Текст книги "Путин и здоровье России. Почему вымирает народ"

Значение «идеального» компонента в человеке, как противоположности «материальному» компоненту, никогда не отрицалось диалектическим материализмом. На этот счет Ф. Энгельс недвусмысленно говорил о духе как высшем продукте материи. К. Маркс в ранних работах отмечал значение «самосознания», развивающегося «человеческого духа» в формировании механизмов человеческой истории. В. И. Ленин, комментируя работу И. Дицгена, писал: «Дух и материя имеют, по крайней мере, то общее, что они существуют». Однако дальше констатации данного факта исследования не продвигались. В результате мы не знаем природы идеальной реальности и конкретных механизмов ее взаимодействия с материальной реальностью.

В теологической психологии выделяются три группы параметров духовного неблагополучия. Первая группа содержит «грехи» порочных целей, которые заставляют человека выбирать в жизни ложный путь. К пагубным целям относятся стремление к наживе («сребролюбие»), беспорядочные сексуальные связи («блуд»), увлечение алкоголизмом, наркоманией («сотворение кумиров») и др.

Вторая группа – это «грехи» разрушительных социальных отношений. Одни из них приводят к деструкции общества (через индивидуализм, эгоизм, зависть, неуважение к родителям и старшим), другие – к подавлению свободы личности (через диктатуру массовой культуры или гордыню авторитарной власти).

Третья группа включает «грехи» пагубных эмоций, которые формируют в сознании человека доминантные очаги саморазрушения (гнев, тоска, потеря смысла жизни, безысходность). Можно думать, что перечисленные нравственно-эмоциональные состояния разрушают не только личность человека, но и его физическую основу. Противоположно тому, как утверждается «в здоровом теле здоровый дух», здесь больной дух ведет к болезни тела.

Начало либеральных реформ в России характеризовалось активными духовными процессами: попыткой смены традиционного мировоззрения, изменением критериев добра и зла, внедрением новых социальных ориентиров и нравственных ценностей. В их основе лежала идеология индивидуализма и стяжательства, внушение чувства исторической вины, национальной ущербности, цивилизационной отсталости. Такие черты оказались чуждыми отечественной культуре, более того, относятся ею к сфере духовного неблагополучия. Перечисленное послужило причиной сильнейшего стресса, которым Россия 90-х годов отличается от Америки 30-х. Американцы вышли из социально-экономического кризиса, не изменив своих нравственных основ. Иное дело у нас, где экономический кризис сопровождался «насилием над духом», «ампутацией старой и пересадкой новой души», которую большая часть общества не воспринимала. Происходила глубинная психологическая реакция отторжения, сопровождавшаяся ростом смертности.

Важно учесть, что неприятие новой идеологии определялось не столько предыдущим советским воспитанием, сколько дальней исторической памятью народа, его этническим архетипом (коллективным бессознательным, по К. Юнгу). Поэтому среди россиян наиболее сильное неприятие либеральных реформ происходило в регионах вокруг Великого Новгорода, Пскова, Ярославля, Владимира, имеющих самые древние национальные корни. Этим можно объяснить тот факт, что максимально высокий рост смертности наблюдался именно здесь. Мужчины пострадали больше, т. к. их социальная роль подверглась большей деформации, чем у женщин. В 1991–1994 гг. наибольшее увеличение смертности наблюдалось не у пожилых и стариков, а у молодых и лиц среднего поколения. К 1998 г. уровень смертности у пожилых почти вернулся к дореформенным значениям, а у молодежи сохранялся по-прежнему высоким. Вероятно, духовный генотип молодых оказался более «обнаженным» и чувствительным к нравственному повреждению, т. к. не имел защитных механизмов, наработанных старшим поколением в предшествующей жизни. Из-за этого взлет самоубийств в 1985–1994 гг., как отражение роста безысходности, отмечался максимальным у 20—29-летних мужчин, в 1,8 раза, и 25—39-летних женщин, в 1,6 раза. Среди пожилых прирост был ниже, около 1,2 раза, и отсутствовал у стариков.

