Текст книги "Упрямый Галилей"

Во-вторых, вполне вероятно, что Беллармино, понимая всю сложность вопроса о когнитивном и теологическом статусах гелиоцентрического учения и учитывая, что свои коперниканские позиции Галилей отстаивал исключительно в частных беседах и спорах, а не в печатных трудах, сам предложил Павлу V прибегнуть в отношении Галилея к самой мягкой мере воздействия (или, по крайней мере, с нее начать) – увещанию («charitativa monitio»)433433
  «Это, – замечает Фантоли, – также могло бы объяснить и тот факт, что поручение о подобном предупреждении (увещании. – И.Д.) было возложено папой именно на Беллармино во время их встречи» (Фантоли А. Галилей… С. 163).


[Закрыть].

И, в-третьих, как папа, так и Беллармино, обсуждая возможные меры воздействия на Галилея, должны были принимать во внимание также мнения некоторых других кардиналов, в частности Бонифацио Каэтано и Маффео Барберини, на чем детальнее я остановлюсь далее.

Возвращаясь к тексту официального заключения экспертов инквизиции относительно главных положений гелиоцентрической теории Коперника (пока речь шла только о сути его теории, о судьбе «De Revolutionibus» решение будет принято в начале марта 1616 года), следует заметить, что сам факт умолчания в этом заключении о чисто математическом характере трактата Коперника (то есть о возможности трактовать гелиоцентризм в духе предисловия Осиандера) свидетельствует о том, что упомянутый документ содержит в себе, по выражению Фельдхей, «the seeds of the church’s multi-dimensional position»434434
  Feldhay R. Galileo and the Church… P. 28.


[Закрыть].

Из подписавших заключение теологов по крайней мере пятеро были доминиканцами и один, Бенедетто Джустиниани, – иезуитом. Замечу также, что трое подписавших – де Лемос, Петр Ломбардский и Григорий Коронель – были активными участниками Соngregatio de Auxiliis.

Теперь о самих оценках. В соответствии с принятой терминологией выражение «formaliter haereticum» – одна из самых жестких цензурных формулировок – означало, что данное утверждение противоречит доктринальным положениям католической веры. В данном случае его использование свидетельствовало о том, что эксперты инквизиции считали традиционное положение о движении Солнца вокруг Земли доктринальным, находящим свое подтверждение в текстах Священного Писания и Священного предания. Выражение «in Fide erroneam» – более мягкое – означало, что рассматриваемое утверждение (в данном случае – о движении Земли) хотя и не противоречит прямо Священному Писанию и «согласному мнению Святых Отцов», тем не менее не согласуется с общепринятым мнением теологов435435
  См., например, трактат Антония из Кордовы: [Antonius Cordubensis.] F. Antonii Cordubensis … Quæstionarium theologicum… Р. 146. См. также: Cahill J. The Development of Theological Censure after the Council of Trent… P. 174 ff.


[Закрыть].

Действительно, в Библии можно встретить выражения, которые, будучи понятыми буквально, прямо указывают на движение Солнца, например: «Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит» (Еккл. 1: 5) и др. (Еккл. 48: 23, 26; Пс. 18: 6 – 7; Иис. Н. 10: 12 – 13; Ис. 38: 8). Со вторым тезисом – о неподвижности Земли – ситуация иная. Прямых указаний на это обстоятельство в Библии нет. Фразы «Ты поставил землю на твердых основах: не поколеблется она во веки и веки» (Пс. 103: 5) и «Сдвигает землю с места ее, и столбы ее дрожат» (Иов, 9: 6) имеют своим истоком иудейскую космографию, согласно которой Земля является диском, поддерживаемым столбами436436
  Zoffoli E. Galileo: fede nella ragione, ragioni della fede… P. 17 – 18.


[Закрыть]. И хотя формально такая Земля неподвижна, в целом иудейская картина Вселенной не согласуется ни с одной европейской «системой мира» – ни с Птолемеевой, ни с Коперниковой, ни с предложенной Тихо Браге. А слова Екклезиаста «Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки» (Еккл. 1, 4) – в латинском переводе «Generatio praeterit et generatio advenit. Terra autem in aeternum stat» – к космологии вообще не относится, ибо речь идет не о неподвижности, но о неизменности Земли на фоне сменяющих друг друга поколений людей. А если принять во внимание, что в теории Коперника Земля движется тройным движением, то теологическая оценка гелиоцентрического учения становится еще более сложным и запутанным делом, и если продумывать различные доводы – астрономические и теологические, – то можно прийти к разным выводам, в том числе и к сделанному задолго до Коперника кардиналом Николаем Кузанским из его размышлений о бесконечности Вселенной: «Из всего этого ясно, что Земля движется (Ex his quidem manifestum est terram moveri)»437437
  Николай Кузанский. Об ученом незнании… С. 132.


[Закрыть].

В целом же заключение экспертов оказалось более жестким, чем теологическая оценка, данная теории Коперника кардиналом Беллармино в апреле 1615 года, хотя критерии консультантов и кардинала совпадали: геоцентризм Священного Писания – это предмет веры, следовательно, гелиоцентризм должен рассматриваться как ересь. Но консультанты, в отличие от кардинала, полагали, что гелиоцентрическое учение в принципе недоказуемо, причем именно потому, что оно противоречит вере. Таким образом, вывод о неподвижности Земли в центре мира вытекает не из буквально понятого текста Писания, но из теологических рассуждений.

