Текст книги "Нотки кориандра"

Глава 11
Кинжальчики

Илья Алексеевич безучастно смотрел из пролетки на Исаакиевский собор, углубившись в размышления. Выходка Петра Павловича, конечно, порядком его раздосадовала. К сожалению, в перманентной борьбе криминалиста со страстью к выпивке последняя все явственнее брала верх. Мало того, что в таком состоянии в голове Жаркова начинала бурлить невообразимая каша гипотез, версий и подозрений, – он сам становился недопустимо груб и нередко терял достоинство. Илья Алексеевич невероятно страдал, понимая, что личность близкого ему человека постепенно разрушается, но не мог придумать способа вытащить товарища из этого плена. Любые попытки обсудить деликатную тему Петр Павлович тут же пресекал объявлением о железном своем решении прекратить всякое употребление с завтрашнего дня, после чего держал слово около недели и опять скатывался к прежним привычкам.

Причудливую связь, которая соединила в голове Жаркова смерть несчастного капитан-лейтенанта и взрыв на военном заводе в Сестрорецке, Илья Алексеевич был склонен объяснить именно опьянением, при котором фантазия Петра Павловича становилась бурной и неуемной. Криминалист третьего участка Спасской части раньше служил в Отдельном корпусе жандармов и по старой привычке остро переживал любые обстоятельства, связанные с деятельностью шпионов и революционеров, о которых узнавал из газет.

Подумав об этом, Ардов достал газетный клочок, изъятый из кармана покойного Чептокральского, и посмотрел на рекламные объявления. Какое из них хотел сохранить репортер? И имеют ли они какое-то отношение к происшествию?

Вздохнув, Илья Алексеевич положил себе нанести визиты по всем трем адресам – не объявлялся ли где-нибудь репортер.

Миновав Вознесенский мост, пролетка свернула на Екатерингофскую набережную и вскоре остановилась на Средней Подьяческой у седьмого дома, где снимал квартиру Чептокральский. Не найдя на месте квартирную хозяйку, сыщик все же решил подняться на третий этаж. К своему удивлению, он обнаружил, что дверь в бывшее жилище репортера была приоткрыта, а изнутри доносился едва различимый шум – внутри явно кто-то был.

Ардова охватило волнение. Собравшись с силами, он сделал вдох и решительно ступил внутрь.

Перед комодом на коленях стояла бедового вида не старая еще полноватая женщина и рылась в нижнем ящике, выбрасывая прямо на пол тряпье, обрывки газет и прочий мусор. Рядом с ней лежал мешок, набитый собранным барахлом. Женщина бросила на Ардова безразличный взгляд и продолжила заниматься своим делом. Илья Алексеевич с облегчением разжал кулаки, приготовленные было для схватки.

– Это квартира господина Чептокральского? – справился он, осматривая голые стены.

– Опоздал ты, барин, – деловито отозвалась женщина. – Нету ничего. Если что и было ценного, так квартирная хозяйка уже прибрала.

Илья Алексеевич сделал несколько шагов по комнате, запечатлевая в памяти вид.

– Он вам денег задолжал? – обратился он вновь к бойкой особе.

Осмотрев выуженные из ящика видавшие виды кальсоны, женщина сунула их в мешок и, кряхтя, принялась вставать.

– Ссудила как порядочному господину под божеский процент, – поведала она с досадой. – Кто ж знал, что так обернется.

Процентщица оглядела комнату и повернулась к молодому человеку.

– Ты что же, тоже с носом остался?

– Я чиновник сыскного отделения Ардов, – представился Илья Алексеевич; развязный тон бойкой бабенки был ему не по душе. – А вы кто такая?

– Чашкина я, – ответила мадам, нимало не смутившись, – Анна Филимоновна. Меня тут все знают. Не нужно?

Она потрясла перед лицом сыщика связкой маленьких железных кинжальчиков непонятного назначения, которые, видимо, выудила из комода. Кинжальчики звякнули.

– Недорого отдам.

– Что это?

– Бери, – заговорщицки подмигнула процентщица. – Авось сгодится.

Чашкина умудрилась не только сбыть Илье Алексеевичу непонятные железки, но и подвигла снести мешок с барахлом на улицу. Спускаясь по ступеням, она продолжала клясть судьбу и жаловаться на Чептокральского.

