Текст книги "Иудея Христа. Рождение новой веры"

Еврейский народ в начале нашей эры

В I веке нашей эры (до Великого восстания против Рима в 66–73 гг.) иудейский народ насчитывал не менее 8 млн человек. Каждый девятый житель огромной Римской империи был иудеем. Чтобы понять, сколь многочисленным для того времени являлся еврейский народ, стоит для сравнения привести еще одну цифру: все население Российской империи в начале царствования Петра I (1701 г.) не превышало 11 млн человек (Водарский Я.Е. Население России в конце XVII – начале XVIII века. М.: Наука, 1977). Не подлежит сомнению, что удельный вес иудейского народа в Древнем мире был несравненно большим, чем в современном.

Многочисленность еврейского народа объяснялась не столько высоким естественным приростом, сколько слиянием всех близкородственных народов древнего Ханаана в единый большой этнос – иудеев. Не стоит забывать, что библейская «семья» патриарха Авраама, пришедшая с верховьев реки Евфрат, в действительности представляла собой целую группу близкородственных полукочевых западносемитских племен, которые со временем разделились на отдельные народы: евреев, эдомитян, моавитян, аммонитян, ишмаэльтян и мидьянитян. Историки давно обратили внимание на полное исчезновение к началу нашей эры всяких упоминаний о прежних соседях иудеев. И не случайно все эти западносемитские народы, которые пришли в Ханаан в составе большой племенной группы патриарха Авраама, еще в конце прошлой эры приняли иудаизм и стали снова единым целым с евреями. У нас есть исторические свидетельства, что эдомитяне, которых позднее стали называть идумеями, перешли в иудаизм в годы власти Иоханана Гиркана, а потомки ишмаильтян, итуреи, – в период правления его сына Аристобула I. Что касается аммонитян, и в особенности моавитян, то процесс их постепенной иудаизации начался еще в конце VI в. до н. э., когда правящая элита этих народов возвратилась вместе с иудеями из вавилонского пленения. Как известно, в вавилонский плен была уведена не только верхушка иудейского народа, но и наиболее образованная и зажиточная часть соседей Иудеи. Там, на берегах Евфрата, произошло культурное и религиозное сближение между изгнанниками, и уже тогда часть моавитян и аммонитян приняла для себя единого Бога Израиля. Об этом косвенно свидетельствуют и библейские книги Эзры и Нехемии. Не случайно именно к этому времени относится и написание Книги Руфь (Мегиллат Рут), которая фактически оправдывает слияние моавитян с евреями. Нам известно также, что по крайней мере одна группа мидьянских племен, кении, слилась с древними евреями еще в период Судей (XI в. до н. э.). Однако большинство мидьянитян не растворилось среди других народов, а создало собственное Набатейское царство на исконных территориях Моава и Эдома, вытеснив их жителей в Иудею и тем самым ускорив их смешение с евреями. Именно этих набатейцев римляне и сирийцы называли аравитянами и арабами. У нас есть основания полагать, что такой народ пустыни, как амалекитяне, кочевавший в Синае, Негеве и Мидьяне, и известный своей нелюбовью к Израилю, также вошел в состав мидьянитян и стал затем частью набатейцев – арабов. Таким образом, из большой племенной группы патриарха Авраама сложилось в конечном счете только два народа: евреи и арабы.