Экспертное заключение играло роль важного, но вспомогательного документа (своего рода совета или рекомендации). Окончательное же решение, так сказать, оргвыводы, должны были вынести кардиналы инквизиции и/или сам Святейший. Однако не следует забывать, что в сложившейся ситуации они должны были вынести вполне определенное решение: отдать Галилея под суд, поскольку он придерживался по крайней мере одного положения, признанного «отцами-теологами» формально еретическим. И тем не менее этого не случилось… Вот как развивались события.

В четверг 25 февраля 1616 года состоялось обычное еженедельное собрание кардиналов инквизиции de feria quinta. Как сказано в протоколе,

его высокопреосвященство кардинал Миллини уведомил [присутствующих], что Святейший Отец, ознакомившись с результатами цензуры отцов-теологов относительно утверждений математика Галилея о том, что Солнце является центром мироздания и неподвижно, а Земля движется и к тому же совершает суточное обращение, повелел его высокопреосвященству кардиналу Беллармино вызвать Галилея и предупредить последнего о необходимости отказаться от подобных утверждений, а в случае неповиновения комиссар Инквизиции в присутствии нотариуса и свидетелей должен отдать ему приказ воздержаться от преподавания и распространения этого учения, а также от его разъяснения; в случае же отказа он будет подвергнут тюремному заключению438438
  «Illustrissimus Dominus cardinalis Millinus, notificavit, quod relata censura Patrum Theologorum ad propositiones Galilei mathematici, quod sol sit centrum mundi et immobilis motu locali, et terra moveatur etiam motu diurno, Sanctissimus ordinavit illustrissimo Domino cardinali Bellarmuno ut vocet coram se dictum Galileum, eumque moneat ad deserandas dictas propositiones, et si recusaverit parere, Pater commissarius, coram Notario et testibus, faciat illi praeceptum ut omnino abstineat huiusmodi doctrinamet opinionem docere aut defendere, seu de ea tractare, si vero non acquieverit, carceretur» (I Documenti… P. 222 – 223; перев. цит. по: Фантоли А. Галилей… С. 162). По мнению Фантоли, и подлинник, и известная до сих пор копия (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 321) свидетельствуют об отсутствии папы Павла V на этом заседании, и кардинал Джованни Гарсия Миллини огласил то, что уже было согласовано со Святейшим. Скорее всего, по Фантоли, о результатах богословской цензуры Павла V информировал Беллармино (Фантоли А. Галилей… С. 162 – 163; 191 – 192). По мнению Ф. Беретты, вопрос предварительно обсуждался в узком кругу, то есть в первой (секретной) части заседания, на которой присутствовал только папа и девять кардиналов-инквизиторов (Beretta F. Le procès de Galilée et les Archives du Saint-Office… P. 471). Впрочем, Ф. Беретта признает, что его интерпретация «является результатом погружения известных документов, подчас слишком лаконичных, в стилистический контекст Священной канцелярии (résulte de l’insertion des documents connus souvent laconiques, dans le contexte du style du Saint-Office romain)» (Beretta F. L’affaire Galilée et l’impasse apologétique… P. 179).


[Закрыть].

Приведенный документ фиксирует три уровня церковного контроля над знанием, каждый из которых отражен в каноническом праве439439
  См.: Mereu I. Storia dell’intolleranza in Europa.


[Закрыть]:

– monitum, то есть предостережение или замечание («Sanctissimus ordinavit… eumque moneat…»);

– praeceptum, то есть предписание, приказ («faciat illi praeceptum»);

– carcere, то есть тюремное заключение («si vero non acquieverit, carceretur»).

Эти три меры воздействия коррелируют с трояким отношением к теории Коперника. Эта теория прежде всего должна быть оставлена, то есть коперниканство не следует поддерживать (tenere), поскольку оно не доказано так, как того требовали правила аристотеле-томистской логики, что должно было быть доведено до сведения Галилея через официальную процедуру monitum (предостережения). В свою очередь, сказанное ex silentio означало, что хотя коперниканское учение и лишалось церковной поддержки, но его тем не менее можно было защищать (defendere) и преподавать (docere) как некое мнение.

Действительно, томизм четко разграничивал мнения истинные и вероятные (или возможные). Предписание оставить коперниканскую теорию, не содержавшее явного запрета на ее преподавание, защиту и/или обсуждение, вообще говоря, допускало, в контексте упомянутой эпистемологической дистинкции, использование гелиоцентрических воззрений в диспутах для оттачивания полемического мастерства студентов, ибо modus disputandi предусматривал обсуждение и условную защиту даже заведомо абсурдных идей440440
  Kenny A. Medieval philosophical literature… P. 19 – 24.


[Закрыть]. Чтобы воспрепятствовать такому толкованию позиций церкви и устранить возможные лазейки для распространения гелиоцентризма, было упомянуто о втором, более жестком уровне контроля – praeceptum, осуществлять который должен был уже не Беллармино, но комиссар инквизиции, да еще в присутствии нотариуса и свидетелей. На этом уровне контроля речь шла уже не только о запрещении поддерживать учение Коперника, но также о запрете на его защиту, преподавание и даже толкование и разъяснение. Что касается третьего уровня контроля, то он, по-видимому, не требует специальных пояснений, особенно для отечественного читателя.

