Текст книги "Тайна Черного моря"

Он улыбнулся одними уголками губ:

– Ты – маленький, запутавшийся человечек. Для меня ты навсегда останешься той вздорной девчонкой из параллельного восьмого «Б».

Марина хотела что-то сказать, но по её лицу текли слезы. Шмыгнув носом, она все же выдавила:

– У попа была собака, он её любил…

Артем устало отпустил весла, и те глубоко ушли в желто-черную воду. Здесь, вдали от берега, волны не пытались швырнуть лодку на камни, а толкали, толкали вдоль суши.

– Надеюсь, ты не врала, – Артем неожиданно притянул к себе сумку девушки, – когда говорила, что не успела привыкнуть к таблеткам.

В глазах Марины отразились волны, Артем, сумочка и испуг.

Брошенные за борт три целлофановые упаковки – две нетронутые, одна наполовину опустошенная – не утонули, но поплыли рядом, вздымаемые и опускаемые волнами, словно родинки на груди спящего человека.

Лодка мерно двигалась к закату, огромному, как будущая жизнь.

Эпизод десятый. На сцене появляется дама

27 июля, среда, 02.30 по московскому времени.

Долиной, зноем опаленной, По грудь в высоком ковыле, ой ковыле, Семен Михайлович Буденный Скакал, скакал на рыжей кобыле…

Алиса томно проводит язычком по пухлой вздернутой верхней губе, повинуясь ритму музыки a-la «городской шансон», обвивает ногой продольный прут псевдоржавой решетки.

Он был во кожаной тужурке, Он был во плисовых штанах, ой да штанах, Он пел народну песню «Мурка» Аж со, аж со слезою на глазах…

Нога у Алисы длинная, стройная, загорелая в солярии, шоколадного цвета. Потом Алиса напрягает широчайшие мышцы спины.

Когда ж дошел до того места, Где Мурка мертвая была, ой да была, Мокрым-мокра его тужурка, Навзрыд, навзрыд рыдает кобыла…

С едва слышным щелчком расстегивается застежка черного кружевного лифчика (двести долларов ценой), и последняя деталь туалета падает к её ногам, обнажая небольшие, упругие груди, смотрящие на мир острыми пумпочками сосков.

Когда же и штаны промокли И плакать не было уж сил, да не было сил, Четыре белых эскадрона Семен, Семен Михалыч зарубил…

Ниже этих заманчивых апельсинчиков, но выше виноградины пупка примостилась термотатуировка храма Спаса-на-Крови (только с подозрительно большим количеством куполов). Купола колышутся, как пьяные.

Эх, мало! Еще два белых эскадрона Семен Михалыч зарубил!!!

Достигнув кульминации, музыка стихает.

И тут же, взамен музыке, врубается лай цепных псов. Слава Богу, в записи. Как утверждает хозяин заведения, клиентам говорить не о чем, поэтому фирма должна сама заботиться, чтоб их уши «не простаивали».

– Какая баба! – восторженно выкрикнул плюгавенький мужичонка за седьмым столиком.

Кореша мужичонки сконфуженно потупили взор. Они-то пока соображали, что находятся в приличном месте.

Завсегдатаи «Крестов» бешено зааплодировали, засвистели, затарахтели ложками по алюминиевым тарелкам. Полный абзац. Отвесив легкий поклон, улыбнувшись и помахав ручкой им на прощание, Алиса собрала разбросанное барахло и неспешно удалилась со сцены за кулисы.

– Нет, ну какая баба! – горячился мужичонка за седьмым столиком.

Его можно было понять – первый день на воле. И богатенькие корефаны решили отметить возвращение братка кардинально. Показать некоторое время отсутствовавшему, как изменились житуха и вольный город Питер. Предъявить самый крутой городской кабак, стилизованный под места не столь отдаленные.

Бдительный вертухай Семенов, по стилю заведения облаченный в форму ВВ с красными погонами, перестает стучать головой не сумевшего расплатиться клиента о стену, украшенную плакатами с автографами групп «Петлюра», «Лесоповал» и «Сектор Газа». Клиент по стене сползает вниз. То-то же. Небось решил (клиент, в смысле), что раз кабак под тюрягу сработан, то можно на двести тыщ «деревянных» покутить. Нет, шалишь. Я ради тебя, засранец, поганить плакат Михаила Круга не стану.

