Текст книги "Септимий Север. Африканец на Палатине"

Начальные годы правления пятого, последнего из «хороших императоров» и предпоследнего из Антонинов стали временем, когда Луций Септимий Север вступил в свою самостоятельную жизнь в столице Империи. Если полагаться на точность сообщения Элия Спартиана, то Луцию посчастливилось предстать перед самим Марком Аврелием с дерзкой для его юного возраста просьбой о латиклаве – широкой пурпурной полосе на тоге⁵³. Она означала принадлежность к сенатскому сословию и давала молодому человеку возможность не просто начать политическую карьеру, но со временем претендовать на самые высокие магистратуры в Риме. Разумеется, юноша мог удостоиться такой аудиенции только благодаря высокой и авторитетной в глазах цезаря протекции. Биограф называет имя человека, такое покровительство оказавшего⁵⁴. Это двоюродный дядя Луция Гай Септимий Север, побывавший на высоких должностях в Вечном Городе вплоть до консульской магистратуры в правление Антонина Пия. Очевидно, Марк Аврелий был расположен к почтенному консуляру, поскольку латиклаву молодой человек, из скромной всаднической семьи происходивший и из неблизкой Африки явившийся, получил. Возможно, Луций сумел произвести на цезаря-интеллектуала нужное впечатление. Мы помним, как горячо он рвался к знаниям, что мог заметить и оценить философ на троне.

Должно напомнить, что покровительство провинциалам, рвущимся к политической жизни в Риме, было характерной чертой эпохи Антонинов. Все они, начиная с Марка Ульпия Траяна, «наилучшего принцепса», либо сами были выходцами из провинций, либо имели, как Адриан, провинциальные корни. Отсюда сознательное с их стороны покровительство продвижению во властные структуры уроженцев мест, от столицы Италии весьма отдалённых⁵⁵. Со временем эта политика принесла хорошие плоды. Ведь, когда у Империи стали возникать серьёзные внешние угрозы, то как раз провинциальная аристократия, независимо от своего разноэтничного происхождения, взвалила на себя тяжкое бремя организации обороны рубежей Римской державы⁵⁶.

В случае со столь успешным ранним вступлением в политическую жизнь Империи Луция Септимия Севера надо помнить, что помимо родственников он мог опираться и на доброе расположение, а, когда возникала необходимость, то и на помощь своих многочисленных земляков, давно уже в Италии и самой столице пребывавших. Таковых было немало даже в верхах Империи⁵⁷. Более того, среди них были люди, близкие к самим властелинам Вечного Города. К примеру, нумидиец по происхождению Марк Петроний Мамертин достиг высокой должности префекта претория (правой руки императора!) при Адриане и сохранил её при Антонине Пие. Его родственник Марк Корнелий Фронтон, знаменитый оратор и, что особенно важно, один из наставников Марка Аврелия, оставался другом своего ставшего цезарем ученика и в дальнейшем. Также из Нумидии, из города Цитры, происходил выдающийся военачальник Квинт Лолий Урбан. Публий Сальвий Юлиан, уроженец африканского города Гадрумета, не только стал сенатором и удостоился консульской магистратуры, но заслуженно признаётся величайшим юристом эпохи Антонинов⁵⁸.

Не одними видными политиками, полководцами, юристами прославили себя африканские выходцы во II веке. Из города Мадавра провинции Проконсульская Африка вышел один из знаменитейших представителей римской литературы Апулей (125–170 гг.), чей роман «Метаморфозы», обычно именуемый «Золотой осёл», издаваем и читаем во всём мире и по сей день. Как тут не вспомнить строку Пушкина, лицейским годам посвящённую: «Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал».

Существует версия, которой придерживается Энтони Бёрли, что и славный автор «Жизни двенадцати цезарей» Гай Светоний Транквилл родился в африканском городе Гиппоне⁵⁹. Но более убедительным представляется мнение сэра Рональда Сайма, что родиной этого историка был город Пизавр (совр. Пезаро в Италии)⁶⁰.