На первый взгляд решение Святейшего поразительно нелогично. Действительно, чего, собственно, хотели Павел V и курия? Что их больше всего волновало? Судя по всему, в конфессионально расколотой посттридентской Европе католический истеблишмент более всего должен был опасаться – и опасался! – всевозможных ересей, откуда бы они ни исходили. Коперниканские космологические идеи – а именно они стали предметом богословской экспертизы в инквизиции – были признаны еретическими или по крайней мере «ошибочными в вере», и их распространение следовало пресечь. Для этого нужно было внести соответствующие сочинения в Index librorum prohibitorum (что и было сделано в начале марта 1616 года) и тем самым заставить замолчать защитников новой космологии, среди которых наиболее активным и талантливым был, бесспорно, Галилей. Причем «нейтрализовать» его и его единомышленников надо было так, чтобы они не только «оставили» гелиоцентрические взгляды – это-то они запросто могли пообещать, – но и не смогли бы их ни преподавать, ни публично защищать, ни даже использовать затем в качестве modus disputandi в полемическом задоре, поскольку само по себе внесение того или иного прокоперниканского сочинения в Index еще не означало запрет на условную защиту коперниканства и на упоминание о нем (как о ложной и теологически ошибочной доктрине) в процессе обучения. И все это нашло отражение в решении Святейшего от 25 февраля 1616 года. Но… как-то странно.

Папский поэтапный сценарий уламывания Галилея на первый взгляд демонстративно алогичен, поскольку судьба коперниканской теории (точнее, возможность ее социализации) ставилась в прямую зависимость от поведения Галилея в гостях у кардинала Беллармино. Если он (Галилей) соглашается с увещанием, то ему дозволялось если не defendere, то по крайней мере docere и tractare учение Коперника, пусть даже с приемлемыми для матери католической церкви оговорками, а ежели Filosofo e Matematico Primario del Granduca di Toscana проявит непонимание дружеских намерений его высокопреосвященства, то коперниканство предполагалось полностью изъять из сферы публичного интеллектуального обращения, и такой интердикт касался бы уже не одного лишь Галилея, но и всех его единомышленников-«пифагорейцев».

Казалось бы, любой нормальный (даже просто вменяемый) католик должен был понять дело так: если святая церковь намерена последовательно и жестко бороться с ересями и «ошибками в вере», – а это ее прямая обязанность! – то теории и соответствующие сочинения, признанные еретическими и/или «ошибочными в вере», должны быть запрещены либо полностью, либо donec corrigatur. Вместо этого Павлом V принимается какое-то двусмысленное решение. Почему?

Прежде всего необходимо принять во внимание, что monitio (admonitio, monitum) – это не только уведомление потенциального еретика об ошибочности его определенных взглядов и мнений, сопровождаемое просьбой эти взгляды и мнения оставить (то есть не только проявление своеобразной инквизиционной галантности и предупредительности), но и (в первую очередь!) своего рода испытание подозреваемого с целью выяснить, как он отреагирует на увещание: если не послушается дружеского пастырского совета, значит, он «упорствующий (pertinax) в ереси» и разговор с ним далее будет долгим и суровым.

Мне представляется, что Павел V, отдавая распоряжение относительно приватного увещания тосканского математика, принимал во внимание, что в ближайшее время антикоперниканский декрет будет составлен (или уже составлен), принят и опубликован и в нем будет так или иначе сформулировано отношение церкви в коперниканскому учению. Забегая вперед, отмечу, что в итоговом документе процесса 1633 года (summarium processus cause) описываемая история будет истолкована следующим образом: увещание было сделано кардиналом Беллармино по распоряжению Священной канцелярии, но от имени Конгрегации Индекса и фактически сводилось к тому, что Галилею в приватном порядке сообщили о содержании декрета этой Конгрегации, который вскоре, 5 марта 1616 года, был ею официально принят и в котором учение Коперника было квалифицировано не как формально еретическое или ошибочное в вере, но только как несовместимое со Священным Писанием (см. об этом раздел «Последний допрос» следующей части книги).

Тогда все становится на свои места. Декрет в отношении учения Коперника использует (вопреки мнению экспертов!) сравнительно мягкую формулировку, допускающую в принципе обсуждение этого учения (в том числе и в процессе обучения), но только как «спасающего явления», а не как описывающего физическую реальность. И такое решение адресовано всему католическому миру. Иное дело – Галилей, который активно занимался пропагандой гелиоцентрической космологии как физически истинной. К нему при необходимости – если он не выдержит испытания дружеским увещанием (charitativa monitio) – могли быть применены более жесткие меры, а именно: запрет (на этот раз от имени Священной канцелярии) преподавать, защищать и обсуждать коперниканскую теорию. В данном случае под «docere» понималось не просто сообщение учащемуся некой информации, но и убеждение его в истинности сообщаемого, то есть в этом случае понятия docere и defendere «перекрывались»441441
  Далеко не всегда преподаватель учит тому, что сам считает истинным. Поскольку отечественному читателю нет необходимости разъяснять эту несложную мысль в деталях, я ограничусь примером из эпохи Галилея: не все отцы-иезуиты поддерживали натурфилософские мнения Аристотеля, но были вынуждены, подчиняясь приказу свыше, преподавать взгляды Стагирита и защищать их в дискуссиях.


[Закрыть]. Что же касается глагола tractare [de aliqua re], то в приведенном контексте его использование означало, что Галилею запрещалось обсуждать теорию Коперника даже в «нейтральной» манере, то есть ничего не доказывая и не опровергая, а просто излагая ее суть и перечисляя аргументы pro et contra. Иными словами, согласно «жесткому» сценарию, Галилею запрещалось публично упоминать о гелиоцентрическом учении вообще. Однако… в «жестком» сценарии ничего не говорилось о необходимости отказа Галилея от поддержки этого учения, что по-своему логично: если он отказывается следовать увещанию, то есть фактически продолжает считать коперниканскую космологию истинной, то тогда его следует лишить права говорить и писать о ней что бы то ни было442442
  Но одной лишь «недоказанности» теории Коперника было совершенно не достаточно, чтобы принимать к Галилею какие-либо меры воздействия. Распоряжение Святейшего от 25 февряля 1616 года опиралось не на факт недоказанности космологических идей Коперника, а на приведенную выше довольно жесткую оценку гелиоцетрического учения квалификаторами Священной канцелярии (другое дело, что Святейший в опубликованных документах смягчил эту оценку). К тому же Галилей никогда не утверждал, что это учение доказано «according to the criteria of proof accepted in Aristotelian-Thomistic discourse» (Feldhay R. Galileo and the Church… P. 45 – 46), и его «criteria of proof», как справедливо в этой связи заметил Д. Спеллер, отличались от традиционных (Speller J. Galileo’s inquisition trial revisited… P. 85).


