Текст книги "Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона"

Королева согласилась с Бэконом, заметив, что она устроила этот процесс, «ad reparationem (для восстановления, обновления), а не ad ruinam (для разрушения)» репутации графа. Иными словами, Елизавета решила провести с графом воспитательную акцию. Ее Величество приказала Бэкону «описать все, что произошло в тот день», т. е. в день суда. Вскоре Бэкон представил ей текст с изложением событий, который он читал королеве в течение двух дней. Елизавета была тронута до глубины души, особенно в тех местах, где Фрэнсис описывал раскаяние Эссекса и его последнее слово на суде. «Она поняла, – пишет Бэкон, – что старую любовь нелегко забыть»[355]355
  Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 155.


[Закрыть].

Завершив чтение своего отчета, Бэкон попросил королеву выступить с некоторым заявлением по результатам работы комиссии, поскольку никакого протокола или меморандума представлено не было. Елизавета согласилась, что все записи, сделанные в ходе суда, должны быть уничтожены. «Я думаю, нет и пяти человек, которые бы видели их», – добавила она[356]356
  Ibid.


[Закрыть]. Действительно, до нас дошли лишь фрагменты записей, сделанных в ходе работы комиссии, но запротоколированных текстов выступлений Эссекса и Бэкона (равно как и других участников процесса) не сохранилось.

В итоге Елизавета лишила графа членства в Тайном совете и доступа ко двору. Однако все должности и звания за ним сохранялись.

Когда летом 1600 года Эссекс был освобожден из-под ареста и ему было позволено жить в доме его дяди, сэра Уильяма Ноллиса в Оксфордшире[357]357
  Только ночью 2 октября 1600 года граф возвратился в заброшенный Эссекс-хаус.


[Закрыть], Бэкон мог писать своему покровителю, «не опасаясь вызвать недовольство королевы». Позднее, в «Apology concerning the Earl of Essex», он так объяснил свои намерения в то время: «Я поставил себе целью использовать любой случай и делать все, чтобы улучшить состояние милорда»[358]358
  Ibid.


[Закрыть]. Он заверил Эссекса, что готов и далее быть его советником, но дал понять, что долг по отношению к своему суверену для него (Бэкона) превыше его обязанностей по отношению к своему патрону: «Хотя, признаюсь, есть вещи, которые я люблю много больше, чем ваше сиятельство, а именно: службу королеве, ее спокойствие и довольство, ее честь, ее благоволение, а также благо моей страны и тому подобное, – в то же время я мало кого люблю так, как вас, не только из чувства благодарности, но и за ваши добродетели, которым нельзя нанести ущерб иначе, как только случайным оскорблением». И далее прозорливый Бэкон откровенно поделился с графом своим опасением, что тот «может взлететь с восковыми крыльями в надежде, что его минует судьба Икара»[359]359
  Bacon F. to the Earl Essex, 19 July 1600 // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 2 (9). P. 190–191.


[Закрыть].

В ответ граф написал Бэкону, что с радостью принимает его желание служить ему, а вот по поводу полетов Икара ничего сказать не может, поскольку «чужд всяких поэтических образов», что было, разумеется, кокетством. Впрочем, Эссекс добавил, что «никогда не летал иначе как на крыльях желания служить своему суверену и уверенности в ее благоволении; когда же одно их этих крыльев упало, я мог прилететь только к ногам моей государыни, и она сострадала моим ранам, которые я получил при падении. И пока Ее Величество, зная, что я никогда не был хищной птицей, полагает, что, в согласии с ее желанием и со службой ей, мои крылья следует восстановить (my wings should be imped again, т. е. следует добавить перьев, чтобы улучшить полет. – И. Д.), я готов находиться в клетке (Эссекс употребил слово mew, т. е. клетка, куда сажают соколов и ястребов на период линьки. – И. Д.)»[360]360
  Ibid. P. 192.


[Закрыть]. Очевидно, Эссекс здесь немного поскромничал или слукавил, он был мастером поэтических метафор.

