки переметнулось на сторону противника? Нет? Тогда я тебе скажу: более двадцати! Заметь, бежали не агенты, а кадровые разведчики и контрразведчики, и не лейтенанты – полковники… Но не все физически переместились с Лубянки или из Ясенева в Лэнгли, некоторые по заданию своих хозяев из ЦРУ стали «кротами», – оставаясь в Москве и продолжая исполнять свои служебные обязанности, они одновременно снабжают противника ценнейшей секретной информацией…

В этой связи вспоминаю допрос одного из последних задержанных «кротов», секретаря парткома из внешней разведки полковника Пигузова. Ох и угорь же он был – голыми руками не возьмешь! Однако, на его несчастье, дело вел полковник Добровольский – ас Следственного управления комитета, патриот, умница, очень порядочный и объективный следователь.

На допросах Пигузов пытался преподнести свою измену как феномен, естественно, присущий человеческой природе. Этот демагог за основу брал два библейских события. Следуя абстрактной логике, он в весьма оригинальной трактовке подавал противостояние Иисуса Христа и Иуды Искариота.

Согласно сделанному им, без преувеличения сенсационному, открытию, выходило, что Иисус, чтобы сбылось предсказание пророков, сам побудил Иуду совершить «священное предательство». Поэтому-де Иуда, – делал заключение экс-секретарь парткома, – и не пытался его скрыть, что обычно делают предатели.

В том же духе Пигузов интерпретировал и поступок Каина: убив брата, он не предал его, а лишь принес кровавую жертву Богу…

– А что Добровольский?

– Добровольский уличил бывшего партийного лидера в плагиате: до него то же самое утверждал некто Херман Левин-Гольдшмидт, отвязный теолог, состоявший на иждивении у западных спецслужб. В своих трудах, созданных в начале 1980-х годов, он выворачивал наизнанку Библию, пытаясь облагородить один из смертных грехов – измену. Он оправдывал предательство, используя исторические аналогии, представлял его как вселенски обусловленное явление. Смотрите, мол, делали же это праотцы рода человеческого, почему же нам запрещено?

Заказной характер аргументации этого лжеученого очевиден. Не вызывает также сомнения и местонахождение источника финансирования его псевдоисследований – Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ…

– Ладно, – Козлов резко взмахнул рукой, – лирическое отступление окончено, вернемся к нашим баранам. Пойми меня правильно, я ни на чем не настаиваю, решать тебе. Думай! Не веришь агенту – откажись от затеи посылать его в Стамбул, изыщи другие способы узнать, почему и для чего военный атташе страны, входящей в блок НАТО, вдруг закупает в огромных количествах никому ненужное оборудование. Ты только представь: трех-пятиметровой высоты станки-монстры весом по 10, 20, 40 тонн! И не у кого-нибудь, а у нас – своего потенциального противника! Это – главное. Но, заметь, разобраться тебе в этом поможет только «Константинов», другого варианта я не вижу. Да, ты рискуешь, но кто из нас не рисковал?! Да, душа агента – потемки, тем более в сложившейся у тебя с ним ситуации или у него с «Шехерезадой», уж и не знаю, как правильно это назвать… Но дело не в этом. Тебе надо узнать, как используются станки. Ты действуешь, получив приказ от самого директора ФСБ, так ведь?

– Да…

– Тогда отбрось все сомнения и бей… по станкам! И не отвлекайся на мелочи, как это в свое время случилось с Леонардо да Винчи…

– То есть?

– А вот так… Леонардо, как известно, потратил 12 лет, рисуя губы Моны Лизы. А все потому, что заявлялись к нему ходоки, отвлекали. То сделай им водокачку, то кран подъемный, то вертолет, летать, мол, хотим…

Генералы дружно рассмеялись. Спора и взаимных претензий как не бывало. Промокнув губы платком, Казаченко спросил:

– Ну а Селлерс? Как его употребить?

– Не торопи события. О нем в беседе с турчанкой ни слова! Ты же выступаешь как дипломат, а не как контрразведчик. Будет еще время продемонстрировать ей пленки фотовидеосъемки их конспиративных встреч. По их мнению, конспиративных… Прибереги козыри, то есть сведения, что они с американцем для нас давно уже не terra incognita (непознанный край) на конец игры… Черт, далась мне эта «Шехерезада» со своей латынью. На память стали приходить латинские выражения, а ведь я считал, что все уже давно забыто…

– Так посылать «Константинова» в Турцию или нет, Леонид Иосифович?

– Непременно! А турчанку ты попридержишь здесь заложницей, если вдруг у него возникнут или уже возникли намерения остаться за кордоном… В случае чего, через Генеральную прокуратуру получим санкцию на ее арест по факту нахождения в строго охраняемой зоне, да еще и со звукозаписывающей аппаратурой.

– Но она же пользуется дипломатическим иммунитетом?