[Закрыть]. Иными словами, Галилея поставили перед выбором: либо меняй образ мыслей, либо думай что хочешь, но молчи.

По мнению подавляющего числа историков, ни папа, ни Беллармино не сомневались в чистоте веры Галилея и не испытывали к нему никаких враждебных чувств. Кроме того, они учитывали его европейскую известность, обширные связи и, конечно, то, что он был Filosofo e Matematico Primario del Granduca di Toscana. Все это вместе взятое отнюдь не толкало их, особенно Беллармино, к жестким мерам. Увещания, по мнению кардинала, было вполне достаточно, чтобы охладить пыл Галилея и вместе с тем не нанести ущерба его репутации и тем самым не обидеть Козимо II443443
  По мнению С. Дрейка, «хотя папа, вероятно, хотел, чтобы инквизиция начала процесс лично против Галилея, кардинал Беллармино посоветовал понтифику применить более мягкую (less personal) процедуру» (Drake S. Galileo at Work… P. 253).


[Закрыть]. И еще одна немаловажная деталь – заключение отцов-теологов было запротоколировано, но ни разу не публиковалось (до того времени, когда соответствующие документы стали доступны историкам444444
  См. подробнее: Фантоли А. Галилей… С. 363 – 393.


[Закрыть]). Согласно же каноническому праву, если решение не публиковалось, оно не имело юридической силы.

Некоторые историки полагают, что в первой, секретной, части заседания, когда совещались только папа и кардиналы, в отсутствие нотариуса и иных служащих трибунала (включая комиссара и асессора инквизиции), понтифик дал доктринальное определение учению Коперника, которое затем было положено в основу всех принимавшихся решений. По мнению Беретты, так оно и было – Павел V объявил на этом собрании Конгрегации инквизиции «la determination doctrinale», согласно которому теория Коперника противоречит Священному Писанию445445
  Beretta F. Le procès de Galilée… P. 470; Beretta F. Urbain VIII Barberini Protagoniste de la Condamnation de Galilée… P. 556.


[Закрыть]. Но это маловерятно, поскольку тогда понтификальное determinatio так или иначе упоминалось бы не только в Registro dei Decreta446446
  Decretum за 25 февраля 1616 года, к сожалению, не сохранился.


[Закрыть], но и в иных официальных и неофициальных документах курии и в прочих источниках. Кроме того, в более поздних документах (к примеру, в приводимой далее нотариальной записи об увещании Галилея, в материалах процесса 1633 года, в том числе в Summarium и в приговоре) мнение Коперника характеризуется только как ошибочное («monuit de errore supradictae opinionis et ut illam deserat»447447
  Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 322.


[Закрыть]), тогда как утверждение о противоречии гелиоцентризма Священному Писанию неизменно связывается с декретом Конгрегации Индекса от 5 марта 1616 года448448
  «…Fu determinato dalla S. Congregazione dell’Indice» (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 338), «… finalmente dalla Congregazione dell’Indice fu dichiarato» (Ibid. P. 295) и т.д. Детальную критику тезиса Ф. Беретты см. в монографии: Speller J. Galileo’s inquisition trial revisited… P. 87 – 94.


[Закрыть], о котором речь пойдет далее. Павел V был человеком крайне осторожным в принятии важных решений (особенно доктринальных определений) и тем более в объявлении их ex cathedra, что, в частности, проявилось в истории полемики De auxiliis. Он мог запретить те или иные утверждения, воздерживаясь, однако, от их доктринального определения как еретических. Что касается учения Коперника, то, судя по дошедшим до нас документам, Павел V не давал на собрании Священной канцелярии 25 февраля 1616 года никакого доктринального определения этому учению, что и отражено в приведенной выше протокольной записи, но декрет Конгрегации Индекса от 5 марта 1616 года, в котором и было впервые публично заявлено о противоречии гелиоцентризма Писанию («divinae Scripturae omnino adversans»), Святейший одобрил449449
  «…Huiusmodi decretum <…> fuit a Sanctitate sua approbatum, nec non etiam ordinatum ut imprimeretur huiusmodi prohibitio» (цит. по: Mayaud. La Condamnation des Livres Coperniciens et sa Révocation… P. 39). См. также: Speller J. Galileo’s inquisition trial revisited… P. 91 – 92.


[Закрыть]. Скорее это заявление впервые было сделано и принято, по крайней мере официально, на собрании Конгрегации Индекса 1 марта 1616 года. Об этом собрании речь пойдет далее, но сейчас важно отметить, что увещание Галилея имело место до того, как квалификация теории Коперника как несовместимой со Священным Писанием была предложена и одобрена Конгрегацией Индекса. Хотя нельзя исключать, что в процессе увещания Беллармино фактически информировал Галилея о готовящемся декрете Конгрегации Индекса (скорее всего, не уточняя формулировок и не сообщая, на каком основании гелиоцентризм «следует оставить»). Теперь – о самой процедуре увещания.

