Текст книги "Закон абордажа"

– А что еще с ним делать? – притворно удивился толстяк.

– Да по всякому может быть... Он молод и смазлив...

Вновь толпа захихикала.

– Сколько ты предложишь за него? – справился аукционист.

– Триста двадцать риэлей.

Цена была высокой, чтобы сразу отбить охочих торговаться. Тем не менее, чисто из вредности, Саминтос стал набавлять по пять риэлей. Бельяно, словно бык на красную тряпку, ринулся в бой.

Юный раб был продан после недолгих торгов, и его провели к столу, где совершались сделки.

Затем настал черед женщин. И среди выставленных на торг рабынь – мулаток и квартеронок – «домашнего воспитания и отменной услужливости» взгляд Домналла выделил испуганно сжавшуюся девушку лет двадцати. "Судя по виду – арбоннка" – подумал он.

Матовая кожа ее лица светилась теплым блеском слоновой кости, густые волосы напоминали темное благородное дерево, тонко очерченные брови взлетали над лучистыми синими глазами.

Она была одета как темнокожая обитательница Бронзового берега, и складки красно-желтого платка, накинутого на плечи, оставляли открытой ее прекрасную шею. Бледность лица и дикий испуг в глазах нисколько не умаляли красоты девушки. Домналл нахмурился – перед ним наверняка была жертва пиратов, или мерзавцев-людокрадов, работавших на танисских корасаров.

Но ничего не поделаешь – тут не принято спрашивать происхождение товара: были бы бумаги впорядке. А по бумагам она наверняка урожденная рабыня откуда-нибудь из Фарраккеша или даже арбоннских владений в Дальних Землях. Что говорить – если даже хойделльцев перестали продавать с молотка лишь десять лет назад, когда король Руперт ограничил долговую кабалу семью годами.

– Вон за ту симпатичную девчонку я дам девяносто риэлей, – заявил один из покупателей.

– Такой букет прелестей нельзя купить и за вдвое большую сумму, – возразил аукционист. – Вот сидит мэтр Ноллу, который заплатит за нее, по крайней мере, двести.

И он выжидательно остановился перед богато разодетым эгерийцем с явной примесью танисской крови.

– Как раз для тебя, дон Сериххо, – подмигнул ему торгаш. – Ты богат и давно вдовеешь. За удовольствие укротить эту дикую кошку пара сотен – это не такая большая цена!

Но тот покачал головой:

– У меня дома и так обитают три красотки, которых мне через день приходится разнимать! Они уже к вечеру выцарапают ей глаза и вырвут волосы – только зря потеряю золото.

Аукционист покачал головой и отошел от купца. Девушку потащили за ним.

Он сказал пару слов топтавшейся тут же надсмотрщице – здоровенной полуседой негритянке, и та сдернула с рабыни покрывало, обнажив ее грудь. Бригитт зажмурилась, увидев нежное тело, более светлое, чем загорелое лицо несчастной. Огромные синие глаза рабыни страдальчески уставились в небо, моля Элла, чтоб это все поскорее закончилось.

Проходя мимо Бригитт, узница с такой мольбой глянула в глаза девушки, что той стало не по себе.

– Мы ее купим! – крикнула ок Л’лири.

Торгаш остановился и с сомнением поглядел на потенциальную покупательницу. Узнав же в ней адмиральскую дочь, сразу преисполнился самого нижайшего почтения. Однако в глазах его Домналл увидел страх. А вдруг и она, подобно Тонну Эггу решит безвозмездно забрать живой и дорогостоящий товар «в счет» каких-нибудь там податей? Конечно, он не особенно обеднеет. И все же...

– Мадемуазель, прошу вас, – прошептала, всхлипнув, рабыня на неплохом хойделльском. Я буду вам верно служить... я камеристка графини де Фейрак, нас с госпожой захватили неверные корсары... Я благородная дворянка хотя и бедная...

– Не обращайте внимания, госпожа, – торопливо бросил купец, – если послушать этих негодных лживых рабов – так каждый из них свободный человек, проданный незаконно. В купчей сказано что она дочь рабыни из Эль-Акаба...

(«Надо же – почти угадал» – невесело усмехнулся капитан-командор про себя).

