Текст книги "Иудея Христа. Рождение новой веры"

Глава II
Религиозные и политические течения в Иудее в I веке до н.э. – I веке н.э

Фарисеи

Фарисеи (др. – евр. перушим) представляли главное и самое массовое религиозное течение в Иудее в конце прошлой – начале нашей эры. Временами это течение принимало явно политические формы и становилось партией, боровшейся за власть. Изначально как направление религиозной мысли фарисеи оформились во второй половине II века до н. э., сразу после маккавейских войн. Происхождение имени «перушим» не вполне ясно, но большинство современных библеистов предпочитает толковать его как «отделившиеся» или «обособившиеся» (от народа, от греховности?). Вероятнее всего, фарисеи («перушим») были идейными наследниками так называемых хасидеев (др. – евр. «хасидим» – «благочестивых») – защитников Торы и борцов с эллинизаторами, насаждавшими греческую культуру и язычество в Иудее в IV–II веках до н. э. В свою очередь, сами хасидеи происходили в большинстве своем из левитов – рядовых священнослужителей и переписчиков библейских книг. Таким образом, многие фарисеи имели прямое отношение к левитам – носителям религиозной традиции своего народа.

Как свидетельствовал Флавий, «фарисеи пользовались таким авторитетом в глазах народа, что им верили безоговорочно, хотя бы они говорили против царя или первосвященника» (Флавий, Иуд. древн., XIII, 10, 4). Учеником фарисеев был даже правитель Иудеи – Йоханан Гиркан, поэтому он вначале пользовался у них большим расположением. Однако отношения фарисеев с правившей тогда хасмонейской династией складывались не так-то просто. Первый серьезный конфликт между ними случился именно при Гиркане, когда один из руководителей фарисеев, приглашенный на пир ко двору, имел неосторожность высказать пожелание, чтобы Гиркан «сложил с себя сан первосвященника и удовлетворился только положением правителя народа» (Флавий, Иуд. древн., XIII, 10, 5). Рассерженный властитель удалил от себя фарисеев и стал поддерживать их противников – саддукеев. Более того, Гиркан не только разрешил народу не соблюдать установленные фарисеями законы, но даже пригрозил наказанием тем, кто стал бы их исполнять. Несравненно более серьезное столкновение произошло при иудейском царе Александре Яннае. Тогда вражда между царем и фарисеями началась с конфликта в Иерусалимском Храме, а затем переросла в шестилетнюю гражданскую войну, в ходе которой погибло 50 тысяч фарисеев и их сторонников. Примирение с хасмонейской династией наступило только при царствовании вдовы Янная – Саломеи Александры (Шломцион). Именно ее девятилетнее правление (76–67 гг. до н. э.) стало лучшим для фарисеев временем, так как брат царицы – фарисей Симон (Шимон) бен Шетах приобрел большое влияние на все государственные дела. Царица не только передала управление страной фарисеям и приказала народу им повиноваться, но и сделала обязательными все их дополнения к письменному закону, которые в свое время отменил Гиркан. Таким образом, реальная власть оказалась в руках фарисеев. Они возвращали изгнанников на родину, освобождали заключенных, одним словом, ничем не отличались от настоящих правителей (Флавий, Иуд. древн., XIII, 16, 2). Правда, власть фарисеев продолжалась недолго. После смерти Саломеи Александры их политическое влияние стало быстро ослабевать, а к началу царствования Ирода Великого (37—4 гг. до н. э.) они уже не играли сколь-нибудь существенной роли в политической жизни Иудеи и вынуждены были ограничиться сугубо религиозными делами. Однако независимо от своего отношения к власти фарисеи находились в постоянном конфликте со священниками Иерусалимского Храма (саддукеями). Главным пунктом разногласий между ними являлся так называемый Устный Закон. Фарисеи утверждали, что Бог дал Моисею не только Письменный Закон, (то есть Тору, или Пятикнижие Моисея), но и Устный (неписаный) Закон, который они называли Устной Торой. Этот Устный Закон представлял собой постановления мудрецов и законоучителей, а также обобщал многовековой опыт толкования Письменной Торы. Смысл и необходимость создания Устного Закона заключались в том, что надо было приспособить Письменный Закон к постоянно менявшимся условиям жизни. Позднее, где-то около 200 г., основа Устной Торы, которую проповедовали фарисеи, была изложена в Мишне. Если фарисеи считали Устный Закон не менее, а то и более важным, чем Письменный, то саддукеи не признавали его вообще и исполняли лишь законы Письменной Торы. Флавий отмечал, что «фарисеи слывут точнейшими толкователями закона» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 14) и что они «передали народу, на основании древнего предания, множество законоположений, которые не входят в состав Моисеева законодательства. Ввиду этого партия саддукеев совершенно отвергает все эти добавления, требуя обязательности лишь одного писаного закона и отнимая всякое значение у устного предания. Из-за этого между фарисеями и саддукеями часто возникало множество споров и разногласий, причем на стороне саддукеев стояли лишь состоятельные люди, тогда как на стороне фарисеев был простой народ» (Флавий, Иуд. древн., XIII,10, 6).