Желая помочь своевольному графу и одновременно удержать его от каких-либо необдуманных действий, которые могли бы еще более повредить его отношениям с Елизаветой, Бэкон написал два письма с намерением «случайно» показать их королеве: одно от себя Эссексу, другое якобы ответное от графа, полное раскаяния и изъявлений любви и преданности Ее Величеству[361]361
  Ibid. P. 193–196.


[Закрыть]. Кроме того, Бэкон не упускал ни малейшего повода рассказать королеве о достоинствах своего патрона. «Никогда она не принимала меня лучше, чем тогда, когда я говорил о нем много и смело», – отмечал он в Apology[362]362
  Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 139–160; P. 155–156.


[Закрыть].

В качестве примера Бэкон приводит следующий эпизод. Во время одной из аудиенций Елизавета поинтересовалась состоянием здоровья его брата Энтони, который страдал подагрой и еще многими болезнями. Бэкон ответил, что после курса лечения самочувствие брата «осталось таким же и даже немного ухудшилось (at a stay or rather worse)». «Я скажу вам, Бэкон, в чем ошибка, – уверенным тоном заметила королева. – Метод этих врачей, особенно эмпириков, сводится к тому, что они применяют одно и то же лекарство, которое поначалу помогает улучшить душевное состояние (humour) больного… но потом им не хватает благоразумия обратиться к другому средству и они продолжают использовать ранее прописанное, когда уже пора начать лечение и поддержать тело». «О Боже, Мадам! – воскликнул Бэкон, к тому времени уже вполне осознавший могучую силу дешевой лести. – Как мудро и удачно (aptly) вы можете говорить и ясно определять лекарство, пригодное для тела, понимая, что это совсем не то снадобье, которое нужно для души. И также в случае с милордом Эссексом – вашим королевским словом вы всегда пытались преобразовать его душу, но не сломать его судьбу…»[363]363
  Ibid. P. 156.


[Закрыть]

Кроме того, Бэкон, с ведома (и даже, как он утверждал позднее, по поручению) своего патрона, написал черновики двух писем, которыми якобы обменялись Эссекс и Энтони. Расчет был на то, что в частной переписке с последним граф мог быть более откровенен. Эту «переписку» Бэкон как бы между делом показал Елизавете[364]364
  Ibid. P. 156–157.


[Закрыть]. В первом письме «Энтони» убеждает графа не слушать тех, кто утверждает, будто его (Эссекса) придворная карьера закончилась, и приводит несколько доводов, почему это не так: королева отказалась от публичных слушаний по делу Эссекса, передав его в Тайный совет, она не выдвинула против графа обвинения в предательстве (disloyalty) и за ним была сохранена должность шталмейстера. В своем ответе «Эссекс» благодарит «Энтони» за добрые слова, но указывает, что Ее Величество не смогла покончить с порочащими его слухами, а ее решение передать его дело в Тайный совет говорит о том, что его враги во время его отсутствия укрепили свои позиции.

Тем самым Бэкон предложил королеве умело сбалансированную версию поступков и проступков графа, напомнив ей о коварстве врагов ее фаворита. Вместе с тем в письмах не был забыт и сам Фрэнсис, действия которого обсуждают «Энтони» и «Эссекс». К примеру, «Энтони» пишет, что его брат «слишком мудр, чтобы быть обманутым, и слишком честен, чтобы обманывать других, хотя его держали вдали от всех дел больше, чем необходимо»[365]365
  Two Letters framed by Sir Francis Bacon, the one as in the name of Mr. Anthony Bacon, his brother, to the Earl of Essex; the other as the Earl’ s answer thereunto // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 2 (9). P. 197–201; P. 199.


[Закрыть]. В своем ответе «Эссекс» также не забывает о Фрэнсисе: «что касается вашего брата, я рассматриваю его как честного джентльмена и желаю ему всего наилучшего»[366]366
  Ibid. P. 201.


[Закрыть].

