Текст книги "Доктор Ахтин. Патология"

13

Очнулся в больнице. Закрытая черепно-мозговая травма. Сотрясение головного мозга и рваная рана на левой руке. И я еще легко отделался. Семен, вывернув мою руку из наручника, освободился и в пьяном состоянии выскочил на улицу. Его насмерть сбил автомобиль. Лева попал в психбольницу и больше я о нем ничего не слышал.

Медицинское образование дало мне не только специфичные знания, но и понимание того, что любое воздействие на человеческий организм бесследно не проходит. Не знаю, как сказалась черепно-мозговая травма на мне, но именно в отделении нейротравмы Богиня пришла и сказала, что больше не оставит меня. Во всяком случае, она попытается всегда быть рядом.

Долгие годы я шел, ведомый ею, уверенный в том, что это единственный правильный путь. Совершал определенные ритуалы, ни на секунду не сомневаясь, что Она их одобряет. Считал себя равным Богу, причем порой полагал, что я и есть Бог. К счастью, быстро понял, что это не так. Пытался выжить, когда надо было умирать. И умирал, когда можно было выжить. Созерцал жизнь человеческого стада, выискивая среди теней тех, кто хотел и мог идти своим путем. Помогал им, как мог, и убивал тех особей, что заслуживали быстрой смерти. И тогда, и сейчас, я способен на многое. И знаю это.

Важное событие в моей жизни – встреча с Марией. Сначала я просто использовал её, но в какой-то момент она стала для меня больше, чем источник информации и умный собеседник. Мне трудно найти в прошлом то мгновение, когда я увидел в неё женщину, когда в сознании созрело чувство. Да, созревание затянулось, если не сказать, зависло в том неясном состоянии, когда кажется, что всё – мираж. Или странный сон, после которого остается приятное томление.

Всё разрушилось, когда я шагнул в бездну.

Рассыпалось в прах.

Ветер унес остатки чувств и странных ощущений.

Звонкая пустота Храма и глаза Распятого на кресте – вот те события, которые перевернули всё в моей жизни. Я вдруг обнаружил себя на развалинах, – в прямом и переносном смысле. То, что я делал и чем жил, как заштрихованный рисунок: сквозь серое марево видны вехи на моем пути, но сам путь размыт и неясен, словно его и не было. Словно я никуда и не выходил из зимнего леса, оставшись там навсегда. И только в сознании остались те события, которые составляли основу всей жизни. Я знаю, – если ничего не делать, то они развеются, как дым, оставив после себя горечь и печаль. Я уверен, что если забыть, то никогда не смогу найти себя ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.

И я твердо определил свои дальнейшие действия.

Думая об этом постоянно в течение почти целого года, составил план.

И первым пунктом в нем стоит захоронение тела, которое хранилось в формалине.

Что я сейчас и делаю.

Опершись на лопату, я встаю с земли и принимаюсь за работу. Поднять лопату с землей и бросить в яму, где лежит завернутое в простыню тело. Резкий запах формалина нарушает идиллию, – даже ветер не может унести запах в сторону, но с каждой лопатой земли запах постепенно уходит. Земля рассыпается, постепенно скрывая бесформенный куль с телом. Исчезает огромный пласт моей жизни, и я не знаю, – во всяком случае, пока, – хорошо это или плохо.

Уходит в прошлое моя прежняя жизнь.

И не знаю, радоваться мне или печалиться.

Я совершаю простые движения. Поднять лопату с землей и бросить в могилу. Эти движения хороши уже только тем, что отвлекают меня от странных мыслей. Мне на секунду подумалось о том, что я только что сам у себя собрал анамнез жизни и заболевания. Воспоминания, пусть даже не озвученные, а всего лишь осмысленные, это первый шаг к диагностике, когда врач беседует с пациентом и пытается найти причину болезни.

Если патология присутствует.

Если излечение возможно.

Я улыбаюсь.

Поставить самому себе диагноз. В этом что-то есть. Это как Бог, играющий на гитаре и что-то напевающий, – в какой-то момент он понимает, что звуки, извлекаемые им из струн ужасны, а слова песни безумны. Он может остановиться и перестать пугать своим пением окружающий мир, но – он полагает, что всё не так страшно, что он обучаем и талантлив, что у него всё получится, только надо постараться. Еще немного, и он станет известным бардом, песни которого разойдутся миллионными тиражами.

