Текст книги "Субэдэй. Яростное сопротивление"

Глава 5. Благодарность ситучей

Думать долго не дали, так как всех юношей под руководством Нурэя отправили на охоту. Богдану вождь приказал остаться. Причина была простой, но поначалу непонятной. Дело в том, что он часто наблюдал за тренировками молодёжи, а потом и старших охотников. Те быстро схватывали суть опережающего блока и удара. Причём юноши делали это намного лучше, чем их взрослые соплеменники, но те просто начали позже.

Сам вождь часто садился на камень и смотрел, как они отрабатывают одно и то же движение. Потом он шёл в лес и пробовал повторить всё что запомнил, один, на ветках и кустарниках, чтобы никто не видел. Однако чутьё подсказывало ему, что он делает это неправильно. Но и пойти учиться вместе со всеми он не мог.

В итоге Баргуджин решил, что пока в стойбище не будет юных охотников, Билбэт будет учить его одного. К тому же старейшины посоветовали ему отправить людей на юг для поиска мечей и наконечников для стрел, топоров и железных накладок. Раз уж охота была удачной, надо было извлечь из неё как можно больше пользы. Таким образом почти все старшие охотники разошлись по пяти племенам, с которыми туматы каждый год обменивались товарами.

Под руководством Билбэта вождь быстро освоил основные приёмы. Он даже придумал, как учиться самостоятельно.

– Толкай на меня! – сказал он как-то Билбэту, подняв полусгнивший ствол дерева. Тот толкнул. Баргуджин дождался, пока кора почти коснётся лица, и быстро уклонился влево.

– Ух ты! Отлично! Классно ты придумал. Это же замена мешка! Надо будет с пацанами попробовать, – искренне похвалил Богдан, и вождь впервые в своей жизни почувствовал, что ему приятно, когда его хвалят.

– Можно ещё вот так, – стараясь не улыбаться и специально хмуря брови, добавил он, оттягивая гибкий ствол кустарника, похожего на орех. – Становись!

Богдан стал перед веткой, и когда вождь отпустил её, сделал блок, удар и потом уже уклонился от окончательно распрямившегося ствола. Баргуджин с уважением покачал головой, и они продолжили тренировки.

Больше всего предводителю племени не нравилось отрабатывать приёмы в примитивном кожаном нагруднике и накладках.

– Терпи! – настаивал Богдан, понимая, что мокрый от пота и злости вождь будет потом благодарить его тысячу раз. – Не могу! Мешает! – рычал Баргуджин в ответ. – Не видишь, руке мешает. Не могу ударить. Мимо, снова мимо. Как беременная олениха, – недовольно фыркал он, но продолжал тренироваться.

– Бей не в живот. Там такой же нагрудник. Ниже, бей прямо в середину ноги или между ног. Между ног – лучше, – и Богдан показывал вождю, как бить обратной стороной палки снизу вверх, а потом забирал её и учил бить ногой по чучелу. В то место, где был пах.

– Думаешь, поможет? – спрашивал Баргуджин.

– Ещё как! – с усмешкой отвечал Богдан.

Их занятия обычно проходили когда солнце начинало клониться к закату. А с утра Богдан строил себе гэр. После того как шаман и его сын пришли в себя, с ними ещё раз поговорили старейшины и главные охотники родов. Все хотели знать, что произошло. Но оба твердили одни те же слова, причём Дзэтай часто плакал, что придавало его скорби искренности. Хотя на самом деле он плакал, жалея о потерянном мешочке с серыми тёртыми грибами, которые помогали ему общаться с духами. А новые он найти не мог.

Его сын просто повторял то, что слышал от духов. И отец, и сын ничего не помнили, кроме тех слов, которые им внушил Богдан. Поэтому старейшины в конце концов пришли к выводу, что тайные силы леса и гор давали им знак о приближающейся опасности. После этого юный Тускул ушёл вслед за охотниками, а его отец остался приводить в порядок гэр. Рядом в это время возился Богдан.