Бдительный вертухай Семенов заступает дорогу собравшемуся войти в элитный ночной бар «Кресты» потрепанному посетителю в мятом плаще, в низко надвинутой на глаза жеваной шляпе. Посетитель этот идет спокойно, уверенно, как к себе домой, но наметанным взглядом Семенов тут же определяет: не наш, не завсегдатай. Поди, похмелиться тянет после запозавчерашнего.

– Папаня, – бесстрастно говорит бдительный страж, – у нас закрыто. Санитарный день.

Папаня поднимает голову, и свет неонок, разноцветно мигающих над входом, освещает его лицо.

– Эй, дед, – вдруг говорит он и оскаливается во весь щербатый рот. – Слухай, я только откинулся с кичи – среди лепил терся. Когда в пульманы баланы чалили, из-за одного шланга богоны покурочил, но это фуфло все. Так мне один делаш на соседней лежке трекал, что у вас тут хавира клевая. Трендел или взаправду?

– А… Ну да, – отвечает цербер, уже несколько сбитый с толку – никак он не ожидал, что этот тип окажется из причисленных. И добавляет зачем-то: – Хавира-то клевая, базара нет, только вход за башли.

Лицо у папани одутловатое, морщинистое, с синеющими на носу прожилками. Ежиком топорщатся жиденькие усики. Однако взгляд устремленных на охранника водянистых глаз нагл, молод, вызывающие неподвижен; так смотрят те, кто имеет право входить, куда им вздумается. В любом, самом секондхэндовском костюме.

– Неужели? – с нескрываемой издевкой осведомляется посетитель и вынимает изжеванную спичку изо рта. Короткими, кривыми, с плохо остриженными ногтями пальцами. – И кто же мздоимец?

– Че? – не понимает Семенов.

– Кто на общаке, толкую, – благодушно поясняет посетитель, поводя спичкой в такт просачивающейся из заведения музыке.

– А… Так, это, касса, то есть общак направо. А гарде… то есть вошебойка налево.

– Спасибо… сынуля.

Посетитель легонько и несколько барственно хлопает охранника по плечу, возвращает спичку на привычное место в пасть и входит внутрь «Крестов».

Семенов поворачивается к не сумевшему расплатиться клиенту. Ах ты, козел…

Под потолком гримерной плавают синие полосы сигаретного дыма, и иногда кажется, что Вилли Токарев, запечатленный на воткнутой под край зеркала фотографии под ручку с Алисой, не удержится и наконец чихнет. Алиса накидывает на плечи черный шелковый пеньюар и, сев у зеркала, принимается смывать грим с лица и термотатуировку с живота.

– Ну, как там толкотня? – лениво любопытствует Виолетта Быстрицкая. (В миру её зовут Таней Куколкиной, и днями работает она каким-то экономистом в какой-то совместной фирме. Выходить ей в следующий номер.)

– Фуфло, а не публика, – столь же лениво откликается Алиса. На сегодня свое она уже оттрубила. Промакивает лицо увлажняющей салфеткой, комкает её и, не глядя, выбрасывает в мусорное ведро у соседнего стола. Попадает. – Ленивые и сонные как мухи… Козлы.

– А они всегда такие, – подает голос из-за отороченного лампочками зеркала Женька Лыкова. – Онанисты хреновы. На голых кралей поглазеть – и больше ничего не надо. Аль, кинь хрычку.

Перед Женькой на гримерном столике ненавистный «Словарь блатного жаргона»: завтра шеф устраивает экзамен.

Алиса достала из сумочки початую пачку «Жерминаль», сунула в щель между зеркалами. Зеркала могучими болтами привинчены к стене. Фиг с ним, что зал – сплошной бетон. У шефа свой бзик насчет стиля. Но уж комнаты для барышень мог бы по-человечески оборудовать.

– Держи.

– Ага, спасибо… Ниче себе, «Жерминаль»! Ну ты косишь, подруга! Шикуешь. Я про такие читала только. В «Совершенно секретно».

– Кручусь понемногу, – невнятно отвечает Алиса. Невнятно – потому что в этот момент бактерицидным полотенцем стирает помаду с губ.

