Текст книги "Их судьба – шпионаж"

И ведь пригодились! – из троих завербованных Серебрянским совместно с Эйтингоном особо ценных агентов один – японский художник Иотоку Мияги впоследствии вошел в знаменитую группу «Рамзай» Рихарда Зорге.

…Другим направлением работы Особой группы было выполнение «особо деликатных заданий» – так шифровалась ликвидация наиболее злобных врагов советской власти и предателей. С легкой руки Феликса Эдмундовича бойцы «дяди Яши» стали называть их душепродавцами.

Одного из таких душепродавцев – Игнатия Рейсса (настоящее имя Натан Порецкий), выступившего во французской прессе с нападками на Сталина, «группа Яши» ликвидировала в предместье Лозанны в июле 1937‐го.

А в августе, в Париже, уничтожила резидента-невозвращенца Георгия Агабекова, ставшего платным пособником французских спецслужб.

КАК «УБРАЛИ С ДИСТАНЦИИ» ГЕНЕРАЛА КУТЕПОВА

К концу 1920‐х Сталин был уверен, что в случае возникновения войны в Европе организация эмигрантов-белогвардейцев – Русский общевоинский союз (РОВС), насчитывавший 20 тысяч штыков, непременно выступит против СССР. По-другому быть не могло – союз возглавлял заклятый враг советской власти белогвардейский генерал Кутепов, который постоянно наращивал диверсионно-террористическую деятельность на территории нашей страны.

Так, в мае 1927‐го боевики РОВС по личному указанию Кутепова взорвали дом в Москве, где проживали сотрудники ОГПУ. Погибли 34 человека, в том числе 20 детей в возрасте до 14 лет; в июне от взрыва Дома политпросвещения в Ленинграде погибли 26 человек. В июне 1928‐го боевик бросил бомбу в Бюро пропусков ОГПУ в Москве – 5 погибших.

Летом 1929‐го руководство ОГПУ вошло в ЦК с предложением «убрать с дистанции» – похитить в Париже и доставить в Москву – генерала Кутепова для предания суду. Сталин инициативу одобрил.

1 марта 1930‐го Серебрянский (опять пригодились знания французского языка) выехал в Париж для подготовки и проведения операции.

…Кутепова похитили 26 января 1930 года. Бойцы «группы Яши» в форме французских полицейских на углу улиц Удино и Русселе остановили генерала, идущего в церковь. Под предлогом выяснения личности предложили проехать в полицейский участок. Он уселся в патрульную машину, но, услышав русскую речь, попытался сбежать. Применили наркоз. Больное сердце Кутепова не выдержало избыточной дозы хлороформа, и он умер.

…30 марта 1930 года в Москве Серебрянскому за ликвидацию генерала Кутепова вручили орден Красного Знамени.

К слову, до середины 1960‐х причастность органов госбезопасности СССР к похищению Кутепова категорически отрицалась. Лишь в 1965‐м в «Красной звезде» – официальном органе Министерства обороны – появилась заметка об операции.

ИГРА НА ЧУЖОМ ПОЛЕ

Покончив с Кутеповым, Серебрянский приступил к созданию автономной агентурной сети в различных регионах мира.

К 1935‐му он руководил 16 нелегальными группами, укомплектованными сорви-головами, готовыми, невзирая на сложности, выполнить любое его задание. Дислоцировались они в Германии, Франции, в США, а также на оккупированной японцами территории Северо-Восточного Китая.

Достаточно двух примеров, чтобы иметь представление об универсальной способности этих групп к исполнению любого приказа «дяди Яши».

По плану, разработанному Серебрянским, вожак одной из таких групп, назовем его «Генри», изъял и передал инициатору архив Троцкого.

Другая группа под водительством «Эрнста» потопила 7 германских судов с оружием, предназначавшихся генералу Франко, который готовил переворот в Испании.

13 июня 1934 года, вслед за образованием НКВД, ОГ переименовали в Специальную группу особого назначения (СГОН), но чекисты называли ее по-прежнему «группой Яши».

С тех пор Серебрянский, которому присвоили звание старший майор госбезопасности (соответствовало общевойсковому званию «генерал-майор»), подчинялся исключительно наркому внутренних дел.

