Текст книги "Поход Армии Проклятых"

Сославшись на заботы, после ужина Сорген отправился к своим наемникам, которые по причине малочисленности не участвовали в «параде». Лениво развалясь на лежанках в полузаброшенной и грязноватой казарме, они коротали время за игрой в палочки и кости. Те, кто наигрался или лишился слишком большой суммы, штопали одежду, начищали амуницию или точили оружие. Некоторых не было на месте: они уже отправились в кабаки и бордели.

Сорген объявил, что выступление назавтра отменяется в силу неготовности местного войска к походу.

– Скорее всего, мы двинемся не ранее, чем через три дня. Дорога будет долгой и опасной, вдали от разных благ цивилизации вроде крыши над головой, вина и женщин. Посему я выдаю вам крупные суммы, чтобы вы как следует погуляли. Используйте выпавшие вам лишние три дня с толком, а то потом вспомнить нечего будет. Только смотрите – поменьше драк и никаких убийств!

Один из солдат, рядом с которыми лежала груда выигранных палочек, спросил:

– А что будет по ту сторону Барьерных гор, хозяин?

Сорген добродушно усмехнулся. Его люди – настоящие воины. Они мысленно уже преодолели эти горы, которых боятся все остальные!

– Там живут люди на двух ногах, с двумя руками и одной головой каждый. У женщин все на месте, а вино тоже кружит голову и вселяет в сердце радость, так что волноваться не о чем.

– А чего там ценится из того, что дешево у нас? – спросил еще один наемник, человек с простодушным лицом. Насколько знал Сорген, он постоянно чем-то торговал и за это получил прозвище «Купец». Задумавшись и почесав лоб, колдун пожевал губами.

– Ну, не знаю. Быть может, там совсем другой фасон одежд… Или нефрит: здесь из него возводят дома, а там украшают жилища только изрядных богачей.

Оставив возбужденно галдящих солдат обсуждать возможность крупно заработать на торговле, Сорген ушел. Несмотря ни на что, его вояки тоже не представляют себе четко, во что их ввязывает хозяин. Они собираются торговать! Ладно, не надо их пока разубеждать и говорить о том, что на севере они или смогут безнаказанно грабить, забирая себе все, что пожелают, или превратятся в рабов, которых заковали в цепи после поражения.

*****

Следующие дни протекали довольно-таки скучно. Рогез от темна до темна хлопотал, подготавливая поход, разделываясь с неотложными делами, вылавливая пытавшихся удрать солдат. Соргену волей-неволей приходилось находиться вместе с Хейлой. Большую часть времени они бездельничали, ибо охотиться и просто выезжать за город здесь было если не опасно, то чересчур хлопотно. В самой Рха-Удане не нашлось ничего такого, чтобы заполнить досуг. Поэтому парочка только и делала, что валялась на кровати, иногда предаваясь, весьма лениво, любовным утехам. Единственным развлечением стала казнь, устроенная князем за день до того, как они покинули город. Один из известных дворян, человек, приближенный ко двору, был уличен в шпионаже в пользу одного из самых знаменитых старост-разбойников. Бандиты захватили в плен младшего сына дворянина, которого тот нежно любил, и заставляли платить за его жизнь сведениями о том, что творится в городе и дворце. Другой дворянин случайно стал свидетелем встречи предателя с гонцом бандитов, а потом смог захватить разбойника в плен и приволочь в город на допрос. После этого участь несчастного отца был решена: на площади, при необычайном для Рха-Уданы стечении народа, он был подвергнут тому самому рассечению, о котором рассказывал Лимбул.

Вечером того же дня Сорген наткнулся на Луратена, стоявшего по обыкновению, лицом на северо-запад.

– Зачем ты так делаешь? – спросил колдун неожиданно сам для себя. С самого момента встречи с пордусом, он испытывал к нему необъяснимую жалость, в которой было непросто признаться даже перед самим собой. – Изо дня в день пялишься в небо, вздыхаешь и корчишь гримасы, одна тоскливее другой. Это ведь никогда ничего не изменит! Что, тебе доставляет удовольствие так делать?