И Создатель старается.

Звуки гитары разрывают сознание. Слова песни заставляют сжать зубы, словно я слышу своё безумие. Словно эти же слова рвутся наружу, и я начинаю подпевать тому, кто несет Абсолютное Зло всем – и людям, и теням.

Плотно утоптав землю, чтобы не было холмика, я выкладываю дерн, скрывая могилу. Вполне возможно, что травяной покров не приживется и на этом месте трава высохнет, обозначив место захоронения, но – почему то мне кажется, что даже если это и случится, никто и никогда не найдет тело Богини.

Снова сев на траву, я думаю о посещении Храма. Я нашел его трижды, – сначала в своем сознании вместе с Богиней, потом в реальности и внутри обнаружил самого себя из далекого детства, и затем вместе с Таричетаем.

По сути, если смотреть правде в глаза, в первый раз сработал мой провидческий дар. Я мысленно предвосхитил те события, которые произойдут со мной. Можно, конечно, снова сказать, что Богиня отвела меня за руку, но почему-то я уже не хочу даже думать об этом.

Как показывает опыт и визит в бездну, мне больше нравится вести, а не быть ведомым. Нет, я никого не собираюсь вести за руку на свет далеких фонарей, но и сам не хочу держать кого-либо за руку и ждать молчаливого одобрения любых моих поступков.

Словно внезапно и необратимо закончилось детство.

Смешно, – дожить до таких лет, и только теперь убить в себе маленького мальчика, терпеливо ждущего в Храме.

И еще.

Почему-то мне кажется, что я вернусь в Храм еще один раз. И опасаюсь, что Тростниковые Поля так никогда и не дождутся меня.

И это знание заставляет меня тоскливо и обреченно смотреть на розовеющий горизонт.

Глава вторая
Симптомы

1

Капитан Ильюшенков задумчиво созерцал потолок. Рабочий день только начался, а он уже ничего не хочет делать. Застой и стагнация. Вот слова, которые определяют последние полгода его жизни. Ничего не происходит, и это сначала раздражало его, потом бесило, а теперь он успокоился и погрузился в заторможенное состояние. По инерции продолжал вести следствие по тем делам, которые у него были, не проявлял никакой инициативы, при любой возможности пытался исчезнуть с работы. Дома всё свободное время или спал, или тупо смотрел телевизор, практически не замечая жену и дочь.

Вот и сейчас. У него есть занятие, – надо передавать в суд дело об убийстве. Две сестры-двойняшки убили пожилую мать, чтобы завладеть трехкомнатной квартирой. Бессмысленное убийство, совершенное двумя тупоголовыми малолетками. Хотя, нет – им уже почти по восемнадцать лет. Наличие неопровержимых доказательств, собранных на месте преступления, и признание убийц позволяет ему передать дело в суд. Надо лишь всё красиво оформить, но уже почти неделю он тянет с этим.

Резко выдохнув, Владимир Владимирович посмотрел на портрет тезки, висящий на стене, затем перевел взгляд на небольшой бронзовый бюст тезки, и подумал, что надо собраться и сделать то, что он должен сделать. И в этом ему поможет утренняя сводка правонарушений за прошедшие сутки. Обычно он каждый день внимательно просматривал её, но последние месяца три делал это далеко не каждый день. Сколько можно изо дня в день узнавать, что город населен тупыми ублюдками и отмороженными придурками.

Быдло, которое считает, что имеет право и забывает о наличии обязанностей.

Придвинув к себе лист бумаги, капитан стал читать.

Ночью на пустой дороге столкнулись две иномарки. Пьяные водители стали выяснять, кто из них виноват. У одного были только кулаки, у другого – оружие. В результате у первого выбитые зубы, у второго – ранение в живот из травматического пистолета.

Два парня, находящиеся под действием винных паров, изнасиловали несовершеннолетнюю девушку. К несчастью для них, она оказалась дальней родственницей прокурора одного из районов города.

Трое экстремалов прыгали с автомобильного моста, прикрепив к ногам специальную резину, называемую «тарзанкой». Из-за неправильной фиксации «тарзанки» один из молодых людей сорвался и упал на камни оврага. Травмы, несовместимые с жизнью.

Вроде благополучная семья – папа, мама, маленькая дочь. Женщина сошла с ума и забила мужа насмерть молотком. В результате папа в морге, мама – в психиатрической больнице, дочь – в детской больнице.