…В ходе гражданской войны в Испании Серебрянский поставлял оружие республиканцам. В сентябре 1936‐го состоявший у него на личной связи агент «Бернадет», используя бланки нейтральных стран, приобрел у французской фирмы «Девуатин» 12 современных боевых самолетов, которые затем были переданы республиканскому правительству.

Разгорелся международный скандал. В помощи республиканцам средства массовой информации Западной Европы обвинили премьер-министра Франции Блюма и его военного министра Даладье. А 31 декабря 1936 года «Известия» опубликовали Постановление ЦИК Союза ССР о «вручении ордена Ленина товарищу Серебрянскому Я.И. за особые заслуги в борьбе с контрреволюцией».

Публикация появилась неслучайно: ее инициировали «лубянские мудрецы» с целью ускорить уход Блюма и Даладье с политической арены Франции.

ПОСЛЕДНЕЕ «ТАНГО» В ПАРИЖЕ

В 1937 году сын Троцкого Лев Седов (объект дела оперативной разработки НКВД «Сынок») по воле отца затеял в Париже подготовку первого съезда IV Интернационала.

Генеральный комиссар НКВД СССР Ежов, докладывая об этом Сталину, предложил похитить Седова, чтобы сорвать открытие съезда. Будто невзначай, заметил, что «с этой грязной работой могут справиться лишь золотые руки “дяди Яши”…».

Вскоре находившийся в Париже Серебрянский получил задание похитить «Сынка» и доставить в Москву.

Были разработаны два варианта транспортировки объекта.

Первый – по морю. В середине 1937‐го купили рыболовецкое судно. На окраине северного города-порта сняли домик – место временного укрытия, куда поселили сотрудников СГОН. Подобрали экипаж. Запаслись объемом питьевой воды, еды, угля.

Второй – по воздуху. Группа Серебрянского располагала собственным самолетом на одном из аэродромов под Парижем. Через прикормленную прессу распространили легенду о готовящемся спортивном перелете Париж – Токио.

ВЧЕРАШНИЕ ПАЛАЧИ – ЖЕРТВЫ СЕГОДНЯ?

Похищение «Сынка» не состоялось. 16 февраля 1938 года он умер под ножом хирурга на операционном столе русской клиники в Париже.

Другие ножи и по другому поводу точились за спиной Серебрянского. Под предлогом нового назначения его вызвали в Москву, а 10 ноября 1938 года Якова и Полину арестовали по выходе из самолета. Ордер на их арест подписал начальник Главного управления госбезопасности (ГУГБ) НКВД Берия. Он же 13 ноября провел первый допрос «дяди Яши».

Спустя 4 дня Берия в компании своего заместителя Кобулова и будущего министра госбезопасности СССР Абакумова опробовали на Серебрянском «интенсивный метод допроса» – избиение под аккомпанемент вербальных унижений и оскорблений.

Допросы с пытками, прерываемые разными по длительности интервалами, шли (!) 2 года. Всё то время – невероятно! – Серебрянский не только выстоял и не потерял присутствия духа – продолжал работать над «Наставлением для резидента по диверсиям», которое начал составлять еще в Париже.

Вот строки, написанные им 15.10.1939‐го, – через 11 месяцев пребывания в условиях тюремного ада: «Только тот имеет право посылать своих товарищей на опасную для их жизни работу, кто сам готов подвергнуть себя опасности. Ты должен быть счастлив, что партия тебе доверяет такой ответственный участок работы».

…4 октября 1940 года лейтенант госбезопасности Перепелица заверил своей подписью обвинительное заключение, которое гласило:

«Серебрянский Я.И. с 1924 года состоял агентом английской контрразведки, а с 1933 года по день ареста являлся активным участником антисоветского заговора в НКВД и проводил шпионскую работу в пользу Франции».

Аналогичное обвинительное заключение предъявили Полине Натановне.

7 июля 1941года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Серебрянского к расстрелу с конфискацией наград и «другого имущества». Его жена получила 10 лет лагерей «за недоносительство о враждебной деятельности мужа».