– Ага, как же, – вставляет свое Виолетта/Татьяна. – Как ни крутись, а туфельки твои новенькие не меньше трехсот «бакинских» тянут. На какие шиши? Или туловищем по утрам в «Паласе» подхалтуриваешь?

Под столом Лже-Виолетты размякает и уже начинает попахивать купленная перед работой мороженая камбала. Кельнер, скотина, на просьбу положить в холодильник предложил перепихнуться.

– Да ладно вам, девчата, – миролюбиво говорит Алиса. И вздыхает. – Я ж одна живу, без мужа. Мне много не надо, вот и откладываю помаленьку на то, на се…

– Это точно, – вздыхает в ответ Женька. – С мужиками этими расходы одни, никто работать не хочет. Козлы. Аль, на сигареты. Спасибо. А слыхали, что наш бугор нового удумал? В меню поставит услугу «Шмон». Если кто закажет, мы должны будем этого козла обыскивать и хватать за причинные места.

Алиса скептически хмыкает. Не верит. Вот, например, неделю назад слушок прошел, что начальство настоящих, тех, что на Арсенальной, «Крестов» подало в суд на директора «Крестов» понарошных, а судья в иске отказал – дескать, название это не есть официально зарегистрированное, поэтому Закон об авторских правах тут не действует. Тогда разъяренное начальство пообещало водить сюда своих подопечных, для пущей схожести с прототипом… И что? Липой оказался слушок, самим шефом пущенный в рекламных целях.

– Ладно, – вздыхает в поддержку Женьки Таня-Виолетта и шумно поднимается из-за стола. – Мне на выход. Телеса оголять перед этими… козлами.

– Удачи, – выдыхают в унисон Алиса и Женька Кравцова.

Официантка Люда, ловко обогнув выставленный локоть какого-то хмыря, приближается к почти пустующему столику, задвинутому в угол зала. «Почти» – потому что все же один человек за ним сидит; человек, весьма равнодушный к происходящему на сцене, ибо отсюда ни шиша не видать.

– Пайку вмазать желаете? – без интереса интересуется официантка Люда у скучающего хмыря, кладя привычно на столик меню.

Слова «пайку» и «вмазать» даются ей с трудом. Но что делать – фирменный стиль. Сразу видно, что хмырь – не завсегдатай. Помятый, нечесанный. Даже, вызлунь, плащ и шляпу снять не удосужился.

Обычно новички меню листают с интересом. Здесь тебе и макароны «Джентльмены удачи», и баланда «Из общего бачка», и торт, фаршированный напильниками. Впрочем, новички заказывать подобное не рискуют. Выбирают обычные стейк или осетрину.

– Желаю, – отвечает хмырь. И вперивает в неё взгляд ничего не выражающих, водянистых глаз. – Тоник без джина. Для разгона.

– Не канает. На киче тебе тоник фукать будут, – говорит Люда неприязненно. – Из безалкогольных только коктейль «Чифирь». Шестнадцать кусков.

– Заметано, – нагло ухмыляется хмырь. – А кича без меня пусть побалдеет.

– А вошебойка у нас на выходе, – говорит Люда неприязненно.

– Спасибо, – нагло ухмыляется хмырь. – Буду выходить, обязательно загляну. А ты пока, девонька, мне Алису Витальевну из гримерной позови. Знаешь такую?

За седьмым столиком дошли до кондиции. Празднующий освобождение увлеченно лепит корешам горбатого, как спал с женой начальника зоны. Корешам это до фени, они осоловело шарят глазами по сцене и непринужденно икают.

– Лохмачам с железняками корешаться запрещено, – говорит Люда неприязненно. – И я те не девонька.

– А мы и так с ней кореша, – бесстыдно ухмыляется хмырь. – С Алисой, в смысле. Толкни ей, что по надости. – И роняет между страничками меню зеленую десятку.

Несмотря на банкноту и даже не смотря на банкноту, Люда удаляется.

Алиса окидывает взглядом зал. Ага, вот он. Сидит, как американский ковбой занюханный, закинув ноги на столик, невозмутимо сосет что-то из искусственно «состаренной» алюминиевой кружки с галантно выбитым инвентарным номером. На подиум, где соблазнительно изгибается Татьяна, даже не смотрит. Сосредоточенно водит пальцем-сосиской по строчкам какой-то книжонки, какой именно – издалека не видать. На меня, чуть раздраженно думает она, он тоже не смотрел, что ли?