Имеется еще один важный аспект в понимании патологических процессов, не имеющий прямого отношения к стрессу. Болезнь и смерть возникают не только от влияния сильных повреждающих воздействий, но и от неспособности организма противостоять им. Причиной любого страдания всегда выступает взаимодействие между внешними силами и внутренним ответом. Один и тот же фактор риска становится опасным (или безопасным) вслед за снижением (или повышением) адаптивных возможностей человека. Известен ярчайший пример, когда в пылу научного спора И. И. Мечников выпил стакан взвеси холерных вибрионов – и не умер, даже не заболел.

Адаптивно-компенсаторные возможности бывают материальными и идеальными. Первые включают деятельность физиологической, биохимической, иммунной и других телесных систем. Ко вторым относятся системы психологического свойства, прежде всего жизненные приоритеты, межличностные отношения и эмоциональные состояния. Такие жизненные приоритеты, как страсть к «золотому тельцу», властолюбие, сексуальная вседозволенность, чревоугодие; такие взаимоотношения между людьми, которые основаны на эгоизме и озлобленности; такие эмоциональные состояния, как уныние, безысходность, гнев, ведут к снижению жизненной устойчивости и увеличению риска смерти.

Если духовный дисбаланс не достиг критической величины, если не разрушены нравственные устои и не потерян смысл жизни, то даже сильные стрессоры могут оказаться относительно безвредными для здоровья. Подтверждением служит исследование в США, проведенное по материалам 377 природных катастроф за 1982–1989 гг.: землетрясения, наводнения, ураганы, торнадо. Несмотря на сильный стрессогенный эффект, перечисленные несчастья не сопровождались в населении ростом самоубийств.

Можно предположить, что духовное неблагополучие не только способствует развитию болезней, но и само является повреждающим фактором. Доказать такое влияние на физическое здоровье возможно только в длительных наблюдениях. Если ухудшение психологического состояния будет сопровождаться ростом заболеваемости и смертности, значит, «греховность» предстает в медицинском понимании фактором риска. Проведение подобного рода исследований требует количественного измерения негативной духовности. Материальными приборами выполнить это невозможно, т. к. предметом измерения выступают нематериальные явления.

В подобных ситуациях теология рекомендует оценивать нравственность человека опосредованно, по делам. Чем более моральное состояние общества предрасположено к совершению дурных поступков, тем чаще они действительно случаются. Следовательно, по количеству нарушений общечеловеческих заповедей («не убий», «не укради», «не прелюбодействуй», «не сотвори кумира», «почитай родителей», «не отчаивайся») можно ретроспективно судить об уровне повреждения духовной сферы. Единицами измерения способны служить данные официальной статистики о проступках, которые считаются нарушением перечисленных заповедей: убийства, грабежи, разводы, алкоголизм, брошенные родители и дети, самоубийства и др. Там, где социальные аномалии встречаются чаще, уровень «греховности» населения выше.

Появление в науке принципиально новых методов измерения сопровождается разработкой новых научных направлений. К их числу относится зарождение «эпидемиологии духовности» – науки о массовых нравственно-эмоциональных процессах, происходящих в обществе. Одним из ее направлений предстает «психодемография», изучающая связь между психическими и демографическими явлениями.

Здесь «духовность» трактуется не в религиозном смысле, а в светском. ДУХОВНОСТЬ – ЭТО ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СОЗНАНИЯ, НАПРАВЛЕННАЯ НА ПОИСК СМЫСЛА ЖИЗНИ И СВОЕГО МЕСТА В НЕЙ, НА ОПРЕДЕЛЕНИЕ КРИТЕРИЕВ ДОБРА И ЗЛА ДЛЯ ОЦЕНКИ СОБЫТИЙ, ЛЮДЕЙ И РУКОВОДСТВА К ДЕЙСТВИЮ. Благополучными («благостными») считаются действия, соответствующие общечеловеческим нормам, закрепленным народной мудростью в религиозных заповедях. Они предназначены для поиска оптимальных форм существования и развития человека и общества. Противоположные мотивы относятся к сфере духовного неблагополучия («греховности»).

В данной связи неправильно говорить о бездуховности населения. Духовность присутствует в обществе всегда, но может быть либо позитивной, либо негативной. Ее характер формируется под влиянием внутренних и внешних условий. К внутренним относятся этнический архетип, национальные традиции, генетические особенности личности и др., к внешним – образование, воспитание, идеологические установки, культурное развитие, социально-экономические отношения, материальное благосостояние. В отличие от душевности, зачатки которой имеются в психике высших животных: любовь к потомству, привязанность к месту проживания, ощущение принадлежности к коллективу (стае) и др., – духовная деятельность происходит в сознании человека.

