Текст книги "Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722–1735)"

марш на дербент

Ветерани пришел в лагерь только 2 августа 1722 года, но лошадям нужно было дать отдых. 5-го числа, оставив в Аграханском ретраншементе 300 солдат и 1500 казаков (у них царь распорядился забрать 600 лошадей), армия двинулась на юг вдоль побережья моря; «в сем походе государь император изволил верхом ехать пред гвардиею». Из сохранившейся среди бумаг Кабинета схемы этого марша следует, что пехота (гвардия и армейские батальоны) двигалась колоннами, охраняемыми с обеих сторон конницей[154]154
  См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 59. Л. 7.


[Закрыть].

На подходе к реке Сулаку к армии присоединились украинские казаки с наказным гетманом, миргородским полковником Даниилом Апостолом. Неглубокий Сулак оказался трудным для переправы из-за илистого дна. Опять пришлось задержаться, чтобы приготовить паромы; лодок и бочек для них не хватало, и солдаты переправлялись на камышовых плотах.

5 августа в лагерь на Сулаке прибыл тарковский шамхал Адиль-Гирей, о чем отсутствовавшему в этот момент Петру доложил генерал-адмирал Апраксин, продемонстрировавший гостю русские полки. На следующий день шамхал был принят царем и передал войскам 600 быков в упряжках и 150 на провиант, а царю подарил трех персидских лошадей. Следом явились костековский и аксаевский владетели и посланцы эндереевцев с просьбой о прощении и «принеся свое подданство, на которое и дали присягу, включив в оное и подданных своих чеченцев».

Люди и «тягости» перебирались через Сулак не менее пяти дней – с 7 по 11 августа: «Сия переправа зело трудна была, ибо только люди, артиллерия, амуниция провиант и рухлядь <были на плотах>, а лошади, волы и верблюды, телеги и коляски вплавь все; а и люди до пояса раздеты были ради разлития реки… чего для до паромов доходить посуху было невозможно, также на камышовых плотах для мокроты оных едва не по пояс люди стояли».

Вскоре после этой переправы была составлена недавно обнаруженная и датированная карта-схема маршрута вдоль берега Каспия. На нее нанесена идущая параллельно берегу пунктирная трасса похода от Сулака до реки «Гараман» (на полпути до Тарков) с пятью «препятствиями», отмеченными условными знаками и надписями. В этом документе царь указал армии «остановитца у колодезей» и дал распоряжение: «…у пролива Коиса надобно нагатить и чтоб о том послать указ х казакам: понеже и стоят блиско», – то есть заранее навести переправу через топкую лощину с ручьем, названную «проливом»[155]155
  См.: Гусарова Е. В. «Астраханские» материалы из картографического собрания ОР БАН // Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописей БАН. СПБ., 2006. С. 53–60. Карта опубликована: Астраханский край в истории России XVI–XXI вв.: Сборник документов и материалов. Астрахань, 2007. С. 64.


[Закрыть].

11 августа начался марш по безводной местности. Царь приказал «ариргардии», переправясь, дождаться Кропотова; но его драгуны прибыли в Тарки только 15 августа «пред полуднем», тогда как Петр с армией был там уже 12 -го; бригадир же Шамордин с Астраханским полком, как следует из его донесения от 14-го числа, еще только подошел к Тереку. Под Тарками Адиль-Гирей встретил Петра и проводил его в подготовленный для русских войск лагерь. Петр посетил резиденцию шамхала – Тарки, отдарил хозяина золотыми часами, позаимствованными для этого случая у камер-юнкера Вилима Монса, и «серым аргамаком» и предоставил ему почетный караул из 12 солдат[156]156
  См.: История Дагестана с древнейших времен до наших дней. Т. 1. С. 422–423.


[Закрыть]. Пока подходили все полки, в Тарки прибыли депутаты из Дербента, заверившие Петра, что получили царский манифест «со удовольствием и покорным благодарением» и готовы принять

русские войска «с радостию» (это было подтверждено пришедшим оттуда 12 августа посланием). 10 августа Петр послал в Дербент подполковника Г. Наумова с «командой» из 271 солдата «для осмотрения пути, дабы в переправах продолжения в марше не было». Кроме того, Наумову было приказано передать дербентским жителям, что царь «идет с войском своим для их обороны».

Шамхал заранее вырыл на пути следования армии более десятка колодцев, однако воды в них оказалось «зело мало и вода мутная, и тако армея почитай сутки была вся <без воды>, понеже мало ее получали». Поэтому, выступая из лагеря под Тарками, Петр отправил вперед доверенного подьячего Ивана Черкасова – разведывать про «воды», переправы и «уские места» и искать удобные «станы» для армии. В незнакомых краях Черкасов не сразу сориентировался, и царь сделал ему выговор за то, что армии пришлось ночевать «на соленой речке». Но затем подьячий поставлял информацию исправно – 17 августа Петр остался доволен лагерем «у старого Буйнака»[157]157
  РГАДА. Ф. 9. Оп. 1. № 15. Л. 107.