Подходит к столику в своем отпадном платье (черный бархат, декольте ниже некуда, юбчонка выше некуда, туфельки – те самые, только не за семьсот, а за все штуку сто купленные, скромненький золотой кулончик за штуку девятьсот на шее); ножки – стройные, грудки – упругие, губки – призывные, взоры – томные, прическа – ветер Балтики… А на плече покачивается в такт шагам миниатюрная сумочка питоньей кожи с золотисто бликующим замочком и стальными уголками – страшное оружие в опытных руках. Вот она я, женщина-вамп.

Я – это Катя Куликова, девятнадцать лет, студентка-заочница педагогического факультета Петербургского Университета экономики и финансов, удар левой ногой – триста килограммов на квадратный сантиметр. Я – «спящий агент» Интеллиджент Сервис, позывные «Рыжая». Я – это Анна Туманова, девятнадцать лет, отец эмигрировал в Канаду в девяносто пятом, вожак молодежной банды, анонимный консультант фильма «J.F.K», ничей не агент, удар правой ногой триста сорок килограммов на квадратный сантиметр, кличка «Бешеная». И, наконец, я – Алиса Витальевна Кравцова, некогда агент одного ныне почившего в бозе государства, профессионал, лишенный обязательств перед кем-либо, работающий на того, кто больше заплатит[15]15
  В последние годы – чаще на некоего Господина Доктора.


[Закрыть], уроженка г. Черкассы, высокая рыжая зеленоглазка, исполнительница экзотических танцев в клубе «Кресты», удар головой двести девяносто два фунта на квадратный дюйм, кодовое имя, разумеется, «Лис».

Персонаж с седьмого столика в третий раз собирается пойти заказать «Мурку». Осоловелые корефаны устало повторяют, что звук здесь не «живой». Персонаж настаивает. Ему очень хочется услышать со сцены фразу «Для нашего гостя из солнечного Магадана…»

Алиса брезгливо сталкивает со стола мужские ноги в излишне душистых носках и садится напротив помятого гражданина. Откидывается вальяжно на спинку. Закуривает «Жерминаль». От собственного «зиппера». Гражданин козел даже огонька не предложил. Спрятал книжонку (только теперь она увидела название бестселлера: «Слепой против хромого») в боковой карман плащика и уставился, фраер, своими водянистыми буркалами прямо в глаза, зеленые, как и положено рыжеволосой.

– Ну? – тихо и холодно говорит Алиса.

В этот момент ей по барабану – кто да что. Ее больше волнует, что эта образина портит стиль. Здешнее место – её прикрытие. И чтобы создать себе тут уютное гнездышко, Алиса потратила немало сил. Поэтому любое посягательство на гнездышко вызывает раздражение.

– Вообще-то, это я должен говорить «ну», – тихо и миролюбиво роняет гражданин. – Потому что именно вы, Алиса Витальевна, позвонили мне надысь и предложили работу. Честь имею представиться, – он приподнялся и коснулся указательным пальцем бесформенной тульи своей шляпы: – Василий Полосун, частный детектив. И, пожалуйста, давайте будем говорить на русском языке.

Выскользнув из рукава, легонько стукнула о стол визитная карточка с затрепанными уголками.

«Вот черт», – думает Алиса и, чтобы выиграть время и собраться с мыслями, медленно затягивается и медленно выпускает вверх струйку дыма. Дым попадает в конусный луч лазера и вспыхивает дрожащим зеленым цветом. Что ж он сюда-то приперся, я ж ему на завтра встречу назначила в «Доменикосе»…

– Как вы нашли меня? Ведь я не давала вам своих… – спрашивает она – и осекается.

А внутри растет недовольство собой. Грубо работаешь, Алька. Если пытаешься прикинуться дурочкой, веди себя естественней.

Дорогой длинною, по полю минному, Под скрип колес, с горилкою в ведре…

Лже-Виолетта притягательно движется по подиуму в такт хрипловато-интимному припеву и при этом не забывает бросать мимолетные взоры на шестнадцатый столик, где уединились Алиска и ейный приятель. На её бедре – татуировка восходящего солнца и чайки на его фоне[16]16
  Значение: «Родилась свободной, свободной и умру».


