Текст книги "Страна теней"

За столом, когда они с Верой кушали суп, Семен молчал. В последнее время их совместные приемы пищи так и проходили: Вера подавал на стол, они молча ели, и затем возвращались к своим повседневным трудам. Вначале Семена это сильно напрягало, он пытался что-то рассказывать, или спрашивать жену, но быстро понял, что его слова никто не слышит, а на вопросы никто не хочет отвечать. Впрочем, иногда Вера невозмутимо говорила, что когда кушает, говорить она не может.

В любом случае, прием пищи в тишине стал правилом, и это заставляло Семена складывать еду в рот и жевать быстро, чтобы встать из стола, и нарушить тишину любым звуком.

– Что у нас для Ыша? – спросил он, глядя на сосредоточенное лицо Веры, которая не съела еще и половины порции.

Вера показала рукой на кастрюлю, стоящую на полу.

Во дворе Ыш спокойно подошел к своей миске, негромко рыкнул, словно поблагодарив, и стал есть.

– Не за что, Ыш, – улыбнулся Семен, потрепал пса по шкуре, и посмотрел на колодец. Квадратная дырка в земле. Если он сегодня выкопает еще немного вниз, то послезавтра, когда вернется с консультативного приема, он сможет установить основу сруба на место.

Семен улыбнулся, потер ладони и пошел к раскопу. Посмотрел сверху, и понял, что пора использовать лестницу, чтобы спускаться и, главное, подниматься из колодца. Подтащил её, и, спустившись вниз, принялся за дело.

Он копал, выбрасывая землю из ямы на расстеленную мешковину, и думал. О том, что они с Верой давно не разговаривали. Так, чтобы рассказать, что тревожит, или что вызывает беспокойство. Или поделиться радостью. Они в последний год практически ни разу не говорили по душам. И вот это больше всего беспокоило Семена. Он вспомнил, как в первый год совместной жизни Вера каждый вечер с удовольствием и подробно рассказывала обо всем, что произошло за день, – на работе, в магазине, на рынке, в автобусе, на улице. Он слушал, комментировал словами или жестами, добавлял свои эмоции, – эти вечерние диалоги сближали больше, чем долгие годы жизни. Так он думал тогда.

Когда Вера закрылась в себе, и перестала делиться с ним своими переживаниями и эмоциями, он полагал, что всё это временно. Пройдет несколько недель или месяцев, и их совместная жизнь вернется на привычные рельсы. Этого не произошло, и Семен в очередной раз вспомнил то, что разделило их жизнь на «до» и «после».

Почувствовав боль в уставших мышцах, он оперся на лопату и задумчиво осмотрел яму. Внезапно возникшая мысль, что пока его колодец больше смахивает на могилу, пусть квадратную и нестандартную, еще больше загнала сознание в грусть. Семен созерцал ровные края ямы, вдыхал запах свежей земли, чувствовал тепло солнца, – за кажущимся благополучием его жизни скрывалась бездонная пропасть, заглядывать в которую у него не было никакого желания. Проще отогнать грустные мысли прочь и продолжать работать.

Может, именно для этого он и затеял копание колодца – чтобы обмануть самого себя? Создать себе занятие, которое позволит отвлечься от странно неразрешимой проблемы, которая разрушает его жизнь. Приходя домой, прятаться от самого себя в колодце.

Семен решительно воткнул лопату в землю и по лестнице выбрался наверх. Взявшись за края мешковины, потащил выкопанную землю к участку и высыпал её на участок. Так получалось быстрее и эффективнее, чем носить ведрами. Впрочем, когда колодец станет глубже, все равно придется использовать ведро.

Вернувшись к раскопу, Семен спустился вниз и сел на землю так, чтобы спрятаться от солнца. Ощущение могилы вернулось. Из любопытства он закрыл глаза и, когда стало темно, прислушался к себе.

Мрак.

Запах земли.

Ощущение ограниченного пространства.

Впрочем, не страшно. Больше любопытства, – каково это, умереть и быть похороненным?

Семен вздохнул. Он снова пытается спрятаться от проблем, зарываясь в землю.

