Текст книги "Приказ есть приказ"

Конвоир почти втолкнул Евгения в камеру, сказал коротко: «Манос!». Арестант понял и протянул скованные руки. Наконец-то сняли наручники! Пока он растирал натертые металлом запястья, сержант запер дверь, еще раз осмотрел нового заключенного и удалился, не отвечая на окрики обитателей других камер.

У стены стояла двухъярусная металлическая койка, привинченная и к полу, и к потолку и застеленная только серыми матрасами, набитыми, если судить на ощупь, какими-то сухими листьями. Евгений сел на нижнюю постель и осмотрел свое новое (хорошо бы – кратковременное) жилище.

Ну и ничего особенного! Камера, как камера. Без окна, естественно, только с маленьким вентиляционным отверстием под потолком. На одной боковой стенке маленькая, с облупившейся местами эмалью, раковина и латунный кран над ней. У другой стенки ведро с крышкой, очевидно – параша. Вот и все удобства, господа! Отель «Уачо», три звездочки! Кому не нравится, может поискать другое подобное заведение. Увы, возможности искать что-то более подходящее у него нет, поэтому придется довольствоваться предоставленным.

Евгений повернул вентиль крана. Потекла тонкая совершенно ледяная струйка. Похоже, город снабжался водой прямо с тающих снегов Кордильеры. Он напился, с сожалением подумал об отобранной у него пачке сигарет и растянулся на нижней койке, приготовившись ждать. А вот как долго? Что-то подсказывало, что его действительно считают очень важной персоной, чуть ли не государственным преступником, а значит, тянуть не будут, вскоре появится следователь, или кто у них тут занимается арестованными государственными преступниками, и его выведут на допрос. Вот там, наверное, все и выяснится. А пока гадать о причинах задержания смысла не имеет. Легенду свою он помнит на зубок, поймать его на каких-то противоречиях будет трудно, если вообще возможно. Разве что документы могут подвести. Ну, это, как говорят моряки, неизбежная опасность. Если уж прокол есть, то он есть, никуда не денешься.

Хорошо все-таки, что его не засунули в общую камеру. Сейчас пришлось бы общаться с какими-нибудь идиотами и делать так, чтобы сразу зауважали и в дальнейшем не беспокоили. Евгений не сомневался, что для него это трудности не составило бы. Но хлопотно ведь! А здесь можно даже подремать до прихода полицейского начальства. Со спокойной совестью, уж она-то его совершенно не мучает. Он, действительно, закрыл глаза и через короткое время задремал, не обращая внимания на шум и крики в соседних камерах. До их обитателей ему абсолютно не было дела.

Местные следователи не очень спешили, и Евгению удалось проспать целых три часа до той минуты, когда его разбудило звяканье ключа о решетку. За ним явился не тот сержант, что доставил его в полицию, а совершенно другой полицейский чин, впрочем практически ничем не отличавшийся от предыдущего. По крайней мере с таким же, совершенно бараньим выражением лица. Этакий тупоголовый обалдуй, который кроме службы и уставов ничего не знает и знать не желает. Евгений, поняв, что сейчас его заберут из временного пристанища, поднялся с койки, сделал конвоиру успокаивающий знак, дескать, сейчас, одну минуточку, и умылся ледяной горной водой, что сразу прогнало остатки сна. Вот интересно, на новом месте, так сказать, ему абсолютно ничего не приснилось! То ли он так уж был спокоен за свою судьбу, то ли нервная система у него была очень крепкой, но Миронов действительно, несмотря на всю необычность обстановки и ситуации, спал сном младенца. Разве что пузыри не пускал.

Наручники опять оказались на запястьях, но, как и в первый раз, не за спиной, а впереди, словно напоказ. Значит, порядки у них здесь такие.

Они вышли из тюремного коридора, за спиной, лязгнув, закрылась дверь. Придется ли еще увидеть «нумеро дьесисьете»? Или сейчас повезут куда-нибудь в другое место? Жаль, если оно будет менее комфортным, чем эта камера.