Памятуя о таких достижениях выходцев из Африки в политической и культурной жизни Римской империи во втором веке, не должно удивляться, что карьера Луция Септимия Севера постоянно шла в гору. Начал таковую будущий император с того, что, завершив в столице образование, «обратился к практике форума»⁶¹. Конечно, в эпоху Империи он уже не был местом, где решались судьбы государства и с ростральной трибуны звучали речи великих ораторов, вошедших в историю. Но народу там было предостаточно. Здесь по-прежнему выступали по животрепещущим вопросам текущих дней, велись споры, обсуждались важные новости. Начинающему политику было, что послушать, да и поучаствовать в каких-либо дискуссиях не мешало. В славные времена «пяти хороших императоров» участие в спорах на политические темы не было опасно, как при Юлиях-Клавдиях, да и при Флавиях, особенно последнем.

Практика форума Луция не удовлетворила⁶². Он обратился к юридической работе, став адвокатом фиска⁶³. Профессия эта появилась недавно. Со времён Адриана так назывался чиновник, отстаивающий интересы государства в суде. Очевидно, интересы финансовые, поскольку фиск – императорская казна. Она была создана ещё Августом в 6 году и называлась изначально Aerrarium militare – Военная казна. Главным её предназначением было содержание армии и регулярные выплаты денежного довольствия воинам. Насколько успешен был молодой Север в своей адвокатской деятельности, как уверенно он защищал интересы фиска в тех или иных судебных спорах, нам неизвестно. Сведения о его дальнейших трудах во благо Рима противоречивы. Если Евтропий уверенно сообщает, что, оставив работу в судах, Север стал военным трибуном⁶⁴, то Элий Спартиан уверяет в обратном: «Должность военного трибуна он миновал».⁶⁵

Последнему утверждению как-то не очень хочется верить. Ведь известно, что для успешного продвижения римлянина, избравшего политическую карьеру, военная служба была делом обязательным⁶⁶. Важно и следующее: Луций Септимий Север уже был удостоен латиклавы, что прямо обеспечивало ему по приходу в легион должность так называемого трибунала-тиклавия. Всего в легионе было шесть военных трибунов. Пятеро из них (всадники по происхождению) носили на одежде узкую пурпурную полосу – ангустиклаву. Трибун же латиклавий стоял выше своих сослуживцев, будучи вторым по статусу старшим офицером легиона. Впервые эта должность появилась при императоре Клавдии (41–54 гг.)⁶⁷. Латиклавии выделялись богато украшенными шлемами, литыми доспехами и белыми плащами. Их оружием был меч, носимый на левом бедре⁶⁸. В отсутствии легата трибун-латиклавий руководил легионом и на месте службы в лагере, и на марше, а когда и в сражении⁶⁹. Обычно достигнуть столь значимой военной должности можно было, имея опыт командования пехотной когортой или кавалерийской алой⁷⁰. Но порой она доставалась молодому человеку, пришедшему на военную службу, уже обладая широкой пурпурной полосой. Как правило, таких новоявленных трибунов-латиклавиев соратники не очень-то почитали, да и сами вновь пришедшие имели частенько дурную славу за халатное отношение к служебным обязанностям, в армии крайне нежелательное⁷¹.

И вновь нам неведомо, как проходила служба Севера в должности военного трибуналатиклавия. Был ли он исправен, находясь в легионе, или же уподобился тем, кто обрёл высокое звание исключительно благодаря происхождению? Кто знает?! Учитывая, что со временем он сделал выдающуюся карьеру в армии, вполне уверенно можно предположить его самое серьёзное отношение к военному делу. Впрочем, на службе в легионе он надолго не задержался…

Говоря о молодых годах Луция, проведённых в столице, нельзя не обратить внимания на очень резкие слова биографа Севера: «Молодость его была полна безумств, а подчас и преступлений. Он был обвинён в прелюбодеянии и оправдан проконсулом Юлианом, преемником которого он был в проконсульстве, сотоварищем по консульству и опять-таки преемником по императорской власти».⁷²