Однако евреи вобрали в себя не только близкородственные народы, которые пришли вместе с ними в Ханаан, но и практически все древнейшее доизраильское население этой страны. Самая ранняя из библейских книг, Бытие, дает наиболее полный перечень народов Ханаана, живших там до прихода древних евреев, то есть за две тысячи лет до нашей эры: «кении, и кеназиты, и кадмонеи, и хетты, и перизеи, и рефаим, и эмореи, и ханаанеи, и гиргаши, и йевусеи» (Быт. 15: 19–21). Более поздние библейские книги добавляют к ним хивеев и маахатеев (Втор. 7: 1). Почти все эти народы принадлежали к западным семитам и, как по языку, так и по этническому происхождению были родственны древним евреям. Библейские хетты (их не надо путать с индоевропейскими хеттами из Анатолии) жили в районе Хеврона, йевусеи населяли доизраильский Иерусалим (Йевус), хивеи занимали центр страны – Шхем (Сихем), а также более южные города – Гивон (Гибеон), Кефиру, Беэрот и Кирьят-Йеарим. Перизеи обосновались как в центральной части Ханаана, так и на его юго-западе – холмистой возвышенности под названием Шфела. Что касается кеназитов и кениев, то их никак нельзя причислить к доизраильскому населению Ханаана: кеназиты были эдомитянским, а кении – мидьянитянским племенами, которые пришли в эту страну вместе с евреями. Правда, они первыми из других народов присоединились к евреям, когда те готовились к завоеванию страны. То же самое относится и к маахатеям и гиргашам, эти западносемитские народы принадлежали к арамейцам и пришли на северо-восток Ханаана – Голанское плато – одновременно с возвращением евреев из Египта. За два-три десятилетия до исхода племен Моисея из дельты Нила на юго-западе Ханаана (Газа, Ашкелон, Ашдод, Экрон и Гат) появился народ индоевропейского, точнее, ахейского происхождения – филистимляне, которые, завоевав местное семитское население, быстро растворились в нем. 1300 лет спустя римляне, желая наказать непокорную Иудею, заставили всех называть эту страну Палестиной, по имени филистимлян, которых тогда уже давно не существовало.

Но самым известным народом Ханаана были собственно ханаанеи, давшие название этой страны. В экономическом и культурном отношении они являлись наиболее развитым этносом и занимали лучшие для земледелия земли – Изреельскую и Иорданскую долины, а также все средиземноморское побережье. Вторым по значению народом были библейские эмореи, то есть известные в истории амореи, которые пришли в страну после ханаанеев и обосновались во внутренних и горных районах Ханаана. Амореи делились на оседлых и полукочевых. Оседлые амореи преобладали в Западной Палестине и к ним, вероятно, относились такие народы, как йевусеи, перизеи и хивеи. Что касается полукочевых амореев, то они господствовали в Северном и Центральном Заиорданье и населяли царства упомянутых в Библии Сихона и Ога.

Из множества народов доизраильского Ханаана только один из них – рефаим (самоназвание рафа?) был несемитского происхождения. Рефаим жили во всех уголках страны, от Газы до Башана в Заиорданье, и отличались необычайно высоким ростом. Впрочем, пока евреи пребывали в течение нескольких столетий в дельте Нила (XVII–XIII вв. до н. э.), в Ханаане появились две новые группы несемитского населения. Во-первых, марьяну – индоарии, господствовавшие тогда в государстве Митанни и захватившие соседнюю Сирию, во-вторых, хурриты, народ как несемитского, так и неиндоевропейского происхождения, преобладавший изначально в Восточной Анатолии и южном Закавказье. Обе эти группы оказались немногочисленны и быстро растворились в западносемитском населении страны, однако их имена, арийские и хурритские, принадлежали правителям ряда ханаанских городов-государств и остались запечатленными в письмах знаменитого Амарнского архива XIV века до н. э.

Древние евреи не изгнали, как это принято считать, а объединили вокруг себя все народы и племена доизраильского Ханаана, дали им свое имя, историю, а главное – религию, и в дальнейшем полностью растворились среди них. Так возник большой и многочисленный народ – иудеи, который представлял собой не только потомков древних евреев, но и сплав всех коренных этносов Палестины, живших в этой стране с доисторических времен.