К основным индикаторам негативной духовности, доступным для международной сравнительной оценки, относятся самоубийства и убийства. Первые отражают безысходность, потерю смысла жизни; вторые – агрессивность, озлобленность. Суммарную величину духовного неблагополучия характеризует общая преступность. С 1986 г. по 1995 г. убийства выросли в России в 4 раза, грабежи и разбои – в 6 раз, суммарная преступность – в 2,2 раза. В 1999 г. число лиц, совершивших преступления, составило 1 млн. 717 тысяч человек. За эти же годы наблюдалось, по данным научных исследований, значительное увеличение в населении уровня тревожности, снижение социальной поддержки, ухудшение межличностных отношений. Для изучения роли перечисленных параметров как факторов риска было проведено исследование на материале российской статистики за 42 года, с 1958 г. по 2000 г. Обнаружено тесное совпадение между динамикой нравственного и физического благополучия. Степень сцепленности обеих траекторий достигала 85 %. Всякое повышение (снижение) преступности сопровождалось повышением (снижением) смертности. Подобная связь обнаружена между динамикой самоубийств и смертности.

Важно отметить, что речь идет о траекториях, имеющих сложные апериодичные подъемы и спады, с коэффициентами вариабельности более 20 %. В таких случаях тесная связь свидетельствует о неслучайных зависимостях. В то же время каждая из сторон не могла служить причиной другой. Значит, существовал какой-то скрытый агент, который формировал единую предрасположенность к преступлениям, самоубийствам и болезням. Ни один из известных медицинских, экологических, геофизических, космологических параметров не повторял представленной траектории. Вероятнее всего, в роли «серого кардинала» выступало нравственно-эмоциональное состояние общества. Дополнительно действовали локальные стечения обстоятельств (генетических, социальных, экономических и др.), которые «заставляли» одних людей совершать преступления, самоубийства, а других становиться больными.

Изложенные материалы служат достаточным аргументом для выдвижения гипотезы о значении духовного неблагополучия как фактора риска преждевременной смерти. Можно сделать и более широкое предположение о существовании закона духовно-демографической детерминации.

Закон духовно-демографической детерминации

«Детерминация» означает действие в качестве активной причины. Полагать причинный характер связи между психическим состоянием общества и сверхсмертностью можно в том случае, если будет показана повторяемость этой связи в идентичных ситуациях. И никакие другие факторы не способны объяснить такую зависимость. Аргументы для этого накоплены в достаточном количестве. К их числу относится исследование, проведенное на материале 52 стран Европы и Америки, представивших свои данные в ВОЗ к 1990 г. Анализировалась связь между уровнем духовного неблагополучия и смертностью от основных неинфекционных заболеваний. Духовное неблагополучие оценивалось по интенсивности самоубийств. Использовались стандартизованные по европейскому возрастному стандарту показатели. Выбор самоубийств объяснялся тем, что они отражают действие наиболее мощных разрушающих психику сил. В методическом плане правомерность международных сопоставлений этого параметра доказана специальными исследованиями. В зависимости от интенсивности самоубийств страны разделились на четыре группы. Выделены низкий уровень (менее 5 случаев на 100 000 населения), средние (5–9 и 10–19 случаев) и высокий (более 20 случаев). Обнаружено, что при переходе от низких уровней самоубийств к высоким наблюдался рост смертности от сердечно-сосудистых заболеваний у мужчин на 33 %, у женщин на 24 %. Еще более сильным оказалось увеличение смертности от злокачественных новообразований: у мужчин на 110 %, у женщин на 95 %.

Комплексное демографическое исследование с включением большого набора социально-экономических параметров было выполнено по материалам республик бывшего СССР. С учетом степени экономического развития в конце 80-х республики разделились на три группы. В число наиболее развитых вошли Литва, Латвия, Эстония, Россия, Украина. К наименее развитым отошли Азербайджан, Узбекистан, Туркмения, Киргизия, Таджикистан. Остальные составили промежуточную группу. При классификации использовались критерии уровня жизни, разработанные экспертами ООН и Дойче-банка. В богатых регионах социально-экономическое положение было значительно лучше, благоприятнее санитарно-экологическая обстановка, больше уделялось внимания качеству медицинского обслуживания и проведению профилактических программ.