– Отсчитай ему двести десять риэлей! – велела домопрвительница

– Но, госпожа! – возмутилась ключница. Эта девка может еще и лжива – как говорит почтенный господин...

– Я так велю! – топнула ножкой упрямица. С кем споришь? Забыла что саму еще и пяти лет нет как на волю отпустили?

– Дайте хотя бы осмотреть товар, – заканючила тетка. – Вдруг у нее какие изъяны или болячки. Меня ж хозяин со свету сживет за пустую трату денег...

– Ой, да чего там смотреть, – гаденько хихикая, изрек смазливый молодой хлыщ в лейтенантском мундире, нарисовавшийся рядом с Бригитт. – Целую ручки, сударыня.

Церемонно приподнял шляпу, приветствуя даму и старшего по званию.

Домналл нахмурился. Это был Эннио ок Стамп – сын гражданского губернатора, известный вертопрах и бездельник. Между его отцом и адмиралом давно пробежала черная кошка что не мешало ему при удобном случае оказывать Бригитт знаки внимания.

– И так видно, что девчонка просто прелесть, – сложив пальцы щепотью, чмокнул их красавчик. – Знаете, она бы подошла для выезда?

– Для чего? – лицо Бригитт вытянулось.

– О, в последнее время в арбоннских колониях возникла новая мода – запрягать в экипажи девушек-рабынь.

Улыбка на лице лейтенанта стала донельзя скабрезной.

– Это потрясающее зрелище! Отборные юные девицы, тщательно подобранные по телосложению и темпераменту. В воскресный день они целыми рядами стоят у коновязей возле церкви, а в базарные дни разъезжают по городу. У леди Эрнани, например, жены лейтенант-губернатора Кадэны, парадный выезд состоит из двух дюжин! Впрочем, если эта милая мода дойдет до нас, то моя… «конюшня» будет поскромнее. У меня их будет от силы пять-семь…

– Какие гадости вы говорите! – вспыхнула Бригитт. – Никогда у нас дома не позволят так обращаться с рабами!

– Да, я знаю – притворно вздохнул Гедао. – Ведь ваш отец по себе ведает, как тяжела участь бедолаг.

– Зато вы, лейтенант, похоже, не знаете, что такое вежливость и как надо говорить с достойной леди, – бросил Домналл. – Странно для сына герцога! Впрочем, есть способы напомнить об этом даже сыну герцога!

Он как бы невзначай провел ладонью по эфесу рапиры.

Забормотав извинения, офицерик отодвинулся в толпу.

А Бригитт, ключница и Домналл прошли вместе с подручным торговца в канцелярию рынка, где оформлялись сделки, и где покупатели, могли, не торопясь, внимательно осмотреть приглянувшегося им человека, побеседовать с ним, выяснить, что он умеет.

Схолия вторая
О СТРАНЕ АТА-АЛАН

Память людских племен мало сохранила известий о той поре. Лишь позже мудрецы исчислили по знакам на уцелевших руинах да по смутным упоминаниям о положении звезд, когда это было.

Но это было.

О том есть свидетельства надежнее смутных преданий и записей в древних хрониках.

И поныне стоят во многих уголках Старого Света от прокаленных солнцем земель Шагриба до холодных скал Северного Норгрейна сооружения из исполинских каменных глыб, подогнанных так, что в стык нельзя загнать даже лезвие танисского кинжала. Стоят руины храмов неведомых богов, и дворцы неведомых владык, стоят крепости, иные из которы даже в век бомбард и пороха могут послужить защитой. И глыбы из которых они сложены и по сию пору будет мудрено даже сдвинуть с места самому искусному строителю и каменщику…

Но больше почти ничего и не ведомо.

На камнях выбиты знаки, и даже известно, как они звучат, а кое-где ими пишут по сию пору. Но складываются они в бессмысленные слова, ибо забыт тот язык тысячи лет назад.

Остались лишь легенды у многих народов – смутные и зловещие, как восходящая над мертвыми руинами Луна.