Флавий писал, что «фарисеи ведут строгий образ жизни и отказываются от всяких удовольствий. Они следуют всему, что разум признает за благо, считая разум лучшим охранителем во всех желаниях. Они известны своим почтительным отношением к престарелым людям и не осмеливаются противоречить их воле. По мнению фарисеев, все, что происходит, совершается под влиянием судьбы. Впрочем, они не лишают человека свободы его воли, но признают, что по предначертанию Божию происходит смешение воли Господа с желанием самого человека, а именно – идти ли ему по пути добра или зла» (Флавий, Иуд. древн., XVIII, 1, 3). Таким образом, взгляды фарисеев на предопределение были где-то посередине между представлениями саддукеев, вообще не признававших провидения и веривших в свободу выбора, и воззрениями другой группы – ессеев, убежденных в том, что абсолютно все предопределено изначально. Пожалуй, лучше всего позицию фарисеев на этот счет выразил известный рабби Акива, живший в конце I – начале II в.: «Все предвидено, но право дано» (Авот, 3,6).

Флавий подчеркивал, что «фарисеи верят в бессмертие души и что за гробом людей ожидает суд: награда за добродетель или возмездие за преступления при жизни; грешники подвергаются вечному заключению, а добродетельные люди имеют возможность вновь воскреснуть» (Флавий, Иуд. древн., XVIII, 1, 3). В своей книге «Иудейская война» Флавий уточнил взгляды фарисеев на души в том плане, что они «все бессмертны; но только души добрых переселяются после их смерти в другие тела, а души злых обречены на вечные муки» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 14). Примечательно, что фарисеи верили также в существование ангелов и демонов как добрых и злых существ, имевших нематериальную природу.

Фарисеи относились неодобрительно к централизации всего богослужения исключительно в Иерусалимском Храме. Они считали, что Богу можно и нужно молиться везде, а не только в Храме. Неудивительно, что именно фарисеям принадлежит идея изобретения синагоги – местного молитвенного дома. Как известно, еще со времен Первого Храма главными инициаторами того, чтобы вся религиозная служба происходила только в Иерусалиме, были аарониды. Эта священническая каста под предлогом борьбы с идолопоклонством стремилась поставить под свой контроль все богослужение в стране, чтобы доходы от совершения религиозных ритуалов и жертвоприношений стекались исключительно к ним. Концентрация богослужения в Храме доставляла массу неудобств населению, особенно отдаленных областей, и оставила без работы и куска хлеба местных священнослужителей – левитов. Учитывая, что священники Иерусалимского Храма (саддукеи) происходили, как правило, из ааронидов, а многие фарисеи – из левитов, можно заключить, что разногласия между этими религиозными течениями имели давние и глубокие корни.

Фарисеи были безусловными сторонниками прозелитизма, то есть распространения иудаизма среди неевреев. Эта проблема была очень актуальна в I веке до н. э., когда Хасмонейская Иудея быстро восстанавливала прежние границы древнееврейских царств – Израиля и Иудеи – и под ее власть подпадали родственные евреям народы, остававшиеся еще язычниками. Позднее, в I веке нашей эры, когда Иудея стала провинцией Римской империи, иудейский монотеизм привлекал к себе многих эллинов и римлян, преимущественно из образованных слоев населения. Активный прозелитизм фарисеев привел, например, к иудаизации идумеев (эдомитян) и к полному слиянию этого народа с евреями. Вообще ранний фарисейский иудаизм был широко открыт для других народов, и переход в него происходил несравненно проще и быстрее, чем в современный иудаизм.