Между тем Эссекс продолжал писать пылкие, в стиле рыцарских романов, письма Елизавете, не забыв, однако, напомнить Ее Величеству, что пришло время продлить его монополию на торговлю сладкими винами: «Через семь суток, считая от сегодняшнего дня, истекает аренда, которую я имею благодаря доброте Вашего Величества, а это – мое основное средство к существованию и единственная возможность расплатиться с купцами, которым я должен»[367]367
  Johnson P. Elizabeth I. P. 403. Долги Эссекса составляли в то время (октябрь 1600 года) около 17 000 фунтов стерлингов, не считая его долга ростовщику. Монополия же давала ему ежегодный доход около 50 000 фунтов.


[Закрыть].

Вот тут-то графу представился случай убедиться, что он имеет дело с куда более искусным и коварным игроком, чем ему казалось. Ответ королевы был по-женски жестким: «непослушной лошади следует уменьшить корм, чтобы ей легче можно было управлять»[368]368
  Camden W. Annals. P. 602–603.


[Закрыть]. Она отказала графу в продлении монополии. Напрасно Эссекс умолял ее изменить решение. «Вы никогда не услышали бы этих просьб, если бы кредиторам можно было уплатить несколькими унциями моей крови»[369]369
  Цит. по: Дмитриева О. В. Елизавета Тюдор. С. 254.


[Закрыть]. Елизавета была неумолима!

Узнав о просьбах графа, Бэкон сразу понял, что его патрон совершил крупную ошибку. Поэтому на следующей аудиенции, когда королева стала жаловаться на поведение Эссекса, Бэкон ответил, что во всех творениях природы заложены две тенденции (sympathies): «одна к совершенству, другая к сохранению. Та, которая направлена к совершенству, подобна железу в магнитном железняке; та же, которая направлена к сохранению, подобна лозе, обвивающей колышек, около которого она растет. Лоза обвивает его не из любви к нему, но из необходимости удержаться самой, не упасть. И потому, Ваше Величество, следует различать две вещи: с одной стороны, желание милорда служить вам, это для его совершенства… а с другой – его желание получить от вас эту вещь (т. е. монополию. – И. Д.), чтобы поддержать себя»[370]370
  Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 139–160; P. 156 (Essex to Elizabeth, 22 Sept 1600).


[Закрыть].

Отказ Елизаветы продлить монополию привел Эссекса в отчаяние. Он уговаривал некоторых своих друзей обратиться к королеве с просьбой возобновить ему патент, но безуспешно. Граф явно терял контроль над собой, он начал весьма резко отзываться о Елизавете. «Ее доводы! – как-то воскликнул он. – Да они так же кривы, как ее стан!»[371]371
  Loomis C. A Great Reckoning in a Little Room. P. 60.


[Закрыть] Слова Эссекса тут же были переданы Ее Величеству. По мнению Рэли, ничто так не навредило и без того крайне напряженным отношениям между королевой и графом, как это высказывание последнего. Многие придворные сочли общение с Эссексом небезопасным для себя. Как заметил сэр Джон Хэрингтон, Эссекс в беседе с ним «произнес такие странные слова, выразив такие странные намерения, что я предпочел поторопиться покинуть его. Слава небесам, я в безопасности дома, и если я окажусь снова в такой ситуации, то заслужу виселицы за глупое вмешательство. Его речи о королеве – это не речи человека, который имеет mens sana in corpore sano (в здоровом теле здоровый дух. – И. Д.). У него плохие советчики и много зла выплескивается из этого источника. Королева хорошо знает, как смирить высокомерный дух, высокомерный же дух не знает, как уступить, и человеческая душа, кажется, бросается туда и обратно, как волны в бушующем море»[372]372
  Nugae Antiquae. Vol. 1. P. 179.


[Закрыть].

Конфликт Елизаветы с Эссеком негативно отражался на Бэконе, который отмечал, что, начиная с октября 1600 года, королева «стала заметно отдаляться от меня… отворачиваясь с выражением неудовольствия каждый раз, когда меня видела»[373]373
  Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 139–160; P. 157.