[Закрыть]. Много лет спустя сын петровского механика Андрея Нартова поместил в книге отцовских рассказов солдатское предание о том, как царь делил со своими молодцами трудности этого похода и ободрял их: узнав, что солдаты страдают от укусов змей, Петр якобы разыскал траву «зорю» (которую гадюки боятся и «испускают» в нее свой яд) и вышел к ним со змеями в руках: «Я слышу, что змеи чинят вам вред, но от сего времяни того не будет. Не бойтесь, видите же, что они меня не жалят», – а полезную траву велел раскладывать по палаткам[158]158
  См.: Нартов А. А. Рассказы о Петре Великом (по авторской рукописи). СПб., 2001. С. 27, 86.


[Закрыть].

Встречи и подарки вовсе не означали признания российской власти всеми «горскими владельцами». 19 августа армия была атакована отрядом утемышского султана Махмуда. Перед этим к вышедшим на реку Инчхе русским частям явился посланец от султана Утамыша, сказав, что три казака в его присутствии были умерщвлены. «Султан приказал ему передать государю, что с каждым из его людей, которые попадут в руки султана, будет сделано то же самое. Что касается же конференции (встречи. – И. К.), то они готовы ее иметь с саблями в руках, – описал этот эпизод Питер Генри Брюс, двоюродный племянник знаменитого генерала Якова Вилимовича Брюса и капитан русской армии в 1722 году. – 19-го показались татары на стороне гор, приблизительно 12 тысяч человек и хотели исполнить свои угрозы. Наши ядра не доставали их, так как они находились на возвышенности. Тогда государь сам повел в атаку 8-й дивизион драгун, а за ними пошли казаки. Враг, не выдержал нашей атаки… В итоге в сражении погиб ло 600–700 их бойцов, 40 было взято нами в плен. Между ними находилось несколько сановников и также магометанский священник, который был одним из их предводителей и который не отклонил жестокое убийство тех казаков… Их тела нашли впоследствии драгуны вблизи султанского дворца, насаженные на кол»[159]159
  Брюс Г. Извлечение из дневника участника похода Петра I на Дагестан // www.dolalay.com/forum/viewtopic.php?pid=1726. Документ опубликован в газете «Молодежь Дагестана» (3.03.2006 г.) З. Гаджиевым.


[Закрыть]. Начались первые карательные акции, о которых позднее царь сообщил в письме Сенату: «… для увеселения их сделали изо всего его владения фейерверк для утехи им (а именно сожжено в одном его местечке, где он жил, с 500 дворов, кроме других деревень, которых по сторонам сожгли 6».

Петровским солдатам, недавно противостоявшим шведам, теперь пришлось познакомиться с иным противником и другими приемами ведения войны. «Зело удивительно сии варвары бились: в обществе нимало не держались, но побежали, а партикулярно десператно бились, так что, покинув ружье, якобы отдаваясь в полон, кинжалами резались, и один во фрунт с саблею бросился, которого драгуны наши приняли на штыки», – отмечал «Походный журнал» Петра[160]160
  Походный журнал 1722 г. С. 11.


[Закрыть].

По поводу убийства посланных к султану казаков один из пленных «ответил решительно, что он поступил бы точно так же со всяким из наших людей, которого он бы получил в свою власть, чтобы отомстить нам за наши действия при Андрееве (при взятии Эндери. – И. К.) с его друзьями и союзниками. Главное и превыше всего остального они считаются свободной нацией, и никогда не будут поклоняться чужому князю. Адмирал (Ф. М. Апраксин. – И. К.) спросил у него, как смели они атаковать правильно обученную и многочисленную армию, которая превосходила все силы, которые они могли выставить, и всю возможную помощь, которую они могли бы ожидать от всех своих соседей. Священник ответил, что они совершенно не боятся нашей пехоты, не особенно высоко ценят способности казаков и лишь драгуны смутили их своей доселе не виданными в здешних краях дисциплиной и военным талантом. После этих слов священник отказался о чем-либо еще отвечать. Другой пленник, когда был подведен к шатру, не хотел отвечать ни на один вопрос, которые ему предложили; тогда отдали приказ его раздеть и бить плетьми. Он, получив первый удар, вырвал шпагу у стоящего рядом офицера побежал к шатру адмирала и, наверное, убил бы его, если бы два часовых, стоявших у палатки, не вонзили ему свои штыки в живот. Падая, он вырвал зубами из руки одного часового кусок мяса, после чего его убили. Когда император

вошел в палатку, адмирал сказал, что он не для того пришел в эту страну, чтоб его пожрали бешеные собаки, во всю жизнь еще ни разу так не испугался. Император, улыбаясь, ответил: “Если б этот народ имел понятие о военном искусстве, тогда бы ни одна нация не могла бы взяться за оружие с ними”»[161]161
  Брюс Г. Указ. соч.