Но его никуда не повезли. Поднялись по лестнице из подвала, и конвоир, придерживая Миронова за локоть, повел его по коридору в глубь здания. Снующие люди, двери кабинетов. Интересно, у них что, очень высокий уровень преступности, раз он наблюдает такую бурную активность в полицейском управлении? Помнится, в отделениях советской милиции тамошний народ так активно не бегал по коридорам. Местный стиль работы?

Конвоир остановил Евгения перед очередной дверью и постучал в нее костяшкой согнутого пальца. Изнутри послышался невнятный ответ, и они вошли. Помещение можно было бы назвать «комнатой для допросов». На стене – большое зеркало, вероятно, прозрачное с другой стороны, чтобы можно было незаметно наблюдать за действиями допрашиваемого. Такие зеркала Миронов помнил по американским боевикам. Посередине комнаты – стол со стулом, а перед ним круглый табурет, и он, да, точно, привинчен к полу! Это, чтобы допрашиваемый следователя в порыве откровения внезапно по башке не изумил. А за столом – приятного вида мужчина в строгом темном костюме, белой рубашке и при галстуке. Его так и тянет назвать джентльменом. Не похож он что-то на перуанца.

Джентльмен, не слушая доклада конвоира, жестом предложил Евгению сесть на табурет и так же, без слов, велел полицейскому снять с арестованного наручники. Оба повиновались. Но этим пантомима не закончилась. Джентльмен с видимым неудовольствием глянул на застывшего у двери конвоира и мотнул головой в сторону двери. Полицейский попался понятливый, молча повернулся и испарился.

А незнакомец принялся перебирать бумаги у себя на столе. Среди них Евгений заметил и свой паспорт. Что же, будем разбираться в случившемся недоразумении.

Окно в кабинете имелось, но стекло в нем было матовым, так что полюбоваться видом из полицейского управления на улицы города Уачо не пришлось.

Джентльмен наконец оторвался от бумаг и, обезоруживающе улыбнувшись, обратился к Миронову по-испански:

– Ну, здравствуйте, сеньор де Куэльяр!

Евгений решил не отвечать на приветствие, тем более что фамилия у него была совсем другая.

Следователь улыбнулся еще шире.

– Не хотите разговаривать? Очень жаль! А все-таки придется. Хотя бы для того, чтобы разрешить возникшие между нашими ведомствами, скажем так, противоречия. Вам ведь известно, кто я и какую организацию представляю?

Евгений все-таки разлепил губы:

– Не имею чести.

Во взгляде незнакомца при звуках речи возникло явственное чувство удивления, но он сдержал себя.

– Как же, как же, вы ведь теперь, – он заглянул в бумаги, – Петр Свиридов, подданный Советского Союза, техник по эксплуатации советских вертолетов. Я ничего не забыл?

– Нет, – качнул головой Евгений, – все правильно.

– Тогда позвольте и мне представиться, – шутовски наклонил голову собеседник. – Джеймс Арчибалд Стивенсон, координатор Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов Америки в республике Перу.

– Ух, ты! – не сдержал удивленного восклицания Евгений.

– Да, да, уважаемый сеньор-товарищ де Куэльяр-Свиридов. Именно – «ух ты!». Можете теперь представить, насколько важным кажется наш сегодняшний разговор моему начальству, если к вам прислали не какого-нибудь рядового агента, а – меня! Но вы, насколько я помню, тоже не последний человек у себя в разведке?

– Где, простите? – сделал вид, что не понял, Евгений.

– В разведке, в вашей аргентинской разведке! – проявил нетерпение Стивенсон.

На миг происходящее утратило для Миронова реальность. Бред какой-то, как в сталинские времена, когда людей обвиняли в принадлежности к самым экзотическим зарубежным разведкам, а те, чтобы их не мучили, сознавались во всем. Он сознаваться ни в чем не собирается!

– Ничего не понимаю, – честно сказал Евгений. – Какая аргентинская разведка? Вы что-то путаете.

Улыбка медленно сползла с лица американца.

– Бросьте, сеньор де Куэльяр! Вам, серьезному человеку, не к лицу такие дешевые игры! И, кстати, прекратите ломать язык, подделывая русский акцент, у вас это плохо получается! Нье так ли, товарьищ Свиридофф?