Увеличению численности еврейского народа способствовало и слияние большинства потомков северных израильских племен с иудеями – наследниками южных древнееврейских колен. Миф об исчезновении десяти северных племен имел мало общего с действительностью. На самом деле в ассирийский плен (722 г. до н. э.) была уведена только небольшая часть израильтян, а большинство из них либо остались на своих местах, либо ушли в соседнюю Иудею. В состав иудейского народа не вошли лишь самаритяне, наследники «дома Иосифа» – лидера северных израильских племен. Неоднократные попытки самаритян присоединиться к иудеям были отвергнуты последними из-за смешения еврейских жителей Самарии (потомков израильских племен Эфраим и Менаше) с выходцами из Месопотамии и Сирии. Вражда между иудеями и самаритянами носила далеко не случайный характер, она отражала историческое соперничество между северными и южными древнееврейскими племенами за лидерство и право объединения Ханаана под своей властью. Гегемония над Палестиной переходила несколько раз от северных древнееврейских племен к южным, пока не осталась окончательно в руках последних. Со временем самаритяне образовали особую еврейскую этническую группу, исповедующую собственную разновидность иудаизма. Несмотря на языковую, этническую и религиозную близость, исторические пути иудеев и самаритян разошлись основательно: иудеи, восстав против Рима, были вынуждены покинуть родину и переселиться в диаспору; самаритяне же никогда не оставляли пределов Палестины, и их немногочисленные потомки сумели сохранить свою идентичность вплоть до нашего времени.

Большая диаспора была характерна для евреев уже в эллинистический период – к началу нашей эры приблизительно 3 млн иудеев жили за пределами Палестины. Имея это в виду, Филон Александрийский писал так: «Племя иудейское столь многочисленно, что одна земля не может вместить его. Потому обретаются евреи во многих благоденствующих землях – европейских и азийских, островных и материковых, почитая своей изначальной родиной Святой Город, где водружен верховный храм Всевышнего; однако отечеством своим они почитают либо те земли, в которых родились и выросли, унаследовав их от отцов, дедов, прадедов и более далеких предков, либо те края, куда отселились в пору их освоения и были радушно приняты основателями» (Филон, Против Флакка, VII, 2–3). Слова Филона Александрийского подтверждает и автор Сивиллиных Оракулов (140 г.), согласно которому «вся земля и море полны евреями» (Or. Sib., III, 271). Впрочем, наличие большой диаспоры было присуще не только евреям, но и их родственникам – финикийцам, а также грекам.

Еврейское рассеяние делилось на две части: диаспору в эллинистическом, греко-римском мире, разговорным языком которой был греческий (койне), и вавилонскую, или парфянскую, диаспору, пользовавшуюся арамейским языком. Самая большая еврейская община за пределами Иудеи находилась в эллинистическом Египте. Филон Александрийский утверждал, что «не менее миллиона евреев живет в Александрии и по всей стране от ливийской пустыни до рубежей Эфиопии» (Филон, Против Флакка, VI, 12). Абсолютное большинство египетских евреев жило в самой Александрии, крупнейшем центре эллинистического мира, где они составляли почти половину всех жителей города. Филон Александрийский писал: «Александрия поделена на пять кварталов, названных по первым буквам алфавита; два из них зовутся “еврейские”, ибо в них обитает большинство евреев, которых, впрочем, немало рассеяно и в прочих кварталах» (Филон, Против Флакка, VIII, 7). На втором месте по количеству еврейского населения находились Сирия и Малая Азия. Мы не имеем сколь-нибудь точных данных по этим областям, но тот же Филон Александрийский указывал, что в каждом городе Сирии и Малой Азии жило «весьма много» евреев (Филон, О посольстве к Гаю, 33, 3). Третье место по своей значимости занимали иудейские общины в континентальной Греции и Италии. В самой столице империи, Риме, уже к началу нашей эры проживало немало евреев. Согласно Филону Александрийскому, «большую часть Рима за Тибром населяют евреи. Это были римские граждане, по большей части вольноотпущенники; в Италию они попали как пленники, хозяева дали им вольную, и [никто] не вынуждал их нарушить хоть один обычай предков» (О посольстве к Гаю, 23, 7–8). В этом смысле примечательно послание иудейского царя Агриппы I, направленное им императору Гаю Калигуле. «…Еврейские поселенцы, – писал Агриппа, – обосновались как в сопредельных странах – в Египте, в Финикии и в Сирии… так и в далеких – в Памфилии, Киликии и в Азии вплоть до Вифинии и самых отдаленных заливов Понта, и точно так же в Европе – в Фессалии, Беотии, в Македонии, в Этолии, в Аттике, в Аргосе, в Коринфе, в большинстве лучших земель Пелопоннеса. Но не только материки – и самые славные острова (Эвбея, Кипр, Крит) полны еврейских поселений. Не говорю о землях за Евфратом, ибо за малым исключением везде – и в Вавилоне, и в прочих областях, где почва плодородна, живут евреи» (Филон, О посольстве к Гаю, 36, 10–12). Многочисленность и сила еврейского народа были теми факторами, которые остановили римского наместника в Сирии Петрония, пытавшегося установить статую Гая Калигулы в Иерусалимском Храме. «Петроний стал думать об этом народе: он очень многочислен, но, не получив в удел своей земли, в пределах которой он был бы заключен, подобно любому другому народу, он вынужден хранить свое единство по всему, можно сказать, свету, ибо этот народ рассыпан по всем материкам и островам, так что, кажется, не слишком уступает числом исконным жителям. Так разве не в высшей степени опрометчиво было бы обернуть против себя такие полчища врагов?.. Однако и жители одной Иудеи бесчисленны, телом крепки, а душой отважны, готовы отдать жизнь за древние свои законы… Пугала Петрония и мысль о войске, стоявшем за Евфратом, ибо он знал – не только из донесений, но и по опыту, что в Вавилоне и многих других областях множество евреев…» (Филон, О посольстве к Гаю, 31, 12–14).