[Закрыть]. И тогда Бэкон решил обратиться к ней с откровенным (разумеется, в пределах той меры откровенности, которую умный подданный может себе позволить в разговоре с монархом) письмом.

«…Я вижу, вы недовольны мной, – писал Фрэнсис, – и сейчас, когда я потерял многих друзей ради вас, я теряю вас тоже. Вы обращаетесь со мной как с одним из тех, кого французы называют enfan[t]s perdus (обреченные, смертники. – И. Д.) и которые идут пешком впереди всадника, поскольку вы поместили меня в гнездо зависти, не дав мне ни должности, ни власти. Известно, что в шахматах пешки, стоящие перед королем, используются в первую очередь. Многие не любят меня, потому что думают, будто я выступал против милорда Эссекса, вы же не любите меня, поскольку знаете, что я был за него. Я никогда не раскаюсь в том, что по простоте сердечной вел дела с вами обоими, забывая об осторожности, поэтому vivus vidensque pereo (я еще живой, но ясно видящий свою погибель. – И. Д.)… Мадам, я не так прост, чтобы не видеть подстерегающие меня опасности. Я лишь хотел, чтобы вы знали, что честность, а не глупость приведет меня к поражению (overthrow) и что я буду молиться за вас»[374]374
  Ibid. P. 157–158.


[Закрыть]. Слова Бэкона произвели впечатление на Елизавету, которая сказала в его адрес «много добрых и любезных слов», но «что касается милорда Эссекса – не проронила ne verbum quidem (ни единого слова. – И. Д.)»[375]375
  Bacon F. Apology // Bacon F. The Letters and the Life. Vol. 3 (10). P. 158.


[Закрыть]. Тогда Бэкон, понимая, что более ничем не может помочь своему патрону, решил отойти в сторону.

«И жизнью рад пожертвовать, а дело не стоит выеденного яйца»[376]376
  Шекспир У. Гамлет. Действие IV. Сцена 4. Пер. Б. Пастернака.


[Закрыть]

Между тем Эссекс, потерявший внутреннее равновесие, впадал то в отчаяние, то в ярость, все более склоняясь к решительным действиям. Его дом, Эссекс-хаус на Стрэнде, что на самом берегу Темзы, превратился в место встреч всех недовольных политикой королевы – от безработных солдат, авантюристов и пуританских священников до знати. Зачинщиками заговора, кроме самого Эссекса, стали его ближайшие друзья: Генри Ризли, 3-й граф Саутгемптон[377]377
  Властный и влиятельный аристократ, в детстве и юности был подопечным лорда Бёрли. Многие биографы У. Шекспира полагают, что Саутгемптон был покровителем Великого Барда, который посвятил своему патрону поэмы «Венера и Адонис» (1593) и «Обесчещенная Лукреция» (1594).


[Закрыть], сэр Чарльз Дэнверс (Sir Charles Danvers; ок. 1568–1601), сэр Фердинандо Горджес (Sir Ferdinando Gorges; 1565–1647)[378]378
  «Отец английской колонизации Северной Америки», английский колониальный деятель, основатель провинции Мэн в 1622 году, хотя сам никогда не был в Новом Свете.


[Закрыть], сэр Джон Дэвис (Sir John Davies Senior; 1560–1625), сэр Кристофер Блаунт и сэр Джон Литтлтон (Sir John Littleton или Lyttelton; 1561–1601). Кроме того, в заговоре участвовали Роджер Мэннерс, 5-й граф Рэтленд (Rodger Manners, 5th Earl of Rutland; 1576–1612) и его братья Фрэнсис и Георг, Эдуард Рассел, 3-й граф Бедфорд (Edward Russell, 3rd Earl of Bedford; 1572–1627), Роберт Рэдклиф, 5-й граф Суссекс (Robert Radclyffe, 5th Earl of Sussex; 1573–1629), лорд Эдуард Кромвель (Edward Cromwell, 3rd Baron Cromwell; ок. 1560–1607), Уильям Паркер (William Parker, 13th Baron Morley, 4th Baron Monteagle; 1575–1622), сэр Генри Кафф (Sir Henry Cuffe; 1563–1601)[379]379
  В 1578 году окончил Тринити-колледж (Оксфорд) и с 1590 по 1596 год преподавал там древнегреческий язык, затем стал секретарем Эссекса и сопровождал графа в военных экспедициях в Кадис и в Ирландию. Кроме того, Кафф был секретарем Энтони Бэкона и руководил агентурной сетью Эссекса в Европе.