[Закрыть]. Через два дня 26 пленных были казнены в отместку за гибель посланных к утемышскому султану казаков.

В других случаях инциденты удавалось вовремя улаживать. Как гласила не сохранившаяся до нашего времени надпись на стене мечети в Карабудахкенте, местная община после одного из нападений на конный разъезд встретила отряд петровских драгун хлебом и солью и восстановила мир[162]162
  См.: Федоров Г. С. Некоторые эпизоды из истории похода Петра I на Кавказ // Русско-дагестанские взаимоотношения в XVI – начале XX в. С. 86.


[Закрыть].

Кайтагский уцмий не препятствовал проходу армии – но и не спешил прибыть с покорностью. А страдавшие от набегов лезгин жители Дербента и его окрестностей явились сторонниками «партии шафкальской»; они впустили в город прибывшего 15 августа отряд подполковника Наумова. В это время со стороны моря показалась русская эскадра капитана Вердена в составе 25 судов. Появление посланца Петра и русских кораблей повлияло на итог переговоров: наиб Дербента Имам кули-бек принял Наумова и договорился о сдаче города, к его воротам был поставлен караул из русских солдат.

За девять переходов главная армия преодолела более двухсот верст от места высадки до Дербента. 23 августа наиб Имам кули-бек поднес императору серебряный ключ от города. Отдохнувшие части парадом вошли в древний город; приказ государя требовал, чтобы «бороды были выбриты, галздуки чтобы у салдат были вычещены и рубашки и щиблеты чтоб были белые». Под грохот пушечного салюта армия продефилировала через Дербент и расположилась за стенами в садах. Теперь царь настрого приказал своему воинству не обижать жителей и «не ломать винограды»[163]163
  См.: Шеленговский И. И. Указ. соч. Т. 1. С. 146.


[Закрыть].

В Дербенте Петр I провел три дня: осмотрел цитадель и крепость, наметил место для строительства гавани, посетил дом наиба и устроил пир у себя в шатре. (Еще во второй половине XIX века путешественники посещали это место, вокруг которого в 1848 году была возведена ограда с надписью «Первое отдохновение Петра Великого»[164]164
  См.: От Астрахани до Баку // Всемирный путешественник. 1871. № 14. С. 217.


[Закрыть].) Он беседовал с несколькими жителями Баку и Шемахи, которые выражали готовность принять российское покровительство или по крайней мере отправить своих представителей, «чтобы мы, узнав желание вашего величества, поступать

могли»[165]165
  См.: Абдурахманов А. А. Указ. соч. С. 29; Алиев Ф. М. Указ. соч. С. 49–50.


[Закрыть]. Император был доволен приемом – 30 августа он писал сенаторам: «…сии люди нелицемерною любовию приняли и так нам ради, как бы своих из осады выручили. Из Баки такие же письма имеем, как из сего города (Дербента. – И. К.) прежде приходу имели, того ради и гварнизон туда отправим, и тако в сих краях с помощию Божиею фут получили, чем вас поздравляем. Марш сей хотя недалек, только зело труден от бескормицы лошадям и великих жаров»[166]166
  См.: Бумаги императора Петра I. С. 494–495; Лысцов В. П. Указ. соч. С. 121–123; Соловьев С. М. Соч.: В 18 кн. Кн. 9. С. 369. Автограф этого письма и копии с него для рассылки по учреждениям и представителям «генералитета» (Н. И. Репнину, И. Ф. Ромодановскому, казанскому губернатору А. П. Салтыкову и прочим см.: РГАДА. Ф. 9. Отд. I. № 30. Л. 218–219 и далее.


[Закрыть].

22 августа царь получил письмо из Баку – ответ на выпущенный перед походом манифест. В нем бакинцы приветствовали намерение царя «наказать разбойников», которые угрожали и их городу, и одновременно изъявляли «повиновение и покорность такому справедливому императору» и намерение поддерживать с ним «дружеские отношения»; однако согласия на прием «гварнизона» в письме не было[167]167
  См.: Алиев Ф. М. Письмо бакинцев Петру I в 1722 г. // Доклады Академии наук Азербайджанской ССР. Баку, 1964. Т. 20. № 7. С. 57–58.


[Закрыть]. Тем не менее с той же миссией, что и Наумов в Дербент, в Баку был командирован лейтенант флота Осип Лунин. В Дербенте же к Петру I явились посланцы уцмия, кадия и майсума Табасарана с просьбой принять их в подданство России.