На суде Серебрянский вину не признал, заявив, что на предварительном следствии оговорил себя в результате физического и морального воздействия. Суд проигнорировал заявление.

…Из-за вторжения гитлеровских войск на территорию Советского Союза Верховная власть приостановила поиски внутренних врагов и сосредоточилась на отпоре врагу внешнему. Генерал Судоплатов, используя момент, обратился к Берии с просьбой освободить ожидавшего расстрела Серебрянского и его группу.

«Вы уверены, что они нам нужны?» – спросил Берия, одарив собеседника доброй улыбкой инквизитора.

«Абсолютно уверен!»

«Тогда свяжитесь с Кобуловым – пусть освободит».

Решением Президиума Верховного Совета СССР от 9 августа 1941 года Серебрянский и его жена были амнистированы, восстановлены в партии, им вернули награды.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

За успехи в организации диверсионно-разведывательной работы в тылу врага в период ВОВ Серебрянского наградили вторым орденом Ленина, вторым орденом Красного Знамени, медалью «Партизану Отечественной войны» 1‐й степени.

В 1946 году министром госбезопасности СССР стал генерал-полковник В.И. Абакумов, который в предвоенные годы участвовал в допросах разведчика и лично избивал его. Опасаясь вновь оказаться в лапах сановного держиморды, Серебрянский подал рапорт об отставке по «состоянию здоровья».

Яков Исаакович окунулся в спокойную жизнь отставника, однако, подобно старому коню пожарной службы, откликнулся на сигнальный колокол – на призыв генерала Судоплатова послужить еще органам госбезопасности. И в мае 1953‐го вернулся к работе в 9‐м отделе МВД СССР в должности оперативного сотрудника 1‐й категории.

…В июле 1953 года, после ареста Берии, хрущёвский театр абсурда открыл новый сезон трагикомичных постановок.

8 октября решением Генерального прокурора СССР «за тяжкие преступления против КПСС и государства» Якова Исааковича арестовали и заключили в Бутырскую тюрьму.

Доказательств его причастности к «заговору Берии» следствие не нашло. Тогда было реанимировано фальшивое дело 1938 года, а решение Президиума ВС СССР от 9 августа 1941года отменено. Допросы Серебрянского, хотя и без рукоприкладства, возобновились.

30 марта 1956 года, после почти (!) трех лет моральных истязаний в Бутырской тюрьме, без вины виноватый Яков Исаакович Серебрянский на очередном допросе у следователя Военной прокуратуры СССР генерал-майора Цареградского скончался от сердечного приступа.

…В 1971 году по указанию Ю.В. Андропова проведено дополнительное расследование дела Серебрянского.

Военной коллегией Верховного суда СССР приговор от 7 июля 1941 года отменен за отсутствием состава преступления, а еще через неделю прекращено дело 1953 года.

Четверть века спустя, 22 апреля 1996 года, Указом президента РФ Серебрянский посмертно реабилитирован и восстановлен в правах на изъятые при аресте награды.

Глава вторая
Вербовка «дуплетом»

Послушница девичьего монастыря в пятнадцать лет сбежала в балаган, в шестнадцать – в кафешантан, пела купцам в трактирах, а Государю – в Царском Селе.

До Первой мировой войны газеты трех империй – России, Германии, Австро-Венгрии – взахлёб писали о ней, называя «розой в молоке». В 1920–1930‐е годы ей рукоплескали в Западной и Восточной Европе, в Соединенных Штатах.

Ей платили баснословные гонорары, на концертах к ее ногам летели цветы и драгоценности, ее лик писал Константин Коровин, а скульптор Сергей Коненков создал ее прижизненный бюст из белого мрамора.

В друзьях у нее были Николай II с царицей и великие князья, Константин Станиславский и Леонид Собинов, Федор Шаляпин и Сергей Есенин.

Она была способна безумно любить: за одним своим любимым умчалась на фронт, ради другого возлюбленного занялась шпионским промыслом и погибла.

Ее путь – сюжет для авантюрного романа или голливудского блокбастера, а жизнь ее – история Золушки, чьей доброй феей была русская народная песня.