– Да, так оно и бывает, хочешь, как лучше и быстрее, а дерьмо все равно липнет к ногам и мешает идти вперед.

Услышав знакомый голос, Семен резко открыл глаза и увидел отца. Он сидел напротив, держал в руке курительную трубку и с улыбкой смотрел на сына.

– Давно тебя не было, – сказал Семен, и сам с удивлением услышал в голосе радостные нотки, – я уж думал, что ты больше никогда не придешь.

– Я тоже так думал, но, – отец развел руки, – похоже, ты без меня не справишься. Надо же, затеял копать колодец в одиночку. Я бы на такое не решился.

– Да, ладно, – отмахнулся Семен, – ничего сложного. Трудно физически, но ты же знаешь, я никогда не боялся трудностей.

Отец усмехнулся:

– Это точно. Говорили мы тебе с мамой, – не ходи учиться на врача, будет трудно и учиться надо достаточно долго, а жить и работать после тяжело и скудно. Не поверил, всё равно пошел в медицинский институт. И потом, я же видел, что в какой-то момент ты уже проклял свой выбор, а назад повернуть – и поздно, и гордость не позволяет.

– Кстати, что ты имел в виду, когда сказал про дерьмо, которое мешает идти? – уточнил Семен, который не любил разговоры о выборе профессии.

Отец, не ответив на вопрос, показал трубкой на лопату и сказал:

– Давай, продолжай копать. Уберешь землю еще на один штык, и можно будет устанавливать сруб.

Далеко не всегда реальность становится отражением действительности. Порой человек видит совсем не то, что есть на самом деле. Семен думал о том, что рад возвращению отца, пусть даже рациональной частью сознания он понимал, что всё это – игры его сознания. Пусть так, но присутствие рядом отца давало и надежду, и успокоение, и радость, и необходимую помощь в работе.

Семен отодвинул на задний план мысли о своем душевном здоровье и, посмотрев на последнюю пациентку, спросил:

– Что беспокоит, на что жалуетесь?

Молодая девушка, двадцать пять лет, чистое лицо и густые волосы. Ясный открытый взгляд и чуть дрожащие от волнения руки. Она начинает говорить, и Семен, услышав спокойный голос и отточенные рубленые фразы, почти сразу теряет интерес.

Типичные жалобы на задержку месячных, тошноту и положительный тест на беременность. Циничные слова в оправдание того, что она хочет сделать медицинский аборт. Рассуждения о жизненных ценностях, карьерном росте и моральных установках. Равнодушно глядя на девушку, Семен уточняет:

– А ваш половой партнер что думает?

– А он-то здесь при чем?

На её лице неподдельное удивление.

– Ну, вообще-то, он тоже принимал участие в том, что у вас возникла беременность. Может, он любит вас, любит детей, хочет создать семью и вырастить вместе с вами ребенка?

Девушка морщится так, словно какое-то омерзительное насекомое проползло по коже, и говорит о том, что парень не имеет никакого отношения к тому, что она собралась избавиться от ребенка. И не важно, любит он или нет. А брак – это пережиток прошлого, и она свободная женщина. Она вовсе не собирается сковывать себя семейными узами. Мужчина нужен для секса, и если она однажды решит родить ребенка, то она вырастит его одна, потому что доверять мужикам нельзя.

С каждым сказанным словом решительность в голосе нарастает, словно она читает заученную наизусть программу. Семен краем глаза замечает, как от удивления вытягивается лицо акушерки, и прекращает словесный поток пациентки:

– Всё понятно. За ширмой раздевайтесь и ложитесь на кресло.

Заметив, что Людмила Андреевна что-то хочет сказать, он, поймав её взгляд, качает головой, давая понять, что сейчас не надо ничего говорить. Акушерка хмурится, пожимает плечами и начинает заполнять бланки анализов, еле заметно шевеля губами, словно она мысленно высказывает то, что хотела сказать.

Семен, выполнив стандартный осмотр, вернулся за стол и стал писать в карте. Девушка, быстро одевшись, спросила:

– Ну, и какой у меня срок беременности?

– А зачем вам это?