Последнюю фразу он произнес на чудовищном русском языке. Миронов даже рассмеялся и ответил тоже по-русски:

– Это у вас, мистер Стивенсон, плохо получается! Не ломайте язык, продолжайте говорить по-испански. Его я вполне понимаю.

Американец даже обиделся.

– Наши преподаватели уверяли, что у меня неплохое произношение, почти московское!

– Они вам льстили, – доверительно понизил голос почти до шепота Евгений. – В Москве вас задержал бы первый постовой милиционер. – Помолчал и не без яда добавил: – Или бдительные граждане. У нас не любят американских шпионов.

Стивенсон проглотил пилюлю с кислой миной, но от своего не отступил:

– Так вы продолжаете утверждать, что не являетесь Хорхе Рамоном де Куэльяром, подданным Аргентины?

– Ни в коей мере, – покачал головой Миронов. – Я Петр Ильич Свиридов, подданный Советского Союза, что ясно следует из лежащего перед вами моего загранпаспорта.

– Вы говорите об этой дешевой подделке? – небрежно, двумя пальцами поднял американец краснокожую книжечку. – Наши специалисты в два счета установят, что это – фальшивка, переданная вам КГБ для беспрепятственного бегства из страны. Мы прижгли вам пятки, де Куэльяр, вот вы и кинулись в бега! Ну, ведь так?

Евгений был само хладнокровие. Он понимал, что по инструкции немедленно должен прекратить этот разговор, не отвечать ни на какие вопросы, в крайнем случае, вопить: «Провокация!» и непреклонно требовать приезда представителя советского посольства. Но какой-то веселый чертик прыгал у него внутри и подталкивал: «Поиграй! Поиграй с этим придурком еще немного! Разозли его!».

Поэтому он опять усмехнулся и сказал:

– Послушайте, мистер Стивенсон! Ваше управление, в вашем лице лично, село в лужу. Уж не знаю, кто такой этот де Куэльяр и что он натворил, но вам здорово не повезло. Я действительно Петр Свиридов и кроме всего прочего, у меня сегодня – день рождения. Можете свериться с паспортом. А вы и ваши тупые полицейские помешали нам с друзьями отметить этот день, как следует. Что за черт? Я напишу жалобу вашему руководству, и вас выгонят с работы без выходного пособия! Кстати, что с моими друзьями, куда вы их дели? Тоже вот так их допрашиваете, обвиняя в уругвайском, парагвайском или каком-то еще шпионаже? Я вам ответственно заявляю, что посольство Советского Союза не оставит этот инцидент без последствий!

Американца Евгений, кажется, все-таки допек. Тот только что зелеными пятнами по лицу не пошел. Рывком ослабил узел галстука, схватил со стола стакан с водой и жадными глотками его выхлебал. В общем, потерял лицо. «Как бы удар его не хватил, болезного», – озабоченно подумал Миронов. И сказал примиряющее:

– Ну не нервничайте вы так! Промашка вышла, с кем не бывает! Угостите лучше сигаретой. Страсть как курить хочется, а ваши помощники все у меня отобрали.

Стивенсону наконец-то удалось взять себя в руки. Он достал из кармана большой клетчатый платок, вытер вспотевший лоб и отправил платок на место. А вместо него вытащил пачку «Честерфилда» и большую блестящую зажигалку. Все это он положил на край стола перед Мироновым. Евгений, ничтоже сумняшеся, выудил сигарету из пачки, со щелчком откинул крышку зажигалки, крутнул колесико. Затянулся и сказал:

– Что за дрянная у вас зажигалочка? Зарплата маленькая, ничего лучше купить не можете?

– Вы не зарывайтесь, де Куэльяр, – ворчливо ответил американец. – Можно подумать вы не видите, что это – настоящая «Зиппо» и стоит она достаточно дорого. Гарантия – на всю жизнь.

– Опять вы меня этим де Куэльяром кличете! – поморщился Евгений. – Не надоело? А насчет зажигалки… Лучшие в мире, насколько мне известно, производятся в Австрии. Из бензиновых, разумеется. Там производство не менялось еще со времен войны. Так вот, трофейные до сих пор работают, и никто на них не жалуется. Это вы, американцы, считаете, что у вас все – самое лучшее. Даже тараканы – самые большие. А вот сигареты – да, неплохие, тут я с вами спорить не стану.