В то же время евреи диаспоры, особенно в греко-римском мире, сталкивались с серьезной проблемой, связанной с уникальным характером иудейского монотеизма. Если местное население было готово принять единого Господа евреев в пантеон своих богов, то иудеи не могли поклоняться никаким божествам язычников. Более того, в своем монотеизме и отказе от идолопоклонства иудеи видели духовное и интеллектуальное превосходство над языческими народами. И хотя евреи, чтобы не задевать чувства местных жителей, старались не афишировать свое отвращение к идолам, греки и римляне не прощали иудеям их неприятия эллинистических богов и традиций. Например, греки Ионии ставили вопрос следующим образом: «Если евреи на деле принадлежат к нашему сообществу, то пусть они тогда чтят тех же богов, которых почитаем и мы» (Чериковер, с. 556). Александрийский историк Апион, известный своими клеветническими сочинениями о евреях, также упрекал иудеев в том, что они не поклоняются местным богам: «Если они (евреи) граждане Александрии, то почему же они не почитают тех же богов, что и александрийцы?» (Флавий, Против Апиона, II, 6 (65).

Полное непонимание еврейского монотеизма, религии, отрицавшей существование языческих божеств и идолов, приводило к тому, что в греко-римском мире многие смотрели на евреев как на особый, отделившийся от всех народ, не желавший принимать никаких чужих обычаев и традиций. В этом отношении очень характерно высказывание греческого писателя II–III веков н. э. Филострата: «Иудеи издревле отложились не только от римлян, но и от всего человечества, жизнь они себе избрали особую и с прочими людьми не делят ни застолий, ни возлияний, ни молитв, ни жертвоприношений, так что отстоят от нас дальше, чем Сусы и Бактры и даже дальше, чем Индия – нет смысла громить их, мешая отложиться тем, кого и присоединять-то не стоило» (Филострат, Жизнь Аполлония Тианского, 403, V, 33).

Однако непризнание языческих богов и связанных с ними эллинистических обычаев и традиций было не единственной «виной» евреев перед греко-римским миром. Еще одной проблемой стало преуспевание евреев буквально во всем: в земледелии, ремесле, торговле, финансах, науке и медицине. Исключение составила лишь область искусства, да и то потому, что иудаизм запрещал любые изображения живых существ (из опасения, что они могут быть превращены в языческие кумиры). Евреи оказались не просто чужаками, которые считали свой монотеизм выше эллинистического язычества, они были слишком успешными чужаками, чтобы их можно было терпеть. Неприязнь к иудеям вылилась в первый погром в Александрии в 38 г., когда местные евреи отказались поклоняться статуе Гая Калигулы.