– Ваш вопрос лишен смысла, сударь! – печально ответил пордус. – Ведь это все равно, что спрашивать, почему дует ветер и нравится ли ему выть в каменных расщелинах и раскачивать ветви деревьев. Я просто создан таким – с безграничной любовью к своему господину. Она занимает все мои мысли и не оставляет надежды.

– Глупо. Однако, ты ведь идешь с нами в поход?? Мы двинемся на север. А потом, весьма вероятно, встретимся в конце концов с твоим сиятельным князем. Мне кажется, ты заинтересован, чтобы дойти?

– Ах, да! – впервые со времени их знакомства бледное лицо Луратена оживилось и даже окрасилось тенью слабой улыбки. – У меня нет надежды на то, чтобы вернуть себе любовь и расположение хозяина, но я готов отдать все, что угодно, лишь бы еще раз увидеть моего господина!

– Тогда идем. Ты должен получить соответствующее снаряжение, ибо на сей раз волшебные вихри не помогут преодолеть высокие горы. Нам наверняка придется сражаться, так что тебе потребуется оружие… Умеешь обращаться с мечом и щитом?

– Нет! – теперь пордус был объят ужасом. – Я создан для любви и наслаждений, а не для битв!

– Придется учиться, если желаешь хоть издали увидеть Ргола, – покачал головой Сорген, скрывая гримасу отвращения. Надо же, для наслаждений!

– Это будет выше моих сил… Пожалуйста, бросьте меня в море, господин! Так будет лучше для всех – для вас, для меня, для Лучезарного князя!

– Вот уж нет, этого ты от меня не дождешься! – Сорген схватил пордуса за плечо и как следует встряхнул. – Ты должен найти в себе силы измениться. Представь, какое это будет блаженство – снова увидеть Ргола! А вдруг он соскучился по тебе и снова позволит быть рядом?

– Вы так думаете, господин? – глаза Луратена загорелись, щеки покрылись румянцем, но на его исключительно бледном лице это смотрелось, как следы горячки. – Тогда я готов, я согласен. Дайте меч, я стану рубить им головы тех, кто попытается заступить мне дорогу к моему Повелителю!

– Идем!

Порывисто и поспешно Луратен двинулся вслед за Соргеном. Глаза пордуса по-прежнему горели, взгляд блуждал, словно уже сейчас желал увидеть дорогу к обожаемому Рголу.

На плацу, где лениво занимались несколько рха-уданцев и парочка здоровяков-южан, Сорген сунул в руку Луратена тяжелый деревянный меч. Пордус очнулся от мечтаний и уставился на оружие с замешательством и сосредоточением.

– Будем учиться, – твердо сказал Сорген. Он посмотрел, как меч пордуса оттягивает безвольные руки далеко вниз и воскликнул: – Очнись! Очнись наконец! Не давай ему управлять тобой, возьми покрепче и подними повыше! Ты можешь, потому что я видел, какие у тебя сильные руки.

Луратен со вздохом обреченного на смерть преступника устремил меч к небесам – без изящества, но совершенно не напрягаясь.

– Теперь отбивай мой удар. Внимательно! – скомандовал Сорген. Он подхватил другой деревянный меч и медленно нанес косой удар сверху-сбоку. Луратен скривился и выронил оружие из руки, а все присутствовавшие на плацу солдаты немедленно заржали, громко комментируя боевые умения пордуса. Сорген постарался подавить волну гнева, вспыхнувшую в нем. Тщательно сосчитав окна в стене дворца, выходившей на плац, он нагнулся и поднял меч Луратена.

– Ты должен держать его как можно крепче. Когда противник наносит тебе удар мечом, следует подставить свой, но не встык, а чуть наискось, чтобы лезвие врага скользнуло вдоль твоего клинка подальше от тела. Ну, в крайнем случае, можно ставить блок как попало, если твоя сталь хорошая и достаточно прочная. Отбиваешь удар, а потом сам нападаешь на врага во встречном выпаде!

Луратен без всякого стремления к обучению принял меч из рук колдуна.

– Еще раз!