БЕГСТВО ОТ ДОМОСТРОЯ

Надежда Плевицкая (в девичестве Винникова) родилась 17 января 1884 года в деревне Винниково Курской губернии в богобоязненной крестьянской семье.

В автобиографической книге «Дёжкин карагод» («Надеждин хоровод»), изданной в Берлине в 1925 году, Плевицкая вспоминала о своем детстве:

«Семеро было нас: отец, мать, брат да четыре сестры. Всех детей у родителей было двенадцать, я родилась двенадцатой и последней, а осталось нас пятеро, прочие волей Божьей померли.

Жили мы дружно, и слово родителей было для нас законом. Если же, не дай Бог, кто “закон” осмелится обойти, то было и наказание: из кучи дров выбиралась отцом-матерью палка потолще со словами: “Отваляю по чем ни попало!”

Петь я начала с малолетства, подражая старшей сестре Татьяне, и пением моим заслушивались селяне».

Со смертью отца семья познала нищету. Чтобы заработать на кусок хлеба, Дёжка подалась в поденщицы: обстирывала селян, но и это не спасло от голода, и мать отдала ее в девичий монастырь.

Долго она там не задержалась – сбежала в Киев и оказалась в балагане. После испытания Дёжку приняли ученицей в хор под управлением Александры Липкиной с жалованьем восемнадцать рублей в месяц на всём готовом.

Из воспоминаний Надежды Плевицкой:

«Я теперь вижу, что лукавая жизнь угораздила меня прыгать необычно: из деревни в монастырь, из монастыря в балаган. Когда шла в монастырь, желала правды чистой, но почуяла там, что совершенной чистоты-правды нет! Душа взбунтовалась и кинулась прочь.

Балаган сверкнул внезапным блеском, и почуяла душа правду иную, высшую правду – красоту, пусть маленькую, неказистую, убогую, но для меня новую и невиданную.

Вот и шантан. Видела я там хорошее и дурное, но “прыгать-то” было некуда. Я ведь едва умела читать и писать, учиться не на что. А тут петь учили. Нас обучали для капеллы и держали в ежовых рукавицах: во время гастролей никуда не пускали самостоятельно по городу, куда мы приезжали».

ЛЮБОВЬ ПЕРВАЯ. ДЕВИЧЬЯ

Во время гастролей в Астрахани Липкину похитил богатый перс и на яхте увез в Баку. Муж Липкиной с горя запил, хор распался, но Надежде повезло попасть в бродячую труппу артистов Варшавского театра под управлением Штейна. Танцор труппы, красавец-поляк Эдмонд Плевицкий сделал ей предложение выйти за него замуж.

Надежда, воспитанная в суровых традициях домостроя, даже будучи по уши влюбленной в поляка, еще целый год сохраняла дистанцию, так и не позволив ему ни единого поцелуя, не говоря уж о так называемых «физиологических узах» – внебрачном сожительстве, широко распространенном в среде бродячих артистов.

В 1903 году, получив материнское благословение, Дёжка Винникова после венчания в православной церкви продолжила жизненный путь уже Плевицкой Надеждой Васильевной.

У БОГА СЛУЧАЙНОСТЕЙ НЕ БЫВАЕТ

Надежда с мужем гастролирует по российским городам в труппе Штейна, но после того как он, похитив кассу, сбежал, она стала петь в «Хоре лапотников» Манкевича, позже – в знаменитом московском ресторане «Яр».

Осенью 1909 года, когда Плевицкая, отрабатывая ангажемент, выступала в нижегородском ресторане Наумова, туда зашел поужинать Леонид Собинов.

Послушав ее пение и оценив реакцию зала, он пригласил Надежду выступить вместе с признанными авторитетами российской сцены Василием Качаловым и Матильдой Кшесинской в его благотворительном концерте, который он устраивал в местном оперном театре.

Так случайная встреча с великим тенором и участие в его концерте помогли Надежде войти в большую сценическую жизнь и осознать силу своего таланта. Но судьба случайностей не терпит: вскоре культурная Россия признала Плевицкую одной из самых ярких исполнительниц русских народных песен и романсов, и она решила: никаких ресторанов, никаких жующих купцов!