[Закрыть] и другие[380]380
  Bacon F. A Declaration of the Practises.


[Закрыть].

Эссекс убедил себя, будто его враги – Сесил, Кобэм и Рэли – лишили его главного источника дохода, а теперь намериваются убить. Он вообразил также, что Роберт Сесил мечтает передать престол не шотландскому королю Якову VI, а испанской инфанте Изабелле Кларе Эухении (Евгении) (Isabel Clara Eugenia de Austria; 1566–1633), правительнице Испанских Нидерландов (с 1598 года)[381]381
  Инфанта была старшей дочерью испанского короля Филиппа II и его третьей жены Елизаветы Валуа. Перед этим Филипп с 1554 по 1558 год был женат на английской королеве Марии I Тюдор, но их брак был бездетным. Подр. см.: De Lisle L. After Elizabeth.


[Закрыть]. Страх, что английская корона может перейти к католичке, привел многих протестантов в Эссекс-хаус (разумеется, вместе с надеждой, что в случае удачи произойдет «смена правящей придворной группировки и перераспределение благ, даруемых короной»[382]382
  Дмитриева О. В. Заговор Эссекса в 1601 г. С. 89.


[Закрыть]). К тому же граф, узнав, что Елизавета дала согласие на начало предварительных мирных переговоров с Испанией, решил, что ее подтолкнули к этому советники (они же его заклятые враги), подкупленные испанцами. Возможно, кое-какие основания для такого опасения у Эссекса были. Так, например, Роберт Парсонс (Robert Parsons или Persons; 1546–1610)[383]383
  См. о нем: Carrafiello M. L. Robert Parsons and English Catholicism.


[Закрыть] писал в ноябре 1600 года испанскому послу в Риме, что, по информации одного из агентов Р. Сесила, последний и его сторонники при английском дворе пребывают в нерешительности относительно того, кого им следует поддерживать в качестве преемника Елизаветы, и «они не могут более оттягивать соглашение с королем Шотландии, если нет никакого подходящего решения [со стороны Испании или Рима], потому что они опасаются смерти королевы и того, что после ее кончины вознамерится сделать граф Эссекс, их враг»[384]384
  MS 46/12/5. Jesuit Provincial Archives, Farm Street Church, London, UK. P. 1108–1109.


[Закрыть].

Однако нельзя исключать, что Р. Сесил через своего агента специально организовал «утечку» информации, чтобы прощупать настроения испанцев, а возможно, и для того, чтобы слухи о контактах Сесила с Испанией по поводу престолонаследия дошли до Эссекса, что могло вызвать резкую реакцию графа и спровоцировать его на те или иные непродуманные шаги. По версии П. Хаммера, У. Рэли, Р. Сесил и лорд Кобэм намеревались устранить Эссекса (лучше всего физически), после чего Яков вынужден будет срочно искать себе новых сторонников в Англии, в качестве которых ему будут предложены кандидатуры Р. Сесила и людей его круга. Для сэра Роберта это было особенно важно, поскольку не было секретом, что Яков относится к нему враждебно, помня, что отец Сесила, лорд Бёрли, в свое время много сделал для того, чтобы добиться казни Марии Стюарт. Кроме того, если Эссекс переживет королеву, а на английском троне окажется Яков, то нетрудно догадаться, что граф сделает со своими противниками. «Если Вы сочтете добрым советом пойти на уступки этому тирану, – предупреждал У. Рэли Р. Сесила летом 1600 года, имея в виду Эссекса – то вам придется раскаиваться в этом, но уже будет поздно»[385]385
  MS 90/150. Jesuit Provincial Archives, Farm Street Church, London, UK.