Однако демографическая ситуация в богатых республиках представилась парадоксально хуже. Уровень общей смертности оказался выше среди мужчин на 43 %, среди женщин на 57 %. Стандартизованная по возрасту смертность была больше для сердечно-сосудистых заболеваний у мужчин на 22 %, у женщин на 17 %; для злокачественных новообразований у мужчин на 50 %, у женщин на 26 %. Показатели рождаемости также были хуже среди богатых регионов. В результате они имели в пять раз меньший естественный прирост населения. Понять описанный парадокс невозможно в рамках традиционных социально-экономических концепций. Объяснение ему дает анализ духовно-демографических связей. При переходе от бедных республик к богатым происходило резкое ухудшение нравственно-эмоционального состояния населения. Об этом свидетельствует рост общей преступности почти в 3 раза, самоубийств почти в 4 раза, алкоголизма и токсикоманий в 5 и 3 раза, убийств в 2 раза, краж в 3 раза, изнасилований в 2 раза.

Специальное статистическое исследование было проведено на материале 11 стран Восточной Европы и европейской части бывшего СССР. Использовались материалы ЮНИСЕФ. Изучалась по отдельности связь динамики разных социально-экономических показателей с динамикой продолжительности жизни за 1989–1993 гг. В каждой паре сопоставлений рассчитывался коэффициент линейной корреляции. Его значение считается слабым при величине 0,1–0,3; средним при 0,4–0,7 и сильным при 0,8–1,0. Расчеты показали, что наиболее высокие уровни корреляции обнаружены с показателями агрессивности (0,8), питания (0,6), реальной заработной платы (0,4) и самоубийств (0,3). Следовательно, в Восточной Европе и Прибалтике ведущим фактором роста смертности было духовное неблагополучие: рост озлобленности, агрессивности (индикатор – убийства) и безысходности, потери смысла жизни (индикатор – самоубийства). Полученные данные полностью согласуются с выводами социальных психологов о болезнетворном значении обоих типов эмоций. Так, Э. Фромм писал: «Жестокость разрушает душу и тело и саму жизнь; она сокрушает не только жертву, но и самого мучителя».

Для оценки воспроизводимости полученных корреляций провели более сложное статистическое исследование по данным стран СНГ. Определялось самостоятельное влияние каждого из 25 основных социально-экономических показателей, независимо друг от друга, на динамику здоровья в 1991–1996 гг. В их числе – промышленное и сельскохозяйственное производство, потребление необходимых продуктов питания и алкоголя, обеспеченность врачами, товарооборот, ввод в эксплуатацию жилых домов, убийства, самоубийства и др. Сила связи каждого фактора измерялась методом пошаговой линейной регрессии. Как и в предыдущем исследовании, динамика смертности определялась в наибольшей мере динамикой духовных параметров: озлобленности, агрессивности (73 % вклада) и безысходности, потери смысла жизни (11 % вклада). Доля остальных факторов не превышала 16 %. В отношении динамики смертности от сердечно-сосудистых заболеваний вклад агрессивности составил 61 %, безысходности 10 % и остальных условий 29 %. Можно полагать, что озлобленность возникла как реакция на текущую несправедливость реформ, а безысходность развилась от потери смысла жизни и непонимания, что необходимо предпринять для исправления ситуации.

Таким образом, процессы жизненной устойчивости в рассматриваемые годы определялись среди народов СНГ на 70–80 % духовным состоянием общества и на 20–30 % материальными условиями существования.

Перечисленные аргументы позволяют перейти от гипотезы к утверждению о существовании закона «духовно-демографической детерминации». Он гласит: ПРИ ПРОЧИХ РАВНЫХ УСЛОВИЯХ УЛУЧШЕНИЕ (УХУДШЕНИЕ) ДУХОВНОГО СОСТОЯНИЯ ОБЩЕСТВА СОПРОВОЖДАЕТСЯ СНИЖЕНИЕМ (РОСТОМ) ЗАБОЛЕВАЕМОСТИ И СМЕРТНОСТИ. В этом случае выражение «смертельная тоска» представляется уже не метафорой, а диагнозом.