Ведомо, что был себе на земле (вернее, в океане) Остров, на котором жил некий народ, раньше других начавший возделывать пашню и плавить металл. А заодно – раньше других додумавшийся до того, чтобы взять в руки палку и принудить себе подобного работать на себя. И звался тот остров Ата-Алан, а люди, населявшие его, соответственно, ата-аланцами.

Ведомо, что их корабли, выдолбленные из стволов исполинских деревьев, ныне уцелевших лишь в нескольких долинах Саттальских гор в Южной Эгерии, бороздили моря и по эту сторону Врат Дагона, и по ту, доходили до Счастливых островов и Бронзового берега.

И везли они туда воинов в медных доспехах, и переселенцев, дабы основывать на пустынных, заселенных лишь дикарями землях города и селения. А оттуда – золото и медь, кожи и чудодейственные снадобья, самоцветы, драгоценное дерево и слоновую кость.

Но пуще всего – рабов. И не только чтобы те трудились, не покладая рук, на господ, но и для того, чтобы те умирали на алтарях богов, даже имена которых ныне стерлись.

Но сохранила зато память человеков, какую страшную участь приняли предки живущих ныне народов, отправленные на алтари чудовищным богам-демонам Ата-Алана. Передают легенды, что не просто смерть была уготована им. Ибо боги ата-аланцев питались не кровью жертв, но их муками и душами.

А богов ата-аланцы весьма почитали. Ибо верили, что и сила их, и умения, вроде земледелия или кузнечного дела, дарованы именно этими богами – в обмен на кровь и мучения жертв.

И наивысшим богом их была Всемогущая Смерть, беспощадная и неумолимая, откупить свою жизнь у которой можно было лишь чужими жизнями.

И как говорили легенды, наступило время, когда прежних приношений богам стало не хватать, и потребовали они еще больше, а потом еще...

И все больше рабов и пленников везли корабли под пурпурными кожаными парусами – из земель темнокожих, из внутренних морей, где вырос Миср, колония и вассал Ата-Алана, из северных бухт и с берегов Серого и Янтарного морей.

Но и их переставало хватать.

Говорили и иначе, что, мол, неведомые демонобоги Ата-Алана не просто требовали больше пищи, но хотели от своих проданных чего-то уж совсем ужасного и жуткого.

А иные предания глухо и зловеще упоминают, что в попытках справиться с прогневавшимися на них небожителями, жрецы и колдуны ата-аланцев призвали Других.

Не богов и даже не демонов.

И Другие откликнулись на зов, и вступили в битву с прежними владыками живота и смерти островитян. И в битве этой погибло все…

Правда ли, ложь ли, но достоверно известно одно – Ата-Алан, Земля Благословенная, сгинула, будто и не было ее вовсе.

Вещали, что погрузилась она на дно в одну ночь, только длилась эта ночь как сто обычных ночей, ибо от пепла извержений и дыма пожаров небо было темным, как в новолуние.

Исполинские волны смыли многие береговые города, селения и целые народы, а солнце было закрыто тучами и пеплом еще многие месяцы и в очень далеких землях.

И что лишь горстка живших на той земле спаслась – те, кто не принял веры в Смерть и не отверг старых богов. Они да еще жители нескольких крепостей и городов Уаджет, до которых не докатились разрушения и беды.

Но также и говорили, что боги умершего народа не ушли, а лишь спят в надмирных безднах и в безднах водных, среди руин храмов и дворцов, ожидая дня, когда вновь восстанут в мощи своей.

Глава 6

Год 3333 от Возведения Первого Храма. 7 число месяца Мойн.

За девять лет до описываемых событий.

Изумрудное Море. Между Кадистой и Штормовым мысом.

Вонь. Жуткая вонь испражнений, блевотины и пота ударила по обонянию так, что мгновенно привела в сознание.

– Ты что делаешь, гнида?! Захлопни пасть и держи в себе! А не можешь, так на себя, урод!

Свет просачивается через потолочное окно, забранное деревянной решеткой из достаточно толстых брусьев. Продолговатое, невысокое помещение, целиком из дерева. Нет ни окон, кроме одного в потолке, ни дверей.

Как-то отстраненно отмечается, что на нем какие-то грязные, грубые, штаны и рубаха. Ноги босы. Куда делась его одежда? И вообще где он? Что происходит?