26 августа состоялся торжественный молебен «за получение фута в сей земле», а наутро войска двинулись дальше. Петр планировал идти до Баку и далее, возможно, до устья Куры, «если случай попустит». 28 августа он приказал генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину выяснить «о дороге, как удобнее с так «великою армеею дойтить в оба места, то есть в Шемаху и в Баку». Об этих планах А. В. Макаров сообщил в Москву 10 июля 1722 года. И. И. Голиков указывал, что план кампании включал в себя занятие Дербента и Баку, после чего должно было последовать движение к устью Куры, где царь собирался заложить город и порт, а затем марш в Грузию до Тифлиса и возвращение на Терек; но при этом он ссылался не на документы, а на утверждение Ф. И. Соймонова, что о таких намерениях ходил «слух во всей армии»[168]168
  См.: Материалы для истории русского флота. Т. 4. С. 318; Голиков И. И. Указ. соч. Ч. 8. С. 263–264; Соймонов Ф. И. Описание Каспийского моря и чиненных на оном российских завоеваний яко часть истории государя императора Петра Великого. С. 99.


[Закрыть].

Получив известие о вступлении русской армии в персидские владения, Вахтанг VI с двадцати– тридцатитысячным войском 22 сентября соединился у Гянджи с восьмитысячным отрядом армянского католикоса Гандзасара

Исайи (Есаи Хасан Джалаляна). Предводители грузино-армянского войска предполагали, что после объединения с русскими они смогут овладеть «всеми землями до Еривана и… взять самый Еривань»[169]169
  См.: Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. Преобразования Петра I. М., 1954. С. 610.


[Закрыть].

Судя по всему, Вахтанг ожидал, что русские войска двинутся к нему и далее на запад. До него не дошло письмо Петра от 3 августа, в котором тот предлагал союзнику «поиск учинить» над Хаджи-Даудом или идти на соединение с сусской армией «между Дербени и Баки». Точными сведениями о местонахождении русских грузинский царь не располагал и в письме к Туркистанову от 4 октября сетовал: «Мы ныне в Ганджу… пришли и уже третьего человека к вам посылаем… А мы по сие время здесь стоим и не знаем, что делать, буде назад возвратиться, как возвратиться, буде же стоять, у чего стоять, По сие время никакова известия от вас не имеем». Петру же он писал, что идти к Шемахе не может, поскольку боится нападения своего противника – «кахетского хана», но надеется на приход царских войск и совместные действия по овладению землями до самого Еревана[170]170
  Переписка на иностранных языках грузинских царей с российскими государями от 1639 по 1770 г. С. 142–143.


[Закрыть].

Совместные военные действия требовали четкой координации, однако прямой «коммуникации» между Гянджой и русским лагерем не было – гонцы добирались по территориям, подчиненным враждебным местным владетелям. Обходной же маршрут через Кавказский хребет и Кабарду занимал месяц, поэтому известие о походе Вахтанга к Гяндже Петр получил от посланца Туркистанова только 19 сентября, когда на обратном пути подходил с армией к Сулаку[171]171
  См.: Пайчадзе Г. Г. Указ. соч. С. 50; Маркова О. П. Указ соч. С.105–106.


[Закрыть].

Возможно, Вахтанг боялся отдаляться от собственных владений, которым угрожали турки и соседний «кахетинский хан» Константин (он же Мухаммед кули-хан) – или, как заявил сын царя, Вахушти, медлил, «чтоб вывесть себя из сомнения у бусурманов», то есть опасался откровенно перейти на сторону России, ведь шах только что назначил его тебризским беглербегом и приказал «иттить войною на лезгов» (восставших лезгин)[172]172
  См.: Армяно-русские отношения в первой трети XVIII в. Т. 2. Ч. 2. С. 9, 12.


[Закрыть]. Но и Петр не смог двинуться ему навстречу – желаемого «случения» союзников так и не произошло.

победное отступление

Вышедшие из Дербента войска стали лагерем на берегу реки Рубаса (Миликента). Но в это время успехи сменились неприятностями. Спешно

построенные корабли оказались «ненадежными»; многие из них «потекли», поскольку «конопать от погоды выбило», и их приходилось разбирать; такой приказ генерал-адмирал Ф. М. Апраксин отдал капитану фон Вердену 4 августа 1722 года[173]173
  Материалы для истории русского флота. Т. 4. С. 321, 324.


[Закрыть]. О низком качестве ластовых судов сам Петр писал 5 августа из аграханского лагеря корабельному мастеру Филиппу Пальчикову[174]174
  См.: РГАДА. Ф. 9. Оп. 1. № 15. Л. 106.


[Закрыть]. 27–28 августа 13 груженных мукой судов из эскадры Вердена разбило штормом недалеко от Дербента. Судя по данным Кабинета, потери не были катастрофическими: из находившихся на судах 6384 кулей удалось спасти 5289, хотя и в подмокшем виде[175]175
  См.: Там же. Отд. II. № 60. Л. 1046.


[Закрыть]. Хуже было то, что армия лишилась поддержки флота с моря. На состоявшемся военном совете только бригадир И. Ф. Барятинский и Дмитрий Кантемир выступили за осаду Баку. Остальные единодушно советовали остановить поход и только по прибытии эскадры капитана Ф. Вильбоа с провиантом «дойтить до Низовой всей армеи и до Баки»[176]176
  См.: Походный журнал 1722 г. С. 139–154.