Теперь пордус удержал деревяшку в своих руках и ученик с учителем застыли в нелепой позе со сцепившимися мечами. Внезапно разозлившись, Сорген быстрым финтов поменял направление удара и сильно стукнул Луратена по ключице, а потом прямым выпадом ткнул пордуса в живот тупым концом. Впрочем, искусственный человек лишь слегка поморщился. Солдаты вокруг гоготали; слышались крики, что проще научить собаку петь песню или рыбу – ходить на хвосте по суше. Сорген в ярости повернулся к ним:

– Если кто-то желает остаться на всю жизнь немым, пусть продолжает смеяться; остальным лучше заткнуться!

Солдаты немедленно затихли и стали отворачиваться, с неохотой возвращаясь к своим занятиям. Ухмылки и усмешки не покидали их лиц. Почти все продолжали коситься и подавать друг другу безмолвные знаки с помощью подмигиваний и нахмуривания бровей.

– Теперь ты нападай! Попытайся проткнуть меня мечом, – велел Сорген своему ученику и попытался сосредоточиться. Больше всего ему хотелось превратить всех зрителей в стаю толстых, уродливых жаб, а потом как следует отдубасить тупого неженку Луратена. Встав в оборонительную позицию, он с почти плаксивым выражением лица смотрел на нелепые и бестолковые попытки пордуса достать его мечом. Не надо было даже обороняться – глупое существо безвольно мотало концом меча в локте от живота Соргена или же тыкало куда-то далеко в сторону.

– Ты болван! Недоумок, тупица! – снова взорвался колдун. Зрители опять хихикали, но он перестал обращать на них всякое внимание. С силой грянув меч оземь, Сорген пнул его подальше и затряс руками перед бледным, несчастным лицом Луратена. – Ведь мы же договорились! Я старался ради тебя, но ты не выказываешь никаких попыток помочь. Никакого желания! Наверное, на самом деле тебе плевать, дойдешь ты или нет, увидишь своего господина, или нет.

– Мои страстные желания будут либо благосклонно приняты судьбой, либо растоптаны ею, – промычал пордус.

– Молчи, несчастное создание! – завопил Сорген. Он вырвал из руки пордуса меч и отшвырнул его далеко в сторону. Ухватив Луратена за шиворот, он поволок его прочь с плаца, в сторону казарм.

Наемников там было, как всегда, немного – главным образом те умельцы, которые успели спустить огромное жалование вперед других.

– Эй, здесь ли Дерранио? – спросил колдун почесывающегося Гримала. Тот неспешно встал и, оглядевшись, ответил:

– Нет, хозяин! – в голосе его появились нотки тревоги: – Неужели чего натворил, подлец?

– Нет. Мне нужна его булава, которую он нашел в сумке разбойника из Умарны.

– Хм-мм, – Гримал вразвалочку прошествовал по казарме к одному из топчанов и порылся в лежавших рядом с ним сумках. – Вот она! Куда ж ей деться: в бою от нее толку мало, а тех денег, которых Дерранио за нее просил, ему никто не давал. Я потом ему скажу, что вы взяли.

– Пусть придет ко мне, я ему за нее заплачу.

– Не надо, Мастер!

– Надо. И смотри, передай, иначе тебе худо будет.

– Слушаюсь! – судя по виду, Гримал покорился, но не согласился. Он передал Соргену булаву и удалился в свой угол, что-то бурча и непрестанно почесываясь. Колдун вышел наружу и протянул оружие Луратену, который дожидался его у дверей с совершенно безучастным видом. Краткие мгновения его воодушевления исчезли без следа. Он поглядел на булаву взглядом, лишенным всякого интереса. На медную рукоять с вычурной золотой отделкой был насажен бронзовый шар с шипами и выступами, старыми, наполовину сточенными и сломанными. Рукоять размером чуть более локтя была слегка погнута, из полудюжины рубинов, украшавших когда-то крошечную чашку для защиты кисти, половина отлетела. Только кожаная петля для подвески булавы на руке или на поясе была новой: пордус взял ее двумя пальцами и легко поднял оружие, разглядывая его, как дохлую крысу, с неподдельным отвращением.