– Как зачем?

– Какая разница, какой срок, – равнодушно говорит Семен, – сдадите сейчас анализы, и через четыре дня поедете в стационар, где вам сделают аборт под внутривенным наркозом. Всё быстро и безболезненно. Неделю покоя, а потом снова можете заниматься сексом в своё удовольствие.

Он подтолкнул к девушке бланки анализов, назвал номер кабинета, где возьмут кровь и напомнил день, когда она должна прийти. Когда за пациенткой закрылась дверь, он повернулся к акушерке, которая наконец-то произнесла вслух то, что думала:

– Вот сука!

– Думаю, что это защитная реакция, – еле заметно улыбнулся Семен, – она боится нас, боится предстоящей операции, боится осложнений, боится общественного осуждения.

– Да ничего она не боится! Трахаются, как кролики, даже не задумываясь о последствиях! А потом легко идут на аборт, как-будто это сходить по-большому! Нет, в наше время такого не было!

Семен смотрел на искреннее возмущение акушерки и больше не пытался её переубедить. Она не увидела то, что пациентка старательно прятала – страх и ужас от невозможности что-то изменить. И ненависть к тому, кто обещал, что проблем не будет, и обманул.

Впрочем, может ему это показалось, и акушерка права.

В любом случае, его рабочая смена закончилась, и можно ехать домой. Спрятав личную печать врача в стол, Семен повесил белый халат в шкаф и ушел из поликлиники.

По пути к дому, он заехал на родник и набрал воды в баллоны, которые лежали в багажнике. В логу у родника было тихо и прохладно. Солнце, давно перевалив полуденную границу, пряталось за высокими стволами елей. Подставив ладони под обжигающе холодную струю воды, Семен напился и умыл лицо.

Дома, пообедав куриным супом, спросив жену, как дела, и получив стандартный ответ, потрепав Ыша по густой шкуре, он стал устанавливать первую раму сруба. По отдельности сухие бревна лиственницы были легкие, а скрепленные вместе – достаточно тяжелое и громоздкое сооружение. Семен кряхтел, сопел, но сделал всё сам. Когда получилось с первого раза, он мысленно похвалил себя за точность и хороший глазомер, и сказал Ышу, который лежал на траве и внимательно следил за действиями хозяина:

– Я же говорил, что у меня всё получится.

Ыш никак не среагировал на его слова, словно продолжал сомневаться.

– Что, всё еще думаешь, что не смогу?!

Ыш молчал, поэтому Семен сказал:

– Ладно, ладно, не веришь, и не надо. Я все равно сделаю все сам.

Установив еще два венца, он заметил, что сруб под своей тяжестью стал медленно опускаться вниз, срезая нижним краем со всех четырех сторон землю. Используя деревянный молоток, Семен стал аккуратно направлять этот процесс, стараясь, чтобы сруб шел вниз равно, без перекосов. Когда сруб опустился на два венца, он удовлетворенно отошел от колодца и довольно улыбнулся. Пока всё получается так, как надо. Теперь нужно будет извлечь из раскопа землю, которую срезал край сруба, и на сегодня можно будет закончить. Хотя, – Семен посмотрел на небо, где солнце висело еще достаточно далеко от края горизонта, – можно будет еще поработать. Спустившись по лестнице в колодец, он набрал два ведра земли. Поднял их по очереди наверх. Снова спустился, и сел на одно из перевернутых ведер рядом с отцом.

– Как, по-твоему, у меня хорошо получается? – спросил Семен.

– Ну, это только начало, – усмехнулся отец, – будешь дальше копать, и может, например, сруб перекосить. И выправить его самостоятельно не получится.

– Я буду стараться. Да и ты, если что, поможешь.

– Да, конечно. Я-то помогу.

Семен, услышав в голосе сомнение, грустно улыбнулся:

– И ты тоже не веришь, что у меня получится.

– А кто еще?

– Ыш.

Отец пожал плечами и сказал:

– Сомневаться – это правильно. Зато, когда закончишь и утрешь нам нос, ты сможешь уважать себя. Вот он я, какой молодец, никто не верил, а у меня получилось. Но, ведь как я понимаю, это не главное.