– Говорил, сегодня деньги будут, расчет даст сполна. И вот тебе!.. Опять обманул – помер.

– Как же он хотел разбогатеть?

– Говорил, новую должность ему обещали. Ну и жалованье, стало быть, покомильфотней. Как же… Дождался…

Выйдя на улицу, Чашкина сунула пальцы в рот и неожиданно громко свистнула, привлекая внимание дремавшего в начале улицы извозчика.

– Кто обещал? – насторожился Ардов.

– Я, барин, в чужие дела не лезу – себе дороже выйдет, – увильнула от ответа процентщица и вдруг хитро прищурилась. – А что, ваше благородие, на извозчика сироте не подбросите?

Отдавая должное напору бой-бабы, Ардов протянул монетку и даже помог погрузить мешок в пролетку.

– Ну, счастливо оставаться, ваше благородие. Когда поиздержитесь – милости прошу! Чашкина моя фамилия. Меня тут все знают.

Извозчик тронул.

Илья Алексеевич все еще задумчиво смотрел вслед экипажу, когда к нему сзади подошли два крепких жавера[15]15
  Жавер – мужчина (блатн.).


[Закрыть] в картузах. Один натянул Ардову на голову мешок, а второй крепко обхватил руками. Тут же подъехала пролетка, в которую мужички споро затолкали чиновника сыскной полиции.

Глава 12
Под мостом

Когда Ардова, вытряхнув из пролетки, протащили по ступеням и прижали поясницей к какой-то ограде, он догадался, что оказался под мостом. С каждой стороны его крепко сжимала пара рук. Мешок так и оставался на голове. Пыль и удушливый запах гнили доставляли Илье Алексеевичу невероятные мучения – его мутило, голова кружилась и мысли путались.

– Ну что, пачкун, поплаваем? – раздался хрипловатый голос у самого уха. – Я ведь тебя предупреждал: еще раз подойдешь к Антонине – отправлю рыб кормить. Думал, Клестов шутки будет шутить?

Ардов замер, пытаясь понять, что значило это сообщение. Через мгновение с него рывком сорвали мешок. Отдышавшись, Илья Алексеевич различил перед собой невысокого, ладно скроенного господинчика, похожего на пружину. От переизбытка энергии господинчик слегка подпрыгивал и двигал плечами, словно разминал их перед схваткой.

– C вашей Антониной я не знаком, – как можно спокойнее уведомил собеседника Ардов.

Клестов замер и присмотрелся.

– Вы кого мне привезли, башмаки вы бажбанские?[16]16
  Бажбанские – дурацкие (блатн.).


[Закрыть] – наконец процедил он. – Это не тот!

Ардов почувствовал, как хватка на его руках ослабла.

– Он из той парадной вышел, что ты показал, – промямлил один из похитителей, бывший, видимо, старшим.

– С бабой, – подхватил другой. – Деньги заплатил.

– Все как ты сказал, – резюмировал первый.

– Вам нужен Чептокральский? – догадался Илья Алексеевич.

Клестов вперился в него горячим взглядом, ожидая разъяснений.

– Он мертв, – сообщил сыщик. – Со вчерашнего дня лежит в мертвецкой в третьем участке Спасской части.

Известие озадачило пружинистого господина. Какое-то время он пытался приноровиться к новому знанию. Наконец губы его растянулись в подобии улыбки.

– Неужто и ты из-за бабы? – смешивая удивление и восхищение, протянул Клестов, очевидно, решив, что именно Ардов расправился с любвеобильным репортером.

– Антонина – ваша невеста? – продолжил Ардов привычным тоном следователя, невзирая на нелепое положение, в котором все еще оставался.

– Может, и так, – буркнул коротышка, досадливо покусывая губы. – Тебе это знать необязательно.

– Развяжи! – раздался властный голос.

Похитители обернулись. Из тени выступил приземистый широкоплечий господин в котелке. Илья Алексеевич сразу его узнал: это был Бугров, чиновник по особым поручениям обер-полицмейстера.

Понимая, что тот не слышал разговора, который вот-вот должен был закончиться примирением сторон, Ардов хотел было выступить парламентарием, но чиновник по особым поручениям опередил его.