Он действительно наслаждался «честерфильдиной». Еще бы, столько времени не курить. И еще с удивлением понимал, что говорит по-испански если и не совсем свободно, то достаточно бегло. Преподаватель в Георгиевском отделении СОБ свой хлеб ел не даром. И чтение литературы на языке без словаря наверняка помогало. Языковая среда, что поделаешь! Попав в нее, любой через какое-то время заговорит безо всяких учебников и учителей. Если, конечно, не упрям, как осел, и не питает природной ненависти ко всему иностранному, чужеродному. Кажется, ученые называют это ксенофобией.

– Так что с моими товарищами? – продолжал Евгений. – Куда вы их упекли? Можете мне поверить: они такие же честные инженеры, как и я. Разве что язык похуже знают. Но у меня с детства склонность к языкам, природа не поскупилась. Эх, надо было мне в свое время в иняз идти! Нет, черт меня дернул в технический институт податься. А теперь вот сижу, слушаю ваш бред и гадаю, успею сегодня выпить в честь своего дня рождения или вы меня до завтра промурыжите?

– С вашими товарищами все в порядке, – нехотя признался Стивенсон. – Домой их, конечно, не отпустили, но и в камеру, как вас, запихивать не стали. Они сидят в соседнем кабинете и дожидаются представителя посольства. Мы же с вами ждем совершенно другого человека, после встречи с которым вы прекратите этот дурацкий спектакль и мы наконец сможем поговорить серьезно.

Евгений не нашелся, что ответить, пожал плечами и позычил еще одну сигарету из американской пачки. «Кого это, интересно, ЦРУшник дожидается, кого они сюда могут привезти? – думал он, стряхивая пепел прямо на пол. – Члена группы Германа? Вряд ли. Ну, тогда родную маму из Ставрополя, которая с порога кинется сыночку на шею и запричитает: «Женечка, родимый, скажи этим супостатам все, что они хотят! И тогда тебя отпустят!» Он представил себе эту картину и чуть не прослезился от умиления. Да, хорошо бы сейчас с мамой повидаться… Не в такой, конечно, обстановке и не с этим уродом за столом напротив. Но нет, мамочка родная далеко сейчас и уверена, что сынок ее драгоценный просиживает штаны в одном из московских штабов. Вот бы она удивилась, узнав, где Женечка-Женюрочка в данный момент находится. Удивилась и испугалась. А чего бояться? Не посмеет эта американская скотина ее любимому сыночку бо-бо сделать. Здесь хоть и фронт, но тайный, прямо так, не удостоверившись, не принято человеков пытать и расстреливать. Хотя, конечно, всякое случается…

Они сидели молча, изредка постреливая друг в друга взглядами еще минут двадцать. Миронов откровенно зевал, косился на зеркало с секретом, а Стивенсон опять зарылся в бумажки на столе и перебирал их без какой-либо понятной постороннему системы. Свои, шпионские дела, наверное.

В дверь резко постучали, и Евгений чуть не подпрыгнул на табуретке от неожиданности. Смотри-ка, все же нервничает… Вошел давешний конвоир, подобострастно наклонился к уху американца и что-то ему пошептал. Лицо Стивенсона просветлело, он кивнул полицейскому, а когда тот вышел, весело потер ладони.

– Вот мы и дождались момента истины, сеньор де Куэльяр! Сейчас все выяснится!

Евгений несколько напрягся, но успел стырить еще парочку американских сигарет – в заначку. Мало ли как события обернутся. Хотел забрать и зажигалку, но передумал. Ну, не тяните, давайте ваш козырь из рукава! Кто там, за дверью?

Появившийся человек разочаровал его. Это был розовый толстячок в салатного цвета полотняном костюме и белой шляпе, очень похожей на детскую панамку. Щекастая физиономия его лоснилась от пота, а на курносом носике висели маленькие круглые очки а-ля Джон Леннон. Довольно колоритная персона, отметил про себя Миронов, но незнакомая. И почему Стивенсон на него надежды возлагал?

Толстячок с порога завопил по-английски:

– Где, где он? Где этот мерзавец, этот негодяй? Я убью его собственными руками! Дайте его мне, дайте!