– Гнездо какое-то! – смеялся над ним поначалу шаман, но вскоре перестал. – И что, камни пропустят воду? – не верил он, когда слышал объяснение. Дзэтай не понимал, зачем надо было поднимать дно гэра над землёй и ставить его на камни.

– Конечно! – объяснял Богдан. – Пойдут дожди, всё будет течь снизу. Смотри, тут наклон. Как и у тебя. Только твой гэр мхом обложен. Он намокает. Воду пропускает. А здесь всё снизу пройдёт.

– А на камнях что будет? Шкуры? – не унимался Дзэтай.

– Нет. Ветки, как корзина. Обмажу глиной, высохнет, второй раз обмажу и обожгу.

– Глина сломается.

– Для этого камни в середине будут. Вот, видишь, несколько штук. А в глину золу добавим. Станет гибкая. Соломы бы, но где же её возьмёшь!

– А зимой как? Снег большой начнётся. Холодно будет. Снизу холод придёт, – не успокаивался шаман.

– Не-е, не придёт, – с улыбкой отвечал Богдан. – Я глину с золой между камней намажу. Снизу будет пусто и тепло. И задувать не будет.

– А где же костёр? – насупив брови и обходя по кругу недостроенное жилище, поинтересовался Дзэтай.

– Ну где, где? Посередине, конечно. Вон, видишь, у тебя вода в большой глиняной чашке?

– Да.

– Такая же будет. В ней – огонь. Только надо придумать, как пепел и угли выгребать. Тут пылесоса нет. И лопаты – тоже.

– Чего нет? – не понимал шаман.

– Да ничего. Это я так, сам с собой разговариваю.

В один из дней, когда над жилищем уже торчали палки и оставалось только обтянуть их шкурами зверей, Богдан вдруг понял, что ему не найти столько шкур. К тому же ещё надо было рассчитаться со старой знахаркой. Но решение нашлось мгновенно. Причём лучше, чем шкуры. Он решил сплести тонкие ветки кустарника в маты, обмазать глиной и поставить вокруг смотрящих в небо жердей. Но для этого надо было попросить о помощи Дзэтая. Как ни странно, шаман согласился и даже позвал из стойбища девушек, чтобы те сплели несколько больших матов для боковых стен.

– Эх, лишь бы до дождя успеть! – волновался Богдан.

О том, что вождь тренируется с чужаком в лесу, никто не знал. Баргуджин говорил Айлане, что ходит к шаману советоваться о будущем. Только разговоры их были очень короткими. Потом вождь обычно шёл с Билбэтом «искать речного шамана» или «слушать голоса предков».

Когда все стенки нового холомо были обложены плетёными «матами», как их называл Богдан, и нижняя половина уже была обмазана смесью глины с золой, в становище неожиданно приехал одноглазый Огай, вождь племени ситучей. Баргуджин принял его радушно, и они долго сидели возле холомо, обсуждая, что ситучи могут предложить туматам в обмен на еду и шкуры.

– Всё-таки будешь воевать с уйгурами? – хмуро спросил в конце одноглазый вождь.

– Да, буду. Некуда больше идти. Да и расстались мы плохо. Так уж случилось… А ты, как я слышал, договорился с ними?

– Да, будем собирать дань, – Огай перечислил всё что потребовали посланники уйгуров.

– Немало, – вздохнул Баргуджин. – Не собрать тебе столько, не собрать. Ну да ладно. Слушай, тебе не нужны теперь ножи и топоры. Обменяй. Нам они очень нужны.

– Не знаю даже. Боюсь, они нам тоже могут пригодиться, – уклончиво ответил вождь ситучей. – Вчера я видел сон. Там был ты. Ты пришёл за мной. И в руках у тебя был нож.

– Думаешь, тоже воевать? – спросил Баргуджин, но его собеседник не успел ответить, так как перед ними вдруг появился полуголый чужак.