«Где я? Что я здесь делаю?» – эти вопросы пронеслись в голове Корр о-Данна.

Молодой человек находился в неком подвале среди таких же несчастных, как и он.

Вывод о своем несчастье он сделал сразу, как только почувствовал «аромат», царивший в этом помещении.

«Итак, начнем с начала. Я – штурман Арбоннской королевской компании Островов Изумрудного Моря, мне двадцать пять лет... Как я мог попасть в трюм к работорговцу? Пираты?»

Убей Элл, Данн не мог припомнить подробностей нападения.

Может война, и он попал в плен? Но никаких воспоминаний ни о какой войне тоже, как ни старался, не мог выудить из своей гудящей головы.

Возможно, он угодил на каторгу за что-то?

И тут ужас пронзил его до глубины души.

Он вспомнил все...

...Кабак, сидевшую на коленях Милен, которую вдруг грубо сдергивает кто-то, налитое кровью лицо старшего лейтенанта королевского флота, хлещущего очаровательную гризетку по щекам наотмашь, брань, которой тот облил возмущенного Корра – грубую, грязную, какую редко услышишь.

Затем белые от ужаса лица Милен и других кабацких девиц и не уступающие им в белизне лица морских волков, вскакивающих из-за стола.

И разрубленного от ключицы до печени офицера, заваливающегося на пол... Рука его сжимает так и не вытащенную абордажную саблю...

Еле слышно штурман завыл от отчаянья – законы Арбонны были довольно снисходительны к дуэлянтам, но, как и всюду, убийство безоружного или не успевшего обнажить сталь человека каралось виселицей.

Да, теперь он все вспомнил.

Судьи в лиловых мантиях, доходящий как из глубокого подземелья приговор: «По милосердию и благорассуждению… заменить по указу благочестивого государя Лионеля V от три тысячи... года… бессрочной каторгой…»

И как он потом отчаянно рванулся прочь, прямо на алебарды конвоя, рассчитывая разбить кандалами хоть чью-то голову.

Сознание он, видимо, потерял сразу, хотя били его долго и старательно, судя по боли во всем теле.

С трудом повернув адски болевшую голову к лежащему рядом с ним и так же закованному в цепи жалкому существу, Корр о-Данн безучастно спросил:

– Где мы? Куда идем?

– Мы в море, нас везут, чтобы продать на шахты в Керу, – последовал такой же безразличный ответ.

Молодой человек в отчаянии застонал. Шахты в Керу! Уж там-то его ждет неминуемая смерть.

Впереди не было никакой надежды. Ничего! Только конец!

– А ну успокоились, твари! Живо!

Резкий неприятный окрик бьет по ушам.

– Сидеть смирно, скоты поганые, твари помойные! Поняли?

Хозяина голоса определить легко – невысокий мужчина в меховой безрукавке и кожаных штанах, черные волосы коротко острижены, длинные усы заплетены в косицы и свисают на грудь. На его поясе висит короткий тесак, в руках длинный кнут.

– Лежите тихо, гнилье подзаборное! Серите, серите тут под себя – потом вы же трюм мне будете отмывать! Ясно вам, уроды?

* * *

Два дня он провел в невыразимых мучениях, лежа в темноте в собственных испражнениях, задыхаясь от зловония, исходящего от таких же несчастных, как и он сам. Но на рассвете третьего дня вдруг почувствовал, как изменился ход корабля, усилилось движение на верхней палубе, а когда уловил звук выкатываемых на орудийную палубу пушек, то понял, что на судне готовятся к бою.

Грохот пушечных выстрелов зародил в нем надежду. Может быть, все-таки его минует судьба безымянного раба, умершего от непосильного труда?

Внизу звуки боя были хорошо слышны – вот упала мачта, другая, вот рушится обшивка корабля от прямых попаданий ядер.

Вдруг весь корабль содрогнулся – это неприятельское судно столкнулось борт о борт.

По раздававшимся крикам раненых и умирающих, по звону стали Корр о-Данн понял, что на верхней палубе, прямо над ним, начался рукопашный бой.

Потом внезапно наступила тишина.

Раздался громкий топот ног – кто-то сходил в трюм. Яркий свет фонаря прорезал темноту.