Координатор ЦРУ в республике Перу поднялся ему навстречу, успокаивающе стиснул за плечи, заворковал:

– Успокойтесь, Генри, успокойтесь! Все ваши тревоги позади! Мы его поймали! Вот, смотрите! – и он театральным жестом указал на недоумевающего Миронова.

Толстячок резво подскочил к сидящему, вгляделся в него, замер, стащил с носа очки, протер носовым платком, опять водрузил их на нос, еще раз впился взглядом в лицо Евгения. А потом медленно распрямился и обернулся к Стивенсону.

– Я… я не понимаю… Джим, это что, шутка?

– Какая шутка?! Перед вами – резидент аргентинской разведки Хорхе Рамон де Куэльяр собственной персоной! А по фальшивому паспорту – русский инженер Петр Свиридов. Задержан местной полицией при попытке бегства, согласно разосланной нами…

Новоприбывший Генри вялой походкой подошел к столу, налил из бутыли воды в стакан и неторопливо выпил. Потом промокнул губы все тем же носовым платком и только тогда заговорил.

– Я не хочу вас обидеть, Джим, но, по-моему, вы – идиот. Такой же идиот, как и местные полицейские, задержавшие этого человека. Может быть, он и резидент какой-нибудь разведки, но уж точно не де Куэльяр.

– Как? – в растерянности возопил Стивенсон. – Вы уверены, Генри?

– Абсолютно, – с каким-то даже отрешенным спокойствием сказал толстяк. – Хорхе Рамона де Куэльяра я знаю уже пять лет, чуть меньше, чем вас. Так что ошибиться не могу. Похож, не спорю, даже очень похож. Но – не он.

Стивенсон застонал, рухнул на стул и обхватил голову руками. Евгений наблюдал за ним с нескрываемым злорадством. Но пока молчал.

– Вы что, правда, русский? – обратился к нему на испанском языке толстый Генри.

– Самый настоящий, – кивнул Миронов.

– Этот ненормальный вас пытал, бил, когда допрашивал?

– Не буду врать – даже пальцем не тронул. Психически на меня давил, уверяя, что я и есть этот ваш, как его… де Куэльяр.

– А как вы вообще сюда попали? – заинтересовался американец.

Евгений решил, что заначка ему все же не понадобится и достал одну из сигарет.

– Понимаете, – проникновенно начал он. – У меня сегодня день рождения. Не верите – посмотрите в моем паспорте, он на столе валяется. Вот мы и решили с двумя друзьями по этому поводу посидеть в небольшом ресторанчике, отметить. Ехали себе спокойно, ничего не нарушая, как вдруг нас останавливает полиция, без объяснений запихивает в свою машину, привозит сюда и швыряет в камеру. А потом, несколько часов спустя, меня приводят вот к нему, – он кивнул на координатора ЦРУ, все еще погруженного в скорбь, – и начинают уверять, что я аргентинский шпион. Ну, ерунда ведь какая-то! У нас только в сталинские времена такое могло происходить.

– Н-да, незадача, – американец потеребил свой тройной подбородок.

А Евгений решил еще чуть-чуть накалить обстановку. Он чувствовал, что играет правильно, и обстоятельства складываются в его пользу.

– Представляете, какой теперь скандал разразится? Газетчики трубить будут по всему миру: ЦРУ устроило охоту на русских инженеров!

Генри внезапно схватил Миронова за плечо и уставился ему в глаза сквозь стекла своих круглых очечков. И взгляд его Евгению очень не понравился.

– Откуда вы знаете про ЦРУ?

– От него, сам представился, мол, координатор ЦРУ в республике Перу Джеймс Стивенсон.

Толстяк в ярости обернулся к коллеге.

– Джим, я ошибался! Вы не идиот, вы – преступник! Вас судить надо! И закатать в тюрьму пожизненно, в одиночку, чтобы не смогли никому ничего сболтнуть!

Стивенсон в ответ только глухо застонал.

– Ну, так что делать будем, господа хорошие? – вопросил Евгений.