– Что?

– Колодец. Ну, выкопаешь, и будет у тебя вода. Или сруб перекосит, и придется звать профессионалов, чтобы всё исправить и доделать дело. В любом случае, рано или поздно колодец с водой будет. Это ведь не главное в данном случае.

Семен посмотрел на серьезное лицо отца, и спросил:

– А что, по-твоему, главное?

– То, что ты, прячешься от реальности. Как было тогда, когда ты ощущал себя говном, размазанным по жопе Сатаны.

– Ничего я не прячусь, – сказал Семен, – я просто копаю колодец, для того чтобы у нас всегда была вода. Если я смогу закончить начатое дело, то уже этим летом мне не надо будет постоянно возить воду с родника, мы сможем поливать огород, когда придет жара, в бане, когда моемся, можно будет не экономить воду.

Семен говорил, пытаясь опровергнуть слова отца, и мысленно понимал, что он прав. У них с Верой есть огромная проблема, которая висит дамокловым мечом над ними, и здесь в этом колодце он прячется от решения этой проблемы. Как страус, который прячет голову в песок, когда чувствует опасность.

Когда Семен замолчал, отец, словно ничего и не было, продолжил:

– А реальность такова, что если ты ничего не попытаешься изменить, то скоро всё это, – отец коротким жестом рукой, в которой была зажата трубка, показал на окружающее пространство, – окажется ненужным. Колодец – это хорошо, наличие воды – это прекрасно, но если это никому не нужно, то смысл твоей работы теряется. Подумай над этим, пока копаешь и таскаешь землю.

Довольно часто, мы не замечаем то, что видят глаза. Семен озвучил свою мысль, услышал её сам, и задумался. А ведь действительно, – это вполне реальная ситуация. Не заметить то, что само бросается в глаза. Такое случается сплошь и рядом.

Они с Димой сидели в кабинете приемного отделения, пили кофе и общались. Говорили обо всем, и ни о чем. Семен больше слушал, что вещает врач-анестезиолог, иногда высказывал своё мнение, а Дима практически не закрывал рот, рассказывая о своей новой девушке, о новом ресторане в центре города, который он посетил позавчера. Потом резко сменил тему и стал говорить о болезни матери. Он высказал своё отрицательное мнение о нетрадиционных целителях и экстрасенсах, один из которых взял у матери деньги, пообещал, что избавит от любого страдания, и ничего не смог сделать. Боли в правом подреберье сохранились, опухоль в печени не уменьшилась.

Семен его поддержал, но не во всем. Да, большая часть знахарей и экстрасенсов просто дурят людей, но есть единицы тех, кто действительно могут помочь тем людям, от которых традиционная медицина отказалась.

– Очень часто мы не принимаем в расчет психологию человека. Какое-то внешнее внушение воздействует на сознание. Оно, это воздействие, изменяет функцию гормональной и иммунных систем, заставляя организм избавляться от болезни. Мы, может быть, видим это, но не можем осознать своим мышлением, которое насквозь пропитано традиционным образованием.

– Ты что сейчас сказал? – удивленно спросил Дима.

– А что?

– Уж как-то чересчур умно, я толком ничего не понял. Скажи проще.

Вот тогда Семен и озвучил свою мысль о том, что увидеть и понять увиденное – две разные вещи.

– Ерунда, – отмахнулся Дима, – я всегда понимаю то, что вижу.

– Может быть, – кивнул Семен, – а вот я часто смотрю и далеко не сразу понимаю. Или вообще не понимаю. Или только через какое-то время. Впрочем, возможна и обратная ситуация – я вижу то, чего быть не может. И принимаю это, как реальность.

– А вот это типичная шизофрения, – констатировал Дима.

– Думаешь?

– Знаю.

– Ну и ладно, – вздохнул Семен, – пусть будет шизофрения. В любом случае, я полагаю, что можно видеть и не понимать, и наоборот, не видеть и понимать.

– Приведи пример.

Семен ненадолго задумался. Рассказывать приятелю о том, что к нему приходит умерший отец, пожалуй, не стоит. А вот последний случай с пациенткой на приеме, – вполне подойдет.