– Возьми ее и не вздумай забыть где-нибудь в своей печальной рассеянности. Потом, в горах, когда на тебя кинется какое-нибудь чудовище или вооруженный дикарь, вспомни о том, что в твоих собственных силах пробиться сквозь препятствия навстречу… любви. Может быть, у тебя достанет духа и разумения стукнуть кого по башке этой дубиной. Тут особого умения не надо, только сила – а она у тебя есть.

Стоило Соргену вернуться в свои покои и выпить залпом половину кубка дрянного местного вина, как к нему заявился Рогез. Пропыленный и потный, как проскакавший десяток льюмилов конь, князь ворвался без стука и, заламывая руки, набросился на Соргена.

– Твои солдаты… эти варвары! Эти чудовища! Они ведут себя, словно захватчики! – закричал коротышка.

– Что случилось? – удивленно спросил Сорген и даже отложил персик, который намеревался скушать. – Говори толком, а не стенай, как баба по умершему муженьку.

– А ты не слыхал? Весь город гудит, как растревоженный улей. Моя набережная, моя прелестная нефритовая балюстрада!! Они откололи с нее больше двух сотен шаров, эти негодяи!

– Вот прохвосты! – воскликнул Сорген, пряча улыбку. Схватив Рогеза за плечо, он сжал его и сказал торжественно: – Прости меня, орман, но нельзя их осуждать. Они – как неразумные дети, потому как наверняка провернули эту пакость навеселе. К тому же, тут есть и моя вина, потому как, не подумав, я сообщил им, что на той стороне гор нефрит ценится гораздо дороже, чем тут у вас. Не думал, что они будут такими наглыми – ведь я выдал довольно денег, чтобы купить нефритовых безделушек на базаре… Надо с ними поговорить на этот счет.

– Поговорить? – чуть успокоившийся князь подпрыгнул и затрясся в новом приступе негодования. – Им надо… их надо…

– Что? Что ты хочешь сделать с солдатами, которые будут костяком нашей армии в предстоящем походе? В конце концов, представь мне счет. В моих сундуках осталось еще немного сурахийского золота, я заплачу. Неужели твоим мастерам будет трудно восстановить красоту – а то и сделать все даже лучше?

Недовольно ворча, Рогез согласился, что Сорген в чем-то прав.

– Конечно, негоже лишать себя солдат… Но оставлять такое вопиющее безобразие безнаказанным – это поругание власти! Что станут говорить обо мне в народе? Что можно крушить княжескую собственность и не бояться возмездия? Давай их хотя бы выпорем.

– Сообщи своим подданным, что в наказание за проступки ты лишил всех злодеев мужской силы. Я сейчас отправлюсь в казарму, чтобы провести назидательную беседу, а заодно запру всех там до самого выступления из города, так что они не появятся в публичных домах. Это сразу заметят.

– Да? Хорошая идея, – совершенно успокоившись, Рогез отправился восвояси. Сорген все же съел персик, и только потом снова заявился в казарму, учинив разнос своему войску. Шары отбирать он не стал, зато лишил денег всех тех, у кого они еще оставалось. Несмотря на стенания и покаяния наемников, колдун погрузил их всех в глубокий сон, а потом еще и запечатал двери казармы, чтобы никто не мог ни выйти, ни войти…

Утром их маленькая армия покинула город. Первыми ехали люди Соргена: кто-то провожал их немыми проклятиями, а городские шлюхи – со слезами сочувствия на глазах. Затем следовали шестьсот хмурых и злых рха-уданцев: более, чем сотне вояк удалось скрыться, спрятаться где-то в тайных убежищах, а то и вовсе перейти на сторону деревенских партизан. Замыкали кавалькаду южане во главе с одетой в вызывающий кожаный наряд Хейлой. Потом тащились телеги с припасами, доспехами, кухнями, шатрами. Великий поход на север начался.