[Закрыть].

Самый простой способ избавиться от противника – обвинить его в государственной измене, что и пытался сделать Э. Кок во время суда над Эссексом в 1600 году. Но тогда отправить графа на эшафот не удалось.

К Рождеству 1600 года по Лондону поползли слухи, будто в Уайтхолле ищут предлог для ареста Саутгемптона. Эссекс написал тайное письмо Якову VI, с которым и раньше переписывался, ища поддержки, но получал лишь неопределенно-уклончивые ответы. Граф обвинил своих противников во многих преступлениях: «они… подкупали моих слуг, воровали мои бумаги, нанимали лжесвидетелей, составляли поддельные письма от моего имени» и т. д. Более того, Эссекс уверял Якова, будто Сесил и верные ему люди хотят посадить на английский трон испанскую инфанту и даже замышляют заговоры «против вашей персоны и вашей жизни»[386]386
  British Library, MS Additional 31022 (R), fols. 107r–108r.


[Закрыть].

«И теперь, – продолжал Эссекс, – меня со всех сторон призывают остановить зло, порок и безрассудство, исходящие от этих людей, и освободить мою бедную страну, которая изнывает под этой ношей. И ныне разум, честь и совесть велят мне действовать»[387]387
  Ibid.


[Закрыть]. Далее Эссекс возлагает надежду на помощь шотландского монарха в этом благородном деле. Граф просил Якова прислать к 1 февраля 1601 года специального посланника, который бы потребовал от Елизаветы признания права шотландца наследовать после ее смерти английский престол, и в случае ее согласия (а для несогласия у нее не было веских оснований) перейти к вопросу о «реабилитации» Эссекса и смещении «царствующей фракции», т. е. Р. Сесила, У. Рэли и других плохих советников и изменников. В этом и состоял первоначальный план Эссекса – дождаться прибытия посла Якова. Но этому плану не суждено было сбыться.

9 января 1601 года лорд Томас Грей (Thomas Grey, 15th and last Baron Grey of Wilton; 1547–1614), сторонник Сесила, и несколько его подручных средь бела дня напали на графа Саутгемптона, спокойно проезжавшего верхом на лошади по лондонским улицам. Тем самым перемирие между Греем и Саутгемптоном, установленное по требованию королевы несколькими месяцами ранее, было нарушено. Грея задержали и отправили в тюрьму, но вскоре он был освобожден, не понеся практически никакого наказания[388]388
  Stopes C. C. The Life of Henry, Third Earl of Southampton. P. 170–171.


[Закрыть]. Это происшествие насторожило Эссекса, равно как и полученное им известие, что в Тауэре возобновили допросы некоторых заключенных с целью получить от них сведения, которые позволили бы возобновить против графа обвинение в государственной измене. Эссекс опасался, что члены Тайного совета узнают о его контактах с Яковом VI, который не торопился отправлять своего посланника в Лондон. Более того, в конце января рухнули надежды Эссекса на помощь парламента – королева отказалась его созывать. В этой ситуации ему оставался один выход: организовать и возглавить делегацию лордов, которые обратятся к Елизавете с нижайшей просьбой арестовать врагов графа и отдать их под суд за измену и коррупцию: «Я и двенадцать других знатнейших персон Англии вместе с многими иными нашими благородными друзьями и родственниками, лордами, рыцарями и джентльменами, должны будут добиться возможности обратиться прямо к Ее Величеству, покорно преклонив колени у ее ног и сообщив ей о вреде и оскорблениях, которые наши враги наносят нам ежедневно»[389]389
  British Library, MS Sloane 756, fol. 8v.


[Закрыть]. Эссекс надеялся, что королева поймет и оценит патриотические мотивы его действий. По-видимому, демарш планировался на 14 февраля[390]390
  Keevil J. J. Hamey the Stranger. P. 73.


[Закрыть].