– Прости, вождь, у тебя нет золы? Ну из костра? Чёрная такая? – попытался объяснить он, видя, что два вождя не реагируют на его слова. – Не понимаешь? Мне для крыши нужна зола. Боюсь, дожди пойдут, не успею доделать. Можно попросить золу?

– Золу? – вдруг выплюнул из себя странное слово Огай. – Золу? Для гэра? – в его голосе прозвучало искреннее недоумение. Баргуджин в это время оглянулся, чтобы позвать Айлану, но той не было рядом. Вместо матери на его голос вышла Уйгулана.

– Да, для стен. Чтобы тепло было. От дождя, от снега. С глиной мешаю и замазываю. Будет тепло и сухо.

– Как это? – всё ещё недоумевал одноглазый вождь. – Где твой гэр? Хочу посмотреть.

Вскоре немногочисленная процессия, состоящая из двух вождей, Уйгуланы, Аруны и Билбэта, направилась вниз по тропинке, к высокому гэру шамана. Девушки и Богдан несли большие корзины с золой.

– О-о… – с изумлением и испугом протянул одноглазый Огай, увидев странное сооружение. Жерди стояли на камнях, поэтому казалось, что они висят в воздухе. Ситуч потрогал твёрдые чёрные стены, постучал ладонью, заглянул внутрь, подёргал длинные палки, опустился в чашу для костра, попрыгал на полу и вышел, явно довольный увиденным.

– Нравится? – улыбнулся Богдан.

– Да. Но почему на камнях? – после этого Богдану пришлось рассказывать ему о воде, дожде, снеге, осени и зиме, тепле и холоде. Все слушали его очень внимательно. Потом Огай сказал: – Я хочу такой гэр! Ты сделаешь мне?

– Нет, не успею. Но ты можешь попробовать сам. Если хочешь. Вон, глина. Смешаем с тобой, и ты сам намажешь снаружи и изнутри. Плести корзины вы умеете.

– У меня есть охотники. Они сделают это.

– Конечно, сделают. Но ты ведь хочешь гэр для себя? А для этого надо понимать, как это делать. Если они будут ошибаться, ты им покажешь. И других научишь.

Его слова возымели своё действие, и вскоре семь человек, включая вождя ситучей возились с красной глиной, смешивая её с золой и обмазывая плетёные прутья. Работа спорилась быстро, поэтому через день всё было готово. Огай радовался, как ребёнок, как будто он сделал этот гэр для себя. Баргуджин тоже был доволен, потому что видел улыбку своего соседа. Теперь тот принесёт в своё племя что-то новое от туматов. Это было хорошо для их дружбы.

– Огай благодарит Билбэта! – заключил в конце своего нелёгкого труда вождь ситучей. Лицо и руки у него, как и у его соплеменников, были вымазаны сажей. Они выглядели смешно, но Богдан уже научился сдерживаться в такие моменты.

– Билбэт тоже говорит тебе спасибо, вождь большого племени!

– Я хочу отблагодарить тебя, – неожиданно предложил одноглазый ситуч.

– Э-э… – замялся Богдан, но лица соплеменников Огая выражали торжественную гордость, пришедший к этому моменту Баргуджин одобрительно улыбался уголками губ, да и другие туматы, которые прослышали об этом странном поступке ситучей и пришли посмотреть на них, тоже выглядели доброжелательно. Не каждый день им доводилось видеть искреннее восхищение одним из своих соплеменников. Тем более, который совсем недавно был для них чужим.

– Скажи, что тебе надо?

– А можно мне нож? – с надеждой спросил Богдан, понимая, что испачкаться в глине и подарить нож были «две большие разницы». Однако он не подумал, что для искренних и гордых обитателей этих земель желание отблагодарить хорошего человека и сдержать слово были важнее любых ценностей.

– Нож? – хмыкнул Огай. – Нож? Хм-м… Эй, Шарай, дай мне нож! – приказал он одному из своих охотников, и вскоре лезвие с кожаной рукояткой оказалось у Богдана в руках. Он подпрыгнул на месте, сделал сальто назад, заулюлюкал и чуть не бросился одноглазому вождю на шею. Ведь теперь у него точно будут рубашки и длинные штаны! Он сможет обменять их у знахарки на этот нож и шкуры!