Гуннир

За пять дней следования по дороге войско достигло отдаленного форта Западный, стоявшего чуть ли не на границе владений Рогеза. Там располагался небольшой гарнизон, призванный защищать дорогу, которая тянулась с восточного побережья моря Наодима на западное в обход Мирзазе, по северным степям. Не сказать, чтобы путь этот пользовался большой популярностью, однако войска охраняли его вот уже несколько сотен лет, с тех самых пор, как был повержен злой король Раздлаг. Препоны купцам чинили мелкие банды здешних крестьян и изредка забредавшие из степи племена кочевников. Впрочем, схватки были слишком уже редки – гарнизон состоял из зажиревших, превратившихся в ленивых огородников людей, которых солдатами назвать язык не поворачивался. Зависимости от Рогеза там не было почти никакой: в былые времена форты кормились с денег, собираемых с проезжих купцов, а теперь, когда караваны стали редкостью, перешли на самообеспечение.

Следуя традиции, Рогез заплатил обрюзгшему седому старику, толстому и вросшему в древнее кресло, но по-прежнему звавшемуся «сотником». Тот даже имел наглость заявить, что князь должен был платить за каждого человека в своей армии, но Хейла быстренько покрыла лицо старика болезненными прыщами, и тот в испуге заткнулся.

В форте гостил только один купец, а также старый степняк, обработанный солнцем до состояния копченой рыбы. Он приехал в форт продавать соль и поведал Соргену, что все немногочисленные семьи, кочевавшие в окрестной степи, в ужасе бежали прочь, ибо приняли поход трех магов за карательную экспедицию. Рогез налил старикану вина похуже и дал пару монет помельче, за что тот рассказал все, известное ему о Барьерных горах. К удивлению всех слушателей, кочевник с легкостью согласился с возможностью преодолеть Великие горы и поведал, будто знает место, где они дали трещину.

– Большая дырка, большая, – хихикал он. – Огромная, как лоно Первой Матери Кобылиц.

Еще за три золотых старик согласился быть проводником.

Через три дня они добрались до следующего форта, под названием Центральный. Это было такое же зачахшее человеческое поселение, потерявшее понятие о собственном предназначении, как и Западный. Оттуда армия свернула строго на север, покидая приходящий в упадок тракт.

Здешняя степь в это время года больше походила на пустыню. Резкий горячий ветер носил огромные облака пыли, смешанные с клочьями сухой травы. Серая песчаная земля глубоко подавалась под копытами лошадей; телеги двигались особенно медленно и иногда застревали. На склонах кривобоких дюн ютились скопища голых кустов, издалека похожие на скелеты каких-то сказочных животных. С блеклого, почти белого неба сияло солнце, разливающееся яростным сиянием, которое, как слизень, переползало от одного горизонта к другому. Ни одного облачка: лишь рано утром можно было увидеть поспешно уносящиеся на юг белые клочья…

Горы маячили на севере, уже ясно различимые, если только смотреть на них до того, как солнце поднимается над восточным краем степи. Их зазубренная полоса все сильнее и сильнее впивалась в блеклый небосвод. Казалось, там, вдали, очень медленно приподнимается занавес с рваной нижней кромкой. А за занавесом ждет тьма… Ни одна из вершин не блестела ледяной шапкой, так как даже самые выдающиеся не достигали тысячи саженей. Неприступными они считались отнюдь не из-за головокружительных высот. Главное препятствие для путника в Барьерных горах – отвесность и гладкость склонов, а так же волшебные ловушки и чудовища – по крайней мере, именно так гласили легенды, правдивость коих собрались проверить три волшебника.

Приближающиеся горы занимали мысли Соргена совсем недолгое время после того, как армия углубилась в пекло степей. На закате второго дня разведчики сообщили, что увидели чуть в стороне от направления движения одинокого всадника. Это мог быть шпион местных жителей: в том случае, если они посчитали поход колдунов карательной экспедицией, их вожди не обязательно решили бы удирать. Поговорив с Рогезом, Сорген пришел к выводу, что стоит ожидать и западни. Вдруг кочевники пришли в отчаяние и решили, будто бегство ни в коем случае не спасет их от гибели, а потому лучше напасть первыми? Перед лицом опасности обычно враждующие племена могли объединиться и выставить довольно много воинов… В таком случае старик-проводник – на самом деле лазутчик и предатель, призванный завести армию в ловушку.