– Чего вылупился? – рыкнул он, не мигая глядя на Клестова, верно определив в нем верховодника. – Веревку сними и отпусти господина. Не то я тебе уши надеру.

Ошалев от такой наглости, коротышка бросил взгляд на своих телохранителей, словно желал убедиться, что они не превратились в невидимок.

– И шалопаям твоим, – заметив взгляд, добавил Бугров.

– А ну-ка, ребятки, – растягивая слова, процедил Клестов, – обучите-ка господинчика манерам.

Оставив Ардова, оба жавера вразвалочку двинулись к наглецу. Дождавшись, когда первый выбросит вперед увесистый кулак, Бугров резко поднырнул под него, особым движением заломил противнику руку, одновременно используя его плечи для опоры, с которой, подпрыгнув, нанес второму нападающему мощный удар ногой в ухо. Соскочив, Бугров присел и исполнил ногами кунштюк, в результате которого громила с поломанной рукой рухнул наземь как подкошенный, придавив собою напарника. Бугров склонился над поверженными врагами и для надежности нанес каждому по короткому удару в особые точки. Оба бузуна забылись.

Сражение длилось едва ли полминуты и походило скорее на цирковой номер, нежели на жестокую схватку. У Бугрова даже котелок с головы не слетел.

Оценив положение, Клестов развязал Илье Алексеевичу руки и смиренно ожидал решения своей судьбы.

– Ну что, учитель манер, – подходя, обратился к нему победитель. – Поплаваем?

– Оставьте его, Бугров, – вступился Ардов, потирая запястья. – Он исправится.

Коротышка с благодарностью уставился на сыщика, потом принялся мелко трясти головой в знак подтверждения того, что намерен тут же встать на путь порядочности и благочестия. У Бугрова мгновенно пропал интерес к ухорезу.

– Извольте в экипаж, Илья Алексеевич? – с легким поклоном обратился он к сыщику.

– Не успел представиться, – обернулся тот к похитителю, – чиновник сыскной полиции Ардов.

– Клестов, – с благоговейным трепетом ответил невысокий господин. – Ваш должник.

– Ну вот и славно, – резюмировал Бугров.

Глава 13
Поручение

– Илья Алексеевич, не хотите ли прокатиться в Сестрорецк? – огорошил гостя предложением оберполицмейстер. – Там курорт, воды лечебные.

– Спасибо, Август Михайлович, – поклонился Ардов. – А что вызывает сомнения?

– В каком смысле? – растерялся сановник.

– В этом взрыве, – уточнил Илья Алексеевич, кивнув на кипу газет на столе.

Заголовки вопили: «Порта жаждетъ реванша!», «Война все ближе», «Кто вооружитъ нашу армію?».

– Вы ведь хотите, чтобы я узнал обстоятельства взрыва на заводе, верно?

– Ну да, – виновато улыбнулся обер-полицмейстер. – Думал, между ваннами заглянете на завод, осмотрите там место происшествия, поговорите с чинами полиции…

Ардов молча глядел на сановника, словно ожидал какого-то важного дополнения. И Август Рейнгольдович не выдержал:

– Откуда этот турецкий след-то взялся?!

– В газете пишут, у следствия имеются неопровержимые улики.

– Да какие там улики! – воскликнул Райзнер. – Записка какая-то по-турецки. Якобы из блокнота посла. – Сановник прошелся по кабинету. – Зачем султану задирать нас сейчас? У него на Крите такая смута – того и гляди остров отберут. Россия в составе других европейских держав заявила, что о присоединении острова к Греции не может быть и речи. Согласитесь, при таком положении султану нет никакого резона ссориться с нами!

Полицмейстер обошел стол и приблизился к Ардову.

– Я вот что думаю, Илья Алексеевич, – начал он доверительным тоном. – Есть такая тайная греческая организация «Этники гетерия». Националисты. Своей целью ставят присоединение к Греции Фессалии, Эпира, Македонии и Крита – словом, создание нового большого греческого государства на Балканах.

– Думаете, взрыв в Сестрорецке устроили они?

– Не берусь утверждать, мой друг, – вздохнул тайный советник, – но если кому и есть интерес восстановить Россию против Турции, так это этим «гетериям». Полагаю, найти сочувствующих среди наших инвалидов турецкой кампании грекам не составило бы труда.