[Закрыть].

Сохранившийся автограф поданного генерал-адмиралу Апраксину мнения Петра показывает, что царь 29 августа уже примирился с мыслью о «будущей кампании» на следующий год, но еще надеялся дойти с армией до Низовой пристани и занять Баку, отправив туда десант на кораблях; таким образом, о Шемахе и даже устье Куры речь уже не шла[177]177
  См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. I. № 30. Л. 207–208.


[Закрыть].

Однако 17 кораблей Вильбоа, следовавшие из Астрахани, в первых числах сентября были застигнуты непогодой у Аграханского полуострова; одни суда были разбиты; другие дали течь, и экипажам пришлось выбросить их на берег; удалось спасти только часть провианта, а корабли пришлось пустить на дрова[178]178
  См.: Веселаго Ф. Ф. Указ. соч. Ч. 1. С. 373; Дуров И. Г. Указ. соч. С. 40.


[Закрыть]. По получении 5 сентября этого известия невозможность дальнейшего похода стала очевидной, тем более что прибывший из Баку на шняве «Святая Екатерина» Осип Лунин доложил, что местные власти его в город не пустили и принять русский гарнизон отказались[179]179
  См.: Походный журнал 1722 г. С. 13, 76.


[Закрыть]. Вполне вероятно, что такой ответ Лунину дала «партия» бакинского султана Мухаммед-Гуссейна, ориентированная на сближение с Дауд-беком[180]180
  См.: Лысцов В. П. Указ. соч. С. 125–126; Алиев Ф. М. Антииранские выступления и борьба против турецкой оккупации в Азербайджане в первой половине XVIII в. С. 47–49, 62.


[Закрыть]. Врученного ему властями Баку письма нам обнаружить не удалось, но оно было признано обидным и «посмеятельным»; впоследствии русское командование попомнит бакинцам это оскорбление.

Выгруженного на берег и наличного продовольствия в полках имелось на месяц, а подвезти новые запасы было не на чем. Кроме того, кавалерия продолжала терять лошадей от жары и бескормицы, а непривычный климат вызвал болезни у солдат: по рапортам от 4–5 сентября, у И. И. Дмитриева-Мамонова имелось 296 больных из 2112 человек, а у А. И. Румянцева – 296 из 2271. Данных об общем количестве умерших подобные документы не содержат; но последующие рапорты от 13 сентября сообщают о смерти в день подачи четырех солдат у Дмитриева-Мамонова и пяти у Румянцева и о «прибавлении» больных – соответственно 12 и 14 человек[181]181
  См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 60. Л. 1055, 1056, 1058, 1059.


[Закрыть]. Объявленный перед выступлением приказ разъяснял, «чего надлежит остерегаться в сих жарких краях»: дынь, слив, шелковицы и винограда, от которых начинаются «тотчас же кровавой понос и протчие смертные болезни», но едва ли служивые строго следовали ему.

В лагере на реке Рубасе – крайней южной точке похода 1722 года – Петр выдал жалованную грамоту жителям Дербента (и отдельно – наибу Имам кули-беку с пожалованием ему своего портрета «с алмазами» и тысячи червонных) о содержании их в «милости» и «защите» и о свободном «отправлении купечества». В срочно построенных с юга и с севера от города укреплениях и в самом Дербенте были оставлены гарнизоны, а главные силы армии 6 сентября 1722 года повернули обратно вслед за императором, выехавшим днем раньше. Отбывая из Дербента, хозяйственный Петр распорядился охранять «Хаджи Аслан-бека огород, в котором мы ныне стояли», и оставил там «мастера» – разводить виноград[182]182
  См.: Там же. Оп. 1. № 15. Л. 111 об.


[Закрыть].

Отход стал сигналом для всех недовольных появлением русских и показал, как быстро может меняться ситуация на Кавказе, где только что горские предводители «все вели смирно» и демонстрировали «приятность». 20 сентября комендант Дербента Андрей Юнгер доложил, что воины Хаджи-Дауда, уцмия, казикумухского Сурхай-хана и утемышского султана захватили русский редут на реке Орта-Буган (в шестидесяти верстах от Дербента) «и люди караулные от неприятеля побиты». По сведениям дербентского наиба, трехдневный штурм обошелся нападавшим в 400 погибших, но из гарнизона в 128 солдат и шесть казаков спаслись в камышах лишь три человека[183]183
  См.: Там же. Отд. II. № 61. Л. 863–863 об.


[Закрыть]. 19 и 21 сентября горцы штурмовали «транжамент» у реки Рубаса; нападение было отбито, но в укреплении обвалилась стена, и гарнизон пришлось вывести в город. В октябре сам Хаджи-Дауд подхо дил к стенам Дербента, под которыми несколько дней вел перестрелку, но штурмовать не решился и отступил[184]184
  См.: Шеленговский И. И. Указ. соч. Т. 1. С. 155–156.