На Сретенье, 2 февраля 1601 года, самые близкие сторонники Эссекса встретились в Друри-хаусе (Drury House), резиденции Саутгемптона. Сам Эссекс, чтобы избежать подозрений, на этой встрече не присутствовал. Главный вопрос, стоявший перед собравшимися: как обеспечить свободный проход делегации к королеве, по возможности, не прибегая к насилию. Все предприятие должно было иметь хотя бы видимость законности. Для этого требовалось прежде всего арестовать лорда-адмирала Ховарда, Р. Сесила и У. Рэли, но сделать это надо, когда они будут не при дворе, а у себя дома.

Между тем власти обратили внимание на подозрительные собрания в Эссекс-хаусе и с января 1601 года установили постоянное наблюдение за этим очагом недовольства. Соглядатаи вскоре донесли: на проповеди священник-пуританин заявил, что «высшие должностные лица королевства имеют власть принуждать самих королей». «Этого было более чем достаточно, чтобы всколыхнуть самые худшие опасения Елизаветы. В двух шагах от Уайтхолла замышлялся государственный переворот, возможно, ее свержение и даже убийство»[391]391
  Дмитриева О. В. Елизавета Тюдор. С. 255.


[Закрыть].

Разумеется, Р. Сесил в это время не сидел сложа руки. Через своих агентов он собирал сведения о замыслах Эссекса, понимая, что многое в складывающейся ситуации будет зависеть от того, кто в этой «secret race»[392]392
  Hammer P. E. J. Shakespeare’s Richard II. P. 11.


[Закрыть] в решающий момент перехватит инициативу. Однако, сосредоточившись в основном на посетителях Эссекс-хауса и пуританских проповедях, наблюдатели Сесила пропустили собрания в Друри-хаусе, где присутствовали только немногие доверенные лица из близкого круга Эссекса. А между тем именно на этих собраниях обсуждался план проникновения в Уайтхолл, тогда как остальные гости графа, пребывавшие в Эссекс-хаусе, были уверены, что их задача – охрана хозяина от врагов.

Хотя по Лондону ходили упорные слухи о намерении иезуитов убить Эссекса, утром в субботу 7 февраля 1601 года ничто не предвещало, что на следующий день случится нечто важное. Эссекс в то утро играл в теннис, граф Рэтленд отправился на охоту, а некоторые – в театр «Глобус», чтобы посмотреть шекспировскую пьесу «Ричард II» (представление было заранее заказано приятелями Эссекса).

Во второй половине дня графа вызвали на экстренное заседание Тайного совета, проходившее в особняке лорда-казначея, якобы для обсуждения разведывательных операций, касающихся испанского флота. Эссекс заподозрил ловушку и дважды отклонил приглашение. Он не ошибся – члены совета действительно намеревались детально допросить его о происходящем в его доме. Неподчинение прямому приказу, исходившему от Тайного совета, могло иметь весьма серьезные последствия.

К вечеру от агента графа пришло известие, что Рэли и его люди собирались убить Эссекса прямо на улице, если бы тот отправился на заседание[393]393
  Впрочем, нельзя исключать, что этот слух был умышленно сфабрикован тем же У. Рэли и доведен до Эссекса, чтобы подтолкнуть последнего к решительным действиям.


[Закрыть]. Таким образом, исходный план обращения к королеве на следующей неделе (14 февраля или чуть ранее), план, предусматривающий лишь самые необходимые действия, направленные исключительно на обеспечение прохода к Ее Величеству, пришлось оставить. Теперь главным стал вопрос о защите жизни Эссекса, от чего зависели и судьбы его сторонников и, как они полагали, благо государства. Предлагались разные варианты. В итоге было решено, что на следующее утро (8 февраля, в воскресенье), граф и его ближайшие друзья отправятся в Сити, чтобы там встретиться с лордом-мэром и олдерменами, когда те направятся на воскресную службу в собор Св. Павла. Эссекс должен будет обратиться к ним с просьбой о защите и поддержке, а также предложить им составить петицию к королеве с просьбой дать графу аудиенцию.