* * *

Только спустя какое-то время, с большим трудом выбравшись на нетвердых ногах на палубу и привыкнув к яркому солнечному свету, узники получили возможность как следует рассмотреть своих освободителей.

Это было сборище отчаянных головорезов со всех берегов всех морей мира: черноволосые с раскосыми глазами крепыши, обитающие за Бескрайним океаном и непонятно как оказавшиеся здесь, светловолосые северяне, темнокожие мускулистые выходцы с берегов Айлана, рыжие хойделльцы, тонколицые амальфиоты...

Пестрая, чаще всего с чужого плеча одежда, косматые гривы, все вооружены до зубов – сабли, ножи, пистолеты, топоры и пики…

Но внимание Корра привлек стоявший на шканцах предводитель этой шайки.

Он был высок, его крепкая фигура источала жизненную силу.

Облаченный в черный шелк, с крючковатым шаргибским носом и горящими тьмой глазами, очень смуглый, он мог сойти за эгерийца или даже танисца. Его иссиня-черные волосы вились кольцами и ниспадали на плечи; длинный, резко очерченный нос и тонкая жесткая линия рта, в одном ухе у него поблескивала золотая серьга. Ему было не меньше тридцати лет. Рука его лежала на эфесе усыпанного самоцветами ятагана, заткнутого за кушак, но угрозы в этом жесте не было. Подбоченившись, он подошел к невольникам, среди которых был и Корр-о-Данн. Взгляд его внимательно заскользил по лицам стоявших перед ним людей.

– Кто вы? – через силу выговорил Корр.

Ответом ему был громовой хохот толпившихся вокруг атамана.

– Кто я? – черные глаза иронически блеснули. – Меня можно звать Рагир. Вы про меня не слышали, но я собираюсь стать самым знаменитым «пенителем моря» в этих водах. У меня есть нужда в храбрых и умелых людях, знакомых с морем. Кто-нибудь хочет попытать счастья? – осведомился он мягко и доброжелательно.

* * *

Глядя на волочащегося в кильватере «работорговца», на палубе которого вповалку валялись изможденные люди, Рагир вспомнил, что скоро исполнится два года, с той поры, как «Ибн-Химмар», или по здешнему «Сын Смерти» бороздил эти воды.

Способности мага и удача позволили кораблю благополучно ускользнуть от столкновения с патрульными фрегатами и галеасами.

И даже те, кто втайне роптал что капитан ушел в Шан-Гиз – так танисцы именуют Дальние Земли, ныне были довольны, распробовав, какова на вкус легкая пожива в этих краях.

И не вспоминают уже о днях, когда грабили айланские берега. Что и говорить – земля черных изобилует золотом, слоновой костью, алмазами и рабами.

Но слишком уж много собралось там ловцов удачи, так что уже не раз и не два вспыхивала резня между не поделившими добычу лихими мореходами. К тому же чертовы северные язычники начали посылать корабли для охраны своих работорговцев. Да и купцы завели моду, когда на них налетает отважный корсар, не драться честно клинок на клинок, а закинуть на палубу удальца здоровенный бочонок с горящей нефтью. В довершение всего и подданные местных черных царьков научились отливать пушки (благо бронзовые идолы у местных медников выходили получше фаранджийских святых) да делать порох – пусть и скверного качества. Но все равно – получить в борт дюжину полновесных каменных ядер тоже радости немного…

Так что никто из них не раскаивался, что решил попытать удачу в других краях.

Также как сам Ар-Рагир не раскаивается в том, что сменил участь мага на долю пирата. Он конечно не оставил своих занятий, хоть и приобрели они иное течение.

Память вдруг услужливо вернула Ар-Рагира в еще недалекое прошлое...

Отплевавшись от попавшей в рот соленой воды и чуток отдышавшись, чародей огляделся.

Признаков жизни на борту замечено не было, зато ощущался запашок тления – и маг даже догадывался, что он означает.

Преодолевая накатывавшие на него волны дурноты, затравленно осматривался по сторонам.

То, что он видел, отнюдь не поднимало ему настроения.

На палубе то тут, то там в разных позах валялись изрядно разложившиеся трупы.