[Закрыть].

Генерал-майор Кропотов доложил, что воины Султан Махмуда и уцмия напали на его арьергард под Буйнакском. Дороги стали настолько опасными, что командир аграханского укрепления полковник Маслов получил 28 августа приказ не посылать никого к армии, поскольку «проехать землею от горских народов невозможно»; в его «транжаменте» скопились курьеры с бумагами из Сената, Коллегии иностранных дел и других учреждений[185]185
  См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 60. Л. 742–743.


[Закрыть]. О тех же опасностях сделал запись в дневнике служащий Генеральной канцелярии гетманской Украины Николай Ханенко: сам шамхал 24 августа 1722 года «объявил нам, что сухим путем к Дербене проехать невозможно для татар противных товлинцев и слимчевцов, все дороги заступивших». Ханенко, посланному с известием о смерти гетмана Скоропадского, удалось не без приключений добраться до ставки Петра под Дербентом только на курьерском судне: «Противный ветер зиюйд встал, которий не толко ехать, но и реидовать за превеликими волнами нам не допустил, але назад судно погнал, и прибил против Тарков, где о килко верст од черней, замеривши лотом глубини, кинулисьмо на якорь о 5 сажень в глубь. И тут чрез целий сей день як гори волни на судно наше были, отчего не тилко в страх великий, но и в болезнь многие, отчаеваючись жития своего, пришлисмо барзе и, когда ночь наступала, коло судна зась при том великом штурме многие тулене, то есть небы собаки морские, плавали»[186]186
  Ханенко Н. Д. Дневник 1719–1724 и 1754 гг. // http://litopys.org.ua/khanenko/khan.htm.


[Закрыть].

Даже когда нападений не было, отступающие войска должны были держаться настороже. «Посол из Дербента принес известие, что султан Махмуд в союзе с персидским усмием набрал 20 тысяч человек и задумал на нас напасть ночью, из-за чего мы целую холодную ночь до другого дня оставались под ружьем, потому что неприятель все время шнырял у нас перед глазами. Несмотря на это, мы поднялись и прошли еще 12 верст, встречая беспрестанно неприятеля, который старался несколько раз во время пути напасть на нас, но при нашем приближении каждый раз убегал, но часто оставаясь вблизи нас, и взял в плен 2-х казаков, а мы взяли 3-х татар. Еще одна бессонная ночь, ночные стычки, несколько сот отравившихся лошадей. 14-го мы прошли 24 версты, и неприятель постоянно был перед глазами. Еще одна бессонная ночь. Армия сделалась негодной к службе. Несмотря на слабость, мы прошли 25 верст до Тарку. Отсюда были

посланы два трубача (в том числе «трубач его величества» Брант. – И. К.) и два казака, чтобы известить шамхала о нашем прибытии, которых мы при въезде в город нашли мертвыми. Их платья и лошади были найдены у семи дагестанцев принадлежавших Тарку, которых мы поймали и в присутствии шамхала и жителей города четвертовали, и куски их тел для примера повесили на возвышенных местах. Государь упрекал шамхала как в убийстве “послов”, так и по поводу его мошеннического соединения с его врагами во вред армии. Этот шамхал уверял государя, что касательно этого он не виноват, а его брат и двое сыновей во главе <неприятельского> корпуса были поставлены по злонамерению народа и действовали против него» – таким запомнил этот переход капитан Брюс[187]187
  Брюс Г. Указ. соч.


[Закрыть]. После похода в плену у горцев оказались 12 солдат. Кроме них, у «шевхалских людей» и узденей в 1723 году находились еще 144 русских, захваченных или проданных ранее[188]188
  См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 63. Л. 691–692.


[Закрыть].

Не все обстояло гладко и с выразившими покорность «владельцами». Многие из них стремились использовать новую силу исключительно к своей выгоде. Старший брат шамхала Муртаза-Али просил сделать шамхалом его, поскольку Адиль-Гирей свой «чин» получил от шаха, «утаивал» царских изменников и не дал заложников-аманатов. А «шамхалгорской», в свою очередь, был недоволен тем, что царь пожаловал его брату селение Казанище, сетовал на постоянные «обиды» от русских войск, просил жалованье и военную помощь, чтобы «управитца» с подданными-кумыками, которые от него «лица отвратили»; наконец, желал получить под свою власть слободы вблизи Терского городка, населенные выходцами из Кабарды, Чечни и Ингушетии, а также «в надзирание» Дербент и еще не завоеванный Баку, на благосостояние которых якобы «имение мое все истратил», и «5 деревень в Мескурской земле, одна деревня в Ширване и одна в Баку», данные ему и «служителям дагестанским» по указу шаха даны, власть над которыми они утратили: «…и чтоб повелено было ему Адиль-Гирею те деревни по прежнему возвратить во владение». В августе 1722 года шамхал жаловался на калмыков и донских казаков, что «они в походе… чинили нападение на людей владения его и из них 8 человек убили, а других ранили, ограбили они же в Буйнаках 12 человек, вконец разорили, побрав у них все пожитки, и 10 человек взяли в плен, сверх того у брата его Афуя 200 баранов отогнали, и просил те пожитки, ясырей и прочее возвратить». Затем он подал жалобу на солдат, которые явились в Тарки и «взяли ясырей у визиря моего 3 человека, да у дворецкого 4 человека, да у кого два и по одному, итого будет

