Текст книги "Иллюзия"

Я оглянулся вокруг еще раз. Артак, сидя на облаке, каждый атом которого испускал свои энергетические круги разной толщины и размера, продолжал поглощать нечто мягкое, концентрированное, и скорее всего, очень вкусное.

– Это инфракрасный свет, – акула поймала мой взгляд и поспешила ответить на еще незаданный вопрос, – он находится выше красного, и человек лишен возможности воспринимать его глазами. Однако, вы все же чувствуете его кожей как обыкновенное тепло. Сейчас ваши глаза получили дополнительный биоресурс – видеть невидимое, но реально существующее, – она почему-то вздохнула, – пользуйтесь на здоровье.

– А это что? – я показал на другие, менее широкие круги.

– Ультрафиолет. Свет, находящийся перед первой, видимой человеком частью спектра. Глаз также не в состоянии его ухватить и он остается незаметным для вас.

– Столько разных кругов. Глаза разбегаются, – я оглядывался, замечая все новые и новые проявления энергии.

– Да, тут много всего, обычному глазу невидимого, – акула дотрагивалась до каждого отдельного кольца, вызывая ответную реакцию последнего в виде небольшой вспышки, – гамма излучение, рентгеновские лучи, уже обговоренный нами ультрафиолет, видимый свет, который вам так дорог и вами же любим, инфракрасное излучение или другими словами – простое тепло, – Агафья Тихоновна потянулась куда-то за спину и выхватила невиданное мной ранее кольцо, – а вот и микроволновое излучение, – она прыгнула вверх, сильно оттолкнувшись хвостом от земли и вернулась с новыми, зажатыми в плавнике кругами, – а вот эти, – акула с гордостью кивнула на них, – самые длинные и их труднее всего поймать руками. Это радиоволны.

Агафья Тихоновна крепко держала большие круги, давая мне возможность насладиться переливом даже не цвета, но силы. Энергия, заключенная в Пространстве, кажущимся нам пустым, поражала. Она была везде, куда ни посмотри. Пустота вокруг нас, как оказалось, не была пустой. Пустота была наполнена сверх всякой меры, однако это все оставалось невидимым для человеческого глаза. Невидимым, и следовательно, оставленным без внимания долгое время. Только сейчас, в наше Время, человечество начало понимать что пустоты как таковой не бывает. Любая точка в Пространстве наполнена живой и неиссякаемой силой. Неиссякаемой – в самом прямом смысле, ибо насколько я смог увидеть и понять, пределов у этой силы нет. И никогда не было. И судя по всему – никогда не будет.

– … Чем плотнее упакованы кольца – тем большей энергией обладает само поле, – только сейчас я понял что все это время акула что-то говорила, возможно, пыталась мне объяснить происходящее, но погруженный в собственные размышления я ничего не слышал, и только, как зачарованный, осматривался вокруг, не в силах скрыть или даже приглушить свое изумление.

Агафья Тихоновна уселась на оказавшуюся достаточно прочной и упругой радиоволну и раскачивалась на ней как на качелях, свешенных с верхнего облака. Спустя какое-то время ей надоело это занятие и видя что я не собираюсь к ней присоединиться, она спрыгнула вниз, на облачную подушку и уселась прямо около меня, отпустив ничем и никак не поврежденную радиоволну. Та упруго вернулась на свое место, в нескольких метрах над нашими головами.

– Ух ты, – только и смог прошептать я, – а можно оставить эту способность навсегда?

– Видеть?

– Да.

– Она с вами навечно. Навечно в этом мгновении.

– А в другом?

– В другом вы будете просто знать о том что на самом деле есть вокруг вас. Разве это не одно и тоже?

– Но видеть не получится?

– Видеть? – Агафья Тихоновна засмеялась, – видеть не получится. Ваш глаз, созданный эволюцией на протяжении многих миллионов лет не может просто так взять и приспособиться к тому, к чему он ранее не был приспособлен.

Я кивнул головой в знак полного согласия.

– Однако, это не мешает человечеству сделать какой-либо прибор и использовать его, скажем, как очки, – она улыбнулась, – прибор, который будет видеть все это, – Агафья Тихоновна развела плавники в стороны. Человечество всегда так поступает, – она многозначительно хмыкнула.