Однако и этот план сорвался. Каким-то образом (скорее всего через агентов) намерения Эссекса стали известны Р. Сесилу. В этой ситуации 8 февраля Тайный совет отправил депутацию из четырех лордов во главе с лордом-хранителем Томасом Эджертоном в Эссекс-хаус. Лорды от имени Елизаветы должны были сообщить графу, что если он чем-то недоволен, то ему надлежит не устраивать подозрительные сборища в своем доме, а в установленном порядке подать прошение королеве. За воротами Эссекс-хауса депутацию Тайного совета встретила возбужденная толпа. Лорды заявили, что были посланы Советом с целью выяснить, чем вызвано это скопление агрессивно настроенных вооруженных людей. В ответ посыпались угрозы. Тогда Эссекс, во избежание расправы, увел лордов в свой дом и запер их в библиотеке, приставив к дверям охрану. Потом эти его действия трактовались как незаконный арест посланников королевы.

Кроме того, тем же утром Р. Сесил сумел опередить Эссекса, послав своего человека к лорду-мэру и олдерменам с предупреждением, что граф – преступник, задумавший свергнуть Елизавету, и ему следует дать отпор. Наконец, на улицы Лондона были отправлены герольды, сообщившие жителям об измене Эссекса и его сторонников.

Согласно распространенной версии, заговорщики планировали, активно привлекая на свою сторону всех недовольных режимом из лондонского Сити, неожиданно появиться при дворе, захватить королеву и заставить ее: 1) сместить Роберта Сесила, сэра Уолтера Рэли, барона Кобэма и др. «секретарей»; 2) гарантировать протестантское правление, т. е. передачу короны после смерти Елизаветы шотландскому королю Якову VI; 3) созвать парламент и 4) произвести изменения в управлении государством. Ходили слухи, что Эссекс и сам при удачном стечении обстоятельств будет не прочь возложить на себя английскую корону, став королем «Robert the First». Короче, согласно этой версии событий, исходившей от противников Эссекса и получившей затем широкое распространение в исторической литературе, граф и его сторонники задумали совершить coup d’ état, государственный переворот.

Рано утром 8 февраля один из заговорщиков отправился на разведку. Он убедился, что в Уайтхолле выставили двойную стражу и теперь королевский двор так просто не возьмешь.

Поскольку планы заговорщиков срывались один за другим, отчаявшийся Эссекс, облачившись в доспехи, вскочил в седло и во главе вооруженного отряда, численность которого составляла 200 (по другим данным, 300) человек (причем некоторые шли пешком, т. к. лошадей подготовить не успели), поскакал в Сити. По дороге к нему присоединились некоторые из его друзей. Эссекс не заготовил никакой речи и, проходя через Чипсайд и Грейзчерч-стрит, только кричал, что враги хотят его убить и продать страну испанцам. Он добрался до дома шерифа Томаса Смита (который командовал милицией Сити). Тот, выслушав Эссекса, не встав ни на чью сторону, решил проконсультироваться с лордом-мэром. Эссекс продолжал повторять, что «корону Англии хотят продать инфанте». К этому времени он был официально объявлен предателем и окружен войсками.

Один из заговорщиков, сэр Фердинандо Горджес, предложил Эссексу послать кого-то для переговоров с войсками. Сам же Горджес отправился в Эссекс-хаус, чтобы выпустить лордов. Тем временем Эссекс решил вернуться в свой дом, что ему удалось не без труда, т. к. многие улицы были перекрыты войсками. Пришлось повернуть к реке и воспользоваться лодкой. По прибытии в Эссекс-хаус граф сжег некоторые бумаги и приготовился к обороне. Но королевские войска, руководимые лордом-адмиралом, захватили с собой пушки. Сопротивляться было бесполезно и в 10 часов вечера Эссекс сдался властям. Ночь он провел пленником в Ламбетском дворце. Рано утром в понедельник все главные заговорщики были отправлены в Тауэр.