Он чувствовал себя почти хозяином положения. Хотя, если призадуматься, эти «господа хорошие» сейчас, чтобы скрыть свой прокол, могут обвинить его в чем угодно: от шпионажа, до мелкого воровства в местной галантерейной лавочке. И пусть потом удастся доказать, что все это – клевета, перед родными органами советский инженер не отмоется уже никогда. Первым же рейсом отправят в Союз, и станет он невыездным настолько, что даже в Болгарию, на Золотые пески не выпустят. Это, конечно, в том случае, если бы он в действительности был инженером-вертолетчиком Петром Свиридовым. Но для американцев он-то таковым и являлся! Так что изо всех сил давить на ЦРУшников сейчас не стоило. А если вот такой вариант попробовать?..

– Послушайте, Стивенсон, вы и вправду вызвали сюда представителя нашего посольства? – обратился он к координатору проколовшейся организации.

Тот поднял на него непонимающий взгляд, и Миронову пришлось пояснить:

– Ну, в советское посольство вы сообщили о нашем задержании?

– Н-нет, – покачал тот головой. – Этого мы еще не успели сделать.

– Отлично, – с облегчением вздохнул «Свиридов». – Как я понимаю, претензий ни ко мне, ни к моим спутникам вы больше не имеете?

– Нет, абсолютно никаких, – кивнул Генри. – Нам теперь надо думать, как выйти из этого дурацкого положения с наименьшими потерями.

– Отлично! Вот что я вам предлагаю. Сейчас вы тихо и спокойно выпускаете меня и моих друзей, сажаете в наш автомобиль и машете нам вслед ручкой. А мы продолжаем нашу поездку и не сообщаем своему руководству о произошедшем недоразумении. Вы же должны знать наши порядки? Начнется расследование… Оно нам надо? Вы же решайте сами, сообщать вашему начальству об этой досадной ошибке или нет. Хотите совет? Я бы не стал. Что в вашем, что в нашем руководстве дураков хватает. Так зачем их радовать и добровольно подставлять свою шею? Если и вы, и мы будем держать языки за зубами, все обойдется. Тем более что моим товарищам осталось работать в Перу всего по месяцу, можно надеяться, что они не проболтаются.

– А вы? – живо перебил его Стивенсон. – Вы будете молчать?

– Я же сказал, – огрызнулся Евгений, – что мне неприятности ни к чему! Я приехал сюда заработать денег, и я их заработаю! Главное – чтобы вы не болтали. Ну, как мое предложение?

Американцы, казалось, были в замешательстве. С одной стороны, служебный долг. Они обязаны доложить о глупейшем происшествии. И неизбежно получить нагоняй от начальства. А с другой стороны, этот неглупый русский предлагает хорошую сделку. Ему самому не нужны неприятности, нравы русских общеизвестны. В ГУЛАГ, конечно, не загонят, но и по головке не погладят. Следовательно, он будет молчать. Другой вопрос, можно ли ему доверять? Никуда не денешься, если согласиться на его план, то придется. Остается проблема взаимного доверия американцев. Джеймс и Генри испытующе смотрели друг на друга. Первым решился Стивенсон.

– Послушайте, Генри, вам не кажется, что в словах этого русского есть рациональное зерно? – промолвил он и впервые за все время закурил.

Толстяк тоже, было, потянулся за сигаретой, но потом отдернул руку. Курить он недавно бросил, что ли?

– То, что он предлагает, – разумно. И я склонен ему довериться. Но как быть с вами? В конце концов, прокол ваш, и ответите за него вы.

– Генри, Генри, – взмахнул сигаретой Стивенсон. – Давайте будем реалистами! Отвечать придется обоим. Ладно, ладно, пусть мне – в большей степени. Но ведь и вам не пряники дарить станут! А тут есть возможность сделать хорошую мину при плохой игре. Так надо ею воспользоваться! Ну, что, соглашаемся?

– Ах, Джим, вы меня уговариваете, как девочку-школьницу. Ну, конечно, будем соглашаться. Этот русский – не дурак, и будем надеяться, что он не проболтается. Но учтите, за вами хороший обед, когда мы вернемся в Вашингтон, в ресторане, который я укажу. Договорились?

– Договорились! – обрадовался Стивенсон. – Значит, начальству – ни слова? А если что-то просочится, всегда можно свалить вину на местных дураков-полицейских, дескать, проявили рвение, схватили похожего на де Куэльяра человека, но мы приехали и во всем разобрались. Ведь так?

