Текст книги "Беларусь легендарная"

Заговор от домового

Царь хазяюшка дваравой! Царiца хазяюшка дваравiца! I дарую я цябе i хлебом и сольлю i нiзкiм паклонам, а што сам ем, пью, тым цябе дарю. А ты хазяюшка бацюшка i хазяюшка матушка, мяне берегi i скацiнку блюдзi! Амiнь.

Кикимора

Кикиморы (вещицы) – младенчески юные существа, живущие в домах, исключительно женского пола, загубленные до крещения дочери или проклятые матерью еще в утробе. Благодаря своему юному возрасту, который не меняется с годами, кикиморы совершенно безвредны, хотя и засылаются в дома с враждебной целью. В основном кикиморы поселяются в тех домах, где произошло убийство детей, проклятие и вблизи которых был спрятан труп. Но кикиморы совершенно забывают о целях пребывания в доме, заигрываются и досаждают жильцам разве одной возней, от которой слышится неопределенный шум, который прерывается изредка немощным писком и визгом. Но среди самой оживленной возни кикиморы внезапно останавливаются: это значит, внимание их привлечено к созерцанию домашней обстановки, тех или иных работ, сверстниц и сверстников, ласкаемых своими матерями. Тогда кикиморы издают особенный, ни с чем земным не сравнимый вздох, в котором сказывается зависть к чужой ласке и недостижимое желание ее получить. Не зная иной работы, кикиморы чаще всего набрасываются на положенное кем-то шитье или пряжу, чтобы угодить ласковой матери или ее дочери, и продолжают шить или прясть. Цель, однако, не достигается, потому как кривые и неуместные швы, неравенство выпряденных нитей и т. д. поутру разбираются матерями и в адрес «мастериц» следую укоры, замечания, даже ругательства. Все это еще более удручает бедных кикимор, вызывает более тяжкие вздохи.

Обычное местопребывание кикиморы в доме – площадка на поверхности печи и подпечье, куда они незримо спускаются. В те редкие мгновения, когда кикиморы принимают телесный облик, их нетрудно поймать и рассмотреть. Если догадливый человек быстренько выстрижет у кикиморы волосы на темени крест-накрест, она навсегда остается человеком и продолжает обычный рост дитяти. Правда, впоследствии она не может избежать того или иного порока: непропорциональность форм, косоглазие, немота, заикание, скудная память и ум – вот неизбежные недостатки бывшей кикиморы, которая с возрастом совершенно забывает о своей давней жизни.

(Н. Никифоровский)

Хлевник

Сидим мы раз в корчме, покуриваем люльки да рассуждаем о том о сем. Вдруг влетает Купрей и начинает жаловаться, что на его конях нечистая сила ездит.

– Э, да это, видать, та самая, – говорит Микита Хромой. – В прошлом году она как прицепилась к моим лошадям, так чуть живыми остались. Я выгладил их, как куколок, а за неделю бедных так заездили, что остались шкура да кости.

– Вот так и моих, – говорит Купрей. – Сегодня ночью слышу – кони волнуются. Зажег я лучину и пошел в хлев. Гляжу, а мои кони в пене, как будто их гнали. Это хлевник тешится. Он любит, когда гладкие кони. Ай-ай, пропали мои хорошие! Не знаю, что и делать. Посоветуй, братец Микита, может, отыщется какое средство или это уже накрепко заколдовано?

– Э, Купрей, ты послушай, что я тебе скажу! У меня еще хуже было, мне и в голову не приходило, что это он на моих конях ездит. Только вижу: как ни кормлю, все равно с тела спадают. Залез я к ночи на сеновал, караулю. Сначала кони стояли тихо, жевали сено, потом же – в полночь – перестали жевать, и давай переступать с ноги на ногу, давай фыркать да дрожать всем телом, как будто они бегут стремглав. А вскоре и пена с них повалила. На другую ночь пошли мы с соседом вместе. Зажгли громничную свечку, накрыли ее горшком, взяли с собой освященной воды да сидим, ждем. И вот в полночь стали кони биться и копытами стучать. Открыл сосед свечку, глядим, а на коне сидит седой старик с длинной бородой. Как брызнул я на него святой водою, так он и сгинул. Назавтра повесили мы в хате чучело сороки, с тех пор коней не трогает.