Ситучи не знали причину его радости, однако то, как Богдан вёл себя, заставило их всех рассмеяться. Искреннее проявление чувств и выражение благодарности в глазах странного тумата говорило, что подарок пришёлся ему по душе. А что ещё надо было в этих краях? Ничего, кроме дружбы, доверия и удачи.

Глава 6. Хитрость Уйгуланы

Одному Баргуджину было не до веселья. Яркие краски заката превращали окружающую природу в волшебный мир красоты и покоя. Даже вернувшиеся с реки ситучи с уважением кивали головами, глядя на длинную ленту воды, сменившую серебряный цвет на багряный. Они обсуждали новость о стаде буйволов, которое впервые за долгое время появилось в долине. Юные туматы должны были привести половину на стоянку. Это тоже было для ситучей в диковинку. Раньше туматы никогда не оставляли зверей живыми. А сейчас они уже видели у них стреноженных олених. Вскоре все разошлись по соседним холомо.

С рассветом одноглазый вождь отправлялся с ними в обратный путь. Он хотел успеть вернуться до начала осенних дождей. И ещё мудрый Огай предложил ему навестить южное племя дилингов, которые делали железные наконечники для стрел и копий. А после общения с Билбэтом ему нужны были ещё и топоры.

В большом холомо вождя туматов вся семья тоже готовилась ко сну. Выпив воды, Баргуджин снял пояс, нож, мягкие маймахи и устало растянулся на шкуре рядом с выжидательно застывшей женой. В её напряжённой позе чувствовалось желание поговорить.

– Всё хорошо? – наконец, первой спросила Айлана. В бархатном шёпоте прозвучали десятки других вопросов, и Баргуджин знал их почти все.

– Да, чужак новый холомо себе из глины сделал. Огай тоже хочет такой же. Помогал ему. Нож подарил. Билбэт был рад. Эх, ребёнок ещё. Прыгал от счастья. Лучше бы одежду себе сделал, а то ходит голым.

– Так он и радовался из-за одежды! – усмехнулась жена. – Ты что же, не знал? Сигха с него нож запросила за две тархэ и две караи.

– Правда? – теперь настала очередь Баргуджина удивляться. – А он не говорил. Где же он собирался его взять? Огай ведь случайно подарил. Вот даёт чужак… Хм-м…

– А ты всё ходишь к нему? С палками прыгаете? – ещё раз удивила его Айлана.

– Откуда ты знаешь? – эта новость была неприятной, потому что теперь об этом могли узнать все остальные.

– Уйгулана видела. К шаману за травами ходила. А тебя там не было. Но она никому не скажет. Только ты это… может, не будешь больше с ним это…

– Что? Ну говори! – громко прошептал Баргуджин ей на ухо, чтобы не было слышно детям.

– Старшим охотникам не нравится. Они не хотят драться. Ходят к нему очень мало. Ты же видел. Большинство не ходят. Только молодые, да дети там. Но они пока играют. Теперь уже не будут ходить. Охотиться надо.

– Нехорошо… – пробормотал он. Мысли сразу стали крутиться вокруг разлада в племени. Только этого сейчас не хватало! – Кто-то говорил об этом?

– Да, Нурэй и старейшины из рода Тэлэка. Но с ними многие соглашаются. Только молчат.

– И что говорят?

– Много нового за лето. Не так жили предки. Традиции нарушаются. Праздника охоты не было.

– А-а, понятно! Это Нурэй, точно. Не терпится Уйгулану к себе забрать, – недовольно проворчал Баргуджин. Он и не знал, что совсем рядом, привстав на локте, его дочь прислушивается к каждому их слову. И от мыслей о своей будущей судьбе с самым сильным охотником племени у неё начинало неприятно ныть в груди. Хотя раньше такого не было. Но точно так же ныло сердце и у её сестры, немой Аруны, которая лежала рядом с закрытыми глазами и тоже всё слышала. Только её мысли были о другом человеке, который жил рядом с гэром шамана.