– Абсолютно верно! – подтвердил Генри с самым честным выражением лица. Но Миронов мог поклясться, что Джеймс одним обедом не отделается. Теперь он наверняка будет у Генри на крючке. Но это уже их проблемы, ему до взаимоотношений американских шпионов нет никакого дела.

– Ну что, господа, вы решили, как поступить? – спросил он. Было страстное желание слупить с этих господ еще что-нибудь, хотя бы денег – в возмещение морального ущерба, но он сдержал себя. Не надо зарываться, он выходит сухим из этой передряги, товарищей тоже вытягивает, да еще и… Может быть, инцидент этот потом, много позже можно будет использовать против двух ЦРУшников, а то и завербовать их, шантажируя тем, что они упустили советского разведчика. Но опять же не ему об этом судить, пусть у начальства голова болит.

– Да, мистер Свиридов, – согласился Стивенсон. – Мы считаем, что вас можно отпустить за недоказанностью вашей подрывной деятельности в республике Перу.

Успокоившись и поняв, что теперь ему ничего не грозит, координатор ЦРУ обрел прежние высокомерие и наглость. Евгений чуть не выругался вслух. Ах ты, зараза американская! Только что чуть не рыдал, а теперь – «за недоказанностью»! Ну, я тебе покажу!

– Отлично! В таком случае попрошу привести сюда моих друзей и проводить нас до машины. И чтобы никаких наручников! Кстати, верните все, что вы у нас отобрали!

Затем он сгреб со стола пачку с оставшимися сигаретами, прихватив и «Зиппо» Стивенсона. А в ответ на недоуменный взгляд владельца зажигалки, заявил ему:

– Пусть этот маленький сувенир останется у меня на память о нашей приятной беседе!

Про себя же подумал: «Это тебе, гад, за “подрывную деятельность”! В счет репараций и контрибуций!».

И координатор не нашелся, что ответить нахальному русскому. Толстяк Генри же, оценив юмор ситуации, довольно расхохотался и, хлопнув по плечу растерянного Стивенсона, сказал:

– Вот так-то, Джим! Русским палец в рот не клади! Скажите спасибо, что он не потребовал на память ваш служебный пистолет!

Джеймс Стивенсон в ответ лишь криво усмехнулся, косясь на карман Евгения, в котором скрылась его драгоценная «Зиппо».

А потом Миронову пришлось пережить настоящую истерику своих «клиентов» и одновременно товарищей по несчастью. Василия и Степана привели к машине сразу же вслед за Евгением, испуганных, бледных и молчаливых. Они без возражений забрались в «крайслер» и тихо сидели сзади, до тех пор, пока машина не выехала за пределы городка Уачо. Только после этого начались вопли и жалобы. Разумеется, в основном вопил Степа, а его коллега лишь сопел и порой издавал матерные междометия.

Минут пять Евгений выслушивал ахинею, которую нес говорливый Степан о том, в какое дерьмо они вляпались, да как теперь в жизнь не отмоются, да как их чуть не завербовали американцы, да какого черта они связались с таким неумехой, как Петр. Ну и тому подобное. Наконец вопли ему надоели, а, кроме того, достало то и дело повторяющееся слово «неумеха» в его адрес. Он резко ударил по тормозам, так, что пассажиров рвануло вперед и немного приложило о спинку переднего сидения, заглушил двигатель и развернулся к «клиентам».

– Все сказал? – процедил он, угрожающе глядя прямо в глаза Степану. – А теперь слушай меня! Ничего не случилось! Ты понял? Ни-че-го! Остановили полицейские, проверили документы, убедились, что мы не преступники – и отпустили. Тебя что, били, пытали, действительно вербовали, как ты утверждаешь? Ну, говори, козел! – И для убедительности взял нервного специалиста за грудки.

Тот, естественно, испугался и отрицательно затряс головой.

– Тогда сиди и не вякай! – Евгений разжал пальцы на рубашке Степана. – В Союзе в ментовку ни разу не попадал, что ли? Все нормально, все в порядке, продолжаем путешествие. У нас впереди еще ресторан. – И добавил, чтобы немного смягчить возникшее напряжение: – За мой счет, разумеется.