Пятеро бомжей убили одного из своих собутыльников, объяснив это тем, что тот «крысятничал». Труп закопали, но один из них раскаялся, рассказал всё участковому и показал место захоронения.

Пьяный отец уснул в кровати с зажженной сигаретой. В результате сгорела семья из четырех человек, и около тридцати человек потеряли в огне всё свое имущество и крышу над головой.

Одинокая молодая женщина убила своего новорожденного ребенка и, пытаясь скрыть преступление, бросила труп в канализационный колодец.

Капитан Ильюшенков вздохнул и отодвинул сводку в сторону. Вроде, всё как обычно, но что-то мешало ему сразу забыть то, что он только что узнал. В полученной информации было что-то важное и нужное. Задумчиво посмотрев в открытое окно, капитан прислушался к своим неясным ощущениям, и снова придвинул к себе сводку. Снова внимательно просмотрел информацию.

Вот. Именно это его насторожило.

Адрес, где проживала внешне благополучная семья.

Дом и квартира, которая когда-то принадлежала доктору Ахтину.

Почувствовав вполне объяснимое беспокойство, капитан открыл сейф и достал толстую папку, на которой черным фломастером было написано «Парашистай». Открыл её и быстро нашел нужную информацию.

Точно, – именно это адрес.

Вскочив со стула, Владимир Владимирович неожиданно для себя засмеялся и быстрыми шагами стал ходить от окна к столу и обратно. Вроде ничего особенного не произошло, – всего лишь бытовое убийство, – но капитан вдруг почувствовал странное предчувствие, что пора выходить из спячки. С того момента, как он в последний раз видел Парашистая, прошло почти два года, и не было никаких причин считать Ахтина живым. Предчувствие, посетившее следователя, заставило его ощутить такой знакомый, и такой пьянящий охотничий азарт, что Ильюшенков уже не мог просто сидеть и думать.

Для начала надо сделать так, чтобы следствие по этому убийству отдали ему. Да, вроде всё понятно, – у жены «сорвало» крышу и она убила мужа молотком. И причина не важна, – ревность или просто он ей надоел, защищала она дочь от мужа или себя от него, – главное, совсем в другом.

Ильюшенков неожиданно для себя решил, что всё не так просто, как кажется. И даже больше – он неожиданно для себя сразу понял, что Парашистай вернулся. Хотя, вроде бы никаких особых причин так считать не было, но неясное предчувствие заставляло его напряженно сжимать зубы. Интуиция, наработанная годами работы в следствии, говорила ему, что он нашел край нити, за который надо тянуть.

Тянуть быстро, если он хочет распутать клубок.

Если он хочет взять Парашистая.

Раздавшийся телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Протянув руку к телефонной трубке, он взял её и сказал:

– Капитан Ильюшенков.

Выслушав собеседника, он сказал с торжествующей улыбкой:

– Да, конечно. Я всё понял.

Капитан положил трубку на место.

Всё складывалось прекрасно. Предчувствие его не обмануло. Полковник Никифоров только что отдал ему это дело, сказав, что помнит, чья эта жилплощадь, кто жил в этой квартире и что там произошло несколько лет назад.

2

Выйдя из служебного автомобиля, капитан задумчиво посмотрел на двор. Зияющие пустотой окна окружающих домов, кусты акации и боярышника, несколько тополей, пух от которых лежал по краю бордюров грязными кучками, деревянная скамья перед подъездом, где сидит участковый. Обманчиво тихо, словно ночью здесь не было убийства. Никого нет, но капитан знал, что десятки глаз с любопытством смотрят на них в окна своих квартир.

Пожав руку участковому, Ильюшенков пошел на место преступления. Приподнятое настроение заставляло его еле заметно улыбаться, словно он был уверен в том, что козырной туз у него в кармане. Поздоровавшись с оперативниками, он, даже не обратив внимания на место преступления, сразу прошел в дальнюю комнату и остановился у пролома в стене.

Остро пахло формалином.

– Артем, что тут? – спросил он.

Эксперт-криминалист, помогая себе мощным фонарем, смотрел внутрь.

– Здравствуйте, Владимир Владимирович, – вместо ответа, поздоровался Артем.

– Привет, – буркнул Ильюшенков, – ну, не томи, что там.