Ардов какое-то время обдумывал эту версию. Выглядела она вполне правдоподобной с точки зрения технического воплощения. Но вместе с тем в стратегическом отношении казалась весьма жалкой.

– Уверен, если дело обстоит так, как вы представляете, государь с легкостью разгадает эту провокацию.

– Дело несколько сложнее, чем вы можете предположить, – возразил тайный советник. – В окружении его величества достаточно горячих голов, полагающих нынешний момент идеальным для военной операции по захвату Проливов[17]17
  Черноморские проливы Босфор и Дарданеллы, обеспечивающие доступ России к Средиземному морю и мировым океанам.


[Закрыть]. Да и сам государь – убежденный сторонник установления контроля над Босфором.

Райзнер вернулся за стол и принялся перекладывать бумаги, желая унять нахлынувшее волнение.

– План захвата уже разработан, – продолжил он, не глядя на Ардова, – все наличные силы Черноморского флота приведены в полную боевую готовность, ждут только телеграмму Нелидова[18]18
  Нелидов А. И. (1835–1910) – в то время посол в Константинополе.


[Закрыть]. Эскадра выдвинется как будто для учений у берегов Кавказа, – Август Рейнгольдович двинул по сукну к краю стола увесистый малахитовый пресс-бювар, который, очевидно, предстал в его воображении эскадренным броненосцем «Три святителя», – а затем внезапно повернет на Стамбул. – Тайный советник резко развернул канцелярский предмет и направил в сторону бронзового чернильного прибора во главе стола. – Одновременно Нелидов объявит султану ультиматум.

– Но ведь это война! – ужаснулся Илья Алексеевич.

– Вот именно! – вскрикнул обер-полицмейстер с какой-то обидой, имевшей, видимо, адресатом тех, кого эта перспектива не пугает. – Причем не с Турцией, в которой Нелидов уже подкупил половину визирей, а султан доверяет ему едва не больше, чем собственному правительству. Война будет кое с кем посерьезней.

Обер-полицмейстер замолчал, понимая, что выболтал немало лишнего. Но и останавливаться сейчас на полпути было бы неразумно. Он увлек Илью Алексеевича к окну, словно там было безопаснее.

– В конце прошлого года государь тайно встречался с премьер-министром Великобритании в замке Бальмораль[19]19
  Замок Бальмораль – шотландская резиденция королевы Виктории.


[Закрыть], – еле слышно проговорил Райзнер. – Солсбери[20]20
  Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесил (1830–1903) – 3-й маркиз Солсбери, в то время премьер – министр Великобритании.


[Закрыть] дал понять, что не потерпит взятия Проливов русскими.

– Вы хотите сказать, что мы на пороге войны с Великобританией? – Открытие ошеломило Ардова.

Август Рейнгольдович горько усмехнулся и закатил глаза.

– Неужели государь пойдет на это? – Илья Алексеевич все еще не мог принять ужасающего известия.

– За его сердце сражаются два лагеря, – все так же тихо продолжил Райзнер. – Витте[21]21
  Витте С. Ю. (1849–1915) – в то время министр финансов русского правительства.


[Закрыть] – против захвата Проливов. Но государь – натура мнительная. Он чутко улавливает настроение подданных. Если воинственный дух общества начнет фонтанировать, кое-кто сумеет преподнести идею войны как «волю народа» и склонить государя на свою сторону.

Обер-полицмейстер вернулся к столу и взмахнул газетами:

– Этим козлиным хором «народного» гнева кто-то весьма умело дирижирует! – воскликнул он, словно взобрался на трибуну. – Распаляет эту, понимаете ли, военную истерию. А толпе – сами знаете – только укажи на врага, уж она-то ждать не заставит. Причем надо признать – действуют хитро. Призывать к войне с Англией – это полнейшее безумие, на этом победных настроений не возбудишь. А вот звать отомстить дряхлому османскому мамонту, который и так распадается на глазах, – это пожалуйста, этим увлечь несложно.

– Получается, здесь за кулисами уже не греки стоят?