Рогез, Сорген и Хейла выехали вперед войска, приказывая солдатам остановиться и приготовиться к худшему. После почти полного дневного перехода под палящим солнцем, с минимальной дозой воды, люди и лошади были чрезвычайно измотаны. Казалось, пара-тройка сотен привычных к жаре кочевников сейчас способны одолеть всю армию Черных, если только не брать во внимание магов.

Сорген чувствовал себя вполне сносно, ибо его порция воды была гораздо больше по размерам, чем у простого солдата. Заклинаний против палящего солнца он не знал, а призвать тучи было просто неоткуда – побережье моря Наодима осталось слишком далеко. Поэтому он терпеливо переносил зной в широкополой соломенной шляпе и белом льняном одеянии – рубашке без рукавов и в мешковатых штанах, с сандалиями на босу ногу.

Поднявшись на очередную дюну по осыпающемуся склону, через заросли страдальчески скрюченных стеблей какой-то высушенной зноем травы, колдуны немедленно увидали в пелене дрожащего воздуха далекого всадника. Он стоял в половине льюмила к северо-востоку, на вершине огромного холма с плешью зелени у самого подножия – там блестело крошечное озерцо. В небе кружили вопящие птицы, потревоженные появлением людей; загадочный человек неподвижно, как высеченный из камня, стоял под палящим солнцем.

– Может, это настоящий истукан? – нерешительно спросил Рогез. Сорген быстрым движением отцепил от пояса небольшой мешочек с высушенными соколиными газами и поднес их ко лбу. Прошептав заклинание, он вздрогнул, когда взгляд внезапно обрел нечеловеческую резкость и силу. Малейшим желанием и почти ощутимым напряжением глазных мышц Сорген мог теперь изрядно увеличить дальность взгляда. Крошечное, расплывчатое пятнышко превратилось в маленькую, но четкую фигурку человека в лениво развевающихся черных одеяниях. Он сидел на понуром сером коне с желтой гривой. На голове всадника был надет войлочный колпак, а плечи укутывал плащ с такими длинными полами, что они закрывали вся заднюю половину лошади до самой земли. Сорген снова слегка вздрогнул, когда увидел, что плащ изрядно изношен и местами оборван. Лицо незнакомца было унылое и бледное, так что это был явно не кочевник. Точных его черт разглядеть было невозможно, но у Соргена создалось впечатление, будто незнакомец не блещет красотой, молодостью и весельем. Вернув свой мешочек с глазами сокола обратно на пояс, молодой маг быстро рассказал своим спутникам об увиденном; Рогез тут же с облегчением вздохнул и стер со лба обильный пот. В такой же соломенной шляпе с полями, как у Соргена, князь походил на какого-то добродушного мельника или представителя другой, не менее мирной и незатейливой профессии.

– Ах, в таком случае, все ясно! Следует отменить приготовления к сражению… по крайней мере, на время, ибо этот человек – орман.

– Да? – удивилась Хейла. – И ты знал, что он появится? Кто это?

Заслышав в ее голосе нотки недовольства, Рогез поспешил наклонить голову, чтобы закрыть лицо полями шляпы. Спешно поворачивая коня обратно, он начал бормотать оправдания.

– Да, я знал: он появится. Хотя и не думал, что так скоро – может, у самых гор или даже с той их стороны? А почему не сказал раньше времени? Гм, ради вас самих, ибо это никто иной, как Гуннир по прозвищу Мясник.

– Гуннир?? – воскликнула Хейла. Сорген быстро поглядел на нее и удивился: редко когда он видел, чтобы его подруга так сильно бледнела. Впрочем, на ее смуглом лице бледность выглядела скорее серостью. Прерывисто задышав, женщина некоторое время пыталась совладать с собой, а потом выпалила: – Знай я об этом… сто раз бы подумала, участвовать ли в вашем походе?

– Что тебя так напугало? – искренне удивился Сорген.

– Ты что, до сих пор не слыхал о Гуннире?