К «писателям истории августов» (Scriptores Historiae Augustae), к каковым и относится Элий Спартиан, у историков традиционно очень критическое отношение. Поэтому, насколько правдив биограф Севера в столь беспощадной характеристике молодости своего персонажа – вопрос, по крайней мере, спорный. Безумства, преступления… Без конкретных фактов это всего лишь слова. А вот, что касается обвинения в прелюбодеянии, то здесь Элий Спартиан мог упомянуть и о реальном событии в жизни Севера. Молодой человек, оказавшийся в городе, полном самых разных соблазнов, вполне мог стать любовником какой-нибудь не слишком блюдущей супружескую верность матроны… Сохранить однако в тайне свои отношения прелюбодеям не удалось. А наказание за это в Риме со времён Августа, когда в 18 г. до н. э. был принят закон Lex lulia de adulteris, являлось самым суровым. Дела о нарушении супружеской верности разбирались в судах как тяжкие преступления, и последствия могли быть для виновников весьма печальными. Допускались самые крайние меры: отец неверной жены имел право убить и преступную дочь, и её злосчастного возлюбленного. Муж-рогоносец мог убить только любовника. Правда, при условии, если тот принадлежал не к верхам общества или имел малопочтенную профессию. Мести обманутого супруга Луций в силу своей латиклавы мог не опасаться. Но, что, если у его любовницы был ненавидящий распутство отец, да ещё и обладающий свирепым нравом? Возможен, однако, был здесь и относительно мягкий приговор: женщина лишалась половины приданого и трети имущества, мужчина терял половину состояния. Помимо этого любовников могли сослать на мелкие и очень неуютные для проживания острова Тирренского моря. Должно быть разные и не рядом находящиеся, дабы блуд не вспыхнул с новой силой.

Нельзя не признать, что над будущим молодого Севера нависла серьёзная угроза. Даже мягкий приговор не сулил ему ничего хорошего, поскольку решительно ломал только-только начатую карьеру. Поди после такого ущерба, да и позора её возобнови! Вариант же с лютым папашей – полная погибель! Так что Марк Дидий Юлиан оказался подлинным спасителем и великим благодетелем Луция. Чем-то молодой человек сумел его к себе расположить… А может, тот и сам в былые годы пережил подобные страхи и потому с пониманием воспринял происшедшее. Кто мог тогда предполагать, что пройдут годы и облагодетельствованный и благодетель сойдутся в смертельной схватке…

Оставив трибунские обязанности, Север вступил в должность квестора. Это был высокий пост в финансовой структуре Империи. Квесторы делились на четыре категории. Одни вели дела в главном казначействе столицы. Другие направлялись в войска, где при командующих отвечали за денежное состояние в подчинённых им легионах. Третьих назначали в провинции, где они при пропреторах и проконсулах распоряжались финансами на вверенных территориях. Четвёртые квесторы курировали таможенные сборы в приморских и пограничных городах. Римлянину по обычаю ранее 27 лет квестура не должна была быть доступной. Ни дата, ни возраст Севера при обретении им оной не известны. По версии Энтони Бёрли, Луций получил квестуру в 169 году, много раньше положенного срока⁷³. Причиной столь ускоренной карьеры молодого человека могли стать не только его немалые способности и усердие, не одно лишь покровительство влиятельных родственников и земляков. Дело в том, что в 165 году огромные территории Азии поразила чудовищная эпидемия чумы. Вскоре она пришла и в Европу, а в 167 году охватила столицу Империи. Чума не щадила никого, в Риме от неё скончались многие высокопоставленные лица. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Уход из жизни одних открывал дорогу к должностям другим, эпидемией не задетым.