Облако под Артаком было похоже на многократно набросанные друг на друга рисунки радиоволн из учебника физики. Центры у них были разные, и они причудливо пересекались, создавая невиданные доселе геометрические фигуры. Облако, как и все остальное, было лишь волновой подушкой, источником радио или микро или какого-то другого излучения, но никак не скоплением водяного пара. Да и можно ли было бы вот так просто, как мы, сидеть на водяном пару, тот еще вопрос.

– А как же материя, где она? – я беспомощно оглядывался по сторонам, заметив, что даже солнца – не солнца вовсе, а энергетические, очень плотно упакованные, сжатые уже не знаю чем, поля.

– Материя – лишь сильно концентрированная энергия. Энергия, которую человечество пока еще так и не научилось использовать, – Агафья Тихоновна печально вздохнула, – имея в руках колоссальные запасы Света и тепла, человечество предпочло остановить свое развитие этой отрасли энергетики на атомных и нейтронных бомбах, и только для того чтобы иметь возможность пугать ими друг друга. Защищать какие-то выдуманные границы, которых в Природе то и нет. И быть не может. В Мире все едино, а границы существуют только в человеческом Сознании, – Агафья Тихоновна еще раз вздохнула и подняла на меня глаза. Лакированные пуговицы блестели матовым лаком, и как мне показалось, были влажными. От облака, в котором мы сидели, или от слез, я не знаю. Акула продолжала:

– Человечество упорно продолжает использовать для своих собственных энергетических нужд нефть и уголь. И если посмотреть шире, то это самое человечество, в его нынешнем воплощении – лишь вирус на теле планеты, вирус, который поглощает живую планетарную ткань. И когда-нибудь, конечно, какой-нибудь добрый и нужный доктор сможет окончательно излечить планету от этого вируса.

– Доктор?

– Да, – Агафья Тихоновна утвердительно кивнула головой, именно доктор. Ну или астероид.

– И когда это может произойти? – я затаил дыхание в ожидании ответа.

– Вовремя. По-другому не бывает, – акула отвернулась от меня и всем своим видом показала что этот разговор ее тяготит.

Я потрепал Артака за ухом и тот довольно заурчал. Теплый на ощупь дракон, тоннами поглощающий инфракрасный свет, да еще с нашим Солнцем внутри, Артак казался вполне довольным жизнью и происходящими в данном мгновении делами. Он благодарно скалился. А может, улыбался. Судьба планеты, о которой мы говорили с Агафьей Тихоновной, похоже, мало его волновала.

– Вокруг нас только Энергия и ничего более?

– Да. Всегда так было и всегда так будет. Мы тоже – всего лишь частички энергетического поля.

– А наши тела?

– Их нет.

– Совсем нет?

– Есть лишь Энергия, и человеческий глаз в состоянии воспринимать часть этой Энергии, как видимый Свет, а мозг, на основе информации, предоставленной ему органами чувств, уже разрисовывает картинку. Он, мозг, показывает целостный образ чего-либо – человека ли, дерева или животного, неважно. Конечно, и сам додумывает детали, как же без этого, – акула засмеялась, – вы не замечали что люди, когда начинают что-то описывать, никогда не могут прийти к общему мнению?

– Да, да, – я тоже подхватил шутливую ноту и улыбнулся.

– Это все потому что они действительно видят разные вещи. И Никто из них не ошибается, называя черное белым и наоборот. Просто они так видят. Это особенность развитой мозговой мускулатуры. Чем мощнее мозг – тем сильнее он додумывает картинки самостоятельно.

– Вы уверены в этом?

– Конечно, – акула кивнула, – уверена, как ни в чем другом. Иначе бы я молчала, она посмотрела вниз, туда, где должна была быть Земля и добавила:

– Даже простой камень или невзрачная песчинка – лишь плотно сконцентрированная Энергия, который мы, лишенные возможности узреть полную картину мироздания, видим простым и мертвым камнем.

– Получается что камень жив?

– Точно так же, как вы или я. Возможно, и сама Жизнь – это всего лишь поток Энергии, создавший все вокруг. Возможно, вы сами – это сама Жизнь, которая в одном из своих созданий или проявлений, воплотила попытку осознания себя самой. Возможно, Жизнь – это и есть Энергия, а то что вы, люди, называете жизнью, не более чем физические и химические процессы в вашем теле, наделенном частью Света, частью Энергии, можно так сказать, частью Жизни. И эта часть, конечно же, есть и в камне, – акула прокашлялась и замолчала.

– Но ведь человечество воспринимает Жизнь именно как процесс, как способность меняться. Как бесконечный процесс изменений…

– Изменений в чем? – акула усмехнулась, – или изменений где?

– В Пространстве и во Времени, – я тоже улыбнулся, только сейчас до конца осознавший ущербность данной теории, – в Пространстве и во Времени, – повторил я, – других критериев изменчивости у людей просто нет.

– Вот– вот, – Агафья Тихоновна подхватила мою мысль, – человечество привыкло, и более того, настаивает на том, что Жизнь – это способность меняться в выдуманных, несуществующих вещах. Ведь и Пространство и Время – не более чем миф.

– А Жизнь – это…

– А Жизнь – это состояние. Всего и везде. Еще можно добавить – всегда.

– То есть?

– То есть Жизнь – это и есть Энергия. Спросите любого физика, можно ли уничтожить Энергию? И он ответит – невозможно. Энергия не может прекратить свое существование, она лишь может изменить свою форму, свое состояние. Так и Жизнь. Жизнь – вечна. Если хорошенько подумать – само наличие Жизни отрицает наличие Времени, – Агафья Тихоновна прищурилась, – если, конечно, сделать то, что делать никто не любит.

– Что же?

– Хорошенько подумать.

Я тоже замолчал, продолжая осматриваться вокруг. Как мне казалось, этот энергетический парад никогда не надоест. Как никогда не надоест и сама Жизнь.

– Вы, конечно, слышали про суперпозицию электронов или других элементарных частиц?

– Нет, – я оторвался от созерцания и весь превратился в слух.

– Электроны на самом деле не вращаются по своим орбитам вокруг атомов, – Агафья Тихоновна сделала неопределенный жест плавником, – а пропадают и в тоже самое мгновение появляются в другой точке своей орбиты. Кстати, вполне возможно что и не своей. Одно точно – электроны способны мгновенно перемещаться из одной точки Пространства в другую.

– Но как?

– Очень просто, – Агафья Тихоновна усмехнулась, – цивилизация электронов насчитывает более 13 с половиной миллиардов лет. Когда человечество сможет похвастаться такой же цифрой – думаю, и оно будет в состоянии мгновенно перемещаться в любую точку Пространства и Времени.

– Так электроны разумны? – я чуть не поперхнулся собственной слюной.

– Жизнь разумна. И следовательно, вы разумны. Электроны разумны. Стаи птиц и косяки рыб разумны. В каждое свое проявление Жизнь вдувает разум. Можете считать это одним из законов Природы, – теперь акула окончательно замолчала и занялась кругами Энергии, окружающими нас со всех сторон.

Артак, насытился и как все рептилии подставил темную, поглощающую тепло спину солнцам, продолжая прогревать свой организм, а Агафья Тихоновна в полной тишине играла на энергетических кругах какую-то замысловатую мелодию, но ни я, ни кто-либо другой не мог услышать эту чудесную музыку.

В этом, остановленном нами мгновении, уши были абсолютно бесполезны.

9

– Что сделал Свет, поспорив со Временем? – этот вопрос меня волновал с того самого момента, когда Агафья Тихоновна рассказала мне о пари.

– Остановился.

– Остановился?

– Да. Просто остановился.

– И что стало с Временем?

– Оно исчезло. Полностью и навсегда. В данном контексте мы вполне можем употребить слово «навсегда», ибо Времени больше нет. А если Времени нет – то все что происходит – раз и навсегда, – Агафья Тихоновна немного подумала, словно хотела что-то сказать, но промолчала.

– И когда это произошло?

– Во времена так называемого Большого Взрыва.

– Почему так называемого?

– Потому что не было никакого взрыва.

– ???