– Дней пять назад тетка была у меня на приеме в поликлинике. Возраст пятьдесят пять лет. Вес около ста килограммов. Живот висит, как бесформенный мешок. Наверное, года три наблюдается у нас с кистомой[10]10
  Кистома яичника – опухоль на яичнике, требующая оперативного лечения.


[Закрыть] левого яичника. Здоровенная такая кистома, – Семен руками изобразил окружность размером с большой футбольный мяч, – от операции категорически отказывается, в онкологический диспансер ехать отказывается. У меня полгода назад подписала отказ от лечения. Ну, я тогда подумал, что больше её не увижу – помрет от рака яичника. Отнюдь, знаешь ли. Когда она появилась, я даже не сразу её узнал. Похудела до семидесяти пяти килограммов. Кистомы в животе нет. И жалоб никаких нет.

– Прооперировали, наверное, где-нибудь?

– Никаких рубцов на животе нет. А через задний свод влагалища такую здоровенную кистому не извлечь.

– Ладно. Допустим. И что было на самом деле?

– Эта тетка нашла какую-то старушку в одной из дальних деревень. Всю осень и часть зимы у неё лечилась. Правда, она не сказала, как старушка её лечила. Сказала, только, что жила вместе с ней почти полгода. И вот результат – ничего нет.

– Не верю.

– Я сначала тоже не поверил, а потом стал думать. Может, мы чего-то не знаем? Или не понимаем? Живем, как зашоренные, в узком пространстве своего традиционного мышления. На сто процентов уверены, что человеческий организм всегда подчиняется строго определенным законам анатомии и физиологии. Если в гистологическом заключении видим диагноз «рак», то безоговорочно хороним человека, давая ему шансы на жизнь от нескольких недель до нескольких месяцев. Верим в силу скальпеля, когда рассекаем ткани в пределах здоровых тканей. Даем таблетку или назначаем инъекцию, полагая, что положительное лечебное воздействие на организм обязательно произойдет. По сути, мы те же знахари, но наше лечение имеет академическую базу и узаконено обществом. Мы прикрываемся научными выражениями и умными словами, но далеко не всегда понимаем, что происходит в организме каждого конкретного человека. И главное, – Семен сделал паузу, чтобы заострить внимание собеседника, – мы ищем болезнь и не замечаем человека, а некоторые настоящие знахари и лекари – сначала видят человека и только потом обращают внимание на болезнь. И порой, воздействие на сознание больного человека оказывается значительно действеннее, чем скальпель или инъекция.

Дима недоверчиво помотал головой, залпом допил кофе и встал.

– Ладно. Пойду, посмотрю тяжелых больных.

Семен кивнул, проводил его взглядом и тоже допил напиток.

Прошло полторы недели с тех пор, как отец посоветовал ему копать и думать. Семен углубился вниз почти на три метра, но думать у него не получалось. Или размышлял он не о том. Просто копал, поднимал землю наверх, добавлял очередной венец сруба, который медленно под своей тяжестью опускался вниз по мере того, как он извлекал грунт. Работать казалось проще, чем думать. Колодец углублялся, а проблема отодвигалась на второй план.

В кабинет заглянула медсестра.

– Скорая привезла женщину с угрожающим абортом. Идите, Семен Михайлович, работать.

Семен даже обрадовался. Если он ничем не занят, то мысли непроизвольно перемещались в направлении, которое ему пока не нравилось.

В приемном отделении сидела заплаканная женщина лет тридцати. Поговорив с ней, он посмотрел пациентку на кресле, заполнил карту, назначил сохраняющее лечение и, перед тем, как отправить в палату, сказал то, что ему подсказывала интуиция:

– Не переживайте, у вас всё будет хорошо. Гарантирую, что беременность мы сохраним, и, когда придет время, вы родите здорового ребенка.

Женщина ушла, а Семен подумал о силе психологического воздействия. Порой доброе слово и ненавязчивое внушение могут сделать больше, чем любые другие лечебные мероприятия.