В конце I века до н. э. фарисеи разделились на сторонников школы Гиллеля и школы Шамая – двух выдающихся законоучителей, которые одно время были сопредседателями верховного религиозного суда – Синедриона. Обе эти религиозно-философские школы различались между собой в методах толкования Письменной Торы. Гиллель толковал ее значительно мягче и либеральнее, чем Шамай. Последний же не допускал никаких облегчений в исполнении законов Письменной Торы и запрещал многое из того, что разрешал Гиллель. Шамай отличался буквальным пониманием Письменного Закона и соблюдение его правил и обрядов ставил превыше всего. В этом плане он сближался с саддукеями, которые тоже требовали буквального соблюдения Письменной Торы. Если Гиллель был известен своим духом терпимости и любви к людям, то Шамай проявлял в обращении с людьми суровость и резкость. Различие в подходе этих двух фарисейских школ к Торе часто иллюстрируют на примере язычника, который просил сообщить ему суть еврейского учения как можно короче и проще, пока он стоит на одной ноге. Шамай, услышав эту просьбу иноверца, с возмущением выгнал его. Гиллель же охотно согласился и сказал: «Не делай другому того, чего не желаешь себе. Все остальное – комментарии». С тех пор эта фраза стала выражением нравственной сущности иудаизма вообще, а школа Гиллеля оказала большое влияние на составление Талмуда.

Флавий отмечал, что, в отличие от саддукеев, «фарисеи сильно преданы друг другу и, действуя соединенными силами, стремятся к общему благу» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 14). «Благодаря этому фарисеи имеют чрезвычайное влияние на народ, и все священнодействия, связанные с молитвами или принесением жертв, происходят только с их разрешения. Целые общины засвидетельствовали их добродетельность и убедились, что фарисеи как на словах, так и на деле стремятся только к самому высокому» (Иуд. древн., XVIII, 1, 3). Примечательно, что сам Флавий происходил из семьи саддукеев, но позднее примкнул к фарисеям.

Саддукеи

Саддукеи (др. – евр. цадоким) представляли старейшее религиозно-политическое течение Иудеи. В отличие от фарисейского направления, оно возникло задолго до маккавейских войн. Свое название это течение получило от имени Цадока (Саддука) – первосвященника времен Давида и Соломона, первого, кто встал во главе Иерусалимского Храма с момента его постройки (Х в. до н. э.). Саддукеи являлись не только идейными наследниками, но и прямыми потомками священнической касты ааронидов, возводивших свое происхождение к первосвященнику Аарону, известному тем, что он вместе с Моисеем организовал библейский исход из Египта в начале XII века до н. э. Саддукеи были не только священниками Иерусалимского Храма, они представляли целое сословие, членами которого могли стать только аарониды по своему происхождению. Это привилегированное священническое сословие было связано родственными узами как с потомками династии давидидов, так и вообще со всей иудейской аристократией. Позднее саддукеи породнились и с новыми правителями Иудеи – Хасмонеями, а затем и со сменившей их династией Ирода Великого. Правда, Хасмонеи отобрали у саддукеев пост первосвященника, сосредоточив в своих руках как царскую, так и религиозную власть. Разумеется, священники Храма, как, собственно, и фарисеи, всегда возражали против того, чтобы иудейские цари присоединяли к своим и без того широким полномочиям еще и власть первосвященника, однако, страшась царского гнева, не осмеливались возражать. Впрочем, при Ироде Великом, который, не будучи ааронидом, не имел права на сан первосвященника, этот высший религиозный пост достался отцу одной из его жен, Симону (Шимону), сыну Боэта. Со временем клан боэтусидов стал частью храмового священнического сословия, и саддукеи вернули себе таким образом пост первосвященника.

Многие историки, основываясь на родственных связях саддукеев с династиями Хасмонеев и Ирода, ошибочно называют саддукеев партией власти. В действительности храмовые священники старались не связывать себя с непопулярными действиями царской власти, поэтому очень неохотно принимали назначения на высокие административные посты. Флавий свидетельствует, что саддукеи очень редко занимали правительственные должности, причем это делали по принуждению. Более того, в подобных случаях они старались действовать совместно с фарисеями, чтобы не вызвать недовольства и гнева простого народа (Флавий, Иуд. древн., XVIII, 1, 4). Если называть саддукеев партией, то правильнее было бы определить их как «партию Храма». Примечательно, что с разрушением Иерусалимского Храма римлянами в 70 г. исчезли и саддукеи, в то время как другие религиозные и политические течения Иудеи продолжали существовать в той или иной форме.