Греко-римский мир видел в иудаизме чуждую ему религиозно-философскую систему и испытывал перед ней некоторую «неполноценность». Эллинистическим авторам было неприятно сознавать, что существует другая культура, куда более древняя и универсальная, нежели эллинизм, основанный на язычестве. Не будучи в состоянии идейно победить иудаизм, многие греко-римские писатели прибегали к иному способу борьбы с ним – к искажению постулатов еврейской религии и откровенной клевете на нее.

Неприятие эллинистического язычества, обособленность и материальное преуспевание евреев навлекли на них враждебность греко-римского общества и породили такое явление как античный антисемитизм. Он возник одновременно с еврейской диаспорой и задолго до появления обвинений в распятии Христа.

На пороге катастрофы

После смерти иудейского царя Агриппы I и восстановления прямого римского правления в 44 г. страна стала быстро скатываться к состоянию, близкому к гражданской войне. Главной причиной нараставшего кризиса стало повсеместное разорение крестьян и ремесленников из-за резкого увеличения налогообложения. В годы власти императоров Клавдия (41–54 гг.) и Нерона (54–68 гг.) сроки правления прокураторов в Иудее были существенно сокращены, поэтому каждый новый римский чиновник, назначенный на этот пост, старался обогатиться как можно быстрее и любыми средствами. Безмерная алчность и взяточничество прокураторов создали атмосферу беззакония и произвола, в которой было невозможно выжить мелкому собственнику. Десятки тысяч людей, разоренных бесчисленными поборами, уходили вместе с семьями в горные и пустынные области страны, где присоединялись к отрядам зелотов, боровшихся против римлян и их местных приспешников. Ситуация еще больше ухудшилась, когда завершилось строительство Иерусалимского Храма, начатое при Ироде Великом, и более восемнадцати тысяч рабочих остались без куска хлеба. Денег на общественные работы в прежних масштабах не было, и многие бывшие строители нашли себе пристанище у тех же зелотов. Обнищание значительной части населения, с одной стороны, и обогащение местной аристократии – с другой, привело к росту социальной напряженности и к нападениям неимущих на нуворишей. Эта внутренняя междоусобица, в отличие от времен Александра Янная, была вызвана не религиозными, а классовыми противоречиями. Среди зелотов выделились так называемые сикарии, которые сражались не только с римлянами, но и с богатейшей частью собственного народа. Власть римской администрации настолько ослабла, что иудейские аристократы стали создавать собственные армии как для защиты своей собственности, так и для расправы со своими противниками.

Кризис власти и закона в стране не обошел и храмовых священников. Как никогда, обострилась борьба за пост первосвященника, и претенденты на него не брезговали никакими средствами: они нанимали вооруженные отряды, которые запугивали, а то и просто убивали соперников. Храмовая аристократия дошла до того, что не стеснялась отбирать пропитание (так называемую десятину) у рядовых священнослужителей, обрекая последних на голод. Со своей стороны, их помощники, левиты, стали требовать тех привилегий, которые им не полагались по законам Моисея. Хуже того, первосвященники перестали считаться с мнением верховного религиозного суда – Синедриона. Так, первосвященник Ханан (Анан), руководствуясь только личными соображениями, приговорил Иакова, брата Христа, к казни через побитие камнями, и это несмотря на категорическое несогласие всех членов Синедриона с данным решением. Ханан демонстративно игнорировал и мнение лучших законоведов Иерусалима, возмущенных расправой с Иаковом. Однако произвол Ханана не вызывал возражений у римского наместника Альбина, который постоянно получал богатые подарки от первосвященника.