Заполучить ее на выступление стремятся все крупные города России. Она поет в Московской консерватории и на приемах в Царском Селе, где императрица Александра Фёдоровна за вдохновенное пение дарит ей золотую брошь с жуком, осыпанным бриллиантами.

Государь, чтобы услышать простые песни Дёжки Винниковой, снова и снова зовет ее в Царское Село. Растроганный до слез, он как-то изрек: «Мне говорили, что вы никогда не учились петь. И не учитесь. Оставайтесь такой, какая вы есть. Я много слышал ученых соловьев, но они пели для уха, а вы поете для сердца. Спасибо вам, Надежда Васильевна!» И вручил ей бриллиантовую брошь в виде двуглавого орла. С тех пор Надежда на сцену без броши не выходила – та стала ее талисманом.

1911 год. Надежда Плевицкая на пике славы. Она взошла на вершину, какой не достигала ни одна российская крестьянка – петь самому Царю, а он называет ее любимой певицей! Да, тогда она была почти счастлива. «Почти» – потому что не хватало ей любви.

ДЁЖКИНА ХАНДРА

Красавицей Надежду не назвать – лицо круглое, скуластое, с вздернутым носом, ярким сочным ртом и небольшими, раскосыми, очень хитрыми глазами-угольками – обычный крестьянский тип. Великолепны были смоляная коса и свежий атлас ее тела – «роза в молоке», как обозначили ее газеты. И был в ней какой-то внутренний завораживавший огонь, из-за которого все женщины рядом с нею меркли.

А мужчин подле нее всегда было много. Они ее любили, забрасывали цветами в концертных залах или оборачивались вслед, когда она, стуча каблучками и игриво змеясь своим призывным телом, шла по улице. Однако, как русская крестьянка и настоящая мужняя жена, она и мысли об измене Плевицкому не допускала. Да и некогда ей было за работой.

Плевицкий же теперь, не состоя ни в какой труппе и проживая в возведенном на женины деньги двухэтажном особняке в деревне Винниково, или в Петербурге в ее по-царски обставленной квартире, упивался положенным, по его мнению, отдыхом, заводил бесчисленные любовные романы.

Надежда знала об изменах мужа, но не ревновала, а завидовала его способности влюбляться и радоваться жизни. Ведь у нее, кроме тяжелой работы, ничего не было. А хотелось чего-то более важного, чем слава и достаток. Чего-то, что наполнило бы душу теплом и светом – любви!

На какое-то время от мрачных мыслей отвлекли съемки в фильмах «Власть тьмы» и «Крик жизни», где Надежда выступила в главной роли. Но грош цена тем фильмам – в них она была «немой», а любили-то ее за голос!

И вновь пришла хандра, переросшая в депрессию. Надежда стала худеть, да так быстро, что белошвейки не поспевали обновлять ей концертный гардероб. Все доктора вразнобой твердили о поразившем ее тяжелом недуге: то белокровие, то чахотка, то рак желудка.

Но в 1912 году ее мечта сбылась: к ней пришла любовь, и хворь как рукой сняло.

ЛЮБОВЬ ВТОРАЯ. УБИЕННАЯ

Василию Шангину, поручику Кирасирского Его Величества лейб-гвардии полка, было около тридцати, учился он в Николаевской академии Генерального штаба, носил Георгиевский крест за японскую войну, куда ушел добровольцем, бросив университет.

Надежду он просто ослепил, а она совершенно пленила его. Теперь у нее было всё: покровительство Государя, успех, богатство, а мелодию любви они с Шангиным пели на два голоса.

…Первая мировая война застигла влюбленных в Швейцарии, куда они заехали, совершая «предсвадебное» путешествие. Шангин обратился в Ставку, чтобы Надежду зачислили сестрой милосердия в лазарет его дивизии, но рапорт отклонили – женщинам не место на передовой.

И тогда она появилась на линии огня в мужской форме санитара. И пусть нет сцены – плевать, лишь бы быть рядом с любимым! Ее подвиг во имя любви к сражающемуся на передовой офицеру стал притчей во языцех, да что притчей – легендой России!