– Пару слов. Какой-то зловещий колдун, даже по меркам Черных. Приближенное к Трем Старцам лицо.

– Ага. Точнее – их охотничий пес. Никто, конечно, не знает точно, однако поговаривают, что он расправляется с теми, кто смеет перечить Старцам и идти против Великой Необходимости.

– К нам это не имеет никакого отношения, даже если такие слухи – правда! – проворчал Рогез, но в его голосе тоже слышалось опасение. – Уж мы-то наоборот идем точно в колее Великой Необходимости!

– С чего ты взял? – опять удивился Сорген. – Вдруг Старцы не хотят пока ссориться с Белыми до такой степени?

Хейла громко хмыкнула, а князь сложил губы трубочкой и откинул назад шляпу, чтобы вытереть пот не только со лба, но и с залысины на темечке.

– Ну-у-у, – протянул он нерешительно. – Ты, Сорген, очень способный маг, но еще слишком молодой. Возможно, Старцы просто не хотели сообщать тебе лично и ограничились посредником в виде Ргола и этого его пордуса… Но мы с Хейлой были у них, и Рэмарде без всяких околичностей сказал, что война получает полное благословение всех троих. Так что, Гуннир просто послан нам на помощь. Как ты не понимаешь, Хейла, ведь он очень сильный маг! Иному не справиться с ослушниками, среди которых попадались весьма искушенные в колдовстве люди.

– Да ладно, – проворчала Хейла. – Не надо меня успокаивать – ты же и сам боишься!

– Кто? Я? – воскликнул Рогез, привскакивая на стременах. – Да ни капли!!

– Это только тебе так кажется, – засмеялась женщина и пришпорила коня, чтобы избежать дальнейшего спора.

– Дура-баба! – глухо крикнул ей вослед Рогез и воровато оглянулся. – Я спокоен. Совершенно спокоен.

Их войско продолжило движение, как ни в чем ни бывало, и незадолго до заката Гуннир Мясник нагнал ехавших ближе к голове колонны колдунов. Лица всех украсили натянутые, кислые улыбки.

– Троганес, ормани, – вкрадчиво сказал Гуннир. – Я рад приветствовать вас в этой негостеприимной пустыне, где я провел последние несколько дней почти в полном одиночестве.

– Троганес! – ответил на приветствие Сорген, Рогез же и Хейла ограничились степенными кивками и неразборчивым бормотанием. Гуннир грустно улыбнулся, будто бы привык к такому недружелюбию и давно с ним свыкся. Вот только у Соргена от этой ухмылки прошел мороз по коже. Казалось, кто-то дернул за ниточку и раздвинул мертвые губы трупа, чтобы показать его гнилой оскал.

Гуннир был плотно укутан в свои одежды. Под заколками, скреплявшими плащ на горле и груди, виднелась шнуровка плотной куртки, вокруг шеи был намотан грязный шелковый шарф неопределенного цвета, на ноги были надеты высокие сапоги из тяжелой кожи. Тем не менее, Сорген был готов поклясться, что от Мясника веет холодом, особенно страшным и неуместным в этой жаре.

Лицо Гуннира на самом деле представляло малоприятное зрелище. Бледная, нездоровая кожа сморщилась и образовала на нем складки, похожие на застарелые, бескровные раны. Нос, тонкий и синеватый, как у покойника – будто воткнутое в переносицу лезвие, а губы совершенно бескровны. Из-под низко надвинутой на лоб шапки виднелись белесые брови, изогнутые, почти переломанные посередине. Выпуклые глаза смотрели на собеседника одновременно равнодушно и внимательно. Казалось, еще немного – и они выпрыгнут наружу, чтобы приблизиться к тебе вплотную и разглядеть как следует.