(А. Сержпутовский)

* * *

Когда к утру лошадь окажется вспотевшею и изнуренною, несомненно, ночью на ней ездил хлевник, которого необходимо отвадить. Если на следующую ночь караулить хлевника с зажженною громничною свечкой, то он, разумеется, не войдет туда, а в полночь станет свистеть и громко шуметь перед хлевом. Тогда следует перекрестить свечою место перед собой и насмешливо произнести: «Приходив ён и видив мине, ды глякнувся и вярнувся»: пристыженный хлевник больше не подойдет к лошади. На всякий случай громничную свечу необходимо повесить над яслями фитилем вниз.

Если повесить на конюшне убитую сороку, то на лошади не будут ночью ездить хлевник. Кроме того, лошадь не будут потеть за работой и в езде.

(Н. Никифоровский)

Гуменник

Гуменник, или евник, живет в овине, в печке или на печке; по внешности он отличается от домового только тем, что последний в белом «насове», а евник черен (надо полагать – от постоянной копоти беструбной печи), только глаза, как угли, горят. Тот и другой с решительно хозяйственными наклонностями: евник по ночам подметает гумно, веет зерно, придает ему «спорню», а у знающих хозяев даже молотит по утрам.

(А. Богданович)

Нас было шесть братьев, седьмая сестра. Отец наш затосковал, потому что не хватало нам на пропитание. Вот раз в филипповки, в праздник Николая-угодника, пошел отец после обеда, затопил овин, a вечером, поужинав, отправился туда ночевать. Пришел туда, помолился Богу и лег спать. Сбросил шубу, положил под голову, сам оперся на руку и задумался о своем хозяйстве, что негде чего взять. Вдруг является к нему старик: куртка черная, пояс черный, а на голове колпак. Взял отца за правую руку и говорит:

– Чего ты, Автух Корнеев, огорчился так об этом? У вас есть богатый человек Аксён – богач такой был, – у него, – говорит, – всякого добра много, но у тебя больше добра прибудет, не печалься.

Отец наш думает: наверное, это Бог сам услышал мои молитвы. А старик тот вынимает из кармана новый ножик и говорит:

– На, разрежь ножом правый мизинец и капни куда-нибудь каплю своей крови.

Э, думает отец: дело плохо. Это, значит, нечистая сила.

– Нет, – говорит, – я этого не могу сделать.

Захотел он перекреститься, а тот старик руки держит.

– Ну, – говорит, – если не хочешь дать кровь свою, так отдай мне то, чего в доме не знаешь.

Отец говорит ему:

– Как я могу что-то отдавать: все свое добро я знаю, и чего, – говорит, – мне отдавать тебе?

– Нет, – говорит, – отдай, чего в доме не знаешь.

– Нет, не отдам…

Подходит это дело уже в заполночь. Как налетел вихрь, затрещало гумно, собаки залаяли в деревне, и петух запел – было у нас трое кур на насесте, был и петух. Дед отпустил тогда отца и пошел за овинную печь. А за ним как пошли, как пошли: и мохнатые, и рогатые, и всякие…

Выбежал отец из овина, стал Богу молиться, а шуба на земле лежит в овине. Замерз он, стоя, взял грабли и давай шубу доставать. Только он ее зацепил, а дед вышел из печи и не дает. Тот к себе тянет, а тот к себе. Тут запели вторые петухи, дед спрятался за печь, а отец загреб шубу и в нее облачился. А здесь и мы пришли с работниками молотить. Развели тепло. Отец и давай нам это рассказывать.

Гумно

Мы ему говорим, что родилась у него дочь, a у нас сестра. Ну, он стал молиться Богу, что Бог его оберег, что не отдал он своей дочери гуменнику…

(Е. Романов)

Банник

Банник злее других усадебных духов и терпеть не может праздных, а тем более – несвоевременных посетителей бани, которых распугивает неестественным храпом, шипением, поименным зовом, визгом, стуком в стену; переворачиванием камней на банной каменке, хохотом и т. д. Злорадный хохот пугает задержавшихся в бане женщин, вынужденных выбегать нагишом. От нагнетания страха банником не спастись и тем, кто задумал мыться в бане после полуночи: в них он бросает мусором, даже камнями, а при особом случае может даже погубить нарушителя спокойствия.

Немало беспокойства приносит баннику первоначальная обработка пеньки и льна, когда их мнут и топчут, а также предварительная сушка их в самой бане. Тогда баннику приходится переносить смрад и пыль от перетлевшей кострики. Хуже всего, если это продолжается в бане долго, тогда банник еще больше злится на посетителей, которым он мстит пожаром в бане, как известно, чаще других повторяющихся среди усадебных построек.