– Да, Нурэй. И многие другие. Они не верят чужаку. Он доказал, что умеет охотиться. Чужак сильнее их. Сильнее любого из них. Это их злит.

– Так пусть учатся у него! У своих отцов учились на зверя ходить, а жизнь защищать не хотят!

– Подожди ты, не торопись! Их отцы – туматы. А Билбэт – чужак. И всегда будет чужаком. Для них – точно. Нельзя сейчас ссориться.

– И что же? Бросить всё? Уйгуры придут, придётся драться. Это уже ясно! – отрезал Баргуджин.

– Не все старейшины так думают. Говорят, надо попробовать ещё раз. Хотят договориться. Лучше поголодать, но остаться в живых. Так что будь осторожен. Не спеши делать Билбэта большим охотником. Не приближай его к себе. К тому же Нурэй…

– Что Нурэй?

– Видел, как чужак разговаривает с Уйгуланой. Ну и слухи сразу пошли. А тут ещё три женщины умерли. Праздник перенесли. Жён не выбрали. Разное говорят…

– Что говорят? Это всё духи, тут люди не виноваты. Ты же сама видишь!

– Я-то вижу, но ты будь осторожней. Хорошо?

– Хорошо. Вот придут с охоты и сразу пусть забирает Уйгулану. Слухи какие-то! Я дал слово. Я – вождь. Какие могут быть слухи?

– Вот и я о том же, – примирительно заметила Айлана, гладя его по плечу. Она не стала обнимать мужа, лишь ткнулась лицом в локоть и затихла. Так они и проспали до самого рассвета, пока не пришло время провожать ситучей в дальний путь.

Солнце ещё только коснулось верхушек гэров, а шесть охотников во главе с одноглазым Огаем уже были на ногах. Они пожелали вождю туматов хорошей охоты и короткой зимы. После этого все вместе направились к реке. До начала долины их сопровождали десять юношей. В их числе были два младших сына вождя. Так он показывал ситучам своё уважение.

С другой стороны жилища вождя в это время появилась худенькая женская фигура. Она осторожно обошла два других гэра и незаметно спустилась к тропинке, которая вела к холомо шамана. Это была Уйгулана. Перед этим она рассказала о своём плане сестре, и та с радостью согласилась поддержать её в этой игре. После этого Аруна легла на шкуру и притворилась спящей. На зов матери она должна была выйти уставшей и разбитой, как будто заболела. А Уйгулана отправилась к шаману якобы за травами для неё.

– Что с сестрой? – потягиваясь, спросил Дзэтай. Он бы ещё поспал, но дочери вождя не откажешь.

– Жарко. Лежит. Как будто устала. Глаза грустные. На голову показывает. Плохо ей. Хрипит. Горло болит.

– Да, это всё духи леса виноваты. Я точно знаю, – после смерти свой жены шаман, где можно и где нельзя, упоминал потусторонние силы, сваливая на них все беды. Но Уйгулана не обращала на это внимания.

– Ты дашь каких-нибудь трав? Несколько трав. Ты же всё можешь. Ты сильный и мудрый. Так все говорят, – специально льстила она. – Скоро охотники придут. Будет праздник. К гэрам придут. Женщин будут выбирать. Аруне нельзя болеть.

– Ох, ты права! Я и забыл. А кто её выбрал? Она же немая, – не подумав, ляпнул Дзэтай. Уйгулана сделала вид, что не обиделась и поспешила ответить.

– Есть один охотник. Не хочу пока говорить. Вдруг духи леса нас слышат. Испортят всё.

– Да, да, ты права, – засуетился шаман, сразу поверив в эти слова. – Надо ей подниматься. Надо ходить. Охотник больную женщину в гэр не возьмёт. Нельзя. Ой, где же она, эта… – он перебирал разные мешочки, не находя тот, который нужен был для этого случая.