Для раненых Плевицкая выступает в лазаретах. Когда же она поет вблизи окопов, немцы, чтобы прервать ее пение, палят из пушек. Изредка влюбленным удается побыть часок наедине, и так – полгода, пока взвод поручика Шангина не накрыли вражеские снаряды.

Узнав о гибели жениха, Дёжка буквально почернела от горя и ощущала себя ходячим мертвецом. Ею овладела кромешная безысходность, и год понадобился столичным светилам медицины, чтобы вернуть ее к жизни.

ВО ВСЕ ТЯЖКИЕ!

В 1917‐м, и последующие два года, ох, лукава ты, жизнь, бес полуденный! Что то было? Снова любовь? Нет, мимолетные вспышки страсти, которым Дёжка уступила в отчаянном порыве – раз уж жизнь не удалась, так хоть отгуляю вволю!

В Одессе у нее случился бурный роман с «товарищем Шульгой» – знаменитым «революционным матросом» Черноморского флота. Шульгу Надежда сменила на перешедшего к красным штабс-капитана Левицкого, спешно оформив с ним брак.

Когда новобрачные угодили в плен к белым, допросить «краснопузиков» взялся лично начальник контрразведки Корниловской дивизии полковник Пашкевич. Но был остановлен ее окриком: «Да вы хоть знаете, кого пленили?! Я – Плевицкая Надежда Васильевна!» И Пашкевич, сам плененный чарами Надежды, предложил ей стать его женой.

Их скоротечная связь с любовными утехами между боями закончилась с гибелью Пашкевича, и Надежду от охочих до женского пола корниловцев стал оберегать комдив Скоблин, влюбившийся в нее с первого взгляда.

Плевицкой он напоминал погибшего Шангина, и уже не бес полуденный лукавый, не плотская страсть, а тихий ангел подводил и благословлял союз этих двоих.

ЛЮБОВЬ ПОСЛЕДНЯЯ. РОКОВАЯ

Николай Владимирович Скоблин родился 9 июня 1893 года. В 1914 году окончил военное училище и в чине прапорщика прошел Первую мировую войну. За боевые заслуги и храбрость был награжден орденом Святого Георгия.

В 1917 году в звании штабс-капитана Скоблин командовал 2‐м Корниловским полком – одним из четырех полков Добровольческой армии, укомплектованных только офицерами. Не имея высшего военного образования, в возрасте 26 лет назначен командиром Корниловской дивизии с присвоением ему звания генерал-майор.

В 1920 году после поражения Белой гвардии в Крыму десятки тысяч русских солдат и офицеров, а с ними и генерал Скоблин с Плевицкой, оказались в лагере для перемещенных лиц под Стамбулом, на полуострове Галлиполи.

В июне 1921 года в галлиполийской православной церкви венчались рабы Божьи Николай и Надежда.

Посаженным отцом на свадьбе был генерал Кутепов, ставший реальным предводителем (вместо Врангеля) всего русского воинства в эмиграции. Он произнес вещие слова: «Мы приняли вас, Надежда Васильевна, в нашу полковую среду».

С тех пор корниловцы звали ее «мать-командирша», а Скоблину, намекая на его «подкаблучное» положение, дали кличку «генерал Плевицкий».

…Супруги обосновались в Париже, и Плевицкая стала петь в ресторане «Большой Московский Эрмитаж». Часто выезжала на гастроли в Прагу, Варшаву, Ригу, Софию, в Брюссель, Бухарест – везде, где осели послевоенные беженцы из России. А в 1926 году с концертной программой совершила турне по Америке.

Однако денег супругам из-за непомерных запросов Плевицкой, привыкшей ни в чем себе не отказывать, хронически не хватало. Чтобы поправить финансовое положение, Скоблин взял в аренду участок земли с виноградником, но случился неурожай, и они разорились. Пришлось перебраться из Парижа в городок Озуар-ле-Феррьер, где они приобрели в рассрочку крохотный домишко, ежегодно выплачивая за него 9000 франков – три четверти семейного дохода.