Причем, судя по одежде, далеко не все они были моряками. Наверняка, прежняя команда.

Никаких видимых повреждений на телах видно не было – ни рубленых ран, ни огнестрельных. Казалось, люди умерли в одно мгновение, пораженные черной магией или ядом.

Впрочем, маг быстро пришел в себя – он повидал вещи и пострашнее, чем полдюжины подгнивших покойников. Тем более не тому, кто ощущал прикосновение демона, и чудесным образом спасся с проклятого острова, бояться каких-то там мертвецов. А вот если на корабле каким-то чудом окажется некто живой – вот это может оказаться опаснее.

Но как обшаривать корабль в темноте?

В этот момент внезапный порыв ветра расправил обвисшие паруса, наполняя их. Хлопнул кливер, заскрипели доски и сочленения «морского коня»...

Ар-Рагиру показалось, что с острова донесся чей-то крик, потом еще один – возможно пробудились другие приговоренные.

С трудом поднявшись на ноги, он и глянул на черную Скалу.

Люди поднимались, как-то вяло, расслаблено… Кто-то неуверенно поднимал, сжимая двумя руками, булыжник, кто-то вооружился старой костью…

Фаргид отвернулся.

Но усиливающийся с каждым мгновением ветер все дальше относил корабль от черной Скалы. Днище скребнуло по рифам, заставив его сердце сжаться, но корабль благополучно миновал пояс подводных камней, и вот уже остров уходит за корму, сливаясь с ночным мраком. Лишь под Луной сверкал закипающий прибой на клыках рифов – сезон ветров вступал в свои права.

И тогда Ар-Рагир вдруг понял по-настоящему, что спасен. Спасен!!!

Он направился на корму, зажав пальцами нос, чтоб не стошнило от трупного смрада, и, добравшись до надстройки, толкнул дверь. Пройдя темным коридорчиком, обнаружил каюту, судя по размеру и широким иллюминаторам, принадлежавшую капитану. Слава Всевышнему, прежнего жильца здесь не было – ни живого, ни мертвого.

И ощущая необыкновенное спокойствие и умиротворение, Фаргид устроился на капитанском ложе, пахнувшем каморой и мускусом, и уснул – оставив все на потом. Тем более сил уже ни на что не было, даже на то, чтобы утолить голод.

* * *

...Корабль уносил его прочь от Одинокой Скалы, и он был единственным живым на судне.

Ар-Рагир привык к одиночеству – в конце концов, таков удел каждого истинного мага. Но лишь на этом мертвом корабле покойников, полном мертвых тел, плывущем в неизведанную даль по воле равнодушных волн, он понял, насколько оно может быть ужасно.

Сидеть сейчас, сложа руки, было, по меньшей мере, неуместно. Надлежало для начала избавиться от умерших – мерзкая, но необходимая работа.

При помощи багра десяток разлагающихся трупов были отправлены за борт. При этом с некоторым облегчением он обнаружил, что, по крайней мере, двое отправились в мир иной от самой обычной доброй стали – в груди одного торчала сломанная стрела, другой умер, зажимая ладонью черную рану в боку. Дальше Фаргид, выкинув следом за мертвецами и багор, вооружился ведром и смыл с палубы кровь. Насколько мог, предоставив остальное морю и дождям.

Покончив с уборкой, Ар-Рагир ощутил зверский голод.

Отправившись на корму, он спустился в трюм, рассчитывая найти камбуз и чем-нибудь подкрепиться – даже столь гнусная работа не смогла надолго отбить аппетит.

Но, спустившись в полумрак твиндека, он замер от ужаса, и даже едва не заорал.

У борта стоял иссохший труп нагой женщины, чьи черные волосы, спускавшиеся на сморщенную грудь, болтались в такт качке.

И лишь разглядев, что несчастная просто пришпилена к доскам глубоко ушедшим в дерево дротиком-джеридом, маг слегка успокоился.

У ног покойницы лежало аккуратно сложенное роскошное платье серебристого шелка и пояс с изукрашенным самоцветами изящным кинжалом.

Возле самой двери камбуза Ар-Рагир поднял тяжелую серебряную брошь – солнце с изломанными лучами числом одиннадцать.