Физиологические эффекты психических процессов

Психосоматика как наука о влиянии психических процессов на физиологические стала зарождаться в конце XIX века. Первые научные определения духовных причин телесных заболеваний предприняты в рамках гигиены отечественными учеными А. И. Якобия и его учеником И. П. Скворцовым в 70—80-х годах прошлого столетия. Их перу принадлежат работы «Счастье с точки зрения гигиены» (А. И. Якобия), «О влиянии душевного состояния человека на происхождение, течение и исход болезней», «О воспитании с гигиенической точки зрения» (И. П. Скворцов). Было сформировано понятие о психогигиене. Крупные экспериментальные и психологические исследования по изучению зависимости телесных процессов от сознания впервые были выполнены И. П. Павловым и З. Фрейдом в рамках учений о второй сигнальной системе и подсознательной деятельности мозга. В дальнейшем А. А. Ухтомский, П. К. Анохин, Н. А. Бернштейн, К. В. Судаков и другие доказали значение целевых, ценностных установок в определении поведения человека. В многочисленных работах отечественной школы «нервизма» подробно изучена зависимость функционирования органов и систем организма от деятельности коры головного мозга. Развитие этого направления привело к формированию психонейроэндокринологии, психонейроиммунологии, психофизиологии.

Изучение влияния слова, его смысла на регулирование физиологических систем организма открывает широкие возможности для духовного управления телесными процессами. Отечественными психофизиологами показано, что словесные инструкции и самоинструкции способны осуществлять мощный контроль над нервными центрами в головном мозгу. Они «заставляют» их функционировать в соответствии со смысловым содержанием текста, а не только в зависимости от характера чувственных раздражителей (зрительных, тактильных и т. д.). При этом словесные отделы коры осуществляют как усиливающее, так и тормозящее влияние. Участие второсигнальных управляющих импульсов можно обнаружить решительно во всех процессах высшей нервной деятельности. Важное значение в поведении человека играют другие психологические механизмы: воля, память, несловесное эмоциональное мышление. Волевое регулирование, мобилизуя силы и энергию всего организма, обеспечивает преодоление внешних и внутренних препятствий, иногда, казалось бы, непреодолимых. Нравственно-эмоциональные механизмы оказывают огромное воздействие на готовность к совершению криминальных поступков или противодействию им в различных условиях жизнедеятельности и ожидания.

В большом количестве эпидемиологических наблюдений показано, что жизнеспособность человека в значительной мере зависит от его психологического состояния. Наличие выраженной депрессии ухудшает физическое и психическое здоровье, увеличивает смертность в 1,5–2 раза. Безысходность, подавленность, бессмысленность жизни, тревожность приводят к угнетению иммунной системы, что способствует развитию раковых заболеваний. Наличие озлобленности, враждебности, цинизма, гневливости ведут к значительному сокращению продолжительности жизни. Наоборот, ощущение социальной значимости и полезности, наличие планов на будущее и цели в жизни, желание жить, удовлетворенность бытием увеличивали продолжительность жизни. Таким же эффектом обладают социальные связи, общественная поддержка. Стремление к познанию, более активная умственная деятельность снижают риск опасных для жизни заболеваний.

В 1993 г. было проведено медико-социологическое исследование среди рабочих и служащих на одном из предприятий Ставропольского края. Истощение жизненных сил отмечалось у каждого третьего, подавленное настроение – у каждого второго, мысли о невозможности продолжать жить – у каждого пятого. В конце 90-х годов при обследовании 200 студентов (82 % – девочки) Саратовского государственного университета высокая тревожность обнаружена у 44 %, повышенная склонность к самоубийству у 58 %, социальный пессимизм у 49 %, агрессивность у 57 %, потеря жизненных целей у 40 %.

Влияние психологических особенностей на жизнеспособность обнаружено даже в животном мире. Особи с агрессивно-озлобленным поведением имели повышенный риск смерти. Наоборот, наличие в характере животного черт «социальности», нежелание вызывать страдание у соседей сопровождалось большей устойчивостью к стрессовым ситуациям. Экспериментальными исследованиями доказано, что беспомощность и безвыходность положения оказывают повреждающее действие на иммунную систему. Наоборот, успешное преодоление трудностей дает позитивный эффект, увеличивающий резерв здоровья. Доброжелательное отношение человека к животным снижает у них в 1,6 раза интенсивность атеросклеротических поражений аорты даже на фоне диеты с повышенным содержанием холестерина.