(Н. Никифоровский)

* * *

В Чудянах вышла девка замуж за старика. И никак она его кроме как старым чертом не называла. Родился у них мальчик. Пошла она раз в баню и мальчика взяла. А мужу говорит:

– Я после бани ослабею, и ты, старый черт, приди и возьми мальчика. Возле бани посиди, я крикну тебе, и ты отнесешь его домой.

Помыла она сынишку, открыла дверь и спрашивает:

– Ты здесь, старый черт?

– Здесь!

– Ну, так возьми малыша.

– А, давай, давай…

Вытолкнула она, не глядя, за дверь сына, а сама дальше моется. Вдруг слышит – муж кричит:

– Давай парня! Хватит тебе его натирать!

– Какого парня? – спрашивает. – Я же тебе отдала сына!

– Когда?

Давай искать они сынишку. И до сегодняшнего дня не могут его найти. Отдала языкастая баба сына старому черту – баннику.

(Е. Романов)

Змей-деньгоносец

Про каждого сколько-нибудь богатого крестьянина в Белоруссии говорят, что «ему змей гроши носиць», и вы встретите немало людей, которые самолично, воочию, видели-де этого змея; притом вам укажут, чей он, то есть какому богачу принадлежит. Но всего интереснее то, что такие змеи, по рассказам, производятся искусственно. На этот счет существует такое поверье. Если черный петух проживет семь лет, то к концу седьмого года снесет особого вида яйцо, напоминающее будто бы по форме раковину обыкновенной улитки. Это яйцо нужно носить под мышкой три года. Тогда вылупится из него маленький змеёныш. Его нужно холить, держать в тепле, кормить яичницей (это его исключительная пища) и ничем не раздражать. Выросши, он станет летать, отыскивать клады и носить деньги своему хозяину. Живет змей в клети (истопке), никому не показывается. Туда ему хозяин или хозяйка каждодневно носят свежую яичницу. Но ее почему-то нельзя солить: ничем так не прогневишь змея, как посоливши ему яичницу. За это он сжигает все хозяйское добро и сам улетает. Вообще он, рассердившись, мстит пожаром. Если кто-нибудь увидит его несущего деньги и оскорбит неприличием, то он деньги рассыплет, а своего хозяина почему-то сожжет.

(А. Богданович)

Хут

У кого в доме Хут поселится, он очень тому помогает в жизни: золотом из неведомых сокровищниц одаривает, снопы с чужих полей в амбар приносит. Вечером его можно иногда видеть на небе, когда летит огненный, красный, – золото несет, когда темный – зерно, снопы.

Хута нужно ценить, вкусно кормить, его любимое блюдо – яичница.

Как испечет хозяйка яичницу, несет на чердак, ставит там и зовет:

– Хут, Хут, иди сюда, дам яиченьку.

Вернется хозяйка в дом, а Хут начинает есть. И обязательно через день или два хозяев добром отблагодарит. Здесь, на чердаке, Хут и живет, а летает, где ему захочется. Может превратиться во что угодно – в пень, в старое колесо, в полено.

Говорят, был такой случай. Один работник подслушал, как хозяйка звала Хута кушать яичницу, да съел ту яичницу сам. Хут очень разгневался, думал, что хозяйка насмеялась над ним, и сжег весь двор, и амбар, и дом. Тушили люди, да потушить не смогли. Стоят, смотрят на головешки. А тут колесо старое лежит (а это был Хут, он обернулся колесом, жить ему уже негде было). Сосед погорельцев говорит:

– А зачем оно здесь будет гореть, да и перебросил колесо в свой двор.

И зажил тот сосед припеваючи. Все у него ладно пошло: и рожь хорошо родила, и всякое богатство поплыло в дом.

(«Легенды и предания»)

Леший, или лесовик

 
Барадой лясун ківае,
Шалы ветраў спавівае…
 

Я. Купала

Над лесами и всем, что в них, властвует леший. Это, кажется, наиболее величественный образ, созданный фантазией белоруса. Оно и понятно: в природе его страны, за исключением грозовых явлений, дремучие леса были наиболее величественны, таинственны, более всего поражали воображение своим заунывным шумом при легком ветре и треском ломающихся деревьев, стоном, пронзительными воплями, диким хохотом и другими странными звуками, которые наполняют лес во время урагана. Под влиянием впечатлений из жизни могучих лесов своей родины белорус и создал образ лесовика или лешего. Он ростом в уровень с деревьями того леса, в котором разгуливает. Он может увеличиваться и уменьшаться, приноравливаясь к величине деревьев. Он чрезвычайно силен: когда разыграется в лесу во время бури, то с корнем вырывает могучие дубы, на куски ломает вековые сосны, в лоск кладет множество деревьев, застилая свой путь в лесу, чтобы никакая сила не могла пробраться по его следам к его логовищу. А живет он в так называемом «маточнике» – это середина пущи, совершенно недоступная для обыкновенного смертного. Маточник окружен непроходимым лесом, запружен массою валежника и сверх того – его облегают засасывающие болота, которые не замерзают и в самые суровые зимы. Там-то и живет леший со своими зверями и птицами. Все крупные звери туда идут умирать: они только знают таинственные тропы, которыми можно пробраться в маточник.