В пятницу 26 февраля 1616 года состоялась встреча Галилея с кардиналом Беллармино. О том, как она проходила, свидетельствуют три архивных документа. Однако эти документы, мягко говоря, не вполне согласуются друг с другом, в силу чего историками было предложено несколько версий происшедшего450450
  См.: Wohlwill E. Der Inquisitionprocess des Galileo Galilei; Gebler K. von. Galileo Galilei and the Roman curia from authentic sources; Reusch F.H. Der Process Galilei’s und die Jesuiten; Santilliana G. de. The Crime of Galileo; Morpurgo-Tagliabue G. I Processi di Galileo e l’epistemologia; Drake S. Galileo at Work… P. 253 – 254; Langford J.J. Galileo, Science and the Church… P. 92 – 97; Brandmüller W. Galilei und die Kirche, oder Das Recht auf Irrtum (см. также: Brandmüller W. Galilei und die Kirche: ein «Fall» und seine Losung. Aachen); Blackwell R. Galileo, Bellarmine, and the Bible; Фантоли А. Галилей… С. 163 – 169.


[Закрыть]. Обратимся к текстам этих документов.

В первом из них сказано следующее:

Пятница 26 февраля. В постоянную резиденцию вышеупомянутого Преосвященнейшего господина кардинала Беллармино, в апартаменты Его Высокопреосвященства был призван вышеназванный Галилей, и как только он предстал пред лицом Его Высокопреосвященства в присутствии достопочтеннейшего отца Микеланджело Сегицци из Лоди, члена Ордена Проповедников, Генерального Комиссара Инквизиции, то кардинал увещал упомянутого Галилея в ошибочности его известных воззрений, и чтобы он [Галилей] их оставил. Вслед за тем, в присутствии моем и т.д., и свидетелей и т.д., а также вышеназванного Преосвященнейшего господина кардинала, вышеупомянутый господин комиссар повелел и предписал все еще присутствовавшему здесь упомянутому Галилею от имени его святейшества папы и всей Конгрегации Инквизиции полностью оставить вышеупомянутое мнение, – а именно, что Солнце неподвижно и находится в центре мира, а Земля движется, – и в дальнейшем его более не придерживаться, не преподавать и не защищать никоим образом, ни письменно, ни устно. В противном случае Святая Инквизиция вынуждена будет возбудить против него дело. С этим предписанием вышеназванный Галилей согласился и обещал повиноваться.

Учинено в Риме, в вышеуказанном месте, в присутствии в качестве свидетелей достопочтенных Бадино Нореса из Никосии, что в Кипрском королевстве, и Августино Монгардо из аббатства Розы, что в диоцезе Монтепульчиано, оба они – знакомые упомянутого Его Высокопреосвященства кардинала451451
  «In palatio solitae habitationis dicti Ill.^mi D. Card.^lis Bellarminii et in mansionibus Dominationis Suae Ill.^mae, idem Ill.^mus D. Card.^lis, vocato supradicto Galileo, ipsoque coram D.^sua Ill.^ma existente, in praesentia admodum R. P. Fratris Michaelis Angeli Seghitii de Lauda, ordinis Praedicatorum, Commissarii generalis S.^ti Officii, praedictum Galileum monuit de errore supradictae opinionis et ut illam deserat; et successive ac incontinenti, in mei etc. et testium etc., praesente etiam adhuc eodem Ill.^mo D. Card.^li, suprodictus P. Commissarius praedicto Galileo adhuc ibidem praesenti et constituto praecepit et ordinavit [proprio nomine] S.^mi D. N. Papae et totius Congregationis S.^ti Officii ut supradictam opinionem, quod sol sit centrum mundi et immobilis et terra moveatur, omnino relinquat, nec eam de caetero, quovis modo, teneat, doceat aut defendat, verbo aut scriptis; alias, contra ipsum procedetur in S.^to Officio. Cui praecepto idem Galileus acquievit et parere promisit» (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 321 – 322).


[Закрыть].

Следует отметить, что этот документ не был ни подписан, ни нотариально заверен (к этому обстоятельству я вернусь в следующей части книги). Одно время даже считалось, что это фальшивка, сфабрикованная в ходе процесса над Галилеем 1632 – 1633 годов, но затем была доказана его подлинность452452
  См. подробнее: Фантоли А. Галилей… С. 164; Выгодский М.Я. Галилей и инквизиция… С. 191 – 216. О подлинности документа писал также Ф. Беретта (Beretta F. Le procès de Galilée et les Archives du Saint-Office… P. 476 – 477). Впрочем, последний не склонен полностью исключать подлог (точнее, более позднюю – 1632 года – вставку о действиях комиссара). Более того, Ф. Беретта в этой же статье высказал предположение, что фальсификация, возможно, имела место (Ibid. P. 479), на чем я остановлюсь в следующей части этой книги. Здесь же отмечу, что никаких доказательств он не приводит, да их, полагаю, и быть не может. Поэтому, как справедливо заметил А. Фантоли, следует руководствоваться известным юридическим принципом: nemo reus nisi probetur (Fantoli A. Galileo: for Copernicanism and for the Church… P. 450). Кроме того, если уж в курии дошли до фабрикации нужных обвинению документов, то почему бы тогда не приписать и увещание, и предписание одному лицу – кардиналу Беллармино, которого в 1632 году уже давно не было в живых? Зачем понадобилось придумывать особую роль для комиссара Сегицци и тем самым запутывать ситуацию? Кроме того, не следует забывать, что свою меру воздействия на Галилея (увещание) кардинал Беллармино согласовал со Святейшим, тогда как комиссар Сегицци получил инструкции от кардинала Миллини (хотя, разумеется, тот сообщал их от имени верховного понтифика). Это обстоятельство тоже могло стать источником путаницы.