– Обычная ванна, которая наполовину заполнена жидкостью, скорее всего, формалином, и в которой, скорее всего, находилось человеческое тело. Я ждал вас, чтобы забраться внутрь, всё это уточнить и зафиксировать.

– Давай, я тебе посвечу, – предложил свою помощь капитан.

Заполучив фонарь, Ильюшенков дождался, когда Артем влез в пролом, и сразу направил свет внутрь, с любопытством оглядывая стены и пустые полки.

– Владимир Владимирович, сюда светите, – требовательно сказал Артем.

– Да, конечно.

Капитан за короткое время увидел достаточно – в помещении три метра на полтора, кроме ванны и двух пустых полок, ничего не было. Глупо было бы думать, что Парашистай даст им шанс, но даже лучшие из лучших, бывает, прокалываются. Ильюшенков смотрел, как Артем берет пробы жидкости из ванны.

– Что думаешь найти? – спросил он.

– Надеюсь обнаружить клетки кожи, по которым можно предположить, кто здесь находился. Потом постараюсь поискать пальчики. И, наверное, больше ничего я здесь найти не смогу.

Артем отвлекся, повернув голову на стену, по которой скользнул луч света от фонаря.

– Ну-ка, Владимир Владимирович, посветите сюда. Видите, кирпичная кладка отличается на этом участке, – он провел рукой по стене, на которую Ильюшенков направил фонарь.

– И что это значит?

– С этой стороны должна быть другая квартира, и из неё тоже кто-то проникал сюда.

– Любопытно.

Капитан задумчиво смотрел на красный кирпич и думал. Склеп, в который заходили с двух сторон, и который никто не мог найти. Хотя, казалось бы, чего уж проще – простукай стены и найдешь пустоту. Почему же никто из них не додумался? И в первую очередь, Вилентьев должен был это сделать, но – похоже, даже и не пытался. Да и он тоже – лазил по подвалам вместо того, чтобы попытаться искать в квартире.

– Артем, я позову кого-нибудь, чтобы посветил тебе, а сам пойду другие дела делать, – сказал капитан, и, не дожидаясь ответа эксперта, позвал оперативника.

Заметив следователя из районного УВД, он подошел к нему и спросил:

– Вы приехали сюда первый?

– Да. Старший лейтенант Яковлев.

– Расскажи мне, что тут было.

– Значит, товарищ капитан, начать надо с того, что сначала звонок был странный. Сегодня рано утром по телефону мужской голос сообщил, что в этой квартире совершено убийство. Дежурный, конечно, спросил, кто звонит, но этот аноним хмыкнул и сказал, что когда приедут, сразу увидят. Мы бы могли решить, что кто-то шутит, и не поехать, но предполагаемое место преступления рядом с нами, на расстоянии двух домов отсюда.

– Когда мы зашли в подъезд, то сразу увидели, что дверь в квартиру приоткрыта. Зашли мы внутрь, и почти сразу в комнате нашли труп мужчины. Рядом лежала женщина, сжимая молоток в руке. Она явно была в бессознательном состоянии. Ну, вызвали скорую, и потом нашли девочку в спальне, – старший лейтенант показал рукой на дальнюю комнату, – она спокойно спала. И вот что интересно, – она продолжала спать, когда приехали врачи, и когда прибыли криминалисты, и когда её увозили.

– Пролом в стене видели? – спросил капитан, словно его не заинтересовала информация о ребенке.

– Да. Заглянули внутрь. Пусто.

– Знаете, чья это квартира?

Старший лейтенант с недоумением посмотрел на собеседника.

– Ну, этот, как его, Онорин, кажется. Ну, этот мужик, которого жена насмерть забила.

– Опросили соседей? Кто-нибудь слышал шум ночью?

– Ночью была гроза. Громыхало так, что никто ничего, кроме грома, не слышал.

– Кто живет в соседней квартире? – капитан показал рукой направление.

– Не знаю. Надо у участкового спросить, он всё тут знает.

Ильюшенков кивнул и вышел из квартиры.

Участковый по-прежнему сидел на лавке. Полный усатый мужчина в форме создавал ощущение добродушия и участия, но Ильюшенков знал, что капитан Артемьев мог быть жестким и бескомпромиссным. Он познакомился с ним год назад, когда исследовал местные подвалы в поисках предполагаемого склепа Парашистая.

– Ждешь? – улыбнулся капитан.

– Да. Знаю, что будут вопросы.