32 ясыря, может быть, и больше насильно отняли, да войска, которые остались здесь, разорили наши деревни при Тарках, а именно Турхаль Кенди, Амирхан Кенди, также в Тарках разорили несколько дворов, из тех дворов, из тех деревень скот забрали, отчего я в великом разорении нахожусь», и просил его императорское величество «за взятые из домов вещи, и за скот, и за ясырей чтоб соблаговолили указать цену заплатить». 7 сентября он доносил Петру I, что насильно взяли ясырей 28 человек из Тарков у его визиря, и просил возмещения деньгами. 14-го числа шамхал сообщал, что русские люди приехали в Тарки, отняли двух ясырей и учинили грабеж имущества его визиря. 27 сентября калмыки и казаки напали на деревни: в Карабудаге убили шесть человек и ранили восемь, в Буйнаках убили троих, взяли в плен пятерых и угнали 200 баранов. 1 октября в Карабудаге были убиты восемь человек и несколько ранены, учинен грабеж; в Тарках русские разорили несколько человек, в Буйнаках у 12 жителей отняли их имущество и 10 человек взяли в плен, а у брата шамхала угнали 200 баранов[189]189
  См.: Русско-дагестанские отношения в XVIII – начале XIX в.: Сборник документов. С. 32–33, 35, 36, 38–39, 42–43; Русско-дагестанские отношения XVII – первой четверти XVIII в.: Документы и материалы. С. 248–253, 269–274; Чекулаев Н. Д. Разрыв шамхала Адиль-Гирея с русскими властями, его причины и последствия. С. 26–28.


[Закрыть].

В походных условиях реквизиции, а то и явное мародерство были явлением обычным, тем более что солдаты и казаки не всегда разбирались в том, кому принадлежат бараны или освобождаемые пленники. Тем не менее командиры, когда это было в их силах, находили виновных и возмещали ущерб. Сложнее было с пленными: русские власти соглашались возвращать уроженцев тех земель, которые признавали верховную власть царя. Что же касается «ясырей», то есть пленников, захваченных кавказцами в набегах, в большинстве женщин и детей, то русская армия вернуть их назад в рабство (особенно если они были христианами) отказывалась, хотя этого требовали их хозяева.

Кроме того, Адиль-Гирей просил возмещения за предоставленные продовольственные, фуражные, гужевые поставки для армии. За арбы и быков Петр I заплатил 1308 рублей (то есть за каждую из шестисотповозок, поставленных для похода к Дербенту, шамхал получил половину золотого червонца, за вола – по три рубля), а на обратном пути пожаловал «в награждение 2500 червонных». Царь поручил Толстому «обнадежить» капризного вассала: «…когда Баку получим, то его все ему давано будет», – но просил представить «имянную роспись» трат на благо Дербента и других городов. За взятую солдатами «скотину» он велел заплатить, а за освобожденных невольников – нет; их бывшим владельцам было предложено подать «имен ные росписи» с указанием, каким образом те им достались[190]190
  См.: Русско-дагестанские отношения в XVIII – начале XIX в.: Сборник документов. С. 39; Русско-дагестанские отношения XVII – первой четверти XVIII в.: Документы и материалы. С. 251–253, 273–274; Чекулаев Н. Д. Разрыв шамхала Адиль-Гирея с русскими властями. С. 28.


[Закрыть]. По доносу шамхала его брат Муртаза-Али был арестован[191]191
  См.: Бутков П. Г. Указ. соч. Ч. 1. С. 32.


[Закрыть].

«Для поиску и разорения» мятежников двинулась карательная экспедиция из только что пришедших на Сулак четырех тысяч калмыков Бату тайши, внука хана Аюки, и тысячи казаков под командой лихого донского атамана Ивана Матвеевича Краснощекова – он был лично известен Петру и за действия в Финляндии награжден в 1721 году серебряным ковшом[192]192
  См.: Богаевский Л. Бригадир Иван Матвеевич Краснощеков // Сборник областного Войска Донского статистического комитета. Новочеркасск, 1902. Вып. 3. С. 4–8.


[Закрыть]. Позднее атаман будет еще дважды водить казаков на Кавказ – в 1727–1728 и 1733–1734 годах – и заслужит известность и у своих, и у горцев, которые станут называть его «Аксаком»[193]193
  См.: Акты, относящиеся к истории Войска Донского. Новочеркасск, 1894. Т. 2. Ч. 1. С. 98; АВПРИ. Ф. 77. Оп. 77/1. 1733. № 5. Л. 98.