– Даже страшно представить кто, Илья Алексеевич, – округлил глаза тайный советник. – Но наш долг – вывести интриганов на чистую воду. И сделать это надо как можно быстрее! Счет идет на дни, если не часы.

– Но у меня…

– Что? Подштанники в портомойне? – насмешливо воскликнул обер-полицмейстер, демонстрируя удивительную осведомленность в делах третьего участка Спасской части. – Не беспокойтесь, Бугров уже поговорил с этим прапорщиком… как его? Горчицыным! Тот признал, что ошибся. Нашел этот Горчицын свои кальсоны у себя дома – он их и не носил в Мучной даже.

– У меня еще репортер из «Ведомостей».

– А что там? – удивился сановник. – Ну, ревнивый муж, ну, вернулся не вовремя… Что там расследовать?

– Там есть странности…

– Илья Алексеевич, голубчик… – Райзнер подошел к молодому человеку и слегка сжал ему плечи. – Я знаю, что дела государственной важности вам не по душе. Прошу вас в виде, так сказать, исключения и в знак наших дружеских отношений… Сес-тро-рецк!

Глава 14
Знакомство на Гороховой

Поручение обер-полицмейстера сбило Ардова с толку. Обыкновенно, составив план, Илья Алексеевич старался от него не отступать, поскольку новые задумки не затмевали первоначальный замысел – он никуда не девался, оставался в памяти, мешался и вносил путаницу. Чем больше итераций[22]22
  Итерация (от лат. iteratio) – повторение какого-либо действия.


[Закрыть] переживала та или иная гипотеза, тем сложнее Ардову было удерживать в голове очередность возникновения версий – все они имели для него равное значение и от времени возникновения никаких дополнительных значений не приобретали. Иногда это приводило к тому, что сыщик форменным образом путался в имеющихся вариантах и был вынужден тратить время, чтобы восстановить в памяти хронологию их возникновения.

Однажды в университете во время лекции профессор Штрауберг порекомендовал студентам несколько полезных книг, но в ходе выступления умудрился не один раз исправить список, заменяя авторов и добавляя более подходящие монографии взамен упомянутых ранее. При этом ученый муж пускался в путаный сравнительный анализ взглядов и методов, горячился, ругал ошибочные представления коллег, прощал авторов ранее отвергнутых трудов и тут же принимался прикладывать лучшие места из их изысканий к фрагментам, которые признавал удачными в других работах. Это приводило к невообразимому квипрокво[23]23
  Квипрокво (от лат. Qui pro quo) – недоразумение, возникшее в результате того, что одно лицо, вещь, понятие принято за другое.


[Закрыть]. Всякий раз Илья Алексеевич мысленно клал объявленную книжку на воображаемый письменный стол и только в библиотеке обнаружил, что совершенно не может определить, что из этой груды томов следует прочесть к следующему занятию. На новой лекции темпераментного профессора Ардов старался мысленно раскладывать книги по стопкам, но, отвлекшись пару раз, вскоре запутался. В следующий раз отвергнутые научные труды беспощадно отправлялись в корзину, но та быстро переполнилась. Тогда книги полетели под стол… Дело кончилось тем, что рабочий кабинет в голове Ильи Алексеевича оказался окончательно захламлен, он мысленно запер его на воображаемый ключ и больше туда не возвращался.

Не имея способности забывать, Илья Алексеевич вместе с доктором Лунцем изобрел несколько способов для исключения из памяти лишних сведений. Один из них заключался в воображаемом записывании подлежащей забвению информации на лист бумаги с последующей отправкой ее в огонь – так иногда удавалось изгладить нежелательные мемории. Но эта метода не всегда годилась: во-первых, бóльшая часть воспоминаний хранилась в виде образов, а во-вторых, чаще всего в корректировке нуждались мелкие разрозненные детали некоего более крупного блока воспоминаний, и здесь уже метод «сжигания памяти» не подходил.

После визита к Райзнеру Илья Алексеевич ощутил привычное чувство мысленной захламленности: портомойня, Чептокральский, вдова Лундышева, Сестрорецк и еще уйма других подробностей рассыпались в его голове на разноцветные точки как на картинах Сера[24]24
  Жорж-Пьер Сера́ (1859–1891) – французский художник-постимпрессионист, создатель оригинального метода живописи «пуантилизм» – письма раздельными мазками.