[Закрыть].

С дивчиной гарною, в зубах с цигаркою И с маузером в желтой кобуре!

Нет, приятель на «клиента» не похож. А вот на кого похож, так это на бомжа: потрепанный, жалкий и малоимущий. Но Алиска почему-то смотрит на него почти влюбленно. К их столику подходит официантка Люда, и они на мгновение прерывают разговор. Стало быть, секретничают.

– Что ж, дело понятное, – говорит Василий Полосун, задумчиво кивая мятой шляпой цвета питерского неба, после того как Алиса Витальевна вполголоса изложила ему суть заказа. Достает из коробка новую спичку, сует в рот и принимается усердно жевать её. – Могу сказать, что вы обратились по адресу… Вот только…

Чуткий нос детектива усекает, что заказчица курит не хухры-мухры, а самый настоящий «Жерминаль[17]17
  Сигареты, выпускаемые французской фирмой «Жетан» по заказу правительства Индонезии специально для дипломатических раутов.


[Закрыть]». Французская разведка?.. Впрочем, делать выводы рано: мало ли где она эти сигареты достает…

– Что? – Алиса нервно крутит клипсу в ухе, где у неё запрятана недюжинная доля кураре.

– Я – профессионал, Алиса. Надеюсь, вы это поняли по тому, что я здесь, и готовы к некоторым расходам. Вам известно, сколько я беру за работу?

На самом деле он просто тянет время, обдумывая, какое решение предстоит принимать. А так не хочется…

Желваки Алисы напряглись. Наглец, он ещё про деньги говорит! Ну ничего, ничего, успокоила она себя. Скоро ты не так запоешь… И она все увереннее крутит клипсу.

– Мои знакомые рекомендовали вас как одного из лучших специалистов. Сколько же?

Алиса несколько растеряна. Действительно ли её гость настолько туп, или прикидывается?

– И ваши знакомые не ошиблись… Позвольте, я подытожу. Итак, ваш жених вернулся из Москвы в Петербург и на вокзале бесследно исчез. Милиция отказывается искать его, поскольку время для объявления розыска ещё не подошло. Вы обеспокоены и решили нанять частного сыщика. Я правильно понял?

Посетитель тянется рукой вперед, словно пытается Алису пощупать. Словно сомневается, не призрак ли бестелесный перед ним сидит.

– Да. Сколько? – ледяным голосом спрашивает Алиса, притворяясь такой дурой, что самой противно.

И отводит мужскую руку. Ей такие касания неприятны.

– А какую сумму вы расположены истратить на поиски любимого человека? – парирует Василий Полосун. Для пущей достоверности достает из внутреннего кармана фляжку на полпинты, отвинчивает крышечку и делает внушительный глоток. Жаль, он не может видеть выражение глаз заказчицы. Интересно, напряглась ли она, когда он полез за пазуху.

Фляжка вновь исчезла во внутреннем кармане. Он знал, что, будь у него там пистолет, в следующий раз его жест не вызвал бы подозрений. И у него оказалось бы три секунды форы для прицельного выстрела.

Алиса нехорошо улыбнулась (чего Василий не заметил. Или сделал вид, что не заметил), достала из сумочки блокнот и ручку, быстро чиркнула сумму и протянула листок мужчине. Мужчина со скворчанием всосал в себя глоток коктейля и наклонил над листком голову, притворяясь, что смотрит на цифры. На самом деле он услышал, как ручка шуршит по бумаге, и сразу понял: сумма заканчивается четырьмя нулями.

– Это, надо понимать, в конвертируемой?

Василию Полосуну заказчица не нравилась. Почему, интересно, она появилась именно сейчас? Неспроста, ох неспроста…

– Надо понимать.

Алиса забирает листок и поджигает его «зиппером». Кидает в пустую консервную банку из-под килек в томате, что служит здесь пепельницей. Края у банки будто обгрызаны. Алисе на секунду становится скучно, и она обводит взором пустые бетонные стены с размазанными по ним всполохами от прожекторов. Швырнуть бы идиота головой на эту стену…

– Ага-а… – тянет детектив. – Сойдет. В качестве аванса.