Затем, по закону парных случаев, привезли еще одну пациентку с кровотечением при беременности. Семен сделал всё то же самое, и тоже попытался успокоить молодую женщину. Но в ответ на его слова, она решительно сказала:

– Доктор, не надо мне парить мозг! Все эти сопливые «бла-бла-бла» оставьте этим дебилкам с коровьими глазами, которые мечтают о детях. У меня немного другие планы на жизнь.

Она ушла. Семен с недоумением посмотрел ей вслед, так и не поняв, зачем она забеременела, и, главное, для чего сохраняет беременность. Быстро придя к мысли, что это не его дело, и каждый выбирает свой путь, он вернулся в кабинет для отдыха, посмотрел на часы – ноль-ноль часов и пятнадцать минут – развалился на диване и закрыл глаза.

Заснуть он не успел. Минут через десять пришел Дима и прямо с порога спросил:

– Слушай, Семен, а как мне найти ту старушку, о которой ты рассказывал. Я вот подумал, что мне надо мать к ней свозить. Вдруг, поможет. Онкологи и хирурги от неё отказались. Говорят, что уже неоперабельно. А я вот тебя послушал, и подумал, что мы с ней еще не всё попробовали. Собственно, ничего ведь, кроме денег, не теряем.

Семен посмотрел на приятеля и сказал:

– Кстати, тетка та утверждала, что старушка никаких денег не брала. Помощь по хозяйству и всё.

– Ну, тем более, – Дима заметно оживился, узнав, что не надо будет платить, – говори, куда ехать.

Семен пожал плечами:

– Откуда же я знаю. Думаю, надо эту тетку найти и у неё спросить. Позвони мне послезавтра, когда я буду на приеме. Я тебе её номер телефона продиктую.

Созерцая небо, можно увидеть не только своё отражение. Семен, стоя на крыльце гинекологического отделения и глядя на небесную ширь, подумал о том, что ему сегодня надо сделать. Приехать домой и поговорить с женой. Собственно, а почему и нет. Это ведь так просто, – сказать то, что думаешь, и услышать ответ. Какой бы он ни был. Возможно, Вера, как обычно, попытается уйти от разговора, но в этом случае, он должен проявить решительность.

Вздохнув, Семен вспомнил все предыдущие попытки, и пошел на больничную автостоянку к своей машине. Дежурство прошло очень хорошо, – после разговора с Димой он уснул, и спокойно проспал всю ночь. Чувствуя себя бодрым и отдохнувшим, Семен сел за руль и поехал.

По дороге он продолжил мысленно дискутировать сам с собой, говоря, что Вера – умная и адекватная женщина, что просто надо правильно начать разговор. Она закрылась от него за стальной дверью, но он ни разу не попытался по-настоящему открыть эту дверь. Он или еле слышно стучался, или тихим голосом через закрытую дверь звал её по имени. Можно, постучать в дверь сильнее, или вообще, – выбить её, ударив с разбегу плечом. Хотя, последнее – это уже чересчур, руку сломает и лоб расшибёт.

В любом случае, когда приедет домой, он скажет Вере то, что думает. Дав себе слово, Семен даже повеселел. И, улыбнувшись своему отражению в зеркале заднего вида, он свернул на грунтовку, которая вела к деревне.

На завтрак Вера приготовила яичницу. Семен сел за стол, посмотрел на спокойное лицо жены и сказал твердым голосом:

– Вера, нам надо поговорить.

Она взяла нож, отрезала от буханки ломоть хлеба, и, положив его на стол перед Семеном, ответила:

– Ну, попробуй.

Семен взял хлеб в правую руку, вилку в левую, посмотрел на тарелку с двумя ярко-желтыми глазками, которые словно смотрели на него в ожидании, – а сможешь ли сказать хоть слово? Он положил вилку и хлеб обратно на стол. И решительно начал говорить:

– Мы с тобой в последний год живем так, словно мы – чужие люди. Я прекрасно помню, как было до того, и как стало сейчас. Не знаю, может это что-то со мной случилось, но и ты изменилась, и стала совсем другая. Надо это признать, и попытаться как-то изменить. Я люблю тебя, но не могу понять, что произошло, и почему между нами возникла пропасть. Меня это очень сильно беспокоит, и я скучаю о тех днях, когда мы понимали друг друга с полуслова…

– Если ты о сексе, то мне кажется, что тебе вполне достаточно твоей работы, где у тебя постоянно полно баб, – прервала его речь Вера равнодушным голосом.