Сорген быстро понял, что столь малопривлекательного человека он, пожалуй, еще не встречал. Смотреть ему в лицо при разговоре было совершенно невозможно, потому как все мысли немедленно теряли стройность и логичность. Они тонули в непонятном страхе, ожидании чего-то непостижимого и ужасного. И в отвращении, ибо вместе с холодом от Мясника исходил тонкий запах гнили. Труп!? – вдруг пронзила Соргена мысль. Наверное, на самом деле Гуннир уже умер и теперь это просто кукла, управляемая волей Старцев, как это происходило со всеми Черными после смерти. Первоначальная уверенность и храбрость стремительно покинули молодого мага, и он стал таким же, как двое остальных. Произнеся еще пару фраз, он поспешил покинуть Гуннира – сослался на то, что давно не проверял, как там его наемники. Рогез и Хейла тоже быстро нашли себе неотложные дела, однако Мясник принял эти явно недружественные проявления на удивление спокойно.

Той ночью Сорген долго не мог уснуть и все ворочался, думая о том, что теперь ему придется неизвестно сколько времени терпеть рядом с собой зловещее присутствие Гуннира. Мало того, некто, похожий на Мясника приснился ему совсем недавно и вел себя отнюдь не ласково. Нет, Сорген не верил в вещие сны, однако сам факт не способствовал душевному равновесию. После ужина он успел переговорить с Рогезом и к своему неприятному удивлению узнал, что Гуннир пока еще жив и здоров.

– Хотя ты далеко не первый, кто спутал его с ходячим мертвецом, – тяжело вздохнул князь и зашептал: – Ты знаешь, я ведь тоже не очень рад видеть его здесь. Хотя, уверяю тебя, бояться нечего! Пусть Гуннир и славится своей непредсказуемостью и жестокостью ко всем без исключения, друзьям и врагам, он не осмелится что-то делать с нами. Ведь мы так нужны сейчас всем – Рголу, Старцам, Великой Необходимости!!

По виду и тону князя Сорген ясно понял, что яростнее всего тот уговаривал самого себя, а не молодого компаньона.

– Если он на самом деле хороший колдун, то это будет большой помощью для нас, – прошептал Сорген.

– Да, да, – кивнул Рогез. – Но, если ты не возражаешь, я хотел бы поспать. День был трудный, и впереди такой же.

Теперь Сорген был уверен, что князь, так же, как он сам, ворочается и не может уснуть – если только не выпил какое-нибудь снадобье. И Хейла тоже: не зря ведь она сказалась больной и осталась в своем шатре, под охраной воинов. Печально вздохнув, Сорген порылся в сундуке и нашел нужную бутылку, из которой капнул в стакан с остатками разведенного водой вина. Залпом выпив, он вскоре погрузился наконец в сон.

*****

Дальнейшее путешествие проходило в еще более унылой и гнетущей атмосфере, чем раньше. С каждым утром подниматься и садиться в седло, предвкушая долгое сидение в нем на жаре и пыли, становилось все труднее. Солдаты жаловались и умирали от солнечных и тепловых ударов. Главным образом, это были рха-уданцы, хотя один из солдат Хейлы тоже погиб от укуса змеи. Это случилось в передовом дозоре и несчастного не успели донести до кого-нибудь из волшебников, чтобы тот смог помочь.

Колдуны предпочитали не разговаривать друг с другом, за исключением самого необходимого минимума. Очевидно, каждому из трех предводителей не хотелось слишком явно игнорировать Гуннира, потому они молчали. Мясник тоже не страдал от недостатка общения, хотя иногда и заводил разговор. Обычно он ограничивался ничего не значащим вопросом и быстро отставал, вот только заговаривать почему-то предпочитал с Соргеном.

– Ты ведь родом из Энгоарда? – спросил он один раз.

– Да, – ответил Сорген как можно более равнодушно. – Только я давно там не был.

– Гнилое белое болото, – также равнодушно сказал Гуннир. – Однако, я люблю посещать его. Там не нужно следить за собой… ну, ты понимаешь меня? Ведь с одной стороны даже лучше, когда вокруг одни явные враги.

– Угу, – мрачно согласился Сорген. – Только в окружении врагов можно слишком быстро загнуться.

– Овцам не укусить волка, – ответил Мясник едва ли не со смехом. В голосе его послышалось презрительное превосходство и холодная безжалостность. – Белым, курчавым овцам не поймать быстрого черного волка.