А сам прислушивается и принюхивается к шипящей в банке бумажке. Значит, здесь у вас «фирменные» пепельницы? Очень кстати.

За седьмым столиком достаточно откровенно обсуждают назначенное на воскресенье ограбление банка. Свежеосвобожденный тычет пальцем в далекий настенный плакат «Их разыскивает милиция» и пытается объяснить корешам, что к этому следует стремиться. Кореша со смехом растолковывают, что всего лишь за сотню сраных баксов в этом зале под этой вывеской свой портрет может повесить любой желающий.

К столику подходит официантка Люда, размахивая декоративным букетиком, сплетенным из колючей проволоки, и неприязненно обращается к хмырю:

– Еще чего-нибудь желаете? Могу порекомендовать «Архипелаг ГУЛАГ»…

– Я – нет. Разве что – дама, – нагло ухмыляется хмырь.

– Спасибо, Люд, пока ничего, – холодно бросает Алиса. И официантка неприязненно удаляется. После чего Алиса вновь обращается к Василию: – Насчет аванса – это шутка, надеюсь?

– Как сказать. Все зависит от объекта поиска, – отвечает Василий. И поясняет: – Можно искать загулявшего на недельку мужа, а можно – снежного человека в тайге… Второе, как понимаете, немного дороже.

А сам пальцами измеряет стол. Зар-раза, к полу привинчен. Стулья тоже…

Седьмой столик заказал «облаву». Вошли три вертухая из обслуги, положили заказчиков на пол, одного обшмонали. Вертухаи угадали: оружие оказалось у обыскиваемого. Он недовольно отмаксал два куска баксов. Если б вертухаи не угадали, то за счет заведения всю сидящую за столом компанию пришлось бы обнести фирменным напитком «Вышка». Такие приколы здесь в ходу. Шеф поставил на определенную публику и выиграл. Надо ж было додуматься: дорогущий кабак для урок! Да уж, не прогадал шеф. И теперь скупает недвижимость где-то в Анталии.

Алиса затушила окурок в банке из-под килек в томате, среди останков листка из блокнота. Потом сказала:

– Нет. Это не снежный человек. Это простой человек. Это мой жених… – Девушка понимала, что финал близок, как смерть у чахоточного. Она б с удовольствием нашпилила посетителя на колючую проволоку, но та была слишком далеко – гирляндами обвивала колонны.

Судя по духам, заказчица ещё та. Судя по манере разговора, тем более ещё та. Наверняка в мини-юбке, наверняка с глубоким декольте… Стриптизерша, одно слово. Но вот на кого она работает? Не может быть, чтобы это было совпадение. Таких совпадений не бывает. Работодатель Сенсей предупреждал… Поэтому Василий говорит лениво, вкрадчиво, будто первокласснице:

– Алиса Витальевна, вы же умная женщина. Как вы сами только что сказали, вы с вашим женихом знакомы всего лишь полгода. И вот он исчезает. Вы, разумеется, в панике. Вы, разумеется, стремитесь его найти. И не жалеете денег для этого. Однако… Алиса Витальевна, подумайте здраво. А если он сделал ноги? Ведь он запросто может оказаться типом, скрывающимся от алиментов, или вором, или соблазнителем, или чьим-то мужем, или чьим-то конкурентом, или, наконец, коммунистом-подпольщиком… Не зря же милиция никого не объявляет в розыск, пока не пройдет определенный срок…

Василий очень старается быть похожим на обычного туповатого частного сыщика, банально торгующегося, банально работающего. Жадного, как мелкий взяточник.

Музыка кончается, и паузу снова заполняет транслируемый по всем динамикам лай овчарок.

– Сколько? – спокойно говорит Алиса, а у самой от ненависти аж скулы сводит.

Как бы так изловчиться и опрокинуть клипсу в его «Чифирь»?

Василий вздыхает и спрашивает:

– Имя-то хоть есть у вашего жениха?

Так спросил Полосун и напрягся, прислушиваясь. По интонации голоса он безошибочно определял, лжет клиент или нет. Если стриптизерша соврет – пусть катится на все четыре. Если скажет правду – посмотрим, сорри за каламбур. А вот если полуправду, если эта история с «женихом» лишь прикрытие, то она поплатится. Не жить ей. Он не знает, на кого работает девица (рыжая, судя по феромонам, которые никакими духами не забьешь), да и знать не хочет. Нет человека – нет проблемы. Поэтому он, будто невзначай, опирается правой рукой о столешницу, пальцами левой задумчиво оглаживает банку из-под килек в томате, сдвигает ноги под себя и изготавливается к прыжку. И не зря.