Точно так же ошибочно утверждение, что саддукеи полностью поддерживали римлян и способствовали эллинизации Иудеи. Нельзя забывать, что все свидетельства, которые мы имеем о саддукеях, получены из уст их идейных противников – фарисеев. Конечно, после того как Иудея стала римской провинцией, только римляне назначали или смещали первосвященников, поэтому последние вместе со своим ближайшим окружением представляли собой послушных марионеток Рима. Однако среди священников Храма находилось немало патриотически настроенных людей, которые осуждали и римских язычников, захвативших Иудею, и первосвященников, перешедших к ним на службу. Одним из таких саддукеев был, например, Хония, поддержавший Великое восстание в 66 г. Вместе с тем саддукеи в большинстве своем прекрасно понимали, какими страшными последствиями грозит стране и Храму любое военное столкновение с Римом, поэтому старались поддерживать хорошие отношения с римскими наместниками и их гарнизонами. Более того, они не возражали против эллинизации, если она не затрагивала основ иудаизма и способствовала взаимопониманию с греко-римским миром. Одним словом, это была весьма прагматичная в политическом плане партия, готовая ради интересов Храма и священнического сословия идти на серьезные компромиссы как с римлянами, так и собственными правителями. Гибкость и прагматизм саддукеев проявлялись и в отношениях с их главным идейным противником – фарисеями. Правда, саддукеи не признавали Устной Торы и считали ее законотворчеством самих фарисеев, которые для придания ей большего веса пытались освятить ее авторитетом Моисея. Флавий подчеркивал, что «саддукеи не признают никаких других постановлений, кроме постановлений закона (Письменной Торы. – И.Л.)… Точно так же они отрицают бессмертие души и всякое загробное воздаяние» (Иуд. война, II, 8, 14). «По учению саддукеев, – писал Флавий, – души людей умирают вместе с телом» (Флавий, Иуд. древн., XVIII, 1, 4). Это же учение отвергало и существование ангелов и демонов. Таким образом, по всем принципиальным вопросам саддукеи занимали противоположные фарисеям позиции. Несмотря на это, саддукеи умели везде находить общий язык с фарисеями, даже в верховном суде – Синедрионе, где разница в религиозных воззрениях имела большое значение для вынесения приговоров. Как правило, пост председателя Синедриона и большинство мест там принадлежали саддукеям. Однако им удавалось согласовывать свои решения с фарисеями и не допускать раскола суда.

В отличие от фарисеев и еще больше ессеев, храмовые священники абсолютно не верили в предопределение. Флавий отмечал, что «саддукеи совершенно отрицают судьбу и утверждают, что Бог не имеет никакого влияния на человеческие деяния, ни на злые, ни на добрые. Выбор между добром и злом предоставлен вполне свободной воле человека, и каждый по своему собственному усмотрению переходит на ту или другую сторону» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 14).

Если фарисеи славились почитанием своих учителей и благоговели перед их авторитетом, то саддукеи не испытывали особого пиетета к своим наставникам. «Они считают даже похвальным выступать против учителей своей собственной философской школы», – утверждал Флавий. Но сколь многочисленны и влиятельны были саддукеи? Если верить Флавию, то «это учение было распространено среди немногих лиц, притом принадлежащих к особенно знатным родам. Впрочем, влияние их настолько ничтожно, – добавлял этот античный историк, – что о нем и говорить не стоит» (Флавий, Иуд. древн., XVIII, 1, 4). К сожалению, у нас нет других источников, чтобы проверить это утверждение. Но, вероятно, реальное влияние храмовых священников действительно вряд ли выходило за пределы Иерусалима. В то же время нам известно, что очень многие иудейские аристократы придерживались саддукейских взглядов. Флавий обращает внимание и на то, что, в отличие от фарисеев, «отношения саддукеев между собой суровые и грубые; и даже со своими единомышленниками они обращаются как с чужими» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 14).