– Да причем здесь моя работа?!

– Ну, тебе виднее, – пожала плечами Вера, – может, и не причем. Ладно, мне пора идти, кормить кроликов и кур.

Она положила нож на стол и ушла.

Семен, застыв в недоумении, смотрел на глазунью. Теперь глазки откровенно насмехались над ним, – что, не вышло? А ведь это было понятно с самого начала. Тюфяк и мямля. Снова нерешительно поцарапался в дверь. Надо было применить силу, – выбить дверь плечом, пусть даже сломается плечевая кость. Семен взял вилку и размазал глазки по тарелке. Он обмакнул край хлеба в желтую вязкую жижу и стал кушать.

После завтрака он вышел на крыльцо и посмотрел на небо. Насыщенно синее, без единого облачка, оно увеличивало просторы, отодвигая горизонт настолько далеко, что его край казался нереальным. С грустью подумав, что хорошо бы быть птицей, чтобы раствориться в этом пространстве, и забыть те проблемы, которые отравляют жизнь. Вздохнув, Семен пошел к колодцу. Лучшее, что он сейчас сможет делать – это копать. На работе он выспался, с Верой поговорить попытался, сидеть и гонять в голове мысли – глупо. Лучше заняться делом.

Спустившись вниз, он стал работать. Набрать большое ведро грунта, подняться наверх, поднять ведро, отнести и высыпать землю в определенном месте. Опустить себя и ведро в колодец и повторить сначала. Было бы рационально сидеть внизу, чтобы кто-то поднимал ведро, но так как он был один, ему приходилось всё делать самому. После пяти подъемов-спусков он отдыхал. Садился на лавку и минут пятнадцать смотрел на небо. Ыш тут же пристраивался рядом, и Семен, поглаживая шкуру пса, думал о своей никчемной жизни.

После обеда, который, как обычно, прошел в молчании. Семен больше не пытался начать разговор, а Вера с равнодушным выражением лица быстро поела и ушла из дома, сказав, что проведает соседку. Семен кивнул, – соседка Алевтина, которая одна жила в доме напротив, в марте сломала ногу, и Вера иногда помогала ей по хозяйству.

Вернувшись к колодцу, Семен спустился вниз и сел на землю, опершись на сруб. Во всяком случае, пока хоть в одном у него всё получалось, – он углубился на три с половиной метра, сруб ровно и без перекосов опускался по мере удаления земли. Грунт был сухой, что говорило о том, что предстоит еще много работы, и Семен был даже рад этому.

Здесь и сейчас было тихо и спокойно.

Можно думать о своей жизни, о работе и о проблемах в отношениях с женой.

А можно не думать. Просто поднять голову и посмотреть вверх.

Квадрат синего неба и больше ничего. Семен вспомнил, что где-то читал о том, что из глубокого колодца можно увидеть звезды днем. Так ли это на самом деле, проверить у него возможности не было. Но тогда он не поверил этому, – даже его элементарных знаний физики хватало, чтобы сомневаться в этом. Он стал пристально всматриваться в квадратный кусок неба, но никаких звезд не заметил, что было совсем не удивительно. Так и должно быть, – никаких звезд из колодца не видно.

Зато он вдруг увидел очертания лица на синем полотне неба. Словно портрет. Знакомые черты, отсутствие улыбки, прищуренный взгляд.

Семен понял, что видит на небе, как в зеркале, своё отражение. Да, оно не четкое, размытое, порой очертания сливаются с синевой неба, но без сомнений – это он.

Вариантов несколько.

Первый – этого не может быть.

Второй – это обман зрения, связанный с пристальным и долгим созерцанием неба. Такое вполне возможно. Если верить в инопланетян, то можно каждый день замечать на небе летающие тарелки.