– Почему нельзя? Сарэй три зимы назад привёл жену из рода Дигей. Она кашляла и была вся в пятнах. Помнишь?

– Да, но потом духи простили её и ушли. Видишь, у неё уже двое детей.

– А Багатэй прошлой осенью тоже взял к себе Ниру. Она съела старую рыбу и чуть не умерла. Помнишь?

– Ой, да. Вся потемнела, как гнилая трава. Духи хотели забрать её. Точно! Они из неё все силы вытянули.

– Да, её рвало. Вся еда вышла. Я носила ей воду от Сигхи. Нира пила её и обратно. Пила и снова всё обратно. Ничего не могла пить.

– Вот видишь! – назидательно заметил шаман.

– Вижу, но ты же сказал, что больную женщину охотник не возьмёт. Почему?

– Что ж тебя это так волнует? Прямо за сестру готова с духами спорить!

– Я не спорю с духами. Я хочу, чтобы Аруна пришла в себя. Ведь если она пролежит до полнолуния, тогда её точно никто не возьмёт. Мама говорила, что нельзя лежать долго. Только вот, столько, – девушка протянула вперёд растопыренную пятерню.

– Да, пять ночей, – со вздохом согласился шаман. – Если трудно будет, можно натереть грудь и шею вот этой травой. Горячо станет, но голове будет легче. Это точно. В воду положишь, потом потрёшь перед тем, как выходить из гэра. Ну как пойдёт к охотнику.

– Понимаю. А ещё у неё изо рта очень плохо пахнет. У тебя есть холодная трава? Мама говорит, она раньше везде росла. Они её ели, и во рту холодно было.

– Есть, есть. Какая ты молодец! Сейчас дам. Да, травы тоже ушли в предгорья. Нет их больше здесь. Далеко хожу. Очень далеко. Духи леса гонят их от нас в долину. Разгневали мы их чем-то, – шаман уже стал сбиваться с мысли, но Уйгулана быстро напомнила ему о сестре:

– Дай горячую траву тоже. На всякий случай. И холодную траву тоже. Ты говорил, ещё есть спокойная трава. Можно спать долго. И тогда легче будет.

– Где же она? Вот я всё забыл. Здесь же лежала… – какое-то время Дзэтай возился в углу, пока не нашёл то, что искал. Он передал мешочки Уйгулане и ещё раз напомнил, где что лежит. Девушка поблагодарила его и поспешила по узкой тропинке обратно.

Стебли жухлой травы торчали во все стороны, как маленькие копья. Она иногда наступала на них, и сухостой с лёгким хрустом ломался, приминаясь к земле, чтобы так и остаться лежать до самого снега. Проходя мимо небольшого холомо чужака, Уйгулана замедлила шаг, и несколько раз окинула взглядом огромный кусок глины, закрывавший вход вместо шкуры, и стены такого же цвета.

Жилище чужака стояло на камнях, и это тоже было необычно. Однако у неё всё это вызывало не страх и настороженность, как у других соплеменников, а любопытство и приятное удивление. Взглянув на тонкую струйку дыма над верхушками жердей, она вдруг почувствовала, что её тянет внутрь. И если бы Билбэт вышел в этот момент из гэра и позвал её, она бы с радостью пошла, забыв обо всём на свете.

Мимолётное виденье пропало, как маленькое облачко в небе, и Уйгулана поспешила в становище. Там её уже ждали. Мать с тревогой в голосе сказала, что Аруне плохо, и даже не удивилась, что Уйгулана успела сходить к шаману и принести от него травы.

Так началось «лечение» сестры. Но лечили её только «спокойной травой», которая вызывала у юной заговорщицы сонливость. Аруна спала и делала вид, что пока ничего не происходит. Так она продолжала болеть до появления охотников, которые принесли известие об удачной охоте на стадо буйволов с загнутыми рогами.