Лихоимство прокураторов, самоуправство аристократов и беззаконие первосвященников, породившие антиримское движение и классовую войну, были только частью того кризиса, который поразил Иудею в конце 40-х – середине 60-х гг. Убийство в Самарии мирных паломников, направлявшихся из Галилеи в Иерусалим, вызвало ожесточенные столкновения между иудеями и самаритянами – двумя ветвями одного и того же народа. Главам самаритянской общины удалось подкупить Кумана, тогдашнего прокуратора Иудеи, и он приказал римскому гарнизону поддержать самаритян, что подлило масла в огонь конфликта. Только решение императора Клавдия в пользу иудеев и ссылка Кумана принесли успокоение, хотя и ненадолго.

Еще одной хронической проблемой 40—60-х гг. были постоянные стычки между евреями и сирийцами в эллинистических городах Иудеи. Пришлое языческое население не хотело считаться с особенностями еврейского монотеизма и, пользуясь поддержкой римского гарнизона (он набирался в основном из тех же сирийцев Кесарии и Себастии), вело себя вызывающе в отношении хозяев страны – иудеев. Чаще всего конфликты между иудеями и эллинизированными сирийцами происходили в Кесарии, средиземноморском городе, где находилась резиденция римского прокуратора.

Отражением кризиса, в котором пребывала страна, стал всплеск мессианских настроений. Народ ждал Мессию – посланца Божьего, который должен был освободить страну от власти языческого Рима и его местных слуг, очистить Храм и души людей от накопившейся моральной скверны. В атмосфере ожидания прихода Мессии в стране то и дело появлялись лжепророки, собиравшие вокруг себя толпы людей и обещавшие сотворить чудеса. Римляне рассматривали любых подобных пророков как вызов своей власти и жестоко расправлялись с ними и их приверженцами. Флавий, очевидец тех событий, пишет о них так: «Это были обманщики и прельстители, которые под видом божественного вдохновения стремились к перевороту и мятежам, туманили народ безумными представлениями, манили его за собой в пустыни, чтобы там показать ему чудесные знамения его освобождения. Феликс (римский прокуратор) усмотрел в этом семя восстания и выслал против них тяжеловооруженных всадников и пехоту, которые убивали их массами» (Флавий, Иуд. война, II, 13, 4). Новозаветная книга «Деяния святых апостолов» подтверждает сообщение Флавия и упоминает о некоем «Февде, к которому пристало около четырехсот человек» и «египтянине», который вывел в пустыню четыре тысячи человек (Деян. 5: 36; 21: 38).

В 66 г. эллинистическим жителям Кесарии удалось добиться от императора Нерона грамоты, которая объявляла их хозяевами города. Это роковое решение Нерона подтолкнуло кесарийских язычников на провокацию в отношении евреев: они демонстративно принесли жертву своим идолам прямо перед дверью синагоги. Римский прокуратор Флор, малоазийский грек из города Клазомен, игнорировал возмущение иудеев и открыто поддержал близкое ему по духу и культуре эллинистическое население. Под предлогом того, что император нуждается в деньгах, он приказал забрать из сокровищницы Иерусалимского Храма семнадцать талантов серебра (как выяснилось впоследствии, он их просто присвоил себе). Чтобы устрашить протестовавших иерусалимцев, он приказал своим солдатам разграбить несколько кварталов города и перебить всех их жителей, не щадя ни женщин, ни детей (Флавий, Иуд. война, II, 14, 9).