В исторической литературе часто встречается утверждение, согласно которому бремя законов саддукеев, исполнявших дословно Письменнную Тору, было намного тяжелее того, что требовали от человека фарисеи на основании Устной Торы. В действительности это не совсем так. Устный Закон фарисеев налагал на человека несравненно больше ограничений, чем Письменный. Правда, требования Устной Торы были мягче и либеральнее, особенно в отношении наказаний.

Вообще было бы неверно полагать, что эволюция библейской мысли в конце прошлой – начале нашей эры обязана только фарисеям. Религиозно-философские воззрения саддукеев тоже не стояли на месте. Стоит хотя бы упомянуть, что известная библейская Книга Екклесиаста написана с безусловно саддукейских позиций. Есть упоминания о том, что храмовые священники тоже имели свои толкования Письменной Торы, но они, в отличие от фарисейских, не сохранились.

Разрушение Иерусалимского Храма в 70 г. положило конец саддукеям и как политической партии, и как религиозному направлению. С этого времени дальнейшее развитие иудаизма определялось только фарисеями. Однако в VIII веке идеи саддукеев снова напомнили о себе, в иудаизме появилась секта караимов, которые тоже не признавали Устную Тору и созданные на ее основе Мишну и Талмуд.

Ессеи

О ессеях упоминали многие античные авторы и отцы церкви, но в большинстве своем их свидетельства представляют собой информацию из вторых, третьих, а то и четвертых уст. Только три античных автора: Плиний Старший, Филон Александрийский и Иосиф Флавий – были не только современниками ессеев, но и лично встречались с ними. Однако самые важные и подробные сведения о них дает лишь Флавий, который не просто общался с ними, а жил в течение года или даже трех в качестве послушника одного из ессеев.

Происхождение названия «ессеи» еще более неясно, чем возникновение имени фарисеев. Из множества версий одной из наиболее вероятных является та, что это название представляет собой эллинизированный вариант древнееврейского слова «хасидим» (благочестивые). Проблема с пониманием имени ессеев возникла далеко не сегодня. Еще две тысячи лет назад современник ессеев, Филон Александрийский, уже затруднялся объяснить происхождение их имени и предполагал, что оно восходит к слову «хасидим». Прежде всего надо сказать, что ессеи имели много общего с фарисеями, и это не случайно. Оба этих религиозных течения появились после маккавейских войн в результате раскола движения хасидеев. Завоевание религиозной свободы и независимости Иудеи не привело к созданию праведного общества на основе законов Торы. Часть разочарованных хасидеев, полагая, что общество и власть сошли с истинного пути, решили обособиться в собственные ессейские общины. В отличие от своих бывших соратников – фарисеев, они ввели общность имущества, придерживались аскетического образа жизни, в большинстве своем отказались от брака, от участия в общественной жизни и даже от посещения Храма. Но сколь многочисленны были те, кто называл себя ессеями? Филон Александрийский приводит цифру в четыре с лишним тысячи человек (Philo. Quod Omnis Probus Liber XII. 75). Флавий придерживается того же мнения (Иуд. древн., XVIII, 1, 5). Плиний Старший, служивший в армии Веспасиана во время Иудейской войны, никаких данных о численности ессеев не сообщает вообще, зато как очевидец утверждает, что кладбище одной только ессейской общины в Эн-Геди на западном побережье Мертвого моря являлось вторым по своей величине после иерусалимского (Pliny the Elder. Natural History. V, 73).