– Это то, что я имела в виду, когда говорила что надо повернуть мозги наоборот. Не было взрыва и точка, – Агафья Тихоновна рассердилась, видя мое неверие, но объяснять не спешила, – да вы и сами все поймете. Со Временем.

– Со Временем? Его же нет!

– К сожалению, – акула усмехнулась, – а может, к счастью, у вас нет другого органа восприятия, кроме вашего мозга, и если мы хотим добиться хоть мало-мальски значимого результата, нам придется использовать органы чувств, данные вам Природой. И чувство Времени – одно из них. Иначе никак.

– А мы не можем остаться в этом остановившемся мгновении?

– Можем. Но зачем? Все и так статично и неизменно. Вы прикреплены к Свету, как к листу бумаги, и поверьте, это ваша единственная реальная координата!

– Но если Свет недвижим…

– Никаких если! Это именно так!

– Но ведь Вселенная расширяется и ее край с каждой секундой все дальше и дальше!

– Или вы с каждой секундой становитесь все меньше и меньше. Проваливаетесь вглубь центральной точки.

– Проваливаюсь на триста тысяч километров в секунду?

– Это лишь цифры. Они субъективны и не имеют ничего общего с реальной действительностью. Тем более, цифры, выражающие расстояние. Скажите, например, Солнцу, что расстояние от него до Земли 150 млн километров. Оно вас не поймет. Километр – это сугубо человеческие величины, которые человек сам придумал себе для своего же удобства. Повторюсь, они не имеют ничего общего с реальностью.

– Но тем не менее это колоссальные величины.

– Вы так думаете? Это ваше субъективное мнение и я его сейчас разрушу, – Агафья Тихоновна внимательно посмотрела на меня и поманила плавником, привлекая мое внимание, – для удобства представьте, что ваш размер, выраженный в цифрах – 1 метр. Расстояние от вас до конца Вселенной – 300 миллионов метров. Спустя секунду, согласно человеческой теории о постоянной скорости Света, расстояние должно увеличиться на 300 тысяч километров и стать 600 миллионов метров, то есть в 600 миллионов раз больше чем ваш собственный размер. Это понятно? – акула подождала пока я утвердительно кивнул головой и продолжила, – а теперь отбросьте человеческую теорию и для простоты понимания представьте что Вселенная статична, недвижима, и ее край (если таковой и есть в природе) неподвижный. Тогда, чтобы сохранить пропорцию, вам необходимо всего лишь уменьшиться ровно в 2 раза и стать размером в 0.5 метра. Расстояние осталось такое же – 300 миллионов метров, но вы сами стали меньше, то есть, пропорция сохранена и через секунду расстояние до края Вселенной, как и было ранее – в 600 миллионов раз больше чем ваш собственный размер. Ведь так сказано в условиях задачи? Тогда нет никаких колоссальных величин и единственное, что меняется – ваше восприятие размера. Восприятие, – акула повысила голос, – восприятие, а не реальность. То есть Ничто. Кстати, это лишний раз доказывает что все человеческие попытки что-либо измерить, используя привычную всем шкалу – метр, километр и так далее – искусственны, как сам мир, в котором люди предпочитают жить. Однако к вопросу измерений мы еще вернемся позже, он достаточно глубок и важен чтобы его пропустить.

– Постойте, постойте, – я лихорадочно соображал, – но меняется не мое восприятие! Меняется мой фактический размер! – я почти кричал.

Агафья Тихоновна радостно и быстро кивнула головой.

– Да. Но в вашем восприятии вы сами не изменились в размерах и, следовательно, для вас метр остался метром, хотя, объективно он уже вдвое короче…

– И так каждую секунду?

– Нет, – Агафья Тихоновна беззаботно оглянулась, – конечно, нет. Ни в коем случае не каждую секунду, – она хихикнула, – не секунду, но мгновение. Мгновение, в отличие от секунды – реальная, а не придуманная характеристика Времени.

– И сколько секунд в мгновении? Или мгновений в секунде?

Агафья Тихоновна посмотрела внимательно прямо мне в глаза и спросила:

– А как вы можете измерить что-либо настоящее искусственным? Эти две величины несопоставимы, ибо мгновение – есть, вот оно! – она развела плавники в стороны, как бы демонстрируя остановившийся в одном мгновении Мир, – а попробуйте остановить секунду! У вас ничего не выйдет, да и не может выйти, потому что нет такого в Природе! Секунда! Придумают же, – акула хмыкнула, но глаза ее весело поблескивали глянцевым лаком.

– Пожалуй, вы правы.

– Конечно, права! И, кстати, теория с недвижимым Светом объясняет все кажущиеся нам парадоксы с ним же. Со Светом.

– Какие?

– Ну, например, согласно теории относительности, скорость Света постоянна и ее невозможно не то что превысить, но даже достичь.

– Да, но я пока не вижу никакого парадокса.

– Минуточку, – акула вскочила с мягкого водяного облака, опершись на хвост, – имейте же терпение, – она схватила меня за руку и взгромоздилась на Артака, – смотрите.

Мы стартовали так стремительно, что я еле успел схватить свой рюкзак с красками. Скорость увеличивалась с каждым мгновением и Агафье Тихоновне уже приходилось кричать мне на ухо, чтоб я ее смог услышать несмотря на крепчавший свист ветра.

– Предположим что мы летим со скоростью Света, – акула вдруг достала из-за спины фонарик и посветила вперед, в ту сторону, куда мы летели. Луч пробежал перед нами и осветил облака водяного пара, до которых мы еще не добрались, – итак, если мы двигаемся со скоростью Света и светим фонариком вперед, – она помахала им в воздухе, – то какая скорость будет у луча из фонаря относительно нас?

– Скорость света неизменна, поэтому она была, есть и будет 300 тысяч километров в секунду.

– Правильно, – Агафья Тихоновна кивнула головой и прокричала, – а относительно облаков? Ведь мы уже двигаемся как свет!

– Хотелось бы сказать что скорость будет 600 тысяч, – прокричал я в ответ, – но это не так. Природа ясно говорит нам – не складывай скорость Света с чем бы то ни было.

– Природа? Природа не разговаривает с незнакомцами! И уж конечно, Природа не будет вам что-то запрещать!

– Но скорость Света… – промямлил я уже не так уверенно.

– Вот вам и парадокс, – Агафья Тихоновна что-то прокричала Артаку и он, заложив крутой вираж, остановился около неторопливо летящей кометы. на которую мы и соскочили, – я, например, не вижу никаких препятствий прибавить к цифре другую цифру, и никакая Природа мне этого запретить не может, – акула оглянулась вокруг и подождала пока Артак, сделав круг, приземлится рядом, – но в одном вы точно правы, – она кивнула, – прибавлять скорость Света к чему бы то ни было и правда глупо, – Агафья Тихоновна засмеялась, – хотя математика, эта царица наук, в отличие от выдуманной вами Природы, не запрещает этого делать.

– Физика запрещает, – я был непреклонен в своих устоях.

– Физика? Физика – живая и пластичная, многие ее законы вам еще неизвестны, и вы только на пути к их открытию, – Агафья Тихоновна крутила фонарик в плавнике, не зная что с ним сделать, – к тому же, физика не может нам запрещать прибавлять цифры! Это все-таки прерогатива математики! А математика совсем не против. Прибавляйте себе на здоровье. Другое дело что результат не должен противоречить Физике данного Мира. Заметьте, Физике данного Мира, а не законам физики, открытым человечеством. Это совсем не одно и тоже.

– Но если мы сложим скорость Света с чем бы то ни было, и получим скорость, большую чем ту, с которой движется Свет, это как раз и будет противоречить Физике нашего Мира!

– Это будет значить только одно, – Агафья Тихоновна смотрела на убегающий вдаль луч Света, – то, что ваши, уже открытые, физические законы не совсем верны. И имеют такое же отношение к реально существующим физическим процессам, как сама физика, например, к религии.

– Вы хотите сказать что реально существующие законы и законы, уже открытые человечеством, это не совсем одно и тоже?