Через несколько дней прошёл первый короткий дождь. Богдан радовался, как ребёнок: дым уходил в отверстие и туда не попадала вода. Зато она попадала внутрь через входной щит, который он придумал вместо шкуры. С этим надо было ещё повозиться и придумать что-то другое. Но сейчас было так уютно, что даже думать об этом не хотелось. Воспоминания о прошлой жизни больше не тревожили его. Пожалуй, впервые за несколько месяцев он признался себе, что ему чертовски везло. Он вёл себя не очень вежливо, но ему прощали многие поступки. Хотя в душе было такое ощущение, что это всё нереальное, игрушечное, что так будет всегда, не будет ни проблем, ни ссор, ни травм, ничего плохого, потому что его отношение к окружающим людям было именно таким, добродушно-игривым. А ведь всё это было из-за того, что он верил в чудесное спасение.

Эта мысль вдруг поразила Богдана, и он сразу забыл об уюте и тепле. Надо было действительно собраться с силами и признаться, что пока ситуация безвыходная и он не знает, где искать этот проклятый выход. Даже совпадение имён и внешности Уйгуланы и её сестры, связь с книгой незнакомца в электричке и событиями в музее – всё это только запутывало его. А отсутствие дорог, машин, самолётов и других признаков цивилизации угнетало ещё больше.

Наверное, именно поэтому он постепенно перестал думать о прошлом и полностью погрузился в жизнь племени. Но почему тогда эти мысли вдруг снова стали тревожить его? Что было причиной? Этого он пока не знал. Однако одна мысль поселилась в голове прочно и надолго – надо относиться к туматам серьёзно. И не совершать больше ошибок. Особенно с Уйгуланой.

В этот момент его размышления прервал Тускул. Парню снова захотелось «поиграть в приёмы», как он называл тренировки. Ну что ж, для Богдана это тоже было полезно. Можно было отвлечься от настораживающих размышлений.

– А как ты так делаешь? Кто такой тренер? Как он учил? Что это такое? Я не знаю такое слово. Кунг-фу. Джит кун до. Это – слова людей за стеной? Ух ты! Твой тренер живёт за большой стеной на юге? Нет? Жаль… А что такое соревнования? Как ты сказал, физтех? Это зверь такой? Нет? А-а… Нет, не понимаю. Физика и техника. Нет, не слышал.

Несмотря на отработку приёмов, Тускул умудрялся задавать десятки вопросов, и Богдану приходилось иногда очень трудно. Но он всё-таки был рад такому общению, потому что оно было искренним и помогало ему самому поддерживать физическую форму. Да и зачем было объяснять этому парню, что такое компьютер и почему взрослые люди играют в детские игры? Здесь многое из прошлого мира казалось ненужным. Кроме, пожалуй, часов. От них бы он точно не отказался. Туматы понятия не имели, что день можно разделить на часы, минуты и секунды. Они всё измеряли днями, ночами, полнолуниями, серединой дня.

На следующий день Тускул разбудил Богдана сразу после рассвета:

– Вернулись! Пошли помогать! Охотники пришли!

Они помчались к стойбищу, где им сразу нашлась работа. И вскоре парни уже помогали другим юношам разбираться с грязными шкурами, отгонять буйволов в отдельный загон, носить воду и ветки для костров.

В жилище вождя в это время царила напряжённая атмосфера. Старшие охотники пришли к Баргуджину и рассказали, что стадо оказалось большим. Они сначала даже не знали, что с ним делать. Нурэй, как самый опытный, предложил пригнать всех к становищу и уже тут решить, что делать дальше. Кормить их всё равно было нечем, но отобрать несколько буйволиц с молоком можно было. Однако вождь не радовался этим новостям, хотя и похвалил всех за умное решение.

– Завтра будет удобный день для праздника. Вы вовремя пришли. Дожди скоро будут. Вчера был небольшой. Значит, осень идёт. Надо быстрее провести обряд, – он посмотрел на Нурэя, и тот радостно улыбнулся. Две пунктирные линии растянулись на коже лица, глаза сузились и заблестели – это означало высшую степень удовольствия.