Флавий называл ессеев «наилучшими людьми, которые всецело отдаются земледельческому труду. Достойно восхищения у них чувство справедливости, которое они ставят не ниже добродетели. Ничего подобного нет ни у греков, ни у других народов. Это столь развитое в них чувство справедливости укоренилось у них не со вчерашнего дня, а издревле, и в силу его они не препятствуют никому жить со всеми общею, равною жизнью» (Флавий, Иуд. древн., XVIII, 1, 5). В отличие от Плиния Старшего, видевшего только одну ессейскую общину у побережья Мертвого моря, Флавий подчеркивал, что ессеи живут не в одном, а во многих местах Иудеи: «Они не имеют своего отдельного города, а живут везде большими общинами. Приезжающие из других мест ессеи могут располагать всем, что находится у их собратьев, как своей собственностью, и к членам их сообщества, которых они никогда раньше в глаза не видели, они входят, как к старым знакомым. Они поэтому ничего решительно не берут с собой в дорогу, кроме оружия для защиты от разбойников. В каждом городе у них поставлен общественный служитель специально для того, чтобы снабжать приезжих ессеев одеждой и всеми необходимыми припасами». Описывая их внешний вид, Флавий отмечал, что они постоянно носили белую одежду, а покроем костюма напоминали «мальчиков, находящихся еще под строгой дисциплиной школьных учителей. Платье и обувь они меняют лишь тогда, когда прежнее или совершенно разорвалось, или от долгого ношения сделалось негодным к употреблению. Друг другу они ничего не продают и друг у друга ничего не покупают, а каждый из своего дает другому то, что тому нужно, равно как получает у товарища все, в чем сам нуждается; даже без всякой взаимной услуги каждый может требовать необходимого от кого ему угодно» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 4). «Они не имеют ни жен, ни рабов, полагая, что женщины ведут лишь к несправедливостям, а рабы дают повод к недоразумениям… Живя сами по себе, они служат друг другу. Для заведования доходами и плодами земли они с помощью голосования избирают наиболее достойных лиц из священнического сословия; последние должны заботиться о доставлении хлеба и прочих съестных припасов. Они живут все одинаково…» (Флавий, Иуд. древн., XVIII, 1, 5).

Некоторые виды занятий были запрещены для ессеев. Прежде всего это касалось изготовления оружия и всего того, что могло служить для ведения войны и убийства людей. Ессеи не занимались и никакими видами торговли, ибо любая торговля, с их точки зрения, могла пробудить корыстолюбие (Philo. Quod Omnis Probus Liber XII. 75).

Все античные авторы обращали внимание на общность имущества у ессеев. «Они презирают богатство, и достойна удивления у них общность имущества, ибо среди них нет ни одного, который был бы богаче другого. По существующему у них правилу, всякий присоединяющийся к ним должен уступить свое состояние общине; а потому у них нигде нельзя видеть ни крайней нужды, ни блестящего богатства – все как братья владеют одним общим состоянием, образующимся от соединения в одно целое отдельных имуществ каждого из них» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 3).

Флавий отмечал воздержанность и дисциплинированность ессеев буквально во всем, они «едят и пьют только до утоления голода или жажды. Все действия совершаются ими не иначе, как по указаниям лиц, стоящих во главе их; только в двух случаях они пользуются полной свободой: в оказании помощи и в делах милосердия. Каждому предоставляется право помогать людям, заслуживающим помощи, во всех их нуждах, а также раздавать хлеб неимущим. Но родственникам ничто не может быть подарено без разрешения руководителей общины». Флавий особо подчеркивал верность и миролюбие ессеев, а также их отказ от использования любых клятв (к тому же призывал и Христос), кроме той, что они дают при вступлении в свою общину. Правда, присоединиться к ессеям было очень нелегко. Желавший войти в общину должен был в течение года вести тот же образ жизни, что и остальные ее члены. Если он выдерживал это испытание, то его уже допускали к очищающему водоосвящению, но еще не к общей трапезе. И только через дополнительных два года испытаний кандидат в ессеи, вступая в общину, давал «клятву в том, что он будет почитать Бога, исполнять свои обязанности по отношению к людям, никому… не причинит зла, будет ненавидеть несправедливых и защищать правых». Каждый новый ессей клялся хранить верность «правительству, так как всякая власть исходит от Бога». Позднее эта идея целиком и полностью перешла в христианство. Дальше кандидат в ессеи должен был поклясться, «что если сам будет пользоваться властью, то никогда не будет превышать ее, не будет стремиться затмевать своих подчиненных ни одеждой, ни блеском украшений». Это обязательство говорило о том, что ессеи, несмотря на аскетический образ жизни, далеко не всегда отстранялись от окружающего мира и в принципе не исключали для себя возможности занимать административные или правительственные должности. Каждый присоединявшийся к ессеям обязывался «говорить всегда правду, разоблачать лжецов, содержать в чистоте руки от воровства и совесть от нечестной наживы, ничего не скрывать от членов общины» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 6–7).