– Следак этот, старлей, ничего путного сказать не может, – пробормотал Ильюшенков недовольно.

– Оно и правильно, – пожал плечами Артемьев, – зачем ему это.

– Ну, ты-то помнишь, кто жил в этой квартире?

– Да. Парашистай. Я, кстати, пришел после Семенова, которого этот маньяк убил.

– Знаешь, кто живет в соседней квартире, вон в той, – Ильюшенков показал на окна.

– Да. Коростелев Андрей, инженер на заводе. Жена его, Инна, в декретном отпуске. Ну, и маленький ребенок, месяцев восемь, наверное.

– Пойдем к ним.

– Так вроде уже опрашивали их. Андрей уже на работу ушел.

– Мне надо на стену посмотреть. Похоже, что в склеп был доступ с двух сторон – и из квартиры Парашистая, и из той квартиры.

– Интересно.

Артемьев задумчиво снял фуражку, почесал небольшую лысину на макушке, встал и пошел к соседнему подъезду.

3

Тринадцать километров в час. Четыре с половиной километра позади. Пот, стекающий по лицу, и колющая боль в правом подреберье. Я изнуряю своё тело на беговой дорожке. Глядя прямо перед собой, – в окне напротив верхушки ясеней, многоэтажный дом и бездонная синь неба, – я терплю боль и думаю о том, что делаю.

Возможно, я убегаю от самого себя.

Но, скорее всего, бегу от реальности.

Я слишком легко принял то, что нашел в будущем. Да, и если подумать, то прогулка от Храма к бункеру и обратно, безумна с точки зрения разумной реальности. Если посмотреть, как обычный обыватель, то всё это невозможно и фантастично. Невозможно попасть в будущее и, как ни в чем не бывало, вернуться обратно. Игры со временем для современного мира – это неадекватная реальность, в которую верят фантасты и нездоровые на голову люди.

Разрушенный Храм в тайге и распятый на кресте Йешуа.

Что это? Реально существующее место на планете или игры моего разума?

Я входил в Храм трижды, и у меня нет никаких сомнений, что он – реален. Но с трудом можно предположить, что Йешуа провисел на кресте две тысячи лет, словно он ждал меня. Безумно думать о том, что страдания одного человека можно растянуть на такое длительное время. И не гордыня ли это, полагать, что это именно я освободил его от страдания?

Я снижаю скорость до двенадцати километров в час, и постепенно восстанавливаю дыхание. Стираю полотенцем пот с лица. Глянув на монитор тренажера, прикидываю, сколько еще осталось и продолжаю наматывать расстояние.

Я привел из будущего Таричетая. И если для меня это было путешествие из прошлого в будущее, то для него – наоборот. Трудно жить, когда знаешь будущее, и абсолютно невозможно, когда наверняка знаешь, что будущее уже произошло. Я могу найти для своего сознания различные отговорки, – типа, это всё игры больного разума, и на самом деле, ничего этого в реальности не было. Таричетай родился и провел большую часть своей жизни в бункере, и эта реальность единственное, что он может принять, как данность. Всё остальное, – бред и галлюцинации, фантастика и сказки. Я привел его в ту жизнь, которая для него перестала существовать. И уже давно. Вроде, он справился с этим, и я не замечал за ним странностей и безумных поступков. Но – я не так часто его вижу, и он способен прятать от меня своё сознание. Таричетай почти такой же, как я, за исключением того, что у него нет дара. Зато у него есть полковник Яков, – полезное виртуальное существо или созданное больным сознанием его второе «я». И то, и другое вполне подходит, и, по большому счету, так ли уж важно найти определение для того, кого я вижу и с кем могу говорить. Он нам помогает, и это главное. А существует он на самом деле или это плод нашего сознания – не имеет никакого значения.

Хотя, если Полковник Яков плод нашего совместного сознания, то стоит подумать о нашем душевном здоровье.

Перехожу на шаг. Можно расслабиться. Переставляя ноги, я иду быстрым шагом.

В последний год мне пришлось приложить усилия, чтобы изменить наружность, но внутри не произошло никаких изменений. Я стал другим, но только снаружи.

Я, по-прежнему, Парашистай, и я знаю будущее, потому что побывал там.

И узнал, кто виновен в этом. Есть ли смысл в том, что я делаю, и зачем вообще живу? Будет ли у меня шанс увидеть Его? Если нет, то смысл всего теряется. Брести в пустоту я не желаю, а идти по избранному пути без света далеких фонарей – тоскливо и грустно.

В раздевалке после душа я переодеваюсь, глядя на молодых двух парней с большими животами. Они перед тренировкой наматывают пищевую пленку на живот, помогая друг другу. Явно хотят похудеть. Мысленно усмехнувшись, я думаю о тенях. Сначала обжираются деликатесами и высококалорийной пищей, ведут праздный и малоподвижный образ жизни, а потом, вдруг опомнившись, хотят за пару десятков дней согнать многомесячные жировые отложения. Хотя, пусть лучше так, чем они будут по-прежнему лежать на диване, и питаться вкусной калорийной пищей.

В отделении тишина, в ординаторской – пусто. Заведующий отделением ушел в отпуск. Марианна Николаевна замещает его, и скорее всего, сейчас она решает какие-то важные дела или просто делает вид, что работает. Нина Альфредовна приходит на работу рано, и сразу к больным, поэтому её тоже нет за столом. Первым делом я делаю себе кофе. Вскипятить электрический чайник. Залить кипятком молотый кофе – две ложки на чашку. И затем чашку в микроволновую печь на тридцать секунд. Главное, уследить и вовремя извлечь чашку, чтобы не пришлось отмывать микроволновку.

Прихлебывая горячий ароматный напиток, я сажусь за стол. Придвинув к себе папку с вновь поступившими больными, я неторопливо проглядываю истории болезни. Конечно, понимаю, что вряд ли мне попадется тот, кого я жду, но – подсознательно я внимательно вглядываюсь в данные пациента, словно сквозь строчки хочу увидеть те мелочи и странности, которые подскажут мне.

Он уже здесь.

Я скоро увижу его.

Впрочем, это было бы слишком просто.

Один пациент с обострением язвенного колита, двое с обострением хронического панкреатита, и парень двадцати лет с предварительным диагнозом – пролапс митрального клапана. Или «косит» от армии, или действительно он болен.

– Какой замечательный запах!

Нина Альфредовна вошла в ординаторскую и втянула носом воздух.

– Сварить вам кофе?

– Нет, спасибо, Михаил Борисович, я уже пила сегодня.

Она прошла к своему столу и, усевшись на стул, спросила:

– Михаил Борисович, вы когда-нибудь отдыхали в ручных круизах, например, по Каме и Волге до Астрахани?

– Нет.

– Я вот подумала, что мы с мужем давно вместе не отдыхали. А тут мне предложили горящие путевки на теплоход по Каме и Волге. Недорого. Как вы думаете, он обрадуется, если я ему предложу такой совместный отдых?

Я медлю с ответом. Её муж, конечно же, будет абсолютно не рад, если не сказать хуже, но не в этом дело. Похоже, что Нина Альфредовна начала подозревать, что их семейный корабль дал течь, и она хочет или подтвердить свои подозрения, или убедиться в прочности брачных уз. Мне не хочется разочаровывать женщину, но и питать её иллюзии я тоже не буду.

– Думаю, что ваш муж не сильно обрадуется, потому что мне он не показался любителем такого отдыха. Наверное, у него другие интересы в жизни, и он не согласится на однообразное путешествие по реке. Да и вам, Нина Альфредовна, такое времяпрепровождение быстро надоест. Это первое.

Замолчав, я замираю сознанием. Мысль, пришедшая в голову, безумна, но – она внезапно оформилась в сознании, заставив меня застыть. Не важно, предвидение это или просто интуитивное знание, но мне кажется, что в ближайшее время произойдет какое-то печальное событие на речных просторах.

– Ну, и что второе? – нетерпеливо спрашивает Нина Альфредовна.

Вздохнув, я отвечаю:

– Ну, а второе, мне кажется, Нина Альфредовна, что вы и сами не сильно хотите отдыхать вместе с мужем.

Я пристально смотрю в глаза женщины. В принципе, я ничего не сказал, и в то же время, я вижу по её глазам, что она всё прекрасно поняла. Пусть уж лучше так, чем сначала разочарование на борту круизного теплохода, а потом и возможная гибель в трюме. Последнее предположение я ни в коем случае не стану озвучивать, чтобы у коллег не появилось ощущение, что у меня есть провидческий дар. Мне бы не хотелось кому-либо показывать, что у меня есть какие-то необычные способности.