Третий – Дима прав. Это шизофрения. Ну, или не так всё страшно. Всего лишь зрительные галлюцинации, связанные с длительным психологическим стрессом.

Семен, по-прежнему глядя на себя в синем квадрате неба, подумал над выставленным самому себе диагнозом, раскладывая симптомы по полочкам.

С одной стороны, дебют шизофрении должен быть значительно раньше, в возрасте около тридцати лет. Симптоматика должна быть ярче, люди вокруг должны замечать, что человек ведет себя неадекватно. И главное, – больной шизофренией никогда сам не осознает, что он психически болен.

С другой стороны, ему было тридцать с небольшим лет, когда в первый раз после смерти отца, он пил водку вместе с ним. Симптоматика шизофрении может быть стертой, так что человек может долгое время жить в обществе, и никто ничего не будет подозревать. Пока у него только зрительные и слуховые галлюцинации. Скрытых шизофреников полным полно вокруг, и возможно, только сейчас у него симптомы стали проявляться ярче. И почему он решил, что осознает свою болезнь? Ничуть не бывало, – если включить логику и попытаться поискать внешние факторы галлюцинаций, то окажется, что отца он видит только, когда находится в колодце. И своё отражение он увидел снизу. Возможно, это какие-то магнитные поля или подземные газы.

Семен перестал смотреть на очертания лица в синем квадрате, подождал, пока привыкнут глаза к полумраку, и посмотрел вокруг. Сухая лиственница сруба, грунт, лопата и ведро. Ничего подозрительного. Глубоко вдохнув воздух, он не почувствовал никаких посторонних ароматов, кроме запаха земли.

Впрочем, это было бы слишком просто.

Он снова поднял голову и посмотрел наверх.

Лица на небе не было, но теперь чуть изменился оттенок синевы. Он стал более насыщенным, словно кто-то добавил красок на холст.

Синий квадрат.

В этом что-то есть. Возможно, некая загадка. Или наоборот, – отгадка. Что он видит? Геометрическую фигуру, окрашенную в синий цвет, на фоне серого полумрака колодца или длинный тоннель, стены которого выложены сухой лиственницей, с выходом наружу в синее пространство. И то, и другое имеет место быть. Следовательно, синий квадрат – вход и выход, начало и конец, жизнь и смерть. Когда на него долго смотришь, он гипнотизирует свой абстрактностью и застывшей геометрической формой. Когда отводишь взгляд, начинаешь опасаться, что синий квадрат раздавит тебя свой тяжестью. Можно постараться забыть о нем, но невозможно стереть из памяти унылый и однообразный зов квадратуры.

Если смотреть на квадрат, то он начинает двигаться. И это хаотичное движение манит своей синей простотой и безвоздушной тяжестью.

Надо прекратить это.

Или сумасшествие поглотит полностью.

Семен опустил голову и закрыл глаза. Тишина и мрак. Может, это лучшее, что происходит в его жизни? Спускаясь в колодец, он играет в прятки с Жизнью, и, как ни странно, Жизнь не может найти его здесь. Может, плохо ищет? Или даже и не собирается искать? Кому он нужен. Если вдруг сейчас произойдет землетрясение, и стены колодца обвалятся, будет ли кто-то искать его? Будет ли кто плакать о нем?

Семен мысленно перебрал всех людей, с которыми жил, общался, дружил или просто здоровался каждое утро. Список получился небольшой, и напротив каждого имени он поставил минус. Слегка засомневался в отношении Веры и Димы, но, подумав, их тоже минусовал. Учитывая прошедший год, скорее всего Вера будет даже рада, если он внезапно исчезнет. Анестезиолог Дима, возможно, слегка погрустит, выпьет бутылку пива в память о нем, и быстро забудет.

Похоже, что он – пустое место.

Никчемный человечишко, сидящий в недокопанном колодце и пытающийся понять самого себя.

Никто не вспомнит о нем.

Он никому не нужен.

Семен открыл глаза и снова посмотрел вверх. С надеждой, что синий квадрат именно сейчас обрушится на него, прекратив бессмысленное существование.