[Закрыть]. Заметим также, что в этом документе основные положения теории Коперника названы просто ошибочными и нигде не говорится ни о том, что одно из них является «формально еретическим», а другое «ошибочным в вере» (то есть мнение квалификаторов Священной канцелярии было полностью проигнорировано), ни о том, что гелиоцентризм противоречит Библии.

Второй документ более поздний. Это копия протокола заседания инквизиции от 3 марта 1616 года, на котором присутствовали папа и семь кардиналов. В его первой части имеется следующий фрагмент, относящийся к событиям 26 февраля:

Сделано было сообщение Его Высокопреосвященством господином кардиналом Беллармино о том, что математик Галилео Галилей после увещания, сделанного согласно предписанию Святой Конгрегации оставить мнение, которое он до сих пор разделял, будто Солнце занимает центр [небесных] сфер и неподвижно, а Земля подвижна, согласился453453
  Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 278.


[Закрыть].

Заметим, что во втором документе ничего не говорится о действиях комиссара Сегицци, равно как и о запрете на защиту и преподавание гелиоцентрической теории. Беллармино, если верить протоколу, просто проигнорировал соответствующие места папского решения, равно как и действия комиссара инквизиции, которые кардинал, возможно, счел неуместными. И Сегицци не возражал (или не осмелился возразить). Впрочем, Беллармино сообщил Конгрегации только то, что имело отношение к обсуждаемой на собрании теме (пополнение Индекса запрещенных книг новой литературой, в том числе и астрономической), тогда как про то, что именно произошло во время его задушевной беседы с Галилеем 26 февраля, его никто не спрашивал.

И, наконец, третий документ – подлинник протокола заседания Конгрегации инквизиции 25 февраля (основной текст цитирован выше) с припиской:

26 числа (указанного месяца) Его Высокопреосвященство кардинал Беллармино уведомил Галилея, что его воззрения являются ошибочными etc.» и далее по-итальянски: «ed in appreso dal Padre Commissario gli fu inquinto il precetto come sopra etc.» («…и со стороны отца Kомиссара ему было сделано предупреждение о том же etc.»)454454
  Фантоли А. Галилей… С. 165, 192, примеч. 73. Как уже указывалось выше, впервые этот документ опубликован в: I Documenti… P. 222 – 223.


[Закрыть].

Это «etc.» часто использовалось в документах курии, предназначенных для «внутреннего использования», когда речь шла о вещах, известных тем, для кого эти документы предназначались. В первом случае, в латинском тексте, etc. означало, скорее всего, «как было приказано» (то есть в соответствии с решением или распоряжением папы), во втором – «в установленном порядке». Правда, непонятно, почему часть приписки (последняя фраза) сделана не на латыни, а по-итальянски.

Прежде чем идти дальше, следует сказать несколько слов о комиссаре Сегицци. О нем мы знаем не много. Достоверно известно, что в 1601 году он был назначен социем (socius, то есть заместителем, помощником) комиссара инквизиции, поскольку имел хорошую репутацию знатока юридических процедур и эрудированного теолога. Он был одним из тех одиннадцати квалификаторов Священной канцелярии, которые 24 февраля 1616 года дали заключение о теологическом статусе гелиоцентрической теории455455
  I Documenti… P. 99 – 100.


[Закрыть]. Более того, документ был написан его рукой, что наводит на мысль, что именно он возглавлял эту группу экспертов. Следовательно, эта тема была комиссару хорошо знакома и у него было свое представление о гелиоцентрическом учении. В 1609 году его направили инквизитором в Кремону, а затем в Милан. Будучи в этих городах, Сегицци постоянно обращался в Рим с вопросами, касающимися юридических аспектов деятельности Священной канцелярии. И многие его предложения были приняты. В феврале 1615 года он был назначен генеральным комиссаром инквизиции. Эта должность служила, как правило, плацдармом для дальнейшего продвижения по ступеням церковной иерархии, в частности, она обещала в перспективе кардинальское звание. Однако в конце мая 1616 года в курии решают отправить Сегицци епископом в провинцию, в его родной город Лоди, что никак нельзя считать повышением456456
  Сегицци прослужил епископом в Лоди до своей смерти в 1625 году.


[Закрыть]. Таким образом, в должности commissario он пробыл менее полутора лет. Почему так мало? Не потому ли, что он превысил свои полномочия во время встречи Беллармино с Галилеем 26 февраля 1616 года? У нас нет никаких прямых документальных свидетельств, которые помогли бы ответить на этот вопрос, тем более что не менее (а может быть, и более) правдоподобной выглядит другая версия: нужно было освободить место для фаворита Павла V Дезидерио Скальи, родственника трех кардиналов.

Итак, что же произошло в день 26 февраля 1616 года? Фактически Галилею было сделано и увещание, и предостережение, и предписание, что, строго говоря, нарушало решение Павла V, которое предусматривало определенную последовательность действий. Согласно сценарию верховного понтифика, praeceptum должно было быть сделано только в случае «неповиновения» («si recusaverit parere») ученого, то есть если бы он не внял предостережению Беллармино. На деле же, как только кардинал окончил monitum (увещание), комиссар инквизиции, не дав сказать Галилею ни слова, сразу же перешел к запретам docere и defendere коперниканское учение, ничего, однако, не сказав о возможности (или невозможности) это учение обсуждать (tractare), хотя решение Святейшего предусматривало также и запрет на разъяснение сути коперниканства, скажем, в ходе полемики. Кроме того, сравним формулировки, касающиеся возможности применения к Галилею крайних мер. В папском распоряжении сказано: «…В случае же отказа он будет подвергнут тюремному заключению». Формулировка комиссара Сегицци: «…В противном случае святая инквизиция вынуждена будет возбудить против него дело». Ясно, что заявление комиссара юридически более корректно (хотя, конечно, Святейший имел в виду досудебный арест, а не заключение в тюрьму на неопределенный срок без суда и следствия). Другая выразительная деталь. Сравним требования Беллармино и Сегицци в той части, которая касалась необходимости оставить коперниканское учение. Беллармино: «ut illam deserat». Комиссар: «ut… omnino relinquat». Формула Сегицци звучит жестче: «полностью оставить».