ВЕРБОВОЧНЫЕ ПОСИДЕЛКИ

В конце 1920‐х Сталин был уверен, что в случае возникновения войны в Европе самая крупная организация эмигрантов-белогвардейцев – Русский общевойсковой союз (РОВС), насчитывавший 20 тысяч боевиков, непременно выступит против СССР.

В этой связи подразделения ОГПУ: Иностранный отдел (ИНО – внешняя разведка) и КРО (контрразведывательный отдел) постоянно наращивали усилия по созданию агентурных позиций в РОВС.

По мнению начальника КРО Артура Христиановича Артузова, главным объектом агентурного проникновения должно было стать директивное звено РОВС, в котором его особо привлекала фигура генерала Скоблина.

Возглавляя отдел по связи с периферийными органами, он был осведомлен обо всех планах РОВС, в том числе и о совместных операциях с разведками Болгарии, Польши, Румынии, Финляндии, Франции, словом, не генерал – живой сейф с секретами.

…2 сентября 1930 года в Париж для встречи с Скоблиным с целью определить возможность привлечения его к сотрудничеству с ОГПУ в качестве агента прибыл Петр Ковальский, бывший однополчанин генерала, а ныне сотрудник-вербовщик ИНО «Сильверстов». Скоблин был безумно рад встрече с сослуживцем, затащил его к себе домой и познакомил с Плевицкой.

После нескольких визитов в Озуар-ле-Феррьер «Сильверстов» понял, что Скоблин полностью зависим от жены, каждый свой шаг согласует с нею, поэтому решил нанести «удар дуплетом» – завербовать обоих супругов.

В начале вербовочной беседы московский «охотник за головами», чтобы сразу завладеть ситуацией, пошел с «козырного туза» – зачитал «Постановление Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР о предоставлении персональной амнистии и восстановлении в гражданских правах бывших подданных Российской империи Скоблина Николая Владимировича и Плевицкую (урожденную Винникову) Надежду Васильевну».

Наблюдая за реакцией супругов, «Сильверстов» про себя отметил, что его «туз из рукава» произвел нужный эффект. Развивая успех, заверил Плевицкую, что на родине ее помнят как выдающуюся певицу и в случае возвращения встретят с почестями.

Обращаясь к Скоблину, заявил, что для Советской России он не враг и может вернуться домой в любое время. А если генерал согласится послужить родине, находясь на чужбине, то по возвращении достойная должность в Генеральном штабе Красной армии ему гарантирована.

Завершая «мозговой штурм», искуситель с Лубянки огласил последний по счету, но не по важности аргумент: в случае согласия Николая Владимировича, каждый из супругов будет получать по 200 долларов ежемесячно[17]17
  В то время автомобиль «Рено» во Франции стоил $70–90.


[Закрыть].

«Мы согласны», – скороговоркой произнесла Плевицкая, под столом толкнув коленкой сидящего рядом мужа. И «Сильверстов» предложил супругам поставить подписи под следующим документом:

«ПОДПИСКА

Настоящим обязуюсь перед Рабоче-Крестьянской Красной армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной армии безотносительно территории. За невыполнение мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР.

Генерал-майор Николай Владимирович Скоблин.

Надежда Васильевна Плевицкая-Скоблина.

Париж, 10 сентября 1930 года».

Свою миссию «Сильверстов» закончил, отработав Скоблину первое задание: в кабинете генерала Миллера, руководителя РОВС, установить подслушивающее устройство. Информацию с него будет «снимать» сотрудник ОГПУ Третьяков, который поселится на втором этаже, прямо над штаб-квартирой союза.

…Так был создан едва ли не первый в истории советской внешней разведки агентурный тандем, который 7 лет снабжал Центр сверхценными сведениями.

Только за первые 4 года работы «Фермера» и «Фермерши» – псевдонимы Скоблина и Плевицкой – на основании полученной от них информации были обезврежены 17 боевиков, засланные РОВС в СССР для совершения террористических актов; разгромлены 11 конспиративных квартир в Москве, Ленинграде и в Закавказье; предотвращено покушение на наркома иностранных дел СССР Литвинова М.М.; разоблачен агент-провокатор, который был подставлен французской разведкой и 11 месяцев снабжал ОГПУ «дезой».