Окровавленный и разгневанный Иерусалим стоял на пороге антиримского восстания. В этот момент в город спешно прибыл Агриппа II, сын иудейского царя Агриппы I. В отличие от своего отца, он не имел власти над Иудеей, однако император Нерон назначил его правителем южной Сирии и Финикии и тоже даровал ему царский титул. Чтобы он не чувствовал себя «оторванным» от родной Иудеи, император присоединил к его владениям четыре города в Галилее и Перее и дал право назначать первосвященников в Иерусалимский Храм. Агриппа II понимал, к каким страшным последствиям может привести война с Римом, поэтому попытался убедить народ не поднимать оружия против этой могущественной империи. «Вас же не притесняют все римляне и не притесняет вас император, против которого вы собираетесь начать войну… Разве не нелепо из-за одного человека (прокуратора Флора) бороться со многими – воевать с такой великой державой, которая вдобавок не знает о наших претензиях… В то время когда почти все народы под солнцем преклоняются перед оружием римлян, вы одни хотите вести с ними войну… Мощь римлян на всей обитаемой земле непобедима… Бесчисленные народы, воодушевленные еще большим стремлением к свободе, смиряются; одни только вы считаете стыдом быть подвластными тому, у ног которого лежит весь мир… Не стоит надеяться, что римляне будут вести с вами войну на каких-то условиях и что когда они победят вас, то будут милостиво властвовать над вами. Нет, они для устрашения других народов превратят в пепел священный город и сотрут с лица земли весь ваш род; ибо даже тот, который спасется бегством, нигде не найдет для себя убежища, так как все народы или подвластны римлянам или боятся подпасть под их владычество» (Флавий, Иуд. война, II, 16, 4). Казалось, народ внял предостережениям Агриппы II, и тому удалось остановить надвигавшуюся войну. Однако, когда царь стал побуждать иерусалимцев повиноваться Флору, до тех пор пока император не пришлет на его место преемника, это снова возмутило народ, и в Агриппу полетели камни. Тем временем в город вошли отряды зелотов и сикариев, начались столкновения с римлянами и воинами Агриппы II. Правда, первосвященник и иудейская знать попытались еще раз успокоить народ и убедить его отказаться от восстания против Рима. Но авторитет властей и храмовой аристократии был уже давно и бесповоротно подорван, и жители города перестали им повиноваться. Восставшие перебили римский гарнизон, но в то же время позволили воинам Агриппы уйти из города. Вслед за этим сикарии сожгли дворцы иерусалимской знати и долговой архив, а затем нашли и убили первосвященника. Так началось Великое восстание евреев против Рима, или, как его называли сами римляне, Иудейская война (66–73 гг.).

Главные силы римской армии на Востоке стояли тогда на западном берегу Евфрата и предназначались для военных действий против Парфянской империи. Начало Иудейской войны заставило римского наместника в Сирии Цестия Галла повернуть все эти легионы против восставших евреев. На пути в Иудею он присоединил к своей армии отряды многочисленных вассалов, включая воинов Агриппы II. Однако, несмотря на столь значительные силы, штурм Иерусалима в 66 г. закончился неудачно, поэтому Цестий Галл решил снять осаду с города и отойти на время в дружественную Кесарию. Восставшие иудеи следовали по пятам за отступавшей римской армией и каждый день вступали в ожесточенные сражения с легионерами и их союзниками. Наконец в ущелье Бет-Хорон произошла решающая битва, в результате которой «непобедимые» римские легионы были наголову разгромлены еврейскими повстанцами.

Как бы ни было велико значение этой победы, она имела роковые последствия для дальнейшего хода событий. Если до нее духовные вожди народа, фарисеи, колебались или даже возражали против войны с римлянами, то после убедительной победы в Бет-Хороне они открыто поддержали восстание, толкнув тем самым народ на участие в нем. Под влиянием мессианских чаяний идейные наставники народа полагали, что неожиданный успех восставших являлся знаком свыше, и если во время маккавейских войн евреи сумели победить Селевкидов, вторую по военному могуществу державу Древнего мира, то с помощью Бога они одолеют и первую – Римскую империю. Однако замыслы Господа оказались непостижимы и для лучших толкователей Его воли. С другой стороны, сокрушительное поражение римлян заставило их отнестись к восстанию евреев куда серьезнее и мобилизовать лучшие силы великой империи для покорения Иудеи. Иудейская война стала одновременно и гражданской, ибо евреи сражались не только с Римской империей, но и друг с другом. Но хуже всего было другое: эта война закрыла горизонт еврейской истории страшной тьмой двухтысячелетнего рассеяния.