– Я хочу сказать что до открытия основного закона, которому и подчиняется все сущее, человечество еще не дошло, – искривив пасть в подобие улыбки, Агафья Тихоновна утвердительно, со знанием дела, кивнула, – и все, уже открытые физические законы, являются лишь следствием какого-то одного единственного, первичного, первоначального закона, пока еще не доступного человечеству. Когда-нибудь он будет открыт. И вот у него не будет ни одного исключения или запрета. Это будет абсолютный закон. А до тех самых пор я настойчиво предлагаю вам ставить под сомнение каждое физическое, да и любое другое тоже, утверждение. И особенно те из них, у которых есть исключения.

– Это значит, что можно прибавлять скорость Света к другим скоростям?

– Прибавляйте на здоровье, хотя, чисто математически, данное действие бессмысленно, – акула покачала головой, – ведь прибавляя ноль мы получаем ту же самую цифру.

– Но наша скорость была не ноль! Мы двигались почти со скоростью Света – я был удивлен непониманию со стороны Агафьи Тихоновны.

– Наша, конечно, не ноль, – она примирительно кивнула, – мы просто имитировали человеческую теорию Света, а на самом деле его скорость именно ноль, – акула рассмеялась, – прибавляйте себе на здоровье без всяких противоречий, и не испытывайте никаких математических или физических сложностей.

Я сидел рядом пораженный внезапной догадкой.

– И получается чтобы сохранить пропорцию выдуманного нами мира с моим размером в один метр и краем Вселенной в 300 миллионов метров от меня, – я говорил медленно, словно ожидал подсказки или поддержки и боялся произнести уже готовый слететь с языка вывод и, – мне надо лишь каким-то образом уменьшиться в два раза, – я продолжал тянуть, но видя что Агафья Тихоновна кивает головой, решился, – и скорость моего уменьшения, если таковую вообще возможно определить, будет всего лишь полметра в секунду?

– Именно так, именно так, и незачем использовать несусветные скорости, когда все можно объяснить простыми вещами, – акула выкинула фонарик за ненадобностью и посмотрела вверх, – только не в секунду, ни в коем случае не в секунду! В мгновение! В каждое мгновение вы банально и безболезненно уменьшаетесь в два раза. Вы и все вокруг.

– При этом метр для меня становится относительным, и в конце концов, остается тем же метром, но в моем восприятии, так как своего уменьшения я просто не замечаю?

– Да, вам просто не с чем сравнить, потому что все линейки тоже уменьшаются точно так же как и вы! Неизменным остаются только настоящие, а не выдуманные величины – мгновения, например. А метры, секунды – рассыпаются как прах. Их нет и никогда не было. Но к вопросу измерений, как я уже говорила, мы обязательно вернемся. Слишком он важен чтобы его пропустить.

Я кивнул головой, показывая что понимаю что имеет в виду Агафья Тихоновна.

– Но что нас заставляет уменьшаться?

– Откуда же я знаю? – акула пожала плечами, – пусть это будет гравитация, если хотите. Или еще что-то.

– Гравитация, – я повторил про себя, – гравитация… Так просто.

– Конечно просто! – акула смеялась одними глазами, и лак отсвечивал красным пламенем звезд, – хотите совет?

– С благодарностью, – я был абсолютно раздавлен новым, обрушившимся на меня потоком, можно сказать лавиной знаний.

– Относитесь с недоверием к любому постулату, который гласит что что-то там нельзя прибавлять или отнимать. В математике запретов на действия нет, а она – единственная объективная и беспристрастная наука, ибо цифрам безразличны человеческие открытия, домыслы, выводы и следующие за ними ограничения.

– Да, пожалуй вы правы, – я кивнул и мысленно прибавил скорость Света, то есть ноль, к скорости своего уменьшения.

Агафья Тихоновна помолчала немного и повернувшись к Артаку, погладила его по хвосту. Артак, полный безбрежного и безграничного Света, лишь блаженно улыбался.

Мы сидели на неторопливо движущейся комете, направляясь вперед. Любое направление по своей сути является направлением вперед. Основное – не направление, а сам процесс. А если процесс и двигается, то только вперед. Других направлений нет. Ведь даже возвращаясь домой за забытым телефоном вы двигаетесь вперед, но никак не назад. Направление «назад» отсутствует в Природе, хоть и широко распространено в человеческих мыслях.

10

Комета на которую мы приземлились не отличалась чем-то особенным. Самая обыкновенная комета, состоящая из камня и льда и пробивающая себе дорогу в бесконечном (бесконечном ли?) Пространстве японского зонта по направлению к солнцам. Поверхность кометы была светлая, грязно-серая, с вкраплениями застывшей воды, которая по мере приближения к источнику тепла таяла и под давлением высвобождалась в Пространство, образовывая небольшие паровые фонтаны. Эти самые фонтаны водяного пара, все чаще возникающие рядом с нами, ясно говорили о приближении кометы к солнцу, и о том, что мы находимся на солнечном полюсе вращающегося вокруг своей оси метеора.

Горячий пар рассеивался и формировал светлый серебряный хвост, который тянулся за кометой на многие километры. Скорость движения не поддавалась определению «на глаз», так как здесь отсутствовала атмосфера, а вместе с ней отсутствовали и такие характеристики скорости, как ветер и свист в ушах. Мы находились на солнечной стороне и имели возможность любоваться красными, палящими, иногда стреляющими потоками бурлящего газа, раскаленными докрасна солнцами. Далеко ли они были? Близко ли? Расстояние не поддавалось даже приблизительному определению. Не знаю.

Я поднялся на ноги и позвав с собой Артака, решил обойти наш новый небольшой мир. Агафья Тихоновна не была против, она вызвалась присмотреть за рюкзаком с красками в наше отсутствие, приготовив мне в дорогу комплект бутылочек разных цветов, как она выразилась – на всякий случай.

– Но зачем? – я был удивлен и не знал что делать с выданными мне красками.

– На всякий случай, – повторила акула.

– Со мной может что-то случиться? Мне грозит какая-то опасность? И если да, то как бутылочки с красками могут мне помочь? – слова сами срывались с обеспокоенного языка.

– Не думаю что вы подвергаетесь любой, даже самой малой опасности, – Агафья Тихоновна говорила спокойно, уверенно, но у меня создалось впечатление что она что-то не договаривала.

– Вы… Вы просто волнуетесь за меня? Но в случае опасности я даже не знаю как воспользоваться этими цветами.

– Я не волнуюсь. Вы уже были здесь. И не один раз. Правда в другой реальности. А может и в других реальностях. Информация в вашей голове осталась, она сама появится в нужный момент, если таковой наступит. Не торопите события. Да и настигнет ли вас этот нужный момент – неизвестно.

– Я был здесь? – осмотревшись вокруг и пытаясь вспомнить хоть что-то, пусть даже отдаленно напоминающее эту комету, я несколько раз повернулся вокруг своей оси, – я не помню чтоб я был где-то, хоть в чем-то похожем на это место, мне кажется, такое я бы запомнил.

– Были, были, – Агафья Тихоновна улыбалась, – как и в любом другом месте. Были и есть. Так что переживать мне не за что. И не за кого. Тем более с вами Артак, – она кивнула на терпеливо поджидающего меня дракона, – он всегда поможет. Он всегда с вами рядом, где бы вы ни находились. И если нужный момент вас все-таки настигнет, и даже застанет вас врасплох, Артак справится с этим моментом лучше кого бы то ни было.

– Уж не хотите ли вы покинуть меня на этом астероиде? – желание акулы отправить меня в путь в обществе одного дракона и нежелание нас сопровождать неожиданно подсказало мне эту мысль.

– Нет, нет, что вы. Вам нечего волноваться, тем более что я остаюсь с вашим рюкзаком, а это ваша и только ваша собственность, – Агафья Тихоновна подчеркнула слово «ваша», – я могу лишь охранять ее, но никак не использовать. Я подожду вас здесь наслаждаясь этим прекрасным видом, – акула кивнула на глубокий синий небосвод с красными горошинами солнц.

– Ну что ж, – я встал и быстро распихал краски по карманам. Артак сначала с недоверием, а потом и с любопытством, покосился на 7 различных цветов в моих руках, но недовольства не выказал. В одном из карманов моя рука наткнулась на какой-то плотный кусочек бумаги или картона. Это был тот самый Билет в зоопарк, купленный мною на входе. Надо же, а я совсем забыл про него. Билет скривился, чихнул, а увидев дракона, с ужасом вцепился за мой палец. Я успокаивающе улыбнулся и даже хотел сказать пару слов, но не был уверен что Билет поймет человеческую речь и просто переложил его в свободный нагрудный карман, где он был в полной безопасности. Билет благодарно крякнул в ответ и успокоился в своей новой среде обитания. Возможно, в новом кармане у него началась новая Жизнь, кто знает.

– Ну что ж, – повторил я свои же слова и посмотрел на Артака, – в путь.

Мы шли всего пару минут, и с каждой сотней – другой метров ландшафт поверхности кардинально менялся. Наверное, если размеры кометы сравнивать с земными, то сто – двести метров здесь соответствовали примерно тысяче километров там. Климат, температура, зона дня и ночи, все эти изменения присутствовали на этой комете, которую можно было считать Землей в миниатюре. Пройдя по теплому боку астероида, мы, видимо, пересекли экватор и приближались к другому, не прогретому солнцами полюсу кометы. Теплота от инфракрасных светил сменилась колючим, ледяным холодом. Фонтаны водяного пара, возникающие то здесь то там на солнечной стороне кометы, нас больше не тревожили. Однако, мелкая водяная пыль, замороженная и как будто подвешенная в пространстве, напоминала нам о существовании этих маленьких водяных извержений. Она уходила далеко в космос, образовывая светлый, синевато-голубой хвост. Судя по всему мы двигались с потрясающей скоростью, но не встречая сопротивления воздуха не могли ощутить ее в полном и привычном для органов чувств человека объеме. Если не считать замороженных крупинок ледяной пыли, расположенных достаточно далеко друг от друга, чтобы мы не ощущать их целостно, как окружающее Пространство, атмосфера отсутствовала. Лишь вдалеке, насколько хватало глаз, частички голубой пыли, накладываясь в восприятии нашего зрения одна на одну, давали чудесное голубое свечение. Отсюда они казались недвижимыми, формируя неподвижный изогнутый хвост. Форма этого хвоста позволяла нам предположить направление движения. Все-таки мы двигались прямо к солнцам, и хвост кометы плавно изогнувшись, уходил в полную и непроглядную для человеческого глаза темноту. Было холодно и красиво. Сама комета была небольшая, думаю километра 2-3 в диаметре, кое-где даже невооруженному глазу было заметно искривление ее поверхности.

Мы прошли всего несколько сот метров, но оглянувшись, уже не смогли увидеть Агафью Тихоновну, которая скрылась за выгнутой поверхностью астероида.

Как известно, сила гравитации начинает формировать небесные тела в форму шара лишь по достижению ими определенного размера, примерно, 800 км в диаметре. Тогда и никак не раньше, эта непонятная нам сила непонятной нам гравитации начинает свой, поставленный опытным хореографом танец, устремляя материю в центр астероида, сжимая ее и уплотняя. Каждый атом с поверхности небесного тела, подчиняясь гравитации, стремится в его центр, и в конце концов, сама гравитация формирует шар, форму тела, где все частицы, на которые действует одинаковая сила – равноудалены от центра небесного тела, форму, столь привычную нам по астрономии. Но для начала этого процесса необходимо выполнить одно – единственное условие – масса астероида должна быть достаточной для производства необходимого количества гравитационного взаимодействия. Наша комета была столь мала, и сила гравитации на ней была столь ничтожна, что ее поверхность скорее напоминала бесформенный камень, чем шар. Каменная глыба с огромными, на четверть кометы, выступами и впадинами, по которым и передвигались мы с Артаком. Странно, но столь мизерная гравитация никак не сказывалась на моем ощущении собственного веса, ведь мои мышцы были рассчитаны на гораздо большую гравитацию Земли, и здесь, используя лишь силу своих мышц, я легко оттолкнувшись или подпрыгнув, мог бы покинуть комету навсегда. Но я чувствовал свой вес в полном объеме и преодолевал встречающиеся нам каменные валуны с ощущением земной тяжести. Однако, я уже давно перестал чему бы то ни было удивляться.