Когда леший разгуливает по своим владениям, его сопровождают стада зверей и стаи птиц, особенно совы, филины, вороны и сороки. Голова его покрыта длинными кудрями, так что напоминает верхушку сосны; громадное туловище, одетое в звериные шкуры – волчьи и медвежьи – шерстью навыворот; руки и ноги толсты и крепки, как стволы дубов, глаза горят, как у волка или совы. Он «ржет», хохочет, когда весел; волком воет, когда печален; рычит, как медведь, когда зол, а по временам дико взвизгивает. Он плещет в ладоши, и от этого треск идет по лесу. В руках он держит иногда громадную дубину, которою ударяет по деревьям; оттого-то, как полагают, и слышится в лесу грохот. По другой версии – в руках у него длинный бич, которым он хлопает, подгоняя своих спутников.

Такой леший водится только в больших лесах и пущах; с ним очень уж опасно встречаться. А в малых лесах и леший бывает поменьше; впрочем, и ему пальца в рот не клади: может изрядно напугать человека и волками затравить.

(А. Богданович)

Лесовик представляется человеком огромного роста – «из дерева», в лаптях и с длинным кнутом в руках. Он звериный пастух и вечно враждует с охотниками, всячески уводит их в сторону от дичи и помогает заблудиться. В этом ему помогают и черти, откликаясь эхом на возгласы тех, кто заблудился. Эхо – это голоса чертей. Если заблудишься, нужно сесть и разуться, левый лапоть надеть на правую ногу, а правый на левую. Тогда найдешь дорогу. Но к случайным посетителям леса он относится спокойно, выводит их на дорогу и даже делится хлебом. Жители лесных местностей видят его довольно часто, но еще чаще слышно хлопанье его кнут и как он кричит на зверей: го-го-го-го-го!

(Е. Романов)

Обыкновенный леший может быть привлечен человеком на службу ради губительных целей, наживы. Делается это особенным выкликом в купальскую ночь: выкликающий становится на осиновый пень, лицом на север, и возглашает приблизительно так: «Кажись не волком-зверем, не вороном птицею, не древом иглистым, а таким, как я сам!» Леший немедленно предстанет в человекоподобном виде и, принимая сделку, потребует за предстоящие труды одну только душу выкликающего человека после неизбежной его смерти. При этом он не настаивает на хранении тайны свидания, как это делает домовой, но не позволяет хвастать ни своим сношением с лешим, ни получаемыми дарами, как не позволяет шутить дружбою, за что мстит чисто по-сатанински. В то же время он мстит, когда часто и без нужды поминают его имя; если лешему не удастся месть в отношении человека, он отомстит ему гибелью того или другого домашнего животного, попавшего в лес.

Леший верно и безостановочно служит тому, кто его призвал: гонит дичь, указывает путь к бортям, ягодным и грибным местам, объявляет местонахождение кладов и всемерно устраняет козни соперников, которых изводит ложными дорогами, стращает свирепыми зверями или же подводит к ним. Но сверх прямой службы леший помогает и косвенно: к такому человеку станут, например, обращаться при поисках заблудившегося в лесу скота. Кстати вспомнить: лично к домашнему животному леший не питает вражды. Если же он завлекает в лес и губит там какое-нибудь животное, так делает это лишь потому, что имеет случай отомстить хозяину или доставить наживу покровительствуемому им человеку.

Сколько есть на земле леших, нетрудно вычислить по наличным лесным площадям, потому что для каждой из них назначается отдельный леший. Если же лесная площадь велика, то и тут можно определить область лешего, которая обнимает не более семи квадратных верст. Еще удобнее определить число пущевиков, которые имеют ограниченную область, а именно – девственный лес или лес выдающейся вышины («пуща-дремуща»). Как и леший, пущевик превышает головою самое высокое дерево, что помогает ему видеть на далекое расстояние. Есть, однако, пущевики, которым такие деревья только по плечо.