– Это для бойцов из «АЛЬФЫ» не препятствие. Проведут моментальный «съем», и через пятнадцать минут она будет давать показания в Лефортове. Кстати, фотографии сумочки, снабженной диктофоном, с «Шехерезадой» на заднем плане вышли отлично! «Альфовцы» сейчас готовят протокол ее задержания и отберут объяснение у «Константинова»…

– Так я пошел вызволять турчанку? – взглянув на часы, Казаченко вопросительно посмотрел на Козлова.

– С Богом! Не забудь ей сказать, что записи в диктофоне носят интимный характер, интереса для дорожной полиции не представляют, и поэтому, мол, мы их и диктофон возвращаем в первозданном состоянии и без всяких последствий для нее. Пока без последствий, а там видно будет… Да вот еще! В сумочке «Шехерезады» мы обнаружили фото. Она с Селлерсом позирует на фоне храма Христа Спасителя. Фото надо бы переснять и копию показать «Константинову»…

– А это еще зачем, Леонид Иосифович? Зачем фото Селлерса показывать «Константинову»?

– Вдруг да столкнутся у одной кровати! – Козлов, откинувшись на спинку стула, по-мальчишески захохотал. Посерьезнев, сказал как отрезал:

– Олег Юрьевич, «Константинов» обязан знать своего противника в лицо, так что иди и пересними фото, а потом займись турчанкой. Вперед!

* * *

Казаченко и Козлов прибыли на Лубянку далеко за полночь. Оперативный дежурный, ссылаясь на строжайшее указание сверху, пытался не допустить экс-шефа Отдельной службы в здание. Олег пригрозил разбудить заместителя директора ФСБ, и вопрос был решен. Не успели они войти в кабинет, как шифровальщик доставил телеграмму-молнию из Новороссийска.

Москва, генерал-майору Казаченко

Шифртелеграмма 1901-99 от 12.07.199__ г.

Совершенно секретно, весьма срочно

«Об операции „Станки“»

11 июля в порт Новороссийск для принятия на борт и последующей доставки в Турцию очередной партии станков прибыли семь сухогрузов, зафрахтованных совместными армяно-турецкими предприятиями «Ахтамар», «Гаяне» и «Дустр».

В ходе ознакомления с декларациями и книжками моряков, а также в процессе изучения членов экипажей через наших агентов из числа таможенников, сотрудников санэпиднадзора и портовой администрации установлено:

– количество находящихся на борту матросов значительно превышает обычные нормы для судов такого класса. Так, команда сухогруза «Исмаил-бей» вместо 25 состоит из 40 матросов, на борту теплохода «Гюльчатай» также находится на пятнадцать человек больше, чем предусмотрено табелем положенности.

В общей сложности личный состав судов на 142 единицы больше штатного расписания;

– лица, входящие в состав команд, впервые выступают в роли моряков, о чем свидетельствует отсутствие в их документах отметок о посещении ими других иностранных портов.

Для выяснения истинного статуса сошедших на берег моряков, среди которых преобладают сенегальцы, алжирцы, ливанцы, греки и итальянцы, нами были задействованы агенты «Майя», «Бриз», «Морячка», «Крутая», «Легонькая», «Повеса» и другие в количестве 20 «штыков» из числа женщин легкого поведения и фарцовщиков – жителей Новороссийска. В процессе изучения иностранцев с нейтральных позиций были получены данные, подтверждающие, что они профессиональными моряками не являются, до включения в состав экипажей между собою знакомы не были, наняты в Стамбуле для проведения на судах каких-то временных работ, о характере которых не имеют ни малейшего представления.

Обращает на себя внимание тот факт, что в работах по контролю за погрузкой станков принимают участие только члены судовых команд турецкой национальности, в то время как «моряки» по найму распутничают и дебоширят в местных ресторанах.

В настоящее время в порту находятся более семидесяти ж. д. платформ, доставившие многотонные станки из Краснодара. Ближайшая дата убытия первого судна 14 июля.

12 июля в 13:15 в Новороссийск прибыл военный атташе Турции, объект Вашей заинтересованности «Янычар». С 15 до 18 часов он посетил все семь турецких судов, стоящих под погрузкой. Во время посещения им плавсредств и общения с капитанами его помощник капитан Кямал оставался на причале в автомобиле, на котором вместе с водителем прибыл из Москвы. В 19:45 военные дипломаты вернулись в гостиницу «Советская» и заказали ужин в номер. Завтра 13 июля иностранцы намерены посетить нефтеналивные причалы на мысе Шисхарис. В новороссийском отделении «Интуриста» турки заказали билеты на авиарейс 1257 Анапа – Москва, убывающий в Москву 14 июля в 19 час. 20 мин.

Других данных, представляющих оперативный интерес, в ходе наблюдения за «Янычаром» и его помощником не добыто.

Сообщаем в порядке информации согласно Вашему указанию УСС-1007 от 14.07.199_ года.

Начальник Новороссийского отдела

Управления ФСБ по Краснодарскому краю

полковник Бессмертный

Прочитав шифртелеграмму, Козлов снял очки, протер стекла носовым платком и спокойно произнес: