Текст книги "Путеводитель по стране сионских мудрецов"

Комментарий

 
Про наше высшее избрание
мы не отпетые врали,
хотя нас Бог избрал не ранее,
чем мы Его изобрели.
 
 
В эту землю я врос окончательно,
я мечту воплотил наяву,
и теперь я живу замечательно,
но сюда никого не зову.
 
 
Тут нету рек нектара и елея,
темны за горизонтом облака,
а жить среди евреев тяжелее,
чем пылко их любить издалека.
 
 
По части блядства мой народ
с библейских славится времен
и сто очков дает вперед
сынам любых иных племен.
 

Глава 2

История Израиля включает в себя множество достойных (и недостойных) имен, которые известны людям разных стран, разных национальностей и, как говорится, различного культурного уровня и материального достатка. Короче – всем.

Но все эти замечательные люди – Давид, Соломон, Вирсавия, Бен-Гурион и другие – остались бы нам неизвестны, если бы не один странный человек, живший во времена оные черт знает где, а точнее – в городе Уре Халдейском. Было это приблизительно веков за восемнадцать до новой эры.

Библия, со свойственной ей лаконичностью, мало что сообщает об этом человеке, тем не менее мы беремся утверждать, что все, кто писал об Аврааме (а о нем разве ленивый не писал), довольно сильно искажали его облик. Старательно анализируя его поступки, они, как водится, больше заботились о нахождении глубоких и оригинальных философских концепций. Меж тем достаточно прочитать страницы Библии, посвященные нашему герою, как делается очевидным, что перед нами человек доверчивый, незлобивый и сострадательный, склонный к мечтаниям, видениям и более того – принимающий их за правду. То есть человек, для которого грань между реальностью и фантазией если и существует, то изрядно размыта. А теперь скажите нам, люди разумные, как называется такой человек? Да! Совершенно правильно! Такой человек называется поэтом. Все мы знаем – кто на личном опыте, а кто из вторых рук, – что «пока не требует поэта к священной жертве Аполлон… и меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он». Ну, ничтожней не ничтожней, но многие поступки Авраама, прямо скажем, симпатии не вызывают.

Жену свою со страху объявляет он сестрой и своими руками, можно сказать, сдает в постель фараону. Такое неблаговидное поведение вошло у него в норму: чуть что объявлять Сарру сестрой и отдавать очередному царю – Авимелеху, например. А Сарра противиться мужу не смеет, и Богу каждый раз приходится вмешиваться лично, чтобы уберечь ее достоинство и честь. Это еще самые скандальные случаи – а о скольких написать забыли или умолчали о них?

Опять же сына своего первородного и его мать наш Авраам, устав от семейных скандалов, попросту в пустыню выгнал. Правда, добрая душа, дал «хлеба и мех воды». После такого обращения чего уж удивляться, что потомки этого мальчика терпеть не могут потомков его единокровного брата. Но самое ужасное, что он послушно приготовился собственноручно угробить родного сына! Несчастному безответному ребенку собственной рукой собрался перерезать горло! А это не по-божески и не по-человечески. Написано, что Бог таким образом испытывал Авраама (в русском переводе – «искушал», но это очень уж неточно). Да, Бог действительно испытывал его. Но, позволим себе высказать собственную догадку: не покорства ожидал Господь, а несогласия и бунта!

Одно из основных положений иудаизма гласит: «Все предопределено, но есть свобода выбора». Мы не помним, где мы это вычитали, ибо читаем широко и беспорядочно, всего не упомнишь. Но эта мысль (идея, наставление) – исключительно правильного свойства.

Если Господь создал человека свободным, то не слепого послушания Он ожидает от него, а мужества, достоинства и чести. Умения, когда надо, сказать «нет» – самому Господу Богу. Как умели это делать хасидские мудрецы, не только вызывавшие Бога на суд, но и признававшие Его виновным. И думается нам, что до сегодняшнего дня тяжело расплачивается еврейский народ за малодушие своего прародителя. Кстати, происходило это событие на горе Мория, которая находится в Иерусалиме и часто называется Храмовой горой, ибо спустя много лет царь Соломон выстроил на этом месте Храм, а теперь там стоит здоровущее здание с золотым куполом, которое так и называют – Купол-на-Скале. С этого места Господь начал строить мир, отчего та скала называется Краеугольным камнем. Это на него Авраам положил бедного Исаака. А сейчас в первый, но не в последний раз мы со значением скажем: «Видите эту гору? Слышали, что мы вам только что рассказали? Так знайте: это было здесь!» Кстати, впервые Авраам увидел гору Мория с места, которое называется Таелет – смотровая площадка в иерусалимском районе Тальпиот-Мизрах. Там есть ресторан, в который нога даже невзыскательного туриста ступать не должна, а вот вид – пять звездочек. Рекомендуем.

Теперь давайте поговорим о других делах праотца Авраама. Начнем с того, что он был кочевник. И не то чтобы на одном месте ему не сиделось, но для скота нужны были свежие пастбища. Сперва из Ура Халдейского он перебрался в Харран. Тоже не Париж, сами понимаете, но все-таки минимально цивилизованное место. Канализация. Водопровод. Клинописные таблички. И вот тут наш Авраам слышит голос: «Пойди из земли своей…» – и так далее. Ну прямо как Жанна д'Арк какая. Она тоже голоса слышала. И ведь вот что интересно: люди, слышавшие голоса, потом такое творили, что диву даешься. Композитор Тартини, тот сонату написал. Правда, ему не Бог являлся, а Дьявол. Данте его строки Муза диктовала. Кому-то из математиков формулу наговорили. В общем, везет людям. Но с другой стороны, мы думаем, что говорят со всеми, только слышат далеко не все. А большинство – и слышать не хотят. И правильно, по сути, делают. С ума ведь можно посходить, если все начнут что-нибудь слышать и сообразно действовать.

Вот тут и проявилась поэтическая натура Авраама. Услышав голос, он немедленно пустился в путь. И за собою потянул, естественно, жену, племянника Лота уговорил, и всех людей своих подбил, и поднялись они, и двинулись по местам незнакомым и диким: через пустыни в сторону Ханаанской земли – той самой, которая потом была названа страной Израиля и частью которой сегодня является государство Израиль. По дороге они пересекли Сирийско-Африканский разлом. Этот самый разлом, к сожалению, разломался не до конца, иначе Израиль от его соседей отделяло бы сейчас изрядное пространство. От Ливана и Газы можно было бы отделиться каналом и… помните роман Жюля Верна «Плавучий остров»? Увы… увы…

Однако вернемся к суровой действительности. Как известно, первые люди появились в Африке, в районе озера Виктория. (Во всяком случае, именно это утверждает современная наука.) Однако, осознав, где именно они появились, наиболее развитые древние люди немедленно дали из Африки деру. И бежали они через Ханаан, где самые ленивые и сообразительные (очень недурное сочетание) остались. И почему б им было не остаться? По саванне, которой тогда была эта страна, бегало полно всяких бифштексов, шашлыков и отбивных, а вокруг был – только нагнись – кремень, при помощи которого их можно было оприходовать. Примером жизни этих людей могут служить пещеры Танур и Гамаль недалеко от Хайфы, где все осталось, как было этак сто пятьдесят тысяч лет назад, разве что добавили световых эффектов и кино крутят. Кстати, буквально только что на севере страны, возле местечка Кфарха-Хореш, обнаружили кладбище VIII или VII века до н. э. Таким образом, пальма первенства, ранее принадлежавшая кладбищу на Масличной горе, им утрачена. Интересно, что возраст похороненных на этом кладбище – не более тридцати лет, и останки их окружены фаллическими и вагинальными символами. Ах, молодость, молодость…

В древние времена флора Израиля была на редкость разнообразна (в нашей собственной коллекции есть, к примеру, ожелезненный папоротник, которому два с половиной миллиона лет). Помимо обычной для Средиземноморья растительности, как то сосны, кипарисы, тут водились еще дубы самых разных сортов, рябины и много чего другого (честно говоря, ботаники мы липовые).

Что уж совсем удивительно для здешнего климата – тут, судя по всему, даже выращивали рис, хотя и не во времена патриархов, а позже. Свидетельство этому мы находим в трудах Саши Черного, где непосредственно сказано: «Царь Соломон сидел под кипарисом и ел индюшку с рисом» (sic!). Насколько нам известно (а мы и орнитологи никудышные), индейка по тем временам водилась исключительно в Америке, где ее было принято есть в День благодарения (или на Рождество – мы точно не помним). Появление этой птицы в Израиле, по-видимому, следует отнести на счет того широко известного факта, что царь Соломон хорошо знал язык птиц и, вероятно, исхитрился уболтать индейку прилететь в Эрец-Исраэль.

После безвременной кончины Солом она (память праведника благословенна) вплоть до XX века упоминаний ни о рисе, ни об индейке не встречается, из чего авторы делают очевидный вывод, что и рис, и индейки исчезли вскоре после смерти царя. Похоже, что у его наследников (быстро передравшихся друг с другом) были другие интересы, нежели разведение риса в засушливых зонах и охрана редких птиц. Вместо этого благодарного занятия они развалили Соломоново царство на два – Израиль и Иудею. Но все это было потом, а сейчас вернемся во времена патриархов и попытаемся представить себе, как ощущал себя праотец Авраам, и хоть чуть-чуть понять его. На самом деле это гораздо проще, чем кажется. Всего лишь надобно поехать в место, которое называется Шахарут…

Комментарий

 
Еврей – не худшее создание
меж Божьих творческих работ,
он и загадка мироздания,
и миф его, и анекдот.
 
 
Не зря себе создали Бога двуногие,
под Богом легко и приятно.
Что Бог существует, уверены многие,
и даже Он сам, вероятно.
 

Глава 3

Расположен Шахарут в Негеве, в пустыне. Населяет его очень специальная публика, и часть этих людей занимается пустынным туризмом. Здесь, забравшись на верблюда, вы (в сопровождении гида) можете уйти в пустыню на срок, который выберете сами, от пяти часов до восьми дней.

Итак, к вечеру вы приезжаете в Шахарут и ночуете в хане – большом шатре, точь-в-точь как это делали тысячи лет тому назад Авраам со своей командой. И не исключено, что в этот вечер вы будете несколько взволнованы, ибо назавтра вам предстоит встреча с пустыней. В нашем сознании слово «пустыня» обладает отрицательным оттенком: пустыня духа, человеческая пустыня, голос вопиющего в пустыне…

Но довелось ли вам заметить, что три великие религии зародились на краю пустыни и отчасти – в ней самой?

Пустыня… Само это слово заставляет человека почувствовать себя по-другому. Жизнь в пустыне, даже недолгое пребывание в ней, ставит перед человеком основные вопросы бытия. Как добыть воду? Как сберечь пищу? В пустыне человек находится в постоянном противодействии стихии, будь то песчаная буря, жара днем и стужа ночью; пустыня – это вечный вызов, ибо человек должен постоянно принимать решения, каждое из которых касается собственного выживания, у него нет права на ошибку. Но ответы, которые он находит, способствуют не только выживанию – они формируют мировоззрение человека, ежедневно борющегося за существование.

Чем-то это напоминает противостояние человека морю. Но в пустыне, в отличие от моря, можно жить постоянно. И после двух недель в пустыне, глядя остановившимися глазами в бескрайние, уходящие к горизонту холмы, сказал нам немецкий моряк: «Это как пересечь океан…»

В отличие от расхожего мнения, пребывание в пустыне – вовсе не одиночество, это постоянные встречи: с природой, с животным миром, с людьми. А настоящее одиночество, что хорошо известно всем нам, обитает там, где вокруг очень много народа…

Основной закон пустыни – гостеприимство. В Нью-Йорке, Москве, Париже, Тель-Авиве, если захочется попить-поесть, вам даже в голову не придет зайти в первый попавшийся дом. В пустыне без тени смущения ты войдешь в незнакомый шатер, ибо закон пустыни отличается от законов цивилизации больших городов. И ты поможешь незнакомцу, ибо однажды сам будешь на его месте. А когда ты войдешь в шатер – что бы с тобой ни было и в чем бы ты ни нуждался, прежде всего тебя угостят тремя чашками кофе, настоящего кофе, который (по словам знатоков) должен быть горьким, как семейная жизнь.

Первая чашка – после долгих ритуальных уговоров и отказов – пьется в честь гостя. Следующая – для приятности – чашка кайфа. А третья называется «меч» – ибо как меч рассекает она время, и с этой минуты трое суток остается пришелец под покровительством хозяина, отдыхая и набираясь сил. А кстати, знаете ли вы, откуда и как появился на свет кофе? Не знаете? Тогда послушайте. (Мы, странствующие патриархи, страсть как любим внимать историям заезжих путников, а при случае удивить своей…)

…Это случилось давным-давно. Конечно, много позже, чем герой наш Авраам пустился во все тяжкие, но все-таки три тысячи (примерно) лет назад, во времена мудрейшего из людей, обладателя великих сокровищ, прекрасных жен и наложниц, знавшего языки людей, птиц и животных царя Соломона. И привиделось во сне престарелому царю, что через три дня и три ночи суждено ему оставить этот мир и единственное, что может спасти его, – это волшебный напиток, бьющий ключом в горах далекого Йемена. Созвал наутро царь своих подданных, а также зверей и птиц, и рассказал им о своем видении. И возопил весь народ, и звери, и птицы, и вызвался могучий орел доставить волшебный напиток. Три дня и три ночи без отдыха бороздил он небесный океан и на исходе третьего дня приземлился во дворе царского дворца, держа в клюве флакон с волшебным напитком. И снова созвал царь своих подданных, а также зверей и птиц, и спросил: «Пить ли мне волшебный напиток?» И возопили все как один: «Пить, великий государь!» Обвел их взором царь и заметил, что не хватает фенька – маленького пустынного лиса. (Да-да, того самого – из «Маленького принца».) Послали за феньком, а когда тот явился, задал ему Соломон тот же вопрос.

– А что сказал буйвол? – поинтересовался лис.

– Буйвол сказал пить, – ответил царь.

– А слон?

– И слон.

– А лев?

– И лев.

– Ну тогда, конечно же, пить, – сказал лис.

– Не бойся, старый друг, – ласково сказал Соломон. – И не утаивай от меня своих мыслей. Мне нужен совет.

– Не пей напиток, великий царь, – тихо промолвил лис. – Умри, пока ты на вершине. Лучше покинуть этот мир, когда все любят тебя и хотят, чтобы ты в нем остался, нежели дожить до того, чтобы стать обузой и от тебя хотели бы избавиться.

Помолчал Соломон, а потом закрыл флакон и вернул его орлу. И снова пустился орел в путь, но ослабевшая рука царя плохо закрыла сосуд, и по дороге капли драгоценного напитка падали на землю. И там, куда они упадали, появлялись зеленые ростки кофе…

…Поначалу все идет замечательно: вас захватывает экзотика путешествия, предвкушение приключений, острое ощущение необычности. Проводники навьючивают верблюдов. Но вот все готово и можно пуститься в путь. Путешественники разбиваются на пары: один поедет на верблюде, другой поведет его. И вот первый сюрприз: забраться на верблюда не так-то просто. То есть сесть на него (поскольку верблюд лежит) трудности не составляет, но затем человек неожиданно летит вперед и вниз – это верблюд распрямил задние ноги и тут же вверх и назад – это верблюд распрямил ноги передние. Спасти может только лука седла, за которую судорожно цепляется всадник.

Караван выстроен и по сигналу проводника двигается в путь. Постепенно исчезает из виду хан, долина Шахарута, и вокруг – пустыня. Первые часа полтора проходят в этаком туристском веселье: крики, шутки, смех.

Но постепенно остроумные замечания и веселые шутки затихают, словно скукоживаются от сухого дыхания пустыни, становится тихо, ибо незаметно для вас самих пустыня уже прибрала вас к рукам. Вы постепенно проникаетесь серьезностью и значительностью места, в котором находитесь, и ощущаете, что лишь молчание приличествует человеку, оказавшемуся перед лицом того, что оказалось громаднее, значимее и непонятнее, чем представлялось.

Размеренно идут верблюды. Меняются местами путешественники: час на верблюде – час пешком. Жара обволакивает караван, вбирает его в себя. Куда мы движемся? Что спереди, что сбоку, что позади – всюду вокруг одно и то же. Первый привал. Вода.

Не сразу, очень не скоро пустыня начнет приоткрывать свои секреты. Для начала – в ней много растений. И возможность использования этих растений широка и разнообразна. Какие-то годятся в еду, из других заваривают чай – строго говоря, это не чай, ибо чая там нет – навар изумительной свежести и вкуса. Есть лекарственные растения и даже растение, которое используют вместо мыла. Есть в пустыне и животные – их трудно увидеть, но их много. Это и смешные жуки на длинных тонких ногах, чтобы жар земли не опалил их нежное пузо, это и забавные пустынные зайцы – людей они не боятся и, стоит вам разбить привал, появляются в ожидании еды. Лисы, волки, антилопы. Грифы, вороны. Вороны – птицы не просто умные, но обладающие чувством юмора: набирают в клюв камушки, роняют их на волков, а попав, дико веселятся.

Но конечно же, царь животного мира – верблюд. Характер этого животного не из лучших: упрямый, часто злобный, мрачный. Ни с собакой, ни с лошадью не сравнить. К людям он в лучшем случае равнодушен. Конечно, он узнает своего погонщика, но дружеское понимание, подобное отношениям между лошадью и ее хозяином, – крайне редко. И тем не менее к своему верблюду человек привязывается, чуть ли не влюбляется, расставание становится нелегкой задачей, и память о своем равнодушном гордом любимце человек хранит долго.

Он потрясающе устроен, этот корабль пустыни. Зимой может провести без воды три недели, а потом буквально в течение нескольких минут выпить сто пятьдесят литров. Как и среди людей, среди верблюдов есть врожденные лидеры – те, кто поведет караван, и те, кто ни при каких обстоятельствах не встанет во главе. Большой, с мозолями на коленях, он может двигаться легко и изящно, как балерина. Он аккуратно ставит ногу, проверяя поверхность, и только убедившись в безопасности, переносит на нее вес тела. Идя по пустыне, он время от времени срывает свою походную пищу – верблюжью колючку, но никогда не обдерет куст целиком, всегда оставляя растению возможность продолжать рост. Эта благородная черта – забота об экологии, разумное самоограничение, – как и всякие положительные черты, имеет свою оборотную сторону: у кормушки, поев из своей, он в силу привычки оставляет свой корм и лезет к соседу. Что, естественно, приводит к громким верблюжьим скандалам.

К середине первого дня, измучившись от жары, плохо видя мир вокруг – пот заливает глаза, – вы задаете себе резонный вопрос: какого дьявола вы за свои же деньги ввязались в эту авантюру?

Пешком идти трудно и утомительно. Ехать на верблюде – и того хуже. Пока хоть как-то пристроишься, весь зад отобьешь. На спусках приходится садиться задом наперед, иначе все свое мужское достоинство размозжишь о луку седла. А ехать задом наперед, наподобие Иванушки-дурачка, – странно, неприятно и унизительно. Вертеться же каждые несколько минут и того глупее. Затем раздражение нарастает: холм, еще один холм и еще один, и все они ничем не отличаются друг от друга. Ни тебе Парфенона какого, ни Лувра, ни Прадо, ни долины Луары с ее разнообразными замками, ни Ниагары с ее роскошными водопадами. Холм, еще один холм и еще, точь-в-точь как и те, что до него. И ни бара тебе, ни кафе, ни даже хоть какой-нибудь поганой забегаловки. С кондиционером, между прочим. Ничего. Кстати, о еде. Понятно, что на котлету по-киевски здесь рассчитывать не приходится. И на омара не приходится. И на осетрину. Но даже спагетти, каких-нибудь обычных, бесхитростных спагетти и тех нету: ни под соусом карбонара, ни под соусом болонез, ни под соусом песто… Никаких нету. А меж тем, не полез бы ты за романтикой, сидел бы сейчас в баре, пил бы пиво. Холодное, бельгийское. А может быть, чешское. Но обязательно холодное. И мелочь какая-нибудь рядом. Сушка. Маслинки. Рыбка…

Да. Пройдет еще несколько часов мучительного раскаяния, которое затем сменится тупым безразличием, и только потом придет то, что никогда не приходило раньше. Необходимо время для того, чтобы увидеть пустыню. Чтобы очистились, промылись от привычной хмари глаза и удалось разглядеть то, что сравнимо лишь с величайшими достижениями человеческого гения, а может, и выше их…

Увидеть промытые зимними потоками, похожие на многоярусные итальянские оперные театры котлованы, откуда берут свое начало ущелья. Увидеть, как меняют свой цвет горы и холмы. Восхититься тем, с каким изяществом раскрывает свой зонтик акация, заметить похожую на молниеносную вспышку света газель… И тогда избалованные кулинарными изысками пупырышки языка впервые ощутят ни с чем не сравнимые роскошь и благородство вкуса воды, и соус из бедуинского сыра с оливковым маслом окажется изысканнее соусов, которые делают прославленные шеф-повара знаменитых ресторанов, а вкус испеченной на огне лепешки затмит нежный благоуханный французский багет.

К ночлегу начинают готовиться часа за два до захода солнца. Стреноживают верблюдов, распаковывают седельные сумки.

Обрыв, под которым разбит лагерь, весь состоит из ракушек – когда-то здесь было море (не случайно их всегда сравнивают – пустыню и океан…). На песке – окаменевшие аммониты и прочие древние твари, повезет – отыщете окаменевшую рыбу. Гид сурово наставляет: после отправления большой нужды бумажку сжечь – пустыня должна быть чистой. На ночь свяжите шнурки башмаков: лисички очень любопытны – один башмак они запросто уволокут, а два – им не под силу.

На небе появляются звезды. И тогда, впервые за весь день, ты испытаешь чувство благодарности. Человек остается наедине с собой. Не одиноким – как там, откуда пришел, а наедине с собой и с Ним. Ибо в пустыне, под этим бескрайним звездным ковром, в этой звенящей тишине, мысль о Боге – самая естественная мысль на свете. И здесь, среди тех самых холмов, под теми самыми звездами, на которые смотрел праотец Авраам, вы, как и он, удостоитесь откровения. Скорее всего, оно будет другим – каждому по его мере, но после этого Авраам перестанет быть абстрактным персонажем из старинной книги и станет живым и близким, ибо теперь вас с ним объединяет общее переживание.

Наутро – снова в путь. Интересная вещь происходит со временем. С одной стороны, ты всецело от него зависишь: встаешь с солнцем, в полдень ищешь убежище от жары, к вечеру готовишься к ночлегу, ночью – спишь. А с другой – оно теряет свой смысл, утрачивает свою ценность, такую значимую в той жизни, где время – деньги. Поначалу, по выходе из Шахарута, начинается ажиотаж: а давайте за день пройдем пятнадцать километров! Нет – двадцать! Нет – двадцать пять! Но уже назавтра человек начинает понимать, что абсолютно неважно, пройдет он за день десять километров или тридцать. Как здоровый человек не чувствует своего тела, так в пустыне ты не ощущаешь времени: день – вечность, вечность – день…

Но зато огромное значение приобретают мелочи: малейшее изменение оттенков песка, неба, следы животных… Попав в пустыню, постепенно человек осознает, что давно уже живет жизнью замусоренной, жизнью, которой управляют другие, жизнью, которую он тратит, в сущности, совершенно бессмысленно, и потому все его достижения в ней – эфемерны и сомнительны.

Только выйдя из пустыни, человек соображает, что прожил несколько дней без радио, газет, телевидения, компьютера и мобильного телефона, чего даже не заметил. И быть может… впрочем, для нашей книги это не суть важно. Важно то, что эпоха патриархов, да и они сами, гораздо ближе к нам, чем это кажется. Просто для того, чтобы в этом убедиться, надо побывать в пустыне…

Комментарий

 
Нам неизвестна эта дата,
но это место – вне сомнения:
земля и небо тут когда-то
соприкоснулись на мгновение.
 
 
Я много съел восточных блюд,
и вид пустыни мне привычен,
я стал задумчив, как верблюд,
и, как осел, меланхоличен.