[Закрыть], но, в отличие от работ французского пуантилиста, никак не сводились к ясным очертаниям.

Двигаясь по Садовой, Ардов пытался сосредоточиться и пересобрать картину в своем сознании, но всякий раз что-то отвлекало внимание: вот пальто на высоком господине взмахнуло полами так, будто ветер для него дул не в ту же сторону, что для прочих пешеходов; вот плотники принялись в два молотка колотить по деревянной раме, издавая острые горькие звуки, отдававшие во рту анахаймом[25]25
  Анахайм – разновидность стручкового перца чили.


[Закрыть]; вот бородатый мороженщик раскрыл матерчатый зонт над тележкой и заорал во все горло: «Маррррожи-и-и-н!», отчего вкус перца смешался с луком. Желтая охра фасадов добавляла нотки имбиря, а темно-красный сурик отдельных зданий подмешивал в букет подкисшую клюкву.

Ардов был чрезвычайно взволнован, сам не зная отчего. Органы чувств работали на пределе.

Солнце торопилось за крыши. Выставленные прямо на мостовой перед витриной стекольного магазина зеркала вдруг вспыхнули так, будто в этих рамах открылся проход в другой мир, наполненный нетварным светом и ангельским пением. Ударили колокола. Илья Алексеевич хотел ступить в эти таинственные двери и навсегда оставить земную юдоль, но вдруг зеркала погасли.

Сыщик прислонился к стене. Лицо погладил мягкий ветер. Он закрыл глаза и попытался привести чувства в порядок. Лба коснулась мамина рука – она сдвинула челку; потом мама прохладной струйкой подула на волосы – она всегда так делала, когда брала Илью на руки.

Из открытых ворот храма потекли звуки вечерни. В голове Ильи Алексеевича зазвучал темно-медовый голос отца, читающего 103-й псалом (чей бы голос ни читал Псалтырь, для Ардова он всегда принимал звук отцовского).

«Господи, Боже мой, Ты дивно велик… Ты облечен славою и величием… Ты одеваешься светом, как ризою, простираешь небеса, как шатер; устрояешь над водами горние чертоги Твои, делаешь облака Твоею колесницею, шествуешь на крыльях ветра…»

Не открывая глаз, Илья Алексеевич отстоял всю службу, ощущая себя ребенком, пришедшим в храм с родителями. Волны ладана ласково омывали его лицо. Ардову показалось, что он и сам превратился в ароматный дым и медленно струится к небу, не разрешая ветру развеять себя.

– И во веки веков, аминь, – промолвил он и открыл глаза.

Перед ним стояла девушка с голубыми глазами.

– С вами все в порядке? – спросила она.

– Да, – смутившись, ответил Илья Алексеевич.

Помолчав, девушка все же продолжила:

– Просто вы тут стоите… – попыталась она объяснить свое беспокойство. – Может быть, кого-то ждете?

– Не помню, – сказал Ардов и улыбнулся: кажется, эти слова он произнес впервые.

– Я вас тут уже час сторожу, – призналась барышня. – Городового хотели звать. Может, вам врача?

Илья Алексеевич зажмурился, словно в глаза ему направили эдисонову лампу с раскаленной угольной нитью. Зажмурился так сильно, что перед внутренним взором поплыли пятна, сквозь которые проступили цветные линии, сложившиеся в портрет собеседницы. Описать его словами Илья Алексеевич не сумел бы – ничего примечательного, но вместе с тем черты были такими родными и близкими, будто они сопровождали Ардова всю жизнь.

Он открыл глаза. Девушка тронула его за плечо.

– Что с вами?

Она стояла так близко, что Ардов ощутил запах ладана и только спустя мгновение сообразил, что это «запах» ее голоса.

– Простите, я… – сыщик запнулся и посмотрел на собственную руку, в которой оказался клочок газеты. – Я ищу контору товарищества Наумана. Не подскажете?

– А, это здесь, за углом, – как будто с облегчением выдохнула барышня, указала рукой направление, сделала шаг назад и мгновенно затерялась среди прохожих, словно растворилась.

Илья Алексеевич повертел головой. Незнакомки нигде не было. «Почудилось?» – подумал он и двинулся в указанном направлении.