– Я приду в полдень с самыми красивыми шкурами, – охотник приложил руку к груди.

– Нурэй, я должен тебе сказать… – вождь сдвинул брови, посмотрел на стоявшую рядом Айлану, которая нервно теребила край рукава, и вздохнул. – Уйгулана заболела, – эти слова прозвучали, как гром среди ясного неба. И хотя Баргуджин предпочёл бы произнести их наедине, но сейчас присутствие других охотников могло пригодиться. Все будут знать, что он был честен. – Сначала заболела Аруна. А за ней – Уйгулана. Обе лежат. Жарко, красные лица, – дальше вождь продолжать не стал, чувствуя, что это звучит как оправдание.

– Где они? – воскликнул Нурэй. – Уйгулана здесь?

– Да, – сказал Баргуджин.

– Я хочу посмотреть… – хриплым от волнения голосом попросил главный охотник. Он явно не верил вождю, и все это заметили. Другие туматы с недоумением переглянулись, но ответ был за отцом девушки. Однако вместо него ответила Айлана.

– Идём, – с болью в голосе сказала она и указала на полог. Нурэй решительно шагнул внутрь. Жена вождя закинула шкуру на шест, чтобы было лучше видно. Сбоку, у самой стены лежали две девушки. Они были похожи, как две капли воды. И даже болели одинаково: красные, воспалённые лица, слезящиеся глаза, сухие губы, приоткрытые рты… дышат тяжело, смотрят вверх, как старухи перед смертью.

Нурэй не стал подходить близко. Страх на лице выдал его мысли. Да, он испугался болезни. Если одна сестра заболела после другой, значит, мог заболеть и он!

Охотник поспешил выйти наружу и подошёл к вождю.

– Ты видел? – прозвучал суровый вопрос.

– Да, – ответил Нурэй, но этими словами нельзя было ограничиться. Баргуджин ждал от него ответ на другой вопрос. И он был намного важней. Всё осложнялось тем, что они были не вдвоём. Жена вождя, два его маленьких сына и пять охотников стояли рядом. Они всё слышали.

– И?

Нурэй ника не мог сделать выбор. Если он скажет, что будет ждать выздоровления, а Уйгулана умрёт, то он останется без женщины в своём гэре до следующей осени. Если откажется, тогда завтра ему надо будет выбрать другую девушку. Он только что вернулся с трудной охоты, не ел и не спал, следил за молодыми охотниками, ждал заслуженной награды, а вместо этого его поставили перед выбором. Безжалостным выбором. И старший охотник не выдержал.

– Я не смогу ждать, – скривив лицо, произнёс он. Это означало отказ.

– Я тебя услышал. Все видели, что я ничего не утаил. Ты сам принял решение. Я благодарен тебе за честность. Ты никогда не врал, и за это все считают тебя самым лучшим охотником в племени, – Баргуджину удалось даже из такой ужасной ситуации выйти с честью и не проявить неуважение к слабовольному жениху. Он сам удивился, что смог так сказать.

Вождь наконец почувствовал облегчение, как будто так было лучше для его дочери. Что, в принципе, было недалеко от истины.

В гэре в это время тоже внимательно прислушивались к тому, что происходит снаружи. Две заговорщицы навострили уши и с замиранием сердца ждали, чем всё закончится. Ни о какой болезни, естественно, не было и речи.

– Отказался! – громко прошептала Уйгулана, схватив сестру за плечи. Та провела ладонью вокруг лица и вопросительно подняла брови. – Нет, нет, ты что! Ещё три дня надо. До конца обряда. Нельзя, нельзя раньше. Не злись! Но если он догадается, нам конец, – в ответ на это Аруна сделал несколько резких жестов. – Ну ладно, не мажься травой. Я буду сама себя мазать. Но только лежи, хорошо? Как будто тебе плохо.

Сестра быстро кивнула, выторговав себе спокойный сон без зуда на коже, который вызывала у неё странная «холодная трава» шамана. Так было легче «болеть», и Аруна впервые за долгое время радостно улыбнулась.