Если рассматривать негативные и позитивные виды психической деятельности с биохимических позиций, обнаруживаются разные реализующие их комплексы. В первом случае определяющую роль играют гормоны, продуцируемые гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковыми структурами. Во втором случае основой являются опиоидные и другие нейропептиды: мет-энкефалин, бета-эндорфин, нейротензин, пролактин, субстанция Р и др.

Получены факты, указывающие на наличие соматического субстрата, через который реализуется неспецифическое влияние духовного фактора. Им выступает уменьшение обмена веществ и тканевого кровообращения, с одной стороны, рост напряжения сосудистой стенки и периферического сопротивления сосудов, с другой, сопровождаются увеличением риска смерти от большинства заболеваний. При сравнении наихудших и наилучших значений перечисленных показателей (10 %-ные крайние интервалы) различие смертности достигало для мозгового инсульта 110 раз, для инфаркта миокарда 40 раз, для злокачественных новообразований 15 раз, для остальных причин 20 раз. Исследования, проведенные на большом клиническом материале (А. М. Пономарева, Н. Н. Байкова) показали, что ощущение несчастья, чувство депрессии, безысходности характеризуются уменьшением интенсивности кровообращения, снижением обмена веществ, повышением спазмированности сосудов. Все это сочетается с увеличением риска смерти.

Наоборот, рост удовлетворенности жизнью, социальный оптимизм, желание жить формируют в мозгу доминантные очаги оздоровительного действия. Они способствуют повышению обмена веществ, усилению тканевого кровообращения, снижению сосудистой напряженности, уменьшению риска смерти. При обследовании пациентов из семей с выраженной внутрисемейной тревогой, социальной усталостью и неудовлетворенностью семейной жизнью обнаружено снижение метаболизма и интенсивности кровообращения, уменьшение притока крови в сосуды мозга, увеличение периферического сосудистого сопротивления, усиление тонического напряжения мозговых артерий, рост артериального давления.

При благоприятной психологической атмосфере отмечаются противоположные гемодинамические процессы, происходит активизация иммунных и других адаптивных механизмов. В эксперименте показано, что иммунная активность кровяной сыворотки против возбудителей тифа, взятой у пациентов в состоянии радостного возбуждения, гораздо выше, чем при тягостных переживаниях.

В настоящее время накоплено достаточное количество косвенных и прямых фактов, позволяющих полагать, что реформы 90-х годов сопровождались у людей, с одной стороны, снижением интенсивности метаболизма в тканях организма, уменьшением притекающего к органам объема крови, уменьшением пульсового притока крови в сосуды головы. С другой стороны, происходило увеличение периферического сосудистого сопротивления, рост тонического напряжения сосудов головного мозга. Перечисленные процессы, развившиеся через психо-соматические механизмы, служили физиологическим субстратом для снижения резервов здоровья и увеличения риска смерти.

Духовное неблагополучие оказывает повреждающее влияние на организм не только непосредственно, но и опосредованно, стимулируя другие механизмы риска: вредные привычки (курение, алкоголизм, наркомания), избыточный или недостаточный вес и др. Их распространенность значительно повышается в условиях безысходности, потери смысла жизни, агрессивности. Например, курильщики, как выявлено в популяционном исследовании, характеризуются более рискогенным поведением: меньшей удовлетворенностью жизнью, более высоким уровнем депрессии, меньшим жизненным оптимизмом и т. п.

Описанные явления формируют единый фундамент для действия законов инфекционной и неинфекционной эпидемиологии. Становится понятным, почему в 1992–1993 гг. наблюдался рост не только неинфекционных, но и инфекционных заболеваний на фоне адекватной деятельности санитарно-эпидемиологической службы, стабильных микробиологических показателей почвы, продуктов питания, воды, воздуха. Например, в 1993 г. заболеваемость дифтерией выросла по сравнению с 1989 г. в 25 раз. И это при том, что среди заболевших детей 71 % были привиты против дифтерии. К тому же доля взрослых среди всех больных составила 70 %. Причиной столь масштабной эпидемии послужило выраженное угнетение иммунных систем у пострадавших возрастных групп из-за негативного психологического воздействия реформ.