То ли Луций быстро оставил безумства молодости, то ли Элий Спартивн таковые сильно преувеличил, но карьеру Септимий Север начал замечательно добросовестно. Известна его старательность в исполнении квесторских обязанностей в Риме. Год спустя по жребию Луций стал квестором в провинции Бетика на юге Испании. Пребывание там Северу пришлось прервать по семейным обстоятельствам. Он должен был выехать в Африку, в родной Лептис, получив известие о смерти отца. Возникла необходимость срочно решить проблемы наследства. Ведь Луций не был единственным сыном. У него были старший брат Публий Септимий Гета и младшая сестра Октавилла. Уладив семейные дела, вернуться в Испанию Север не смог. Бетика в 172 году подверглась жестокому нашествию мавров. Исполнять квесторские обязанности в опустошаемой ими провинции было мудрено. И потому Север получил новое назначение – на Сардинию. Здесь он также себя неплохо проявил. Перевод этот объяснялся еще и тем, что Бетика, где шла война, из ранга сенатской провинции перешла под прямой контроль императора, в связи с чем тамошние должностные лица были переназначены на новые места в других сенатских наместничествах. В итоге Луций Септимий Север завершил своё квесторство на Сардинии.

Когда срок его пребывания на острове подходил к концу, то в силу вновь вступили родственные связи. Гай Септимий Север получил очередное высокое назначение. Теперь двоюродный дядя Луция стал проконсулом своей исторической родины – провинции Проконсульская Африка. Молодого родственника он, очевидно, сумел оценить по достоинству. Тот ведь на всех должностях проявил себя старательным и исполнительным, потому повышения в статусе заслуживал. Гаю не приходилось краснеть за своего протеже, для которого он не так уж и давно выпросил у Марка Аврелия латиклаву. Теперь Северу, едва достигшему 27 лет, предстояло стать легатом при наместнике провинции, главным помощником своего благодетеля.

В новой должности Луций немедленно возгордился, ибо легат в его возрасте – это выдающееся достижение. О степени обретённого им высокомерия рассказывает Элий Спартиан, приводя такой случай: «Закончив своё квесторство в Сардинии, он получил назначение быть легатом при проконсуле Африки. Когда он был там легатом, один лептинец, простой человек из одного с ним муниципия, обнял его, как старого товарища, в то время, как перед ним несли связки. Север наказал его розгами, причём глашатай объявил решение: «Не смей, простой человек, дерзко обнимать легата римского народа». Этот случай привёл к тому, что легаты, ходившие пешком, стали ездить в повозках. Тогда же, беспокоясь о своём будущем, он обратился к астрологу и под данным часом увидел великие дела; астролог сказал ему: «Дай мне сведения о своём, а не о чужом рождении», – и после того, как Север поклялся, что это его собственные данные, тот предсказал ему всё, что впоследствии сбылось».⁷⁴

Должно быть в новой должности Луций отличился не только высокомерием и суровостью решений, но и оказался толковым помощником правителя провинции, что было оценено в столице Империи. В 174 году Север был удостоен должности плебейского (народного) трибуна. Такое назначение – прерогатива высшей власти. Так что Марк Аврелий высоко оценил способности молодого выходца из африканского Лептиса. Север цезаря не подвёл, обнаружив, исполняя новую должность, «исключительную строгость и энергию»⁷⁵.

Очередное пребывание в Риме изменило и семейное положение Луция. Он женился на некоей Пакции Марцине, своей землячке, также уроженке Лептиса. Брак, скорее всего, был по любви, хотя позднее в своей автобиографии, как утверждает Элий Спартиан, Север ничего о первой супруге не сказал. Однако, став уже владыкой Рима, он распорядился увековечить её память. Марцине были установлены статуи.

Брак оказался счастливым, родились две дочери, которых Луций очень любил. Забегая вперёд, сообщим о том, как он впоследствии обеспечил их будущее. «Своих дочерей он выдал замуж с хорошим приданым за Проба и Аэция. Когда он предложил своему зятю Пробу должность префекта Рима, тот отказался, сказав, что, по его мнению, быть префектом Рима значит меньше, нежели быть зятем императора. Своих обоих зятьёв он сразу же сделал консулами и обоих обогатил».⁷⁶