Он был неприятно удивлен – это был знак гильдии магов Джебель-Тарика, за которыми тянулся шлейф весьма дурной славы.

Интересно, принадлежал ли знак убитой – хотя в гильдии женщин было весьма мало (но были); или кому-то из нападавших? Но если он был потерян в горячке боя, то почему его не подобрали? С другой стороны, не менее интересно, почему убийцы не сняли с жертвы дорогие браслеты тонкой работой с опалами и ониксами?

Что вообще произошло на борту этого корабля?

* * *

Камбуз порадовал его изысканным ароматом протухшего супа из котла.

Надо сказать, он первый раз был на корабельной кухне, и некоторое время соображал, что делать.

Тесное и низкое зловонное помещение, посредине которого стояла кирпичная плита, обложенный черепицей пол, а вокруг теснились грубо сколоченные кухонные столы, колоды для разделки солонины, какие-то бочки и баки, котлы, полки с горшками, поленницы дров, корзины со щепками для растопки, мешки...

Тем не менее, кое-как пробираясь в этом аду, он обнаружил початый мешок риса и короб с мелким изюмом, а также полупустой бочонок с водой, видимо предназначенной для вымачивания солонины. По крайней мере, смерть от голода ему в ближайшее время не грозила.

Следующие полчаса Ар-Рагир потратил на слегка подзабытую кухонную работу.

Вдоволь напившись, он сперва вычерпал вонючее варево ковшом, который опорожнял в иллюминатор, далее, бочком продвигаясь мимо мумии, кряхтя, выволок смердящий котел и отправил за борт.

Затем, растопил плиту заготовленными еще прежним хозяином корабля дровами и сварил кашу в самом чистом из обнаруженных тут медных горшков, ухитрившись не обжечься. Ел осторожно, как и полагалось после даже не очень долгого поста.

Все это время корабль то поворачивало поперек волны, то шатало из стороны в сторону – так что, покончив с едой, Ар-Рагир выбрался на палубу.

На то, чтобы закрепить реи и поднять ветрило, у него ушло больше часа.

Следом он закрепил руль на блоках и вбил фиксирующие шкворни в гнезда – именно так, насколько он помнил, делали моряки во время трех его путешествий по водной стихии.

После нескольких часов сражения с кораблем Фаргид обессилено повалился в пустующей капитанской каюте. Утомленное тело требовало отдыха. Маг почти моментально провалился в глубокий сон.

* * *

Проспав часа четыре, чародей проснулся и решил для начала как следует осмотреть корабль. Начал он с капитанской каюты.

Сперва он изучил книги, почему-то разбросанные по каюте.

Книги эти являли собой странную смесь всего и вся. «О человеческих жертвоприношениях в сагунской державе», «Аль-Аргоналисское торговое законоуложение 803 года Истинного Пророка» на танисском; «Обычаи портов и гаваней Срединного моря и шаргибских земель», и «Золотые деяния славных государей» древнего амальфийского сочинителя Кариска Пирсия, издания далекой Арбонны. Причем, слово «государей» оказалось жирно перечеркнуто свинцовым морским карандашом, и сверху четким безупречным почерком было написано – «козлов».

Надо сказать, эту книгу Ар-Рагир когда-то читал, само собой, в переводе на танисский, и почему-то столь непочтительное высказывание по адресу древних императоров его зацепило. Не оттого ль, что ругательство написано было на амальфийском, что, впрочем, не значило ничего – амальфийцы хотя и редко, но плавали в эти воды, да и вероотступников хватало во все времена. Как он помнил, один из мертвецов был одет именно как амальфиец – чулки и короткие штаны с буфами, на взгляд чародея приличествующие мужеложцу, складчатая короткая туника и маленькая круглая шапочка, вышитая бисером.

Правда, нашлась еще пара книг – причем не печатных, а манускриптов, на непонятном ему языке, хотя и написанных эолийскими буквами. Единственное, что он понял по гравюрам, изображавшим расчлененные трупы, призраки, и схемы многолучевых сложных звезд, что сочинения имели отношение к магии, причем к той ее части, что ференджийские еретики именуют черной.

Одежда в капитанском рундуке была вполне обычной для этих мест – и, кстати, впору Ар-Рагиру.