И еще одно важное обстоятельство, на которое обратил внимание Спеллер, – по поводу следующей фразы из нотариальной записи: «…Полностью оставить вышеупомянутое мнение <…> и в дальнейшем его более не придерживаться, не преподавать и не защищать никоим образом, ни письменно, ни устно (omnino relinquat, nec eam de caetero, quovis modo teneat, doceat aut defendat, verbo aut scriptis)». Судя по структуре этого фрагмента (я имею в виду, разумеется, латинский текст), слова «quovis modo (каким-либо образом)» относятся ко всем трем глаголам (tenere, docere и defendere), в том числе, что особенно важно для Галилея, – к первому из них (tenere), причем требование оставить и не поддерживать теорию Коперника повторено в предписании Сегицци дважды: «ut… omnino relinquat» и «nec de caetero tenere». Во время процесса 1633 года в защитительной речи тосканец будет уверять трибунал, что ничего не помнит о якобы данном ему в феврале 1616 года предписании, запрещавшем «tenere, defendere vel quovis modo docere» коперниканское учение. Галилей, заметим, связывает слова «quovis modo» только с одним глаголом – docere. И это не случайно.

Запрет поддерживать (tenere) гелиоцентризм был, бесспорно, самым существенным требованием со стороны Священной канцелярии, ибо то был запрет на выдвижение любых аргументов в пользу коперниканской теории, что в конечном счете означало запрещение излагать (преподавать)457457
  По крайней мере, если под docere понимать не просто сухое информирование о факте существования некой теории, но и убеждение аудитории в ее истинности. См. подробнее: Speller J. Galileo’s inquisition trial revisited… P. 100 – 103.


[Закрыть] и защищать ее от критики. Вот, собственно, в чем было отказано Галилею в praeceptum – в любых (письменных и устных) попытках обоснования гелиоцентризма (гелиостатизма)/геокинетизма как физически истинной концепции. Более того, как я уже писал выше, предписание не позволяло Галилею говорить об учении Коперника даже как о гипотезе (ex suppositione, как выразился Беллармино), даже как о математической конструкции, позволяющей «спасти явления». Да, формулировка предписания, которую использовал Сегицци, формально оставляла Галилею возможность «обсуждать (tractare)» коперниканское «мнение» (и в этом смысле она была несколько мягче планировавшегося папского запрета). Но реально воспользоваться этой лазейкой было очень и очень трудно, разве что попытаться изложить две главнейшие системы мира (птолемееву и коперникову), предлагая при этом лишь «неокончательные философские и физические аргументы как с одной, так и с другой стороны»458458
  Цитата из титульного листа «Диалога о двух главнейших системах мира» (Галилей Г. Диалог… С. 104).


[Закрыть]. Именно эту видимость и пытался в меру сил создать Галилей, когда писал «Dialogo» и особенно когда вел неторопливую беседу в хоромах Священной канцелярии с комиссаром Макулано апрельским утром 1633 года. Но об этом в следующей части книги459459
  Впрочем, все эти тонкости (кто что сказал и как понимать латинскую терминологию Священной канцелярии) занимают лишь зануд – профессиональных историков. Просвещенные дилетанты типа А.Э. Штекли излагают события так, как они должны были происходить по их представлениям:
  Галилей выслушал кардинала, потом осторожно заметил, что вопрос этот весьма сложен. Среди теологов нет полного согласия. Доводам кардинала можно противопоставить иное толкование тех же текстов, предлагаемое другими богословами. На этот счет ведь нет ни соборного постановления, ни решения папы <…> Беллармино перебил его. Рассуждать здесь больше не о чем! <…> По знаку кардинала в комнату вошло еще несколько духовных лиц. Свидетели? Генеральный инквизитор от имени папы и всей Святой службы сообщил Галилею официальное предписание (Штекли А.Э. Галилей… С. 221).
  Забавно, особенно если учесть, что достоверно не известно, успел ли Галилей хотя бы глаза округлить от удивления, прежде чем Сегицци сделал ему строгое предписание. Почему бы тогда не вообразить, что тосканец стал зачитывать кардиналу избранные места из своего письма герцогине Лотарингской?! Трудно представить, что Галилею пришло в голову рассказывать авторитетнейшему теологу своего времени о том, что есть еще «иное толкование» библейских текстов, тем более что позиция Беллармино ученому была прекрасно известна из письма кардинала кармелиту Паоло Фоскарини. И на процессе 1633 года Галилей даже не пытался ввязываться в теологическую полемику и сопоставлять богословские мнения, хотя бы потому, что как мирянин не имел на это права. А эпизод с появлением свидетелей по знаку кардинала вообще алогичен. Свидетели должны были присутствовать (и присутствовали) от начала до конца этого «мероприятия».


[Закрыть].

Джером Лэнгфорд одно время полагал, что Галилей, не очень хорошо понимавший, что происходит на самом деле, стал после увещания Беллармино возражать (что, добавлю от себя, могло проявиться не только в словах, но также в жестах и в мимике), и это побудило комиссара Сегицци выступить с более жестким заявлением. Видимо, Лэнгфорд опирался на исследование Франца Рейша, который показал, что выражение «successive ac incontinenti» в то время могло означать не «тут же» или «немедленно после (э)того» – в переводе Дж. де Сантилланы «immediately thereafter»460460
  Santillana G. de. The Crime of Galileo… P. 126.