Последнее Степе очень понравилось, но, на всякий случай, Евгений велел ему закрыть рот и не мешать вести машину до самого конца пути.

– К тебе это тоже относится, – заметил он Василию.

– Да я и так молчу, – резонно ответил тот. Матерные междометия и впрямь прекратились.

Остаток пути прошел абсолютно спокойно. Полицейские машины, если и попадались, внимания на зеленый «крайслер», мирно ползущий с дозволенной скоростью, не обращали. То ли получили соответствующие указания, то ли охота на резидента аргентинской разведки сеньора Хорхе Рамона де Куэльяра уже была прекращена. «Клиенты» на заднем сидении помалкивали, лишь один раз попросили остановиться, чтобы справить малую нужду. А так все было мирно и тихо. Евгений благополучно добил трофейную пачку «Честерфилда». Американская зажигалка работала безотказно, и Миронов решил, что об этом «сувенире» он Герману не расскажет. Обо всем остальном – разумеется, с мельчайшими подробностями. Молчать обещал инженер Петр Свиридов, а не оперативный работник Евгений Миронов. Но про зажигалочку – ни слова. Пусть останется на память о первой операции.

В общем, до Уармойа добрались без приключений, хотя и с приличным опозданием, когда уже вечерело. Условленный ресторан нашли безо всяких затруднений, и свободные столики на открытой к морю веранде имелись. Но вместо праздничного обеда пришлось заказывать ужин. Глянув на цены в меню и соотнеся их с пачкой купюр, имевшихся у него в кармане, Евгений решил, что можно позволить себе расслабиться и велел Степану и Василию не стесняться в выборе блюд. Мельком, правда, пожалел, что не слупил с американцев сколько-нибудь денег. Но и тех, что у него имелось, хватало в достатке. И он утешил себя поговоркой насчет фраера и его жадности.

Вечер был прекрасный. Солнце закатывалось за горизонт, разбиваясь лучами о бегущие к берегу волны, по огненно-желтому небу медленно ползли кирпичные тучки, с океана дул освежающий, особенно приятный после дневной жары, ветерок, слегка пахнувший солью и водорослями. В общем, опять чувствовалось, что жизнь удается. Первый этап порученного ему задания он выполнил и, как ему казалось, с блеском вышел из возникшего затруднения. О дальнейшем пока задумываться не стоило. Появится связной, тогда он и будет действовать, исходя из полученных инструкций. А пока… Эй, официант! Скоро там наш заказ будет готов?

Поужинать они успели. Евгений даже разрешил «клиентам» немного выпить, чтобы снять напряжение этого длинного дня. Те посоветовались между собой и затребовали «писко» – местную виноградную водку, очень дорогую и считающуюся здесь изысканным напитком. Сам Миронов спиртное употреблять не стал, но, понюхав, решил, что похожа эта «писко» на обычный виноградный самогон, простую грузинскую чачу. Эвакуируемые инженеры же выпили по стопке с удовольствием, хотели еще, но Евгений сказал, что «хорошенького понемножку» и предложил «отполировать» пивом. «Клиенты» согласились. А куда им было деваться? За все ведь платил их сопровождающий…

Связной появился, когда совсем уже стемнело, ночь стала прохладной, и впору было действительно принять на грудь чего-нибудь горячительного, чтобы не продрогнуть. Невысокий худощавый мужчина с резкими, словно вырезанными из дерева чертами лица, в сандалиях, простых брюках и белой рубашке навыпуск, подсел к их столику как бы ненароком и почти сразу сказал пароль. Евгений, ожидавший чего-то подобного, не удивился, произнес отзыв, после чего оказалось, что его путешествие на север страны закончено. «Клиентов» связной забирает с собой, а для него снят номер в отеле неподалеку от ресторана. Вот ключ. Он переночует и с рассветом отправится обратно, в Лиму. Деньги у него остались? Хорошо, вот еще немного, ведь придется заправлять машину в дороге. Кстати, автомобиль нужно будет оставить на том самом месте, откуда он его взял. Ключ – в замке. Пусть подождет рядом, его подберут. Все. Аста ла виста!