Говоря об отношении ессеев к браку, Флавий отмечал, что «ессеи избегают чувственных наслаждений как греха и почитают величайшей добродетелью умеренность и поборение страстей. Супружество они презирают… Этим, впрочем, они отнюдь не хотят положить конец браку и продолжению рода человеческого, а желают только оградить себя от распутства женщин, полагая, что ни одна из них не сохраняет верность одному только мужу своему… Существует еще другая ветвь ессеев, которые в своем образе жизни, нравах и обычаях совершенно сходны с остальными, но отличаются своими взглядами на брак. Они полагают, что те, которые не вступают в супружество, упускают важную часть человеческого назначения – насаждение потомства; да и все человечество вымерло бы в самое короткое время, если бы все поступали так. Они же испытывают своих невест в течение трех лет, и, если после трехкратного очищения убеждаются в их плодовитости, они женятся на них. В период беременности своих жен они воздерживаются от супружеских отношений, чтобы доказать, что они женились не из похотливости, а только с целью достижения потомства» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 2, 13).

Флавий писал о необычайном долголетии ессеев: «Они живут очень долго. Многие переживают столетний возраст. Причина, как мне кажется, заключается в простоте их образа жизни и в порядке, который они во всем соблюдают. Удары судьбы не производят на них никакого действия, так как они всякие мучения побеждают силой духа, а смерть, если только она сопровождается славою, они предпочитают бессмертию» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 10).

Несмотря на свою обособленность от общества и власти и неучастие в политической жизни Иудеи, ессеи не остались равнодушными к судьбе своего народа. В годы Великого восстания против Рима (66–73 гг.) многие ессеи присоединились к фарисеям и зелотам, оборонявшим Иудею от армии Веспасиана. Хотя Флавий, по понятным соображениям, старался изобразить римлян в как можно лучшем свете, он не мог скрыть своего восхищения перед мужеством и силой духа ессеев, попавших в плен к врагу. «Война с римлянами, – вспоминал он, – представила их образ мыслей в надлежащем свете. Их завинчивали и растягивали. Члены у них были спалены и раздроблены; над ними пробовали все орудия пытки, чтобы заставить их хулить законодателя (Моисея. – И.Л.) или отведать запретную пищу, но их ничем нельзя было склонить ни к тому ни к другому. Они стойко выдерживали мучения, не издавая ни одного звука и не роняя ни единой слезы. Улыбаясь под пытками, посмеиваясь над теми, которые их пытали, они весело отдавали свои души в полной уверенности, что снова их получат в будущем» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 10).

Стойкость и героизм ессеев, их бесстрашие перед лицом смерти в немалой степени объяснялись их учением, которое Флавий излагал следующим образом: «Ессеи твердо веруют, что, хотя тело тленно и материя невечна, душа же всегда остается бессмертной… но как только телесные узы спадают, душа, словно освобожденная от долгового рабства, весело уносится в вышину… Бессмертие души прежде всего само по себе составляет у ессеев весьма важное учение, а затем они считают его средством для поощрения к добродетели и предостережения от порока. Они думают, что добрые, в надежде на славную посмертную жизнь, сделаются еще лучшими; злые же будут стараться обуздать себя из страха перед тем, что если даже их грехи останутся скрытыми при жизни, то, по уходе в другой мир, они должны будут терпеть вечные муки. Этим своим учением о душе ессеи неотразимым образом привлекают к себе всех, которые только раз вкусили их мудрость» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 11). Неотъемлемой частью ессейских воззрений являлась и абсолютная вера в предопределение. Они считали, что все в нашем мире уже заранее решено, поэтому у человека нет свободы воли. Флавий подчеркивал, что «учение ессеев требует все предоставлять на волю Божию» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 3). Подобно фарисеям, многие ессеи слыли знатоками библейских книг, а некоторые из них даже прославились способностями к предсказанию будущего. Как утверждает Флавий, «встречаются между ними и такие, которые после долгого упражнения в священных книгах, разных обрядах очищения и изречениях пророков утверждают, что умеют предвещать будущее. И, действительно, редко до сих пор случалось, чтобы они ошибались в своих предсказаниях» (Флавий, Иуд. война, II, 8, 12). Из книг Флавия известно, например, о ессее Менахеме, который предсказал Ироду его восхождение на престол, а также о ессее Симоне, сумевшем правильно истолковать сон Архелая, сына Ирода, о том, сколько лет продлится его правление.