[Закрыть], – но «впоследствии», «после (э)того», «позднее» и т.п.461461
  См.: Reusch F. H. Der Process Galilei’s… S. 137 ff; Langford J.J. Galileo, Science, and the Church… P. 96 – 97.


[Закрыть] Но затем Лэнгфорд без объяснения причин оставил свою версию и принял трактовку Дрейка – мол, Сегицци просто переусердствовал в служебном рвении («…overzealons in the fulfillment of his assignment» и т.д.)462462
  Langford J.J. Galileo, Science, and the Church… P. 97. Дрейк весьма красочно описывает сцену увещания Галилея, но, к сожалению, большинство сообщаемых им деталей – не более чем плод его воображения:
  …Комиссар-доминиканец не очень-то доверял иезуиту Беллармино, который мог уговорить Галилея не вступать ни в какие пререкания и, таким образом, избежать более жесткого предписания. Беллармино быстро догадался об истинной цели прихода комиссара и был в негодовании. Когда ему доложили о прибытии Галилея, он встретил его в дверях с учтивым поклоном, как всегда делал, принимая гостя, и, понизив голос до шепота, предупредил, чтобы тот ни в коем случае не высказывал никаких возражений, что бы далее ни происходило. После чего он вместе с Галилеем вернулся к своему креслу и, в соответствии с указанием папы, сообщил ученому о принятом накануне решении.
  Комиссар, видя, что кардинал о чем-то беседует с Галилеем, догадался, что никаких возражений от последнего ждать уже не приходится, а потому его, комиссара, пребывание тут становилось совершенно бессмысленным. Поэтому, как только Беллармино закончил увещание, Сегицци немедленно, не давая Галилею сказать ни слова, выступил с предостережением более строгим, чем было санкционировано папой. В этой ситуации Галилею оставалось лишь молча согласиться.
  Беллармино был, разумеется, удивлен и возмущен столь неуместным вмешательством комиссара. Он поднялся со своего места и проводил Галилея до двери, сославшись на обилие других дел, намеченных на это утро, но выразил надежду, что тот заедет к нему перед отъездом из Рима. Вернувшись, кардинал поговорил с комиссаром с глазу на глаз. Видимо, он заявил ему, что заранее согласованные с папой инструкции были нарушены, возможно, неумышленно… Но подписать [составленный нотариусом] протокол – значит привлечь внимание папы к этому обстоятельству (Drake S. Galileo at Work… P. 254).
  В монографии Шея и Артигаса «Galileo in Rome» также сказано:
  Эта запись (то есть неподписанный протокол от 26 февраля 1616 года. – И.Д.), по-видимому, была сделана каким-то усердным чиновником, который писал от первого лица и который хотел засвидетельствовать, что комиссар действительно вмешался, чтобы сообщить Галилею строгое предписание полностью оставить коперниканское учение. Однако Беллармино, видимо, считал, что его увещания было вполне достаточно, и протокол в итоге остался неподписанным (P. 83 – 84).
  Те же авторы в другой монографии представляют ситуацию так: «По нашему мнению, все, что намеревались провести, – это сделать Галилею увещание со стороны кардинала, и последующее вмешательство комиссара было обусловлено чрезмерным служебным рвением (overzealousness) со стороны последнего» (Shea W.R., Artigas M. Galileo observed… P. 94). По их мнению, Галилей просто испугался или по крайней мере был в замешательстве и выразил это «словом или взглядом», что и вызвало вмешательство Сегицци (Ibid.).


[Закрыть].

Близкую к первой версии Лэнгфорда трактовку событий предложил Гвидо Морпурго-Тальябуэ463463
  Morpurgo-Tagliabue G. I processi di Galileo e l’epistomologia… P. 14 – 25.


[Закрыть], которого поддержал Фантоли. «По мнению этого автора (то есть Морпурго-Тальябуэ. – И.Д.), – пишет Фантоли, – выслушав предупреждение Беллармино, Галилей некоторое время колебался и медлил с ответом (а может быть, даже высказал свои возражения). Тогда комиссар Сегицци, по всей вероятности, не удовлетворенный слишком мягким и вежливым тоном обращения кардинала, решил вмешаться и выразить приказание в более резкой форме. Услышав угрозу, Галилей, несомненно, должен был немедленно подчиниться. Но не предусмотренное в данной ситуации вмешательство Сегицци могло не понравиться Беллармино, который отнюдь не считал свои возможности исчерпанными. Поэтому кардинал… отказался подписать документ, подготовленный нотариусом по желанию Сегицци, так как это противоречило его нравственным убеждениям»464464
  Фантоли А. Галилей… С. 165.


[Закрыть].

Другой историк, англичанин Дэвид Вуттон, предположил (правда, с оговоркой «for what it is worth»), что Галилей «действительно стал возражать, когда ему было сказано [кардиналом Беллармино] оставить коперниканское учение»465465
  Wootton D. Galileo… P. 153.


[Закрыть]. Свою «догадку» Вуттон обосновывает характером Галилея, ссылаясь на критические высказывания Гвиччардини в адрес ученого, ряд которых я привел выше. Галилео прибыл в Рим, «чтобы убедить Беллармино, что тот ошибался, и у него [Галилея] был первый и последний шанс сделать это. Так можно ли вообразить, что Галилео в таких обстоятельствах хранил молчание?»466466
  Ibid.


[Закрыть] Возможно, Морпурго-Тальябуэ и Д. Вуттон правы, однако психологические аргументы при всей их занимательности весьма ненадежны.