Еще в рундуке имелся отменный ятаган белого струйчатого булата, с украшенной альмандинами серебряной рукоятью – оружие скорее церемониальное а не боевое. Его Ар-Рагир сунул за кушак – не столько для защиты от реальной опасности, сколько просто для уверенности в себе, какую оружие придает любому мужчине.

При этом сундук был не заперт и, судя по беспорядку, в нем явно кто-то рылся. Также Фаргид обнаружил, что изящное бюро эгерийской работы, стоявшее в каюте, было грубо и безжалостно взломано. Но несколько серебряных чарок, письменные принадлежности, стопа дорогой шелковой бумаги остались нетронутыми.

Решив на время оставить каюту, чародей выбрался наружу.

Заглянув в трюмы, он обнаружил, что дармун шел пустой, без груза, но с двойным балластом из свинцовых отливок.

Так обычно делали, когда шли в дальнее плавание, чтобы, угодив в шторм, пустое судно не перевернулось. Непонимание мага усилилось: что же это за корабль? Послы? Пираты?

Но при чем тут магия? Он даже попытался проверить судно по-своему, но ничего не почуял – на море обычному чародею трудно что-то сделать, тут нужен особый водный маг.

Зато нашел кое-что, подтвердившее, что корабль этот побывал в бою. В мачте торчал тяжелый болт, выпущенный явно из станкового арбалета, а полубак был иссечен оспинами – туда угодил картечный залп. Обе абордажные модфы на носу изнутри были покрыты нагаром, а у шпигатов Фаргид обнаружил обугленную тряпку – остаток пыжа.

Ар-Рагир прошел на корму, где обнаружил нечто его порадовавшее – плавучий якорь из крепких досок, обшитый двойной парусиной, закрепленный на бухте превосходного каната.

Это было как раз то, что нужно магу в его положении – он тут же сбросил его в воду, и суденышко ровно стало на курс.

Магнитный компас на мостике оказался вдребезги разбит – все тем же арбалетным болтом.

Горестно цокнув языком, маг пустился на поиски провизионной кладовой.

Нашел он ее быстро – по запаху. Бочки с солониной издавали натуральный трупный смрад, а некоторые уже вздулись, испуская зеленоватую пену – видать, корабль был в плавании довольно долго, прежде чем лишился команды.

Но тут уж ничего поделать было нельзя – выволочь в одиночку двухсотфунтовые бочонки из трюма было бы под силу разве что древнему эолийскому герою Хилкару, разрывавшему голыми руками пасть драконам и базилискам.

Правда, в целости были глиняные кувшины с крепким финиковыми вином и амфоры с сухарями, а также высокие бочата из полых стволов гигантского бамбука без малого в локоть толщиной – какие делают в черных королевствах Конгбо для воды. Добавить сюда целый штабель мешков с зерном. Вот этим и придется питаться.

В матросских кубриках его встретил дух застарелой кислятины и вдевшаяся в доски вонь немытого тела. На полу был разбросан нехитрый скарб команды – опять, будто кто-то что-то искал, причем иногда одежда была распорота по швам.

Тут же, среди барахла в беспорядке валялись абордажные сабли, несколько арбалетов и пара короткоствольных пищалей-серпент.

Но в оружейной, из замка на двери которой нагло торчал ключ, не нашлось почему-то ни пороха, ни болтов – зато было несколько охапок стрел для луков, каковых Фаргид не обнаружил как ни старался. Еще была картечь и пули.

* * *

Закончив с трюмами, он вновь решил проверить каюты «кормовых гостей». И тут увиденное тоже поставило его в тупик. Одна каюта была вообще заколочена досками, а когда он сорвал их абордажным топориком, то не обнаружил в пыльном деревянном ящике с мутным грязным иллюминатором ровно ничего. Ничего, кроме аккуратно уложенного в выдолбленный из черного дерева гроб человеческого скелета. Скелет был уже старый и пожелтевший, а на лбу черепа были вырезаны иероглифы древнего Уаджета – их, говорят, умеют читать лишь в нескольких тайных сектах, что еще поклоняются истинным древним богам этой страны, уже скоро десять веков как находящейся под властью правой веры.