Аналогичные закономерности проявились и в сфере токсикогенных процессов. В 1993 г. депрессия общероссийского масштаба вызвала настолько сильное угнетение антитоксических функций организма, что алкогольные психозы и смертельные отравления стали наступать при значительно более низких концентрациях спирта в крови, чем ранее. Действие психических факторов на устойчивость к алкогольной интоксикации наблюдалось среди населения и других постсоветских государств. Например, в Венгрии с 1986 г. по 1992 г. снизилось потребление алкоголя на 10 %. В то же время смертность от алкогольных психозов и синдромов алкогольной зависимости выросла на 36 %. Количество смертей от алкогольного цирроза печени увеличилось на 87 %. Объяснить парадокс помогает динамика социально-психологической атмосферы, которая характеризовалась увеличением депрессии, потерей контроля за ситуацией, снижением социальной поддержки и другими неблагоприятными духовными процессами.

Механизмы снижения рождаемости

Вопрос о причинах и механизмах резкого снижения рождаемости в начале 90-х годов кажется на первый взгляд простым. Общепринятым является мнение, что всему виной – обнищание населения и непомерные финансовые затраты на уход за новорожденным и воспитание детей. Поэтому женщины просто не хотят рожать. Для этого они увеличивают потребление противозачаточных средств и делают больше абортов. Однако тщательное рассмотрение проблемы указывает на недостаточность такого объяснения. С этой целью прежде уточним величину снижения рождаемости. Если в конце 80-х ежегодно 1000 женщин 15–49 лет производили на свет 2000 детей, то к концу 90-х – лишь 1200. Спад составил 800 нерожденных на 1000 женщин. Каков механизм такого снижения?

Если причиной послужили аборты, то они должны были вырасти. На самом деле, в 1990–1998 гг. аборты не выросли, а снизились на 40 %. Подтверждением истинности такой динамики служит аналогичное уменьшение частоты смертности от легальных и криминальных прерываний беременности. В абсолютном выражении снижение абортов составило в 1990–1995 гг. 50 случаев на 1000 женщин 15–49 лет. Следовательно, не в росте абортов причина снижения рождаемости. Потребление гормональных противозачаточных средств и использование внутриматочных спиралей выросло в два раза. Однако в абсолютном выражении это составило всего 70 случаев на 1000 женщин. Тем самым, стали больше предохраняться на 70 промилле, а аборты снизились на 50 промилле. Из расчета 70–50 = 20 следует, что число рождений в данной группе должно уменьшиться на 20 случаев. Так как действительное снижение составило 800 случаев на 1000 женщин 15–49 лет, значит, и не контрацептивы «виноваты» в спаде рождаемости. Причина имеет иной характер.

К неконтрацептивным механизмам снижения рождаемости относится увеличение среди женщин гинекологических дисфункций на 240 % за 1990–1998 гг., рост распространенности бесплодия на 200 %. Наряду с нарушением репродуктивной способности произошло резкое ухудшение здоровья родильниц и потомства. С 1990 г. по 1995 г. увеличилась частота аномалий родовой деятельности в 1,3 раза. Доля беременных, страдающих болезнями системы кровообращения, подскочила в 1,5 раза, поздним токсикозом беременности – в 1,5 раза, болезнями мочеполовой сферы – в 2,2 раза, анемией – в 2,8 раза. У мужчин также наблюдалось увеличение частоты репродуктивных повреждений. Так, концентрация сперматозоидов снизилась, по данным ряда исследований, до 8—20 млн. на 1 мл семенной жидкости, при норме 50–80 млн. В результате первично бесплодные браки у молодых стали встречаться в ряде регионов у каждой пятой семьи. Из перечисленного следует, даже если все молодожены вдруг захотят иметь детей, далеко не у всех это получится. Предварительно потребуется проведение в масштабах страны курса лечебных и реабилитационных мероприятий.

Младенческая смертность выросла в 1990–1993 гг. на 14 %, со 174 до 199 случаев на 10 000 живорожденных. Затем она стала непрерывно снижаться, достигнув в 1998 г. уровня 165 случаев. Такая траектория заставляет полагать, что в начале 90-х годов подскок имел причиной не смену критериев живорождения, а стрессогенную реакцию беременных на социально-психологический шок, в котором они оказались вместе с остальным обществом.