Главная роль в тандеме принадлежала Скоблину, добытчику информации. Плевицкая копировала секретные документы, которые муж на час заносил домой; писала агентурные сообщения; составляла шифровки для Центра; выполняла роль связника и обрабатывала тайники во время гастрольных поездок.

МАВР, КОТОРЫЙ ПОДСТАВИЛ ГЕНЕРАЛА

В феврале 1930 года, после исчезновения генерала Кутепова, главой РОВС был назначен генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер, а Скоблин стал его ближайшим помощником.

При Миллере магистральным направлением деятельности белой эмиграции продолжала оставаться подготовка диверсий и массового террора на территории СССР. На унтер-офицерских курсах, созданных им в Белграде, в духе ненависти ко всему советскому воспитывались дети эмигрантов. В Польше по его указанию готовились группы юношей-боевиков для ведения партизанской войны в тылу Красной армии на случай войны с СССР.

К 1937 году генерал Миллер всецело ориентировался на Гитлера: «РОВС должен обратить всё свое внимание на Германию, – заявлял он, – это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть».

Центр принял решение похитить Миллера и в Москве судить его. Но целью максимум был всё-таки не суд. На Лубянке знали, что в случае исчезновения Миллера только Скоблин имеет реальные шансы стать во главе РОВС. Это позволило бы взять под свой контроль деятельность союза и воспрепятствовать «крестовому походу против Советов», к которому призывал Миллер.

Увы, стратегические операции внешней разведки разрабатывал уже не Артур Христианович Артузов, а ставленник Ежова Абрам Слуцкий, который не имел достаточного оперативного опыта. Именно он в акции похищения Миллера назначил Скоблину ключевую роль, что в итоге генерала скомпрометировало, а Плевицкую погубило.

КАК ВАЖНО ИМЕТЬ «ЧЕРНЫЙ ХОД»

22 сентября 1937 года генерал Миллер не появился в штаб-квартире РОВС ни после обеда, ни к вечеру. Его заместитель адмирал Кедров вскрыл оставленный Миллером пакет и прочел записку:

«У меня сегодня в 12.30 свидание с ген. Скоблиным на углу ул. Жасмен и Раффе. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе в балканских странах Штроманом и с Вернером, чиновником здешнего германского посольства.

Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, что это ловушка, а поэтому на всякий случай оставляю эту записку.

22 сентября 1937 года

Ген. – лейт. Миллер».

Послали вестового за Скоблиным. Поначалу он отрицал факт своей встречи с Миллером. Тогда Кедров предъявил ему записку и предложил пройти в полицию для дачи показаний.

Скоблин, прошедший столько сражений, что хватило бы на троих офицеров, самообладания не потерял и спокойно произнес: «Господин адмирал, у меня в кабинете доказательства моей непричастности к пропаже Евгения Карловича, я их сейчас принесу!»

Кедров согласно кивнул. Размеренным шагом Скоблин, позванивая связкой ключей, двинулся по коридору, но открыл дверь не своего кабинета, а ту, что вела к черному ходу…

На условный стук Третьяков среагировал мгновенно, а через 5 минут черкнул на фонарном столбе знак экстренного вызова сотрудника резидентуры.

БЕЗ ПРАВА НА ПОМИЛОВАНИЕ

Адмирал Кедров обратился в полицию – за сутки исчезли два генерала! А у французов одно на уме: «шерше ля фам», да и в памяти еще свежо дело Маты Хари.

Допросили жену Миллера – пустышка. Взялись за Плевицкую и попали в «яблочко»! – при обыске в ее домашней Библии обнаружили шифртаблицу. Но певица от нее открестилась: «Не моё!»

Тогда французские контрразведчики установили микрофон в исповедальне и записали ее беседу со священником – и снова ничего! Тем не менее суд назначил ей 20 лет каторжных работ за соучастие в похищении генерала Миллера.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

…«Летучий эскадрон смерти» угостил Миллера порцией хлороформа, закатал в деревянный ящик и в трюме теплохода «Мария Ульянова» переправил в СССР.