Младший брат пущевика, леший, идет на сделку с человеком; его дети (лешата) даже благодетельствуют человеку; свирепый пущевик спешит стать поперек добрых намерений брата, чинит одно лишь зло, памятуя, что ему пришлось уйти в вековые дубравы именно из-за давних козней человека. Он не щадит ни стариков, ни детей, ни женщин, ни немощных, ни житейских помощников человека – домашних животных: раз жертва зашла в пущу, ее гибель неизбежна. Косматый, поросший волокнистым мхом по всему телу, не исключая носа и глаз, гигант по росту, пущевик способен убить жертву одним своим обликом; когда достигнута цель, он не хохочет, подобно лешему, не издевается над жертвою, а спокойно следует дальше, точно сделал заурядное дело, исполнил скромный долг. К счастью человека, пущевики весьма редки, и есть немало пущ, где хозяйничают одни только лешие.

(Н. Никифоровский)

Собрались как-то раз на барщину. Было это после Петра. День выдался жарким. Старший предложил положить косы и закусить тем, кто что имел, так как была уже пора обедать и время отдохнуть. Уселись на лугу в кругу? Разговорились о том о сем, и видим, как один работник, который удалился к лесу, машет рукой и зовет к себе:

– Скорее, скорее, идите сюда, покажу вам чудо!

Бегут все. Работник показывает рукой на близкий бор:

– Посмотрите, что творится.

Мы видим перед собой непонятное чудо. Леший идет по бору, головой выше сосен, а перед ним выбегают на поляну огромные стада белок, зайцев, серн и других зверей; в воздухе пролетают стаи тетеревов, куропаток и других птиц. Леший выходит из леса, меньше карлика, и сразу с поля и с лугов поднялись бабочки и другие насекомые, и как бы темная туча накрыли нашу околицу.

(Я. Барщевский)

Был у нас лесник. Один раз летом закончил он кидать стог возле леса, стога так и не завершив. До дома ему далеко идти, он думает: заночую я здесь, в стогу. Богу помолился и лег. Только лег, слышит в деревне – близкой была деревня – щенок лает. И так лает целую ночь, как звонок, – спать не дает. Слышит он: по лесу – тресь, тресь! Гонит леший волков, может, их штук сорок. Выгнал на луг и говорит:

– Слышите щенка?

– Слышим.

– Ну вот же, – говорит, – если его до года не задавите, то он вас всех передавит.

И погнал.

Переночевал в стогу лесник и на следующий день пошел в ту деревню. Приходит туда и стал спрашивать: чей такой этот всю ночь гавкающий щенок? Стал допытываться – и допытался. Приходит к хозяину:

– Продай ты мне, пожалуйста, своего щенка.

– О, как же я продам, он у меня такой, как звонок.

Тот стал просить и купил-таки его – отдал три рубля. Привозит домой и прямо его в погреб, пока, значит, сроки не выйдут. Продержал год и повел на охоту. Ну, вошел в бор. Тот пес волка как завидит, так и задушит; медведя завидит – и медведя задушит; лося – и того задушит. Кабана – и того задушит. Задушит и кинет. Надушил дичи – на воз не забрать. Только сели они, чтобы отдохнуть: вдруг по лесу – тресь, тресь! Идет леший.

– А что, – говорит, – не был ли ты тогда в стогу, когда я приказывал щенка задушить?

Тот видит, что деваться некуда, и говорит:

– Был.

– Ну, – говорит, – я бы не жалел дичи, если бы ты ее брал, а то ты давишь, да так и бросаешь. Вот что: в селе, на выгоне, под тем-то камнем возьми ящик денег, а пса убей. Он мне так всю дичь уничтожит.

Ну, делать нечего. Договорились.

С двух стволов – и убил. Подумал – дай посмотрю, и откуда у него сила такая. Разрезал, посмотрел – a у него двенадцать почек… Ну, он деньги те вынул и богато жить стал.

(Е. Романов)

В деревне Яленцы нашла женщина в лесу двоих деток. Пожалела, забрала к себе и вырастила их. Леший пришел к ней и спрашивает:

– Чем тебя наградить за то, что ты моих детей вырастила?

А годы тогда были тяжкие. Так женщина в ответ:

– Дай ты мне полотна!

Дал ей леший свиток полотна и говорит:

– Бери, режь, сколько тебе нужно, только не разворачивай до конца.

Резала она, шила – и детям, и хозяину, и себе, – а полотно все целое. Разобрало ее любопытство: откуда это всё? Взяла да и раскатала свиток. Как раскатала, так он и закончился: быстро изрезала все.

(П. Шейн)