[Закрыть].

Из реляции о действиях казаков и калмыков следует, что с 26 по 30 сентября отряд громил владения Махмуда утемышского: «В 26 день в 7-м часу по полуночи помянутые казаки и калмыки от Сулаку пришли к Буйнакам и от тех мест вступили в неприятельския места, и были в неприятельских местечках и деревнях, кои прежде сего разоряли, а неприятели паки их строением снабдили, и оные все разорили без остатку и к тому еще 4 приселка, которые в прежнем были не разорены, потому ж все разорили. Неприятельских людей побито с 500 человек и более, а заподлинно объявить не можно, для того, что действо чинилось в скорости да в разных местах. В полон взяли с 350 человек. Скота рогатого взято около 7000 да с 4000 овец. И потом помянутые донские казаки и калмыки, сентября 30 числа, возвратились к Аграханскому заливу счастливо… всяких вещей и драгоценностей казакам досталось»[194]194
  Походный журнал 1722 г. С. 15, 82–85; Шереметев П. С. Указ. соч. Т. 1. С. 256–257; Бумаги императора Петра I. С. 498.


[Закрыть] (Ведомость полковника Д. Ефремова подтверждает указанное в «Походном журнале» количество угнанного скота, но «ясырю» насчитывает только «сто с пол-четверта» человек[195]195
  РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 59. Л. 28–28 об.


[Закрыть].) В этом походе бравые казаки успели ограбить не к месту оказавшихся на их пути турецких купцов из Кафы, за что позднее их атаман угодил под арест. Во время этого рейда соказаки потеряли убитыми 47 человек, в том числе есаула, и еще 30 «померло» в пути[196]196
  См.: Там же. Л. 26.


[Закрыть].

Петр I приказал 28 сентября выдать донцам жалованье, по пять рублей на человека, и заплатить им пять тысяч рублей за взятых для драгун и под обоз казачьих лошадей[197]197
  См.: Бумаги императора Петра I. С. 495–496.


[Закрыть].

18 сентября армия вышла обратно к Сулаку, а затем разделилась: пехота была перевезена по морю в Астрахань, а конница пошла сушей. 20 сентября Петр I заложил на левом берегу Сулака, в двадцати километрах от устья, небольшой ретраншемент, где должна была зимовать часть армии. На этом месте предполагалось построить мощную шестибастионную крепость Святого Креста – главную российскую «фортецию» на Северном Кавказе[198]198
  См.: Гаджиев В. Г. Сочинение И. Гербера «Описание стран и народов между Астраханью и рекой Курой находящихся» как исторический источник по истории народов Кавказа. С. 68–69.


[Закрыть].

Здесь «у нового транжемента» на борту своей яхты он встретил вернувшегося из Грузии Туркистанова и 28-го числа отправил его обратно к Вахтангу VI вместе с сыном П. А. Толстого, бомбардирским подпоручиком Иваном Толстым. Посланник должен был объяснить причины отступления русской армии и предложить грузинскому царю склонить шахского наследника Тахмаспа к заключению союзного договора с Россией и уступке прикаспийских провинций. В случае успеха этой миссии царь мог рассчитывать на то, что «дана ему будет власть над всеми тамошними христианы» и это будет закреплено в договоре с Ираном.

При этом Петр понимал, что грузинскому государю и его стране грозят серьезные осложнения, если шах решит заключить соглашение с Турцией, уступив ей Закавказье за помощь в борьбе с «бунтовщиками»: «И что ж из того может быть (от чего Боже сохрани), чтоб из-под ига варварского в тяжчайшую варварскую работу переведенным быть. Ибо натурально есть, который варвар сильнейше, тот тяжчайше христиан озлобляет и угнетает». Поэтому Петр рекомендовал, чтобы Вахтанг, наружно сохраняя верность шаху, «всякие поиски чинил над бунтовщиками лезгинцами и протчими горскими махометанскими народы и оным вредил и искоренял, пока его императорского величества войска во оные страны прибудут». Толстой должен был «накрепко обнадежить ево, принца, чтоб они в том на милость его императорского величества были весьма благонадежны, и что его величество никогда их не оставит», и сообщить о намерении Петра I взять Шемаху в кампанию 1723 года[199]199
  См.: АВПРИ. Ф. 77. Оп. 77/1. 1723. № 4. Л. 6–7 об.; Армяно-русские отношения в первой трети XVIII в. Т. 2. Ч. 2. С. 11, 343; Пайчадзе Г. Г. Указ. соч. С. 51–52.


[Закрыть]. На следующий день император отбыл на яхте в Астрахань. Царское плавание прошло успешно, но другие возвращавшиеся из похода суда попали в тяжелое положение: 12 октября