Алиса говорит тихо-тихо, едва шевеля губами, произносит именно те слова, которых он ждал и боялся: «Анатолий Хутчиш».

Виолетта-Татьяна заканчивает публичное раздевание и нехотя удаляется с подиума: ей до смерти интересно было посмотреть, чем закончится беседа Альки и помятого гражданина.

Однако – работа есть работа, и она под дряблый стук ложек о миски упорхнула за кулисы. Под тут же врубившийся магнитофонный лай упорхнула – и пропустила самое интересное.

Что делать потом, после убийства, Василий Полосун не думает. И не из таких переделок выходили. Когда его попытались кислотой облить… Ладно, сейчас не до мемуаров. Прорвемся.

За седьмым столиком опять объясняют, что «Мурку» заказать не удастся. А впрочем, шутит кто-то, можно подойти к бетонной стене, стукнуть трижды и сказать: «Стань передо мной, как лист перед травой» – и заказать «Мурку». При слове «трава» стол взрывается дружным смехом.

Все происходит в мгновение ока. Детектив опрокидывает на девушку свой недопитый коктейль «Чифирь» и прыгает через стол. Гирлянды из колючей проволоки бросают жуткие тени.

Расчет Василия прост: любая женщина, даже профессиональный разведчик, остается женщиной, и в первую очередь инстинктивно бросается спасать собственных детей и собственное платье. Поскольку детей здесь не наблюдается, какой-то миг она будет отвлечена пятнами «Чифиря» на своем выходном платье (платье именно выходное: такое как рабочую одежду не носят), и этого мига Полосуну должно хватить. Он с разворота в прыжке очерчивает в воздухе стремительный полукруг левой рукой с зажатой в ней банкой из-под килек в томате. Центр полукруга приходится аккурат на незащищенную шею работницы ночного клуба, и, по идее, острые края банки должны перерезать ей сонную артерию.

Алиса сказала тихо-тихо, одними губами: «Анатолий Хутчиш» и еле заметно сдвинулась чуть влево. Она пока не могла предугадать, как поведет себя этот задрипанный детектив, и посему была готова к любым неожиданностям. Неожиданность не заставила себя ждать: едва в прокуренном воздухе растворился последний звук «ш» фамилии разыскиваемого субъекта, как детектив вылил на её платье свое пойло и сиганул через стол. Глупо: здесь же посетители, работники, охрана, в конце концов… Хотя – надо отдать должное: удар мастерский. Мастерски молниеносный. А пятна что – пятна отстирываются. Даже кровь отстирывается.

Алисе очень мешает рябящий разноцветный свет прожекторов, но она успевает заметить летящий ей в горло острый край пепельницы и сдвигается ещё немного влево. Отработанным движением перехватывает руку с банкой и несильно дергает вправо, ускоряя и направляя полет Василия в ту же сторону. Мужчина в потертом плаще перелетает через стол, по-кошачьи мягко приземляется на выставленное, чтобы смягчить удар, предплечье и, используя собственную инерцию, откатывается на полметра вправо, между пустующими столиками номер восемь и номер десять – чтобы уйти из-под возможного удара, сгруппироваться и напасть снова.

У стриптизерши оказались хорошая реакция и кое-какие познания в технике боя. Поняв, что удар банкой из-под килек в томате пропал втуне, Полосун позволил противнику ухватить себя за руку и перебросить через стол: так он получил секундную возможность подготовиться к контратаке. «Пепельница» свое уже отыграла. Теперь придется биться голыми руками. Эх, жаль я сюрикены дома оставил.

За седьмым столиком опять объясняют, что «Мурку» заказать не удастся. А вот если попробовать «На улице Гороховой», то, может, и получится.

Алиса применяет коронный прием: резким движением оттягивает вниз эластичное платье, обнажив на секунду обоих лапушек. Расчет прост. Любой мужик от этого приема хоть на миг, но обалдеет, инстинктивно устремит на такую прелесть взгляд, запнется – тут-то и делай с ним что хошь. Но фокус не удается.

Алиса несколько озадачена. Противник в рукопашном бою делится на две категории: плохой смотрит в то место на твоем теле, куда собирается ударить, хороший смотрит тебе в глаза. Этот же помятый Василий смотрит прямо перед собой – сквозь тебя, сквозь окружающие предметы, в бесконечность, и лишь изредка вздергивает головой, точно прислушиваясь к чему-то.

Увидев, что детектив привстал на левое колено, оперся на правую руку и немного согнул левую руку в локте, изготавливаясь к удару, Алиса опускает правое плечо и позволяет сумочке соскользнуть. Ловит её за ремешок и, несильно размахнувшись, ударяет ею Полосуна по сгибу левой руки. Полосун на миг теряет равновесие, но этого мига Алисе достаточно: она привстает с сиденья, дотягивается до детектива, рывком за грудки притягивает его лицо к своему и шепчет:

– Василий, Василий, ты самый глупый агент на свете! Я – Лис.

Все происшедшее заняло одиннадцать секунд; большинство редких посетителей «Крестов» даже не заметили, что за самым дальним столиком только что вспыхнула и погасла маленькая война. Официантка Люда выскочила из кухни – посмотреть, что случилось, и, если надо, кликнуть вертухаев (вертухаи в лице Семенова околачивались где-то у выхода под кумачовым транспарантом «На свободу с чистым лопатником» и ничего не заметили). Ничего интересного не обнаружила и Люда, когда подбежала к столику номер шестнадцать, за которым чинно сидели Алиса и бомжеватого вида хмырь.

– Алиса Витальевна, с вами все в порядке? – с тревогой в голосе и неприязнью к хмырю спросила она.

– Все в полном порядке, – ослепительно улыбнулась та. – Пепельница упала, вот и все. Замени, пожалуйста.

Официантка Люда неприязненно поглядела на хмыря; хмырь сидел набычившись, но вполне мирно.

– Щас принесу, – сказала она и удалилась.

Спровадив надоедливую Люду, Алиса выжидательно поворачивается к напарнику.

– Шляпа моя где? – хмуро осведомляется Полосун и проводит рукой по взъерошенным редким волосам.

Потом, никого не стесняясь, запускает лапу за пазуху и делает три вдохновенных глотка из фляжки. Алиса замечает плохо выбритый участок кожи над елозящим вверх-вниз кадыком.

Василий Полосун, уроженец г. Санкт-Петербурга, владелец и единственный детектив агенства «Мальтийский сокол», он же – агент четырех разведок мира, участник семнадцати международных операций по ликвидации, он же – агент некоего Господина Доктора, хотя об этом не подозревает; кодовое имя «Вискас». Два дня назад по закодированному каналу Вискас получил задание отыскать в городе определенного человека. Кроме того в задании говорилось, что в руководство ему будет прислан агент по имени «Лис». Надо ж было так проколоться – он-то решил, что если «Лис», то обязательно мужчина. Ай, как стыдно…

– Под столом твоя шляпа, – холодно бросает Алиса и закуривает новую сигарету, пока детектив, пыхтя, копошится под столом. И, когда тот, увенчанный искомым головным убором, вновь всплывает в поле зрения, бросает:

– Что ж ты, напарничек, на людей кидаешься-то без предупреждения? Платье мне испортил…

Алиса ещё тяжело дышит. Не от перегрузок – от негодования.

– А что ж ты, милочка, сразу не сказала, кто ты есть? – парирует, отсапываясь, Полосун. – Отстирается платье.

Персонаж с седьмого столика сходил в туалет и сейчас с восторгом, громогласно объясняет корешам, что такой параши в жизни не видывал. Что здесь, на воле, совсем обурели, парашу на фотоэлементах делают, волки позорные. Кореша не врубаются, что тут удивительного.

Алиса несколько смущена. Она ещё не встречала мужиков, которые хоть мельком, исподтишка, не зыркали бы хищно на её ноги. А этот таращится глаза в глаза, будто и не мужик вовсе. Может, голубой? – мелькает мысль. И ещё ей жаль пропавшего втуне приема «оголенная грудь». Мужиков пять на этой мульке сложили головы. А Вискас…